Платон. Федон.
Душа
и тело с точки зрения познания истины
Симмий:
философы на самом деле желают умереть, а стало быть, совершенно ясно, что они
заслуживают такой участи. Сократ: смерть есть не что иное, как отделение души от
тела, верно? А быть мертвым - это значит, что тело, отделенное от души,
существует само по себе и что душа, отделенная от тела, - тоже сама по себе?
Или,
быть может, смерть - это что-нибудь иное? Заботы философа обращены не на тело,
но почти целиком - насколько возможно отвлечься от собственного тела - на душу?
Стало быть, именно в том прежде всего обнаруживает себя философ, что
освобождает душу от общения с телом в несравненно большей мере, чем любой
другой из людей? - А теперь взглянем, как приобретается способность мышления.
Препятствует ли этому тело или нет, если взять его в соучастники философских
разысканий?
Я
имею в виду вот что. Могут ли люди сколько-нибудь доверять своему слуху и
зрению? Ведь даже поэты без конца твердят, что мы ничего не слышим и не видим
точно. Но если эти два телесных чувства ни точностью, ни ясностью не
отличаются, тем менее надежны остальные, ибо все они, по-моему, слабее и ниже
этих двух. Душа лучше всего мыслит, конечно, когда ее не тревожит ничто из
того, о чем мы только что говорили, - ни слух, ни зрение, ни боль, ни
удовольствие, когда, распростившись с телом, она останется одна или почти одна
и устремится к подлинному бытию, прекратив и пресекши, насколько это возможно,
общение с телом. Прекрасное и доброе постигается с помощью какого-то иного
телесного чувства? Я говорю сейчас о вещах того же рода - о величине, здоровье,
силе и так далее - одним словом, о том, что каждая из этих вещей представляет
собою по своей сущности. Так как же, самое истинное в них мы обнаруживаем с
помощью тела? Или же, напротив, кто из нас всего тщательнее и настойчивее
приучит себя размышлять о каждой вещи, которую он исследует, тот всего ближе
подойдет к ее истинному познанию?
Четыре
доказательства бессмертия души.
Аргумент
первый: взаимопереход противоположностей
Сократ:
представь себе, например, что существует только засыпание и что пробуждение от
сна его не уравновешивает, - ты легко поймешь, что в конце концов сказание об
Эндимионе оказалось бы вздором и потеряло всякий смысл, потому что и все
остальное также погрузилось бы в сон. И если бы все только соединялось,
прекратив разъединяться, очень быстро стало бы по слову Анаксагора: Все вещи
были вместе. И точно так же, друг Кебет, если бы все причастное к жизни
умирало, а умерев, оставалось бы мертвым и вновь не оживало, - разве не
совершенно ясно, что в конце концов все стало бы мертво и жизнь бы исчезла? И
если бы даже живое возникало из чего-нибудь иного, а затем все-таки умирало,
каким образом можно было бы избегнуть всеобщей смерти и уничтожения? Поистине
существуют и оживание, и возникновение живых из мертвых. Существуют и души
умерших, и добрым между ними выпадает лучшая доля, а дурным - худшая.
Аргумент
второй: знание как припоминание того, что было до рождения человека
Сократ:
Мы признаем, что существует нечто, называемое равным, - я говорю не о том, что
бревно бывает равно бревну, камень камню и тому подобное, но о чем-то ином,
отличном от всего этого, - о равенстве самом по себе. Но откуда мы берем это
знание? Видя равные между собою бревна, или камни, или еще что-нибудь, мы через
них постигаем иное, отличное от них. Всякий раз, когда вид одной вещи вызывает
у тебя мысль о другой, либо сходной с первою, либо несходной, - это
припоминание. Прежде чем начать видеть, слышать и вообще чувствовать, мы должны
были каким-то образом узнать о равном самом по себе. В сравнении с телом душа
ближе к безвидному, а тело в сравнении с душой - к зримому? Когда душа ведет
исследование сама по себе, она направляется туда, где все чисто, вечно, бессмертно
и неизменно, и так как она близка и сродни всему этому, то всегда оказывается
вместе с ним, как только остается наедине с собой и не встречает препятствий.
Здесь наступает конец ее блужданиям, и, в непрерывном соприкосновении с
постоянным и неизменным, она и сама обнаруживает те же свойства.
Аргумент
третий: самотождество идеи (эйдоса) души
Душа
- это гармония, а гармония, вполне оставаясь самой собою, то есть гармонией,
никогда не будет причастна дисгармонии. И душа не будет причастна порочности,
поскольку она остается доподлинно душою. Душа, если это гармония, всегда поет в
лад с тем, как натянуты, или отпущены, или звучат, или как-то еще размещены и
расположены составные части? Разве мы не согласились, что душа следует за ними
и никогда не властвует?
Аргумент
четвертый: теория души как эйдоса жизни
Если
бессмертное неуничтожимо, душа не может погибнуть, когда к ней приблизится
смерть: ведь из всего сказанного следует, что она не примет смерти и не будет
мертвой! Точно так же, как не будет четным ни три, ни само нечетное, как не
будет холодным ни огонь, ни теплота в огне! Что, - однако же, препятствует
нечетному, - скажет кто-нибудь, - не становясь четным, когда четное
приблизится, - так мы договорились - погибнуть и уступить свое место четному? И
мы не были бы вправе решительно настаивать, что нечетное не погибнет, - ведь
нечетное не обладает неуничтожимостью. Зато если бы было признано, что оно
неуничтожимо, мы без труда отстаивали бы свой взгляд, что под натиском четного
нечетное и три спасаются бегством. Поскольку бессмертное неуничтожимо, душа,
если она бессмертна, должна быть в то же время и неуничтожимой. И когда к
человеку подступает смерть, то смертная его часть, по-видимому, умирает, а
бессмертная отходит целой и невредимой, сторонясь смерти.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://flogiston.ru/