Стихотворения 1816 г.Автор: Державин Г.Р.
Сафе («Когда брала ты арфу в руки...»).
К женщинам
Горючий ключ
Венец бессмертия
Свобода
Весна
Лето
Осень
Зима
Похвала Комару
На прогулку в Гр_у_зинском саду
Царь-девица
САФЕ
Когда брала ты арфу в руки
Воспеть твоей подруги страсть,
Протяжные и тихи звуки
Над сердцем нежным сильну власть
Любви твоей изображали;
Но ревность лишь затмила ум,
Громчайши гласы побежали
И приближался бурный шум.
Тогда бело-румяны персты
По звучным вспрыгали струнам,
Взор черно-огненный, отверстый —
И молния вослед громам
Блистала, жгла и поражала
Всю внутренность души моей;
Смерть бледный хлад распространяла,
Я умирал игрой твоей.
О! если бы я был Фаоном,
И пламень твой мою б жег кровь,
Твоим бы страстным пылким тоном
Я описал свою любовь.
Тогда с моей всесильной лиры
Зефир и гром бы мог лететь;
Как ты свою, так я Плениры
Изобразил бы жизнь и смерть.
Середина 1794
К ЖЕНЩИНАМ
Зевес быкам дал рога,
Копыты лошадям,
Проворны зайцам ноги,
Зубасты зевы львам,
Способность плавать рыбам,
Парение орлам,
Бесстрашный Дух мужчинам, —
Но что ж он дал женам?
Чем все то заменит?
Красой их наделяет:
Огонь и меч, и щит
Красавица сражает.
1797
ГОРЮЧИЙ КЛЮЧ
Под свесом шумных тополевых
Кустов, в тени, Кипридин сын
Покоился у вод перловых,
Биющих с гор, и факел с ним
Лежал в траве, чуть-чуть куряся.
Пришли тут нимфы и, дивяся,
«Что нам! — сказали, — как с ним быть?
Дай в воду, в воду потопить!
А с ним и огнь, чем все сгорают!»
И вот! — кипит ключ пеной весь;
С купающихся нимф стекают
Горящие струи поднесь.
1797
ВЕНЕЦ БЕССМЕРТИЯ
Беседовал с Анакреоном
В приятном я недавно сне,
Под жарким, светлым небосклоном,
В тени он пальм явился мне.
Хариты вкруг его, эроты,
С братиною златою Вакх,
Вафиль прекрасный — в рощи, гроты
Ходили в розовых венках.
Он дев плясаньем забавлялся,
Тряхнув подчас сам сединой,
На белы груди любовался,
На, взор метал их пламень свой.
Или, возлегши раменами
На мягки розы, отдыхал;
Огнистыми склонясь устами, —
Из кубка мед златый вкушал.
Иль, сидя с юным другом, нежным,
Потрепывал его рукой,
А взором вкруг себя прилежным
Искал красавицы какой.
Цари к себе его просили
Поесть, попить и погостить,
Таланты злата подносили,
Хотели с ним друзьями быть.
Но он покой, любовь, свободу
Чинам, богатству предпочел;
Средь игр, веселий, хороводу
С красавицами век провел.
Беседовал, резвился с ними,
Шутил, пел песни и вздыхал,
И шутками себе такими
Венец бессмертия снискал.
Посмейтесь, красоты российски,
Что я в мороз, у камелька,
Так вами, кик певец Тииский,
Дерзнул себе искать венка.
1798
СВОБОДА
Теплой осени дыханье,
Помавание дубов,
Тихое листов шептанье,
Восклицанье голосов
Мне, лежащему в долине,
Наводили сладкий сон.
Видел я себя стоящим
На высоком вдруг холму,
На плоды вдали глядящим,
На шумящу вблизь волну, —
И как будто в важном чине
Я носил на плечах холм.
Дальше: власти мне святые
Иго то велели несть,
Все венцы суля земные,
Титла, золото и честь.
«Нет! — восстал от сна глубока,
Я сказал им, — не хочу.
Не хочу моей свободы,
Совесть на мечты менять;
Гладки воды, коль погоды
Их не могут колебать.
Власть тогда моя высока,
Коль я власти не ищу».
Октябрь 1803
ВЕСНА
Тает зима дыханьем Фавона {*},
Взгляда бежит прекрасной весны;
Мчится Нева к Бельту на лоно,
С брега суда спущены.
{* Фавон — римское название Зефира,
теплого западного ветра.}
Снегом леса не блещут, ни горы,
Стогнов согреть не пышет огонь;
Ломят стада, играя, затворы,
Рыща, ржет на поле конь.
Нимфы в лугу, под лунным сияньем,
Став в хоровод, вечерней зарей,
В песнях поют весну с восклицаньем,
Пляшут, топочут стопой.
Солнце лучом лиловым на взморье
Бросит как огнь. Петрополь вкушать
Свежий зефир валит в лукоморье;
Едешь и ты там гулять.
Едешь — и зришь злак, небо, лес, воды,
Милу жену, вкруг рощу сынов;
Прелесть всю зришь с собой ты природы,
Счастлив сим, счастлив ты, Львов!
Что ж ты стоишь так мало утешен?
Плюнь на твоих лихих супостат!
Если прибыток оный безгрешен,
Ревель что дал и Кронштадт?
Выкати, дай, ты дай непременно
Бочку скорей нам устриц на стол;
Портер, вино, что искрами пенно,
Каплет что златом, как смоль;
В толстом стекле что выжимки силы,
В свертках травы что слаще сот_а_;
Сок нам подай, что молнией в жилы,
Быстро летит что в уста!
Выставь нам всё. Так, время приятно
Должно твоих друзей угощать.
Дышат пока сады ароматно,
Розы спеши собирать.
Видишь, мой друг, и сам ты вседневно,
Миг что один не сходен с другим;
В мире земном всё, видишь, пременно;
Гладкий понт часто холмим.
Самый твой торг — империй цвет, слава —
Первый к вреду, растлению шаг;
Блага лишь суть: здоровье, забава,
Честность, — всё прочее прах,
Весна 1804
ЛЕТО
Знойное лето весна увенчала
Розовым, алым по кудрям венцом;
Липова роща, как жар, возблистала
Вкруг меда листом.
Желтые грозды, сквозь лист продираясь,
Запахом, рдянцем нимф сельских манят;
Травы и нивы, косой озаряясь,
Как волны шумят.
Сткляные реки лучом полудневным
Жидкому злату подобно текут,
Кравы и овцы с млек_о_м накопл_е_нным
Под кущи бегут.
Сизые враны, орлы быстропарны,
Крылья спустивши, под хврастом сидят;
Тучная роскошь в тени сок прохладный
Пьет, ища отрад.
Видишь ли, — Дмитрев! всего изобилье,
Самое благо быть может нам злом;
Счастье и нега разума крылья
Сплошь давят ярмом.
В доме жив летом, в раю ты небесном,
В сладком поместье сызранском с отцом,
Мышлю, ленишься петь в хоре прелестном,
Цвесть муз под венцом.
Лето 1804
ОСЕНЬ
На скирдах молодых сидючи, Осень,
И в полях зря вокруг год плодоносен,
С улыбкой свои всем дары дает,
Пестротой по лесам живо цветет,
Взор мой дивит!
Разных птиц голоса, вьющихся тучи,
Шум снопов, бег телег, оси скрыпучи,
Стук цепов по токам, в рощах лай псов,
Жниц с знамем идущих гул голосов
Слух мой пленит.
Как мил сей природы радостный образ!
Как тварей довольных сладостен возглас!
Где Осень обилье рукою ведет,
Царям и червям всем пищу дает
Общий отец.
Но что же вдруг, Ярцов! черные бури,
Грохоча так, кроют неба лазури?
Здесь тихий ток с ревом роет волна,
Там в бледных туманах ржет нам война:
Благ ли творец?
Ах! благ всех зиждитель, я слышу, ты рек:
Невежда предерзкий лишь ты, человек,
Не видишь, не знаешь пользы своей;
Сам часто своих ты ищешь сетей:
Хранит только бог.
О! правда то, правда! Смирим же пред ним
Наш глупый мы ропот и волю дадим
Всемощной деснице солнце водить;
Бег мира превратна станем сносить
Чтящи свой рок.
Так если с Урала златые ключи
В царской лил кладезь, их сам не пьючи, —
Я дни мнил Астреи, мир и покой
Ввесть распрей в вертеп; и с чистой душой!
Благ всем желал.
Но то коль не надо, — оставим судьбам
Премудрым дать лучший здесь жребий людям;
Сев, сами прикажем в нашем гнезде
Осени доброй нам дать по труде
Счастья покал.
Осень 1804(?)
ЗИМА
Поэт
Что ты, Муза, так печальна,
Пригорюнившись сидишь?
Сквозь окошечка хрустальна,
Склоча волосы, глядишь;
Цитры, флейты и скрыпицы
В белы руки не берешь;
Ни божественной Фелицы,
Ни Плениры не поешь?
Муза
Что мне петь? — Ах! где хариты?
И друзей моих уж нет!
Львов, Хемницер в гробе скрыты,
За Днепром Капнист живет.
Вельяминов, лир любитель,
Богатырь, певец в кругу,
Беззаботный света житель,
Согнут скорбями в дугу.
Поэт
Да! Фелицы нет, Плениры,
Нет харит, и нет друзей:
Звук торжественный, лиры
Посвятить кому твоей?
Посвятишь ли в честь ты Хлору,
Иль Добраду в славе ты?
Труб у них не слышно хору,
Дни их тихи, как листы.
Муза
Тот сидит всегда за делом,
Та покоит вдов, сирот, —
В покрывале скромном, белом
Так зима готовит плод.
Не видать ее работы,
Не слыхать ее машин;
Но по скуке зрятся льготы,
И земля цветет, как крин.
Поэт
Между тем к нам, Вельяминов,
Ты прийди хотя согбен,
Огнь разложим средь каминов,
Милых сердцу соберем;
И под арфой тихогласной,
Наливая алый сок,
Воспоем наш хлад прекрасный:
Дай зиме здоровье бог!
Зима 1804/1805
ПОХВАЛА КОМАРУ
Пиндар воспевал орла,
Митрофанов — сокол_а_,
А Гомер, хоть для игрушек,
Прославлял в грязи лягушек;
Попе — женских клок власов,
И Вольтер, я мню, в издевку
Величал простую девку,
Ломоносов — честь усов.
Я, в деревне, для забавы,
В подражание их славы,
Проворчу тара-бара.
Стройся, лира восхищенна,
Слышь Виргилья вновь, вселенна:
Я пою днесь Комара!
Блаты, лес, луга, моря,
Комаров летящих зря,
Как гудят повсюду гулом,
Иль как стрел с гремящим тулом
Марс несется, на войну, —
Так с комарьей похвалою
На Пегасе вскачь трубою
Я колеблю тишину.
Стихотворцы! став парадом,
С лирами, с свирельми, рядом,
Честь, воздайте Комару,
И согласным восклицаньем,
Звоном, грохотом, бряцаньем,
В бубны бейте: туру-ру.
Мгла упала тлена с глаз:
Мне предстал Микромегас,
Головой небес касаясь,
Через море нагибаясь,
Как чрез чашу молока,
И ужасною рукою
Ловит, горстию одною,
Корабли сквозь облака.
Так с метлою я гайд_у_ка,
Великанов древних внука,
Комаров от барских яств
Прочь гонящего, взираю;
Я с гигантом рок равняю,
С комарами — силы царств.
Глас народа мне вещал:
С дуба-де комар упал.
Се по лесу звук раздался,
Холм и дол восколебался,
Океан встал из брегов.
Не на быль ли баснь похожа,
Что упал какой вельможа,
Из высоких вниз чинов?
Встав из дрязгу теплым летом,
Под блестящим солнца светом,
Счастья плыл он на крылах.
Комара, мудрец, паденьем
Возгреми нравоученьем:
Суета, скажи, все — ах!
Мужик корень вырвет древ;
Комары, оттоль взлетев,
Его роем окружают,
Жалят всюду и пронзают:
Не подобным ли война
Из бездн ада, Люциф_е_ром,
Излетела нам примером?
Небо ей, земля полна:
Ей Гомеры и Мароны,
Воздавали честь Мильтоны,
Чтили брань в людях, в духах.
Для чего ж полки комарны,
Буйством столь же быстропарны,
Не воспеть мне на стихах?
Насекома мелка тварь,
Хоть ничтожный прах Комар;
Но по подвигах толиких,
На крылах своих великих,
Не преславен ли войной?
Не равняется ли чванством,
Своим бранным шарлатанством
С первым вождем сей герой?
Так, не храбрых воев свойством
И не личным он геройством
Города, страны берет;
Но лишь издали пужаньем,
Вводит в скуку, в страх жужжаньем
И врасплох всех кровь пиет.
Неисчетна тьма врагов,
Как татар и калмыков,
Саранчи рои, летая,
Древле с визгом окружая,
Ужас тщились навести;
Из луков дождь стрел пущали,
Остры копья простирали,
Русских мнили погребсти;
Мы от орд сих в защищенье
Тактики ввели ученье
И воздвигли города.
Так от жал комарьих ныне,
От носов их, жив в пустыне,
Много вышло нам труда.
Терпят взоры наши, нос,
Что там верес, там навоз
Жгут от войск сих в защищенье;
Пологов там расширение
Доставляет сладкий сон;
Для прохлады там в, окошки
Ставят из кисеи рогожки;
Но неладя как выйти вон
Без ограды из покоев,
То, как лучший вождь героев,
Бить чтоб турок, ввел каре, —
Так боярыни средь Званки,
С стеклом капор из серпянки
Сшив, гуляют в фонаре.
Так, друзья, мой слыша зов,
Вы не бойтесь комаров!
Комары не бесполезны,
Могут быть еще любезны:
Вялых двигают недвиг,
Искусств служат к обретенью,
Дают случай к дерзновенью
Гордых щелкать в нос и шлык,
У красавицы спесивой —
Сметь с улыбкою учтивой
С нежной их согнать руки,
И своим они мученьем
Нрав мягчат нам сожаленьем,
Как грызут их пауки.
Что за туча на крылах
Синим дымом на полях
Поднималась, расширялась,
Вдруг на землю опускалась?
Затемнился солнца свет,
Зачернелись небеса,
Затопилися леса,
Затруднился бег планет,
Затуманились народы,
Закипели мухой воды,
Застенал и сам Нептун;
На египетски границы
Гнев небесной лег десницы,
И Комар — ее перун!
Столп из пламени был дан
Весть юдеев в Ханаан,
Пред грядущею весною
В вечер, тихою зарею,
Столп толчется комаров:
Служит знаком селянину
В поле гнать свою скотину
И впрягать в плуга волов;
Рыбакам метать сеть в воды,
Идти девам в хороводы,
Воспевать любви их жар,
Жаворонкам вверх взвиваться,
Соловьям вдаль раздаваться…
И предтеча всем — Комар.
Но ужели огнь мой весь
К пенью комаров исчез?
Мысль за мыслию стремится,
Бездна бездн чудес их зрится:
Булдыхана зрю я трон!
Мандарины вкруг с усами,
С черными сидят косами,
С лысым, блещущим челом.
Им рабы их на коленях
Подают там на ступенях
С насекомыми тьмы блюд.
Лица радостны их, взоры;
Сребро, злато и фарфоры
С комарами им несут.
Иль китайцам лишь Комар
Дан природой в сладкий дар?
Сколько птичек сладкопевных
И козявок разноперных!
Как китов, их чукчи ждут;
Напротив того, и сами
Комары сколь их носами
Земнородных крови льют!
Пролезадют в узки щелки,
Как пьянчуги для горелки,
Где бы было что попить,
И подьячий с их примеру
В петлю рад хоть через веру
И чрез совесть пощечить.
Ах! на то ли мир созд_а_н,
Чтоб был жертва и тиран?
Вижу, в пышной колеснице,
Уподобяся деннице,
Выезжает исполин! —
Перстом делит он Европу,
Угрожает ефиопу;
Над ягненком зев там львин
Уж разверзт, его хватает,
Но Комар как вихрь влетает
Алчущих тиранов в нос;
Они чхают, упадают,
Жертв в покое оставляют.
Филос_о_фам тут вопрос:
Силен ли над нами рок?
Комар агнца, мир сберег.
Есть ли звезд определенье?
Есть ли вышнее правленье?
О, велик и ты, Комар!
Общей цепи всех твореньев
Не последний ты из звеньев.
Не напрасно ль я мой дар
В похвалу одних великих,
Блеском тщетным отменитых,
Приносил всегда людей?
Между звезд и преисподней
Кто суп? пользой благородней?
--PAGE_BREAK--Дайте, дайте мне судей,
Но найду ль я мыслей,
слов,
Чтоб прославить комаров?
Слабы струны моей лиры.
Окружает и порфиры
Рои их, трон и алтари;
И наушников бояться,
Над зоилом издеваться,
Брать их могут в цель цари,
А геройства звуку, грому, —
Славы тщетный содому
Точный образ есть Комар:
Зефир п_о_рхнет — к небу вьется;
Борей дунет — и свернется:
Он чудовище и пар.
В микроскопе он, поверь,
На ходулях дикий зверь;
Хоботом — слону подобен;
По крылам — дракон всем злобен;
О шести ногах кулик;
Тощ и мал, а льва тревожит;
В конях, в тиграх ярость множит,
Буйвол им ревет и бык,
А Церб_е_р с досады воет,
Что, кусая, беспокоит
Столь его живая грязь;
Он по лёту — дух небесный!
Алчбой крови — вождь известный,
По усам — ордынский князь.
Больше ж ты, Комар, во всем
Схож с военным кораблем;
Ты на парусах летаешь,
Страшны громы испущаешь,
Жжешь свирепо и язвишь; —
Ты снабжен кормой и носом
И с предлинным тож насосом
Часто на мелях сидишь,
Грязнув в патоке, в сметане,
И на зимнем твоем стане
Замерзаешь тож, как он;
А тепло лишь дхнет весною,
Ты попутною порою
Сам средь моря фараон!
Но большую коль с меньшой
Сравним вещь между собой,
То поэзии пареньем
Нам нельзя ль воображеньем
Комаров равнять душам,
Кои в вечности витают,
Мириадами летают
По полям и до лесам;
В плоти светлой и прозрачной
Воспевая век свой злачный,
Не кусают, — нет там жал.
О! когда бы я, в восторге
Песни в райском пев чертоге,
Комаром небесным стал!
Здесь же в мире что, любя,
Прославлял я столь тебя,
То прошу теперь послушать
И живьем меня, не кушать,
Не лезть в очи, не дуть в слух;
Здесь жилище не небесно,
Часто тварям в оном тесно, —
Мы поссоримся, мой друг.
Там духов одна порода, —
Братство, равенство, свобода;
Пифагорцы можем быть,
Ввек ничем не разделяться,
Друг все другом насыщаться,
Царь и раб друзьями жить.
О Комар! колико свойств,
Разных доблестей, геройств
Тебя в свете отличают!
Все народы величают
Во свою тебя чреду.
Ты лесник, травник и тундрик {1},
Пикинер {2}, трубач, цырульник,
Мастер петь, пускать руду {2}.
Сколь мужей было великих
Между нас и между диких!
Всех была, прошла пора;
Но тебя не позабудут.
Мои песни вечно будут
Эхом звучным Комара.
1807
{1 Тундрик — житель тундры
2 Пикинер — солдат, вооруженный пикой.
3 Руда — кровь.}
НА ПРОГУЛКУ В ГРУЗИНСКОМ САДУ
О, как пленительно, умно там, мило все!
Где естества красы художеством сугубы
И сеннолистны где Ижорска князя дубы
В ветр шепчут, преклонясь, про счастья колесо!
1807
ЦАРЬ-ДЕВИЦА
Царь жила-была девица, —
Шепчет русска старина, —
Будто солнце светлолица,
Будто тихая весна.
Очи светлы голубые,
Брови черные дугой,
Огнь — уста, власы — златые,
Грудь — как лебедь белизной.
В жилках рук ее пуховых,
Как эфир, струилась кровь;
Между роз, зубов перловых,
Усмехалася любовь.
Родилась она в сорочке
Самой счастливой порой,
Ни в полудни, ни в полночке —
Алой, утренней зарей.
Кочет хлопал на нашесте
Крыльями, крича сто раз:
Северной звезды на свете
Нет прекрасней, как у нас.
Маковка злата церковна
Как горит средь красных дней,
Так священная корона
Мило теплилась на ней,
И вливала чувство тайно
С страхом чтить ее, дивясь;
К ней прийти необычайно
Было, не перекрестясь.
На нее смотреть не смели
И великие цари;
За решеткою сидели
На часах богатыри.
И Полканы всюду чудны
Дом стрегли ее и трон;
С колоколен самогудный
Слышался и ночью звон.
Терем был ее украшен
В солнцах, месяцах, в звездах;
Отливались блески с башен
Во осьми ее морях.
В рощах злачных, в лукоморье
Въявь гуляла и в саду,
Летом в лодочке на взморье,
На санк_а_х зимой по льду.
Конь под ней, как вихрь, крутился,
Чув девицу-ездока, —
Полк за нею нимф тащился
По следам издалека.
Коз и зайцев быстроногих
Страсть была ее гонять,
Гладить ланей златорогих
И дерев под тенью спать.
Ей ни мошки не мешали,
Ни кузнечики дремать;
Тихо ветерки порхали,
Чтоб ее лишь обвевать.
И по веткам птички райски,
Скакивал заморский кот,
Пели соловьи китайски —
И жужукал водомет.
Статно стоя, няньки, мамки
Одаль смели чуть дышать
И бояр к ней спозаранки
В спальню с делом допущать.
С ними так она вещала,
Как из облак божество;
Лежа царством управляла,
Их журя за шаловство.
Иногда же и тазала
Не одним уж язычком,
Если больно рассерчала,
То по кудрям башмачком.
Все они царя-девицы
Так боялись, как огня,
Крыли, прятали их лицы
От малейшего пятна.
И без памяти любили
Что бесхитростна была;
Ей неправд не говорили,
Что сама им не лгала.
Шила ризы золотые,
Сплошь низала жемчугом,
Маслила брады седые
И не ссорилась, с умом.
Жить давала всем в раздолье,
Плавали как в масле сыр;
Ездила на богомолье, —
Божеством ее всяк чтил.
Все поля ее златились
И шумели под серпом,
Тучные стада водились,
Горы капали сребром.
Слава доброго правленья
Разливалась всюду в свет;
Все кричали с восхищенья,
Что ее мудрее нет.
Стиходеи ту ж бряцали
И на гуслях милу ложь;
В царствах инших повторяли
О царе-девице то ж.
И от этого-то грому
Поднялись к ней женихи
Вереницей к ее дому,
Как фазаньи петухи.
Царств за тридевять мудруя,
Вымышляли, как хвалить;
Вздохами любовь толкуя,
К ней боялись подступить.
На слонах и на верблюдах
Хан иной дары ей шлет,
Под ковром, на хинских блюдах,
Камень с гору самосвет.
Тот эдемского индея:
Гребень — звезд на нем нарост,
Пурпур — крылья, яхонт — шея,
Изумрудный — зоб и хвост.
Колпиц алы черевички
Нес — с бандорой тот плясать,
Горлиц нежные яички —
Нежно петь и воздыхать.
Но она им не склонялась,
Набожна была чресчур.
Только в шутках забавлялась,
Напущая на них дур.
Иль велела им трудиться:
Яблок райских ей искать,
Хохлик солнцев, чтоб светиться,
В тьме век младостью блистать.
Но они понадорвали
Свой живот — и стали в пень;
Что искали — не сыскали,
И исчезли будто тень.
Тут откуда ни явился
Царь-царевич, или круль,
Ни людям не поклонился,
Ни на Спаса не взглянул.
По бедру коня хлесть задню —
И в тот миг невидим стал, —
Шасть к царю-девице в спальню
И ее поцеловал.
Хоронилася платочком
И ворчала хоть в сердцах,
Но как вслед его окошком
Хлопнула, — вскричала: ах!
Конь к тому ж в пути обратном
Тронул сеть садовых струн:
Град познал в сем звуке страшном,
Что был дерзок Маркобрун.
Вот и встал дым коромыслом
От маяков по горам;
В мрачном воздухе навислом
Рев завыл и по церквам.
Клич прокликали в столице,
И гонцы всем дали весть,
Чтоб скакать к царю-девице
И, служа ей, — мстить за честь.
Заскрипели двери ржавы
Оружейниц древних лет.
Воспрян_у_ли мужи славы
И среди пустынных мест.
Правят снасти боевые
И булат, и сталь острят;
Старые орлы, седые
С соколами в бой летят.
И свирепы кони в стойлах
Топают, храпят и ржут,
На холмах и на раздольях
Пыль вздымают, пену льют.
В слух пищали стенобойны,
Раствори чугунны рты,
Воют в час полночный, сонный,
Чтоб скорей в поход идти.
Идет в шкурах рать звериных,
С дубом, с пращей, с кистенем;
В перьях птичьих, в кожах рыбных,
И как холм течёт чрез холм.
Занимает степи, луги
И насадами моря,
И кричит: помремте, друга,
За девицу и царя!
Не пленила златом, сбойством
Нас она, ни серебром;
Но лишь девичьим геройством,
Здравым и простым умом.
И так сими вождь речами
Взбудоражил воинов дух,
Что, подняв бугры плечами,
Растрепали круля в пух.
И еще в его бы царстве
Только раз один шагнуть,
Света б не было в пространстве,
Чем его и вспомянуть.
Кровь народа Маркобруна
Уподобилась реке;
Он дрожал ее перуна
И в своем уж чердаке.
Но как он царя-девицы
Нежный нрав довольно знал,
Стал пастух — и глас цевницы
Часто ей своей внушал.
«Виноват, — пел, — пред тобою,
Что прекрасна ты, мила». —
«Сердце тронь мое рукою.
Сядь со мной!» — она рекла…
Так и все красотки славны
Дерзостей не могут несть;
Все бывают своенравны,
Любят жены, девы честь.
Июнь 1812
ПРИМЕЧАНИЯ
Венец бессмертия (с. 148). Вафиль (Вафилл) — имя юноши, героя любовной
лирики ряда стихотворений, вошедших в сборник, приписывавшийся Анакреону, но
на самом деле не принадлежащий ему. Певец Тииский — то есть Теосский —
Анакреон.
Свобода (с. 156). Написано по случаю увольнения Державина от должности
министра юстиции " октябре 1803 Года.
Весна (с. 157). Обращено к Ф. П. Львову, дальнему свойственнику Д. А.
Державиной. Он служил в министерстве коммерции и был задет слухами о его
злоупотреблениях при конфискации контрабанды в ревельской и кронштадтской
таможнях.
Лето (с. 158). Думая, что поэт И. И. Дмитриев (1760-1837), его давний
приятель, проводит лето в своей деревне, Державин отправил ему это
стихотворение без подписи.
Осень (с 159). Обращено к А. Н. Ярцову (1737-1819), родственнику и
приятелю Державина, служившему главным директором уральских заводов.… Там в
бледных туманах ржет нам война… — Россия начала готовиться к новой войне с
Францией с середины 1804 года.
Зима (с. 161). Хариты — великие княжны Александра (ум. 1801) и Елена
(ум. 1803) Павловны, которым девятью годами ранее поэт посвятил
стихотворение «Хариты». Хлор — Александр I. Добрада — ее мать, императрица
Мария Федоровна. Вельяминов П. Л. — литератор, друг Державина по Львовскому
кружку, был болен и вскоре умер (в начале 1805 г.). Алый сок — пунш. Хлад —
имеется в виду Александр I.
Похвала Комару (с. 181). Пиндар воспевал орла и т. д. — Державин имеет
в виду одну из од Пиндара; песню «Высоко сокол...», которую исполнял
ямщицкий хор Митрофанова; приписывавшуюся Гомеру «Батрахомномахию» («Войну
мышей с лягушками»); ирои-комическую поэму Попа «Похищение локона»;
антицерковную поэму Вольтера «Орлеанская девственница» и «Гимн бороде»
Ломоносова; Вергилию приписывается стихотворение «Комар». Михрамегас — имя
великана, героя повести Вольтера. Марон — Вергилий… лучший вождь героев…
— П. А. Румянцев.
На прогулку в Гр_у_зинском саду (с. 189). В 30 километрах от Званки
находилось имение временщика Александра I — Аракчеева. В начале века оно
принадлежало А. Д. Меншикову, князю Ижорскому.
Царь-девица (с. 193).… Во осьми ее морях. — По счету Державина,
восемь морей окружали Россию. Ряд черт указывает на то, что поэт в образе
Царь-девицы дал шутливый портрет императрицы Елизаветы Петровны, а в
событиях, описанных в «романсе», нашли отражение некоторые события ее
царствования. Маркобрун. — Это имя заимствовано из сказки о Бове-королевиче.