«Бедные люди» как притча об отношениилитературы к читателю
Елена Третьякова
Мирв «Бедных людях» отражен через призму литературы, а литератураоценена характером ее влияния на чувства простого человека. Макар Алексеевич вначале действия почти не причастен к чтению книг, «Пчелка» (так онласково называет «Северную пчелу») ему ближе других печатныхсочинений. Завязка романных событий связана с тем, что он взял на себя заботу одальней родственнице (почти не родственнице совсем) Вареньке Доброселовой ипереписывается с нею. Герой посылает Вареньке образчики произведений, которыеему, такому же, как Акакий Башмачкин, переписчику бумаг, приносит живущий пососедству литератор. Образованная девушка тактично намекает, что Ратазяев пусти ничтожен, — дает почитать совсем другие повести, сочиненные Пушкиным иГоголем.
Создаваячету благородных героев, Достоевский сдвоил универсальные антиномии`молодой/старый`, `женщина/мужчина`, глобально обобщающие понятие«человек». У персонажей одно отчество — Алексеевичи (Алексий — греч.`защитник`). Их родство в том, что оба из рода-племени, где ценят и защищаютчеловечность. С помощью своей модели представлений о человеке дебютант«натуральной школы» выступил против идеи отделить друг от друга этапыразвития словесности и расподобить культуру разных социальных слоев. Проводникиэтой идеи смотрят на участников литературного процесса как на балаганныемарионетки. В «Петербургских сновидениях» писатель признался, чтопафос «Бедных людей» вырос из сопротивления его души«гумору» новой беллетристики: «Стал я разглядывать и вдругувидел какие-то странные лица. Кто-то гримасничал передо мною,спрятавшись за всю эту фантастическую толпу, и передергивал какие-то нитки,пружинки, и куколки эти двигались, а он хохотал и все хохотал! И замерещиласьмне тогда другая история, в каких-то темных углах, какое-то титулярное сердце,честное и чистое, нравственное и преданное начальству, а вместе с ним какая-тодевочка, оскорбленная и грустная, и глубоко разорвала мне сердце вся ихистория»[1].
Сначала 1840-х годов западное начало в русской журналистике стало все активнеевытеснять из повседневного общественного пользования то, что единственно имогло составить верное изображение человека. «Кукольное» письмо немогло восторжествовать целиком, пока читатели еще помнили и любили свойствасловесности иного типа (карамзинско-пушкинской), пока был жив инстинкт добра исправедливости в чистых и отзывчивых на слово сердцах. Им был виден зазор междутем, что навязывалось под видом новых ценностей и тем, что они знали какценности всевременные.
Вбеллетристе-разоблачителе читатель уже не находил чуткого и доброгособеседника. Новая журнальная беллетристика лишала людей возможностиформировать свой слог.
Дидактичностьи прагматизм речи «сильного» подавляют развитие собственных мыслей ичувств более «слабых» участников коммуникативной ситуации. Это иотражено в коллизии романа «Бедные люди». Сначала Девушкин,«пустившись в свет», посещает «сочинительские вечера» усоседа (обратим внимание на фоновую семантику `низ, закат` в словосочетаниях,которые характеризуют данный этап знакомства героя с текущей литературой).Потом Варенька посылает ему то, что любит сама: "… прочтем иПушкина", — отвечает герой. Мера понимания, которую он неожиданно обретаетиз книжки, в один момент открывает то, чего не дали Макару Алексеевичу ни«Пчелка», ни случаем когда-то прочтенные два романтическихпроизведения, ни философско-моралистическая книга А.Галича. «Да и чтосамому прежде невдогад было, так вот здесь, как начнешь читать в этой книжке,так сам все помаленьку и припомнишь, и разыщешь, и разгадаешь Дадело-то простое, бог мой; да чего! право, и я так же бы написал; Ведь я то же самое чувствую, да и сам подчас в таких же положенияхнаходился, как, примерно сказать, этот Самсон-то Вырин, бедняга».
Наивноеубеждение Девушкина, что он сам бы мог так написать, не лишено оснований. Вотличие от Виссариона Белинского (автора цикла критических статей«Сочинения Александра Пушкина»), начинающий литератор Достоевский,понимал, почему для словесности главное — не сковывать простор словупростодушных ценителей всего человечного, особенно тех, которые не ведают о духеи принципе новаторства «натуральной школы». Достоевский усвоил это попрозе Пушкина, которая помогает заговорить на русском литературном языке всем,кто не детализирует различия между старым/новым, а ищет в слове единуючеловеческую подоснову истин, выражаемых какими угодно(«классицистическими», «сентименталистскими»,«романтическими») литературными формами. Не в формах дело. Дело втом, что для журналистики не нужно лучших организаторов хора, чем Иван ПетровичБелкин. Этот смиренный повествователь не искажает суть речи «малыхсих», он приспосабливает свой слог и образ жизни к тому, что всякий добрыйчеловек может, хочет (а значит должен сам) расслышать в строе гармоническогосогласования разных голосов.
Приспосабливатьсуть сказанного — пристыковывать. Из этого понятия родилось слово«притча». Текучее и изменчивое становится в «белкинском»изложении твердым, поскольку не метафоризуется, а метонимически крепится натвердые основы народной нравственности. Так в безавторском эпосе оцениваетсявсе, что когда-либо происходило и будет происходить с человеком. Взглянемвнимательно на внутреннюю форму слова «происходить». Благодаряпрефиксальным компонентам про- из- оно пристыковывает ход `последующего` к сути`предыдущего`.
Нетолько к «Повестям Белкина» и «Шинели» пристыкованозначение романа Достоевского. Варенька Доброселова как тип метонимически близкапушкинской Татьяне. Ассоциативные скрепы с «Евгением Онегиным» есть впечалованьях о Вареньке, которые бередят душу Макара Алексеевича, когда он вотчаянии бродит по улицам города. Предчувствия предсказывают судьбу нежнолюбимого им существа: «Какие лавки, магазины богатые; все так и блестит игорит, материя, цветы под стеклами, разные шляпки с летами. Подумаешь, что всеэто так, для красы разложено — так нет же: ведь есть люди, что все это покупаюти своим женам дарят». Он не «злобно»,- как это истолковано встатье «Забитые люди» Добролюбовым, — заглядывается на кареты знатныхдам. В фрагменте сильна связь между образом Татьяны Лариной и ощущаемой МакаромДевушкиным аурой Вареньки Доброселовой.
Судьбане прочит ей стать женой блестящего генерала: посватается господин Быков иувезет в голую степь, где «ходит баба бесчувственная да мужикнеобразованный пьяница ходит». Такова на самом деле была культурнаяситуация, когда мода на подписку докатилась до глухой русской провинции.Господин Быков — периферийное лицо. Он выходит откуда-то из мрачной подоплекисемейной трагедии Покровских. Но в финале попадает на первый план, — теперь ужене как богатый соблазнитель, а как семейная пара для бедной невесты Вареньки.Делая предложение, он говорит, что тем избавится от необходимости передатьнаследство племяннику (дядя/племянник — еще один антиномический мотив,связывающий повесть с «Евгением Онегиным»; однако для племени Быковыхтакой брак — возможность в дальнейшем улучшить их человеческую породу).
ОтъездВареньки отнимет у Макара Алексеевича возможность ежедневной переписки. Нопериодика — переписка читателей и писателей — не должна оставить одинокиммаленького человека, слог которого начал складываться: «Да нет же, я будуписать, да и вы пишите… А то у меня и слог теперь формируется...» Напервых шагах литературной карьеры Федор Михайлович чувствовал себя болеечитателем и объектом текущей словесности, чем писателем. Это помогло емувыразить особое видение задач журнального слога: синтезирующее трикоммуникативные роли (читателя, писателя и героя) в одну сущность — доброгочеловека. Удержать живую совместимость трех указанных позиций он стремился и вдалее: шаг за шагом упорно шел к синтезу, к своему варианту многоголосогоповествования. Повествования, пристыковывающего любые разновидностисовременного слога к пушкинским методам эпического речения и мышления одействительности.
Список литературы
1Тексты произведений Достоевского цит. по: Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 30 т.Л., 1972-1990.
«Какхороши, как свежи были розы…»[Н.Блохин]
Литературныйпортрет в России [Д.Касьянова]
Оразличии читательских дискурсов в текущей словесности 1840-х годов[Е.Третьякова]
Ф.М.Достоевский о слоге журнальной литературы 1840-х годов [Е.Третьякова]