Муниципальноеобщеобразовательное учреждение — средняя
общеобразовательная школа № 10г. Батайска, Ростовской области.
ЭКЗАМЕНАЦИОННЫЙ РЕФЕРАТ
ПО ЛИТЕРАТУРЕ
на тему
«… и в мой жестокий век восславил я свободу…»
тема вольности в произведениях
А.С. Пушкина
Выполнила:
ученица 9 кл. «А»
Бекетова Анастасия Олеговна
Проверила: Москаленко Г.А.
2002 год,
ПЛАН
I. Вступление
II. Великий гражданин великогонарода
(Пушкин восвободительном движении своего времени)
1. Лицейская республика.
2. Пушкин и ранниедекабристские организации.
3. Поэт в южной ссылке(1812-1824)
4. Михайловское.
5. 14 декабря 1825 года
6. «Я гимны прежние пою…»
III. Заключение
IV. Список используемойлитературы.
I. Вступление.
Пожалуй, одной из чаще всего повторяющихся впушкинских стихах слов – свобода (или равнозначные – вольность, воля).Бесконечны оттенки смысла и содержания этого слова у Пушкина. Но главный,сокровенный смысл его – всегда одинаков. Пушкин был певцом и вдохновителемосвободительного движения своего времени: как поэт, свою заслугу перед народомон видел в том, что «чувства добрые лирой пробуждал» и в свой «жестокий век»восславил свободу. В лице Пушкина поэзия впервые явилась выразителем ивозбудителем общественного мнения в России. Поэзия — выразитель? Да! Поэзия — воспитатель? Да! Поэзия — эхо русского народа? Да! Поэзия – борец противтирании, деспотизма, за свободу, за просвещение? Да! Все это непременные чертыпушкинского поэтического идеала.
Тема свободы в творчестве Пушкина – одна изтем, издавна привлекавших к себе большое внимание и нашего пушкиноведения инашей исторической науки. Это тема интересует и меня, так как вольнолюбиваялирика занимает едва ли не главное место в творчестве поэта. Подавляющая частьего стихотворений проникнута бунтарскими настроениями и является прямымпризывом к борьбе.
Пушкин небыл членом тайного общества, не принимал непосредственного участия в восстании,не был привлечен к следствию и суду. Но широта, глубина и многогранность еготворческого гения, мощь его художественного слова и вместе с тем горевший в немнеугасимый пламень гражданского сознания и гражданского чувства так велики, чтоосновоположник национального искусства слова, родоначальник последующейклассической нашей литературы, он объективно является, не только до, но и после14 декабря, одним из замечательнейших деятелей русского освободительного тогоначального периода, вершиной которого было восстание декабристов. К этомуглавному выводу я твердо пришел по ходу и в итоге данного моего труда. Попыткеобосновать этот вывод он и посвящен.
Для того,чтобы возможно полнее и ближе к истине это осуществить, необходимо придать теменовый поворот. Следует вести точку отсчета не от декабристов к Пушкину – этозадача и дело историков, а это – задача и дело историков литературы – отПушкина к декабристам.
II. Великий гражданин великого народа.
(Пушкин в освободительном движении своего времени)
И жив великий гражданин
Среди великого народа
Пушкин «Андрей Шенье» (1825)
Из рядя вон выходящая, бьющая ключомхудожественная одаренность Пушкина почти с первых же его шагов стала привлекатьк себе восторженнейшее вниманиесовременников. Начало этому было положено еще в лицейские годы. Вообще,основное, чем был отмечен Лицей в жизни Пушкина, заключалось в том, что здесьон почувствовал себя Поэтом. В 1830 году Пушкин писал: «… начал я писать с13-летнего возраста и печатать почти с того же времени».
В те дни – во мгле дубровныхсводов
Близ вод, текущих в тишине,
В углах Лицейских переходов,
Являться Муза стала мне.
Моя студенческая келья,
Доселе чуждая веселья,
Вдруг озарилась – Муза в ней
Открыла пир своих затей;
Простите, хладные науки!
Простите, игры первых лет!
Я изменился, я поэт.
Характерно,что Пушкин стал ощущать себя не просто «стихотворцем» («не тот поэт, что плестьстихи умеет»), а именно Поэтом и твердо, хотя литературное поприще не сулило ничего житейски привлекательного, решает на него вступить, ибо, как он понял –это тоже на всю жизнь, не может им не быть. («К другу стихотворцу», 1814)
Это сознаниеукрепил и первый, так же весьма ранний литературный триумф – знаменитое чтениена лицейском экзамене «Воспоминаний вЦарском Селе», которое так воспламенило совсем уж одряхлевшего Державина. Тутже гласно объявившего их автора своим литературным наследником – «вторымДержавиным».
Одновременнои столь же стремительно в Пушкине – поэт стал расти, тоже перерастая в этомотношении своих учителей – Батюшкова, Жуковского, Вяземского, Державина, — патриот – гражданин. Началась схватка не на жизнь, а на смерть с вторгшимся вРоссию Наполеоном. Подавляющее большинство будущих декабристов (и это оказалогромадное влияние на складывание их политических убеждений) принимало участие,и порой очень активное в Отечественной войне 1812 года и последующих заграничныхпоходах. Лицеистам, по их возрасту, этого не было дано. Но и сам Пушкин, и егоближайшие товарищи, такие как Пущин, Кюхельбекер, Вольховский, всем существомсвоим рвались к этому:
Выпомните текло за ратью рать,
Со старшимимы братьями прощались
И в сеньнаук с досадой возвращались
Завидуятому, кто умирать, шел мимо нас…
Но вернемся к пушкинскому дебюту – «Воспоминаниям в Царском Селе». Впатриотический контекст «Воспоминаний», наряду с гордостью поэта своим народом,не только отстоявшим Родину, но и освободившим от тиранического ига НаполеонаЕвропу, вошло, отражая господствовавшие тогда настроения широких общественныхкругов, несколько восторженных строк в адрес торжественно возвращающегося вотечество царя – героя, который «взял Париж» и «основал лицей» (несмотря напоследующее резчайшее отрицательное отношение к Александру I,Пушкин в основном считал эти два события объективно историческими егозаслугами); восторженные ноты в адрес «грозного ангела» — Александра сновазазвучали после попытки захвата Наполеоном былой власти («сто дней») в стихотворениях «Наполеон на Эльбе» и «Навозвращение государя императора из Парижа в 1815 году».
Второе из нихбыло написано по «повелению» высшего начальства, но, как и предыдущие, вполнеискренне, выражая не только настроенность широких общественных кругов, но ичувства самого поэта. «Вы помните, как наш Агамемнон Из пленного Парижа к нампримчался, Какой восторг тогда пред ним раздался! Как был велик, как былпрекрасен он, Народов друг, спаситель их свободы!» — напоминал Пушкин товарищамв последней лицейской годовщине 1836 года («Была пора: наш праздник молодой…»).
Но уже всвязи со стихами «На возвращение…» проявилось пушкинское «веселое лукавствоума». Есть известие о нарисованной им, очевидно, вскоре же; карикатура наАлександра, который до того «располнел» в «чужих краях», что с трудом проехал ввоздвигнутые для него триумфальные ворота. А одним из самых ранних лицейскихстихотворений Пушкина, убедительно ему приписываемым, является эпиграмма нацаря («Двум Александрам Павловичам»), который « нос переломил… под Аустерлицем»(был наголову разбит в 1805 году Наполеоном) и «хромает головою» (заключил«позорный», как позднее будет называть это Пушкин, Тильзитский мир). В 1826году Пушкин написал Жуковскому, что «подсвистывал царю Александру, до самогогроба». Как видим, он стал ему подсвистывать, в сущности, с первых же своихлитературных шагов.
Но инезависимо от этого настроения «любви, надежды, тихой славы» недолго тешилисвоим «обманом» уже и тогда проявившего исключительную зоркость поэта.
И вот всегочерез два-три месяца после «Воспоминаний» и за пять лет знаменитого рылеевскогопослания «К временщику» Пушкин пишет и публикует свое якобы переведенное «слатинского», послание «К Лицинию « (1815), в котором иносказательно, но вполном соответствии с политическими реалиями текущего дня бичует нового «любимцадеспота» — всевластного временщика, наложившего «ярем» на Рим, и бесстыднуютолпу гнущих перед ним спину льстецов и рабов. В то же время это сатирическоепослание окрашено высоким и гордым гражданским лиризмом,
Я сердцем римлянин; кипит вгруди свобода;
Во мне не дремлет духвеликого народа.
Завершаясь грозной предупреждающей концовкой (первыйпушкинский «урок царям» уроками истории):
«Свободой Рим возрос, арабством погублен».
Все это придает посланию особое значение. В нем зерно последовавших года дваспустя «вольных стихов» поэта. Мало того, основные мотивы его, в особенностиудар по рабам и льстецам будут повторяться и в дальнейшем (конец 20-х и даже30-е годы) его творчестве. Недаром оно сразу же привлекло к себе всеобщеевнимание и было включено Пушкиным в первое отдельное издание его стихотворений,вышедшее в 1826 году (им поэт и новое издание 1829 года). В него же должны быливойти «Воспоминания в Царском Селе», откуда, однако, поэт полностью убрал былыехвала Александру, подчеркнув взамен подвиг подлинного героя – русского народа.
В последниелицейские годы и особенно сразу после окончания Лицея Пушкин настоятельно – вокружении пылких молодых умов, настроенных весьма решительно против абсолютизмаи крепостничества. Среди них немало будущих декабристов или людей, имсочувствующих: Чаадаев, Вяземский, Лунин, Якушкин, Катенин, Глинка, братьяТургеневы. Разговоры идут острые, речи произносятся нередко бунтарские.
Пылко,страстно, по велению своей благородной чистой натуры, воспринял поэт, выйдя изЛицея, идеи политической свободы в кругу своих новых приятелей, близких кранним декабристским организациям, эти идеи дороги Пушкину. Это его поэзия, еголирика. И пусть Пушкин думает в это время, будто вольность народов может быть обеспеченапутем ограничения самовластия законами («Вольность», «Деревня»). «Хочу воспетьСвободу миру, на тронах поразить порок» — вот что воспринималось в пушкинскойвольнолюбивой лирике как главное, вот что вдохновляло русских революционеров,не только декабристов. А в стихотворении«К Чаадаеву» (1818) и прямо говорилось о «грядущих обломках самовластья».
После выходаиз Лицея Пушкин особенно сблизился с Николаем Тургеневым, часто бывал у него.Это тот самый Тургенев, о котором поэт впоследствии вспоминал в «ЕвгенииОнегине», рисуя первые сходки будущих декабристов:
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидя в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
Одна огненнаястрасть владела Николаем Тургеневым – ненависть к крепостничеству, об этом оннеустанно и горячо говорил, где только можно. Он считал, что глупо мечтать ополитической свободе, о парламенте, пока не уничтожено крепостное право:«Непозволительно мечтать о политической свободе там, где миллионы несчастных незнают даже простой человеческой свободы».
«ХромойТургенев» присматривался к юному поэту, замечал, как восторженно загорались егоглаза, едва разговор переходил на «опасные темы», подначивал: «Все ахи да охи,молодой человек, в ваших стихах. Не стыдно ли вам оплакивать самого себя инесчастную свою любовь, когда Россия стонет от Петербурга до Камчатки».
В то жевремя брат Николая Сергей записывал в своем дневнике: «Мне опять пишут оПушкине, как о развертывающемся таланте. Ах, да поспешает ему вдохнутьлиберальность, и вместо оплакиваний самого себя пусть первая его песнь будет:«Свобода».
Пожеланиеисполнилось менее чем через месяц. Ода «Вольность» была написана прямо вследвот за таким душещипательным, но мастерским стихотворением (предтечейесенинских!):
Неспрашивай, зачем душой остылой
Я разлюбилвеселую любовь,
И никого неназываю милой
Кто раз любил, уж не полюбит вновь,
Кто счастьезнал, уж не узнает счастья
На краткиймиг блаженство нам дано:
От юности,от нег и сладострастья
Останетсяуныние одно…
И вслед заэтим – пламенный, трибунный стих «Вольность». Дело было так. У НиколаяТургенева собрались молодые вольнодумцы. Речь зашла о Павле I,кто-то подвел Пушкина к окну, показал на Михайловский замок, расположенныйнапротив, — последнюю резиденцию Павла, где он был убит с молчаливогосоизволения своего сына Александра: Тиран и народ. Задушенный душительвольности. Вот тема для поэта!
Пушкинвскочил на большой стол у окна, растянулся на нем (в его привычках было писатьлежа) и тут же, глядя на мрачный дворец, написал большую часть знаменитой оды.На следующий день он принес ееТургеневым оконченную и переписанную набело.
Онапроизвела действие взрывчатки; спокойно читать ее было невозможно, каждаястрока разила, жгла, влекла в бой, клеймила позором:
Питомцыветреной Судьбы…
Тираны мира!Трепещите!
А вымужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Никогда ещепосле Радищева поэтический стих на Руси не звучал так набатно, такобличительно, гражданственно:
Увы! Куда ниброшу взор-
Везде бичи,везде железы,
Законовгибельный позор,
Неволинемощные слезы;
Вежденеправленая Власть
В сгущенноймгле предрассуждений
Воссела –Рабства грозный Гений
И Славыроковая страсть.
Поэтобращается к истории Франции и России, чтобы понять истоки тирании, Они там, помнению поэта, где нарушаются принципы сочетания «вольности святой», с законами«естественного права и равенства», где закон необязателен для владык и длянарода.
И горе, гореплеменам,
Где дремлетон неосторожно,
Где ильнароду, иль царям
Закономвластвовать возможно!
МыслиПушкина навеяны идеями французских просветителей, «законами» Монтескье,«Общественным Договором Руссо». Согласно Руссо, государство – результатнегласной договоренности всех членов общества, их принятой на себя добровольнообязанности взаимно выполнять свой гражданский долг. Это и есть высший закон, стоящий над царями инародами. Если монарх нарушает этот договор и притесняет народ «неправеднойвластью» то с ним может случится то, что случилось с Людовиком XYI.Однако его казнь, как кажется Пушкину, — еще большее злодейство и вероломство,за которое восставший народ расплатился тиранией Наполеона. Поэт проклинаетэтого «самовластительного злодея» и обращается к другому «увенчанному злодею» — императору Павлу I, самодурство которого переходило всякие границы.Его убийство – урок царям, ныне живущим:
И днесьучитесь, о цари:
Ни наказанья,ни награды,
Ни кровтемниц, ни алтари,
Не верныедля вас ограды.
Склонитесьпервые главой
Под сень надежнуюЗакона,
И станутвечной стражей трона
Народоввольность и покой.
Смелостьнеслыханная: восемнадцатилетний поэт дает уроки царям и народам, угрожает им «страшным гласом Клии»! ИмяПушкина сразу стало известно всейчитающей России (ода расходилась в списках). Не было такого образованногоофицера, который не знал бы оды «Вольность», «Деревню», «К Чаадаеву» наизусть.
Конечно, втираноборческих рассуждениях поэта еще много наивного, книжного, ученического,много от ходячих предрассудков светского общества, от его «священного ужаса»перед крайностями якобинской диктатуры, от карамзинских либерально-утопическихмечтаний о просвещенной монархии, ограниченной лишь «праведными законами».
Ко временивыхода Пушкина из Лицея политическая обстановка в стране стала еще болеенакаляться. Все отчетливее начали проявляться агрессивно-реакционные установкиСвященного союза. Вместо ожидаемого многими освобождения крестьян в страненачали заводиться пресловутые военные поселения – еще одна, наряду со Священнымсоюзом, так сказать, для «домашнего употребления», идея Александра I,решившего заменить рекрутские наборы на долгий срок отрывавшие крестьянина отего семьи, постоянной военной службой по месту жительства.
По рукамирьяно взявшегося за это дело временщика сентиментально окрашенная идиллия,предносившаяся Александру Iи ловко укрепляемая в немАракчеевым, превратилась в жесточайшую трагедию. Но самому Аракчееву, которыйвыбрал девизом для своего герба слова: «предан без лести» (остро обыгранныеПушкиным в одной из эпиграмм), а однажды кому-то, напомнившему о пользеотечества, цинично ответил, что ему до этого нет дела, он выполняет волюмонарха, — его усердные принесло сторичные плоды. Пользуясь все нараставшимдоверием и привязанностью к нему Александра и отлучками царя, в частностипоездками на европейские конгрессы Священного союза, он забрал в свои руки всюполноту власти и стал своего рода некоронованным диктатором. «Всей Россиипритеснитель… А царю он друг и брат» — писал Пушкин в той же эпиграмме.
Итак, врезультате появления военных поселений бунтом была чревата не только деревня,все слои населения имели основания быть недовольными правлением Александра I.
Понятнытеперь пушкинские слова: тот подлец, кто не желает перемены правительства вРоссии!
Кипелаполитическими страстями Франция, в Испании восставший народ заставил короляобъявить Конституцию, бурлили Португалия и Италия («тряслися грозно Пиренеи,вулкан Неаполя пылал…»), Греция боролась за освобождение от турецкого ига.Казалось, в одной только России часы истории остановились, и стрелки ихпо-прежнему показывали здесь середину давно прошедшего XYIIIвека с его дикимифеодальными обычаями.
Как и в XYIIIвеке,
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесьрабство тощее влачится по браздам
Неумолимоговладельца.
Здесьтягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд исклонностей в душе питать не смел…
Дальше такпродолжаться не могло. Нужно было действовать! Нужно было встряхнуть Россию,помочь ей пробудиться от оцепенения. Возникали кружки заговорщиков, гдепроизносились пылкие речи, обсуждалось будущее России, выносился смертныйприговор Александру.
«… Россия неможет быть более несчастна, как, оставаясь под управлением царствующегоимператора», — говорил в «Союзе спасение» Иван Якушкин и вызвался лично убитьцаря.
Меланхолический Якушкин,
Казалось,молча обнажал
Цареубийственный кинжал…
Пушкин (еслисудить по десятой, дошедшей до нас в отрывках главе «Онегина») был осведомлен оходе развития декабристского движения, о помыслах и речах чуть ли не каждого изглавных заговорщиков.
Как ужеговорилось, Пушкин не был членом декабристских кружков, но он знал лично чутьли не всех: Рылеева, Пестеля, Орлова, Лунина, Николая Тургенева, СергеяТрубецкова, — с ними спорил, с ними негодовал, жил мыслями и интересамидекабристов, дышал предгрозовой атмосферой, ею разгорался: «Я, — признавался онЖуковскому, — наконец был в связи сбольшею частью нынешних заговорщиков».
Вполитических беседах с ними созревали его собственные взгляды на прошлое,настоящее и будущее России.
Два годаспустя после появления на свет оды «Вольность» поэт создает другоестихотворение, подымающее вторую, основную и столь же жгучую политическую темусовременности – «Деревня» (1819), тоже связанное с близостью к Тургеневу иподсказанное непосредственными впечатлениями (написанное в Михайловскам).Первая часть его, мирное, идиллическое, в духе Карамзина, описание прелестиусадебной жизни среди сельской природы («приют спокойствия, трудов ивдохновенья») – резко сменяется второй частью, навеянной «возмущающейдушу», «ужасной мыслью», такжевосходящей к «врагу рабства» Радищеву, — картинами бесчеловечных угнетений инасилия над людьми крепостников-помещиков. Но и это стихотворение заканчиваетсяпорожденным надеждой «ударить в чувство», как говаривал Ломоносов, призывом кцарю освободить крестьян. Пушкинскую «Деревню» постигла мрачная судьба. Онабыла показана «чувствительному» Александру, который просил благодарить поэта завысказанные им «добрые чувства» (“bonssentiments”).Но никаких результатов стихотворение не возымело. Мало того, довести свои«добрые чувства» до печати Пушкину не удалось. Цензура разрешала опубликоватьтолько первую – «карамзинскую» части стихотворения. «Радищевская» же его часть,как и все «вольные стихи» Пушкина, осталась под запретом. Монарх, несмотря навспыхнувшие годом ранее и жесточайше подавленные Аракчеевым бунт Чугуевскихвоенных поселений, упрямо продолжал насаждать их, цинично обмолвившись, чтобудет выполнять начатое, хоть бы пришлось уложить трупами всю дорогу от Чудова до Петербурга.
К числунаиболее знаменитых вольных стихотворений Пушкина относится единственное всвоем роде послание к столь дорогому ему тогда («Никогда я тебя не забуду. Твоядружба мне заменила счастье», — записал он позднее в своем дневнике) Чаадаеву –юношески восторженное объяснение в любви Отчизне и Свободе, заканчиваетсяполным романтической веры в торжество революционного дела призывом к видимо,заколебавшемуся другу:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительногосчастья…
В отличии от«Вольности» интимно-личное и гражданско-любовная страсть и страсть высокого и«прекрасного» революционного порыва – сплавлены здесь в нерасторжимое целое – вчистейшее золото поэзии:
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
В«Вольности» и в «Деревне» поэт вдохновенно прокламирует политические идеичленов тайного общества. Послание «К Чаадаеву» (1818) он вводит в самое сердцедекабризма, в душевный строй первых русских революционеров, многие из которыхсознавали, что, выходя 14 декабря на «площадь Петрову» идут почти на вернуюсмерть, и все же с энтузиазмом шли.
Особое местов поэзии Пушкина этих лет занимает написанное в этом же году, что и послание кЧаадаеву, другое послание, имеющее в виду совсем другого адресата («К Н.Я.Плюсковой»). Фрейлина жены Александра I, императрицы ЕлизаветыАлексеевны Плюскова, близкая к арзамасским литературным кругам, обратилась спросьбой к Пушкину написать стихи в честь императрицы. Этот адрес ввел взаблуждение не только цензуру, не уловившую подлинный смысл стихотворения, но иряд исследователей даже нашего времени, не сумевших исторически к нему подойти.
Во всякомслучае, уже с самого начала его стихотворение не только не походило натрадиционную оду в адрес монархов, но и прямо ей противостояло:
На лире скромной,благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливою музою моей.
Пушкинотталкивается здесь не только от вынужденного«Льстить» царям в своих придворных одах Ломоносова, но и от Державина, которыйвменил себе в особое достоинство, что в стихах, обращенных к Екатерине II, ондерзнул возгласить о ее «добродетелях» в «забавном русском слоге». Нириторического, ни «забавного» в только что приведенных строках пушкинскогопослания нет. Больше того, говоря, что хочет славить только свободу, поэт прямовключает стихотворение в цикл своих запретных стихов, имя прежде всего в видуоду «Вольность», к которой оно по своему тону и примыкает. Но если в«Вольности» автор ставил себе целью «на тронах поразить порок», — здесь онполучает радующую его самого возможность воспеть на троне «добродетель».Особенно выразительно гордая концовка стихотворения:
Любовь и тайная Свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.
Тайнаясвобода – это эпитет, на первый взгляд не очень ясный, в сущности являетсяключом к пониманию подлинного смысла всего стихотворения. После победы надНаполеоном и образования по настоянию Александра особого Царства Польского,возглавляемого русским императором, он, желая, по свидетельству современников,всячески расположить к себе новых подданных «даровал» полякам в 1818 году то, вчем упорно оказывал своей стране, — конституцию. 15 марта 1818 года он выступилна открытии польского сейма с напутственной речью, в которой упомянул о своемдавнем желании сделать то же и у себя на родине, и о намерении в будущемосуществить это. Но было сказано это в выражениях, обидного для национальногочувства русских. Тщетно его основной советчик по международным делам, графКаподистрия, которого он первый период своего царствования приблизил к себе заего «либеральные» взгляды, а в 1822 году за то же самое (противодействиеполитике Священного союза) отстранил от дел, умолял его снять эти выражения.Царь настоял на своем.
Это глубоковозмутило членов тайного общества и близкие к ним широкие общественные круги.Негодование еще более возросло, когда стало известно о замыслах царя включить всостав Польши некоторые части России, возможность чего предусматривалась вданной им конституции. В связи с этим и был поставлен Якушкиным вопрос оцареубийстве.
А Пушкинтотчас же остро отозвался на это своим ноэлем «Сказки» («Ура! в Россию скачетКочующий деспот»). Начинается он с описания приезда Александра 1 в Россию. Царьторжественно вещает о своих подвигах:
«Узнай, народ российский,
Что знает целый мир:
И прусский и австрийский
Я сшил себе мундир
О радуйся, народ: я сыт,здоров и тучен;
Меня газетчик прославлял;
Я ел, и пил, и обещал –
И делом не замучен…»
Далееимператор клянется дать отставку продажным чиновникам и учредить закон вместопроизвола:
«И людям я права людей,
По царской милости моей,
Отдам и доброй воли…»
Царевым речам наивно внимал, открыв рот младенец:
От радости в постели
Распрыгалось с дитя:
«Неужто в самом деле».
Неужто не шутя?
А мать ему: «Бай-бай! Закройсвои ты глазки;
Пора уснуть уж наконец
Послушавши, как царь-отец
Рассказывает сказки:…»
Из всехвольных стихотворений Пушкина поэль сразу же получил наиболее шумнуюпопулярность. По свидетельству Якушина, «его распевали чуть ли ни на улицах». Вэтих условиях особо злободневное звучание приобретали и похвалы Пушкина в адресимператрицы. Стихотворение было напечатано в журнале «Соревнователь просвещенияи благотворения» - литературным органе«Вольного общества любителей российской словесности», находившемся под идейнымвоздействие тайного общества, а руководствующую роль в нем играл Федор Глинка.В печати пришлось заменить только слово «свободу славить» на «природу славить».
В«воспоминаниях в Царском Селе» поэт был эхом своих товарищей – лицеистов.Теперь он по существу, первый, задолго до декабря, литературный «Декабрист» — мог с полным правом назвать сой «неподкупный голос» «эхом русского народа»,выражением чаяний которого объективно являлись будущие декабристы. Отсюда и неслыханная дотоле «народность» –популярность в самых широких общественных кругах его «возмутительных»политических стихов и эпиграмм. И этот гражданский подвиг Пушкина – поэта былтем значительнее, что в отличие от остальных он совершал его в одиночку.
В это времявозникает литературно – театральное общество «Зеленая лампа». Основательобщества был сверстник, и сослуживец Пушкина по коллегии иностранных дел, ккоторой поэт был причислен по окончании Лицея, представитель петербургскойзолотой молодежи, богач, кутила и игрок Никита Всеволжский (позднее Пушкинназовет его «лучшим из минутных друзей моей минутной младости»).
Пущин оченьне одобрял светской – онегинской – жизни Пушкина после выхода его из Лицея,попыток поэта сблизиться с некоторыми, наиболее блистательными представителямивоенной, придворно-аристократической знати. Но уже к этому времени ему, как игерою его романа, «наскучил света шум». Года за два до ссылки Пушкина стал всеболее тяготиться своим столичным бытом – «утехами юности безумной», «неистовымипирами», «постыдным торгом любви» и «купленным златом восторгом». «Свой дар,как жизнь, я тратил без вниманья», — как бы подводя всему этому безрадостныйитог, скажет он в своей первой лицейской годовщине («19 октября», 1825).
Во многомпоэт действовал так, что шокировал окружающее его общество. Казалось, онстремился навлечь на себя репрессии властей не просто вызывающим, а, как и егопозднейшее признание, столь же неслыханно смелым антиправительственнымповедением.
Однажды,рассказывает Пущин, в царскосельский парк забежал сорвавшийся случайно с цепимедвежонок. Со зверем чуть не встретился прогуливающийся царь, но тот былвовремя «истреблен». Пушкин при этом случае, не обинуясь, говорил:«Нашелся один добрый человек, да и тотмедведь!» Таким же образом он во всеуслышание в театре кричал: «Теперь самое безопасное время – по Неве идетлед». В переводе: нечего опасаться крепости. Еще один пример исключительнодерзкой «выходки» поэта 13 февраля 1820 года сын наследника французскогопрестола герцог Беррийский («последний из Бурбонов») был заколот парижскимрабочим Лувелем, который сказал, что хочет искоренить род Бурбонов, как враговсвободы. Он был казнен. Вскоре в руках оказался литографированный портретЛувеля, который в начале апреля поэт, тоже в театре, расхаживая по рядамкресел, показывал присутствующим со своей, развивающей основную тему«Вольности» надписью: «Урок царям».
Последствияне замедлили сказаться. К министру внутренних дел поступил донос на Пушкина, ачерез несколько дней после «выходки» с портретом он был вызван к петербургскомугенерал-губернатору Милорадовичу, стоявшему в главе политического сыска.
КогдаМилорадович затребовал от Пушкина его «бумаги», тот объявил, что сжег их, нодобавил, что готов тут же написать все свои не появившиеся стихи и даже то – ссоответствующими указаниями, — что ему не принадлежит, но разошлось под егоименем. И исписал целую тетрадь.Милорадович, получив от поэта тетрадь стихов и растроганный его откровенностью,объявил ему от имени царя прощение. Иначе взглянул на это сам Александр,которому тетрадь была вручена. Царь, возмущенный содержанием запретныхпушкинских стихов (ему, конечно, было доложено о широком хождении их по рукам),сразу же решил примерно наказать поэта. Сперва ему пришла в голову мысльотправить поэта для вразумления в Соловецкий монаст