Автор в романе «Евгений Онегин»Автор: Пушкин А.С.
Строка из «Путешествия Онегина» об «упоительном» Россини называет свойство художника: сохранять способность быть верным себе, неподражаемым, своеобразным («вечно тот же») и уметь обновляться. Эти качества, пленившие Пушкина в итальянском композиторе, открыты и в авторе романа. В чем же он «вечно тот же»? Что составляет основу его отношения к жизни — людям, природе, искусству?
Лиризм романа во многом обусловлен рельефностью образа автора. Об «образе автора» мы вправе говорить тогда, когда он оказывается не только повествователем, не только тайным свидетелем, но и прямым очевидцем и участником событий, в которых действует наряду с другими героями. Какие страницы романа позволяют нам представить себе автора как героя романа?
Вспомним манеру представления Онегина («добрый мой приятель»); постоянные упоминания о пребывании автора в тех местах, где происходит действие романа («Там некогда гулял и я...», «Я жил тогда в Одессе пыльной...»); сообщение о дружбе автора и героя в первой главе; беседу автора со светским человеком в восьмой главе; прямые обращения к читателю.
Образ автора не статичен. В первых главах автор шутлив, говорлив, почти беспечен. Во второй главе он пишет: «Покамест упивайтесь ею, Сей легкой жизнию, друзья!» Заканчивая третью, поэт легкомысленно заявляет:
Но следствия нежданной встречи Сегодня, милые друзья, Пересказать не в силах я; Мне должно после долгой речи И погулять, и отдохнуть; Докончу после как-нибудь.
Герои испытывают потрясения и разочарования, и вот в шестой главе появляется авторская горечь прощания с юностью, а в седьмой — восприятие весны человеком с «мертвой душой»: весна «… Наводит скуку и томленье На душу, мертвую давно. И все ей кажется темно». В восьмой главе рядом с трагическим прощанием героев слышится горький возглас автора: «О много, много рок отъял!» Близость настроений героев романа и автора так значительна, что многие лирические отступления автора могли бы стать внутренними монологами героев.
Кто из героев романа мог произнести слова, принадлежащие автору?
Адриатические волны,
О Брента! нет, увижу вас
И, вдохновенья снова полный,
Услышу ваш волшебный глас!
(Глава 1, строфа XIX)
Цветы, любовь, деревня, праздность,
Поля! я предан вам душой.
(Глава 1, строфа VI)
Родные люди вот какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать
И, по обычаю народа,
О Рождестве их навещать…
(Глава 4, строфа XX)
Образ автора объемнее каждого из героев, ему «внятно все», он не ограничен однолинейным отношением к жизни. И в этой широте взгляда на жизнь — отличие поэта от героев романа.
Сравните день Онегина в Петербурге (первая глава) и день Пушкина в Одессе (отрывки из «Путешествия Онегина»). Можно сопоставить отношение героя и автора к местам, описанным в «Путешествии...». Рисуя нижегородскую ярмарку и «кавказские громады», Пушкин всюду видит обилие жизни; но «горьки размышления» мешают разглядеть ее Онегину, отзывающемуся на все однообразно: «Тоска!..» Эта разность взгляда героя и автора отчетливо проступает даже в выборе эпитетов. Рисуя одну и ту же картину в разном восприятии, Пушкин меняет акценты:
Автор
Спит Бешту остроконечный
И зеленеющий Машук,
Машук, податель струй целебных;
Вокруг ручьев его волшебных
Больных теснится бледный рой…
Онегин
Питая горьки размышленья,
Среди печальной их семьи,
Онегин взором сожаленья
Глядит на дымные струи…
Автору не свойственно приукрашивание, которое одушевляло Туманского, прославившего «сады одесские», хотя «степь нагая там кругом».
Пушкин не изменяет реальному взгляду и извлекает поэзию из простой, обыденной жизни:
А где, бишь, мой рассказ несвязный?
В Одессе пыльной, я сказал.
Я б мог сказать: в Одессе грязной —
И тут бы, право, не солгал.
Но он все же сказал «пыльной», чтобы не зачеркнуть всех очарований города. Да, «кареты, люди тонут, вязнут», «Но солнце южное, но море...»! День Пушкина в Одессе разворачивается как стремительное и радостное движение, в котором слышатся нетерпение, влюбленность в жизнь. «Часы летят», а не тянутся, как в петербургском дне Онегина, жизнь которого превращается в равнодушный калейдоскоп. Здесь, в Одессе, быстрая смена занятий — от увлеченности автора жизнью, от того, что его все влечет: и улица, и площадь, и ресторация Отона, и опера, где «кипят», «текут», «горят» звуки Россини, — и сколько еще «там очарований»! Сравните театральный разъезд в Петербурге и в Одессе. В Петербурге холодно, искусственно, тускло, хотя «снаружи и внутри Везде блестели фонари». В Одессе зрители увлечены и счастливы:
Финал гремит; пустеет зала;
Шумя, торопится разъезд;
Толпа на площадь побежала
При блеске фонарей и звезд,
Сыны Авзонии счастливой
Слегка поют мотив игривый…
Здесь не только фонари, здесь и звезды. Для Пушкина этот образ не случайный. Поэт сожалел, когда в луне видели только «замену тусклых фонарей». Ощущение таинства природы и культуры всегда присуще Пушкину. Сам поэтический образ жизни в пушкинском романе изменчив, таинствен, бесконечно разнообразен. Во второй главе это образ нивы, поля:
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле Провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
В восьмой главе жизнь уподобляется празднику:
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа…
Ощущение жизни как праздника, поэтическое приятие действительности для автора романа прямо связано с творчеством. Творчество оказывается способом единения с жизнью в целом; отзывчивость художника и полнота его впечатлений связаны с добротой, проницательностью, щедростью души. Творчество объединяет поэта с миром.
В черновиках второй главы Пушкин упорно искал эпитет для строки «страницы нежные романа». «Моего, нашего, смелые, новые...» — длинный ряд определений отвергнут ради слова «нежные». Почему Пушкин выбрал эпитет и отверг другие? Может быть, потому, что в прежних слышалось настаивание на себе, на оригинальности своего творения. А Пушкин не ищет славы и относится к ней почти небрежно. «Славы дань» для него лишь «кривые толки, шум и брань». «Благо мира» для поэта неизмеримо более высокая ценность, чем слава («Быть может, он для блага мира Иль хоть для славы был рожден»). При своей необычайной популярности Пушкин скажет о «брегах Невы» не как о месте своих триумфов — он отдаст их возможному читателю:
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я…
Вот как легко было (и справедливо!) переставить: «Там некогда блистал и я». Но Пушкин этого не делает. «Желанье славы» посещает его как возможность единения с людьми, отклика на «волшебные звуки, чувства и думы». Это желание дружественного мира, непрерывности существования в нем, безграничности и бессмертия — от влюбленности в жизнь, от сознания ее вечности.
Поэт сливается с вечными началами бытия, и потому для него, в отличие от героев, преодолима трагедия:
Но поздно. Тихо спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Немая ночь. Луна взошла,
Прозрачно-легкая завеса
Объемлет небо. Все молчит;
Лишь море Черное шумит…
Неумолчная и бесконечная, как море, жизнь прекрасна, как бы ни были трагичны обстоятельства времени и приговоры «строгой судьбы». Этим образом моря жизни и завершается роман в стихах.