Печорин и контрабандисты анализ главы Тамань романа Лермонтова Герой нашего времени
«Тамань» – своего рода кульминация в столкновении двух стихий романа: реализма и романтизма. Тут не знаешь, чему больше удивляться: необыкновенной прелести и очарованию тонкого всепроникающего колорита, который лежит на образах и картинах новеллы, или предельно убедительной реалистичности и безукоризненному жизненному правдоподобию.
А. А. Титов видит, например, весь смысл «Тамани» с ее поэтичностью в намеренном снижении и развенчивании образа Печорина. Убежденный, что именно таков был замысел автора, он пишет об этой поэме в прозе: «мимолетный роман, который Печорин завязывает с контрабандисткой, смахивает скорее на грубоватую интрижку, вполне в духе странствующего офицера».
В действительности все сложнее. Печорин с его глубоким трезвым умом лучше, чем кто‑либо другой, понимает невозможность обретения в среде «честных контрабандистов» той полноты жизни, красоты и счастья, которых так жаждет его мятущаяся душа. Он понимает с самого начала безрассудность своих поступков, всей истории с «ундиной» и другими контрабандистами. Но в том‑то и заключается странность его характера, что, несмотря на присущий ему в высшей степени здравый смысл, он никогда не подчиняется ему целиком, – для него существует в жизни нечто более высокое, чем житейски выверенное благоразумие. Поэтому, посмеиваясь и иронизируя над собой, он все же не может не откликнуться на зов загадочно манящей свободной, наполненной опасностями и тревогами жизни контрабандистов. И пусть во всем этом ему до конца откроется своя прозаическая сторона, реальные жизненные противоречия, – для героя, и для автора реальный мир контрабандистов сохранит в себе не получивший развития, но живущий в нем прообраз вольной, исполненной «тревог и битв» человеческой жизни.
Постоянное колебание между «реальным» и заключенным в его глубинах «идеальным» ощущается почти во всех образах «Тамани», но особенно в девушке‑контрабандистке. Имени ее не названо, автор дает только описание девушки. Отсюда эти резкие переходы в восприятии ее Печориным – от завороженного удивления и восхищения до подчеркнутой прозаичности и будничности. Этому способствует и характер девушки, весь построенный на неуловимых переходах и неожиданных контрастах. Она так же изменчива и неуловима, как и ее жизнь, беззаконно‑вольная, исполненная неожиданностей, в которой имеются свои романтические глубины.
В отрывке о приходе «ундины» к Печорину в душе героя проносится целая буря чувств. Накопившиеся чувства прорываются, страсть мгновенно охватывает героя, только что столь трезво рассуждавшего. По существу в этом отрывке три главных типов героев: «ундина» как представительница загадочно‑таинственного мира вольной жизни и неподдельно‑естественной красоты, «линейный казак» – воплощение мира обыденной повседневности и, наконец, Печорин, беспокойно мятущийся, между этими двумя мирами.
Буря, окончившаяся ничем, поманившая призраком счастья, оборачивается для героя в конце отрывка, как и вся новелла, прозаическим «ущербом», иронически оттеняющим опустошенность, усиливающуюся в душе обманутого в своих ожиданиях героя. В одном случае опрокинут чайник с остатками чая, в другом героя чуть не утопили и украли у него шашку и кинжал. В отрывке, как и в новелле, в целом маячит фигура казака, этого Максима Максимыча, низведенного в своей заурядности до чина рядового.
Повествование «Тамань» словно впитало в себя отраженную в нем морскую стихию. Чередование романтического и реалистического планов в отрывке и новелле выдержаны в упругом, беспокойном ритме морского прибоя.