Ничипоров И. Б.
Вхудожественном мире рок-поэзии как составляющей «культуры большого города, мегаполиса»урбанистическое начало оказывало значительное влияние на формирование общейпоэтической картины мира, на характер лиризма и пути постижения личности и ееместа в социуме. Творчество ряда рок-поэтов (Б.Гребенщиков, Ю.Шевчук, А.Башлачев)уже изучалось в указанном направлении, и в частности в аспекте «петербургскоготекста». Песенная поэзия Виктора Цоя остается пока на начальной стадиинаучного осмысления: намечено исследование отдельных граней «неоромантизма» вего произведениях, ключевых образов-мифологем, а также элементовавтобиографической мифологии, вписывающих наследие Цоя в общий контекстхудожественной жизни и рок-движения 1980-х гг.
Однимиз перспективных путей изучения созданной Цоем поэтической картины мира можетстать рассмотрение многоликого образа города, вобравшего в себя дух бунтующегои на глазах меняющего свои очертания исторического времени и вместе с тембытийные универсалии душевной и вселенской жизни.
Городскиемотивы в стихах-песнях Цоя стали сферой воплощения интимных переживанийлирического «я» и постепенно открывали путь к созданию собирательного образамолодого современника и даже целого поколения. В стихотворениях «Просто хочешьты знать», «Жизнь в стеклах», «Спокойная ночь», «Я объявляю свой дом» тонкаяпсихологическая нюансировка деталей городского пространства передает неизбывноепритяжение героя к лабиринтам его «темных улиц» и в то же время опасностьускользания подлинности личностной экзистенции: «Я растворяюсь в стеклахвитрин. / Жизнь в стеклах витрин». Выступая средоточием скрытых тревог«последнего героя», город прорисовывается у Цоя в оригинальных ассоциативныхсцеплениях, выступает как пространство повышенной чувствительности, в которомобыденное, материальное пронизано присутствием метафизического плана, где «крышидрожат под тяжестью дней» и «город стреляет в ночь дробью огней» (с.217).
Вмозаике примет городского мира, в оглушенности его подчас агрессивными голосами(«там кто-то спор ведет крутой» – с.21) все более отчетливо высвечиваетсянапряженная саморефлексия цоевского героя – «человека духовного пути, человекапреодоления препятствий, волевой личности». Болезненно ощущая размытостьжизненных ориентиров, давление обезличивающих вызовов города, мира идеструктивных сторон собственного «я», он пытается нащупать возможностисобственной самоидентификации. В песенной дилогии «Бездельник» на фонепространства суетливых улиц, круговорота суточного времени предстает«рефлексирующий герой, обнажающий философию своего безделья»: сквозь отчаянноевидение себя «человеком без цели», затерянным «в толпе… как иголка в сене»(с.22), через мучительное распознание в себе пародийного двойника «с лицомнахала» он прорывается к обретению подлинности душевной жизни: «Все говорят, чтонадо кем-то становиться. / А я хотел бы остаться собой» (с.23).
Встихотворении «Я объявляю свой дом» по мере раскрытия семантики непрочностимакро- и микроуровней городского и вселенского бытия – от квартиры, дома доулиц, города и природного космоса – обнажаются не только уязвимость внутреннейжизни героя, этого «подросшего ребенка, воспитанного жизнью за шкафом» (с.110),но и акт его волевого противления тотальному обессмысливанию мироздания, попыткасамозащиты в орбите домашнего пространства: «Я объявляю свой дом безъядернойзоной» (с.110).
«Личнаяэсхатология» цоевского героя, сопряженная с мучительным чувствованием «больногомира», с тем, что «потеря себя в «безвременье» оборачивается подсознательнымстремлением рок-героя к саморазрушению, растворению в мире вещей», усиливаетэкзистенциальное начало в восприятии стержневых антиномий городского бытия. Встихотворениях «Город», «Прогулка романтика», «Печаль» раскрывается антиномиялюбви к городу как личностно освоенному пространству, предстающему в интерьереприродных циклов («Я люблю этот город, но зима здесь слишком темна»), – и ужасаодиночества, передающегося в сквозном для Цоя образе мертвенного, искусственногосвета фонарей («Горят фонари, и причудливы тени» – с.30), в ощущениибесприютности зимнего мира, требующего от личности максимальной концентрациивнутренней, самосберегающей энергии: «И теперь я занят только охраной тепла».Это пронизанное тревожной обеспокоенностью героя прозрение бытийнойпричастности рукотворной урбанистической цивилизации ритмам холодного, чреватогокатастрофами ночного мироздания, манящего, однако, своей «далью», особенноглубоко претворилось в образном мире стихотворения «Печаль»:
Нахолодной земле стоит город большой,
Тамгорят фонари и машины гудят.
Анад городом – ночь.
Анад ночью – луна.
Исегодня луна каплей крови красна.
Домстоит, свет горит,
Изокна видна даль… (с.370)
Вромантическом противостоянии героя механистическому городскому пространствузамкнутости, обессмысленному круговому движению, которое угадывается в деталяхбытовой повседневности («Я проснулся в метро… / Это кольцо, / И обратногопоезда нет» – с.31), тупикам «страшных подворотен» на первый план выдвигаетсястремление утвердить путь творческого постижения действительности – и всвободной «прогулке романтика», и в самообретении через уход на просторыдальнего края, как это осуществляется в песне «Камчатка»: «Я нашел здесь руду./ Я нашел здесь любовь» (с.34).
Притом что подчас романтический пафос осложняется у Цоя авторской самоиронией, этоне отменяет серьезности осознанного движения лирического героя к обретениюустойчивых духовно-нравственных координат индивидуальной картины мира. Этотпуть получил наиболее яркое и законченное воплощение в философской балладе«Группа крови». Образный ряд строится здесь на взаимопроникновении городского, природногои космического планов. В оригинальной художественной манере одушевлениягородских улиц, которые «ждут отпечатков наших ног», в образах живой «травы», «звезднойпыли на сапогах» и «высокой в небе звезды», в звучании диалогически обращенногок близкой душе лирического слова, на фоне динамичной картины мира, втянутого внепрестанный «бой», – выстраивается целостная аксиологическая перспектива пути,основанная на нелицеприятном знании о цене жизненных обретений и поражений, напрозрении вселенского смысла в требующих постоянного нравственного выбораземных перепутьях:
Мнеесть чем платить, но я не хочу победы
Xлюбой ценой.
Яникому не хочу ставить ногу на грудь.
Яхотел бы остаться с тобой.
Простоостаться с тобой.
Новысокая в небе звезда зовет меня в путь.
Группакрови на рукаве –
Мойпорядковый номер на рукаве.
Пожелаймне удачи в бою… (с.219)
Впризме урбанистических зарисовок в стихах-песнях Цоя вырисовывается исобирательный психологический портрет молодых современников, что «родились втесных квартирах / Новых районов» (с.206). Выражением креативного духа, протестнойэнергии молодежной песенно-поэтической контркультуры и общего «пассионарногоподъема восьмидесятых», насущной «потребности исторической эпохи вромантическом герое» становятся в поэзии Цоя, воплотившейся во взрывной, ударнойэнергии авторской исполнительской манеры, лейтмотивы преодоления замкнутостигородского пространства, ограничивающих жизненный кругозор «тесных квартир».Проницательное распознание кризисных сторон в мироощущении поколения «детейминут» передается через иносказательные образы «дождя… внутри», «друзей», что«превратились в машины» («Подросток», «Дети минут»), и контрастно сочетается скартинами «пылающего города», «пульсирующего» вселенского пространства, котороевоплощает настойчивый порыв лирического «я» и его современников «видеть дальше,чем окна напротив», мучительное, подчас окрашенное в апокалипсические тонапредощущение «перемен»:
Красноесолнце сгорает дотла,
Деньдогорает с ним.
Напылающий город падает тень.
Перементребуют наши сердца,
Перементребуют наши глаза… (с.202)
Встихотворениях «Хочу быть с тобой», «Троллейбус» через философски насыщенноеизображение городского пространства выражается внутреннее самоощущениелирического героя и окружающей его социальной среды. В первом из них на основежанровых элементов путевого очерка («мы не видели солнца уже несколько дней…»)запечатлевается участь «родившегося на стыке созвездий» героя и его поколения.Это движение сопрягается с попыткой личностного противостояния космосунеустойчивости, антидома, где «нет дверей», агрессивному натиску природныхстихий: «Я хочу идти дальше, но я сбит с ног дождем» (с.89). Песня же«Троллейбус», вступающая в невольные, остро полемичные смысловые связи с«Полночным троллейбусом» Б.Окуджавы, становится развернутой метафорой бытияличности в сфере всеобщей отчужденности («Я незнаком с соседом, хоть мы вместеуж год»), в духовной зависимости от изобилующей абсурдистскими лозунгами эпохи:«В кабине нет шофера, но троллейбус идет. / И мотор заржавел, но мы едемвперед» (с.102). Всеобщему дезориентированному «незнанию пути», блужданию вобезличенном городе противостоит в образном мире произведения взысканиелирическим «я» потаенного личностного родства («Все люди – братья, мы – седьмаявода»), причастности далекой вселенской гармонии: «Мы сидим не дыша, смотримтуда, / Где на долю секунды показалась звезда» (с.102). Этой психологическойпарадоксальности в картине мира соответствует антиномичность как принципразвития лирической эмоции, направленной на превозмогание «механистическойлогики существования мегаполиса» и шире – обессмыслившегося мироздания: «тонем,хотя…», «хочет уйти, но…», «мы молчим, но…».
Городскиемотивы входят у Цоя и в контекст обобщающего видения вселенского бытия, егоключевых антиномий .
Традиционнаяеще для романтического сознания антитеза природного и рукотворного миров(«Дерево») осложняется в поэзии Цоя постижением глубинного взаимопроникновения«асфальтового» пространства и природной стихии, обусловленного принципиальнойдеавтоматизацией привычного восприятия городских реалий: «Здесь трудно сказать,что такое асфальт. / Здесь трудно сказать, что такое машина. / Здесь нужноруками кидать воду вверх» (с.5). В стихотворениях «Следи за собой», «Пой своипесни», «Дождь для нас», «Солнечные дни» развивается сквозной параллелизм ввидении микрокосма города, дома, квартиры и макрокосма небесного мироздания.Нередкая отчужденность героя от «пустой квартиры», безысходной тоски дождя, отвласти самозамкнутого, неуютного мира, где «не видно стены», «не видно луны», актуализируетстремление пережить личностную, физическую причастность «одной из бесчисленныхзвезд»: «Стоя на крыше, ты тянешь руку к звезде. / И вот она бьется в руке, каксердце в груди» (с.13). Пересечение городской и вселенской сфер основанонередко и на пронзительном ощущении лирическим «я» бытийной хрупкости городов, легкооборачивающихся своими «руинами», неустойчивости личностных связей («Завтраскажут: «Прощай навсегда»»), что перерастает в трагедийную панорамувсечеловеческого и космического бытия:
Завтрагде-то, кто знает где, –
Война,эпидемия, снежный буран,
Космосачерные дыры… (с.11)
Приметыгородского мира ассоциируются у Цоя с «опорными космогоническими мотивами» художественногомира поэта-певца. В стихотворениях «Война», «Звезда по имени Солнце», «Страннаясказка» экспрессивный метафорический ряд, запечатлевший «дрогнувшие стены»мироздания, «город в дорожной петле», дождь, «стучащий пулеметом», «стену изкирпичей облаков», создает основу гротескного образа потрясенного, больногогорода-мира, ликами которого становятся «портреты погибших на этом пути».Сквозная для Цоя мифологема длящейся уже две тысячи лет «войны… между землей инебом» (с.220), гальванизированная чувством отъединенности земной реальности отстихии «солнечных дней», приоткрывает глубины онтологического трагизма вмироощущении лирического «я» и его современников, существующих востроконфликтной плоскости бытия и противопоставляющих ей свою напряженнуюнравственную рефлексию, усилие по «охране тепла», сопротивлению и вселенскойэнтропии, и мертвенному, зачастую агрессивному электрическому свечению городов.
Итак,сквозной в песенно-поэтическом творчестве В.Цоя образ города раскрывается втриединстве изображения личности, социума и Вселенной. В системеурбанистических мотивов, в оригинальном наложении далеких образных планов здесьпрорисованы ментальные черты лирического «я» и значительного слоя городскоймолодежи 80-х гг., во взаимопроникновении мистического и конкретно-социальногопланов создается собирательный образ эпохи назревающих переломов иосуществляется выход к прозрению бытийной дисгармонии всечеловеческогосуществования в «разрывах» между гегемонией технократической цивилизациимегаполиса и подчас иррациональной деструктивностью космических природныхстихий.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru/