Федеральноеагентство по образованию РФ
Российскийгосударственный университет им. И. Канта
Факультетфилологии и журналистики
Кафедраистории русской литературы
Ю. Кристева илитературный семанализ
Калининград
2010
Введение
Юлия Кристева – известныйфилософ, писатель, исследователь, участница феминистского движения во Франции.Долгое время Ю. Кристева была участницей группы «Tel Quel», которая получила такоеназвание по названию одноименного журнала, который был основан французскимписателем Филиппом Соллерсом. Группа «Tel Quel» оказала значительное влияние на работыисследовательницы. Во многом, как и структуралисты, группа сосредоточивалавнимание на языке как исходной точке размышлений о субъекте и понимала историюкак текст и письмо, не как репрезентацию, а как производство. На этой основегруппа пыталась выработать новую концепцию для описания социальной практики.
В разные годы Ю.Кристевой были написаны работы: «Полилог», «Разрушение поэтики»,«Семиотика» и т.д.
поэтикасемиотика интертекстуальность генотекст
Основная часть
Впервые термин «семанализ»был использован Ю. Кристевой в работе «Семиотика». «Семанализесть теория текстового значения», изучающая означивающую деятельность и еетипы в тексте, которая была разработана Ю. Кристевой в качестве альтернативысемиологии Ф. де Соссюра. Семиология — «наука, изучающая жизнь знаков врамках жизни общества», писал Ф. де Соссюр в своей работе «Заметки пообщей лингвистике», таким образом, провозглашая основополагающую рользнака в своей теории. Знак, по мнению Ф. де Соссюра, имеет бинарную структуру,где с одной стороны означающее (план выражения), а с другой означаемое (плансодержания).
Ю. Кристева же отрицалагосподство знака, предлагая пересмотр самого понятия знак, его историческогоразвития, «его отношения к различным типам означивающих практик и его ролив них». Эта наука должна быть построена «не как „семиология“или „семиотика“, а скорее как критика смысла, его элементов и законов— как семанализ», который будет строиться на «научной теории системызнаков в истории и истории как системы знаков»и будет иметь критическуюнаправленность.
Важной для пониманиясеманализа является категория текста. Текст Ю. Кристева понимала как объект,как результат текстопорождения, где процессом текстопорождения являетсяозначивание. Текст – это производство, а не произведение. Исследовательницарассматривает текст как «некое транслингвистическое устройство», как «текстовуюпродуктивность», которая являясь внутренней мерой литературы (текста), «не естьлитература (текст), подобно тому, как любой труд есть внутренняя мерастоимости, но не сама стоимость». Текст не показывает нечто реальное,текст трансформирует реальность.
Однако объектомсеманализа Ю. Кристевой становится не любое литературное произведение, нотолько такое, которое имеет отношение к знаковой семиотической практике и, «будучиидеологемой, уже завершено, замкнуто в самом своём начале». «Идеологемой»Ю. Кристева называет пересечение конкретной текстовой организации каксемиотической практики с иными высказываниями, которые она вбирает в своёпространство или к которым она отсылает в пространстве внеположных ей текстов.Идеологема представляет собой интертекстовую функцию, задающую структуре текстаисторические и социальные координаты.
В теории Ю. Кристевойможно выделить два поля — семиотическое и символическое, на пересечении которыхвозникает «говорящий субъект». Семиотическое представляет собой долингвистическоепространство языка, которое является фундаментальной стадией для формированиясубъекта. В его основе лежит знак. Субъект такого дискурса отождествляет себясо знаком. Символическое же формируется под воздействием речи «другого»(адресата). Средние века, говорит Кристева, были эпохой символа, когда любойэлемент имел значение в соотнесении с другим элементом при господствеозначаемого.
Отношения семиотическогои символического можно сопоставить с отношениями понятий «генотекст»и «фенотекст».
Доязыковые семиотическиепроцессы формируют генотекст. «Понятие генотекста описывает возникновениеобъекта и субъекта, конституирование ядра значения». Генотекстисследовательница называет бесконечным означающим. В каждом тексте поверх генотекстарасполагается фенотекст.
«Фенотекст — это готовый, иерархическиорганизованный семиотический продукт, обладающий вполне устойчивым смыслом».В фенотексте происходят трансформационные процессы генотекста. «Чтобы выявить в тексте его генотекст необходимопроследить в нем импульсационные переносы энергии, оставляющие следы вфонематическом диспозитиве(скопление и повтор фонем, рифмы и т. д.)и мелодическом(интонация, ритм и т. д.), а также порядок рассредоточения семантических икатегориальных полей, как они проявляются в синтаксических и логическихособенностях или в экономии мимесиса (фантазм, пробелы в обозначении, рассказ ит. д.)».
Литература, по мнению Ю.Кристевой, это особая семиотическая практика, для номинации которой онаприбегает к термину «письмо». Литературный текст исследовательницапредставляет как систему, образованную посредством сцеплений, которую онаописывает как «структуру парадигматических связей».
Существует два видачастных грамм:
А. Текст как письмо:граммы письма.
В. Текст как чтение:граммы чтения.
Граммы чтения Ю. Кристеваразделяет на две субграммы:
В 1. Чужойтекст как реминисценция.
В 2. Чужойтекст как цитация.
Продолжая развиватьконцепцию Ю. Кристевой, Р. Барт принципиально важное значение придаёт чтению.Специфичность любого текста, утверждает Р. Барт, не является его неотъемлемыматрибутом наподобие названия или авторской подписи. Это — «подвижнаяспецифичность», оформляющаяся и складывающаяся из всей бесконечнойсовокупности текстов, языков и систем и возобновляющаяся в каждом новом тексте.
Поэтому оценка текстаможет быть связана только с практикой письма. Существуют 1) «текст-письмо»(«то, что можно написать») и 2) «текст-чтение» иликлассический текст («то, чего написать уже нельзя»).
Таким образом, оценкутекста производит читатель, который при этом находится в непростой ситуации,так как читать — значит декодировать буквы, слова, смыслы, структуры, однако помере того как со смысла снимаются ограничения, поскольку чтение начинаетдвигаться «без тормозов», читатель оказывается в противоположнойроли: «в конечном итоге он не декодирует, а докодирует; он не дешифрует, апроизводит, накладывает друг на друга различные языки, он бесконечно инеустанно пронизывается ими; его суть в этой пронизанности».
«Текст-письмо»— это автор в процессе письма, иными словами, это сам процесс продуцированиятекста. «Текст-чтение» — это продукт письма. Интерпретировать такойтекст — значит понять его как воплощённую множественность. Этот множественныйтекст пронизан сетью бесчисленных и переплетающихся между собой кодов.
Интерпретируя концепциюдиалогизма М.М. Бахтина, которая была изложена им в работах: «Проблемыпоэтики Достоевского», «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественномтворчестве», Ю. Кристевапредлагает теорию, согласно которой «всякое письмо есть способ чтениясовокупности предшествующих литературных текстов, что всякий текст вбирает всебя другой текст и является репликой в его сторону».
В основе концепции М.М.Бахтина находилась мысль о несобственно-прямой речи, которая в трактовкеученого занимала промежуточное положение между косвенной и прямой речью. Содной стороны она оформлена как косвенная речь и принадлежит автору, но в тожевремя содержит цитирование, явное или скрытое. Диалогизм рассматривает любое «словокак слово о слове, обращенное к другому слову». Слово в теории М.М.Бахтина становится объектным, «двуголосовым словом», оно становитсядействующим лицом, на которое направленно внимание автора и читателя.
Автор, предоставляя словосубъекту повествования, в этих условиях отказывается от претензий на то, чтобысформулировать прямо свое миропонимание. Он стремится донести до читателя своюпозицию, которая складывается из соотношения двух и более голосов. В этом словемогут оказывать две смысловые направленности. Такие тексты оказываются лишеныединства субъекта и единства смысла.
Открытия М.М. Бахтина,как считает Ю. Кристева можно свести к следующему: «любой текст строитсякак мозаика цитации, любой текст — это впитывание и трансформация какого-нибудьдругого текста». Ю. Кристева находит параллель междустатусом диалогического слова у Бахтина и статусом текстов:подобно всякому слову, которое одновременно принадлежит как субъекту речи, таки ее адресату, и которое ориентировано на предшествующие и современные емувысказывания, текст всегда находится в точке пересечения других текстов,считает исследовательница.
Итак,на место понятия интерсубъективности М.М. Бахтина приходит понятиеинтертекстуальности Ю. Кристевой.
Исследованиеинтертекстуальности открывает факт амбивалентности, т.е. включённости истории втекст и текста — в историю. «Отсюда следует, что задача литературнойсемиологии должна состоять в том, чтобы установить такие формальные операции,при помощи которых можно было бы описать различные способы сочленения слов (илисинтагматических последовательностей) в диалогическом пространстве текстов».
Определяяпонятие интертекстуальности, Ю. Кристева принципиально отличает ее отинтертекста-объекта, который, как она считает, легко поддается опознанию. Любойтекст, который являлся результатом взаимодействия других текстов и кодов,являлся интертекстом. В концепции Ю. Кристевой любой текст становилсяинтертексом. Причем интертекстуальность, на ее взгляд, распространяется не толькона литературные тексты, но и на все остальные системы знаков.
Литературный текст всегдавключен в иные тексты. Так как автор пишет, находясь в ситуации окружения болеераннего или современного ему корпуса литературных текстов, он живет в истории,а жизнь общества записывается в тексте. Чужой текст обязательно внедряется вплетение письма, а письмо вбирает в себя этот текст. Таким образом, впараграмме текста, который пишет автор, функционируют все тексты, находящиеся всфере чтения данного писателя. Таким образом, с помощью параграмматическогописьма писатель участвует в жизни отчужденного общества, исходя из этойотчужденности. При этом воля автора уже не имеет значения, так как автор неконтролирует процесс диалогического взаимодействия своего текста с другими.
Как замечает И.И. Ильин, «концепцияКристевой быстро получила широкое признание и распространение у литературоведовсамой различной ориентации. Однако конкретное содержание термина существенно видоизменяетсяв зависимости от теоретических и философских предпосылок, которыми руководствуетсяв своих исследованиях каждый ученый. Общим для всех служит постулат, что всякийтекст является „реакцией“ на предшествующие тексты».
Впоследствии Р. Барт далопределение интертексту и интертекстуальности, которое сейчас принято считатьканоническим: «Каждый текст является интертекстом; другие текстыприсутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах:тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текстпредставляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат».
Заключение
Сформулировав понятиеинтертекстуальности, Ю. Кристева открыла путь для дальнейших исследований вобласти межтекстовых взаимодействий.
Ю. Кристева ввела такиепонятия как «семанализ», «генотекст», «фенотекст»,«интертекст», которые также оказали огромное влияние на развитиенауки.
Проблемаинтертекста привлекают внимание множества исследователей, среди них и Р. Барт,чье определение интертекста в современной науке считается каноническим.
Список использованнойлитературы
1) Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р.Избранные работы:Семиотика. Поэтика. — М. Прогресс, 1989.
2) Барт P. S/Z. М., 1994.
3) Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.
4) Ильин И.И. Интертекстуальность // Современное зарубежноелитературоведение. М., 1999.
5) Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм.Постмодернизм. – М, 1996.
6) Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М, 2004.
7)Соссюр Ф. де. Заметки по общей лингвистике. М.: Прогресс,1990.
8)Новейший философский словарь:3-е изд., исправл. — Мн.: Книжный Дом. 2003.
9)Постмодернизм:энциклопедия / сост. и науч. ред. А.А. Грицанова, М.А. Можейко. Минск, 2001.