СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I. КОНЦЕПЦИЯ Ф. СОЛОГУБА И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ
1.1 Образ «маленького человека» втрадиции русской литературы XIX — начала XX вв.
1.2 Своеобразие разработки образа«маленького человека» в творчестве Ф.Сологуба
ГЛАВА II. ОБРАЗ «МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА» В РОМАНЕ Ф.СОЛОГУБА
2.1 История создания романа «Мелкийбес», его место в творчестве писателя
2.2 Интерпретация классическогообраза «маленького человека» в романе Ф.Сологуба
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
До того как стать прославленным писателем, Сологуб, подлинное имя которого — Федор Кузьмич Тетерников, прожил несчастные годы полунищенского детства, прошел через порки и унижения, затем, уже окончив Учительский институт, на целое десятилетие отправился учительствовать в дикий мир русской провинции 80-х годов. Поэтому он и пишет в предисловии к роману «Мелкой бес»: «Все анекдотическое, бытовое, психологическое в моем романе основано на очень точных наблюдениях, и я имел для моего романа достаточно «натуры» вокруг себя».
И, несмотря на свой огромный, по мнению и коллег-писателей, и ученых-литературоведов, вклад в историю русской литературы, творчество Сологуба изучено недостаточно, а его книги переиздаются крайне скупо и неохотно. Так несомненный шедевр Сологуба, роман «Мелкий бес», после долгого перерыва вышел в свет в Кемеровском издательстве в 1958 году, и опять последовала тягостная пауза.
«Мелкий бес» — как пограничное произведение,свидетельствующее уже об отходе автора от русского классического реализма, ноне полное его отторжение. Этот довольно небольшой по объему роман содержит в своемстроении черты внутренней драмы, вызванной его противоречивым отношением к могучейтрадиции русской прозы XIX века, традиции всемирной значимости и поистиневеликих мастеров.
Актуальность темы нашей работы обусловлена интересомсовременного литературоведения к вопросам бытования «вечных» тем и образов втрадиционной классической литературе и их переосмысление в искусстве XX в. Вконтексте этого направления исследовательской мысли можно отметить особоевнимание к проблеме «маленького человека» как одной из стержневых тем,волнующих писателей на протяжении нескольких столетий. И если рассмотрениеданной темы в произведениях Пушкина, Гоголя, Достоевского, Чехова проводилосьнеоднократно, то, говоря о творчестве Сологуба, представленном в нашей работероманом «Мелкий бес», можно констатировать, что до настоящего времени этотвопрос практически не был предметом самостоятельного исследования.
Таким образом, цель нашей работы определяется попыткойвыявить специфику видения Ф. Сологубом проблемы «маленького человека», соотносяее с концепцией данного вопроса в традиции русской классической литературы, напримере романа «Мелкий бес».
Объектом изучения в работе является процесс раскрытия образа«маленького человека» в романе.
Для достижения поставленной цели возникла необходимость врешении следующих конкретных задач:
— выявить своеобразие творческого пути писателя, основные еговехи, влияние классической литературной традиции на становление стиля писателя;
— рассмотреть особенности бытования образа «маленькогочеловека» в произведениях русских писателей-классиков;
— определить место романа в творческом наследии писателя,проследить историю его создания;
— раскрыть особенности изображения «маленького человека» в«Мелком бесе»;
— сделать вывод о значении данной проблемы в творческомнаследии Ф. Сологуба.
Научная новизна работы определяется тем, что проблема«маленького человека» в творчестве Ф. Сологуба рассмотрена системно ипоследовательно.
Теоретическая значимость проведенного исследованиязаключается в том, что оно углубляет представления о поэтике прозы Сологуба иее связи с русской литературной традицией.
Практическая значимость — содержащиеся в нашей работенаблюдения могут быть использованы при чтении вузовских курсов по историирусской литературы XIX и XX веков, а также спецкурсов испецсеминаров. Сделанные в работе выводы открывают перспективы для дальнейшихисследований, посвященных творчеству Сологуба.
ГЛАВА 1. КОНЦЕПЦИЯ Ф.СОЛОГУБАИ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИЯ
1.1 Образ«маленького человека» в традиции русской литературы XIX- начала XX вв.
Влитературоведении уже давно сложился определенный смысловой и эмоциональныйстереотип, сопровождающий выражение «образ маленького человека». На первыйвзгляд, трактовка этого определения достаточно проста – «маленький человек»означает чаще всего «незначительный, незаметный, обычный». Но такое пониманиеэтого образа встречается только начиная с Пушкина и Гоголя, а литературоведыотмечают его появление в русской литературе гораздо раньше – в творчествеРадищева и Карамзина.
Повышенноевнимание к данному, казалось бы, совсем неинтересному образу объясняется,во-первых, особенностями русского менталитета: на Руси всегда любили и почитали«сирых и убогих», «божьих» людей; а во-вторых, неинтересность «внешняя»скрывает под собой глубокую «внутреннюю» жизнь, исследование которой открываетписателям неисчерпаемые возможности для изучения человеческой души. Этатенденция находит свое отражение даже на уровне языка писателей, которые даютсвоим героям «говорящие» имена. Например, Башмачкин: семантика заниженная, впрямом значении, башмаками топчут, их стаптывают, они близко к грязи, к пыли, книзу (впрочем, в тексте повести рассказчик сам выступает в роли толкователяпроисхождения фамилии); суффикс -к- также выполняет функцию уничижения;Голядкин: семантика от «голяда» — голь, нищета, но опять, по традиции, заданнойГоголем, суффикс -к-; Девушкин: чистота, целомудрие, но как рифмуется с — Башмачкин, Голядкин; Поприщин: семантика в гипертрофированности запросов ееносителя, фамилия как антитеза Башмачкину — от низа к верху — претензия напьедестал и т.д.
Вотпотому–то с каждым произведением русской классики все яснее и правдивееобрисовывается жизнь «маленьких» людей. Мелкие служащие, станционныесмотрители, доведенные до отчаяния, сползающие в сумасшествие, постепенновыходят из тени.
Классическимдавно уже стал образ «маленького человека» в «Повестях Белкина» А.С. Пушкина. Вних отображены военно-офицерские нравы («Выстрел»), быт мелких чиновников иаристократов («Станционный смотритель»), поместно-усадебный уклад («Метель»,«Барышня-крестьянка»), и жизнь ремесленников и мещан («Гробовщик») 10-20-хгодов Но основная проблематика здесь – маленький, бедный человек, его положениев обществе, социальные противоречия и нравственное достоинство, человеческоесчастье.
Живыеи сложные характеры у Пушкина являются, безусловно, новаторством в изображении«маленького человека», до Пушкина «маленький человек» не изображался такимсложным и многогранным. Главная идея Пушкина – жалость, сочувствие «маленькомучеловеку».
Станционныйсмотритель Самсон Вырин и Евгений из «Медного всадника» представляют мелкоечиновничество начала 19 века. Пушкин показывает их как людей с обычнымичеловеческими чувствами. Самсон Вырин горд, в то же время он любящий отец ивообще добродушный человек. Сложен Евгений, который осмеливается бросить вызовпамятнику Петру I.
Повесть«Станционный смотритель» — одновременно и новаторское произведение о «маленькомчеловеке», и классика этой темы, и ее вершина для творчества Пушкина. Пушкинпродолжает здесь на совершенно новой основе разработку образа «маленькогочеловека», начатую еще сентименталистами. Новое в облике Вырина – пробуждениечеловеческого достоинства и начало протеста. Обиженный судьбой и людьми, Выринстал обобщением страдания и бесправия. Значимость темы «маленького человека»для Пушкина заключалась не в обличении забитости своего героя, а в открытии в«маленьком человеке» сострадательной и чуткой души, наделенной даром отклика начужое несчастье и чужую боль.[1] Образ Вырина породилсобою галерею подобных художественных типов, прежде всего Башмачкина из«Шинели» Гоголя и Девушкина из «Бедных людей» Достоевского.
Вырин предстает жертвойобщества; его житейскаяформула выведена из опыта жизни в этом обществе. Он – маленький человек,беззащитная игрушка в руках могущественных социальных сил, которые устроилижизнь несправедливо, превратив деньги в главное мерило. Отныне тема «маленькогочеловека» будет звучать в русской классической литературе постоянно.
Свое последующее развитиетема получает в творчестве Н.В. Гоголя, в частности в его знаменитой повести«Шинель». И каждый раз, перечитывая произведения писателя, мы видим перед собоймелкого чиновника, остановившегося перед яркой витриной, это человек вбесформенном картузе и синей ватной шинели с истертым воротником. Он силится разглядетьсквозь огромные блистающие огнями и позолотой окна-витрины магазинов, что-точудесное. И после с тоской уходит прочь, затаив в душе зависть, но сохраняястойкость и твердость. Гоголь, вслед за Пушкиным, продолжает открывать нам своювселенную – целый чиновничий и мещанский мир в своих «Петербургских повестях»[2].
Повесть «Шинель» — центральная повесть цикла — продолжает тему «маленького человека», намеченнуюПушкиным в «Станционном смотрителе» и «Медном всаднике». Но в сравнении сПушкиным Гоголь усиливает и расширяет социальное звучание этой темы. Гогольсмело ринулся в защиту попранных прав, оскорбления человеческого достоинства.Воссоздавая трагедию «маленького человека», писатель возбуждает к немучувства жалости и сострадания, призывает к социальному гуманизму, кчеловечности, напоминает сослуживцам Башмачкина, что он их брат. Также вповести автор убеждает, что дикая несправедливость, царствующая в жизни,способна вызвать недовольство, протест даже самого тишайшего, смиреннейшегогоремыки.
Судьба «маленькогочеловека» безысходна. Он не может, не имеет сил подняться над обстоятельствамижизни. И лишь после смерти из социальной жертвы Акакий Акакиевич превращается всоциального борца с несправедливостью. В непроглядной городской ночи, в тишинеи безмолвии петербургских улиц, он набрасывается на чиновников, унося вкачестве трофея их теплые шинели, не различая чинов, орудуя как в бедной части города,так и в богатых кварталах.
Но недаром рассказ о«посмертном существовании» Акакия Акакиевича в равной мере исполнен ужаса икомизма, фантастического правдоподобия и насмешливо поданнойнеправдоподобности. Настоящего выхода из тупика автор не видит. Ведь социальноеничтожество ведет к ничтожеству самой личности. У Акакия Акакиевича не былоникаких стремлений и пристрастий, кроме страсти к бессмысленному переписываниюдепартаментских бумаг, кроме любви к мертвым буквам. Ни семьи, ни отдыха, ниразвлечений.
Жизненная катастрофагероя определена как бюрократически-обезличенным, равнодушным социальнымустройством, так и религиозной пустотой действительности, которой принадлежитАкакий Акакиевич. Гоголь убеждает читателей, что дикая несправедливость, царствующаяв жизни, способна вызвать недовольство, протест даже самого тишайшего,смиреннейшего горемыки.
Запуганный, забитый,Башмачкин только и мог проявить свое недовольство значительными лицами, грубоего принижавшими и оскорблявшими, лишь в состоянии беспамятства, в бреду. НоГоголь, будучи на стороне Башмачкина, защищая его, осуществляет этот протест вфантастическом продолжении повести.
Тема «маленького»,бесправного человека, идеи социального гуманизма и протеста, так громкопрозвучавшие в повести «Шинель», сделали ее этапным произведением русскойлитературы. Она стала знаменем, манифестом натуральной школы, открыла собойвереницу произведений об униженных и оскорбленных[3].
Тема «маленькогочеловека» продолжена писателем в «Повести о капитане Копейкине». Включенная впоэму «Мертвые души» история об отважном воине-участнике войны с Наполеоном1812 года, выброшенном за ненадобностью на обочину жизни из-за увечья. Онприезжает в Петербург, чтобы просить помощи у царя, но лишний раз убеждается,что у сильных мира сего и без того хватает своих дел, и им совершенно не докалеки, которому не на что жить. Копейкин пытается встретится с министром, емуэто удается, но не приносит никаких результатов. Чиновник оказываетсяравнодушным, сухим человеком. «Маленький человек» ищет и не находит выхода изсвоих проблем, никто не хочет ему помочь, он никому не нужен. И никому нет деладо голодающего инвалида.
В «Записках сумасшедшего»Гоголь обращается к исследованию внутреннего мира «маленького человека»,бедного петербургского чиновника, который сидит в директорском кабинете и чинитперья своему начальнику. Он восхищен его превосходительством: «Да, не нашемубрату чета! Государственный человек!». Вместе с тем он пренебрежительноотносится к людям, которые, по его мнению, ниже его. Путь даже только по званиюили должности. Это Поприщин — чиновник, он глубоко убежден, что взлетит оченьвысоко, не ниже чина полковника, а может и еще повыше. Непомерная гордыняпроизрастает из этого непомерно раздутого самомнения и неудовлетворенногосамолюбия. Он завидует вышестоящим чинам, и в то же время, страстно имзавидует. Он пожирает сам себя, отравляет своим собственным ядом, страдает отэтой раздвоенности. Поприщин одержим маниакальной мечтой быть в числепривилегированных классов, стоят на одной социальной ступени с теми, кто сейчасего унижает.
Прямым продолжениемхарактера Акакия Акакиевича Башмачкина из повести Н.В. Гоголя становится МакарДевушкин в «Бедных людях» Ф.М.Достоевского. «Все мы вышли из «Шинели» Гоголя»,— писал он. Придавленный нищетой, бесправием, бедный петербургский чиновникодарен доброй, сострадательной душой и способен на глубокие и сильные чувства.Ф. М. Достоевский не просто продолжает традиции, но страстно протестует противравнодушия и безразличия к судьбе «бедных людей». Он утверждает, что каждыйчеловек имеет право на сочувствие и сострадание. В романе «Бедные люди»Достоевский стремился показать, что человек по своей природе есть существосамоценное и свободное и что никакая зависимость от среды не может окончательноистребить в человеке сознание своей собственной ценности.
Тема униженных иобиженных бедных людей находит свое продолжение в романе «Униженные иоскорбленные», где изображена судьба неповинных и страдающих героев пасмурнойдрамы большого города Написанный в жанре «мелодрамы», роман «Униженные иоскорбленные» рисует злодея-аристократа князя Валковского как воплощениенравственного падения, а его вольные и невольные жертвы показаны духовнопросветленными, смиренными и благородными. Особенностью этого романа являетсято, что здесь Достоевский впервые обвинил в бессердечии и равнодушии к судьбелюдей из «низов общества» не только само общество, но и отдельного человека(образ Алеши).
Тема «униженных иоскорбленных» с особой силой прозвучала и в самом знаменитом романеДостоевского «Преступление и наказание». Действие здесь разворачивается вубогих кварталах, в жалких петербургских трущобах, в зловонных распивочных, нагрязных площадях. На таком фоне рисуется жизнь Мармеладовых. Судьба этой семьитесно переплетается с судьбой Родиона Раскольникова. В романе создано обширноеполотно безмерных человеческих мук, страданий и горя. Пристально и пронзительновглядывается писатель в душу «маленького человека» и открывает в нем огромноедуховное богатство, душевную щедрость и внутреннюю красоту, неистребленныеневыносимыми условиями жизни. Красота души «маленького человека» раскрывается,прежде всего, через способность любить и сострадать. В образе СонечкиМармеладовой Достоевский раскрывает такую великую душу, такое «вместительноесердце», что читатель преклоняется перед ней.
Тема «маленькогочеловека» характерна и для раннего творчества А.П. Чехова, мы можем назватьздесь такие рассказы, как «Смерть чиновника», «Человек в футляре», «Крыжовник».
Рассмотрим для примераодин из самых известных рассказов А.П. Чехова «Смерть чиновника» и образ«маленького человека» Ивана Дмитриевича Червякова. Трагикомичная история оборачиваетсячеловеческой трагедией. Червяков в театре нечаянно чихнул на лысину генералаБризжалова. Сидевшего во время спектакля впереди. Испугавшись до судорог,Червяков ждет неминуемой расплаты, которая все не наступает. Для него же это — катастрофавселенского масштаба. Он не понимает, что генерал даже не заметил происшествия,ему кажется, что Бризжалов глумится над ним, играет, как кошка с мышкой. И ужсовсем его не посещает мысль, что генерал может простить его. Его мучаютстрашные подозрения, о том, что объяснения не помогут, что робкие оправданияпро закон природы, не помогут, что попытка сказать, будто это был чих, а неплевок, адекватно понят не будет. Даже если генерал не скажет этого сейчас, топотом наверстает упущенное. Доходя до отчаяния Червяков решает идти к генералу«каяться», и начинает ходить так каждый день, доводя до отчаяния уже самогогенерала. Кончается дело тем, что генерал в гневе его прогоняет. Причем сценавыходит безобразнейшая: синий, трясущийся от злости Бризжалов орал на Червякова,который даже не знал, что сказать, как повести себя. У него от ужаса отнялсяязык. Он перепуган до такой степени, что даже в животе у него что-тообрывается. Заканчивается сцена тем, что чиновник, пятясь задом, отползает кдвери и вываливается на улицу. Стресс до такой степени силен, что, добравшисьдо дома, он падает на диван не снимая мундир и тихо умирает.
В данном рассказе смертьчеловека не вызывает грусти, потому что создается впечатление что умерло«нечто», какое-то существо, казенный «болван», кукла, модель. Говорящими здесьявляются слова автора о том, что оборвалось что-то не в душе, как у нормальныхлюдей, а в животе у главного героя, как будто там была пустота. И это своегорода символ – бездушности, безликости, приземленности, хотя сама по себе этадеталь весьма достоверна при передаче психологического состояния героя. Нов отдуши у него нет, потому что не человек это вовсе, а просто шуруп, винт огромнойказенно-бюрократической машины. Он и умирает, не переставая быть чиновником, неснимая, по выражению автора, мундира.
Таким образом, мы видимопределенную эволюцию интересующего нас образа в традиции русской классикиXIX-начала XX века. Она была продолжена и по-своему интерпретирована и втворчестве Ф. Сологуба.
сологуб роман литература писатель
1.2 Своеобразиеразработки образа «маленького человека» в творчестве Ф.Сологуба
Фигура писателя Федора Сологуба стоит в русской литературе особняком, поскольку его признавали как гениальным, так и бесталанным, как классиком, так и незначительной вехой в литературном процессе. Его произведения были на пике популярности в начале XX века, неоднократно переиздавались и активно изучались, чтобы потом несколько лет спустя оказаться почти забытыми, редко обласканными читателями, издателями и критиками. И, тем не менее, по-нашему мнению, творчество Ф. Сологуба – значительная часть истории русской литературы, а сам писатель – интереснейшая личность и талантливый творец.
Следует отметить, что литературные заслуги Ф. Сологуба отмечались неоднократно его современниками и коллегами по писательскому цеху. Например, вот как отзывался о нем в 1924 году его младший современник, замечательный русский писатель Евгений Замятин: «Всей своей прозой Сологуб круто сворачивает с наезженных путей натурализма — бытового, языкового, психологического. И в стилистических исканиях новейшей русской прозы, в ее борьбе с традициями натурализма, в ее попытках перекинуть какой-то мостик на Запад — во всем этом, если вглядеться внимательно, мы увидим тень Сологуба. С Сологуба начинается новая глава русской прозы. Жестокое время сотрет многих, но Сологуб — в русской литературе останется»[4].
Сейчас, на закате века, ясно, что пророчество Замятина сбылось, Сологуб навсегда остался в русской литературе, но время, оказавшись и впрямь жестоким, сделало все, чтобы его «стереть».
На творчество писателя, и в частности на его особенности понимания и интерпретации интересующей нас темы «маленького человека», несомненно наложила отпечаток его личная судьба. До того как стать прославленным писателем, Сологуб, подлинное имя которого — Федор Кузьмич Тетерников, прожил несчастные годы полунищенского детства, прошел через порки и унижения, затем, уже окончив Учительский институт, на целое десятилетие отправился учительствовать в дикий мир русской провинции 80-х годов. Таким образом, оказывается, он и сам был когда-то «маленьким человеком», о чем и напишет впоследствии в предисловии к роману «Мелкй бес»: «Все анекдотическое, бытовое, психологическое в моем романе основано на очень точных наблюдениях, и я имел для моего романа достаточно «натуры» вокруг себя»[5].
Начинал Сологуб со стихов, писал много, изливая в них уязвленную душу, писал зачастую весьма посредственно (не только вначале, но и дальше, всегда: у Сологуба тьма плоских, ремесленных сочинений и в прозе, и в стихах); в самом начале 90-х годов был привечен будущими «старшими символистами», перебрался в Петербург, постепенно вошел в их круг. Юный поэт «нищеты и труда», упорный эпигон тоскливой гражданской лирики, Сологуб не спеша находил себя в себе:
Но хотя стихи Сологуба — это совершеннейший и редчайший цветок его гения, его слава в России и особенно за границей больше основывается на его романах.
Первый роман Сологуба — «Тяжелые сны» — лирически-автобиографический. Героя романа, провинциального учителя Логина, преследуют те же извращенные наваждения и те же идеальные видения, которые наполняют поэзию Сологуба. Это история человека, способного достичь идеала в гуще мира пошлости, жестокости, эгоизма, глупости и похоти. Русское провинциальное общество изображается с разящей жестокостью, напоминающей Гоголя. Но это не реализм — в добром старом русском смысле слова, — так как в изображаемой жизни символизируется не только русская широта.
Самый длинный роман Сологуба — «Творимая легенда», состоит из трех частей, каждая из которых – сама по себе законченный роман.
Герой романа Триродов — сатанист, из тех, кого так любит Сологуб. Триродов еще и революционер, правда, только созерцательный. В то время сам Сологуб был настроен очень революционно: естественно, что при его философской системе существующий порядок вещей, силы реакции и консерватизма представлены в романе как воплощение зла. Первая часть полна страшных и жестоких сцен подавления революционного движения, — отсюда ее название «Капли крови». Триродов — идеальный человек, почти приблизившийся к спокойствию смерти, он создает вокруг себя атмосферу покоя и прохлады, символизируемую его колонией «тихих мальчиков», — странное видение больного воображения Сологуба. Во второй и третьих частях («Королева Ортруда» и «Дым и пепел») действие переносится в королевство Объединенных островов в Средиземном море. Острова — вымышленные, вулканического происхождения.
В этих книгах есть мощное и тонкое — но какое-то подозрительное — обаяние. В отличие от большинства русских романов их просто интересно читать. Это очень запутанный сюжет, с любовной и политической интригой. Ситуация обостряется постоянным присутствием опасности — вулкана, который наконец извергается в третьей части.
Рассказы Сологуба — связующее звено между поэзией и романами. Некоторые из них — короткие зарисовки в стиле «Тяжелых снов» и «Мелкого беса». Другие, особенно написанные после 1905 г., откровенно фантастические и символические.
Особняком стоят «Политические сказочки» (1905): восхитительные по едкости сарказма и по передаче народного языка, богатого (как всякая народная речь) словесными эффектами и напоминающего гротескную манеру Лескова.
Пьесы Сологуба несравнимо хуже других его произведений. В них мало драматических достоинств. «Победа смерти» и «Дар мудрых пчел» — пышные зрелища, символизирующие философские концепции автора. В них меньше искренности, чем в его поэзии, красота их фальшива. Более интересна пьеса «Ванька-ключник и паж Жеан»: забавно и иронически рассказанный привычный сюжет о молодом слуге, который соблазняет хозяйку дома, развивается в двух параллельных вариантах — в средневековой Франции и в Московской Руси. Это сатира на русскую цивилизацию, с ее грубостью и бедностью форм, и в то же время символ глубинной образности дурного разброда жизни во всем мире и во все века.
Тема «маленького человека» затрагивается Ф. Сологубом в рассказе 1907 года «Маленький человек». Его герой, Саранин, чином явно не мал — надворный советник. Но что — чин, звезды? Суть-то, душа — прежние. Сологуб открыто декларирует продолжение традиции русской литературной классики: Саранин, неказистый внешне (мал ростом) служит в департаменте. «Традиции сослуживцев Акакия Акакиевича Башмачкина живучи», — заявляет повествователь[6].
Герой, выпив ненароком капелек, предназначавшихся жене (для уменьшения ее дородности и придания ей соответствующего с мужем роста), стал катастрофически мельчать. В буквальном смысле слова. Метафорическое название историко-литературного типа героя («маленький человек») прочитывается и развивается Сологубом буквально. Саранин мельчал, мельчал, пока не превратился в пылинку и исчез в воздухе. С одной стороны, возможно, Сологуб, создавая этот рассказ на рубеже веков, когда разрушались традиции, менялись на глазах ценностные ориентиры, взял на себя функцию поставить точку в «жизни» этого типа (знаменательны последние слова рассказа: «Наконец, по сношению с Академией наук, решили считать его посланным в командировку с научной целью. Саранин кончился»).
Хотя «научная командировка» закончилась неожиданно для замыслов Сологуба: этот тип «мутировал», приспособился, поменял одежды и кочует по литературным произведениям через весь XX век. С другой стороны, проблемное время рубежа веков рождало экзистенциальные настроения: «маленький человек» — это уже не только социальный тип ущербного и беззащитного, это человек вообще. Это не тот, который «звучит гордо», а тот, который слаб и беззащитен перед катаклизмами, переломами, судьбой, Вселенной. Не случайно, почти параллельно, почти так же, как и с Сараниным, в другой точке Европы случилась идентичная история: некто Грегор Замза, коммивояжер, проснувшись утром, обнаружил себя превращенным в гадкое, отвратительное насекомое (Ф. Кафка «Превращение»).
Рассказ«Маленький человек» предваряет собой появление романа «Мелкий бес», в которомвоплощение образа «маленького человека» становится ключевым для творчества Ф.Сологуба.
ГЛАВА II. ОБРАЗ «МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА» ВРОМАНЕ Ф.СОЛОГУБА
2.1 История созданияромана «Мелкий бес», его место в творчестве писателя
Роман «Мелкийбес» получил наибольший читательский успех, выдержав десять прижизненныхизданий.
Этопроизведение – одна из наиболее значимых вех в развитии и становлении зарождающегосяотечественного раннего модернизма. Сравниться с ним могут совсем немноготекстов, разве что книга Андрея Белого «Петербург» может стоят на этом уровне.И та и другая книги явились прорывом не только в творчестве писателей ихсоздавших, но и привлекли к себе огромный интерес интеллектуалов, критиков,литературоведов. Их заметила и отметила активно читающая публика. Можно такжесказать, что эти книги оказали огромное влияние и на литературный процесс 20-хгг. начала XX века, обе они вызвали неприязнь инеприятие у идеологов советского режима, их надолго заклеймили как «пережиткиупадка и мракобесия». Тем не менее, в 1958 году роман Сологуба все таки былнапечатан в городе Кемерово, что можно трактовать как чудо. А тогда это сталитрактовать как идеологический просчет, причем грубый, а потому следующееиздание дожидалось своего часа тридцать лет.
Сологуб писалсвой роман в течение десяти лет с 1892 по 1902 годы, хотя на самом деле работаним начиналась еще в 1987 году с многочисленных набросков и планов, которыечастично предполагались для «Тяжёлых снов», но так и не вошли в них. Какотмечал Сологуб в предисловии ко второму изданию романа, работа надпроизведением была столь продолжительной лишь потому, что он стремилсяслучайное, подмеченное на очень точных наблюдениях («я имел для моего романадостаточно «натуры» вокруг себя»), возвести к необходимому.
Провестироман в печать тоже оказалось нелегко. Несколько лет Сологуб обращался вредакции различных журналов, — рукопись читали и возвращали, роман казался«слишком рискованным и странным». Лишь в начале 1905 года роман удалосьустроить в журнал «Вопросы жизни», но его публикация оборвалась на 11 номере всвязи с закрытием журнала. То был год первой русской революции, и политическиеожидания возвысились над вопросами искусства и литературы, и «Мелкий бес»прошёл незамеченным широкой публикой и критикой. Только когда роман вышелотдельным изданием, в марте 1907 года, книга получила не только справедливоепризнание читателей и стала объектом разбора критиков, но и явилась одной изсамых популярных книг России. Через год вышло второе издание, потом сразутретье, потом ещё и ещё — в общей сложности, при жизни Сологуба, вышло 10изданий «Мелкого беса».
Образ городав романе восходит к Вытегре, где Сологуб жил в 1889 —1892 гг. Персонажи«Мелкого беса», также как и «Тяжёлых снов», были наделены чертами своих живыхмоделей. Были реальные Передонов, барышни Рутиловы, история с маскарадом.Насколько известно, прототипом учителя был некий Страхов, по словам Сологуба,более безумный, чем Передонов, и действительно сошедший окончательно с ума в1898 году. Что касается «симфонии духов» Людмилы Рутиловой, то большим любителемпарфюмерии был сам писатель, на столе у которого, по воспоминаниямсовременников, всегда стоял флакон с духами. И дело даже не в самой парфюмерии,сколько в значении запаха, аромата для творчества Сологуба в целом.
Какие-точасти, предполагавшиеся для «Тяжёлых снов» и оставленные, получили, наконец,своё развитие в «Мелком бесе». Было в романе и множество эпизодов, невключённых в окончательную редакцию, в частности глава, повествующая о приездев городок двух столичных литераторов. Эта глава («Тургенев и Шарик») былаопубликована в 1912 году и вызвала неудовольствие Максима Горького,приписавшего образ одного из литераторов себе[7].
«Мелкий бес» интерпретируется литературоведами как пограничное произведение. Этот довольно небольшой по объему роман содержит в своем строении черты внутренней драмы, вызванной его противоречивым отношением к могучей традиции русской прозы XIX века, традиции всемирной значимости и поистине великих мастеров. Впрочем, нужно сразу сказать, момент отчуждения от традиции для автора романа не носил вполне осознанный характер. Напротив, Сологуб скорее чувствовал себя под сенью традиции.
Именно в «Мелком бесе» наметилось расчленение традиции на живые и мертвые элементы, соотношение которых и «перевернуло» роман. Вместе с тем в известном смысле «Мелкий бес» опирается на реалистическую эстетику. Его связь с художественными системами Гоголя, Достоевского и Чехова несомненна. Влияние Толстого ощущается в самой экспозиции романа.
Если попытаться кратко охарактеризовать содержание романа. то, прочитанный в традиции реалистической литературы, он производит впечатление произведения о нелепости русской провинциальной жизни конца прошлого века. Такое резюме ставит роман в ряд других реалистических произведений (в частности, многих рассказов Чехова). Но при более внимательном анализе романа можно заметить, что такое резюме слишком многословно, в нем встречаются явно факультативные слова, просящиеся за скобки, так что роман о нелепости (русской) (провинциальной) жизни (конца прошлого века) становится романом о «нелепости жизни» вообще, если под жизнью разуметь бытовую каждодневную земную реальность. В соответствии с этим трансформируется «миф» о главном герое, Передонове, которого критика порою не прочь поставить в одну шеренгу с Чичиковым, Обломовым, «человеком в футляре» и т. д[8].
В «Мелком бесе» несомненно ощутимо влияние гоголевской и чеховской традиций. Сам подход к героям, их трактовка «двоится», приобретая то гоголевские, то чеховские (отмеченные также и опытом Достоевского) черты. «Двойственность» и зыбкость мира в романе достигаются в известной мере благодаря тому, что персонажи не являются ни мертвыми душами гоголевской поэмы (где единственной живой душой оказывается повествователь), ни живыми душами рассказов Чехова, где тонкое психологическое письмо способствует созданию образа полноценного, полнокровного человека.
Призрачный, полуживой-полумертвый мир сологубовского романа соответствует находившимся в процессе становления философско-эстетическим основам символистской прозы (в полной мере выявившимся в романе А. Белого «Петербург»). В этом призрачном мире жизнь изменить невозможно. Из нее лишь можно совершить бегство в иной план реальности.
Сочинение Сологуба, разумеется, контрастно в сравнении, например, с рассказами Чехова, в рамках классической традиции образчиками художественного совершенства. Но с точки зрения эстетики, имманентной «Мелкому бесу», роман о несовершенстве мира и должен быть несовершенным. Здесь налицо связь с эстетикой позднейшего модернизма; эта связь не случайна, в исторической перспективе она обладает символическим характером, ставит роман на грань разрыва с богатой, щедро самовыразившейся традицией, предвещая новые явления литературы XX века.
В 1909 годуСологуб по мотивам своего романа написал одноимённую пьесу, поставленную в рядетеатров Российской империи. В 1995 году режиссёр Николай Досталь поставилодноимённый фильмпороману.
Новые временалишили роман ореола запретности, но не избавили его от проблемности. «Мелкийбес» — книга, которую просто оценивать (хоть восторженно, хоть негативно), нотрудно понимать. Роман равно легко прописывается по департаменту «обличений» ипо ведомству «аморального эстетизма» — отдельные эпизоды и сентенции могут«надежно» служить полярным прочтениям. Такого рода тексты нуждаются в особотщательном анализе. «Мелкий бес» стал объектом пристального внимания со сторонысовременной критики. О романе писали Измайлов, Чуковский, Шестов,Иванов-Разумник. Огромная философская мысль положена в основу «Мелкого беса», —пишет критик П. С. Владимиров, — и эта-то мысль и служит причиной того, чтороман не лежит на полках библиотек, а передаётся с рук на руки. […] Передоновотвратителен и гадок […] Но почему же ему нет места на земле, когда он плоть отплоти и кость от кости этой земли, того быта, где жил и где «все людивстречались злые, насмешливые»? Ведь и он же был злой, насмешливый […] значит,ему место было здесь и нигде больше. Но в этом-то и весь трагизм Передонова, вего злобе-то и надо искать причину его отщепенства. Злоба тех и злоба егоразличны. Те злились на своих окружающих, и их злоба была преходящей, она легкосменялась обывательским простодушием, примирением, — карточный стол или выпивкаявлялись в таких случаях пунктом примирения.
Передонов жене мирился. Его злоба вечная, мистическая злоба. Хотя он и был сыном того быта,в котором жили все и он, но ни на кого не был похож»[9].
В рамкахкурсовой работы, разумеется, не представляется возможным глубоко и детальноизучить роман, поэтому мы и ограничимся рассмотрением одной из наиболее важнойего сторон – интерпретация образа «маленького человека».
2.2Интерпретация классического образа «маленького человека» в романе Ф. Сологуба
Образ «маленькогочеловека» в романе Сологуба с одной стороны, наследует черты русскойклассической прозы, с другой сознательно отходит от нее. Писатель здесь непретворяет жизнь в «сладостную легенду», но находит ей художественное соответствиев основном в грубой и бедной языковой фактуре, лишенной метафоричности, в нарочитоймонотонности пейзажных и портретных характеристик. Скупость и лаконичность«Мелкого беса» позволили Белому сделать весьма любопытное замечание о том, чтов романе «гоголизм Сологуба имеет тенденцию перекрасить себя в пушкинизм»[10].Белый находил в стиле «Мелкого беса» выдержанность «квази-пушкинской прозы».
В названииромана «Мелкий бес» — проекция сути главного персонажа. В романе изображенадуша зловещего учителя-садиста Ардальона Борисыча Передонова на фоне тусклойбессмысленной жизни провинциального города. Зависть, злость и предельный эгоизмдовели Передонова до полного бреда и потери реальности. Передонов, учительрусского языка томится в ожидании места инспектора, которое ему обещано далёкойкнягиней, правда, обещано не ему лично, а через его сожительницу,«четвероюродную сестру» Варвару. «Сумрачными глазами» Передонов глядел на мир илюдей («На улице всё казалось Передонову враждебным и зловещим»[11]).
«Это — нехороший город,- думал Передонов, — и люди здесь злые, скверные; поскорее быуехать в другой город, где все учителя будут кланяться низенько, а всешкольники будут бояться и шептать в страхе: инспектор идет. Да, начальникамсовсем иначе живется на свете»[12].
Передоновумерещится, что кот — враг, он о нем знает такое! («Передонов думал, что кототправился, может быть, к жандармскому и там вымурлычет все, что знает оПередонове и о том, куда и зачем Передонов ходил по ночам, — все откроет да ещеи того примяукает, чего и не было»[13]). И гоголевский Поприщино себе узнает из переписки собачек («Фамилия его престранная. Он всегда сидит ичинит перья. Волоса на голове его очень похожи на сено.»[14]).Ничтожное создание, распираемое от амбиций, мыслит себя «большим»: передсвадьбой Передонов решил, что ему одного шафера мало («Тебе, Варвара, одногобудет, а мне двух надо, мне одного мало: надо мной трудно венец держать, я — большой человек»[15]). Выбирает того, у кого«очки золотые, важнее с ним».
Разночтенийпо поводу Передонова, его морально-этического портрета быть, в таком случае, неможет. Он весь соткан из реминисценций и аллюзий, сопряженных с егопредшественниками, теми самыми «маленькими», униженными и незащищенными. Ноесли Достоевский (а именно он полно, многогранно нарисовал этот тип) показывалскрываемые, потаенные амбиции, поселившиеся в «подполье», то Ф.Сологуб вынес ихна поверхность. И чином Передонов выше — чиновник 5-го класса. И в чае ему ненадо себе отказывать (как Башмачкину): у него водка льется рекой. Но все тайноепревратилось в «явь». Вожделенный чин инспектора — чем не «шинель»?
«Его чувствабыли тупы, и сознание его было растлевающим и умертвляющим аппаратом, —описывает его автор. — Всё доходящее до его сознания претворялось в мерзость игрязь. В предметах ему бросались в глаза неисправности, и радовали его. […] Унего не было любимых предметов, как не было любимых людей, — и потому природамогла только в одну сторону действовать на его чувства, только угнетать их.Также и встречи с людьми. Особенно с чужими и незнакомыми, которым нельзясказать грубость. Быть счастливым для него значило ничего не делать и,замкнувшись от мира, ублажать свою утробу»[16].
Параллельноразвёртывается панорама окружающей жизни, — всего того, что лепится к среднему,«маленькому», человеку, и хоть эта жизнь словно стеной отгорожена отПередонова, — он вовсе не антигерой: «под конец романа, — пишет критикБоцяновский, — вас уже страшит не этот маньяк, не сам Передонов, а то общество,которое нисколько не лучше его. Матери и невесты наперебой стараются егозалучить в свою семью. Окружающие преспокойно с ним уживаются. […] Пусть всемизвестно, что эти люди, быть может, нередко даже просто психически ненормальны,но с ними считаются»[17]. («Передоновщина — неслучайность, а общая болезнь, это и есть современный быт России»[18]— подтверждает сам Сологуб.)
Передоноввесь свой мир разделил сословно: гимназистам не из дворян говорил он иногда«ты», дворянам же всегда «вы». Он узнавал в канцелярии, кто какого сословия, иего память цепко держалась за эти различия.
«С мужицкимидетьми так нельзя, как с дворянскими, — изрекает Передонов. — Их стягать надо»[19].
И весь этотмир, запечатленный Сологубом, кажется дьяволовым наваждением. Он создал жуткуюкартину всех страхов своего времени и являлся le faiseur du diable, — не изобразителем дьявола, асоздателем его. И не зря всем действованиям героев романа сопутствуют пляски:пляшет Дарья, Лариса, Валерия — «ведьмы с Лысой горы позавидовали бы такомухороводу», пляшет Недотыкомка: «истомила зыбкою пляской». И люди напялили насебя чортовы маски. Сологуба тошнит от «гнилых зубов, зеленых лиц, слюнявыхулыбок, впалых грудей». Он всюду видит «красные, потные, скуластые лица, черныеклоки волос, которые мотаются над плоскими и наморщенными лбами».
И в страхеперед бесовским наваждением этого мира обращается Передонов к заклятью:«Чур-чурашки, чурки-болвашки, буки-букашки, веди-таракашки. Чур меня. Чур меня.Чур, чур, чур. Чур-перечур-расчур»[20].
Передоновастрашит сама жизнь. Он не может объяснить себе этой тоски и этого страха, он незнает, откуда он, он лишь чувствует, что «погибает», — остаётся толькобуквально «чураться». А в страх приводило его всё: улицы, трава, птицы, весьземной мир. Этот ужас и мрак Передонова вырвался наружу и воплотился вневоплотимой «недотыкомке»: «Откуда-то прибежала удивительная тварьнеопределённых очертаний, — маленькая, серая, юркая недотыкомка. Онапосмеивалась, и дрожала, и вертелась вокруг Передонова. Когда же он протягивалк ней руку, она быстро ускользала, убегала за дверь или под шкап, а черезминуту появлялась снова, и дрожала, и дразнилась, — серая, безликая, юркая».[21]Недотыкомка изводила Передонова, и она же томила самого автора, написавшегостихотворение «Недотыкомка серая...»:
Недотыкомкасерая
Всё вокругменя вьётся да вертится, —
То не Лихо льсо мною очертится
Во единыйпогибельный круг?
Недотыкомкасерая
Истомилаковарной улыбкою,
Истомилаприсядкою зыбкою, —
Помоги мне, таинственныйдруг!
Недотыкомкусерую
Отгони тыволшебными чарами,
Или наотмашь,что ли, ударами,
Или словомзаветным каким.
Недотыкомкусерую
Хоть со мнойумертви ты, ехидную,
Чтоб она хотьв тоску панихидную
Не ругаласьнад прахом моим.[22]
Этостихотворение написано 1 октября 1899 года, в самый разгар работы над «Мелкимбесом». За это позднее ухватились некоторые критики — «Передонов это и естьСологуб», забывая, что герой ограничен, и не способен ни обозреть себя, нивыдвинуться из намеченного ему автором круга.
«Недотыкомкау него, — размышляет Владимир Боцяновский о месте этого образа русскойлитературе, — своя собственная, хотя до него мучила Гоголя и почти так жемучила Достоевского Чёрт Гоголя перекочевал к Достоевскому и теперь обосновалсяу Сологуба. Герои Достоевского, правда, видели его в несколько ином виде, почтивсегда во сне. Чахоточному Ипполиту («Идиот») является недотыкомка в видескорпиона. Она была вроде скорпиона, но не скорпион, а гаже и гораздо ужаснее,и кажется, именно тем, что таких животных в природе нет… […] Ивану Карамазовуона является в виде приличного чёрта, одетого в коричневый пиджак от лучшего портного.[…] Передонов — это лишь разновидность Недотыкомки, новая форма кошмарногокарамазовского чёрта…»[23]
Подлиннобезнадежен мир в представлении Сологуба. Природа у него столь же мрачна, как илюди. Πередонов чувствовал отражение своейтоски, своего страха именно в природе. Вся природа кажется Передоновупроникнутой мелкими человеческими чувствами. Он был слеп и жалок, признаетсяСологуб, как многие из нас. И та природа, в которой так недавно русскийписатель помещик-дворянин, как Толстой и Тургенев, искал отдохновения отсомнений душевных, Сологубом наделяется мелкими чувствами своих героев. Вотедет Передонов венчаться, а небо нахмурилось. Ветер дул навстречу и вздыхал очем-то. Деревья не хотели давать тени, — всю себе забрали, зато поднималасьпыль длинною полупрозрачно-серою змеею. Солнце чего-то спряталось за тучи —подсматривая, что ли?
Дождь,мелкий, быстрый, продолжительный, болтал что-то навязчиво и скоро,захлебываясь, — невнятные, скучные и тоскливые речи.
И этоотталкивание от природы весьма характерно для человека, воспринимающего мирсквозь безрадостную опустошенность своих глаз. Разве в противоположностьСологубу не создает другой писатель, познавший то же российское болото —Горький, гимн в честь природы, которая его, пролетарского писателя, звала квыходу из мрачных подвалов окуровской Руси, куда загнал человека капитал. Есливсе творчество Горького пронизано, освещено любовью к человеку, то впротивоположность, как видели мы, Сологуб полон ненависти и презрения к нему,полон безверия. Здесь в этой разнице сполна сказалось отличие в классовойприроде писателей. Буржуазное сознание было омертвлено пессимизмом и безверием,сознание пролетарского писателя было полно веры в светлое будущее.
Отмети тот факт, что показ нелепости, идиотизма какой-либо конкретной формы жизни соответствует традиции и даже является одной из социально-критических ее основ: если такая жизнь нелепа, то, следовательно, надо жить иначе, надо преображать жизнь — так проповедует традиция. В каком-то смысле Сологуб соглашается с этой проповедью. Но он не может принять ее целиком. Автор романа не приемлет той жизни, о которой повествует. Это особенно видно в главах, которые в композиционном отношении почти повторяют прием «Мертвых душ» (посещение героем разных лиц с одной целью).
Передонов обходит влиятельных особ города. В описании этих визитов, в рассуждениях и манерах «отцов города» собрано множество признаков локального времени. Ведутся разговоры, в частности о воспитательном значении смертной казни, книге некоей г-жи Штевен, роли дворянства в обществе и т. д. Если суммировать оценки повествователя и принять во внимание его саркастично-иронический тон, то повествователь выходит достаточно «прогрессивной» фигурой. Но вместе с тем это, по сути дела, безнадежный, бесперспективный «прогрессизм».
Социальные изменения, желанные автору, приобретают утопический характер, причиной чему является мысль о неизменности «низкой» человеческой природы. Слова Передонова о будущей жизни через двести — триста лет пародируют чеховские мечты: «- Ты думаешь, через двести или триста лет люди будут работать?.. Нет, люди сами работать не будут… на все машины будут: повертел ручкой, как аристон, и готово. Да и вертеть долго скучно»[24].
Говоря о социальных истоках «передоновщины», можно также указать на то, что сологубовское решение этой проблемы отличается от традиционной критики реакционного мракобесия. Здесь перед нами есть параллель в лице «человека в футляре». Беликов порожден общественной несвободой. Достаточно рассеяться страху, отменить бюрократические порядки и авторитарный произвол, как Беликов исчезнет сам собой, растворится в воздухе. Недаром рассказ заканчивается призывом слушателя: «… нет, больше жить так невозможно!»
Как известно, в романе Сологуба обсуждается чеховский рассказ. Собственно, это несостоявшаяся беседа. Если в «Бедных людях» Девушкин читал гоголевскую «Шинель» и был оскорблен ею лично, то сологубовский Передонов (равно как и Володин) не только не читал «Человека в футляре», но даже не слышал о самом «господине Чехове».
Рассказ появился в период работы Сологуба над романом. Сологуб не мог не откликнуться на этот рассказ, герой которого оказался коллегой Передонова. Пройти мимо рассказа — значило молчаливо признать тематическое влияние Чехова. Сологуб выбирает иной путь: он «абсорбирует» рассказ, включает его в свое произведение с тем, чтобы преодолеть зависимость от него. Он даже указывает в диалоге номер «Русской мысли», в котором появился, однако не вступает в его обсуждение. Единственное суждение о рассказе принадлежит эмансипированной девице Адаменко: «Не правда ли, как метко?» Таким образом, в глазах Адаменко и ее младшего брата, как заметила 3. Минц в своем анализе «Мелкого беса», Передонов оказывается «двойником» Беликова.
Впрочем, это весьма сомнительный двойник. Передонов гораздо более укоренен в бытии, нежели Беликов — фигура социальная, а не онтологическая. Передонова нельзя отменить декретом или реформой народного образования. Он так же, как Беликов, целиком и полностью стоит на стороне «порядка», и его так же волнует вопрос «как бы чего не вышло?», но это лишь один из моментов его фанаберии. В сущности, его бредовые честолюбивые помыслы, жажда власти и желание наслаждаться ею несвойственны Беликову: тот пугает и сам пугается и в конечном счете умирает как жертва всеобъемлющего страха. Он скорее инструмент произвола, исполнитель не своей воли, нежели сознательный тиран и деспот. Передонов, в отличие от него, — жестокий наслажденец, его садические страсти подчинены не социальному, а «карамазовскому» (имеется в виду старик Карамазов) началу.
Теманелепости вещного мира особенно ярко выражена всеобъемлющим мотивомчеловеческой глупости. Сологуб создает свой собственный «город Глупов» Слово«глупый» — одно из наиболее часто встречающихся в романе. Оно характеризуетзначительное количество персонажей и явлений. Приведу ряд примеров: помещикМурин «с глупой наружностью»; «инспектор народных училищ, Сергей ПотаповичБогданов, старик с коричневым глупым лицом»; Володин – «глупый молодойчеловек»; дети Грушиной – «глупые и злые»; «глупый смех» Володина; городскойголова Скучаев «казался… просто глуповатым стариком»; у исправника Миньчуковалицо «вожделеющее, усердное и глупое»; идя свататься, Передонов и Володин имели«торжественный и более обыкновенного глупый вид»; сестры Рутиловы распевают«глупые слова частушек» и т. д. и т. п. По отношению к самому Передоновуповествователь постоянно использует еще более решительные определения – «тупой»и «угрюмый». Сологубовский город поистине славен своим идиотизмом; при этом егообитатели еще больше глупеют, веря всяким небылицам, так как «боятся» прослытьглупыми. Нагромождение глупости производит впечатление ее неискоренимости.
Неудивительно,что в этой вакханалии глупости Передонова с большим трудом и неохотой признаютсумасшедшим. Его помешательство уже чувствуется на первых страницах, однакотребуется финальное преступление, чтобы оно было признано очевидным. В мире,где царствует глупость, сумасшествие становится нормой. Передонова так ивоспринимают герои романа — как нормального члена общества: с ним водят дружбу,ходят в гости, выпивают, играют на бильярде, более того, он — завидный жених,за него идет глухая борьба разных женщин. О Передонове женихе свидетельствуетгротескная сцена его сватовства к трем сестрам Рутиловым попеременно, причемдаже Людмила, которой в романе отведено место наиболее очевидной антагонисткиПередонова, воспринимает его сватовство хотя и с хохотом, однако как достаточновозможный акт. Иногда окружающим видно, что с Передоновым творится что-тонеладное, но они относят его поведение на счет чудачества. «Нормальность»Передонова — это та самая гротескная основа, на которой строится роман.Разгадать душевную болезнь Передонова, обособить, изолировать его — значитположить конец наваждению, «перекрыть» русло романа, однако наваждениепродолжается, роман — длится.
Общественные корни «передоновщины» двояки. Они определены не только реакционным режимом, но и либеральным прошлым Передонова. Изображая его неверующим человеком, для которого обряды и таинства церкви «злое колдовство», направленное «к порабощению простого народа», Сологуб солидаризируется с Достоевским, с его критикой либерального сознания, которое, будучи лишенным метафизической основы, приобретает разрушительный нигилистический характер, как показал автор «Бесов» (перекличка между названиями обоих романов получает идеологическое значение)[25].
Передонов впитал в себя утилитаристские идеи шестидесятничества: «… всяким духам предпочитал он запах унавоженного поля, полезный, по его мнению, для здоровья». Но этот утилитаризм со временем разложился, так как не имел под собой никакой почвы. В результате «мысль о труде наводила на Передонова тоску и страх».
Передонов — носитель либерально-интеллигентских «мифов», над которыми иронизирует Сологуб. «В каждом городе, — считает Передонов, — есть тайный жандармский унтер-офицер. Он в штатском, иногда служит, или торгует, или там еще что делает, а ночью, когда все спят, наденет голубой мундир да и шасть к жандармскому офицеру». Передонов числит себя «тайным преступником», воображает, что «еще со студенческих лет состоит под полицейским надзором». Напротив, в противовес либеральной традиции, образ самого жандармского подполковника Рубовского создан без особенной антипатии. Он «был скромен и молчалив, как могила, и никому не делал ненужных неприятностей». Сологуб даже подчеркивает, что Рубовский «любим в обществе», хотя отмечает и тот факт, что иные из бредовых доносов Передонова подполковник «оставлял, на случай чего».
Итак, Сологуб делит социальную ответственность за безумие Передонова (хотя это безумие невозможно объяснить одними социальными причинами) между мракобесным режимом, с одной стороны, и либерально-нигилистической идеологией — с другой. Такое разделение ответственности, по сути дела, ведет к выводу, что «все виноваты» и, стало быть, пласт социальной жизни вообще — ложь и порча. Его следует не изменять, а преодолевать, бежать от «неподлинности».
Передонов стал знаменитым персонажем, самым запоминающимся со времен Братьев Карамазовых, его имя стало в России нарицательным. Оно обозначает угрюмое зло, человека, которому чужда радость и которого злит, что другие знают это чувство; самый ужасный персонаж, которого мог создать поэт.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
«Мелкий бес» — это пограничное произведение,свидетельствующее уже об отходе Сологуба от русского классического реализма, ноне полное его отторжение. Этот довольно небольшой по объему роман содержит в своемстроении черты внутренней драмы, вызванной его противоречивым отношением к могучейтрадиции русской прозы XIX века, традиции всемирной значимости и поистиневеликих мастеров.
Тема маленького человека в романе имеет как традиционныелитературные корни, так специфические черты. В связи с чем нам представлялосьнеобходимым рассмотреть данную тему в рамках нашей курсовой работы. В нашемисследовании мы отметили, что если рассмотрение данной темы в произведенияхПушкина, Гоголя, Достоевского, Чехова проводилось неоднократно, то, говоря отворчестве Сологуба, можно констатировать, что до настоящего времени этотвопрос практически не был предметом самостоятельного исследования.
Влитературоведении уже давно сложился определенный смысловой и эмоциональныйстереотип, сопровождающий выражение «образ маленького человека». Он развивалсяи эволюционировал на протяжении нескольких десятилетий в творчестве многихклассиков русской литературы. Вот почему с каждым произведением все яснее иправдивее обрисовывалась жизнь людей низшего «класса». По-своему былапродолжена данная тема и ы в творчестве Ф. Сологуба.
Предваряет роман «Мелкий бес» тема «маленького человека» в рассказе 1907 года «Маленький человек», в котором Сологуб открыто декларирует продолжение традиции русской литературной классики, в частности «Шинель» Н.В. Гоголя.
Но у Сологуба классический тип «маленького человека» постепенно «мутирует». Проблемное время рубежа веков рождало экзистенциальные настроения: «маленький человек» — это уже не только социальный тип ущербного и беззащитного, это человек вообще. Это не тот, который «звучит гордо», а тот, который слаб и беззащитен перед катаклизмами, переломами, судьбой, Вселенной.
В «Мелком бесе» впервые наметилось расчленение традиции на живые и мертвые элементы, соотношение которых и «перевернуло» роман. Вместе с тем в известном смысле «Мелкий бес» опирается на реалистическую эстетику. Его связь с художественными системами Гоголя, Достоевского и Чехова несомненна и мы отметили это в своей работе.
Образ «маленькогочеловека» в романе Сологуба с одной стороны, наследует черты русскойклассической прозы, с другой сознательно отходит от нее. Писатель здесь непретворяет жизнь в «сладостную легенду», но находит ей художественное соответствиев основном в грубой и бедной языковой фактуре, лишенной метафоричности, в нарочитоймонотонности пейзажных и портретных характеристик.
В названии романа «Мелкийбес» — проекция сути главного персонажа. В романе изображена душа зловещегоучителя-садиста Ардальона Борисыча Передонова на фоне тусклой бессмысленнойжизни провинциального города. Зависть, злость и предельный эгоизм довелиПередонова до полного бреда и потери реальности.
Таким образом, Передонов стал знаменитым сологубовским персонажем, продолжившим собой галерею классических образов «маленьких людей», а его имя стало в России нарицательным. Оно обозначает угрюмое зло, человека, которому чужда радость и которого злит, что другие знают это чувство; самый ужасный персонаж, которого мог создать поэт.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙЛИТЕРАТУРЫ
1. Афанасьев Э. С. Герой — рассказчик — автор — читатель в «Станционном смотрителе» А.С.Пушкина // Литература в школе. – 2003.- № 5.
2. Афанасьев Э. С. О художественности повести Н. В.Гоголя «Шинель» / // Литература в школе. — 2002. — № 6.
3. Горбунова Е. В. «Станционный смотритель» А.С.Пушкина. IХ класс // Литература в школе. – 2003. – № 5.
4. Горских Н.А.Некоторые аспекты функционирования вещи в художественном мире Н.В. Гоголя и Ф.Сологуба // Картина мира. Язык. Философия. Наука: Доклады участниковвсероссийской междисциплинарной школы молодых ученых. — Томск: Издание ТГУ,2001.
5. Григорьева Е.Федор Сологуб в мифе Андрея Белого // Блоковский сборник, XV: Русский символизмв литературном контексте рубежа XIX-XX вв. — Тарту, 2000.
6. Гуртуева Т.Сологуб. // Литературные портреты «серебряного века».- Нальчик, 1996.
7. Ерофеев В. «Мелкий бес» Ф. Сологуба и русский реализм // В. Ерофеев. В лабиринте проклятых вопросов. – М.: Советский писатель, М. 1990.
8. Ерофеев В. Тревожные уроки «Мелкого беса» // Сологуб Ф. Мелкий бес. Роман. Рассказы / сост., вступ. ст. В. В. Ерофееева. — М.: Правда, 1989.
9. Ерофеев В. На грани разрыва // Вопросы литературы. 1985. № 2. С. 156.
10. Келдыш В. О «Мелком бесе» // Сологуб Ф. Мелкийбес. — М., 1988.
11. Колобаева Л. А. Концепция личности в русскойлитературе рубежа XIX-XX вв. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990.
12. Костанди О.Проблема условности в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес» // Материалы XXI научнойстуденческой конференции Ч. 3: Филология. История. Педагогика. Психология. — Тарту, 1966.
13. Лебедев Ю. В. Историко-философский урок «Шинели»Н. В. Гоголя // Литература в школе. — 2002. — № 6.
14. Мирский Д.Сологуб // Современная русская литература: Символизм. — СПб., 1996.
15. Михайлов А. Двамира Фёдора Сологуба. // Ф. Сологуб. Творимая легенда. — М., 1991.
16. Неизданный ФедорСологуб. /Под ред. М. М. Павловой и А. В. Лаврова. М.: «НЛО», 1997.
17. Образ «маленькогочеловека» в литературе:кн. для чтения. — М.: Наука: Междунар. акад. изд. компания «Наука», 1995.
18. Соболев А. Л… Изкомментариев к «Мелкому бесу»: «пушкинский» урок Передонова // Русскаялитература. 1991, № 4.
19. Сокол Е. М. «Маленький человек» в творчестверусских писателей 1840-х годов в свете христианской традиции: От Гоголя кДостоевскому: диссертация канд. фил. наук: 10.01.01. – М., 2003.
20. Улановская Б. Опрототипах романа Ф. Сологуба «Мелкий бес» // Русская литература. №3, 1969.
21. Федор Сологуб.Мелкий бес. — М.: «Художественная литература», 1988. Далее все ссылки на романприводятся по этому изданию с указанием в тексте статьи страниц.
22. Федор Сологуб.Стихотворения. /Вступит. статья, сост., подготовка текста и примечания М. И.Дикман. — Л.: Сов. Писатель, 1978.
23. Хольтхузен И. Федор Сологуб // История русскойлитературы. XX век. Серебряный век. — М., 1995.
24. Чернова Т. А. Новая шинель Акакия Акакиевича // Литературав школе. — 2002. — № 6.
25. Чернявский В. Обречённыйбессмертию. Сологуб и его роман «Мелкий бес» // Грани. 1978. № 108.
26. Чуковский К. Путеводитель по Сологубу // ЧуковскийК. Собр. соч.: В 6 т. — М., 1969. Т. 6.27. ЭпштейнМ. Маленькийчеловек в футляре: синдром Башмачкина-Беликова // Вопросылитературы. — 2005. — № 6.