Шульгин Василий Витальевич

(1878-1976)

Александр Репников, Москва

Нельзя сказать, что имя Василия Витальевича Шульгина в настоящее время предано забвению, но в то же время многие факты его биографии остаются неизвестными не только широкой общественности, но и специалистам по истории Отечества...

Интерес к работам Шульгина не ослабевает. За последние годы были переизданы его работы: «Годы», «Дни», «1920», «Три столицы», опубликованы записи, в которых рассказывается о событиях 1917-1919 годов и периоде, проведенном Шульгиным в заключении, отрывки из рукописей 60-х годов [i]. Совсем недавно появилась возможность ознакомиться с неизвестной работой Шульгина «Опыт Ленина», когда-то переданной самим автором на хранение в КГБ, и циклом его рассказов «Мистика»
[ii]
.

В.В. Шульгин родился в Киеве 1 января 1878 г. Его отцом был Виталий Яковлевич Шульгин (1822-1878). Он пользовался заслуженным уважением в обществе, как профессор всеобщей истории Киевского университета; ученый, обладавший огромной эрудицией; блестящий лектор, отдавший преподавательской работе 30 лет своей жизни. В 1864 году В.Я. Шульгин взялся за редактирование основанной властями умеренно-либеральной газеты «Киевлянин», в которой опубликовал ряд заметок известный либерал Н.Х. Бунге, входивший вплоть до своего переезда в Петербург в редакцию газеты. В.Я. Шульгин скончался в год рождения сына. Мать В.В. Шульгина, Мария Константиновна, вскоре вышла замуж за профессора Дмитрия Ивановича Пихно (1853-1913), который преподавал политическую экономику в том же Киевском университете, что и покойный В.Я. Шульгин. Пихно взял на себя редактирование «Киевлянина», в котором публиковался и юный Василий Шульгин. Между отчимом и пасынком установились самые теплые отношения.

В 1886 году Пихно был приглашен в Петербург. Началась его служба в министерстве финансов. Вместе с отчимом перебрался в столицу и В.В. Шульгин. Приглашен в столицу Пихно был своим учителем по Киевскому университету Бунге, бывшим тогда министром финансов, который к тому же был крестным отцом Василия Шульгина. Встреча мальчика с крестным была забавна: «Вдруг меня позвали в гостиную. «Иди, иди, твой крестный приехал!». Мальчик, которым я был, очень смутно представлял себе что такое крестный. И вдруг он увидел высокого дядю в черном платье с золотом и… о, ужас!.. в белых штанах. Мальчик подумал, что крестный в подштанниках, и хотел бежать» [iii]. Дело в том, что Бунге прибыл к Пихно после визита к императору, прямо в придворном мундире, облаченный в белые суконные брюки. Пребывание в Петербурге было недолгим,
и Пихно пришлось вернуться в Киев. Причиной послужило расследование обстоятельств его женитьбы, проведенное по инициативе К.П. Победоносцева, в результате которого было установлено, что он вступил в брак «в несоответствии с регламентом нашей церкви, следовательно, незаконно», о чем было доложено Александру III.

В Киеве Шульгин поступил во Вторую гимназию, окончив которую продолжил учебу на юридическом факультете Киевского университета. Здесь, в 1899 г. он впервые столкнулся со студенческими волнениями, когда студенты, протестуя против разгона демонстрации в Петербурге, объявили забастовку. Всех преподавателей и студентов, не примкнувших к забастовке, подвергли остракизму. Описывая впоследствии настроения, царящие в семье, Шульгин, в частности, упоминал: «В бытовом смысле никакого антисемитизма мы не знали – ни старшее поколение, ни младшее. Ближайшими друзьями, например, были мои товарищи-евреи в гимназии и даже в университете [iv]. Попутно отметим, что отношение Шульгина к так называемым «еврейскому», «укр
аинскому» и «русскому» вопросам было настолько противоречивым в различные периоды его жизни, что заслуживает отдельного серьезного исследования, выходящего за рамки данной статьи. Тех, кто захочет подробно узнать об этом отсылаем к переписке В.А. Маклакова и Шульгина [v].

В 1900 Шульгин окончил университет. Один год он пробыл в Киевском политехническом институте. Стал земским гласным и почетным мировым судьей. Одновременно он являлся ведущим журналистом (с 1911 – редактором) «Киевлянина». В 1902 был призван на военную службу в 3-ю саперную бригаду, в декабре того же года уволен в запас с присвоением ему звания прапорщика запаса полевых инженерных войск. После увольнения из армии уехал в Волынскую губернию, где занимался сельским хозяйством вплоть до 1905 года. Шульгин был уже семейным человеком, когда началась русско-японская война. В 1905 году он записался добровольцем на японский фронт, но война кончилась, и Шульгина отправили в Киев. После опубликования Манифеста от 17 октября 1905 года в Киеве начались волнения, и Шульгин пытался навести порядок на улицах города вместе со своими солдатами.

Во время выборов во II Государственную думу летом 1906 года Шульгин проявил себя отличным агитатором. Он избирался как помещик от Волынской губернии (где имел 300 десятин земли) сначала во II, а после в III и IV Думы, где был одним из лидеров правых, а затем националистов. Выступая в Думе, Шульгин, в противоположность другому правому оратору, В.М. Пуришкевичу, говорил негромко и вежливо, хотя всегда иронично парировал выпады противников, к которым однажды обратился с язвительным вопросом: «Скажите откровенно, господа, нет ли у кого из вас бомбы за пазухой?». Несколько раз его принимал Николай II. Шульгин неоднократно выступал с поддержкой действий П.А.Столыпина, убежденным приверженцем которого остался до конца жизни, поддерживая не только знаменитые реформы, но и меры для подавления революционного движения. 12 марта 1907 г. Шульгин провозглашал с думской трибуны: «…полевые суды есть средство борьбы; это есть орудия борьбы… Главная сила этого орудия состоит в том, что наказание следует непосредственно за преступлением» [vi].

В 1913, в связи с делом М. Бейлиса, Шульгин выступил в «Киевлянине» от 27 сентября с резкой критикой действий правительства. Шульгин поведал о том, что полицейским чинам сверху внушалось во что бы то ни стало найти «жида»; говорил, со слов следователя, что для следствия главное — доказать существование ритуальных убийств, а не виновность Бейлиса. «Вы сами совершаете человеческое жертвоприношение, — писал Шульгин. — Вы отнеслись к Бейлису, как к кролику, которого кладут на вивисекционный стол». За эту статью он был приговорен к тюремному заключению на 3 месяца «за распространение в печати заведомо ложных сведений о высших должностных лицах…», а номер газеты был конфискован. Те экземпляры, которые уже разошлись, перепродавались по 10 рублей. «Не надо быть юристом, — подчеркивал Шульгин, — надо быть просто здравомыслящим человеком, чтобы понять, что обвинение против Бейлиса есть лепет, который мало-мальский защитник разобьет шутя. И невольно становится обидно за киевскую прокуратуру и за всю русскую юстицию, которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом» [vii]. Некоторые из киевских националистов поддержали Шульгина, но в целом правая п
ечать обрушилась на него, как на «предателя». От преследований Шульгина спасло вмешательство Николая II, решившего «посчитать дело не бывшим».

Первую мировую войну Шульгин встретил в Киеве и поспешил в столицу, чтобы принять участие в заседаниях Думы. Затем пошел на фронт добровольцем. В звании прапорщика 166 Ровенского пехотного полка Юго-Западного фронта участвовал в боях. Был ранен, после ранения возглавлял земский передовой перевязочно-питательный отряд. В 1915 Шульгин с думской трибуны неожиданно выступил против ареста и осуждения по уголовной статье социал-демократических депутатов, назвав это «крупной государственной ошибкой». Затем в августе того же года он вышел из фракции националистов и образовал «Прогрессивную группу националистов». Одновременно он вошел в состав руководства Прогрессивного блока, в котором видел союз «консервативной и либеральной части общества», сблизившись с бывшими политическими противниками.

27 февраля 1917 г. Шульгин был избран в состав Временного Комитета Государственной думы. 2 марта он, вместе с А.И. Гучковым, был направлен в Псков для переговоров с императором и присутствовал при подписании манифеста об отречении в пользу великого князя Михаила Александровича, о чем впоследствии подробно написал в своей книге «Дни» :

"Если здесь есть юридическая неправильность... Если государь не может отрекаться в пользу брата... Пусть будет неправильность!.. Может быть, этим выиграется время... Некоторое время будет править Михаил, а потом, когда все угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдет к Алексею Николаевичу..."

На следующий день, 3 марта, он присутствовал при отказе Михаила Александровича от престола и участвовал в составлении и редактировании акта отречения.

14 августа на Государственном совещании Шульгин резко высказался против отмены смертной казни, выборных комитетов в армии и автономии Украины. Отвечая на вступительную речь А.Ф. Керенского, он подчеркнул, что желает, что бы власть Временного правительства была действительно сильной, и что малороссы, «как и 300 лет тому назад», желают «держать с Москвой» крепкий и нерушимый союз. Приехавший в очередной раз в Киев Шульгин был арестован в ночь на 30 августа 1917 по постановлению «Комитета по охране революции в городе Киеве». Газету «Киевлянин» закрыли (2 сентября выпуск газеты возобновился). Вскоре Шульгин был освобожден, вернулся в Петроград, но в начале октября 1917 переехал в Киев, где возглавил «Русский национальный союз». На выборах в Учредительное собрание его кандидатура была выдвинута монархическим союзом Южного берега Крыма. 17 октября в Киеве под председательством Шульгина состоялся съезд русских избирателей Киевской губернии, принявший наказ, в котором было сказано, что одной из главнейших задач Учредительного Собрания должно быть создание твердой государственной власти.

В ноябре 1917 Шульгин побывал в Новочеркасске, где встретился с генералом М.В. Алексеевым и принял участие в формировании Добровольческой армии. С негодованием он воспринял известие о заключении Брестского мира. В январе 1918-го, когда красные заняли Киев, Шульгин был арестован, но вскоре освобожден. Впоследствии, на допросе он покажет: «У меня создалось впечатление, что к моему освобождению имел отношение Пятаков».

В феврале 1918 г. в Киев пришли германские войска, и Шульгин, боровшийся с ними на фронте, отказался в знак протеста издавать газету, обратившись в последнем номере «Киевлянина» от 10 марта в передовой статье к пришедшим в Киев немцам: «Так как мы немцев не звали, то мы не хотим пользоваться благами относительного спокойствия и некоторой политической свободы, которые немцы нам принесли. Мы на это не имеем права… Мы – ваши враги. Мы можем быть вашими военнопленными, но вашими друзьями мы не будем до тех пор, пока идет война» [viii]. Выпуск «Киевлянина» был возобновл
ен после занятия Киева армией генерала А.И. Деникина и прекращен в декабре 1919.

С марта 1918 по январь 1920 Шульгин оказался вовлеченным в нелегальную работу, возглавляя при армии Деникина тайную организацию «Азбука». Такое название носило разведывательное отделение при Ставке Верховного Главнокомандования ВСЮР. Все агенты имели подпольные клички согласно буквам алфавита. Начальником отделения был член Особого совещания В.А. Степанов, его заместителем – полковник Самохвалов. Основная задача, стоявшая перед «Азбукой» – сбор и анализ сведений о внутреннем и внешнем положении России (как «красной», так и «белой»). Главная квартира отделения находилась сначала в Екатеринодаре, а затем в Таганроге. Отделение имело агентуру во многих регионах страны (Москва, Киев, Омск и др.), а также за границей – в Константинополе, Софии, Белграде. Праге и др. В подразделении, занимавшемся внутренней контрразведкой – так называемой «Азбуке наизнанку», – составлялись политические сводки, которые регулярно предоставлялись председателю особого совещания при Главнокомандующем ВСЮР А.М. Драгомирову (с сентября заменен А.С. Лукомским), начальнику военного управления особого совещания А.С. Лукомскому и начальнику штаба ВСЮР И.П. Романовскому (в декабре 1919 «Азбука» официально была ликвидирована, но фактически ее деятельность продолжалась до начала 1920).

В августе 1918, переправившись на Дон, Шульгин прибыл в Добровольческую армию, где при участии генерала А.М. Драгомирова разработал «Положение об Особом совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии». Одновременно он редактировал в различных городах газету «Россия» («Великая Россия») в которой пропагандировал «белую идею». Если некоторые монархисты (например, Н.Е. Марков) считали Шульгина чуть ли не предателем монархической идеи, то Деникин, наоборот, полагал, что «для Шульгина и его единомышленников монархизм был не формой государственного строя, а религией. В порыве увлечения идеей они принимали свою веру за знание, свои желания — за реальные факты, свои настроения — за народные… Шульгин осуждал постоянно политику руководителей Добровольческой армии, убеждал друзей, что “скоро в России не будет никаких республиканцев”, и просил “разъяснить руководителям армии, что никакие воззвания с Учредительным собранием и народоправством не привлекут в армию никого”» [ix].

Шульгин был избран членом «русской делегации» на Ясском совещании 1918 года, но из-за болезни не смог принять в нем участие. С января 1919 он возглавлял «Комиссию по национальным делам» при Особом совещании, хотя активно себя на данном поприще не проявил.

1920 год застает Шульгина в Одессе. Белые армии покидали Крым, пытаясь пробиться через Днестр. Перебравшись в Румынию, Шульгин в числе других солдат и офицеров был разоружен и выдворен за пределы румынской территории. Вернувшись уже в «красную» Одессу, Шульгин проживал там на нелегальном положении до июля 1920 года, затем выехал в Крым, в армию П.Н. Врангеля. Узнав, что его племянник арестован сотрудниками ЧК, Шульгин предпринял еще одну попытку нелегального проникновения в Одессу, где связался с белогвардейским подпольем, но так и не найдя племянника (позднее расстрелянного), вновь оказывается в Румынии. Потеряв в суматохе гражданской войны трех своих сыновей и жену, он выехал в Константинополь.

«Белое дело» потерпело в России крах. Пытаясь в суматохе отступления предсказать будущее России, Шульгин приходит к неожиданным выводам: «наши идеи перескочили через фронт… они (большевики – А.Р.) восстановили русскую армию… Как это ни дико, но это так… Знамя Единой России фактически подняли большевики… придет Некто, кто возьмет от них их «декретность»… Их решимость – принимать на свою ответственность, принимать невероятные решения. Их жестокость – проведение однажды решенного… Он будет истинно красным по волевой силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по энергии и националист по убеждениям. У него нижняя челюсть одинокого вепря… И «человеческие глаза». И лоб мыслителя… Весь этот ужас, который сейчас навис над Россией, — это только страшные, трудные, ужасно мучительные… роды самодержца» [x].

В своих прогнозах Шульгин был не одинок. Что же двигало им и другими «бывшими»? Показательна запись объяснения о причинах «примирения с большевиками» участника нелегальной разведывательной сети Добровольческой армии в Закавказье, процитированная в статье известного современного исследователя истории отечественных спецслужб В.М. Мерзлякова. В середине двадцатых годов бывший белогвардеец писал: «Идея монархизма для России утеряна навсегда. Потуги эмигрантов-монархистов считаю беспочвенными и лишенными всякой перспективы. Я воспитан и жил в такой атмосфере, которая не позволяет мне иметь левые убеждения. Однако Советский режим принимаю, так как вижу, что идея "Единой и неделимой России" большевиками разрешена, хотя и на свой особый манер. Кроме того, Советский Союз ведет большую работу в смысле проникновения на Восток, что импонирует мне как человеку, посвятившему всю свою жизнь разрешению той же задачи в условиях старого режима. Все это мирит меня с большевиками» [xi
].

На эмигрантском пароходе Шульгин познакомился с дочерью генерала Д.М. Сидельникова Марией Дмитриевной, вдвое моложе его. Начался роман, который продолжился за границей. Тут нашлась прежняя супруга, но Шульгин в 1923 году добился ее согласия на развод и уже осенью 1924 обвенчался с новой женой. Судьба первой жены Екатерины Григорьевны была трагичной — она покончила жизнь самоубийством.

С осени 1922 года по август 1923 года Шульгин живет под Берлином. С момента образования Русского Общевоинского Союза в 1923 г., является членом этой организации и выполняет поручения начальника врангелевской контрразведки Е.К. Климовича, по заданию которого связывается с руководством подпольной антисоветской организации «Трест» и нелегально посещает СССР. Осенью 1925 г. Шульгин выезжает в Варшаву. В ночь на 23 декабря 1925 г., нелегально переходит границу и прибывает в Минск, откуда переезжает в Киев, а затем в Москву. Проживая на даче, около Москвы, он проводит несколько встреч с А.А. Якушевым, а также с другими членами организации «Трест». В феврале 1926 г. при помощи Якушева Шульгин выезжает в Минск, переходит границу Польши и оттуда убывает в Югославию, где информирует Климовича о результатах своей поездки. Впечатления от поездки в СССР Шульгин изложил в книге «Три столицы», изданной в 1927 г. в Берлине. После того как выяснилось, что приезд Шульгина в СССР, все его перемещения по стране и встречи проходили под контролем ОГПУ, доверие к нему в среде эмигрантов было подорвано.

В этот же период Шульгин активно занимался литературной деятельностью. Из-под его пера кроме уже упоминавшейся книги «Три столицы», появляются «Дни», «1920», «Приключение князя Воронецкого». Некоторые работы Шульгина выходили в Советской России, а две его книги «Нечто фантастическое» и «1920 год» были в личной библиотеке Ленина. В 1933 году Шульгин вступил в Национально-Трудовой Союз Нового Поколения (НТСНП) – праворадикальную организацию русской эмиграции. Он выступал с лекциями и участвовал в дискуссиях.

После долгих скитаний Шульгин, отойдя от активной политической деятельности, обосновался в Югославии, в городе Сремские Карловцы. Будучи сам русским националистом (но отнюдь не шовинистом) Шульгин увидел в гитлеровском нападении на СССР не столько возможность «поквитаться» с бывшими противниками, сколько угрозу безопасности исторической России. Он ни стал ни бороться, с нацистами, ни служить им. Это спасло его от участи П.Н. Краснова и А.Г. Шкуро, но не спасло от тюрьмы.

В октябре 1944 г. Сремские Карловцы, где жил Шульгин, были освобождены Советской Армией. 24 декабря 1944 года он был доставлен в югославский город Нови-Сад, а 2 января 1945 он был задержан оперуполномоченным 3-го отделения 1-го отдела Управления контрразведки «Смерш» 3-го Украинского фронта лейтенантом Ведерниковым по указанию начальника 3-го отделения А.И. Чубарова. Начальником 1 отдела Управления в то время был подполковник Неживов, а начальником Управления фронта П.И. Ивашутин, который, кстати, 2 июня 1945 года утвердил постановление о задержании П.Н. Краснова. После проведения первичного допроса Шульгин был вывезен сначала в Венгрию, затем Москву, где только 31 января его арест был оформлен процессуально. После предъявления обвинения и проведения следствия, которое продолжалось более двух лет, Шульгин, по решению Особого совещания при МГБ СССР, был приговорен к тюремному заключению сроком на 25 лет. В вину ему вменялся стандартный набор различных частей ст. 58 УК РСФСР. На вопрос, заданный перед вынесением приговора, признает ли он себя виновным, Шульгин ответил: «На каждой странице моя подпись, значит, я как бы подтверждаю свои дела. Но вина ли это, или это надо назвать другим словом – это предоставьте судить моей совести» [xii]. Срок Шульгин отбывал во Владимирской тюрьме (1947-1956). Сре
ди его сокамерников были: философ Д.Л. Андреев, князь П.Д. Долгоруков, генералы вермахта и японские военнопленные.

В ночь на пятое марта 1953 года Шульгину приснился сон: «Пал великолепный конь, пал на задние лапы, опираясь передними о землю, которую он залил кровью». Вначале он связал сон с годовщиной смерти Александра II, и только потом узнал о смерти И.В. Сталина [xiii]. Наступила иная эпоха, и в 1956 г. Шульгин был освобожден. Ему позволили поселиться вместе с женой, которую привезли из ссылки. Вначале
он жил в доме престарелых города Гороховца Владимирской области, затем, в г. Владимире.

В 1961 в изданной стотысячным тиражом книге «Письма к русским эмигрантам» Шульгин признал: то, что делают коммунисты, отстаивая дело мира, во второй половине XX века, не только полезно, но и совершенно необходимо для народа, который они за собой ведут и даже спасительно для всего человечества. При всех необходимых оговорках (в книге упоминается о ведущей роли партии и о Н.С. Хрущеве, личность которого «постепенно захватила» Шульгина), есть в книге и нетипичные для советских изданий того времени размышления о Боге, месте и роли человека на земле и т.д. Впоследствии Шульгин с досадой отзывался об этой своей работе: «Меня обманули», — говорил он по этому поводу. Дело в том, что написанию писем предшествовали спланированные и хорошо продуманные поездки с демонстрацией Шульгину различных достижений советской власти.

Шульгин был гостем на XXII съезде КПСС и слышал, как принималась Программа построения коммунизма, а Хрущев произнес историческую фразу: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!». Потом принял участие в художественно-публицистическом фильме «Перед судом истории», снятом режиссером Ф.М. Эрмлером по сценарию В.П. Владимирова, сыграв самого себя. Фильм вышел в 1965 году, но быстро сошел с экранов. Шульгин не боялся мыслить свободно и высказывать свои мысли, хотя и понимал, что если захочет написать книгу, то «должен писать так, чтобы Партия поставила штемпель “дозволено цензурой”. А этот штемпель получается только тогда, если я хвалю партию» [xiv]. Он хотел, чтобы те, кто управляет его родиной, знали правду, хотя «…правда о настоящем – очень часто убийственная правда»
[xv].

Ему позволяли принимать гостей и даже иногда выезжать в Москву. Постепенно к Шульгину началось паломничество. Трижды с августа 1973 по август 1975 г. встречался с Шульгиным писатель М.К. Касвинов, автор книги «Двадцать три ступени вниз», посвященной истории царствования Николая II. Приезжал режиссер С.Н. Колосов, снимавший телефильм об операции «Трест», Л.В. Никулин, автор художественного романа-хроники, посвященного той же операции, писатели Д.А. Жуков и А.И. Солженицын, художник И.С. Глазунов и др.

Неожиданно нашелся сын Шульгина – Дмитрий. Они вступили в переписку, но отцу хотелось увидеть сына и Шульгин обращается к властям с просьбой о поездке. После долгих мытарств пришел ответ: «Нецелесообразно». Сначала было объявлено, что отъезд к сыну неуместен в связи с приближающейся годовщиной Октябрьской революции, затем, ссылались на столетний юбилей Ленина. Шульгин, уже публично одобривший происходящее в СССР, горячился: «…после того, как я написал благоприятно для Советов, мне нельзя ехать за границу. Почему? Потому, что куда бы я теперь ни поехал, меня запрут в «каземат». Зачем? Затем, чтобы я там написал, что меня силой принудили написать благоприятное о Советах…» [xvi]. Сына он так и не увидел, а затем скончалась супруга. Одинокому старику помогали соседи, готовили обед, ходили за покупками.

С годами острота неприятия советской власти у Шульгина ослабла, и он постарался взглянуть на судьбу России с точки зрения опыта прожитых лет. Он не идеализировал самодержавную Россию и открыто заявлял о тех недостатках, которые видел в СССР. Шульгин словно подводил итоги: «...моя личная судьба — это ничтожная песчинка в грандиозном «Опыте Ленина». Я ничем не могу ему помочь. Однако я действительно искренне желаю, чтобы ОН, опыт, был доведен до конца …Я не могу лукавить и утверждать, что я приветствую «Опыт Ленина». Если бы от меня зависело, я предпочел бы, чтобы этот эксперимент был поставлен где угодно, но только не на моей родине. Однако если он начат и зашел так далеко, то совершенно необходимо, чтобы этот «Опыт Ленина» был закончен. А он, возможно, не будет закончен, если мы будем слишком горды» [xvii].

Закончил свои дни Шульгин во Владимире 15 февраля 1976 г., на 99-ом году жизни. В завершение отметим, что Шульгин был реабилитирован по заключению Генеральной прокуратуры Российской Федерации от 12 ноября 2001 г.

Список литературы

[i] Шуль
гин В.В. Дни. 1920. М., 1989; Его же. Годы. Дни. 1920 год. М., 1990; Его же. Три столицы. М., 1991; Его же. Последний очевидец: Мемуары. Очерки. Сны / Сост., вступ. ст., послесл. Н.Н. Лисового. М., 2002; Его же. 1917 — 1919. Предисл. и публ. Р.Г. Красюкова. Коммент. Б.И. Колоницкого // Лица. Биографический альманах. М., — СПб., 1994. Т.5. С.121 — 328; Его же. Пятна. Предисл. и публ. Р.Г. Красюкова. // Лица. Биографический альманах. М., — СПб., 1996. Т. 7. С.317 – 415; Его же. Размышления. Две старые тетради // Неизвестная Россия. ХХ век. М., 1992 Кн.1. С. 306 -348.

[ii] Шульгин В.В. Опыт Ленина // Наш современник. 1997. № 11. С.138 – 175; Его же. Мистика // Наш современник. № 3, 2002. С.137 — 149.

[iii] Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920. С.109.

[iv] Шульгин В.
В. Мистика. С.141.

[v] «Оставим святочные темы и перейдем к еврейскому вопросу» (Из переписки В.А. Маклакова и В.В. Шульгина). Публ., вступ. ст. и прим. О.В. Будницкого // Евреи и русская революция. Материалы и исследования. М., — Иерусалим, 1999.

[vi] Г
осударственная дума. Второй созыв. Стенографические отчеты. 1907. Сессия вторая. Т. 1. Заседания 1-30 (с 20 февраля по 30 апреля). СПб., 1907. Ст. 373.

[vii] Цит. по: Заславский Д. Рыцарь монархии Шульгин. Л., 1927. С.31.

[viii] Цит. по: Заславский Рыцар
ь монархии Шульгин. С.59.

[ix] Деникин А.И. Очерки Русской Смуты: Белое движение и борьба добровольческой армии. Май – октябрь 1918. Минск, 2002. С.149.

[x] Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920. С. 795-797.

[xi] Материалы Исторических чтений на Лубянке. 1997-20
00 гг. Российские спецслужбы. История и современность. М., 2003. С.206

[xii] Цит. по. Красюков Р.Г. Лица. Биографический альманах. СПб., — М., 1994. Т.5. С.128.

[xiii] Шульгин В.В. Пятна. С.360.

[xiv] Шульгин В.В. Размышления. Две старые тетради. С.319.

[xv] Там же. С.320.

[xvi] Там же. С.309.

[xvii] Там же. С.172; 171.