МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ. РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ БИРОБИДЖАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ Кафедра социально-гуманитарных наук РЕФЕРАТ Тема: Русская культурологическая мысль в XX в. Выполнил: студент 3 курса ф. МиИ Петрук В. А. Проверила: Кутенких Е. А. Биробиджан 2000 Оглавление 1. Введение
----------------------------------------------------------------------------3 2. Тема свободы - основная в творчестве Н. А. Бердяева -------------------4 3. Человек, творчество, культура в философии Бердяева ------------------5 4. Свободный человеческий дух как творец культуры ----------------------5 5. Свободный дух и символические формы культуры:
внутреннее противоречие культурного творчества -------------------------6 6. Н. А. Бердяев о культуре --------------------------------------------------------8
7. Тема свободы у Г. П. Федотова------------------------------------------------9 8. Заключение
----------------------------------------------------------------------10 9. Литература
----------------------------------------------------------------------11 Введение
Первая мировая война и революция в России сразу же нашли глубокое отражение в культурологической мысли. Наиболее ярким и вместе с тем оптимистическим осмыслением наступившей новой эпохи исторического развития культуры стали идем так называемых“евразийцев”. Крупнейшими фигурами среди них были: философ и богослов Г. В. Флоровский, историк Г. Д. Вернадский, лингвист и культуролог Н. С. Трубецкой географ и политолог П. Н. Савицкий, публицист П. П. Сувчинский, в середине 20-х гг. - юрист и философ Л. Л. Карсавин. “Революция всех застала врасплох, и тех, кто ее ждал и готовил, и тех. кто ее боялся”, -утверждал Флоровский. Но евразийцы имели смелость сказать -справедливо отмечает В. Кожинов -“изгнанным из России соотечественникам, что революция - не абсурд, не конец русской истории, но ее полная трагедийности новая страница”. Нетрудно понять, что ответом на такие слова были обвинения в пособничестве большевикам и даже в сотрудничестве с ОГПУ. Однако мы имеем дело с идейным движением, находившимся в связи со славянофильством, почвенничеством и особенно с пушкинской традицией в русской общественной мысли, представленной именами Гоголя, Тютчева, Достоевского, Толстого, Леонтьева, Розанова, с идейным движением, готовившим новый, обновленный взгляд на Россию, ее историю и культуру. Переосмысливалась, прежде всего, выработанная в философии истории формула “Восток - Запад - Россия”. Исходя из того, что Евразия представляет собою ту наделенную естественными границами географическую область, которую в стихийном историческом процессе суждено было, в конечном счете, освоить русскому народу - наследнику скифов, сарматов, готов, гуннов, авар, хазар, камских болгар и монголов, Г. В. Вернадский заключил: “История распространения русского государства есть в значительной степени история приспособления русского народа к своему месторазвитию - Евразии, а также и приспособление всего пространства Евразии к хозяйственно-историческим нуждам русского народа”. П. Н. Савицкий вкладывал в понятия “Европа”, “Азия” и “Евразия” культурно-историческое содержание. И хотя он фиксировал культурное влияние на Россию Юга (Византия), Востока (культуры степных кочевников Азии) и Запада (западноевропейская культура), основная его идея заключалась в отрицании существования универсального “прогресса”культуры, в утверждении мысли о том, что русская культура не лучше и не хуже, не выше и не ниже других культур, что она (как и они) просто другая, обладающая собственным своеобразием. Отошедший от евразийского движения Г. В. Флоровский утверждал: “Судьба евразийства - история духовной неудачи.... Вместо пути проложен тупик. Он никуда не ведет. Нужно вернуться к исходной точке”. Воля и вкус к совершившейся революции, любовь и вера в стихию, в органические законы естественного роста, представление об истории как мощном силовом процессе закрывают перед евразийцами тот факт, что история есть творчество и подвиг, и принимать случившееся и свершившееся нужно лишь “как знамение и суд Божий”, как “грозный призыв к человеческой свободе”.
Тема свободы - основная в творчестве Н. А. Бердяева, наиболее известного на Западе представителя русской философской и культурологической мысли. “Всю мою жизнь я был бунтарем”, - записал Бердяев в своей “Автобиографии”. И если либерализм - в самом общем определении - является идеологией свободы, то можно утверждать, что творчество и мировоззрение этого русского мыслителя, по крайней мере, в его “Философии свободы”(1911) явственно приобретает христианско-либеральную окраску. От марксизма (с увлечения которым он начал свой творческий путь) в его мировоззрении сохранилась вера в прогресс и так и не преодоленная европоцентристская ориентация. Присутствует в его культурологических построениях и мощный гегелевский пласт.
Если, по Гегелю, движение всемирной истории осуществляется силами отдельных народов, утверждающих в своей духовной культуре (в принципе и идее) различные стороны или моменты мирового духа и абсолютной идеи, то и Бердяев, критикуя концепцию “интернациональной цивилизации”, полагал: “Есть только один исторический путь к достижению высшей всечеловечности, к единству человечества - путь национального роста и развития, национального творчества”. Все человечество не существует само по себе, оно раскрывается лишь в образах отдельных национальностей. При этом национальность, культура народа мыслится не как “механическая бесформенная масса”, но как целостный духовный “организм”. Политический аспект культурно-исторической жизни народов раскрывается Бердяевым формулой “один - многие - все”, в которой гегелевские деспотия, республика и монархия заменены самодержавным, либеральным и социалистическим государствами. От Чичерина Бердяев заимствовал идею “органических” и “критических” эпох в развитии культуры. “Умопостигаемый образ”России, к которому стремился в своей историко-культурной рефлексии Бердяев, получил завершенное выражение в “Русской идее” (1946). Русский народ характеризуется в ней как “в высшей степени поляризованный народ”, как совмещение противоположностей государственничества и анархии, деспотизма и вольности, жестокости и доброты, искания Бога и воинствующего безбожия. Противоречивость и сложность “русской души”(и вырастающей из этого русской культуры) Бердяев объясняет тем, что в России сталкиваются : - и приходят во взаимодействие два потока мировой истории - Восток и Запад. Русский народ не есть чисто европейский, но он и не азиатский народ. Русская культура соединяет два мира. Она есть “огромный Востоко-Запад”. В силу борьбы западного и восточного начал русский культурно-исторический процесс обнаруживает момент прерывистости и даже катастрофичности. Русская культура уже оставила за собой пять самостоятельных периодов-образов (киевский, татарский, . московский, петровский и советский) и, возможно, -полагал мыслитель, -“будет еще новая Россия”. Человек, творчество, культура в философии Бердяева
Философия Н. А. Бердяева (1874-1948) явилась гениальным выражением духовного драматизма переломной эпохи, когда человеческий дух обнаруживает, что старые культурные формы стали тесны для его развития и ищет для себя новых форм и способов воплощения. Трудно найти серьезную философскую или культурологическую проблему, которая бы так или иначе не получила своего осмысления в трудах Бердяева. Для культурологии работы Бердяева значимы прежде всего тем, что в них раскрывается драма культурного творчества, понятого как реализация изначальной и неотъемлемо присущей человеку свободы. Свободный человеческий дух как творец культуры.
Бердяев исходит из нового философского понимания духа, преодолевая обезличивающую трактовку классического рационализма (и прежде всего гегелевского рационализма). Здесь он мыслит в русле христианской традиции, но наполняет ее новым философским содержанием. По Гегелю, дух безличен и в конечном счете сводится к разуму с его логической необходимостью. По Бердяеву, дух есть такое внерациональное начало в человеке, которое выводит его за пределы необходимости, ставит человека“по ту сторону” предметного “по ту сторону”рационального мышления. И в то же время дух принадлежит человеку, сотканному из плоти и вписанному в порядок общественной жизни; именно дух соединяет сферу человеческого со сферой божественного: “Дух одинаково и трансцендентен (т. е. делен, потусторонен, надмирен. - Авт. ) и имманентен (т. е. посюсторонен, укоренен в этом икре. - Авт. ). Дух не тождественен сознанию, но через дух конструируется сознание, и через дух же переступаются границы сознания”.
По Бердяеву, дух есть свобода, но и дух и свобода не безличны, они всецело принадлежат личности. Именно личность, а не безличный разум есть подлинный субъект творчества, подлинный творец культуры. Дух у человека—от Бога, но свобода, присущая духу, имеет не только божественное происхождение: свобода коренится в том безначальном и до-бытийном“ничто”, из которого Бог сотворил мир. Свобода есть великая неопределенность и великий риск, в ней кроется как возможность добра и бесконечного возвышения человека, так и возможность зла и бесконечного падения. Свобода духа есть подлинный источник всякой творческой активности. Свобода не связана ограничивающими путами и условиями бытия, но сама способна творить новое бытие. “Дух есть свобода, свобода же уходит в добытийственную глубину. Свободе принадлежит примат над бытием, которое есть уже остывшая свобода. (.... ) Поэтому дух есть творчество, дух творит новое бытие. Творческая активность, творческая свобода духа первична. Но дух не только от Бога, дух также от начальной, добытийственной свободы. Он (дух) свобода в Боге и свобода от Бога. Эту тайну нельзя рационализировать.... ”. Таким образом Бердяев отстаивает достоинство человека как творца культуры. Свободный дух и символические формы культуры: внутреннее противоречие культурного творчества
Итак, личность есть подлинный субъект культуры. Такое понимание позволило Бердяеву заглянуть в святая святых культурного творчества и увидеть подлинный драматизм отношений человека и культуры. У Шпенглера даже не ставится вопрос о человеке как творце культуры. Наоборот, Шпенглера в первую очередь интересует, как специфическая культура (“душа культуры”) формирует соответствующего ей человека. У Бердяева же на первый план выходит именно человек как личность, и свободная творческая личность здесь стоит выше культуры. Такой подход дает возможность увидеть противоречие, коренящееся внутри самого культурного творчества —противоречие между безграничностью духа и сковывающими его символическими формами культуры. Если у Шпенглера трагедия культуры начинается лишь с ростом цивилизации, то Бердяев смотрит на вещи глубже. Как и Шпенглер, Бердяев видит, какую опасность несут для культуры те формы цивилизации, которые заявили о себе в начале XX века.
Однако уже в самой сущности культуры кроется начало, ограничивающее и притягивающее вниз творческий порыв духа. Культура и ее формы нередко противостоят личности как нечто принудительное и сковывающее творческую свободу. Это оберегает от опасного произвола и своеволия (и тогда это благо), но здесь же кроются и существенные ограничения творческой свободы. Как понять эту “принудительную” и отчасти обезличивающую роль культуры? У Гегеля все объясняется изначально безличной и рациональной природой культуры. Но Бердяев не приемлет такого объяснения.
Для Бердяева определяющая человека культурная форма есть не что иное, как “остывшая свобода”личного духа, это - отделившиеся от человека результаты личного творчества, а не выражение некого безличного мирового разума. Но отсюда вытекает и трагедия культурного творчества: дух вынужден воплощаться в предметно-символические формы, сковывающие его свободу и устремленность в беспредельное. Этой теме посвящена статья Бердяева “Воля к жизни и воля к культуре” (1922 г. ). “Все достижения культуры, —пишет Бердяев, - символичны, а не реалистичны. Культура не есть осуществление, реализация истины жизни.... , красоты жизни.... , божественности жизни. Она осуществляет лишь истину в познании, в философских и научных книгах.... ; красоту — в книгах стихов и картинах, в статуях и архитектурных памятниках, в концертах и театральных представлениях; божественное—лишь в культе и религиозной символике. Творческий акт притягивается в культуре вниз и отяжелевает. Новая жизнь дается лишь в подобиях, образах, символах”. Как же решать эту вечную проблему? У Бердяева нет однозначного ответа на этот вопрос. В одном контексте, когда речь идет о соотношении культуры и цивилизации, Бердяев говорит о величайшей значимости “воли к культуре” в противовес упорной, но прагматично-бескрылой воли к “жизни” (“жизнь” здесь выступает как синоним бездуховного благоустройства). Но в это же статье, обсуждая исторические судьбы России, Бердяев надеется на “чудо религиозного преображения жизни”как альтернативу сковывающему символизму культуры и механически-бездушному порядку цивилизации, хотя при этом и считает, что России“придется пройти путь цивилизации”. Подлинный мыслитель не ищет упрощенных решений и всегда готов уточнить свои взгляды, открывая новые стороны бесконечной проблемы. Его творческий дух последовательно и пытливо открывает для нас эту проблему во всей ее сложности и глубине, и это открытие навсегда остается в истории науки и культуры, вдохновляя нас на новое понимание мира и самих себя. В этом и состоит бессмертие мысли Н. А. Бердяева. НА. Бердяев о культуре
.... Культура и цивилизация — не одно и то же. Культура родилась из культа. Истоки ее —сакральны. Вокруг храма родилась она и в органический свой период была связана с жизнью религиозной. Так было в великих древних культурах, в культуре греческой, в культуре средневековой, в культуре раннего Возрождения. Культура— благородного происхождения. Ей передался иерархический характер культа. Культура имеет религиозные основы. Это можно считать установленным с самой позитивно-научной точки зрения. Культура символична по своей природе. Символизм свой она получила от культовой символики. В культуре не реалистически, а символически выражена духовная жизнь. Все достижения культуры по природе своей символичны. В ней даны не последние достижения бытия, а лишь символические его знаки. Такова же и природа культа, который есть прообраз осуществленных божественных тайн. Цивилизация не имеет такого благородного происхождения. Цивилизация всегда имеет вид parvenu (выскочки). В ней нет связи с символикой культа. Ее происхождение мирское. Она родилась в борьбе человека с природой, вне храмов и культа. Культура всегда идет сверху вниз, путь ее аристократический. Цивилизация идет снизу вверх, путь ее буржуазный и демократический. Культура есть явление глубоко индивидуальное и неповторимое. Цивилизация же есть явление общее и повсюду повторяющееся. Переход от варварства к цивилизации имеет общие признаки у всех народов, и признаки по преимуществу материальные, как, например, употребление железа и т. п. Культура же древних народов на самых начальных ступенях своих очень своеобразна и неповторима, индивидуальна, как культура Египта, Вавилона, Греции и т. е. Культура имеет душу. Цивилизация же имеет лишь методы и орудия древнее культура, тем она значительнее и прекраснее. Культура всегда гордится древностью своего происхождения, неразрывной связью с великим прошлым. И на культуре почиет особого рода благодать священства. Культура, подобно церкви, более всего дорожит своей преемственностью. В культуре нет хамизма, нет пренебрежительного отношения к могилам отцов. Слишком новая, недавняя культура, не имеющая преданий, стесняется этого своего положения. Этого нельзя сказать про цивилизацию. Цивилизация дорожит своим недавним происхождением, она не ищет древних и глубоких источников. Она гордится изобретением сегодняшнего. У нее нет предков. Она не любит могил. Цивилизация всегда имеет такой вид, точно она возникла сегодня или вчера. Всё в ней новенькое, всё приспособлено к удобствам сегодняшнего дня. В культуре происходит великая борьба вечности с временем, великое противление разрушительной власти времени, Культура борется со смертью, хотя бессильна победить ее реально. Ей дорого увековечивание, непрерывность, преемственность, прочность культурных творений и памятников. Культура, в которой есть религиозная глубина, всегда стремится к воскресению. В этом отношении величайшим образцом культуры религиозной является культура Древнего Египта. Она вся была основана на жажде вечности, жажде Воскресения, вся была борьбой со смертью. И египетские пирамиды пережили тысячелетия и сохранились до наших дней....
В работе Г. П. Федотова “Россия и свобода”, созданной одновременно с “Русской идеей” Бердяева, обсуждается вопрос о судьбе свободы в России, поставленный в культурологическом контексте. Ответ на него может быть получен, по мысли автора, лишь после уяснения того, “принадлежит ли Россия к кругу народов западной культуры”или к Востоку (причем, если к востоку, то в каком смысле)? Мыслитель считал, что Россия знала Восток в двух обличьях: “поганом” (языческом) и православном (христианском). Вместе с тем русская культура создавалась “на периферии двух культурных миров: Востока и Запада”. Взаимоотношения с ними в тысячелетней культурно-исторической традиции России приняли четыре основные формы. Россия Киевская свободно воспринимала культурные воздействия Византии, Запада и Востока. Время монгольского ига - время искусственной изоляции российской культуры, время мучительного выбора между Западом (Литва) и Востоком (Орда). Русская культура в эпоху Московского царства существенно связана с общественно-политическими отношениями восточного типа (хотя уже с XVII в. заметно явное сближение России с Западом). Новая эпоха вступает в свои права на историческом отрезке от Петра I до-революции. Она представляет собой торжество западной цивилизации на русской почве. Однако антагонизм между дворянством и народом, разрыв между ними в области культуры предопределили - считает Федотов - неудачу европеизации и освободительного движения. Уже в 60-е гг. XIX в. , когда был сделан решающий шаг социального и духовного раскрепощения России, самая энергичная часть западнического, освободительного движения пошла по“антилиберальному руслу”. Вследствие этого все новейшее социальное и культурное развитие России предстало “опасным бегом на скорость”: что упредит - освободительная европеизация или московский бунт, который затопит и смоет молодую свободу волной народного гнева? ”. Ответ известен. Заключение
К середине XIX в. , в канун буржуазных реформ, в России завершился один из внутренних этапов в историко-культурном процессе (XVIII- первая половина XIX вв. ). Основным его содержанием было развитие национальной культуры, когда в полную силу выявились ее характерные черты и особенности: гуманизм и сопричастность общественной жизни, гражданственность и интерес к “маленькому человеку”.
В рассматриваемый период произошло становление современного литературного языка, определилась более тесная связь художественной культуры с идейными исканиями и общественно-политической мыслью.
Одной из особенностей русской национальной культуры была ее открытость, способность к усвоению элементов культуры других народов, но при этом сохранились национальная самобытность и цельность. Этому несомненно способствовало длительное, многовековое хозяйственное и культурное общение русского народа с другими народами, входившими в состав Российской империи. В рассматриваемый период культурный потенциал был сосредоточен в дворянском сословии. Дворянство было основным носителем профессиональной культуры. Высоко оценивая интеллектуальный уровень дворянской культуры 30-50-х годов, Н. А. Бердяев связывал с именами Чаадаева, братьев И. и П. Киреевских, Хомякова, Грановского, Герцена, Пушкина, Лермонтова, Гоголя развитие русской философии, гуманитарных, исторических знаний, искусства и литературы.
Вместе с тем к концу крепостной эпохи в общественно-культурной жизни России все более отчетливо проявилось несоответствие между уровнем духовной культуры и возможностями овладения культурными ценностями. В обществе были весьма ограничены средства широкого распространения просвещения, народного образования.
В первой половине XIX в. общественно-культурная жизнь наиболее разнообразной и полнокровной была лишь в столицах. Провинция, по мнению одного из современных исследователей, “еще находилась в состоянии глубокой умственной спячки”. Литература 1. Мамонтов С. П. Основы культурологии. 2. Бердяев Н. А. Философия свободного духа.