Лермонтов - фантаст "Золотого века".
Творческая жизнь Михаила Юрьевича Лермонтова (1814-1841) была короткой, но необычайно интенсивной: уже
период его литературного ученичества отмечен созданием подлинных поэтических шедевров, таких, как стихотворение "Нищий" (1830) или
"Ангел" (1831). В очень еще неровном юношеском творчестве, порою ориентированном на известные литературные образцы, отчетливо проступало
абсолютно самостоятельное художественное начало, тот самый неповторимый "лермонтовский
элемент" (В.Г. Белинский), присутствие которого и делало поэзию Лермонтова явлением необыкновенным. Теснейшим образом соединенный с личностью
автора демонический герой, исполненный страстей, сжигающих душу, внешне холодный и презрительно равнодушный, "странный человек" глубоко
постигший мир, чтобы его отвергнуть, и при этом тайно тоскующий по идеалу, пройдет через все творчество Лермонтова, претерпевая определенные модификации и
переживая эволюцию авторской оценки. Неполные четыре года, которыми измеряется зрелое творчество Лермонтова, - это время, насыщенное таким количеством
значительнейших в личной и литературной судьбе поэта событий, что они вполне могли бы составить биографию человека, жизненный путь которого был бы вдвое
длиннее: создание стихотворения "Смерть поэта" и ссылка на Кавказ, встречи с декабристами, возвращение в Петербург, новые литературные н светские
знакомства, дуэль с сыном французского посла Э. де Барантам и вторая ссылка на Кавказ, участие в военных экспедициях против горцев, вновь Петербург, где
Лермонтов решительно выбирает путь профессионального литератора.
Все эти четыре года Лермонтов напряженно работает во всех жанрах, достигая высочайших вершин и в поэзии, и в
прозе. В литературном наследии Лермонтова-прозаика есть и опыт повествования в фантастическом роде. Это незавершенная повесть, известная под условным
заглавием "Штосc" - последнее произведение писателя. Появление фантастической повести, исполненной загадок и недоговоренностей, с нарочито
затемненным изложением событий, открывающим возможность неоднозначного их истолкования, после написанного "правильной, прекрасной и благоуханной
прозой" (Гоголь) социально-психологического романа "Герой нашего времени" и физиологического очерка "Кавказец" кажется
неожиданным, необъяснимым и более того, противоречащим тому направлению, в котором развивалось позднее лермонтовское творчество. Между тем противоречие
это лишь видимое, в чем легко убедиться, если прочитать "Штосс", с одной стороны, в контексте специфически лермонтовских проблематики, мотивов и
образов, и с другой - имея в виду ту литературно-бытовую среду, которая окружала Лермонтова в момент создания фантастического повествования об
удивительной истории в одном из старых петербургских домов в Столярном переулке у Кокущкина моста.
Повествование в "Штоссе" развертывается вокруг главного героя, художника Лугина.
Лугин - наделенный острым, проницательным умом трезвый аналитик, осознающий несовершенство окружающей его действительности, которую он не принимает. Это
вместе с тем и человек искусства, одинокий мечтатель, романтически страдающий в поисках недостижимого идеала, наконец являющегося ему в фантастическом образе
воздушной красавицы. Такое сочетание в герое очевидно разнородных стихий - трезвого реализма и романтического мечтательства - позволяет автору
"Штосса" решать центральную в повести и важнейшую для всего его творчества в целом проблему взаимоотношений стоящего особняком, живущего
напряженной внутреиней жизнью героя с тем действительным миром, в котором он существует, при помощи образных средств, принадлежащих поэтике фантастического.
"Фантастическое, - писал В. Г. Белинский,- есть предчувствие таинства жизни, противоположный полюс пошлой рассудочной ясности и
определенности (...) Фантастическое есть один из необходимейших элементов богатой натуры, для которой счастие только во внутренней жизни" (Бел.
Т. IV. С. 98).
Проявившийся в 1841 г. интерес Лермонтова к фантастическому вполне объясним. В начале февраля
Лермонтов возвратился с Кавказа в Петербург. В светских и литературных салонах столицы он - желанный гост. Тепло, дружески принимают его в семье покойного
историка Карамзина, в доме известного музыкального деятеля Михаила Юрьевича Виельгорского, у В. А. Жуковского, В. Ф. Одоевского. Лермонтов сближается с
графиней Е. П. Ростопчиной. "...двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой" пишет он. Поэт в курсе философских и литературных
интересов Одоевского и Ростопчиной и особенно их внимания к проблемам "сверхчувственного" в природе, человеческой психике и фантастического
в литературе.
В 1839 г. в "Отечественных записках" Одоевский публиковал "Письма к графине
Е. П. Р(остопчино)й о привидениях, суеверных страхах, обманах чувств, магии, кабалистике, алхимии и других таинственных науках", где попытался
ограничить сферу "таинственного" за счет объяснения многих явлений с помощью новейших естественнонаучных открытий. Это была точка зрения Одоевского,
ученого, философа и естественника, который решительно отделял себя от Одоевского - автора фантастических повестей "Сильфида" (1837) и
"Сегелиель" (часть опубл. в 1838 г.) с неподдающимися вполне объяснению чудесными явлениями.
В январе 1840 г. Одоевский читал у Карамзиных мистическую повесть, вероятнее всего "Космораму"
(1840), где развивалась тема двоемирия и где естественнонаучные мотивировки сверхъестественного ("двойное зрение", "нервическая
болезнь") далеко не убеждали слушателей.
Лермонтов с его пристальным вниманием к внутреннему миру современного человека, явлению самому
таинственному, предложил членам кружка Одоевского - Ростопчиной свою "страшную повесть". "Однажды он объявил, - сообщала
Ростопчина, - что прочитает нам новый роман под заглавием "Штос", причем он рассчитал, что ему понадобится, по крайней мере, четыре часа для его
прочтения. Он потребовал, чтобы собрались вечером рано и чтобы двери были заперты для посторонних. Все его желания были исполнены, и избранники сошлись
числом около тридцати, наконец Лермонтов входит с огромной тетрадью под мышкой, принесли лампу, двери заперли, и затем начинается чтение, спустя четверть часа
оно было окончено. Неисправимый шутник заманил нас первой главой какой-то ужасной истории, начатой им только накануне, написано было около двадцати
страниц, а остальное в тетради была белая бумага. Роман на этом остановился и никогда не был окончен" (Л. в восп. С. 285).
Содержание сохранившегося отрывка убеждает в том, что и проблематика, и стилистика повести были
подготовлены предшествующим творчеством Лермонтова. Здесь возможны и естественны соотнесения с поздней лирикой поэта (см. в стихотворении "Как
часто, пестрою толпою окружен...": "...бесплотное видение / Ношу в душе моей..."), с "Фаталистом" (мотив игры с судьбой), с
"Княгиней Лиговской" и "Кавказцем" (физиологические описания в духе "натуральной школы"). Вместе с тем "Штосс"
написан с учетом полемики относительно предмета и формы фантастического повествования, связанной с именами Пушкина. В. Ф. Одоевского, Ростопчиной.
В "Штоссе" Лермонтов использовал опыт ориентировавшегося на Гофмана Одоевского-фантаста,
его двойную мотивировку изображаемых чудесных явлений, которые могли рассматриваться и как следствие проникновения ирреального в действительность, и
как следствие особого "состояния души, когда и обыкновенные вещи животворяются и воскресают фантастическою жизнью" (Бел. Т. IV. С.
106). При этом автор "Штосса" не вполне сочувствовал основанной на мистическом рационализме "серьезной" фантастике Одоевского, видя в
ней лишь средство для иносказательного выражения общей идеи. Гораздо ближе Лермонтову был пушкинский принцип "легкого" остросюжетного
повествования, в котором фантастика предстает заключенной в бытовой реальности. Эстетическая позиция Лермонтова в "Штоссе" состояла в утверждении
фантастики, которая, как показал писатель, наполняет явления окружающей обыденной жизни; именно фантастический мир своего героя Лермонтов ставит в
центр повествования, подчеркивая тем самым первостепенное его значение. Трагический герой-мечтатель погружен в прозаический быт, и именно ему,
человеку, наделенному высокой духовностью, открывается фантастика действительности. Так, в "Штоссе" органически соединены якобы
взаимоисключающие поэтические элементы - реальный и фантастический. Тот же принцип лежит и в основе ряда более поздних новелл, идеологически и эстетически
принадлежащих "натуральной школе; "Штосс" таким образом может быть расценен как предшественник будущей "натуральной повести",
построенной по законам "фантастического реализма".
Очерчивая круг впечатлений, питавший автора "Штосса", следует обратить внимание и на моменты
внелитературные, связанные с бытовой сферой: в 1839-1840-х годах в петербургском обществе увлекались анекдотами о чудесах, таинственными историями
о призраках, вступавших в общение с рассказчиком. На этот счет существует ряд мемуарных свидетельств; некоторые из них имеют прямое отношение к
"Штоссу". Известный в столице генерал Жибари, например, видел "всякую ночь явление таинственного монаха", который, по его словам, "с
ним всякую ночь проводит долгое время и разговаривает про Memento Mori". Еще один рассказ заставляет вспомнить те страницы "Штосса", где речь
идет о "воздушном идеале": "Мне сегодня чудилось, будто бы я был в каком-то странном собрании, духов ли, людей ли, - не знаю (...) видел
(...) многих девушек, воздушных, как ангелы, между которыми я будто искал самую прелестную. И вскоре взор мой остановился на создании очаровательном: стоя на
каком-то возвышении, она смотрела на меня очами небесными, в которых я видел рай, нежное тело ее, прозрачное, как эфир, покрыто было легкою дымкою - я
упивался этим небесным явлением (...) я припоминал себе многих (...) хорошеньких девушек, которых встречаешь кое-где в собраниях - но все было
далеко от идеала прелестного"
Автограф незавершенной повести "Штосс" (рукопись обрывается на словах: "У Лугина
болезненно сжималось сердце - отчаянием") хранится в Москве. в Государственном историческом музее (ф. 445 № 227а). Черновой набросок плана
повести, оканчивавшейся трагически, - в альбоме Лермонтова 1840-1841 г.: "Сюжет. У дамы; лица желтые. Адрес. Дом: старик с дочерью, предлагает ему метать. Дочь:
в отчаянии, когда старик выигрывает - Шулер: старик проиграл дочь. Чтобы (?) Доктор: окошко" (ОР ГПБ Собр. рукописей Лермонтова. № 11). Существует
черновой набросок в записной книжке, подаренной Лермонтову Одоевским, из которого следует, что Лермонтов предполагал продолжить "Штосс" и
закончить его гибелью героя: "Да кто же ты, ради бога? - Что-с? отвечал старичок, примаргивая одним глазом. - Штос! - повторил в ужасе Пугни. Шулер имеет
разум в пальцах.- Банк - Скоропостижная" (ОР ГПБ. Собр. рукописей Лермонтова. № 12)
"Штосс" датируется серединой марта - началом апреля 1841 г. Впервые опубликован в сборнике
"Вчера и сегодня", 1845.