Шербакульская средняя школа № 1
КУРСОВАЯ
тема: «Песни русских рабочих (XVIII – начало XX века)»
Выполнила: ученица
9 класса «А»
Тычина Людмила
Преподаватель: Оноприенко
Сергей Иванович
2003 год
План:
Введение
Песни русского пролетариата
Революционные песни
Песни рабочих
Заключение
Песни рабочих – это смелый клич
борьбы, где … пролетариат сразу же
с разительной определенностью,
резко, без церемоний и властно заявляет
во всеуслышание, что он противостоит
обществу частной собственности.
К. Маркс
ВВЕДЕНИЕ
Среди многочисленных исторических памятников и свидетельств героического прошлого русских рабочих видное место занимают их песни – своеобразная поэтическая летопись борьбы и протеста.
В годы массового освободительного движения, развернувшегося в России с середины 90-х годов XIX столетия социал-демократы, наряду с прочими агитационными средствами – нелегальными газетами, журналами, прокламациями, листовками, стали широко использовать и песни. Старый большевик П. Н. Лепешинский писал позднее: «Мы как-то сразу почувствовали, что молодому пролетарскому движению в России не хватает соответствующих вокальных источников возбуждения его революционной энергии»1. И такие песни появились. Их слагали поэты социал-демократы в тюремных застенках и рабочие у станков. Песни пели на маевках, тайных сходках, иногда прямо на улицах заводских окраин и поселков.
В. Д. Бонч-Бруевич вспоминает, что В. И. Ленин высоко ценил и любил поэзию рабочих: «Владимир Ильич особенно внимательным образом всегда относился к творчеству народных поэтов. Он любил слушать, когда они вдохновенно выступали в рабочих кварталах Парижа и других городов… Сам Владимир Ильич очень любил революционное пение, принимал в нем всегда участие, читал новые революционные стихотворения и быстро запоминал те из них, которые были особенно популярны, которые перелагались на музыку и пелись в ссылке, на рабочих собраниях, в эмиграции».2
Репертуар русской рабочей песни обширен. Он включает всенародно известные гимны и марши, как «Смело, товарищи, в ногу…», «Варшавянка», «Интернационал», сатирические песни «Нагаечка», «Зимушка», множество песен о заводчиках, жандармах, попах и т. д. Перекладывались на песенный лад и произведения некоторых поэтов (например, И. Сурикова, Дм. Цензора, О.Чюминой, М. Конопницкой). Таким образом, песенный репертуар рабочих неоднороден, в него наряду с действительно рабочим творчеством входят и авторские произведения, ставшие неотъемлемой частью пролетарской песенной поэзии.
Советские исследователи народной поэзии, фольклористы и историки литературы немало сделали для собирания и изучения песен русского пролетариата. В 1930-х годах собиратели рабочего фольклора записали от производственников Москвы, Ленинграда, Свердловска, Тулы, Иванова, Ярославля, Петрозаводска и иных городов и поселков нашей страны много песен и стихотворений, сложенных в дооктябрьское время. Собранный материал частично публиковался в периодической печати, в сборниках революционной поэзии. Однако сколько-нибудь полного издания русских рабочих песен пока нет. В известной мере повлиял на это неправильный подход к рабочему фольклору. Обладая иной раз скромными художественными достоинствами, песни рабочих проникнуты таким горячим гражданским пафосом, что не могут оставить нас равнодушными. Лучшие же произведения заводских поэтов отличаются образностью, точностью и простотой. Несмотря на тяжелые условия формирования, целая плеяда рабочих талантов вола в большую литературу. Широкую известность получили имена Е.Нечаева, А. Богданова, А.Гмырева, Ф.Шкулева, А.Благова, А.Маширова, И.Садофьева.
Идейное содержание рабочей поэзии изучено сравнительно полно.1 Значительно меньше занимались ее художественной формой. Однако уже сейчас можно определить в общих чертах специфическое отличие рабочих песен от традиционных крестьянских. В рабочей поэзии наблюдался переход от коллективного творчества к индивидуальному. Авторское начало выступало здесь чаще и ярче. В зависимости от идейной зрелости, степени талантливости, общей культуры находилось и качество того или иного произведения. Разумеется, сказанное относится к зрелому периоду существования рабочих песен, к периоду массового пролетарского движения в России.
Наибольшего развития русская рабочая песня достигла ко времени Великой Октябрьской социалистической революции. Однако и тогда фабрично-заводская, пролетарская поэзия еще не представляла художественно единого явления. Рабочие песни слагались и как устно-поэтические произведения. Отдельные их группы и жанры обладали хотя и угасавшими, но ясно выраженными фольклорными признаками.
ПЕСНИ РУССКОГО ПРОЛЕТАРИАТА
Песни русского пролетариата имеют сравнительно короткую историю.
Ранние образцы фабрично-заводской поэзии, дошедшие до нас, относятся к XVIII столетию. Они были сложены в период, когда в русском национальном государстве ускоренными темпами стала развиваться промышленность. Росли города. Один за другим строились заводы в центральных районах страны, на Урале и Алтае, повсеместно – мануфактуры, на невских берегах поднималась северная столица Санкт-Петербург. Это не могло не отразиться в крестьянской поэзии первой половины XVIII века. Так, крестьянская песня «Поутру то было раным-рано…» запечатлела уход партии сельчан на строительство Ладожского канала. Характерен ее традиционный зачин:
На заре то было на утренней,
На восходе красного солнышка,
Что не гуси, братцы, и не лебеди
Со лузей, озер подымалися…
В далекую дорогу, на «государеву работу» сбираются крестьяне. Немалые испытания предстоят им. Любой может не вернуться к родному порогу. Уходящих провожают как рекрутов: вслед за ними за околицу идут родители, жены, дети, Образ беззащитных птиц, летящих в далекие земли, определяет основной лейтмотив песни.
Отголоском переживаний и дум русского «работного люда», трудившегося над постройкой первых судов Балтийского флота, служит песня «Как на матушке на Неве-реке…», в которой говориться о работе на
петровской ферви.
Обе названные песни еще не несут в себе ничего специфически рабочего.
Однако песни рабочих-мануфактурщиков, дошедшие до нас в подлинных записях XVIII века («Ярославль, наш батюшка…», «Близко, близко городочка…» и др.), уже отличаются от традиционного устно-поэтического творчества. Крестьянин, приходивший на фабрику, правда, приносил с собой сложившийся мир представлений, привычек, образов, свою речь, песни, пословицы и прибаутки. Но иной жизненный уклад порождал свежие мысли и чувства.
В частушках, например, рабочих Котлинского пушечного завода звучат характерные и для последующей рабочей песни мотивы:
Расскажи, хрещеный люд,
Отчего здесь люди мрут.
С Покрова до Покрову
На проклятом острову.
Те же чувства выражала и поэзия мастеровых, трудившихся на мануфактурах, сосредоточенных главным образом в центральных районах России.
Постепенно в песнях «работных людей» появляются новые художественные черты, — например, отказ от обобщенной, условной обстановки действия, замена ее все более реальной и типичной. Все большее место занимает изображения самого фабричного производства. Создатели песен запечатлели характерные картины полуручного-полумеханизированного труда на мануфактуре: «сукна ткут во двенадцать рук», «руками челнок бросают, ногами штуки поднимают», «ткут платки-салфетки на разные клетки».
В устной фабричной поэзии появился также новый, по сравнению с крестьянским фольклором, тип труженика. Ее герой более независим, наделен чувством профессиональной и национальной гордости. Фабричные ребята поют о себе:
…Ковры, или салфетки,
Иль скатерть-коломенки –
Это все уж нам ничто,
Хоть заморский приедь кто.
Шелка ткут, ковры французски
Всё ребята наши русски.
Они «важеваты». Их «писать учат мастера». Грамоте на мануфактурах обучали далеко не всех, но сам факт обучения поражал воображение, и песня упоминала о нем. Типичным образцом ранней фабричной поэзии является песня «Близко, близко городочка…». Некоторые исследователи без достаточных оснований относили ее к мещанскому фольклору. Правда, «удалые молодцы», «мастера» изображены в ней на гулянье, но сцены гульбы, веселого досуга в поэзии мануфактур, как и в крестьянских песнях о фабрике, проступала идеализация вольготной жизни в городе:--PAGE_BREAK--
У нас в Москве ребята хороши,
Кафтаны абрикосовы пошили,
А шапочки алы бархатные,
А пояски шелковые.
Подобные ноты, правда, не очень характерны. Рабочим на фабрике приходилось нелегко, и это засвидетельствовано их песнями. Так, например, в песне «Вы леса ль мои, лесочки…», возникшей в конце XVIII – начале XIX века, рассказывается о волнениях на фабрике купцов Грачевых и Карнауховых в Иванове. Герои ее сетуют и плачутся на низкие заработки, плохое сырье, невыносимую обстановку, в которой приходится трудиться. В ответ обеспокоенный хозяин обещает:
Вы не плачьте-ка, молодчики, молодцы фабричные!
Я поставлю вам, ребятушки, две светлицы новые,
Станы самолетные, основы суровые.
Нанесу я вам, ребятушки, ценушку высокую,
Ценушку высокую, салфетки по рублику.
Более острыми были песни горнозаводских рабочих. Горная промышленность, частная и государственная, основывалась на крепостной организации труда. На казенных заводах «работные люди» находились на военном положении. Повиновение поддерживалось шпицрутенами, кнутом, розгами и кулаками. Рабочий день длился 12-14 часов, трудились в две смены: дневную и ночную.
Каторжный быт горняков правдиво и широко запечатлен в известной алтайской песне «О, се горные работы!..» – редком памятнике ранней горнозаводской поэзии. Единого мнения о времени возникновения этой песни нет. Однако содержание и стиль произведения позволяют отнести его к концу XVIII – началу XIX века.
Детально правдиво рисуя картину работ на горном заводе, песня останавливает внимание на каторжном характере труда рабочих. Начало работ воспринимается как неизбежное страдание: «По фонталам воду пустят, наше сердце приопустят», «Наши горные работы всем чертям дают заботы».
Рабочих подвергают жестким телесными наказаниями («Бита Мушиха кнутом», «Не успеешь, значит, лечь, как валится кожа с плеч»). Конец одного из вариантов песни звучит вызывающе:
Мы по улице идем,
Громко песни запоем,
Как начальство любит нас,
Как начальство дует нас.
Песен о горных заводах сохранилось немало. До нас дошел целый ряд произведений, сложенных в крепостную эпоху на Урале и Алтае. В целом устная поэзия горных заводов дает развернутые картины тяжкого подневольного труда. Как и антикрепостническая лирика барщинных крестьян и творчество рабочих мануфактур, поэзия горняков доносит до нас стихийный протест угнетенных масс, их стремление к свободе, столь отчетливо проявлявшееся в темах побега с завода, расправы с ненавистными подрядчиками и мастерами, в излюбленных образах «вольных людей», восставших против гнета помещиков, заводчиков и царских властей.
Творчество первых рабочих поэтов еще не выделялось по своему идейному звучанию из всей поэзии закрепощенного народа. Но рабочая поэзия постепенно накапливала качества, которые в будущем сделали ее самостоятельным видом народной поэзии. В ней все громче звучит тема попранного человеческого достоинства.
Песенное творчество «работных людей» начинало новую линию развития русской песни, являясь предысторией поэзии пролетариата.
30 – 50-е годы XIX века ознаменовались особенно быстрым развитием в русском фольклоре фабрично-заводского творчества. Капитализм наступал. Рост промышленности неизбежно продолжал конкуренцию. Эксплуатация рабочих становилась все более жестокой. Это сказалось и в песнях. Известная идеализация фабричной жизни, имевшая место в творчестве «работных людей», сменяется теперь трезвой реалистичностью, горькой иронией. О «бархатных» нарядах мастеровых песни уже не упоминают, теперь фабричные «носят ситцевы рубашки об семьдесят заплат», на них «синие халаты, подпоясаны ремнем».
К середине XIX столетия все чаще возникают произведения о нелегкой доле работниц, труд которых, наряду с детским, находит широкое применение на капиталистических предприятиях. Образцом может служить песня, сложенная на фабрике купца Каулина, — «Как у нас-то на Томаке на реке…». В ней женщины жалуются на усталость и просят окончить работу:
Ты, Ляксей да Иванович,
Не пора ли шабашу давать.
Шабашу давать, по улице гулять?
Наши ручки передергалися
И головки примоталися,
Наши ножки приходилися,
Наши глазки пригляделися.
«Чудесная» фабрика несла несчастья и беды. Все чаще в песнях встречаются упоминания о том, что «во мотыль рука попала, белу ручку оторвало» или – «у машинки я стоял, усе пальцы оборвал».
По песням можно проследить и пролетаризацию крестьянства. Так, широкой известностью пользовалась в Петербургской и других губерниях песня «Не последний был красильщик…», дошедшая в большом количестве вариантов. Тема разрыва с деревней воплощена в ней наиболее полно. Герой песни – фабричный. Он живет в городе и стал довольно искусным мастеровым:
Не последний был красильщик,
Я на фабрике живал…
Разны ситцы набивал.
Заработок мастерового мал. Его не хватает и на уплату оброка. Фабрика выматывает силы «отходника», его тянет к земле. Не выдержав, герой песни берет расчет. В деревню он приходит «весь оборванный, худой, словно жулик площадной». Без радости встречают его родные. Ведь его приход лишил их надежды получать из Питера хоть какую-нибудь денежную помощь.
Поживи-ка ты в деревне,
Похлебай-ка кислых щей,
Поноси худых лаптей…
Жизнь в городе кажется им завидной, труд на заводе – более легким, чем тяжелая крестьянская работа. Мастерового будят на заре:
Вставай, питерска натура,
Петербургский чистячок!
Песня лаконична. В ней нет детального повествования о лишениях вернувшегося домой фабричного. Герой просто подводит итог:
…Меня голод прохватил,
Все – домой я покатил…
Оглянулся на деревню
И махнул только рукой.
Слезы вытер, еду в Питер,
А надежды никакой.
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ПЕСНИ
Крепостничество пало. Крестьянские бунты перекатывались по России. В условиях борьбы крестьянства за землю и общественного подъема неизмеримо возросло значение демократической пропаганды. Важную роль в этом деле играли и революционные песни. В 1861 году Н. Огарев издает в Лондоне сборник «Русская потаенная литература», в который наряду с запрещенными стихотворениями вошли и песни. В 1863 году в Берне был напечатан сборник «Свободные русские песни», по образу которого выпускали последующие нелегальные песенники.1
Пение становится неотъемлемой частью подпольных сходок. Острое политическое содержание, простые слова, выразительная мелодия волновали слушателей. Н. А. Морозов вспоминал позднее: «Хорошее пение всегда действовало на меня чрезвычайно сильно, особенно когда песня была „идейная“, с призывом на борьбу за свет и свободу.1
Весь свой пропагандистский пафос разночинцы обращали к крестьянству. Поэтому их агитационные песни „Камаринская“, „Долго нас помещики душили…“, „Дубинушка“ и другие были рассчитаны на деревню. Однако сельские массы еще находились в плену царистских иллюзий. Песни, разоблачавшие самодержавие, не получили в то время сколько-нибудь широкого распространения. Зато их все чаще можно было услышать в передовой рабочей среде.
В рабочий репертуар в этот период вошли и такие песни, как „Ночь темна, лови минуты…“ (Н. Огарева); „По пыльной дороге…“; „Слушай!“ (И. Гольц-Миллера); „Спускается солнце за степи…“ (А. Толстого); „Не слышно шуму городского…“ (Ф. Глинки); „Нелюдимо наше море…“ (Н. Языкова) и другие.
Эпоха героической борьбы народников с самодержавием обусловила появления в свет замечательных траурных маршей „Замучен тяжелой неволей…“ (Г. Мачтета) и „Вы жертвою пали…“ (А. Архангельского), ставших со временем любимыми песнями рабочих. Однако тогда их знал лишь небольшой круг революционеров и радикально настроенных студентов. продолжение
--PAGE_BREAK--
Подлинно массовыми эти песни стали позднее.
Народники не поняли исторической роли пролетариата. Прошли они и мимо его песен. А между тем период 60 – 90-х годов XIX столетия был временем возникновения рабочей песни в истинном значении этого понятия. Ее эволюция тесно связана с общим развитием рабочего сознания, с ростом пролетариата, с усилением его организованности и сплоченности.
Жизнь пролетариев капиталистической России в те годы ярко изображают шахтерские песни. Типичным образцом горняцкой поэзии того времени является известная песня о Грушевском руднике («На Донской земле привольной…»), дошедшая до нас в нескольких вариантах и весьма интересная в художественном отношении. Определения в ней даны краткие, зримые:
Подхожу я к ламповой,
Там народ стоит толпой,
есь оборванный, худой…
Зубы ясны, глаза красны,
А рубашки как смола.
Невольно вспоминается превосходная картина Е. Касаткина «Углекопы. Смена», на которой изображены горняки в жалком рубище, покрытые густым черным слоем угольной пыли, только блестит полоска зубов и горят воспаленные глаза. «Это почти сплошь люди с бледными лицами землистого тона, с глубоко въевшейся в поры кожи угольной пылью, с синими кругами вокруг глаз, — писал исследователь Донецкого бассейна Л. Либерман, — вечно хрипящие, кашляющие и сплевывающие густую, вязкую, как уголь черную мокроту»1.
«Ямы» и «Норы» – так называет песня жилища горняков. «У хорошего помещика скот помещался лучше, чем несчастные шахтеры, жившие в землянках», — подтверждает историк П. И. Фомин. Многочисленные пореформенные горняцкие песни – это сплошной стон и гневные сетования на тяжелую долю.
Не лучшим было положение рабочих и в других отраслях промышленности. Однажды, обходя одну из ивановских фабрик, писатель-семидесятник Ф. Н. Нефедов обратил внимание на мальчиков, напряженно работающих при сушильных барабанах и на вешалах. Нефедов спросил сопровождавшего его фабриканта, как складывается их дальнейшая судьба.
Тот, подумав, ответил:
"-Бог знает куда они у нас деваются, мы уж как-то их не видим после.
— Как не видите!..
— Да так, высыхают они.
Я принял это выражение за чистую метафору, — пишет автор, — и переспросил:
— Вы хотите сказать, что впоследствии они переменяют род своих занятий, или они перейдут на другую фабрику?
— Нет, просто высыхают, совсем высыхают! – отвечал серьезно фабрикант"1.
Народник С. С. Синегуб, посетивший в 70-х годах одну из ткацких фабрик, писал о ней: «Боже мой! Какой это ад!.. Воздух невозможный: жар и духота, вонь от людского пота и масла…Я пробыл на фабрике не более двух часов и вышел оттуда очумелый и с головной болью»2. Придя домой, поэт написал стихотворение «Дума ткача»:
Грохот машин, духота нестерпимая,
В воздухе клочья хлопка,
Маслом прогорклым воняет удушливо –
Да, жизнь ткача нелегка…
Стихотворение вскоре проникло в рабочую среду. На основе его сложили песню, которая разошлась по всей России («Мучит, терзает головушку бедную…», «Грохот машин, духота нестерпимая…»). Аналогичной была судьба стихотворения Д. А. Клеменца «Дума кузнеца».
Передовые пролетарии сознательно пропагандировали лучшие песни народников. П. А. Моисеенко, работавший в 1877 году на Новой бумагопрядильной фабрике, вспоминает: «Завели хор… Ставили революционные песни „Долго нас помещики душили…“ и „Свободушка“, напев „Лучинушки“. Эффект был поразительный».3
Текст одной из первых рабочих революционных песен был напечатан в 1876 году в народнической газете «Вперед». В стихотворении неизвестного рабочего «не трава в степи колышется…» говорилось:
Так восстань же, сила мощная,
Против рабства и оков!
Суд чини, расправу грозную:
Зуб за зуб и кровь за кровь.
Этот призыв слышится и в известной песне «Ткачи», сложенной рабочими-революционерами П. Моисеенко и С. Штрипаном. После забастовки 1878 года на Новой бумагопрядильной фабрике ряд ее участников арестовали, в их числе были Моисеенко и Штрипан. В тюрьме они сложили свою песню, в которой рассказали о забастовке. Тогда же П. Моисеенко написал вторую песню – «Я хочу вам рассказать…», разоблачавшую не только капиталистов, но и попов, полицию, министров, самого царя.
Клич организованной борьбы с самодержавием в 70 – 80-х годах звучал лишь в произведениях еще многочисленных передовых представителей рабочего класса. Слабость социальной тематики рабочего фольклора этого времени заключается именно в отсутствии широких политических обобщений.
По форме песня становилась все более разнообразной, гибкой. Малозаметные, на первый взгляд, но интересные изменения произошли в поэтике песен еще в конце XVIII – начале XIX столетий. Уже тогда традиционная условно-символическая система образов не вмещала картин новой действительности. В песни все чаще вторгалась новая производственная лексика: завод, фабрика, контора, корпус, машины, подрядчики, обер-штейгер, мастер, шлихтовальщики, ткачи, рудобойные молотки, протыкальник, шпурик, болоток; военная: офицеры, казарма, гарнизон, госпиталь, конвой; бытовая: компанья, школьные, манерные девицы, чай, ситец.
Вторжение новой лексики непрерывно продолжалось на протяжении всего XIX века, а второй половине его в песни все чаще стали проникать новые слова, связанные с борьбой рабочего класса: борцы, тюремный замок, каторга, забастовка, жандармы, рабство, свобода, эшафот и т. д.
Вместе с тем влияние крестьянской традиционной лирики еще весьма ощутимо. И, в частности, в лексике, в обилии ласкательных и уменьшительных суффиксов у существительных (горюшко, ручушки, глазушки, работушка, зимушка, голосочек, будилочка, зверочки, лесочки, лужочки и т. д.). Еще встречаются даже краткие прилагательные (бела ручка, стальны ключики, чисто полюшко, худа долюшка).
Менялась не только лексика. Иным становился весь поэтический строй рабочих песен. В ранней рабочей поэзии встречались и правильные литературные размеры. Например, известная песня горняков «О, се горные работы!..» написана правильным четырехстопным ямбом. Очевидно, ее автор был грамотен и хорошо знаком с литературными песенными образцами своего времени.
Во второй половине XIX века еще заметнее в творчестве немногочисленных передовых пролетариев прослеживается стремление овладеть литературной формой, чему немало способствовало проникновение в фабрично-заводскую среду революционно-демократической литературы. Например, прокурор петербургской судебной палаты в своем заключении по делу о распространении «преступной пропаганды» среди рабочих Сестрорецкого оружейного завода между прочим писал: «Поступили на работу в слесарный цех трое молодых людей, занимающихся распространением запрещенных изданий в среде заводских рабочих». Одним из упомянутых «молодых людей» был девятнадцатилетний Николай Майков, автор ряда антиправительственных песен и стихотворений. Произведения Майкова и его товарищей относятся к индивидуальному авторскому творчеству. Таковы, например, и стихи другого рабочего поэта – Н. Васильева, также привлекавшегося за распространение нелегальных сочинений:
Ноет мое сердце,
Глядя на отчизну,
Глядя на несчастных
Земляков-рабов.
Долго ль, еще долго ль
Время золотое
Не придет в Россию,
Матушку родную.
Правдиво рисуя капиталистическое производство, песенная поэзия рабочих этого времени тяготеет к «повествовательности», подробному описанию завода, фабрики, цеха, вроде:
Корпус длинный, полверсты,
Во стенах связи толсты,
А внутри паровики,
Там шуруют мужики.
Они день и ночь шуруют,
Во котлах вода кипит,
Колесо паром вертит…
Позже изображение производства станет еще более конкретным. Но и в рассматриваемое время песня стремится к возможно более точной передаче заводской, фабричной или рудничной обстановки. Складывались песни обычно об отдельном конкретном предприятии («У Лафузова на фабрике…», «У Брюханова в заводе…», «Как рабочи Голубкова…», «Как на Маре на реке…», «Нова фабричка Каулина купца…»). Герои песен – рабочие одного завода, одной профессии. продолжение
--PAGE_BREAK--
Большинство песен того времени, продолжавших развиваться на народной песенной основе, уже зарифмовывается, правда, рифмовка чаще всего наиболее простая – парная:
Стоит сахарный завод,
Да всё разный народ.
Три дня праздничка ждали,
Да всё праздновали;
Выходили на лужок,
Становилися в кружок…
Шахтер в клеточку садится,
С белым светом распростится:
«Прощай, прощай, белый свет,
Тебя увижу али нет.
Прощай, ясная заря,
Прощай, милочка моя…»
ПЕСНИ РАБОЧИХ
С начала 900-х годов в стране назревает революционный кризис. По городам России прокатывается мощная волна стачек и забастовок. В это время крепнет и рабочая песенная поэзия. Чтобы разобраться в ее многообразии в этот период, целесообразно выделить три большие жанровые группы: лиро-эпическую, сатирическую и гимническую.
Лиро-эпический жанр охватывает большой круг произведений о дореволюционном рабочем быте. В 1905 –1907 годах в их содержании усилились героические ноты, обусловленные открытой вооруженной борьбой рабочего класса со своими угнетателями.
Конкретная, способная передавать психологические переживания героев лиро-эпическая песня объединила функции традиционных лирического и исторического жанров. В этом плане она – предшественница современных советских песен, которые, по определению В. Я. Проппа, «могут быть названы не только эпическими и лирическими, но и историческими в полном смысле слова»1.
Качественно новое явление, лиро-эпическая рабочая песня этого периода в то же время тесно связана с более ранней фабрично-заводской песенной поэзией.
Среди произведений этого жанра в конце 90-х – начале 900-х годов обширную группу образуют те, в которых продолжены вековые мотивы горя и страдания. «В фабричных песенках нет бодрых настроений, — писал один из собирателей уральского фольклора, — в них сквозит тяжелое сознание невозможности изменить невыносимый порядок вещей…». Примером могут быть записи вроде следующей:
Посмотрю на свово сына:
Сердце оборвется.
Та же горькая судьбина
Ему достается.
«В первые годы моей работы, — вспоминает старый большевик Ф. Н. Самойлов, — проявление классового самосознания рабочих было крайне слабым. Люди ежедневно с утра до ночи терпеливо работали, жили в тяжелой нужде и не выражали почти никаких признаков протеста или недовольства».1
«Получили пятак – иди в кабак», — с горечью шутили московские рабочие, о невеселой жизни которых говорилось не только в песнях, но и в пословицах, поговорках, присказках, вроде: «Живем да хлеб жуем», «Щи – хоть тряпье полощи», «Крупинка за крупинкой бегает с дубинкой», «Рабочий давно на харч в аду зачислен», «На заводе ад, а кругом – смрад». Сохранившиеся песни рассказывают невеселую правду о жизни рабочих окраин. Покосившиеся хибары, огороды, пустыри, мусорные свалки…
В 1894 году на «Треугольнике» впервые услышали песню «Последняя рубашонка», которая впоследствии всем полюбилась. Сложил ее свой, заводский поэт И. Д. Волков. В ней говорилось:
Последнюю рубашонку
У вальцов трепали.
По двенадцати часов
Отдыха не знали…
Волков – один из немногих создателей рабочих песен, имена которых известны. Судьба этого поэта-самородка, так и не поднявшегося до большой литературы, типична. Он родился в 1867 году в крестьянской семье. С девяти лет пас скот, вил веревки у кабатчика. Затем подростка посылают в Петербург на заработки. Здесь он – «мальчик на побегушках» при кладовых Калашниковской пристани, а с семнадцати – грузчик в порту, летом – возчик, резинщик и т. д. Волков пробовал свои силы в разных видах поэзии: писал песни, стихи, басни, сказки, поэмы.
Вначале поэт не поднимался выше традиционных фабричных мотивов, слагая невеселые вирши, вроде:
Время некуда девать,
Никакой отрады,
Не дано просвета знать,
Значит, выпить надо.
Впоследствии, в 1905 году, творчество И. Д. Волкова стало иным. Оно зазвучало по-боевому. Активный забастовщик, он был дважды арестован и в 1911 году выслан из Петербурга, как неблагонадежный.
Рабочие «Треугольника» охотно распевали сложенные Волковым песни. Большой успех имела его песенка об одном из ненавистных мастеров, по кличке «Паровоз», который:
…Не брал громадных взяток,
Был доволен небольшим:
Кто принес яиц десяток,
Того ставил он старшим.
А кто хочет прибавленья
Получить побольше в год, —
Пусть приходит в воскресенье
К нему чистить огород…
Особенно печально звучали женские песни этого времени. Их настроение передает «Фабричная колыбельная». В ней мать выплакивает горе над колыбелью сына:
Вот какая моя жисть,
Хоть живая в гроб ложись.
Я б живая в гроб легла,
Только бросить жаль тебя…
Столь же безрадостна песня охтинских работниц «Кто на Охте не живал…» и многие другие. Сплошь и рядом, особенно в период подъема движения, эти мотивы переплетаются с протестом и обличением виновников бедствий трудового люда. Так, в «Сормовской песне про бенардаковский завод» дана гневная характеристика чинов заводской администрации. В уральской песне «На Нижнетагильском заводе…», где нарисована мрачная фигура жестокого артельщика Волгина, центральное место занимает ранее не встречавшийся образ, — образ рабочего агитатора. Не страшась заводчика Демидова и казаков, он произносит зажигающую речь:
Товарищи, братья родные,
Довольно вам спины ломать
За то, чтоб хозяевам-чертям
На ваших трудах отдыхать.
Прошло то несчастное время,
Павлухе не век управлять,
Мы сами добьемся управы
И не станем на бар работать!
Выступление от имени коллектива, употребление самого обращения «товарищи» говорит о растущей пролетарской солидарности. Отныне слово «мы» звучит все чаще. Все чаще поется не о выступлениях отважных одиночек, а о массовых действиях против предпринимателей.
Неизгладимый след в рабочем движении оставила героическая Обуховская оборона. О ней поется в питерской песне «По теченью невских вод…». Начало ее характерно для многих песен этого времени. В нем точно указывается место и время действия:
По теченью невских вод
Стоит Обуховский завод…
В девятьсот первом году,
В мае месяце тогда продолжение
--PAGE_BREAK--
Там случилася беда…
Затем следует описание стремительного развития событий:
Сбунтовался весь народ
Свистки грустно возвестили,
Что работу прекратили.
И матросов нам прислали.
И стрелять им приказали…
Команда, присланная для разгона забастовщиков, дала залп боевым патронам. Многие были убиты. Второй раз заколебавшиеся матросы выстрелили в воздух. Надеяться на них администрация уже не могла. Были вызваны жандармские части.
…Нас забрали, замели
И в пересыльную свезли.
Там, в одиночке, автор, видимо, и сложил свою песню. Он подробно передает злоключения арестованных, детально описывает тюремную обстановку. В его спокойном повествовании не чувствуется ни страха, ни раскаяния.
Оптимизм, уверенность в близких переменах, жажда борьбы – мотивы, характерные для поэзии передовых рабочих перед пятым годом. В творчестве пролетариев, связанных с социал-демократами, они выступали определенно и ясно. В песнях массы – смутно и бегло, но также присутствовали.
/>В жандармском архиве найдена песня «Над трубою дым клубится…». Автор подписался под текстом: «Светлов, рабочий при генераторе в мартеновском цехе» – и сделал приписку: «Из жизни рабочих-путиловцев». С одной стороны, песня повторяет старые темы нужды и горя:
Грусть-тоска его заела,
Злая доля одолела…
Чаю денег нет купить,
Погулять не в чем сходить.
Дети тоже голодают,
Рвань-одежду одевают.
Нянчить некому их тут,
Их и в школу не берут…
Однако сложенная в предреволюционную эпоху «Песенка» не могла не запечатлеть и свежие настроения. Путиловец верит: «Скоро всё проснется». Будущее представлялось ему, правда, туманно, но он уверен, что дети будут жить лучше. И хотя автор еще намерен просить прав, а не требовать их, все же песня отражает эволюцию рабочего сознания.
Волна стачек ширилась и росла. В упорной борьбе выковывался рабочий-борец. Его закаляло участие в забастовках, аресты, побеги. «Среди рабочих выделяются настоящие герои, которые – несмотря на безобразную обстановку своей жизни, несмотря на отупляющую каторжную работу на фабрике, — писал В. И. Ленин, — находят в себе столько характера и силы воли, чтобы учиться, учиться и учиться и вырабатывать из себя сознательных социал-демократов, „рабочую интеллигенцию“.1
Новый герой – рабочий социал-демократ – прочно становится в центре пролетарской песенной поэзии. Не обездоленный горемыка-фабричный, а революционер, готовый до конца сражаться за дело рабочего класса, — вот основной образ пролетарской поэзии накануне революции.
Настроения недовольства и протеста проявились прежде всего в антивоенных рабочих песнях во время русско-японской войны. Старый питерский рабочий А. М. Филиппов рассказывает об исполнении очень острой в политическом отношении песне „Братцы, гонят нас далеко…“, в которой, например, есть и такие строки:
Распостылое начальство
С жиру бесится, а мы
Отвечай за их бахвальство,
Подставляй под пули лбы!
Как известно, окончательный удар по патриархальной вере масс в царя нанесло „кровавое воскресенье“. Накануне 9 января великий князь Владимир Александрович цинично сказал: „Надо открыть жилы России и сделать ей небольшое кровопускание“.
Царизм хотел запугать поднимавшийся пролетариат, но вызывал бурю. Весть о расстреле в Петербурге облетела все заводы России. О 9 января сложили песни, гневные и смелые. Среди них особенно известной была „Мы мирно стояли пред Зимним дворцом…“.
История ее создания обычна. Неизвестный автор сложил стихотворение о преступлении Николая Кровавого. Потом рабочие подобрали к тексту мотив, и песня зазвучала повсюду. Песня намного короче. Но основное – картина расстрела на Дворцовой площади – сохранилось во всех вариантах:
Мы мирно стояли пред Зимним дворцом,
Царя с нетерпением ждали,
Как вдруг между нами и царским крыльцом
На ружьях штыки заблистали
Так тихо… Так жутко… Вдруг слышится: „Пли!“
Опомниться мы не успели.
Свалились уж многие на снег в крови,
За залпами ж залпы гремели.
Контрастны образы песни, резок и драматичен переход от спокойного ожидания, от веры в царя к проклятиям по его адресу. Раскрывая смысл событий 9 января, В. И. Ленин писал: „Первый день русской революции с поразительной силой поставил лицом к лицу старую и новую Россию, показал агонию исконной крестьянской веры в царя-батюшку и рождение революционного народа в лице городского пролетариата“. Эти слова целиком совпадают с народной оценкой „кровавого воскресенья“: проклятье царизму и призыв к мщению пронизывают все рабочие песни о 9 января.
Как только весть о событиях в Петербурге долетела до Москвы, московские рабочие гневно откликнулись на преступление царизма. Возникли и песенные отклики на 9 января. Была сложена „Песнь о 9 января“. Впервые ее пели в Сокольниках (на мотив „Дубинушки“):
Спой нам песню, бунтарь, про девятый январь,
Про морозные, грозные ночи,
Когда царь Николай расстрелять приказал
Петербургских голодных рабочих…
Подобные песни рождались по всей стране. В них нашли отражение и бои рабочих с царскими войсками, происходившими в течение пятого года в разных городах России.
Особенного накала борьба рабочих с самодержавием достигла в Москве в декабре 1905 года. О декабрьском вооруженном восстании сохранился целый ряд песен. Среди них пользовались известностью „Притаилась тревожно столица…“, „Как у наших ворот…“, „Шумел, горел пожар на Пресне…“, „На баррикадах“ Ф. Бутырского и другие.
После поражения восстания возникли произведения, проникнутые скорбью о павших товарищах, гневными угрозами в адрес палачей и убийц трудового народа. Так, в Москве на Пресне пели:
Слава павшим на славном посту!
В декабре их немало убито –
На кровавом Горбатом мосту
И в развалинах фабрики Шмидта…
Рабочие выражали веру в близкое возмездие:
Спите, братья-товарищи,
Близок судный час.
На невиданном пожарище
Мы помянем вас.
В огне боев песни стали верным оружием. Их пели на баррикадах Москвы, на Урале, в Ярославле, Севастополе и других городах. Они раздавались в каждом поселке, на каждой окраине.
Особенно часто звучали острые сатирические песни. Эти песни стали обильно возникать примерно с середины 90-х годов. До этого времени они отличались сравнительно слабым обличительным пафосом, не шли дальше выпадов против „плохого“ хозяина. Внимание сосредоточивалось на изображении темных сторон быта. Такая сатира может быть названа бытовой. Песни о предпринимателях, правда, складывались и позже, но ими уже не исчерпывался весь круг произведений.
С подъемом движения рабочая сатира приобретает ясно выраженный социальный смысл. Эксплуататорские методы работодателя объясняются уже не его личными качествами, а принадлежностью к классу угнетателей. продолжение
--PAGE_BREAK--
С начала революции 1905 – 1906 годов сатирическая песня (речь идет о творчестве широкой фабрично-заводской массы) становится открыто революционной. Острие сатиры направлено теперь прежде всего против самодержавия и всего помещичье-капиталистического уклада жизни.
Ненавистный образ заводчика, пожалуй, наиболее ярко выступает в «Камаринской Саввы Морозова». Возникла песня в Орехово-Зуево в 90-х годах и разошлась по России. Ее записи сделаны и в Петербурге, и на Урале.
Песенный Савва колоритен. Это заводчик нового типа, отнюдь не грозящий лозой и батогами. Он безжалостно обирает ткачей и прижимает их «научно разработанной» системой штрафов. Бесчеловечность предпринимателя раскрывается в эпизоде пожара, когда Морозов закрывает рабочих в горящем здании:
Не велел пускать с завода ни души,
Там уж хочешь иль не хочешь, а туши!
Рисуя внешний облик Саввы, «Камаринская» дает обобщенный образ капиталиста, разжиревшего на крови рабочих и утопающего в роскоши. Представление о роскошной жизни заводчика сочетается у рабочих с твердым убеждением в его праздности и развращенности. Он «на цимбалах забавляется и с кухарками занимается», — говорится в варианте, записанном от ленинградского рабочего М. Жигулева. Орехово-зуевская ткачиха А. Елисеева пела в своем варианте:
На хороших дев заглядывает,
В кабинет к себе заманивает,
Всех подарками задаривает
И подряд их всех обманывает…
«Камаринская» бичевала не только заводчиков, но и попов, дворян, правительство. Правда, песня еще не содержала прямого призыва к революции. Открыто революционной она стала лишь в 1905 году, когда ее дополнила боевая концовка:
…На купцов, да на попов, да на царей
Поднимайтеся скорей, скорей, скорей…
Социально-бытовой сатире свойственно понимание единства интересов прямых угнетателей-капиталистов и их защитников – попов. Враждебное отношение к духовенству рабочие унаследовали от устного крестьянского творчества. Жизненная практика постоянно убеждала, что попы на стороне имущих. Образцом антицерковной рабочей песни 90-х годов является «Сказка о попе и черте». Ее пели в Петербурге, Москве, Туле, Иванове и в Сибири, охотно помещали в нелегальных партийных песенниках. Текст «Сказки» обнаружен и в архивах жандармского управления.
Отличительная черта идейного содержания рабочей сатирической песни 1905 – 1907 годов – разоблачение Николая II. В этом отношении рабочая устная поэзия была явлением новым, качественно отличавшимся от творчества крестьянства, долго находившегося в плену царистских иллюзий.
Интересна сатира «Всероссийского императора», обошедшая почти все фабрики и заводы. Целый ряд ее вариантов отличается совершенством, подлинно народной афористичностью, емкими, лапидарными определениями; они примечательны не только в идейном, но и в художественном отношении:
Всероссийский император,
Царь жандармов и шпиков.
Царь – изменник, провокатор,
Царь – создатель кандалов.
Побежденный на Востоке,
Победитель на Руси…
Будь же проклят, царь жестокий,
/>Царь, запятнанный в крови.
В отличие от либерально-буржуазной, рабочая сатира сосредоточивала свой огонь не только на царе и его ближайшем окружении, она била по всей правящей касте. В ряде вариантов сохранилась пародия «Молитвы за царя» («упокой и помяни, боже…»), сложенная рабочими как " поминание" царской семьи:
Господи, помилуй
Царя Николая,
Жену его Сашу,
Маменьку Машу,
Трепова-генерала,
Алексеева-адмирала,
Победоносцева-секретаря
И Алексея-моряка,
Владимира-провокатора,
Княгиню Елизавету
И всю сволочь эту…
Перечень был обширен, поминали генерала Куропаткина, министров Хилкова, Витте, Бирилева, полицейских, казаков.
Характерно, что песни о царе слагались не узким кругом поэтов-революционеров, как это было в периоды декабризма и народничества, а пролетарскими массами.
Высмеивали рабочие и пресловутый манифест 17 октября 1905 года. Куцый и насквозь фальшивый, он вызывал негодование. По Петербургу ходила рукописная сатира на высочайший манифест:
«БЕСОВОЮ МИЛОСТЬЮ
МЫ
НИКОЛАЙ II
провокатор и самодурец всероссийский. Царь нагаек, царь пыток, царь расстрелов, царь виселиц, царь-детоубийца, великий князь беззакония и пр., и пр.
Жалуем усердному холопу нашему рижскому генерал-помпадуру 11 трупов для ношения на георгиевской ленте…» 1
О пресловутой свободе слова рабочие невесело шутили: «Марсельезу» не запоешь – на крючок не зацепят. На Балтийском заводе в те дни пели:
Когда по улице идешь
В рубашке ярко-красной
И «Марсельезу» запоешь –
Раскаешься, несчастный.
Городовой тебя возьмет
И тот час – в морду хвать!
И «В околоток! – заорет. –
Арестовать!»
Еще острее зазвучала в 1905 – 1907 годах старая антицерковная тема. Ненависть к духовенству резко возросла в революционные годы, что наглядно видно и по песне «Помер бедняга Ванюша Кронштадский…», которая была сложена в 1908 году по поводу смерти главаря церковных черносотенцев Иоанна Кронштадского:
/>
Траур надели министры-либералы,
Царь Николашка ревел.
Вместе они беспощадно все крали,
Грабили русских людей…
Много он баб одурачил в России,
Много наделал чудес.
С девками спал он, напившись до змия,
И во святые залез!..
Спи же ты, Ванька, спи же, проклятый,
Спи, черносотенец злой.
Пусть тебя черти кромешного ада
Кормят горячей смолой.
Итак, заводчики, мастера, полицейские, попы, шпики – вот главные объекты фабрично-заводской сатиры. Все, что мешало жить, подвергалось беспощадному сатирическому обстрелу.
Песня отразила разные события политической жизни страны. Так, она откликнулась на деятельность Государственной думы, о которой слагались многочисленные частушки типа: «Эх, ты Дума, Думушка, октябристам кумушка…». На распространенный мотив «Коробочки» пелся текст, представлявший пародийную перекличку Витте, Трепова и Дурново («Ой, полна тюрьма пред Думою…»). По рукам ходили нелегальные стихи о Думе. продолжение
--PAGE_BREAK--
Под впечатлением событий 9 января на Путиловском заводе рабочие сочинили сатиру на «лихой» Семеновский полк, солдаты которого «дружно рубили баррикады у Невской заставы» («Отступая от японцев…»). Пропев эту песню, И. У. Шашкевич сказал: «Мы их тоже пощипали… Казаки боялись болтов да гаек, а жандармам досталось, когда они приехали в мастерские».
Всероссийскую известность имела песня «Нагайка». По одним данным, ее сложили в Ошмянской тюрьме (Белоруссия), а по другим – в сибирской ссылке. Сохранилось несколько вариантов песни. Ее автор и первоначальный текст неизвестны. Это одна из народных рабочих песен революции 1905 года. В центре ее символическое изображение насилия: казацкая нагайка. Песня говорила о близком конце царизма, разгула карателей, голодной жизни народа и о его неистребимой жажде свободы. Звучала «Нагайка» сурово и решительно:
Нагайка ты, нагайка!
Тобою лишь одной
Романовская шайка
Сильна в стране родной.
…Нагайкой не убита
Живая мысль у нас,
И скоро паразита
Пробьет последний час…
Выше уже отмечалось разнообразие изобразительных средств рабочей сатиры. Особенно распространена была пародия. Именно этот прием использован при создании песен «Помяни, господи, петрозаводских купчиков…», «Боже, царя храни, деспоту долгие дни ниспошли…», «Акафист Трепову», многочисленных сатирических «колыбельных». Обычно пародировали официальные гимны, молитвы и прочие церковные песнопения.
Поэтическая палитра рабочих сатир многокрасочна. Здесь и гротеск (у заводчика «в три обхвата животинушка», «сумасшедший сударь», «алкоголик», царь-«урод») и ирония (Савва в песне «умен, умен, умен»), и гневное обличие.
Сатирические песни, так же как и песни о революционных событиях, о труде и борьбе, были широко известны и любимы рабочими. Но особенно широкое распространение уже с первых лет массового пролетарского революционного движения получили марши, гимны и другие агитационно-призывные песни. Они звучали на митингах и демонстрациях, их пели на баррикадах.
Новый характер рабочего движения требовал действенных средств массовой агитации.
Дело создания пролетарских гимнов стало очередной партийной задачей. Одним из первых был создан марш «смело, товарищи, в ногу…». Его автор, Леонид Петрович Радин, видный марксист, выдающийся химик, отдал свою жизнь делу русской революции. Марш написан Радиным в Таганской тюрьме в 1896 – 1897 годах. Впервые его исполнили в 1897 году. Пели заключенные при переводе из Таганской тюрьмы в Бутырскую, «растерявшиеся конвойные не знали что предпринять, а смелый, бодрый революционный марш разливался все шире и шире». Песня быстро приобрела известность среди революционеров. В 1898 году ее пел в селе Шушенском В. И. Ленин и другие ссыльные. «Ильича хлебом не корми, а только подавай ему это самое „Смело, товарищи, в ногу…“, — рассказывает в своих воспоминаниях П. Н. Лепешинский.1
»Смело, товарищи, в ногу…" – пожалуй, самая оптимистическая из песен борьбы. Светлые, мажорные тона пронизывают ее от начала до конца. Коллектив, новый герой революционной поэзии, выступает уже в запеве марша. Полемизируя с народнической концепцией «героя и толпы», марш подчеркивал единство и сплоченность сил революции. Отсюда его мощь, звучащая в нем уверенность в торжестве пролетарского дела. Энергическая, мужественная мелодия, прекрасно передававшая величие идей марша, немало способствовала его успеху.
Такой же любовью пользовалась «Варшавянка». История ее создания несколько иная. После ареста и суда по делу ленинского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Г. М. Кржижановский весной 1897 года был заключен в пересыльную камеру Бутырской тюрьмы; там от польских революционеров Абрамовича, Петкевича, Петрамеска и Властовского он услышал польскую «Варшавянку». «Напев песни был очень красив, — рассказывает Г. М. Кржижановский, — но мы, русские революционеры, не могли ее петь, так как не знали польского языка». Тогда же по подстрочнику Г. М. Кржижановский написал русский текст песни. Польская песня явилась только «отправной точкой» для создания русского пролетарского гимна. Г. М. Кржижановский пишет: «Все образы, чуждые сознанию пролетариата, я отбросил, стараясь наполнить песню пролетарским революционным содержанием». Гимн звал к восстанию, славил павших, будил ненависть к «тиранам» и грозил им местью народа. Основная идея гимна, призыв к революции, концентрируется повторяющимся припевом:
На бой кровавый,
Святой и правый,
Марш, марш вперед,
Рабочий народ!
Гимн «Беснуйтесь, тираны…» не получил широкой известности, но в революционной среде он имел заслуженный успех. В селе Шушенском его часто пели ссыльные большевики, «в хоре принимали участие все, в том числе и Владимир Ильич». 1 История создания гимна такова: в 1898 году в Сибири Г. М. Кржижановский перевел украинскую песню «Шалиiте, шалиiте, скажени кати» (слова А. Колессы, музыка А. Вахнянина).
Гимн «Беснуйтесь, тираны…» – произведение одного идейного и художественного плана с гимном «Вихри враждебные…». В нем с такой же гневной силой обличаются оградившиеся от народа штыками, но обреченные судом народа «тираны». Г. М. Кржижановский отступил от оригинала и создал довольно вольный перевод. Он несколько удлинил песню, но усиления классового звучания в этом случае не потребовалось.
Немало общего с этими гимнами имеет песня «Красное знамя», представляющая довольно близкий перевод песни польского поэта М. Червинского «Червоный штандарт». Мнение о принадлежности перевода Г. М. Кржижановскому неправильно: бытовал «свободный текст», составленный из текстов Г. М. Кржижановского и неизвестных рабочих поэтов.
В содержании песни отчетливо выступают характерные признаки пролетарской гимнической поэзии. В построении ее использован типичный прием сопоставления мрачного настоящего и светлого будущего:
Слезами залит мир безбрежный,
Вся наша жизнь – тяжелый труд…
И сразу же врывается тема «обновленья»:
Но день настанет неизбежный,
Неумолимый, грозный суд!
Главная, призывная тема гимна закрепляется в повторяющемся припеве:
Лейся вдаль, наш напев! Мчись кругом!
Над миром наше знамя реет…
и т. д.
«Красное знамя» помещалось на первых страницах нелегальных песенников большевиков.
В 1902 году поэт социал-демократ А. Я. Коц создает «Пролетарскую марсельезу», или «Песнь пролетариев». Она сразу же была подхвачена революционной средой. «Мы все пришли в восторг, немедленно записали слова, и через несколько дней наша типография выпустила „Новую марсельезу“ не только для нашей организации, но и для соседних городов», — вспоминает одесская подпольщица Е. Левицкая.
Популярность этой песни объясняется очевидным превосходством ее над народнической «Марсельезой» П. А. Лаврова. Последняя была популярна среди рабочих 900-х годов. Но наряду с общедемократическим содержанием в лавровской «Марсельезе» имелись индивидуалистические, надрывные ноты. Поэтому она уступила место «Интернационалу», ставшему любимым гимном рабочих. «Марсельезу по-прежнему пели эсеры. В 1917 году буржуазное Временное правительство объявило ее официальным гимном.
Что касается „Пролетарской марсельезы“ А. Я. Коца, то в ней использован лишь старый напев, в остальном – это произведение совершенно новое. Автор стремился передать в песне основные идеи Коммунистического манифеста. Это сказалось и в близости песни к отдельным фразам манифеста, например:
Мы потеряем лишь оковы,
Но завоюем целый мир…
Пролетарии всех стран,
Соединяйтесь в дружный стан…
А. Я. Коц писал: „Из всего прочитанного наиболее глубокий след оставил во мне “Коммунистический манифест», который по вложенному в него пафосу, по силе бичующей сатиры, по сжатости, ясности и огненности языка представляется мне как величайшее художественное произведение, как подлинная поэма для социализма…"
Не менее сильное впечатление произвела на А. Я. Коца международная пролетарская песня «Интернационал». Находясь в эмиграции, он часто слышал на рабочих митингах и демонстрациях это замечательное произведение поэта-революционера Эжена Потье и рабочего-композитора Пьера Дегейтера. Коц решил перевести текст этой песни на русский язык. В1902 году русский «Интернационал» был им написан. Перевод был удачен; правда, А. Я. Коц перевел лишь три куплета из шести. Свой выбор переводчик аргументировал особой значимостью выбранных куплетов: «Первая строфа представлялась мне наиболее яркой. Вторая подчеркивала классовую сущность борьбы рабочих против буржуазии и, кроме того, была направлена против бога и царя, третья говорила о передаче земли трудовому крестьянству и о близкой гибели буржуазного мира».
В. И. Ленин любил и ценил «Интернационал». Он хорошо знал его также по-французски и пел еще до появления русского перевода.
Рабочие жадно заучивали «Интернационал» и другие революционные песни. Руководитель одного из нелегальных рабочих кружков М. М. Эссен вспоминает: «Бывало, приедешь на занятие, в программе тема „Падение мелкого производства“, а рабочие наточили карандаши и просят продиктовать им „Марсельезу“ или „Интернационал“. продолжение
--PAGE_BREAK--
-Мы, — говорили они, — эту тему о падении мелкого ремесла хорошо знаем, а вы лучше научите нас революционным песням. Понадобятся!"
«Интернационал», «Смело, товарищи, в ногу…», «Варшавянку», «Красное знамя», «Марсельезу» и другие замечательные песни публиковали в многочисленных нелегальных песенниках, листовках и газетах. Распространению этих песен социал-демократы уделяли постоянное внимание.
Однако не сразу эти песни стали массовыми произведениями. В конце 90-х – начале 900-х годов их знали немногие. Большинство рабочих боялись их исполнять или просто никогда их не слышали. Широко и открыто песни зазвучали с 1905 года. «Интернационал» получил известность лишь в конце революции 1905 – 1907 годов.
Своеобразие гимнической поэзии выделяет ее из остальных рабочих песен эпохи массового освободительного движения. Ее основными чертами являются пролетарская революционность и боевой, призывный характер. Им присуща широта социальных обобщений, единая стержневая тема в них нет субъективного элемента и детального повествования. По своей художественной природе это, прежде всего, произведения пролетарского романтизма. Революционная романтика сочетается в них с четкостью политических лозунгов. Образы песен символичны. Все они, будь это образ красного знамени, героя-рабочего, революции, светлого будущего, — все они пронизаны романтическим пафосом борьбы с миром собственников. Содержание определяет их ясную, мужественную, торжественную мелодию.
После подавления первой русской революции со спадом революционного движения царские власти резко усилили и преследование пролетарских песен. Сборники песен подвергались уничтожению, против издателей были возбуждены уголовные преследования. Сборнику «Песни революции» Петербургская судебная палата вынесла приговор, в котором наряду с прочим говорилось: «Песни содержат в себе оскорбительные выражения и угрозы, относящееся к особе государя императора: выражения дерзостного неуважения к верховной власти и призыв к бунтовщическому и вооруженному восстанию для ниспровержения существующего государственного и общественного строя».
В обстановке реакции 1907 – 1910 годов, а затем в условиях нового подъема революционного движения происходило дальнейшее сплочение рабочего класса вокруг РСДРП (б). С конца 1910 года начинает выходить большевистская газета «Звезда», с апреля 1912 года – «Правда», ежедневная легальная газета партии. Она постоянно помещала на своих страницах заметки и корреспонденции с фабрик и заводов. Значительное место на ее страницах заняли очерки, фельетоны и стихи. Из актива рабочих-корреспондентов выдвинулся ряд талантливых пролетарских поэтов и писателей.
Серьезную помощь правдистам оказал Максим Горький. Находясь в эмиграции, он постоянно переписывался с начинающими рабочими-литераторами. В 1914 году под редакцией А. М. Горького и его предисловием вышел «Первый сборник пролетарских писателей», более половины его авторов выросли в активе «Правды». Это была мощная заявка о вступлении в русскую литературу значительного отряда рабочих поэтов. Раннее поэтами-правдистами были изданы лишь три небольших сборника «Эхо ответное» и два выпуска «Наши песни».
Большевистская печать этих лет выдвинула такие самобытные пролетарские дарования, как Д. Бедный, А. Маширов, А. Поморский, И. Войнов, Д.Одинцов, Л. Котомка, И. Батищев. Многие созданные ими стихотворения стали популярными массовыми песнями.
Наряду со стихотворениями известных поэтов «Правда» помещала произведения начинающих авторов. Пристальное внимание уделялось и непосредственно самодеятельному поэтическому творчеству. В статье «Рабочая поэзия», напечатанной 6 апреля 1914 года в газете «Путь правды», писалось: «В этом очерке мы поведем речь не о стихотворениях, вылившихся из-под пера того или иного поэта-рабочего, а о тех поэтических произведениях, которые явились продуктом коллективного творчества рабочих масс. Мы будем говорить здесь о песнях, стихотворениях и частушках, сложенных сообща неизвестными авторами. Всякая народная, в том числе и рабочая, поэзия складывается таким образом, что начатое одними дополняется другими, изменяется третьими и заканчивается четвертыми лицами. Какой-нибудь местный житель или приезжий собиратель-этнограф записывает песни, и, таким образом коллективное сочинение попадает в печать».
Среди правдистских публикаций встречаются интересные образцы рабочих песен этого времени. Так, в «Правде» от 26 мая 1912 года был напечатан вариант песни об Александровском заводе «Сипло гудок завывает…». В «Пути правды» опубликовали песню «На Обводном-то канале…» 1. В основу песни легли драматические события, разыгравшиеся с 12 по 18 марта 1914 года на фабрике «Треугольник». Условия труда здесь были особенно тяжелыми. В погоне за прибылью хозяева фабрики ввели в производство клей, который был очень ядовит. Начались массовые отравления работниц. Число жертв достигло двухсот. Эта весть облетела Петербург. Перед зданием фабрики собирались толпы возмущенных рабочих. Разогнать толпу удалось только силой.
Рабочие жадно и с интересом читали ходившие по рукам газеты большевиков. Причем ими охотно заучивались помещенные в газетах стихи и песни. Полюбившиеся стихи наклеивали в рабочие шкафчики. Нередко подбирали к ним мотив и пели. «Я знал одного рабочего, — вспоминает старый большевик И. Жига, — который заучивал стихи наизусть и распевал их во время работы». 2
Особенно охотно заучивались стихотворения, написанные в форме песен: «Кузнецы» Ф. Шкулева, «Гребцы» и «Пролетарии» А. Маширова, «Рабочий дворец» А. Поморского. Запоминали и безымянные задорные частушки, вроде сложенные колпинцами:
Возле реченьки Ижоры
Веселятся ихни жены,
Веселится наш буржуй,
А рабочий ногти жуй…
Черна сотня – что ежи,
У них кинжалы и ножи.
«Посещая трактиры предместий, — вспоминает Н. Н. Буторин, — и наблюдая там читателей „Звезды“, можно было заметить, что ее всегда начинали читать со стихотворений. Мало того, на окраинах появились даже особые гастролеры, заучивавшие стихотворения из „Звезды“ наизусть и декламировавших их в трактирах и чайных».3
Стихи и песни слагались рабочими в самой различной обстановке. Так, один из рабкоров сообщал о случае, когда песни были сложены прямо на митинге: «Среди нас оказался рабочий-поэт, который не выдержал и, вдохновленный необычайной обстановкой, запел куплеты, которые стал экспромтом сочинять, и мы, прислушавшись, стали хором подпевать».
В Москве, Петербурге и других городах возникают легальные и нелегальные рабочие хоровые кружки.
В период первой мировой войны, несмотря на преследования, революционные песни получают все более широкую известность. Приобретают все большую популярность «Интернационал», «Смело, товарищи, в ногу…», «Варшавянка», «Марсельеза», «Вы жертвою пали…», звучат сатирические песни о Николае II: «Как у нас на троне…», «Государь наш Николай собирает сходку…», «Не шумите, детки, Николай сказал…» и другие. В целях борьбы с рабочей песней правительство поощряло массовый выпуск мещанских песенников «для народа», популяризируя песни вроде: «Сухая корочка», «Маруся отравилась…», «Карие глазки», «Поздним вечером».
В период между Февральской и Великой Октябрьской социалистической революциями песня по-прежнему оставалась одним из средств пролетарской агитации. В это время большевистская «Правда» опубликовала «Интернационал», «Красное знамя», «Похоронный марш», «Машинушку», «Смело, товарищи, в ногу…», «Кузнецов», «Варшавянку» и т. д. Пролетарские гимны и марши звали к борьбе за власть Советов. Они раздавались на демонстрациях, с ними возвращались солдаты с фронтов империалистической войны, их брали на вооружение первые красногвардейские отряды.
При создании новых песен часто применялся обычный прием рабочей поэзии: брали знакомую песню и на ее мотив подбирали слова. Так, на основе популярной песни «Из-за острова на стержень…» (автор текста Д. Садовников) в рабочих окраинах Петрограда сложили едкую песенку о грязных похождениях Григория Распутина. В единой по идейному наполнению рабочей песне сочетались и подражание популярной песне, и солдатская песня, и литературный стих, и бойкая частушка-коротушка.
Рабочие песни выражали вражду непримиримость к Временному правительству, высмеивали и разоблачали Керенского, который:
Страной вертел и правил,
С бедной братией лукавил,
С богачами жил в ладу
И дудел в одну дуду.
Эта краткая, но точная характеристика Керенского дана в песне, записанной на Ижорском заводе. Сложенная в непринужденной, разговорной манере, она рассказывала о походе Корнилова на Петроград, о том, как рабочие Питера разбили войска Корнилова и как Керенский снова пошел на сговор с капиталом. «Революционный» премьер заверяет в песне богачей:
Черный люд мы успокоим,
Предпарламенты устроим.
Членов так мы подберем,
Чтоб не пахло бунтарем.
Будет, словом, говорильня,
И буфетик, и курильня.
Однако под мощным натиском народа устроители предпарламента недолго блаженствовали в своих креслах:
Две недели посидели,
Вверх тормашками полетели.
В исторические дни Великого Октября с пением «Интернационала» шли на штурм Зимнего дворца колонны красногвардейцев, солдат и матросов, под их натиском пал последний оплот Временного буржуазного правительства:
Воля свершилась народная,
Грозный семнадцатый год!
Здравствуй, Россия свободная!
Здравствуй, свободный народ!
Вместе с новыми песнями по-прежнему звучали и любимые песни революционного подполья.
Большевистская «Правда» (в № 5 за 1917 год) писала в эти дни об «Интернационале»: «На фронте, в окопах, и везде, где русские войска соприкасаются с неприятельскими, должно быть поднято красное знамя… Такое же значение, как красное знамя, имеет песня „Интернационал“. Она напечатана в № 1 „Правды“. Ее поют европейские рабочие, должны петь и мы при всяких пролетарских выступлениях. Мотив песни – родной для рабочих всех стран. В окопах часто противники сидят так близко, что песня слышна. Запойте хором „Интернационал“ – и во многих случаях наши голоса сольются в одном хоре с голосами германских или австрийских пролетариев, одетых в солдатские мундиры. Этим, конечно, не кончить войны. Война должна закончиться организованно. Но германские пролетарии, которых правительство Вильгельма начиняет всякой ложью против русских, почувствуют в русских солдатах товарища. Этим не только уменьшатся излишние жестокости войны, но и подготовится почва к прочному миру. Русская революционная армия во всех ротах, эскадронах, сотнях, батареях и иных командах должна обучиться хоровому пению „Интернационала“.
Революционные песни русского пролетариата хорошо послужили народу. Лучшие из них отозвались в новой массовой поэзии – поэзии первого в мире социалистического государства.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Разное время – разные песни. И не только песни, но и происходившие события, и сами люди. Песни того времени люди строили на том, что происходило вокруг: голодовки, блокады, безработица и многое другое. Сочиняли на месте, возбужденные происходившим, у людей возникало желание сочинять. Иногда это заканчивалось ссылкой, тюрьмой или другим наказанием. Но люди не отступали, они все больше излагали свои мысли в стихах, печатались в газетах с публичными выступлениями. Это иногда служило столкновением с полицией.
В наше же время это устарело. Сейчас пародируют спокойно президента, или других высоких лиц, но люди и даже сам президент смеется, не думая о наказании. Песни сочиняют разные, входят какие-то правила, меняются люди. Приходят на смену старым новые выражения. В песнях высмеивают, оскорбляют – но не во всех. Конечно, есть и хорошие песни, но их очень мало.
Мы, не задумываясь, сочиняем песни, иной раз сами, не понимая о чем, поется, но нам все-таки нравится слушать каждый день бессмысленные тексты.
Кто знает, может через несколько лет наши правнуки будут петь песни, слагавшиеся еще во время Октябрьской революции, передавшиеся к ним от нас. Ведь „Прошедшее, — писал Василий Осипович Ключевский, — нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий“.
Литература:
Песни русских рабочих – А. И. Нутрихин
Вл. Бонч-Бруевич. Ленин о поэзии. – Н. П. Андреев. Русский фольклор. 1938г.
Ф. Н. Самойлов. По следам минувшего. 1954г.
А. П. Пруссаков. Массовая поэзия рабочих Москвы и Подмосковья. – Русский фольклор. Материалы и исследования. Изд-во АН СССР.