Тема судьбыотчётливо прослеживается во многих песнях «Старшей Эдды», являясь одним изосновополагающих философских мотивов. Древние скандинавы выработали свой взглядна этот вопрос. Именно он во многом определяет специфику «Старшей Эдды». Всюглубину описываемых событий можно постичь лишь глядя на них сквозь призмуосознания неотвратимости происходящего – так, как на них смотрели неизвестныесоздатели «Старшей Эдды». Имифологические, и героические песни проникнуты своеобразным трагизмом: героиэпоса гибнут, по большей части страшной смертью, которую они, как правило,смело принимают, а в ряде случаев идут ей навстречу (Брюнхильд,Сигурд, Гуннар, Хёгни).Представление происходящего в свете неумолимого рока придаёт ему ещё большийтрагизм. В мифологической эсхатологической концепции мир движется к «сумеркам»и асы знают о своей неминуемой гибели и её причине – нарушении данных имиобетов. Мотив нарушения клятв – также один из ведущих и в героическом эпосе. Онтесно переплетается с мотивом судьбы. Сигурд, бургунды – Гьюкунги, Атли и другие персонажи погибают именно из-за несоблюденияторжественно данных клятв. Правда, стоит заметить, что ссылки на судьбу, норн ит.п. становятся особенно частыми в поздних записях эпических произведений, гдеони, возможно, уже лишаются прежнего значения, однако предсказание грядущихсудеб героев принципиально важны для героических сказаний.
Поэтому вскандинавском эпосе нередко упоминаются и те, кто непосредственно определяетсудьбы всех живущих – норны. Норны (nornir) – древние, могущественные богини судьбы, имена их –Урд (Urr,«судьба»), Верданди (Verandi,«становление») и Скульд (Skuld,«долг»). Они прядут нити человеческих судеб и в урочный час обрывают их.Провидица в песни «Прорицание вёльвы» говорит о них:
Мудрые девы
оттудавозникли,
три из ключа
под древомвысоким;
Урдимя первой,
вторая Вердани, -
резали руны, —
Скульдимя третьей;
судьбы судили,
жизнь выбирали
детям людей,
жребийготовят.[1]
Ещенорн называют хранительницами материи всего творения, ведь они орошают МировоеДрево Иггдрасиль водою источника Урд, смешав ее сгрязью, чтобы ясень не гнил. Даже Один подвластен норнам;эти божества древнее Одина. По мнению ряда ученых, происхождение норн связано сфазами Луны. На исходе каждого дня тьма поглощала Небесного Отца, отдавая мирво власть одной из трех ипостасей Луны – растущего месяца (Урд),полнолуния (Верданди) или месяца убывающего (Скульд).
Герои эддическихпесен нередко ссылаются на норн, когда объясняют то или иное событие, веря, чтопредписанное ими изменить не дано. Так Хельги, герой«Второй песни о Хельги Убийце Хундинга»,рассказывает своей возлюбленной валькирии Сигрун отом, что убил её отца и брата:
Тебе не вовсём,
валькирия,счастье,
в иныхсобытиях
норны повинны:
утром погибли
у ВолчьегоКамня
Браги и Хёгни, —
я их сразил![2]
Хельги уверяет Сигрун, чтоспорить с судьбой бесполезно, всё будет так, как суждено высшими силами:
Сигрун, утешься,
была ты нам Хильд;
судьбы неоспоришь![3]
А Брюнхильд, в свою очередь, в «Краткой песни о Сигурде», скорбя, восклицает:
Норны сулилинам
долгое горе![4]
Но несмотря нато, что приговор норн порой кажется очень жестоким, сами норны не могутотноситься к чему-либо сущему предвзято. Они равнодушны и неумолимы. У корнейясеня Иггдрасиль, у источника Урд они неотступновершат закон непреложной необходимости.
Как уже былосказано, даже могучие боги не властны над своей судьбой. Наиболее полно этораскрывается в «Прорицании вёльвы», признанномвершиной эддической поэзии, центральной песни «Старшей Эдды». Трагическоемироощущение, свойственное всей эддической поэзии в целом, выражено в нейнаиболее ярко. «Прорицание вёльвы» — самаязнаменитая из песен «Старшей Эдды». Она содержит картину истории мираот сотворения и золотого века (т. е. того, что вёльва«помнит» или «видела») до его трагического конца — такназываемой «гибели богов» — и второго рождения, которое должно бытьторжеством мира и справедливости (т. е. того, что вёльва«видит»). Песнь представляет собой богатейшую и единственную в своемроде сокровищницу мифологических сведений и представлений.
Картина гибелимира и богов, представленная в ней, потрясает своей масштабностью. Антропоморфность асов сближает их с богами античности,однако, в отличие от последних, асы не бессмертны. В грядущей космическойкатастрофе они вместе со всем миром погибнут в борьбе с мировым волком. Этопридает их борьбе против чудовищ трагический смысл. Подобно тому, как геройэпоса знает свою судьбу и смело идет навстречу неизбежному, так и боги: в«Прорицании вёльвы» колдунья вещает Одину облизящейся роковой схватке. Космическая катастрофа явится результатомморального упадка, ибо асы некогда нарушили данные ими обеты, и это ведет кразвязыванию в мире сил зла, с которыми уже невозможно совладать.
Крепкие были
попраныклятвы,
тот договор,
что досельсоблюдался.[5]
Вёльва рисует впечатляющую картину расторжения всехсвященных связей, предрекается самое страшное, что может случиться с человеком,на взгляд членов общества, в котором еще сильны родовые традиции, вспыхнутраспри между родственниками:
Братья начнут
биться друг сдругом,
родичи близкие
в распряхпогибнут;
тягостно вмире,
великий блуд,
век мечей исекир,
треснут щиты,
век бурь иволков
до гибелимира;
щадить человек
человека небудет.[6]
Эллинские богиимели среди людей своих любимчиков и подопечных, которым всячески помогали.Главное же у скандинавов — не покровительство божества отдельному племени илииндивиду, а сознание общности судеб богов и людей в их конфликте с силами,несущими упадок и окончательную гибель всему живому. Поэтому вместо светлой ирадостной картины эллинской мифологии эддические песни о богах рисуют полнуютрагизма ситуацию всеобщего мирового движения навстречу неумолимой судьбе.Судьба эта предрешена с самого начала и доподлинно известна вёльве:
Ей многоеведомо,
все я предвижу
судьбы могучих
славных богов.[7]
Неотвратимостьгибели всего сущего и определяет тот удивительно глубокий трагизм мироощущения,что мы видим в «Старшей Эдде». Если уж даже боги не могут изменить предписаннойим участи, то человек и подавно должен ощущать на себе всю гнетущую тяжестьрока.
Герой перед лицомСудьбы — центральная тема героических песен. Часто герой осведомлен о своейучасти: либо он одарен способностью проникать в будущее, либо ему кто-то открылего. Какова должна быть позиция человека, знающего о грозящих ему бедах иконечной гибели? Вот вопрос, на который эддические песни предлагаютмужественный ответ. Знание судьбы не повергает героя в фаталистическую апатию ине побуждает его пытаться уклониться от грозящей ему гибели, напротив, будучиуверен в том, что выпавшее ему в удел неотвратимо, он бросает вызов судьбе,смело принимает ее, заботясь о посмертной славе.
А. Гуревичподробно рассматривает вопрос о том,какова природа героического в эддической поэзии. Так, очень показательно то,что в героическом эпосе отсутствует «национальная» или «племенная» точка зренияна изображаемые в нем события. Ученые давно и упорно ищут историческихпрототипов легендарных персонажей героической поэзии и стараются вскрытьдействительные события, которые легли в основу песней. Но все эти предположенияпредельно гадательны и шатки. Даже в тех случаях,когда, казалось бы, «фактическая основа», к удовлетворению исследователей,прощупывается, от этого ровным счетом ничего не выгадывает историческая наука.Всё дело в том, что аудиторию в песнях о героях интересовали не только рассказыо делах давно минувших дней, но и нечто совсем иное. Героическая песнь вряд листавит перед собой цель изобразить исторические события, даже в тех случаях,когда в ней слышатся их отголоски.
Героическуюпоэзию привлекали в истории не победы и триумфы, но неудачи, поражения, гибельисторических персонажей, как бы абстрагированных от их коллективов ирассматриваемых в единоборстве с судьбой. Эту проблематику проще всегорассматривать на примере конкретных песен.
Остановимся прежде всего на эддическом цикле об Атли, Гуннаре, Хёгни и Гудрун. На примере этихже песен можно проследить и то, как трансформировалось отношение к теме судьбы,ибо сложность и даже противоречивость трактовки германским эпосом историческихсобытий и раскрывающихся в них героических ценностей связана с тем, что в немспрессованы, слиты воедино разные пласты действительности в ее истолкованиидревним поэтическим сознанием.
Существуют двепесни, в которых рассказывается о предательском приглашении Гуннараи Хёгни гуннским владыкой Атли,замыслившим захватить их золотой клад и погубить братьев, — «Гренландская Песньоб Атли» и «Гренландские Речи Атли».Первая считается одной из древнейших героических песней «Старшей Эдды», вторуюобычно относят к поздним песням.
Стоитостановиться на нескольких ключевых эпизодах. В первую очередь на мотивировкепоездки Гуннара и Хёгни вгости к Атли. Согласно «Песни об Атли», гуннский вождь посылает к Гуннару«хитрого мужа», который должен заманить Гьюкунгов вего владения. Он обещает им всяческие богатства, однако Гуннарспрашивает своего брата Хёгни, существуют лисокровища, которыми они не обладали бы в изобилии. Хёгнивысказывает подозрение, что Атли коварен: почему егожена, а их сестра, Гудрун, прислала им кольцо, вкоторое вплетен волчий волос: «По волчьей тропе придется нам ехать!», т.е. «насждет предательство». Родичи и воины Гуннара также несоветуют ему принимать приглашение. И тогда Гуннар напиру, в великом возбуждении, охваченный горделивым азартом, «сказал так, какдолжно владыке»:
Пусть волкинаследье
отнимут у Нифлунгов –
серые звери, -
Коль яостанусь![8]
Он клянется, чтопоедет, иначе да будет он проклят. Остающиеся дома провожают братьев с плачем,но не решаются их отговаривать. Но как только братья прибывают во владения Атли, они узнают от вышедшей им навстречу Гудрун о предательстве; она призывает их спасаться. Гуннар, однако, отвечает, что теперь поздно искать удалуюдружину — она далеко, на «красных холмах Рейна». Он был немедленно схвачен изакован, а Хёгни, после того как оказал героическоесопротивление и сразил нескольких врагов, также оказался в руках коварныхгуннов. В ответ на требование Атли отдать золото итем откупиться от смерти, Гуннар ставит условиемсмерть Хёгни, а когда ему подают на блюде кровавоесердце брата, объявляет Атли, что тому никогда невидеть сокровищ Нифлунгов, и погибает в змеином рву. Гудрун мстит за братьев своему мужу. Так излагается легендао гибели Бургундского королевства в «Песни об Атли».
Какова же версия«Речей Атли»? Гонцы гуннского монарха прибывают к Гьюкунгам с приглашением в гости. Они привозят с собой ужене кольцо Гудрун, а некое послание, начертанноерунами, — в нем она хотела предостеречь братьев, но Винги(посол Атли) спутал руны, прежде чем передать их Гуннару. Гуннар спрашивает у Хёгни совета, но тот отвечает, что пусть решает Гуннар. Таким образом, тут уже нет речи о внезапном испонтанном решении короля, — вопрос остается поначалу нерешенным. Жена Хёгни Костбера заподозрила врунах неладное и после ночи, полной зловещих снов, обращается спредостережениями к мужу. Хёгни пренебрежительно ибеспечно замечает, что им ничто не может грозить в гостях у Атли,и неверно истолковывает ее сны. Точно так же пренебрегает вещими снами своейжены и Гуннар, однако в конце концов он говорит:
Позднораздумывать,
так решено уж;
судьбы неизбегнуть,
коль в путь ясобрался;
похоже, чтосмерть
суждена намскоро.[9]
Тем не менее,провожающие силятся отговорить братьев, а посол Атликлянется, что в приглашении нет обмана. Гуннар и Хёгни расстаются со своими домашними, оставив большую частьдружинников дома. «Так решила судьба» (ст. 36). Братья отплывают в странугуннов (в более ранней версии они скачут верхом через лес Мюрквид)и гребут столь яростно, что ломают полкиля, крушат уключины и рвут ремни;причалив к берегу, они не привязывают корабля. Это символизирует их решимостьне отступать и принять свою судьбу в стране гуннов. Когда бургунды приблизилиськ усадьбе Атли, Вингиоткрывает им обман и советует бежать, но они убивают предателя, не страшасьтого, что их ожидает. После обмена враждебными речами с воинами Атли гости вступают с ними в бой, который занял утро иполдень, вечер и ночь, но в конце концов их схватывают и они погибают. Все этоописано гораздо подробнее, нежели в «Песни об Атли».
Нетруднозаметить, что в этой более распространенной и поздней версии ссылки на судьбувстречаются чаще, чем в первоначальной: на нее указывает жена Гуннара Глаумвер; о ней, как мывидели, говорит сам Гуннар; о решении судьбы знает иавтор песни; о ней же говорит Гудрун, встречаябратьев в усадьбе своего мужа Атли; упоминает судьбуи Атли после гибели гостей. В одном случае поотношению к судьб бургундов даже употребленовыражение, применяемое в песнях о богах к концу мира, к трагической судьбеасов. Героическая смерть Гьюкунгов как быприравнивается к гибели богов.
Может показаться,что и в ранней «Песни об Атли» принятие Гуннаром приглашения Атли такжемотивировано героическим приятием неизбежной судьбы. Но это не так. Геройуповает только на самого себя и действует лишь из собственных побуждений (какбы ни были они детерминированы его этикой), — он не признает над собой никакойвысшей инстанции, будь то боги или судьба. Он утверждает собственное «я»вопреки всему. Гуннара отговаривают от поездки кгуннам, колеблется и Хёгни. Более того, сам Гуннар не видит поначалу никакой необходимости или причиныехать к Атли: богатства, которые тот сулит ему,имеются у сына Гьюки в изобилии.
Не сознаниенеизбежности происходящего и не понимание целесообразности поездки (ополитических или иных объективных мотивах поведения героя песни вообще ничегоне говорят, ведь история сведена в них к воле и поступкам отдельных лиц) движутГуннаром. Он решительно отверг единственно возможныйи ясно высказанный в песни предлог для поездки — обогащение, т. е. отвергнутавсякая рациональность принятия приглашения Атли. Он исам не может не видеть ловушки, да и все другие указывают на явную опасностьпоездки, но Гуннар принимает решение, «как должновладыке». Разогретый выпитой брагой, он в бурном высокомерном возбуждениидемонстрирует пренебрежение несомненной опасностью. Гуннарне принимает неизбежной судьбы — он скорее самовольно бросает ей вызов,провоцирует ее. Немотивированное разумно, импульсивное решение, пренебрегающееугрозой смерти, отказ проявить рассудительность и желание утвердить свою волю — точнее, ни с чем не считающееся своеволие,- вот чтоимеет здесь место. Показательно, что Гуннар оставляетдома дружину и не надевает даже кольчуги (на что сетует, встречая его, сестра).Все это находится в разительном контрасте с предусмотрительностью Атли, который выставил стражу на случай нападениябургундов.
Поступок Гуннара «неразумен», но так оценивается он не «Песнью об Атли», а только позднейшими «Речами Атли».В «Песни об Атли» Гуннарпоступает сообразно своему королевскому достоинству. Автор песни, зная, чтобратьев ожидает гибель, не осуждает их решения, не считает его безумным; и дажеблизкие Гуннару люди не осмеливаются егоотговаривать: все видят высокий дух героя. Его своеволие им понятно.
Не то в «Речах Атли», где все — женщины и мужчины — всячески стараются разубедить братьев; даже когда решение принято и они едут,провожающие все еще пытаются воротить их назад. Решение героя более не являетсябезусловно приемлемым для его коллектива — приняв его, он как быпротивопоставляет себя остальным, «их пути разошлись». Цельность героическогорешения уже непонятна, оно может обсуждаться и даже осуждаться. Дух обеихпесней, таким образом, глубоко различен.
Оказавшись вруках Атли и услыхав его предложение откупитьсясокровищами Нифлунгов, Гуннар,согласно «Песни об Атли», требует смерти своегобрата, чтобы из груди его острым ножом вырезали сердце. Сперва Гуннару подают сердце Хьялли, но Гьюкунг сразу же распознает обман. И тогда вырезают сердцеиз груди не ведающего страха Хёгни. Гуннар мотивирует теперь свое требование тем, что, пока былжив брат, его донимало сомнение — отныне он один знает, где в Рейне сокрытозолото, и там оно и останется:
Атли, ты радости
так неувидишь,
как не увидишь
ты нашихсокровищ!
Я лишь один,
если Хёгни убит,
знаю, гдескрыто
сокровище Нифлунгов![10]
Но здесь естьявная несообразность: с чего взял Гуннар, что Хёгни мог бы выдать местоположение клада? Ведь только чтоон, увидев на блюде сердце Хёгни, говорил о егосмелости. У Гуннара не было никаких оснований предполагать,что Хёгни, стараясь спасти свою жизнь, выдаст кладгуннам. Когда ему рассекали грудь и вынимали из нее сердце, Хёгнисмеялся, не ведая страха. Мало этого, ведь сокровища Нифлунговбыли надежно спрятаны братьями еще до отъезда к Атли.Поэтому, казалось бы, проще всего Гуннару былоответить на требование Атли, открыв ему правду:золото утоплено в Рейне. Поведение Гуннара в этомэпизоде «Песни об Атли» странно и нелогично, неговоря о его необъяснимой жестокости.
И это, очевидно,понял уже автор «Речей Атли», отказавшийся отподобного мотива. Здесь инициатором расправы над Хёгнивыступает сам гуннский владыка: он приказывает заживо взрезать ножом грудь Хёгни и бросить Гуннара в яму созмеями. Затем следует сцена с трусливым Хьялли имужественным Хёгни, который просит отпустить раба изаявляет: «Смертные муки // считаю игрой». После мужественноперенесенной пытки Хёгни погибает, а связанный Гуннар встречает свою смерть в змеином рву, где ногамииграет на арфе, пока не гибнет от жала змеи. Никаких требований убийства братаон не выдвигает, да Атли и не вступает с ним впереговоры, сразу же обрекая обоих на смерть для того, чтобы вызвать великуюскорбь у их сестры Гудрун. Таким образом, мотивировкасмерти Хёгни изменилась, но обстоятельства егогибели, как и гибели Гуннара, остались и во второйпесни прежними.
Нетрудно видеть,что главное в песни — это мучительная гибель Хёгни имужество, проявленное им при пытке. Возникает вопрос: даже если б Гуннар и сомневался в молчании Хёгни,почему он потребовал столь жестокой смерти брата?! Поступок Гуннарадолжен быть объяснен, исходя из логики поведения людей героической эпохи.
Однако прежде чемпредпринять попытку такого объяснения, остановимся на еще одной ключевой сцене«Песни об Атли». После убийства Гуннараи Хёгни Атли получаетугощение от Гудрун — мясо убитых ею сыновей от их брака, а затем погибает от ее же руки;усадьба гуннского владыки вместе с ее обитателями поглощается огнем, которыйзапалила Гудрун. В «Речах Атли»все это разработано более подробно и обстоятельно, с некоторыми изменениями, новсё равно остаётся вопрос: чем мотивирована расправа Гудруннад собственными детьми? Иногда выдвигается такое объяснение: сыновья Гудрун от брака с Атли — членыего рода, тогда как умерщвленные им братья Гудрун — члены ее рода, поэтому, мстя за сородичей, она распространяет свою месть и насобственных детей, нанося Атли наиболее ощутимый вреди делая невозможным отмщение. Но это объяснение — искусственное. В любом случаеэто — ее сыновья, и дикость ее поступка самоочевидна.
На самом деле,все эпизоды «Песни об Атли», на которых мы вышеостанавливались, — и решение Гуннара ехать в гости кгуннам вопреки разуму и предвещаниям гибели, и требование его умертвитьсобственного брата, вырезав у него из груди сердце, и принесение Гудрун в жертву своих сыновей,мясо которых она скармливает ничего не подозревающему отцу, и убийство ею Атли с последующим сожжением его усадьбы,-все эти сцены имеют нечто общее. Они не поддаются рациональному причинномуобъяснению и, видимо, не нуждаются в таковом. Все эти поступки вместе с темнельзя объяснить и вмешательством такой иррациональной силы, как судьба. Гуннаррешает ехать к Атли, не испытывая никакогопринуждения; он требует пытки над своим братом, но необходимость пытки ниоткудане проистекает; Гудрун умерщвляет детей столь жесамовластно, отказываясь их оплакивать. Судьба, жертвами которой падают герои,- не какое-то фатальное предначертание, избежать коего они не в силах, не рок,подминающий их волю, вообще не нечто внешнее по отношению к их воле ипродиктованным ею решениям.
Только послетого, как решения приняты и поступки свершены, эти действия как бы«отвердевают» в судьбу, становятся роковыми. Когда погибли ее братья и послетого как, мстя за них, Гудрун умертвила своих детей искормила их мясо Атли, она «дает судьбе вырасти,созреть»: она раздает сокровища, готовя убийство гуннского короля. Итак, геройпесни «выращивает» свою судьбу. Он принимает последствия собственных решений идеяний, обращающихся против него в виде его участи. Обычно говорят о «приятии»германским героем «неизбежной судьбы». Может быть, следовало бы сильнееподчеркивать не только активность этого приятия, но и активную роль его в самомсозидании той трагической ситуации, которую он затем осознает и воспринимаеткак собственную судьбу.
Но это неозначает, что свою судьбу он творит вполне свободно. Его решения диктуютсянекими принципами. Когда Гуннар, пренебрегая советамидрузей и предостережениями о неминуемой опасности, которая поджидает его в домеАтли, говорит: «Пусть все богатства мои пропадут,коль я останусь!» — он поступает, подчеркну это еще раз, так, как надлежитпоступать властителю: он должен продемонстрировать небывалую смелость,граничащую с безрассудством, собственно, и выражающуюся в безрассудномпоступке, бессмысленном с точки зрения здравого смысла, — но здравому смыслу,практическому разуму нет места в героической песни. Его место — в «РечахВысокого», где собраны максимы житейской премудрости, коим должен следоватьобычный человек. Там всячески варьируются темы осторожности, осмотрительности,сдержанности, подробно перечисляются советы, с помощью которых можно обеспечитьсебе жизненное благополучие и избежать опасности. Но «Речи Высокого» — полнаяпротивоположность героическим песням. Они воплощают обыденный разум человека,принужденного изворачиваться в нелегких жизненных обстоятельствах.
Этому героическаяпеснь не учит. Оказываясь перед лицом смерти, страдания, герой принимает безмотивное решение, являющееся для него тем не менееединственно возможным. Поступки героев «Песни об Атли»лишены рационального смысла, но они потрясают своей жизненной убедительностью,выходящей за пределы всякой разумности. Здесь обнажается иной, более глубокийплан бытия, судя по «Речам Атли», непонятный уже в периодписьменной фиксации эддических песней.
Герой гибнет, иэто не случайно. Только в смерти, в ее приятии, в поведении героя перед лицомее завершается его становление. Чем беспримернее егогибель, чем ужаснее и неслыханней ее обстоятельства, чем более выходят они запределы обычного, тем величественнее герой и тем более впечатляет воспевающаяего песнь.
Почти что общимместом в научной литературе является тезис, согласно которому персонажгероической песни — идеальный герой, человек долга и чести, не останавливающийсяни перед чем, чтобы защитить и утвердить честь рода или собственную честь.Песни, действительно, рисуют таких идеальных героев. Таковы Сигурд,Брюнхильд, Хельги и др. Онипрославляются, их слава бессмертна.
Однако сюжетамипесней, причем тех самых, в которых воспевались героические подвиги, частослужили деяния, отнюдь не являвшиеся образцами для подражания. Рассмотримпеснь, относящуюся к древнейшему пласту «Старшей Эдды». В «Речах Хамдира» рассказывается о мести Хамдираи Сёрли, сыновей конунга Йонакра и Гудрун, дочери Гьюки. Их сводная сестра Сванхильд,дочь Гудрун и Сигурда, быларастоптана копытами готских коней, под которые ее бросили по велению короля Ёрмунрекка (его прототип — остготский король конца IV в. Эрманарих), покаравшего ее за измену мужу. Братья отрубилизлому королю руки и ноги, но были убиты. Однако прежде чем они успели емуотмстить, они убили своего брата Эрпа, предложившегоим помощь. Эрп «обещал, // что помощь окажет, // какноги друг другу // идти помогают», но братья не приняли его предложения и тем«на треть у себя // отняли силу — // сразили юнца // ударом смертельным». Врезультате они отрубили Ёрмунрекку лишь конечности,но им не удалось отрубить ему голову. Хамдир понялэто, когда было уже поздно. Братья пали жертвами собственного безрассудства.Таким образом, злодеяние свершает не только Ёрмунрекк,жестоко умертвивший сестру Хамдира и Сёрли, но и сами братья, причем убийство ими Эрпа, в отличие от казни Сванхильд,виновной в прелюбодеянии, ничем не оправдано. В песни говорится, что этоубийство произошло благодаря вмешательству дис — сверхъестественных существ — и что гибель самих Сёрлии Хамдира есть следствие «норн приговора». Никакойдругой мотивировки убийства Эрпа нет. Тем не менее впесни нет осуждения ни Ёрмунрекка за его жестокость,ни братьев за братоубийство. Их гибель в неравном бою с готами воспевается, каквеликий подвиг:
Мы стойкобились,
на трупахврагов
мы — как орлы
на сучьяхдревесных!
Со славойумрем
сегодня ильзавтра –
никто неизбегнет
норн приговора![11]
Таким образом,единственное объяснение ничем объективно неоправданной жестокости – велениесудьбы. Между тем братоубийство — тягчайшее преступление. Вспомним, что в«Прорицании вёльвы» среди признаков заката мира передгибелью богов в первую очередь названы братоубийственные распри.
Особо стоитотметить то, какое влияние на судьбы героев оказывают сокровища, обладающегомагической силой. В связи с ним появляется мотив клада или, как ещё принятоговорить, мотив проклятого золота. Можно сказать, что он является объединяющиммоментом многих песен. Клад, обладающий магической силой, является источникомвсех бед и приносит гибель тому, кто им владеет. Концепция роковой властизолота появляется уже в «Прорицании вёльвы».Пророчица, повествуя о войне между асами и ванами,рассказывает о том, как ваны послали асам Гулльвейг (что буквально означает «сила золота») – женщину,воплощающую жажду к золоту. Один пытался её уничтожить, но она снова рождаласьи под именем Хейд (обычное имя колдуний) творила ещё худшее.
Гулльвейгпогибла,
пронзённаякопьями,
жгло её пламя
в чертогеОдина,
трижды сожглиеё,
триждырождённую,
и всё же она
доселе живёт.[12]
Героическиепесни, которые принято объединять под общим названием «Песней о Нифлунгах», имеют всё тот же объединяющий их мотив.Сокровища, некогда проклятые карликом Андвари,обрекают на гибель всех, кто ими обладает или только пожелал завладеть. Золотуприписывается сверхчеловеческая роль. Не люди определяют роль сокровищ, анаоборот, сокровище вершит судьбы людей. Таким образом, и в том случае, когда всудьбы героев вмешивается волшебная сила золота, мы снова видим, что они никак не могутпротивостоять судьбе и оказываются подчинёнными ей. Мотив клада оказываетсятесно переплетён с темой судьбы.
Однако же,справедливо отмечая противоположность жизненных установок героев германскихпесней фатализму, превращающему человека в безвольное орудие безличной судьбы,некоторые ученые склонны подчеркивать их свободу: герой добровольно включаетсяв цепь роковых событий, для того чтобы остаться верным своему «я» исобственному закону, он приемлет судьбу. Совершая ужасное, неслыханное, он нестрашится ответственности, не сваливает вину на божество или фатум — ондействует в одиночестве. Но в свободе имплицируется возможность выбора, приятиесудьбы предполагает разграничение между нею и человеком, который идет ейнавстречу. Древнегреческий герой и судьба не совпадают: он может покоритьсяэтой над ним возвышающейся силе, либо попытаться бежать от нее, либомужественно ее принять, вступить с нею в единоборство и пасть под ее ударами — между ним и судьбой существует дистанция, и образуемое ею «этическоепространство» оставляет возможность выбора, волеизъявления, а потому порождаети трагичность коллизии.
Так ли обстоитдело в эддической поэзии и преданиях германских народов? Приведенный материалскорее побуждает склониться к иному предположению. Действия героя кажутсясвободными потому, что он не отделен от своей судьбы, они едины, судьбавыражает внеличную сторону индивида, и его поступкитолько раскрывают содержание судьбы. Вспомним, что ссылки на судьбу, с которойневозможно тягаться, на приговор норн или вмешательство дис,по-видимому, не принадлежат к древнейшему пласту эддических песней, онивторичны и представляют собой попытку объяснения происходящего в песнях,предпринятую, видимо, на той стадии, когда изначальный смысл жутких деянийгероев был уже непонятен.
[1] «Прорицание вёльвы», ст. 20.
[2] «Вторая песня о Хельги Убийце Хундинга», ст. 26.
[3] «Вторая песня о Хельги Убийце Хундинга», ст. 29.
[4] «Краткая песнь о Сигурде», ст. 7.
[5] «Прорицание вёльвы», ст. 26.
[6] «Прорицание вёльвы», ст. 45.
[7] «Прорицание вёльвы», ст. 44.
[8] «Гренландская песнь об Атли», ст. 11.
[9] «Гренландские речи Атли», ст. 29.
[10] «Гренландская песнь об Атли», ст. 26.
[11] «Речи Хамдира,ст. 30.
[12] «Прорицание вёльвы», ст. 21.