Жизнь и творчество Виктора Олеговича Пелевина

Содержание
I. Введение
II. Семья и школа
III. Наука и религия
IV. Мифы народов мира
V. Труды и дни
VI. Вопросы литературы
VII. Практическая магия
VIII. Про грибы
IX. Книги Виктора Пелевина воФранции
X. Виртуальная конференция с В.Пелевиным
XI. Браток по разуму...
XII. Казусы с Пелевиным
XIII. Блюстители дихомотий
XIV. Фотографии Виктора Пелевина
XV. Анализ романа «ОмонРа»
Примечания
I. Введение
ПЕЛЕВИН Виктор Олегович (р. 1962),русский писатель. В 1985 окончил Московский энергетический институт (МЭИ) поспециальности электромеханик, служил в Военно-Воздушных силах, окончил курсобучения в Литинституте. Несколько лет был сотрудником журнала «Наука ирелигия», где готовил публикации по восточному мистицизму. Первоеопубликованное произведение — сказка «Колдун Игнат и люди» (1989). Премия«Великое Кольцо» (1990, «Реконструктор»; 1991, «ПринцГосплана»; 1993, «Бубен верхнего мира»). Премия «Золотойшар» (1990, «Затворник и Шестипалый»). Малая Букеровская премия(1992, сборник «Синий фонарь»). Премия «Бронзовая улитка» (1993,«ОмонРа»). Премия «Интерпресскона»(1993, «Омон Ра»; 1993, «Принц Госплана»). Премия «Странник»(1995, «Зомбификация»). Учился в Литературном институте им. Горького.Работал в одном из первых в стране небольших частных издательств, участвовал виздании текстов Карлоса Кастанеды, древнекитайских буддистов. Начинал как авторфантастических рассказов.
В произведениях конца 1980-90-хгг. («Омон Ра», «Желтая стрела», «Жизнь насекомых»,«Чапаев и Пустота», «Поколение П») иронически обыгрываютсямногие архетипы советской и постсоветской массовой культуры. Практически вовсех произведениях Пелевина присутствуют эзотерические1 мотивы,пародийно снижаемые до «джентльменского набора» знаний советскогоинтеллигента о дзэн-буддизме2, мифах народов мира, практикешаманов и т.п. В построении сюжета у Пелевина нередко присутствует своеобразнаякомпьютерная вариативность, герои оказываются в положении участников «квестов»и «аркад».
Писатель Виктор Пелевиннастолько долго и умело мистифицировал публику, что среди его юных поклонниковдаже бытовало мнение, что реального Пелевина не существует, а романы под этимименем пишет чуть ли не компьютер. Известный московский журналист АлексейБеляков, автор самого полного жизнеописания Аллы Пугачевой, даже начал свойкороткий биографический очерк о писателе следующим заявлением: «Преждевсего, надо условиться: Виктор Олегович Пелевин — вполне реальное существо,проживающее в Чертаново. Так что те, кому больно расставаться с образомвиртуального автора „чумовых“ романов, могут сразу переходить кчтению последнего из них». Но буквально через строчку Беляков самстановится жертвой виртуальной мифологии: «Он родился в 1962 году идетство с юностью провел в подмосковном городе Долгопрудный, который был воспетгруппой „Дюна“, еще раньше прославился своим Физико-техническиминститутом».
Приведенные выше биографическиесведения действительно можно найти в Интернете. В официальных же, написанныхрукой самого Пелевина автобиографиях в различные советские учреждения совсемдругие сведения. Вот, например, автобиография, приложенная к заявлению о приемев члены Союза журналистов СССР.
"Я, Пелевин ВикторОлегович, родился 22 ноября 1962 года в г. Москве. В 1979 году закончил среднююшколу №31. В 1979 году поступил в МЭИ, который закончил в 1985 году. В 1987году поступил в очную аспирантуру МЭИ, где учился до 1989 года. В 1989 годупоступил в Лит. институт им. Горького. С 1989 года работал штатнымкорреспондентом журнала «Face to Face» в течение года. С того жевремени сотрудничал с различными газетами и журналами, выходящими в г. Москве.1декабря 1993 г." К заявлению приложен и список публикаций.
По правилам тех лет, Пелевинвступал в Союз журналистов через первичную организацию. А именно — через «первичку»журнала «Наука и религия», где до сих пор и хранятся его документы. Поего словам, делал он это в надежде вступить в кооператив СЖ и «решитьквартирный вопрос».
II. Семья и школа
Средняя английская спецшкола №31находилась в самом центре Москвы, на улице Станиславского. Теперь в нейпрестижный лицей, а улице возвратили название Леонтьевский переулок. Школа былаэлитная. В нее ходили дети и внуки знаменитостей и больших начальников,проживавших в самом центре Москвы. На класс или два старше или младше училисьАнтон Табаков, Миша Ефремов, Саша Басов, Саша Мессерер, внучатый племянникСталина Сережа Алиллуев, дочь Николая Сличенко, сыновья заместителя министравнутренних дел СССР Василия Трушина… По словам художника АлександраМессерера, мама Вити Пелевина, Зинаида Ефремовна Семенова, служила в этой школезавучем и преподавала английский язык, которым почти каждый выпускник «свободновладел». Отец Пелевина, Олег Анатольевич, был преподавателем на военнойкафедре в МВТУ им. Баумана.
Журналист Алексей Трушин частопосле школы гулял с Пелевиным по бульварам: «Он очень трогательный был. Натонкой шее маленькая круглая голова, и он с детства ходил, как сейчас модно, короткоподстриженный. В каких-то шапочках дурацких и куртке „Аляска“, тогдамодной. Он придумывал истории. Если сказать, что это нагромождения вранья, тоэто неправда, просто нагромождения фантазии. Такой вздор, но все этосоединялось с реальной жизнью».
Летом 1979 года Пелевин поступилв Московский энергетический институт на факультет электрооборудования иавтоматизации промышленности и транспорта. Закончил его с отличием в 1985 годуи 3 апреля был «принят на должность инженера кафедры электрического транспорта».В марте 1987 сдал экзамены в аспирантуру и стал трудиться над проектомэлектропривода городского троллейбуса с асинхронным двигателем. Но диссертациюне защитил.
Вместо этого летом 1988-го подалдокументы на заочное отделение Литературного института. Письменные и устныеэкзамены по русскому языку и литературе он сдал на «отлично», историюСССР (устно) — тоже на «5», а специальность и профессиональноесобеседование — на «4». В результате Пелевин оказался в семинарепрозы довольно известного писателя — "почвенника3" МихаилаЛобанова. В марте 1990-го Лобанов отмечает в характеристике студента второгокурса заочного отделения: «В рассказах Виктора Пелевина — достоверностьжитейских наблюдений, иногда утрированных. В последнем рассказе — попытка»сюрреалистического4" повествования (о том, какнаступает смерть). Еще пока — авторские поиски, идущие скорее от отвлеченного«философствования», нежели от подлинности внутреннего, духовногоопыта". В личном деле Пелевина в Литинституте к этой характеристикеподколота и объяснительная записка студента от 5 марта: «Я, Пелевин,задержал сдачу работы — в чем приношу свои глубокие и искренние извинения — всвязи с острой служебной и творческой необходимостью. (Был занят по работе иготовил рукописи для печатания)»
В этой ироничной «объясниловке»студент не лукавил. Он действительно «готовил рукописи» и дажепубликовал их в журнале «Наука и религия». В декабрьском номере за1989 год — рассказ «Колдун Игнат и люди»; а в январском, за следующийгод, — большую статью «Гадание на рунах».III. Наука и религия
В журнал «Наука и религия»Пелевина привел в 1989 году довольно известный писатель-фантаст Эдуард Геворкян.Причем, как вспоминают в редакции, преодолевая свойственную литераторамревность, сказал, что Пелевин далеко пойдет.
Пелевин приходил в редакциюочень часто и засиживался подолгу. Играл с Геворкяном в шахматы. В то времяжурнал «Наука и религия», как и вся страна, активно «перестраивался»Вместо статей по «научному атеизму» в нем все чаще и чаще сталипоявляться статьи на мистические темы: об антропософии5,теософии, агни-йоге, герметизме6, Блаватской, Кастанеде иКришнамурти. Заведовала в журнале мистикой и эзотерикой кандидат философскихнаук Валентина Пазилова. Она привела в журнал известного в «метафизическихкругах» колдуна и мага Виталия Ахрамовича.
Однажды в разговоре сГеворкяном, при котором присутствовал Пелевин, Пазилова произнесла это имя. Пелевинрезко встрепенулся: «Как, и Виталий Павлович у вас?! Это же мой учитель!»Маг и писатель Ахрамович был человеком странным, неорганизованным, много ичасто выпивал.
«Виталий Павлович пилводку, — это было его исконное колдовское дело», — вспоминает ВалентинаПазилова. С похмелья писал мистические тексты, книгу о магии Москвы. В октябре1993-го три раза пешком прошел Садовое кольцо «с целью очиститьпространство». Выпивал с Ахрамовичем и Пелевин. Однажды, в состояниисильного подпития, у Ахрамовича дома они прибили все его книги гвоздями кстенам. Целую библиотеку.
Как-то Ахрамович на половинусвоей небольшой зарплаты купил у водителя редакции ногу лосихи для того, чтобыс ней спать. Пелевин «был в жутком восторге от этой лосиной ноги и отэтого действа просто заходился», — вспоминает ответственный секретарьредакции Ольга Брушлинская. На поминках Ахрамовича, который внезапно умер воктябре 1995-го, Пелевин, по словам Пазиловой, «орал как бешеный,надрывно, громким голосом: „Ви-и-т-а-л-и-и-й“!!!»IV. Мифы народов мира
Из Литинститута Пелевинаотчислили 26 апреля 1991 года. Как записано в приказе №559, «за отрыв отинститута». Не очень понятно, что скрывается за бюрократическим термином«отрыв», поскольку «физически» жизнь Пелевина с начала1990-го была связана именно с Литинститутом, где несколько комнат арендовало недавносозданное издательство «День», в котором молодой писатель началработать редактором отдела прозы. Организовал «День» сокурсникПелевина по Литинституту Альберт Егазаров на деньги, заработанные им от продажикомпьютеров.
Егазаров закончил Московский институтэлектронной техники, но интересовался, как и Пелевин, мистикой и тайнымиучениями. Издали хороший сборник Иосифа Бродского, «Заветные сказки» Афанасьева,сокращенный вариант книги Жака Бержье и Луи Повеля «Утро магов». Наобложку последней книги Егазаров и Пелевин решили вынести цитату-аннотацию:«Нацистская магия спряталась под техникой. Это была грандиозная новость. Всеотрицатели нашей цивилизации — теософы, оккультисты7,индуисты и прочие, вернувшиеся или старавшиеся вернуться к духу древних веков,- всегда были врагами прогресса. Магический дух фашизма вооружился всемирычагами материального мира. Ленин сказал, что Советская власть плюсэлектрификация всей страны есть социализм. Нацизм в своем роде — это магия плюстанковые дивизии». «Он очень нацистские марши любит слушать. Заводилмне эти марши по телефону», — рассказывает критик Виктория Шохина.
Вскоре издательствопереименовали в «Ворон». Потом — издательство «Миф», подкоторым оно до сих пор издает солидные тома: «Энциклопедия Третьего Рейха»,«Энциклопедия символов, знаков, эмблем», двухтомник Алистера Кроули«Магия в теории и на практике».
«Витя с Аликом вскоресовсем ушли в мистическое направление, — вспоминает художник Юрий Глаголев. — Онивместе писали книгу „Красная магия“. Советское общество онипредставляли как единственное оставшееся на земле ритуальное общество. Этодолжно было быть очень серьезно. Алик меня просил фотографов послать, чтобыснимать метро, ВДНХ, символы и прочее. Пелевин занимался знаковой частью, Алик,- идеологической».
До сих пор Пелевин гордится, чтоготовил к изданию труды Карлоса Кастанеды, редактировал перевод и «почтипереписывал». Правда, через много лет, весной 1997-го, он опубликовал водном очень малотиражном журнале «Дарин-эксклюзив» ироническую статьюпро Кастанеду «Тихий ДОН». Она разбита на главки под оченьсвоеобразными названиями: «Тени исчезают в полдень», «Местьбешеного», «Отцы и дети», «Как закалялась сталь»,«Мастер и Маргарита», «Горе от ума». Заканчивается статьяпересказом разговора Пелевина с писателем и редактором одного из влиятельныхаргентинских журналов, хорошо знакомым с Карлосом Кастанедой.
«Говорят, что весь мир — театр,а все люди — актеры. На самом деле человек не столько актер, сколько самопредставление. Мы живем среди сплошных мыльных опер, да и сами такие же. Мировойтеатр деградировал в шоу-бизнес...»
Был ли в действительности такойразговор, знает только Пелевин. Через пару лет, в романе «Generation»П", похожий трюизм8 зазвучит уже из уст совсемдругих героев.V. Труды и дни
Что же касается не творческой, абытовой части той жизни, то Юрий Глаголев говорит с усмешкой: «У Витигаденький характер. Он часто провоцировал конфликты, а всегда отдувались Алик иписатель Виктор Куллэ. И от прокуратуры в 108-м отделении им доставалось, аПелевин всегда выходил сухим из воды.
В литературном мире ходятлегенды, что Пелевин прекрасный каратист. Известный литературный критикВиктория Шохина вспоминает, как однажды, в отделе культуры „Независимойгазеты“ Витя стал показывать приемы: „На голову критикессы МарииРемизовой поставили спичечный коробок. Витя махал ногой над головой худенькойРемизовой — он боялся ей по лбу попасть и брал все время выше. В конце концовон все-таки сшиб этот коробок“.
Показывал приемчики каратеПелевин и в издательстве „Миф“. Но, по словам Юрия Глаголева, не такуспешно: „У нас директор был, Дима Власов, “уличный боец», тожечем-то занимался. Витя ему показал приемчики и тут же получил по голове, упал ибольше не показывал. Хотя говорил, что у него удар две тонны ногой. Кстати, поповоду удара в две тонны: мы с Аликом, по пьяни, стол разрубали на куски, нащепки. Витю приглашали, он отказался, не стал".VI. Вопросы литературы
В 1991 году Пелевин, порекомендации прозаика Михаила Умнова, пришел в «толстый» литературныйжурнал «Знамя». Редактором отдела прозы там работала Виктория Шохина:«Он проходил по ведомству фантастики тогда. Ему хотелось эту границуразвлекательного и настоящей прозы перейти. Он мог иметь успех, например, какбратья Стругацкие. Но он хотел большего, как я понимаю, и был прав. И вот МишаУмнов сказал ему, что вот, мол, сидит тетка, которая понимает в этом, и онпришел ко мне и принес „Омон Ра“.
Произведение опубликовали вначале 1992 года, а в конце года напечатали и „Жизнь насекомых“. Когдарукопись „Омон Ра“ готовилась к публикации, Пелевин звонил Шохинойбеспрерывно, но якобы не из Москвы, хотя, может быть, это игра была какая-то. Онговорил: „Я звоню из сталактитовых пещер, подвешенный к чему-то, кругомлетучие мыши, быстро скажи, приняли рукопись или нет“.
В то время Пелевина интересовалтак называемый „литературный мир“. Нужно ли вступать в Союзписателей, ходить на разные литературные заседания? Но после одного случая этивопросы отпали. Вот как рассказывает об этом Виктория Шохина: „Он зашелпоменять доллары на Центральный телеграф и встретил там Леню Латынина, мужакритикессы Аллы Латыниной из “Литературной газеты». Я ему, кстати,объяснила подоплеку, почему Леня потащил его к себе домой, — у них девушка навыданье. Натуральная девушка. Ну Пелевина так просторе возьмешь… Леня какграфоман со стажем, говорил, что «вам нужно вступать в литературную жизнь».А Пелевин: «Я не понимаю, куда мне нужно вступать?»
Витя мне рассказывал, что потомвышла невеста, начала, как автомат, сыпать цитатами. Но Витя «просек»,мужики же понимают, когда их пытаются охомутать. Витя сказал: «Вы знаете,вы похожи на Гиппиус». Она обиделась, решила, что это оскорбление. Его всеэто настолько потрясло, что он купил бутылку водки, выпил и позвонил мне".VII. Практическая магия
Свою статью «Гадание порунам» из «Науки и религии» Пелевин использовал на все сто: сдалее в качестве курсовой работы в Литинститут и продал какому-то кооперативу в качествеинструкции к набору рун. Часто говорил, что гадает своим друзьям и у некоторыхот этого «крыша поехала», а другие «возродились».
Писатель и философ Олег Давыдовпри знакомстве с ним как-то выяснил, что Пелевин гадает и по «Из Цыну»,китайской «Книге перемен».
«Он мне рассказал, что воснове некоторых глав „Жизни насекомых“ заложена гексаграмма, „Колодец“.Ну и разговор пошел профессионально, о толковании этой гексаграммы. Когда-то ягадал одному другу, и ему выпал колодец, я ему предсказал немного, ну и мыобсуждали мое предсказание, его предсказание… Причем он гадал стариннойкитайской монетой, у меня другая методика, — я перекладываю листьятысячелистника. Смысл этого гадания в чем: надо выявить шесть линий прерывистыхили сплошных. Монету подбрасываешь и смотришь, какое начало: женское илимужское, условно — орел или решка, сильная — слабая, свет — тень. У него ещебыла компьютерная программа по гаданию, и он также гадал, используя ее. Он мнесказал, что очень разочаровался в этих компьютерных программах, потому чтокомпьютер гадает механически».
VIII. Про грибы
Почти во всех книгах Пелевинагерои поедают наркотические грибы или нюхают кокаин. «Он меня звал вгости, говорил: я сейчас такой составчик сделаю, будет такой улет, — вспоминаетВиктория Шохина. — Он называл все точными химическими или медицинскимитерминами: барбитураты там, еще что-то. У него все время витали в разговорахсловечки „трип“, „глюк“. Сейчас корабли подойдут, подъедетмой кореш, принесет косячок. Для чего это ему нужно? Это было для менядостаточно очевидно — для расширения сознания. Он не кололся никогда. Восновном это были таблетки или трава».
У искусствоведа Игоря ГоломштокаВиктор Пелевин жил в Лондоне почти месяц. Разговор как-то раз зашел и о грибах.Игорь спросил: «Вы сами на себе пробуете?». Он говорит: «Да, этоинтересно, я экспериментирую».
Он сильный человек, — продолжаетВиктория, — очень крепкий, здоровый, на него нормально они действуют. Раз онблизок к эзотерическим культам, а у них возможно употребление наркотиков,значит, он как-то приобщился и к этому".IX. Книги Виктора Пелевинаво Франции
Впервые французские читателипознакомились с произведениями Виктора Пелевина в 1995 году, когда в парижскомиздательстве «Сёй» (Seuil) вышли в свет книги «Омон Ра» и«Жизнь насекомых» (обе впоследствии были переизданы). Прогрессивнаячитательская масса Франции обычно крайне требовательна в своих пристрастиях ивовсе не спешна в оценках, тем не менее, то, что случилось с пелевинскимитекстами во Франции можно назвать абсолютно молниеносным признанием, более того:это была любовь с первого взгляда, с первой строчки.
"Новый Гоголь"
"Среднестатистический"француз, как правило, знаком с русской литературой, имена Достоевского иТолстого знают все, на Лермонтова, например, ссылался Жак Ширак во времятелевизионных дебатов перед президентскими выборами того же 1995 года (речь шлао чеченской проблеме). Также как и «среднестатистический» русский,баллотируясь в президенты, может вполне помянуть имя Гюго, взаимопроникновениеклассической литературы в обеих культурах — вполне очевидно...
Именно как продолжателяопределенной линии русской классической литературы и расценила Пелевина некаяюная посетительница французского молодежного онлайнового форума, восторженновоскликнув: «Ребята, да это новый Гоголь!»
(NB «Невский проспект»и «Мертвые души» проходят школьники во французских лицеях, где им,конечно, сообщают, что до Гоголя фантастического жанра в русской литературе несуществовало как явления)
"Московский троллейбускак средство передвижения для душ, переселяющихся в воображаемый Непа."
Вместе с тем, неверно было быговорить, что Пелевина во Франции рассматривают в контексте исключительнорусских литературных традиций.
Влиятельная парижская газета«Монд» писала, например, что «Пелевин является сегодня предметоммирового (sic!) культа», ибо читатают его произведения не только вРоссии, но и во Франции, в Штатах, в Японии, — Пелевина переводят много. Вовсех французских рецензиях о В. Пелевине пишут как о большом писателе.
Помимо художественной силы вкнигах Пелевина французов привлек один момент, к которому они особочувствительны. Это — свобода.
«Виктор Пелевин выбрал своймир, — писал один из его французских издателей. — Это мир литературы, мирсвободного, всесметающего слова, опустошительного фарса, — против выбора тех,кто считает элитой это московское поколение, которое избрало ультра-либеральнуюидеологию с золотыми цепочками и 600-ми Мерседесами».
Я не ошибусь, если скажу, что свободаявляется главной гражданской (а также, как мы видим, и художественной) ценностьюдля французов.
«Воздух Парижа особый — писалэмигрантский писатель В. Яновский. — Достаточно взглянуть на пейзажвторостепенного французского художника, чтобы убедиться в этом. Кроме красок,кислорода, азота и других материй в него составной частью еще входит сложнаямолекула первозданной СВОБОДЫ».
Молекула свободы, являющаясясоставной и пелевинских текстов, сразу же была чутко уловлена французскимчитателем, и сделала Пелевина, безусловно, «своим» во Франции.
Что же было понято французскимчитателем в произведениях Пелевина? Можно провести параллель с молниеноснымпризнанием Довлатова в Америке. Там про довлатовские тексты писалось: «Характерыу Довлатова горят так же ярко, как у Достоевского, но в гораздо болеелегкомысленном аду».
О текстах Пелевина во Франциитоже писалось в антиномичных терминах (трагический юмор, суровый фарс). Легкомысленныйад Пелевина не был бы, наверное, «легко мысленным» без егоубийственного юмора, — юмора, который традиционно любит и умеет ценитьфранцузский читатель. Я напомню также, что если буддизм является одной из«традиционных религий» России, первые европейские переводыклассических санскритских текстов были выполнены в XIX в. во Франции.
Принимая во внимание всевышесказанное, понятен веселый энтузиазм одного парижского критика,употребившего в заметке о рассказе «Вести из Непала» (настоящейжемчужине пелевинской прозы) такую формулу: «московский троллейбускаксредство передвижения для душ, переселяющихся в воображаемый Непал».
Пелевин приезжал во Франциюнеоднократно.
Его приглашали на различныесеминары, в частности, на коллоквиум в центре Помпиду, где он выступал иотвечал на вопросы слушателей (один вопрос из зала был: «нельзя ли вассегодня вечером пригласить в ресторан?»)
В 1997 году «Чапаев иПустота» (изд. Сёй) выдвигался на литературный приз «Фемина».
В марте (если не ошибаюсь) 2000года Пелевин участвовал в оригинальном мероприятии в Страсбурге — «МостЕвропы», организованном Советом Европы и Европейским Институтом культурныхпутей — на страсбургском мосту были установлены экраны с текстами разныхевропейских авторов на тему «мостов».
Пелевин там представлялпочему-то Украину. Российская Федерация была представлена тремя с половинойстрочками, подписанными Ильей Кабаковым.
Как бы там ни было, пелевинскийтест «Мост, который я хотел бы перейти» украсил страсбургский проекти совершенно неожиданно — украинскую словесность.X. Виртуальная конференцияс В. Пелевиным
Здрасьте.
Здравствуйте,Виктор!
Многие ваширассказы, например, «Спи», вводят меня в измененное состояниесознания. Находитесь ли вы в измененном состоянии, когда пишете? Для начала нужно выяснить, равнозначно ли измененное состояние моего состоянияизмененному состоянию вашего сознания.
А как этоустановить? Нет никакой возможности.
Но для себя выразличаете разные состояния? Я вообще не понимаю, какиесостояния бывают у сознания. По-моему, у сознания вообще нет никакихкачественных свойств.
Состояние сна ибодрствования, например.
Я б не сказал,что здесь речь идет о состоянии сознания. Скорее, о состоянии субъекта сознания.
Пелевин. А вывообще понимаете, что такое сознание? kompot: я не знаю, чтотакое сознание.
Пелевин: Спасибо.Последний человек, который знал, была моя учительница в 10 классе:)
Пелевин: А какотносились к вашему измененному сознанию на семинарах в институте? У кого,кстати, на семинаре? Parker: относились очень настороженно,потом эта настороженность передалась мне и я ушел. А семинары вел ЛобановМихаил Петрович, насколько я помню.
Пелевин: Какоеотношение вы имеете к компьютерам? И какое у вас образование, если не секрет? DK: Образований у меня несколько. К компьютерам… Когда-то я дошел до того,что изучил Ассемблер процессор 8086. А вообще я профессиональный пользователь,скажем так.
Пелевин: Assembler- это, наверняка, сгоряча.
Parker: Да,сгоряча. Я пытался писать на нем стихи, но не получалось… Может быть, это былне 8086, а тот, который был до этого — я помню, там было три уровня питания.85год… перестройка...
Пелевин: Еслиу вас на Ассемблере плохо пишется, я могу вам сделать переводы с BASICa наAssebler ваших стихов:))) fizik: Я предпочитаю в двоичном коде.Гораздо меньше проблем с рифмовкой.
ВП: Кстати, насчетстихов… Вы их не издавали вне прозы? Нет.
Пелевин: у вастакой прием литературный — вы опускаете описание процесса трансформации (жукчеловек) — это у вас из «Носа» Гоголя взято??? fiz_i_len: Нет, это у меня взято из собственного носа
В. П: техническийвопрос. Что такое Орден Октябрьской звезды? dimok: Это надоперечитать соответствующее место в Чапаеве, я сейчас уже плохо помню.
Пелевин: В смысле,это откуда-то из истории, или есть только там (в ЧП)? dimok: Чтозначит — из истории? История сама по себе существует в нескольких десятках илисотнях книг. Так что очень сложно ответить на этот вопрос.
Пелевин: ага:) Тайраи Минамото — в книге по истории Японии, и т.д. А Орден Октябрьской Звезды? dimok: Это в книге по истории пустоты.
Пелевин: Считаетели вы свои романы массовой литературой (поп)? kompot: У менянет мнения по этому поводу, никакого. Я в себе давно изжил классификаторареальности.
Пелевин, такойвопрос — а не читали ли вы рассказ Лема… там, где такой Коркоран и толпажелезных ящиков, которые сами о себе что-то думают, но на самом деле всего лишьжелезные ящики?.. .
И не возникало ли у васкогда-нибудь ощущения, что вы тоже один из таких ящиков, которому лишь кажется,что он человек? (это все по поводу «Принца Госплана» как бы. .) carcass: Знаете ли вы, что слово «carcass» — по-английски «скелет»применительно к крупному рогатому скоту? Пелевин: Знаю:) Точнее,не скелет, а туша этого самого скота.
carcass: А у васв черепе не водится ли змея случайно? Пелевин: Нет, я простоmentally murdered:) И вообще я в последнее время не уверен, существую ли явообще: / Почему я и спрашивал про все эти ящики — интересно было, возникают укого-то еще такие ощущения или нет: /
carcass: Есливозникают сомнения в том, существуешь ли ты реально, можно провести несколькопростых экспериментов. Например, сеть на гвоздь или на горячую конфорку плиты.
Пелевин: Этобудут только ощущения.
carcass: Дело втом, что мы все равно говорим не о самих ощущениях, а об их описаниях. Апоскольку описаний ощущений ограниченное количество, может случиться так, чтоодному описанию соответствует несколько ощущений...
Пелевин: А Вы неиспытываете сомнений по поводу того, что Вы делаете? У Вас нет неудовлетворенностисловами? Паркер: У меня гораздо больше сомнений по поводу того,чего я не делаю. У меня постоянно есть ощущение, что я не делаю чего-то, чтонужно делать.
Пелевин: Мнекажется, что как раз сомнения в несделанном легче. Гораздо труднее, когда ненравится читать собственный текст.
Parker: У менябывает по-разному. Некоторые тексты нравятся, некоторые нет. Но я их неперечитываю. Лучше читать что-нибудь еще, чем свои собственные тексты.
Пелевин: Ну, продзен после «Чапаев и Пустота» понятно… А как вы относитесь кхристианству? DK: Я еще не настолько ошизел, чтобы иметькакое-то отношение к христианству.
Пелевин: А вам«Жизнь насекомых» Чапека нравится?:))) fiz_i_len: Я пронее читал только в какой-то критической статье английской. Сам я ее не читал.
Пелевин: Акакое вы сами насекомое — мотылек? fiz_i_len: Я? Ой, не знаю. Япро это не думал. Я скорее богомол-агностик.
Пелевин: Можетели вы назвать хоть несколько книг, которые оказали на вас самое большое влияние? DK: На вопрос о влияниях можно ответить только таким образом: еслиты понимаешь, что какая-то книга оказала на тебя влияние, то сам факт этогопонимания это влияние нейтрализует. По-моему, правильней говорить о книгах,которые тебе нравятся — не нравятся.
Пелевин: Ну, акакие в таком случае нравятся? DK: Их очень много, а когда ихочень много, сложно выбрать. Боюсь кого-нибудь обидеть. Но вообще весь джентльменскийнабор, который в таких случаях называют, мне безумно нравится. Вообще всем могупорекомендовать книгу Роберта Пирсига «Лила» и его первую книгу… Этозамечательный пример приключенческой литературы, где приключения происходят нес людьми, а с идеями.
Пелевин: А какиесамые неприятные книги современных прозаиков приходилось читать в последний год? r_l: Мне, слава богу, не приходится читать неприятных книг. Яне работаю критиком, если книга неприятная, я ее просто не читаю.
Пелевин: Анеприятность книги вы по обложке определяете? fiz_i_len: Нет, явообще не занят поиском интересных книг, просто обычно доходят слухи о том, чточто-то стоит прочитать, и тогда это читаешь.
Пелевин: Как выотноситесь к творчеству Мамлеева? В некоторых моментах вы довольно сильноблизки — и идейно, и стилистически.
babaj: Это немне судить. Вообще я Мамлеева раньше очень любил, просто давно не перечитывал…Со мной недавно произошел удивительный случай. Я стоял около Олимпийского, амимо меня шел бомж, который нес целый ящик гнилых овощей. Я посмотрел на него ипонял, что он не несет никакой метафизической истины, а только гнилые овощи… Мамлеев- очень умный и добрый писатель, но у него многое построено на шокинге...
Катечка заранееспросила: Ника из одноименного рассказа — ваша первая любовь? Нет, она существует только в рамках рассказа, а «я» там не я, а такназываемый лирический герой.
Пелевин: Скажите,а в чем принципиальная разница между стуком колес в «Желтой стреле» истрекотанием цикад, которое слышит герой в конце рассказа? Катечка: Я могу только сказать, что я потрясен такой глубиной мышления. Носказать мне совершенно нечего.
Katechka смеется удовлетворенно
ВП: Вопрос, какможет показаться на первый взгляд, не по теме: а что вы любите кушать? karlsonn: Я очень люблю следующее блюдо: берется банка лосося, майонез,разрезаются два яблока на мелкие кусочки и все это смешивается. Можно добавитьрис или картошку.
Пелевин: наскольковаши произведения являются закодированным изложением дзен? Что есть буддизмконкретно для вас — культурная традиция или религия? guterm: Во-первых,я себе не представляю, что такое закодированное изложение дзен. У дзен вообщеникакого изложения нет, он не излагается. Буддизм — это система правилобращения с окружающим миром и с самим собой. И в буддизме существуют разныетрадиции.
Mr. Пелевин: Вамхочется получить Нобелевскую премию? Parker: А что, естьварианты?
Пелевин: В вашихкнигах очень сильное антикоммунистическое начало. После чего вы их стали такненавидеть? DK: Коммунистов? Я их не ненавижу. Я не могусказать, что я ненавижу коммунистов, но я не люблю коммунизм — я при нем вырос.
ВП: «ПринцГосплана» был некой чертой под некоторой компьютерной эрой, теперь пришлаСеть — будет ли новое концептуальное произведение о Сети? paravozov: Не знаю, как получится.
Пелевин: У меняесть еще вопрос — музыка. Которая вам нравится. В частности, касательно групп«АукцЫон и „Вопли Видоплясова“.
Levon: У „АукцЫонамне нравится песня про “я сам себе и небо, и луна». А вообще мненравится музыка где-то до 80-х.
ВП: Фраза отом, что кокаин с водкой обжигает горло — это личный опыт?:) paravozov: На провокационные вопросы в реальном времени не отвечаем.
Пелевин: Ааа:) Вотона, реальность — «реальное время».
Mr. Пелевин: Еслиописанный вами механизм разрушения структуры языка «не словами» настолькоэффективен, то почему мы все на нем говорим? Есть ли какие-то защитныемеханизмы? Anya: А что за механизмы разрушения структуры языка?Откуда это? Пелевин: А это из вашей же статьи «Зомбификация,или Попытка антропологического анализа»...
Anya: Просто тотмеханизм сейчас уже неактуален. Сейчас происходит тот же процесс, только сдругой терминологией — переназначение понятий. Например, когда убийцу называюткиллером, это меняет его статус, социализирует его. Идет переназначение понятийс целью придать им иной психологический и социальный статус.
Пелевин: Переназначениепонятий? Мда, это еще при Витгенштейне было:))) Mr Пелевин: А выоб этом напишете? Или кто-то другой уже о переназначении понятий написал? Ссылочку,please!.. .
Anya: Я не знаю,писал ли кто-нибудь, кроме Витгенштейна, о переназначении понятий… В одном изинтервью Кастанеда сказал, что как-то рассказал дону Хуану, что читал отрывокиз логико-философского трактата Витгенштейна. На что дон Хуан сказал: «Твойдруг Витгенштейн сам привязал себя за ногу, так что если он захочет куда-нибудьотправиться, это ему будет очень сложно сделать».
ВП: Не кажетсяли вам, что конец «Чапаева» отдает какой-то банальной американскойхэппиэндовщиной? paravozov: Ну, в таком случае, я могу сказать,что если вы хотите что-то с кровью, с почвой и т.д., проводите экспериментысами с собой. По-моему, хэппи энд — самое хорошее, что только может быть влитературе и в жизни. В принципе, у меня есть устойчивое стремление к хэппиэнду. Дело в том, что литература в большой степени программирует жизнь, вовсяком случае, жизнь того, кто пишет. Я это много раз испытывал на себе, итеперь десять раз подумаю, прежде чем отправить какого-нибудь второстепенногогероя куда-нибудь.
ВП: А можете ли вырассказать о делах более земных? Скажем, как же вас все-таки печатают? Gong: Что вы имеете в виду? На бумаге… Скажем так: в России, во Франции, вРоссии, Японии, еще каких-то странах это крупные, коммерческо-ориентированныеиздательства.
Пелевин: НедавноАнтон Носик написал, что Войновича пугает Интернет — нарушение авторских правгрозит убытками. Ваши романы доступны в Интернет целиком. Каково ваше общееотношении — хорошо это, плохо, страшно или полезно? Levon: Этохорошо в том смысле, что больше народу имеют возможность их прочитать, а плохо- потому что я за это не получаю денег.
Пелевин: Вам вутешение — я все равно ваши книжки все куплю:))))) fiz_i_len: Спасибо.
Господа, я тутсижу в редакции ZR — и никакого Пелевина тут нет!!! Он как Принц Госплана — существуеттолько внутри компьютера.
ВП: В «Чапаеве»вы излагаете идеи Кастанеды в других ситуациях — вы просто переложили их болеепонятно для русского восприятия или добавили что-то свое? paravozov: Я не знаю, где там идеи Кастанеды… Самого Кастанеду обвиняют втом, что он излагает чьи-то идеи. А дело в том, что очень сложно обьявить себясобственником идеи. Идеи не подвержены копирайту.
Пелевин: Бродители вы по WWW и что смотрите? Русские, западные или восточные материалы? Levon: Я не особо этим занимаюсь. Немножко занимался в США в последние парумесяцев, но очень мало времени на это. Хотя в будущем планирую заняться этимпоплотнее, потому что это очень интересно.
Пелевин: Скучно? Levon: Не то чтобы скучно… Это то же самое, что ходить по улицам. Когдаприезжаешь в незнакомый город, пару дней это интересно, а потом, если нетадреса, куда пойти… Происходит то же самое. Я блуждал там крайне мало.
Пелевин: А вамприятно, когда вас издают под рубрикой «Фантастика», «Боевик»,«Мистика», в целлофановых суперах с оформлением под Валеджо? fiz_i_len: Я к этому отношусь как к неизбежному злу. Хотя когда мне удается егоизбежать, бывает, конечно, приятно.
Пелевин: Словамиможно изобразить что угодно. Идет ли у вас насыщение от процесса выписания набумаге, или требуются какие-то телодвижения? Gong: У менянасыщение происходит строго по гистерезису, если говорить о физике процесса.
Пелевин: Как выотноситесь (относитесь ли?) к Михаилу Щербакову? Недавно было подмечено, что вего песнях и в ваших произведениях очень много общих идей.
Khatul: Янезнаком с песнями Михаила Щербакова. Во всяком случае, сейчас не могувспомнить. А идеи — они общие для всех, мне кажется.
Пелевин: И все же — квопросу об Интернет и ваших убытках. Войнович назвал Интернет врагом писателя. Прямымтекстом. Что для вас как литератора важнее — доступ к вашим текстам длячитателей из мест, где не продаются книги, или соблюдение прибыльности изданий? Emi: Что касается Войновича, так это что главный враг писателя- это он сам. А в Интернет я наоборот вижу очень прогрессивное явление, в томсмысле, что это единственная не до конца коммерциализированная коммуникационнаясеть в этом мире.
ВП: А выпишете на бумаге или за клавиатурой? paravozov: Исключительноза клавиатурой. Хотя когда у меня нет под рукой компьютера, мне приходитсяписать ручкой на бумаге, и это дает очень свежие необычные ощущения.
Пелевин: А вы неиx физтеxа?:))) fizik: Нет, но вырос в Долгопрудном.
Пелевин: Ааа… АтмосфераДолгопа?:))) А физтеховских мы мочили. Когда я там рос, мнепредставлялось, что физтех — это что-то вроде группы Альфа. И когда намудавалось впятером завалить двух физтеховцев, это была большая победа. Когда явырос и увидел, что это просто худосочные физики, я испытал большоеразочарование.
lirik не хочет, чтоб его мочилПелевин: ( ( ( lirik: Ладно, не буду. Я буду вас сушить.
kompot вообще за мир.
kompot: Я тоже.
ВП: Существуют липроекты переноса вашей прозы в кино? ZS: Да, существуют, но всев каком-то подвешенном состоянии. Причем существуют и здесь, и там.
ВП: Сколь много вылично переводили КК? Я наблюдал только одно интервью, подписанное вами.
Gong: Книги,которые выходили в издательстве «Миф» — я там значусь в качествередактора, хотя эта работа была эквивалентна переводу. Мне кажется оченьудачным Максимовский перевод. Там был создан определенный леxический слой,который мог быть переведен на русский, но именно в таком виде создавалатмосферу отстраненности.
ВП: Как часто выможете «продаваться» другим, как продались ZR? Gong: Яне продался. Мне ничего не заплатили. Так что если я получу серьезноекоммерческое предложение, мы это рассмотрим.
ВП: Я имею ввиду,на каких условиях вы способны показывать себя миру и в каком качестве. Вопросболее общий, чем может показаться.
Gong: Я каждыйдень, когда в метро езжу, показываю себя миру.
ВП: Ммм… Сомневаюсь,что вы занимаетесь какими-либо телодвижениями (в области своего выделения измассы...
Gong: Еслипечатаешь какой-то текст под своей фамилией, потом вокруг него можетпроисходить что угодно. Это уже вне твоего контроля.
Пелевин: Вы неошиблись. «Кока-Кола» уже устраивает шоу «День рождения Чапаева».Ваша заслуга.
guterm: Отвратительно,отвратительно… За это дело надо браться чистыми руками. Это может только«Пепси-Кола». Единственная кола, которую я пью.
ВП: А вот мыкак-то говорили о Санделе и Мундинделе (я тогда сказал про Сун и Моон). Такодна моя знакомая педагогиня сказала, что есть такая древняя считалка: «Сан-дили-дилимун-дили-дили бабаяса тпруяса тарапуньки»… дальше не помню.
Efialt: Просто вдревней Атлантиде существовал культ, а Сандел и Мундиндел — это двапротивоположных божества. Но поскольку атлантический культ у нас еще нераскрыт, я считаю преждевременным об этом говорить.
Пелевин: Хм… Авот еше тупой вопрос, если можно… что вы думаете о таком вот способе общения- IRC? Типа суррогат это или (как утверждают некоторые) все-таки полноценноеобщение? Ведь, imho, даже по телефону — слышно хотя бы голос...
carcass: Мнекажется, все зависит не от способа общения, а от того, кто общается. Из историиизвестно, что даже перестукивание в тюремных камерах может быть абсолютнополноценным способом общения.
Мр. Пелевин: АркадийГайдар — он кто в первую очередь — Аркадий или Гайдар? Parker: Голиков.
Мр. Пелевин: Вамжалко, что Голикова убили? Parker: Я вообще сочувствую всемчувствующим существам, извиняюсь за тавтологию.
Mr. Пелевин: Имне жалко. Клевый он был. Я «Школу» много-много раз читал. И «Р.В.С.»тоже.
Parker: А менявсегда потрясала «Голубая чашка»...
ВП: Насчет Гайдара- этот отрывок в «Жизни насекомых» — все, что у вас о нем есть? Илиесть более обширные эссе? Muxin: Нет, я думаю, более обширногоэссе нету.
ВП: Вам негрустно, когда вместе с коммерциализацией всей страны исчезает такаязамечательная формация как *советский человек*? karlsonn: Происходит,к сожалению, коммерциализация сознания, вот что ужасно. Это не ужасно, асмешно, если это проследить. Я сейчас пытаюсь написать на эту тему. Вообще,если ситуация будет развиваться так же, кончится тем, что Березовскийприватизирует время, а Гусинский — пространство, и все кончится всеобщимколлапсом.
ВП: Люди, какмне кажется, теряют идентификацию, ориентиры, полюса, системы координатпрежние, а новые не находятся или вовсе отвергаются. С кровью.
karlsonn: Этоочень хороший процесс — потеря координат. Потому что, в конце концов, человекприходит к тому, что единственная система координат — это он сам. Потому чтоесли он движется в другой системе координат, он сможет встретиться сам с собой.
Пелевин: Выупотребляете английские слова, когда говорите по-русски? Или только в IRC? Влюбом случае — почему? WhiteHawk: Я употребляю те слова,которые мне хочется в данный конкретный момент.
ВП: Вы уже купиликомпьютер, или этим надо заниматься? Сейчас очень удобный момент. Все будутрады помочь! Efialt: Надо, надо, только денег нет… Вот придеткараван из Монголии...
Виктор, а какиеязыки вы знаете? Мыслите ли вы в языке или _между языков? babaj:Язык — это способ оформления мысли, а сама мысль существует вне языка. Вовсяком случае, у меня. Когда Штирлиц ловил себя на том, что он мыслитпо-русски, а во все остальное время — по-немецки, это выдает полное незнаниеЮлиана Семенова предмета, о котором идет речь.
Пелевин: А какаяархитектура вам к душе ближе (стиль какой, эпоха или город)? lirik: Баракко. Я в нем вырос.
Пелевин: А порокко? lirik: Порокко? Ничего, ничего...
Пелевин: Кто вашлюбимый художник? И почему вы так упорно избегаете вопросы про любовь? malinka: Конечно, Кирико.
Пелевин: Кирико? Почему же? Или у вас mind of a child?: -) malinka: Нет, у меня mind of thebeginner.
Пелевин: И какнасчет любви? И вообще — вы женаты? Дети? Внуки? Любовницы? malinka: Приезжайте ко мне как-нибудь вечером, я вам на все отвечу и все покажу.Единственно, что могу сказать, так это что на своих детях и внуках я не женат.
Какую из своихкниг вы хотели бы экранизировать? И возможно ли это? Да, и как вы вообще к киноотноситесь? Gorynych: к кино — как в анекдоте: смотреть люблю,а так нет… Смотря к какому фильму. У меня нет общего отношения к кино, также, как нет общего отношения к книгам. Это слишком обширное понятие.
Виктор: Интереснаятема: оккультизм и революция — можете концептуально прокомментировать Пелевин: Эти революционно-каббалистические идеи — насколько вы сами ихвоспринимаете всерьез? Trahel: Не больше, чем все остальное.
Пелевин: Вам нестрашно писать политически актуальные произведения (например, «Папахи набашнях»)? Особенно вспоминая Ваши слова о влиянии литературы на жизнь...
guterm: Честноговоря, бывает не по себе. Я редко пишу на эту тему. Очень интересно бываетнаблюдать за тем, как в тебе просыпается внутренний цензор.
Пелевин: И как же«внутренний цензор» в этом случае сработал? Появился хэппи энд?:) Пелевин: является ли доля политической актуальности в ваших рассказах/повестяхестественной для вас, или вы намеренно этого добавляете? Иными словами — думаетели вы о политике тоже, когда пишете, или это само выходит? WhiteHawk: В последнее время я о политике не думаю вообще, потому что я все пронее понял уже.
Пелевин: акогда писали «День бульдозериста»/«Папахи»/«Омон Ра»- думали о политике или само так выходило? WhiteHawk: А выпростой или клюквенный? Пелевин: простой, как бутерброд смаслом. А почему вы спрашиваете? это не мое интервью.: о) WhiteHawk: С каким маслом — креветочным или простым? Пелевин:С машинным, конечно.
WhiteHawk: Ссолидолом или без? Без солидола: о) Вы ушли от ответа насчетполитики: о) Поди в партиях состоите?: о) Whitehawk: В партияхне состою.
Пелевин, выупотребляете вообще или только по праздникам? karlsonn: Сейчася не употребляю вообще, даже по праздникам, потому что пролежал 16 часов в комев Склифосовском, когда меня угостили клофелином.
carcass_ подозревает чтоклофелин — это все-таки что-то не то… хорошо хоть крысиным ядом не угостили...
Пелевин, как жевас так угораздило? В плохой компании, не иначе.
karlsonn: Нет,компания была нормальная, и со мной все было хорошо. Это отражение того, кактекст отражается на реальности. Я долго думал, чем мне придется расплачиватьсяза пробуждение героя в «Чапаеве» в незнакомой комнате. И понял, толькокогда пришел в себя в Склифосовском.
Пелевин: А выбольше писатель или говоритель? fizik: У меня нет никакойустойчивой классификации насчет того, кем я являюсь. Говорить и выступать мнеприходится крайне редко.
Mr. Пелевин, я всеникак пробиться не могу. Уфф! Mr. Пелевин, Вы сильно против распространенияВаших вещей через сеть?.. В Японии Вас еще не перевели — и слава Богу — так чтоэто пока единственный канал. Я не одна такая...
Anya: В Японии уменя вышла книжка, сейчас вторая выходит, а может третья… Вообще я не против.А книжка называется «Спи», издательство «Гундзося».
Надеюсь, книжка нена японском?.. .
Anya: Наяпонском.
Пелевин: ( ( ( ( (Нет,я уж лучше как-нибудь в сеть...
Пелевин: А какнасчет того, что вы якобы не даете интервью и не бываете на людях? Откуда это? DK: Я не знаю, откуда. Не то чтобы имелись какие-то принципы на эту тему. Ястараюсь делать в жизни то, что приятно и интересно. Могу и дать.
ВП, если можно — трипрочитанные недавно Вами книги.
Muxin: Перепелкин«Хозяйство среднеегипетских вельмож», «Общественные отношения вЕгипте эпохи Среднего царства» (автора не помню), «Отчет обархеологических раскопках в долине Царей».
Пелевин: А fiction? Muxin: Какой-то маленький текст Керуака и книга Лейбовиц.
У вас все-такиесть вещи чисто декоративные, нет? Gorynych: Да нет, я так недумаю. Я не очень понимаю, что это такое — декоративные вещи, недекоративные.
Пелевин: А нельзяли немного подробнее про взаимодействие текста и реальности? Да-да, поподробнее — про МЕХАНИЗМ действия текста на реальность.
Реальность,которую затрагивает текст… Здесь все зависит от того, кто этот текст пишет…Мы все знаем о четырех беллетристах, которые написали известный текст… Какоевлияние оказали романы Карла Маркса, нам тоже известно… Тексты, которые япишу, очень воздействуют на мою жизнь, и иногда возникает желание написатьроман про умного и доброго миллионера, который живет на Багамских островах.
ZS спрашивает: Ктоиз режиссеров мог бы снять «Чапаев и Пустота» — Кустурица, Линч,Гринуэй, Коппола, Тарантино, Стоун? Не знаю… сложно что-то поповоду режиссеров сказать. Я знаю, что Чапаева должен играть Антони Куин.
Пелевин: Жалконебось, что Гайдай умер, одни Мамины и Овчаровы остались...
Пелевин: А вы вБога верите? Пелевин уронил голову в ладони и задумался.
Пелевин: Естьли у вас «запретная (ые) тема (ы)» в творчестве? Т. е. то, о чем выникогда писать не будете. Или все только вопрос времени? Whitehawk: Это не столько вопрос времени, сколько вопрос заинтересованности. Асознательно запретная тема у меня только одна. Я однажды попробовал сделатькоммерческую книгу, типа детектива. И на 120-й странице у меня вирус срубилкомпьютер. Там даже был не один вирус, а два — antiexe. mbr и form, а от них,как мне объяснили, не лечит даже Лозинский.
Пелевин: Так вашDIR по этому поводу написан? fizik: У меня DIRа не было, этобыло несколько раньше, но какая-то связь есть.
Пелевин: Тогда иправда про Багамы пишите!!:)))
Пелевин: Герои вашихкниг (почти все) одинокие люди. Это личное состояние или случайность? DD: У меня в книгах нет героев. Там одни действующие лица.
Пелевин: Есть лиу вас ГИРИ или ОН? karabas: Я свои ГИРИ послал на ОН.
Вас интересуетмнение окружающих о ваших книгах? И чье важнее — критиков, читателей, жены? Gorynych: Жены, поскольку у меня ее нету. А вообще мнение читателей, конечно,мне очень интересно. Мнение критиков… От них сложно ожидать каких-тоискренних чувств. Они похожи на египетских плакальщиц, чьи слезы оплачены. Иплачут вполсилы как-то.
Пелевин: Я хотелвопрос чуть шире, чем Gorynych — у вас к Интернет-публике какие-нибудь вопросыспециальные есть? Отличные от вопросов к людям вообще? Levon: Да,пожалуй, что нет… Я не думаю, что люди, которые пользуются Интернетом,отличаются от людей, которые им не пользуются.
ВП: Вот на менятут все наезжают, почему мне нравится Пелевин. Я отвечаю обычно скороговоркой:«Потому что он продолжает традиции великой русской литературы». А выкак полагаете? Muxin: Ага. Особенно традиции Чернышевского.:) Luzhin, to be serious, я бы сказал — Щедрина.
Muxin: Скажемтак, «Четвертый сон Веры Павловны» вполне мог быть написан в наши дниПелевиным. Правда, это был бы совсем другой «Четвертый сон», хотя инаписанный теми же словами. Это как у Борхеса один персонаж переписывал «ДонКихота»...
Luzhin: И читалсябы с аналогичным энтузиазмом.
Muxin: Надо неотвечать, а за наезд сразу в рыло бить. А вообще в русской литературе былоочень много традиций, и куда ни плюнь, обязательно какую-нибудь продолжишь.
ВП: Дык онивиртуальные, гады.
Muxin: Еслиначинают наезжать виртуальные персонажи, есть два варианта — можно выключитькомпьютер, можно обратиться к психиатру.
ВП: А вот еще естьтрадиция — быть как бы вне русской литературы… нет? Muxin: Чтокасается традиций, есть люди, которые занимаются классификацией других людей. Яуже сказал, что не отношусь к классификаторам, и своей классификации у меня нет.А вообще у моего приятеля была хорошая пословица — «На каждогоклассификатора найдется свой ликвидатор».
ВП: Асамоидентификация есть? Пелевин: И ассенизатор...
Пелевин: А еслитак: на каждого ликвидатора найдется свой Пелевин? Муxин: Ядумаю, самоидентификации у меня нет, но сказать это — значит уже провестисамоидентификацию. Так что лучше перестать думать на эту тему. Как говорилБудда, есть мысль — есть проблема, нет мысли — нет проблемы...
Mr. Пелевин: Выочень чуткий человек. Я рада, что Вы приложили руку к переводам Кастанеды.
Пелевин: Кем длявас является Кастанеда? Трахел: Я про это только что целуюстатью написал. Она должна выйти в «Дарин». Вообще я считаю, что этолучший писатель XX века, если оставить в стороне вопрос о реальности дона Хуана.
Пелевин: Как японял из «Омон Ра», вы увлекаетесь «Пинк Флойд»? Quizzus: Не то чтобы увлекаюсь, но я их очень люблю. Сейчас такой музыки уже непишут.
Книга «Чапаеви Пустота» структурно больше всего напомнила мне «Ангела Западногоокна» Мейринка (несмотря на различие внешних мотивировок). И то, и другое- мистический роман. Как вы относитесь а) к Мейринку, б) к мистике, в) к романукак жанровой форме? бабай: Ответ — да.
ВП, переклички в«Чапаеве» с «Мастером» — это так было задумано или жеслучайно (возможно, просто общий знаменатель — именно что Мейринк)? Муxин: Если там есть переклички, то они, я думаю, случайны. Просто «Мастери Маргарита», как любой гипертекст, обладает таким качеством, что сложнонаписать что-либо приличное, что не походило бы на «Мастера и Маргариту».Причина, видимо, в том, что тексты эти отталкиваются от одной и той же ситуациии выносят один и тот же приговор, потому что другой был бы ненатурален.
ВП: Нет, я наМейринка тяну все же.
Muxin: Я читалМейринка, очень его любил — все, что могу сказать.
Пелевин: Существуетмнение, что в определенных ситуациях наиболее правдиво описать бытие можно толькоприбегнув к ненормативной лексике… верно ли это? karlsonn: Ядумаю, что в том случае, когда люди прибегают к ненормативной лексике, этослужит не столько описанию бытия, сколько решению конкретных прагматическихзадач. Вообще существует очень интересная работа про русский мат. Она связываетматерную терминологию с древнерусскими традициями.
Значимо ли для васпонятие поколения? Я имею в виду, что ваше, если можно так выразиться,мировоззрение — это мировоззрение многих, кому сейчас около 30-ти.
babaj: Я ужегде-то говорил на эту тему, что существует народная этимология слова поколение.Это люди, которые отливают примерно в одно время Никому не стоит брать на себятакие обязательства. Мы в России находимся в состоянии хаоса, и это снимает снас многие обязательства, которые висят на человеке в нормальном стабильномобществе...
carcass_ не согласен с фразой оснятии обязательств, btw carcass: Почему? Пелевин: Ну, imho, человек должен по возможности оставаться… независимо отобстоятельств: / А хотя — можно поподробнее? От каких обязательств освобождаетжитье в.ru? carcass: С нас снимаются те обязательства, которыенакладывает на человека присутствие в определенной страте стабильного общества.Я имею в виду скорее внешние ограничения. То есть у нас гораздо больше свободыв этом смысле.
Пелевин: Икакие же это обязательства, можно пример какой-нибудь?: / Пелевин: То есть — можно ходить обнаженным, к примеру? Не совсем ясно.
Про ограниченияя могу привести простой пример. Человек, живущий сейчас в.ru., гораздо меньшекодирован в своих проявлениях. У нас то, что делает человек, не значит ничего,кроме того, что он делает. Скажем, если вы живете в Америке и ездите на «Саабе»или «Вольво», это значит, что вы интеллектуал, ориентированный наэкологию. Если вы ездите на «Тойоте», это означает, что выуниверситетский профессор. Если вы ездите на «Кадиллаке» — этозначит, что вы разбогатевший негр. А если вы ездите на какой-то из этих машин унас, это значит, что вам ее просто растаможили раньше. То же относится кмоделям поведения и к проблеме, которую один из моих уважаемых собеседниковназвал самоидентификацией. У нас есть свобода самоидентификации, чего западныйчеловек лишен.
Машины — оченьплохой пример, ВП. Там всякие скидки, семейные традиции и так далее.
Olechka1: Онплохой, но короткий.
Mr. Пелевин: Каквам кажется, многое ли теряется при переводе ваших книг на другие языки? Впервую очередь, на английский. Насколько сильны искажения, если вы понимаете, очем я толкую:) Anya: Что касается английских переводы, я ихредактирую сам. Бывают проблемы в основном с идиоматическими оборотами. Ибывают проблемы с целыми глоссами русского советского языка, которые простоневозможно перевести на английски. Например, как перевести на английский слово«автобаза», чтобы сохранился тот его смысл, который в него вкладываеммы?
Пелевин: Помнится,Гоголь как-то говорил: у России сознание европейское, а образ жизни азиатский. Отсюдавсе конфликты сознания с бытием. Никак не могут решить, кто первее.
Сейчас всепо-другому. Есть такая фирма «Gap» Я им придумал рекламу для ихрусских магазинов: «Russia was always notorious for the gap betweenculture and civilization. Now there is no culture and nocivilization. The only thing that remains is gap — your style». Эточто касается европейского мышления и азиатского образа жизни.
carcass_ аж покоробило от такойфразы — no culture and no civilization in Russia… eka...
:)))))) Браво:)))) ;) Это прямо какое-то азиатскоемышление при попытке изобразить европейский образ жизни.
Пелевин: «Кодирован»- вы штуки типа political correctness имеете в виду? ВП: Мнекажется, примером особенности.ru общества и расширения приемлемых нормповедения могут являться терпимость к воровству и cheating.
Olechka1: У насполитическая корректность развивается в том направлении, что воров и бандитовнельзя будет называть ворами и бандитами.
Пелевин: Еслине секрет — какой у вас сейчас комп? И софт на оном компе? carcass: Для своих мелких домашних потребностей я обычно пользуюсь SoftImage. Авообще меня очень интересуют магические, гадательные программы.
Пелевин: И сновао «Пинк Флойд» — какой их период вы любите больше всего? Quizzus: Больше всего люблю Atom Heart Mother. Вообще начало 70-х. После DarkSide of the Moon они стали слишком заметными и слишком коммерческими.
ВП: Метавопрос — каквам на IRC? Пелевин: А чем вас журнальцы соблазнили, что вы кнам пришли?:))) psyhic: Мне очень интересна такай формаобщения, где существует абсолютное равноправие между задающим вопросы иотвечающим. Это очень демократично и интересно.Т. е. я могу задать вопрос точнотак же, как его задают мне.
Пелевин: есливас еще не спросили — как вы относитесь к Андрею Платонову как к писателю? WhiteHawk: к Андрею Платонову я отношусь с большим восхищением. Это человек,который как никто проник в возможности, которые несет в себе язык. К сожалению,ему слишком легко подражать, чем и занимаются многие молодые авторы. Писатьязыком Платонова без его опыта, который его привел к этому, это не оченьинтересно, как писать лагерные рассказы в Коктебеле.
Пелевин: Употреблялили вы когда-нибудь ЛСД в процессе написания чего-либо? Juliya: Нет.д.лячеловека, знакомого с препаратом, ясно, что нельзя употреблять ЛСД в процессенаписания чего-либо. И вообще не очень понятно, кто кого употребляет — ты ЛСДили ЛСД тебя.
Пелевин: «Ктокого употребляет» — мы Интернет или Интернет нас, как по-вашему? Трахел: Это очень важный и очень злободневный вопрос.
Раз мызаговорили об ЛСД, был такой человек Лилли, который под дозняком ЛСД осознал,что на земле распространяется кибернетическая цивилизация, которая внедряетсячерез распространение компьютеров. Он так воодушевился этой мыслью, что кинулсязвонить президенту. Самое интересное, что президент взял трубку… Это,по-моему, в его воспоминаниях, книга называется «Ученый» и относитсяк тому периоду, когда Лилли пересел с ЛСД на кетамин.
Пелевин: А чемкончилась история со звонком Президенту? Trahel: Президент этовсе внимательно выслушал, а Лилли перешел на кетамин.
Пелевин: А вы насне хотите чего спросить?:)))) psyhic: Почему вы стали из физикав психика? Эти трансформации отражаются на вашем реальном психическом состоянии? Пелевин: Да — я играю и не играю одновременно...
Муxин тоже готов ответить навопрос:) Муxин: Сколько мух вы дали бы «Чапаеву»? Пелевин,
5. Честных 5 муx.
Муxин: Спасибо.
ВП: Вы противкибернетической цивилизации? Juliya: Я сохраняю вооруженныйнейтралитет.
Филип К. Дикписал свои романы ТОЛЬКО под воздействием ЛСД.
Пелевин: Как выотноситесь к П.К. Дику? Quizzus: Дика я очень люблю, а что онписал под ЛСД, это маловероятно. Может быть, под ЛСД он набирался впечатлений. ПодЛСД совершенно другая скорость, и для фиксации того, что происходит под ЛСД,нужны другие носители информации. Лучше подходит диктофон.
Пелевин: Офашизме многие спрашивают. Ваш взгляд на его идеологию и эстетику? Вам неинтересен вопрос или вы не хотите отвечать? Под фашизмом я имею в виду немецкийнационал-социализм.
WhiteHawk: Ксожалению, мы не можем рассматривать фашизм как нечто абстрактное. Мы знаем,что это такое в его конкретном воплощении, и мне кажется, это знание снимаетвсе вопросы по этому поводу. Большое спасибо всем, кто пришел.
Пелевин: Понравилосьли тут вам и придете ли еще? Мне было очень интересно.
Пелевин: Огромноеспасибо вам! благодарю, Mr. Пелевин.
До свидания.
XI. Браток по разуму...
В этом году Виктор Пелевин,автор «Чапаева и пустоты» и «Generation ``П''», безусловно,самый модный писатель. Все его читали, никто его не видел. С Пелевинымвстретилась КАРИНА ДОБРОТВОРСКАЯ.
Пелевин опоздал на полторачаса. Извинялся агрессивно: «Я спал. Проснулся. А уже шесть часов — и надокуда-то ехать. Куда ехать? Меня можно, конечно, прижать к стенке, но дело втом, что стенка сразу исчезнет». Пелевин ненавидит давать интервью, почтине подходит к телефону, не любит фотографироваться и часто носит темные очки. ДажеРичард Аведон, который делал его портрет для New Yorker, не смог заставить егоэти темные очки снять. Человек-невидимка. Может быть, никакого Пелевина и вовсене существует, есть одна пустота. А может, за всеми этими загадочнымимаскировками прячется что-то совсем несложное.
Наша встреча с Пелевиным быланазначена на шесть часов в японском ресторане «Изуми» на Спиридоновке.В шесть Пелевина небыло. В полседьмого тоже. В семь не было. В семьпятнадцать небыло. Пустота. Он появился в семь сорок, вполне осязаемый,даже довольно плотный. Высокий, никаких темных очков, светлые проницательныеглаза азиатского разреза на круглом лице. Его взгляд не потеряет цепкости, дажекогда Пелевин будет плохо держаться на ногах.
Поначалу он ведет себя тихо иблагостно, но когда через полчаса на столе появляется включенный диктофон,начинает ворчать: «Я так не могу говорить. Кикабидзе в неволе не размножаются».Потом взрывается:
Что вы мне кайф ломаете, а? Вотон, позор и ужас-то жизни! Я только что готов был поверить, что красивые умныедевушки могут со мной просто так посидеть, побазарить… А так не бывает,потому что это работа такая, да? Именно поэтому этот мир и вырубился. Он всевремя выставляет красоту, ты идешь ей навстречу, а там — или микрофон, илибабки.
Пелевин всегда утверждал, чтообъективной реальности не существует. Поэтому часто сам предпочитал исчезать.
Я извиняюсь, но зачем мне нужныэрзацы, когда передо мной вся эта жизнь? Я не читаю никаких журналов, не смотрютелевизор...
Ну не ври.
Честное слово. Копирайтером яработал, было дело, но телевизор не смотрю. У меня даже нет антенны, она в трехместах перерублена. Не, ну если мне очень хочется чего-нибудь посмотреть, ямогу найти кусок проволоки, воткнуть его туда, где антенна, и там, на зеленомфоне, будет что-то такое говорить. Но фильмы я смотрю — от видака-то телевизорнормально работает.
Почему ты не отвечаешь нателефонные звонки?
Я ничего хорошего не жду оттелефона. Чудо никогда не бывает предсказуемо. Я даже сообщения больше неслушаю. Приезжаю домой, а на автоответчике сорок пять сообщений. Я нажимаюкнопку, и они все стираются.
Но ты же носишь с собоймобильный.
А я его включаю, только когдамне надо куда-то позвонить.
Через некоторое время онувлекается и его заносит: «Мне тут из одного журнала звонят: ``Витя,напиши нам рассказик''».
Ты же к телефону не подходишь.
Ну, случайно снял трубку.
Живет Пелевин в спальномрайоне Чертаново и совершенно поэтому поводу не страдает: «Для меня всерайоны спальные, я бы и в центре так же спал, ха-ха-ха!». Никакой машины унего нет, он ездит в метро и утверждает, что очень ему там нравится. Наинтервью он, впрочем, приехал на частнике — на старенькой «Оке».
Я в метро больше люблю. Я тамвсегда читаю «Московский комсомолец», особенно объявления. Я недавнотам хорошее объявление вычитал: «Досуг абсолют». Я теперь все времяпытаюсь себе это представить. Меня что пробило — в этом не должно быть никакоготам секса, да? Просто — досуг-абсолют.
Он не может представить себежизнь, в которой надо было бы вставать и куда-то ходить по утрам. «Явообще никогда не работаю». На самом деле Пелевин работает постоянно. И нетолько тогда, когда пишет, но и когда разговаривает. Он жонглирует словами,смакует парадоксы, каждую минуту выдает новые рекламные слоганы (типа «Вагриус»- «Виагриус») и внимательно прислушивается к другим на предмет поискаязыковых штучек. Сидящий за соседним столиком пожилой дяденька в какой-томомент не выдерживает: «Не подслушивайте, молодой человек!».
Пелевин часто рассказываетанекдоты и сам над ними долго смеется, содрогаясь всем телом. Когда ему что-тоособенно нравится, победно потрясает сжатыми кулаками, продолжая улюлюкать. Изъясняетсяон на «блатной фене», перемешанной с абстрактными понятиями. Частоповторяет: — если у нас такой серьезный базар… — если говорить по серьезке…- меня вот какая мысль прорубает… — сказал так конкретно… — меня чтопробило… — фишка в том… — чисто да… — у меня свои предъявы… — он своимумом проник во все дырки… — я вообще не первую жизнь тут нахожусь… — ты негони… — меня на думку прошибает, на сердце… Все свои фразы перебивает изаканчивает вопросом «да?». В конкретной речи реального Пелевинаслышатся лесковские интонации, умноженные на базар братков — странное и оченьэнергичное сочетание.
Сам он однажды сказал, что влексике братков есть огромная сила, и что русский язык, захиревший в речиинтеллигентов, воскрес в блатном базаре, возродившем первозданность понятийжизни и смерти.
Ты читаешь ругательные рецензиина свои книги?
Уф… Уже нет. Но раньше читал. Иочень расстраивался.
Похоже, это не совсем правда.Читает до сих пор и очень расстраивается. Ему знакомы статьи, которые яраспечатала из Интернета, а некоторых критиков он цитирует наизусть длиннымипериодами. Потом вздыхает: «Когда я заканчиваю роман, для меня важнособственное ощущение, что я что-то хорошее написал». В прошлом году журналNew Yorker назвал его в числе шести лучших молодых писателей Европы. Английскийиздатель Пелевина Том Берчена считает, что для русского автора пелевинскийуспех на Западе очень внушительный. «Пелевин, конечно, не любитпубличности, — говорит Берчена. — Но на Западе он принял эти правила игры, хотяи с большим скрипом, потому что понял, что от его появлений на публике частозависят продажи книги».
Одевается Пелевин влондонском квартале Камден Лок — там одеваются все радикальные молодые люди — илив американских супермаркетах. Стиль — спортивно-военный. Синяя рубашкарасстегнута на животе и на груди: «Вы ничего не понимаете, в Нью-Йорке всесейчас так ходят».
Меня моя девка попросила кожануюкуртку купить («девка» работает в рекламном отделе одного изглянцевых журналов. — ред). Я ходил по Камден Локу и прицеливался на баб,которые также выглядят, как она. Какую-то нашел и сказал: «Девушка, высовершенно таких же габаритов, как одна персоналия, которой я должен купитькуртку, и поэтому надо зайти померить, да? Зашли в магазин, она перемерила всекуртки, потом я купил одну, положил в сумку, а она так поглядела на меня — и унее в глазах читалось: „И это все?“.
Пелевин стрижется почтинаголо: „Это у меня буддистское“.
У тебя всегда была такая стрижка?
Не, ну раньше у меня быликакие-то там прически, да? Но так удобно, когда у тебя совсем нет волос и тыможешь просто голову сунуть под кран, когда моешь рожу.
Сакэ он пьет графинами, снемыслимой скоростью — один за другим, то и дело, окликая испуганную японку. Стакой же скоростью жадно заглатывает суши, ловко орудуя палочками. Потребовалрозовый имбирь — »а то везде зеленый". Разбирается в японскихресторанах, знает, где дешевле — например, в «Старом Токио» или в«Японской лапше» на Арбате. Ошибочно считает, что «сырую рыбуиспортить невозможно». Но если «чисто так» спросить его пролюбимое блюдо, признается, что обожает лосося из банки, перемешанного с двумянарезанными яблоками и банкой майонеза. «Скажем так, мне нравится, когда ужизни большие сиськи. Но во мне не вызывает ни малейшего волнения такназываемая кантовская сиська в себе, сколько бы молока в ней ни плескалось.»Виктор Пелевин, «Generation ``П''.
На что ты тратишь деньги?
Они сами тратятся. Ну, накомпьютеры, еще на всякое, на путешествия.
Куда же он путешествует? Извсех мест в мире больше всего любит Кавказ — все, что находится под горойЭльбрус, но сейчас ездить туда боится — »стремно". Также боится иКрита, куда его уговаривает поехать подруга. «На Крите много тысяч летназад была страшная вулканическая катастрофа, и что-то там такое сломалось.»Зато охотно ездит в Египет и в буддистские монастыри в Корею. Этой веснойбольше месяца прожил в Америке, в лесном пансионате, в трех часах езды отНью-Йорка:
Это очень хорошее место, потомучто там, во-первых, нету телевизора, во-вторых, нету газет, в-третьих, никакойсвязи с миром. Тебе туда не могут даже позвонить, только факс послать. Мне тудадевушки слали факсы. Сидишь там, книгу пишешь, или еще чего-нибудь. Я лично тамв компьютерные игры играл. Прошел там Mist, Independence War — ну, короче, всеглавные… Так вот, оттуда я позвонил в Нью-Йорк и...
Ты говорил, что там телефоновнет.
Там есть телефон-автомат. Таквот, я позвонил в Нью-Йорк и мне рассказали, что американцы там бомбят чего-то,самолеты летают. Я, короче, напрягся. Ведь если подумать в терминахканнибализма… В Африке считается, что если ты съедаешь какого-то человека, топриобретаешь его качества. Америка съела совок. Она съела его конкретно. И егокачества стали проявляться и возрождаться в Америке.
Несмотря на американскийканнибализм, Пелевин готов защищать Америку с пеной у рта: «Там честныйчеловек может смело сказать то, что думает!». Пелевин отлично говоритпо-английски, английские переводы своих книг редактирует сам.
Где ты учил язык?
Я его вообще не учил. Я ничего неучу. Я его просто знал. С самого начала.
К Европе тоже относится снежностью. Часто бывает в Лондоне, а в Париже останавливается у своегофранцузского издателя Оливье Ролэна.
Пелевин тоже через себя какследует пропустил. Ему тридцать шесть, он родился 22 ноября и очень этимгордится: «Вот ты будешь смеяться, но у меня очень интересный знак. Дело втом, что зодиакальных созвездий не двенадцать, а тринадцать. Есть созвездиемежду Скорпионом и Стрельцом, оно называется Змееносец, или Змеедержец.22ноября этот знак выявляет свое могущество». Он вырос на Тверском бульваре,«около ТАССа», и учился в тридцать первой школе на улицеСтаниславского — вместе с Антоном Табаковым и Михаилом Ефремовым.
Табаков приносил окуркиWinston'a, украденные из папиной пепельницы, — вот такой длины. И мы сидели впесочнице и курили эти окурки. Мои школьные друзья уже нарожали детей, которыесами теперь в школу ходят. Это меня поражает. Как это я вдруг возьму икого-нибудь рожу?
Почему?
Ну, такая ответственность. Еслисерьезно, то я не до конца уверен, что это правильный поступок. Здесь родиться.В форме человека… Слушай, мне так нравится твой костюм. Стиль «Опятьдвойка!» Я в точно таком же костюме ходил на выпускной вечер.
И что там произошло, навыпускном вечере?
В том-то и ужас, что ничего. Я стех пор все жду. А вообще, в женской красоте есть что-то ушибающее. Мнекажется, что когда красивая девушка одевается в красивые вещи, она ждет, что еепросто повалят на пол. Так вот. Чтобы жить в истине, достаточно находиться вэтом моменте. Он и есть истина. Другого нет. Счастье — это такая случайнаявещь, его невозможно запланировать. Какой бы у тебя ни был органайзер, в немникогда не напишешь: в четверг с одиннадцати до двенадцати — счастье. А кромесчастья разве что-нибудь человеку нужно? Я вот сейчас сижу и так счастлив, таксчастлив! Может, это, конечно, химическая реакция организма… Вот ты будешьсмеяться, да? Но ведь вот пройдет пара лет, да? И мы убедимся в том, что ничеголучше сегодняшнего вечера просто не было. Если у нас серьезный базар, то я могуна эту тему выступить. Чжуан Цзы был первым, кто сказал… Я пытаюсьпо-китайски вспомнить...XII. Казусы с Пелевиным
Автор: без имени.
Нет, ну не все так страшно. Простоуж больно много нелепых историй у меня накопилось. Не про самого Пелевина,конечно, а про пелевинских читателей.
Казус первый.
Поезд Москва-Киев. Я в немзачем-то еду. В купе кроме меня всего один пассажир, юный и симпатичный. Сразупосле проверки билетов он усаживается на своей полке в некое подобие «лотоса»и сидит так, прикрыв глаза, часа полтора. Я, в свою очередь, мирно читаюсвеженького Пелевина. Молодой человек, наконец, выходит из своей «мини-нирваны»,смотрит на меня ясными голубыми глазами и приветливо спрашивает: «А этопоследний Пелевин?» Я утвердительно мычу.
Мой собеседник удовлетвореннокивает, бормочет: «Я себе тоже скоро куплю». И вдруг начинаетвзволнованно рассказывать: «Знаете, у меня есть друг, можно сказать,учитель, буддист, конечно, он такой просветленный, такой продвинутый; а воткогда едет на машине, и его гаишник останавливает, ничего поделать не может: робеет,отдает деньги, и все такое. И так с ним часто бывает. И я вот думаю: что жеделать? Почему мы такие беззащитные? Неужели иначе не получается?» Я сужасом понимаю, что у меня почему-то просят мудрого совета, и открываю рот. Изглубин открытого рта выезжает какая-то «телега» на заданную тему. Мойспутник, тем не менее, удовлетворенно кивает. На его лице — блаженная улыбкачеловека, который наконец-то все понял. Я не выдерживаю: «Слушайте, а счего вы вообще решили, что я могу дать вам дельную консультацию по данномувопросу?» «Так вы же Пелевина читаете, — немного удивленно объясняетон. — С кем же еще на такую тему говорить-то?» «О, господи, — думаюя, — приехали!»
Казус второй.
Сотрудница фирмы, где работаетодин из моих приятелей, явилась на работу взвинченная, с покрасневшими веками ипрочими атрибутами бессонной ночи на лице. Все решили, что беда стрясласьнешуточная. Угу, стряслась. И еще какая! Дама застукала своего сына за чтениемПелевина!!! Вы только вдумайтесь! За чтением! Пелевина! Коллеги, задавшиесяцелью ее утешать, сперва опешили, а потом оживились. Кто-то поздравилнесчастную с тем, что ее сын растет умным мальчиком. Кто-то презрительно буркнул,что в шестнадцать лет можно и Пелевина читать, ничего страшного, лишь быпривычка брать книгу в руки выработалась — т.е. завязалась обычная в такихслучаях бесплодная, но эмоциональная дискуссия о Пелевине, типа той, что ведут читателиСергея Кузнецова.
«Но вы не понимаете, — сотчаянием в голосе сказала несчастная мать. — Он же читает ПЕЛЕВИНА!» Воцариласьпауза, в течение которой участники диспута честно пытались понять, в чем,собственно, заключается причина столь бурного негодования. «Значит, онпринимает наркотики, — наконец объяснила гениальная мамаша. — Или собирается ихпринимать. Пелевин же для наркоманов пишет!» Немая сцена.
Казус третий.
Затеял ваш покорный слуга беседупросветительского толка с красивой девушкой. На тему «что почитать». Самтолько-только отрыл в сети классного писателя и, ясное дело, веду агитацию ипропаганду культурного образа жизни. Она спрашивает: «А он как Пелевинпишет?» «Да нет, не совсем так, — честно отвечаю я, — вернее, совсемне так...» Девушка разочарованно отворачивается. Моя гуманитарная миссияпровалена.
Казус четвертый.
Друзья из Питера недавнозвонили, рассказывали, что один наш с ними общий знакомый прочитал последнийроман Пелевина, сказал: «И этот продался!» — и запил. Кому именно«продался» Пелевин выяснить совершенно невозможно, поскольку дядя всееще благополучно пребывает в запое.
Казус пятый.
Одна знакомая спрашивает: «Тебеу Пелевина что больше нравится: „Чапаев“ и „Желтая Стрела“,или „Омон Ра“ с „Жизнью насекомых“?» После некоторыхраздумий говорю, что вторая пара, пожалуй, все-таки больше.
«Значит, ты — маниакально-депрессивныйтип!» — радостно сообщает она.
«А если бы я „Чапаева“и „Стрелу“ выбрал?» — недоуменно спрашиваю я.
«Тогда был бы шизоидный!»Напрягаюсь, с трудом вспоминаю подходящий к случаю термин и торжествующеспрашиваю: «А эпилептоидные типы что у Пелевина предпочитают?» Моясобеседница растерялась. «Не знаю, — говорит, — может быть, им как разновый роман понравится...» Вот такой вот психиатрический тест по Пелевину.Даже не знаю: плакать тут, или смеяться!
Казус шестой.
Получаю письмо от своегопостоянного читателя (постоянному читателю лет семнадцать, не больше) с подробнымотчетом о победах его светлого разума над очередной порцией рассказов Борхеса. Мойкорреспондент вроде как доволен результатами эксперимента над его юныморганизмом. Даже решил меня отблагодарить: рекомендацией за рекомендацию. Прямосоветовать не решается, и этак осторожно спрашивает: «Макс, а вы никогдане пробовали читать такого писателя, Виктора Пелевина? По-моему, наш человек.»Мне и смешно до слез (вот она, настоящая невинность, есть еще ребята, которыене в курсе, что жить в России и не прочитать Пелевина попросту невозможно!) — ив то же время, я понимаю, что эта фраза «наш человек» в устахумненького семнадцатилетнего мальчишки, не отягощенного еще ни снобизмом, ниосознанной необходимостью чтения «для того, чтобы быть в курсе», нидаже элементарным знанием «медицинского факта», что Пелевин — фигуране просто известная, а, так сказать, «культовая».
На этом, пожалуй, можно было быи остановиться, но неудержимо хочется чего-нибудь резюмировать. У ВиктораПелевина есть недостаток, свойственный, впрочем, любому хорошему писателю: онодин такой. Умный, ироничный, начитанный парень, чьи тексты легко и судовольствием расшифровываются теми, кому, собственно, адресованы, и напрочьсносят крыши наивным и не в меру восприимчивым, вроде моего юного попутчика — литераторов,владеющих сходным методом и ведущих аналогичную стратегическую игру, впоследнее десятилетие должна была бы появиться целая плеяда. Ан нет, непоявилась пока, так что в нашем распоряжении по-прежнему всего один — ВикторПелевин. Расплачиваться за эту вопиющую несправедливость приходится читателям. Вотони и пускаются во все тяжкие. Последний роман Пелевина ждали, пожалуй, слишкомуж долго, его ждали, можно сказать, с надрывом. Обманутые и оправдавшиесяожидания встретились в пространстве дискуссий как массы теплого и холодноговоздуха в атмосфере — и пошел циклон. И ведь какая буря в стакане водыполучилась!
XIII. Блюстители дихомотий
Автор: Сергей Корнев
Кто и почему не любит у насПелевина?
"… А про Катона людипусть лучше спрашивают, почему этому человеку нет памятника..."
Катон Старший (ИзПлутарха)
В декабре 1997 года в культурнойжизни нашей страны случилось примечательное событие, вызвавшее много толков,пересудов и недоуменных вопросов. Жюри Букера-97, вопреки общим ожиданиям, невключило в число финалистов роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота»,превратившийся тогда в «хит сезона». Общее удивление по этому поводу,то, что этот факт получил гораздо большее внимание, чем фигура тогдашнегобукеровского победителя, — пожалуй, такого триумфа русский писатель неиспытывал уже давно. Этот, казалось бы, чисто формальный акт превратился внастоящее культурное событие, анализ причин и истоков которого многое проясняетв нынешней ситуации. Творчество Пелевина это хорошая система тестов наотношение современной культурной среды к пристойной новой литературе.
В чем же он все-таки провинился?
Решение букеровского жюри былопреподнесено как некий нравственный жест, как «гражданский подвиг», какритуальное осуждение «всей вообще подобной литературы». На первыйвзгляд все выглядело вполне благопристойно: общество, уставшее от культурногоупадка и нравственного помешательства, наконец, потянулось к высокойдуховности, к национальному культурному наследию, а Пелевин просто подвернулсяпод горячую руку. В его лице наказали «всех вообще постмодернистов»,«тех, кто во всем виноват», «кто разрушает нашу культуру». Нотем, кто знаком с творчеством Пелевина, все это не могло не показатьсяабсурдным недоразумением. Сложилось впечатление, что члены жюри вообще нечитали последних произведений Пелевина и основывались в своих выводах на егораннем творчестве, на юношеском романе «Омон Ра».
Довольно странно было слышать,как Пелевина ставили на одну доску с Владимиром Сорокиным и другимиэкспериментаторами новой волны, которые строят свою эстетику на разрушениисамого понятия литературы. Ведь как раз Пелевин, из всех новых писателей,является наиболее принципиальным антагонистом этой линии. С точки зрения формыон вполне академичен, с точки зрения содержания в большинстве своихпроизведений, особенно последних, выступает как жесткий моралист, проповедникдуховности и противник потребительской жизненной установки. Наконец, трудно незаметить общую воспитательную направленность его творчества, когдавысокохудожественная интеллектуальная проза адресуется к молодой аудитории,культурным развитием которой сегодня столь многие озабочены. Базовоемироощущение молодежной субкультуры он сумел перенести в полноценный культурныйконтекст и выразить нормальным русским языком. Комизм ситуации заключается втом, что именно исходя из тех мотивов, которыми члены букеровского жюриоправдывали свою нелюбовь к Пелевину, они должны были, наоборот, выставить егов качестве образца для подражания.
Перечень претензий к Пелевину иего роману, заявленный в ряде критических отзывов и публикаций, мог толькоусилить недоумение. Одни вменяли ему в вину то, что он «хотел написатьбестселлер», как будто в этом есть преступление — написать книгу, которуючитают читатели, а не только литературные критики. Другие ругали его занесерьезность и легковесность, несовместимую, по их мнению, с высокой миссиейписателя в столь переломную эпоху, — хотя этот роман посвящен как раз самойсерьезной и самой актуальной теме, какая только есть в русской культуре, — темесуществования личности в эпоху исторических катаклизмов. Третьи увидели в этомромане чрезмерное увлечение интеллектуальной игрой, — хотя в эпоху господствамассовых стандартов, апеллирующих к набору примитивных эмоций и инстинктов,писатель, которому удалось заинтересовать широкого читателя интеллектуальнымпроизведением, достоин памятника при жизни. Четвертые набросились напелевинский «постмодернизм», хотя о текстах Пелевина этот ярлыкговорит не больше, чем общий ярлык «соцреализм» о «Тихом Доне»,«Василии Теркине» или «Счастливой Москве». Пятые, войдя вовкус настоящих мастеров пера, журили его за плохо состыкованный сюжет, залогические неувязки и стилистические погрешности, а то и просто за плохоевладение русским языком. Нашлись и те, кто обнаружил, что «Чапаев иПустота» «не соответствует форме романа», а стало быть, и вообщене подходит под стандарты большого Букера.
События развивались постандартному сценарию «знаковых осуждений» советской эпохи, когдачиновники от искусства, прикрываясь идеологическими лозунгами, вываливали начеловека весь набор обвинений, какие только можно придумать. Причина такойреакции вполне объяснима: Пелевин этим своим романом, да и самим своимсуществованием, нарушил целый ряд стереотипов, укоренившихся в сознанииотечественной околокультурной тусовки.
Он не угодил никому. Западниковне устраивает его скептическое отношение к ценностям Запада, к идеалу сытогобуржуа. Патриоты-почвенники не приемлют его «мистический индивидуализм»и иронично отстраненное отношение к социальной реальности. «Творческаяинтеллигенция» не может простить ему внезапный успех и популярность.«Постмодернистам» и циникам не нравится его вполне серьезное,искреннее отношение к трансцендентным ценностям и экзистенциальным вопросам. Приверженцевправославия возмущают его эксперименты с экзотическими религиозными доктринами.Защитники отечественного культурного наследия не могут смириться с тем, что онотносится к нему свободно и творчески, пытается его оживить и встроить вконтекст эпохи. Но самое главное, пожалуй, то, что нарушение ценностныхустановок отдельных интеллигентских сообществ происходит, с их точки зрения,несовместимым, взаимоисключающим образом. В мире пелевинских текстовподвергаются сомнению не просто отдельные штампы и стереотипы нынешнегоинтеллигентского сознания, но сами базовые бинарные оппозиции, на которых онодержится, которые составляют его фундамент, — именно поэтому Пелевин неустраивает никого, именно поэтому остракизм был таким полным и жестким.
Пожалуй, только одно культурноесообщество могло бы назвать Пелевина своим писателем. Речь идет о молодомпоколении постиндустриальной эпохи, о тех, кого обобщенно можно назвать "виртуальнымклассом", — если использовать этот ярлык не только в социально-профессиональном,но и в возрастном и мировоззренческом ключе. Заметим, что речь идет не о «компьютерныхподростках», как это обычно хотят представить, а о поколении 20-30-летних,о студенчестве, о людях интеллектуальных профессий. В культурном официозе этасреда практически не представлена, ее вкусы и потребности игнорируются, а мир,в котором она живет, представителями других культурных сообществ воспринимаетсякак нечто далекое и малопонятное.XIV. Фотографии ВиктораПелевина
/>    />
/>/>
/>           />
/>         />
/>                />
/> />
/>
/>
/>
XV. Анализ романа «ОмонРа»
Виктор Пелевин за достаточнокороткий промежуток времени успел стать культовой фигурой для совершенно разныхслоев российского общества. Его читают и тинэйджеры, утонувшие в мировойпаутине, и сорокалетние менеджеры, едва пережившие кризис среднего возраста, идаже литераторы, находящие, правда, многое спорным, но все равно исправноидущие в книжный магазин за его новым романом. Творческую манеру ВиктораПелевина можно назвать постсоциалистическим сюрреализмом. Упор навоспроизведение сознания и особенно подсознания, порождающийпричудливо-искаженные сочетания реальных и нереальных предметов, делается вовсех его произведениях. Поэтому, впервые взяв книгу Пелевина в руки, лучшесразу отказаться от всех стереотипов, глубоко засевших в душе в результатедетального разбора классической литературы.
«Омон Ра» вобрал всебя все достоинства, присуще произведениям Пелевина: непредсказуемый сюжет,глубокий смысл и оригинальность символики. Этот роман, как большинствопелевинских книг, оставляет читателю широкое поле для поиска трактовок.
«Омон Ра» — этоистория о советском мальчике Омоне Кривомазове, с детства мечтающем о небе,который поступил в летное училище, а потом попал в отряд космонавтов,готовящихся к полету на Луну. Но не стоит забывать, что автором этогопроизведения является концептуалист постмодернист Виктор Пелевин, а этоозначает, что все не так просто. Более того, все очень и очень сложно.
Как уже говорилось выше,интерпретировать этот роман можно по-разному. На мой взгляд, одной из задач,которую ставил перед собой Пелевин при написании этого произведения, былапопытка обличить тоталитарную систему, существовавшую в Советском Союзе. Космос,являющийся центральным образом в романе, — это коммунизм.
Детство Омона проходит впространстве, до краев заполненном космической символикой: кинотеатр «Космос»,металлическая ракета, стоящая на сужающемся столбе титанового дыма, фильмы ипесни о летчиках, мозаика на стене павильона, изображавшая космонавта воткрытом космосе, пионерлагерь «Ракета». Все это очень напоминаетвездесущие шедевры советского агитпропа, сулящие скорое светлое будущее.
Герой-рассказчик Омон Рапонимает, что мира и свободы на земле не достичь: "…духом я устремилсяввысь, и все, чего потребовал выбранный мною путь, уже не вступало ни в какиепротиворечия с моей совестью, потому что совесть звала меня в космос и малоинтересовалась происходящим на земле. В этой связи напрашивается аналогия ссоветскими людьми, которые ради мифического светлого завтра (космоса), готовыне замечать блевотную действительность (Землю)".
Одним из ключевых для пониманияромана моментов является эпизод с картонным звездолетом, висящим в столовойпионерлагеря. Омон и его друг Митя решили выяснить, есть ли кто-нибудь внутринего или нет. Оказалось, что там находится пластилиновый человечек. Когдаделали ракету, начали именно с этого человечка. Слепили, посадили на стул инаглухо облепили со всех сторон картоном. Но самое интересное, что там не былодвери. Снаружи люк нарисован, а изнутри на его месте — стена с какими-тоциферблатами. Отсутствие двери, замкнутое пространство, обклеенное картоном, — всеэто невольно вызывает ассоциации с тоталитарной системой, лишавшей человекасвободы. Также в лагере «Ракета» произошел еще один немаловажныйэпизод. Омон, проползая в противогазе по длинному коридору, приходит кинтересным умозаключениям: «Еще через несколько метров мои слезы иссякли,и я стал лихорадочно искать какую-нибудь мысль, которая дала бы мне силы ползтидальше, потому что одного страха перед вожатым было уже мало». Аналогиянапрашивается сама собой: мысль, дающая силы ползти, — коммунизм, придуманныйдля советских людей, живущих в ужасных условиях (ползущих в противогазе), натот случай, если карательная система (вожатый) перестанет их пугать.
«Пелевин часто работаетобманутыми ожиданиями», — пишет о его творчестве Андрей Немзер. Роман«Омон Ра» до последних страниц разворачивается как история омистификации: советская власть обманывает свой народ и мировое сообщество,запуская в космос корабли на весьма своеобразной автоматической тяге, но витоге выясняется, что даже и не в космос — огромные усилия производятся длятого, чтобы создать у жертвы впечатление, будто она побывала на Луне. Так зачемже государству все это надо? Подполковник из училища им. Маресьева говорит, чтотут готовят не просто летчиков, а в первую очередь настоящих людей. Человек,готовый совершить подвиг, пусть даже и невидимый, по словам Урчагина, необходимстране, так как он питает ее главную силу. Государство в «Омоне Ра» — это грандиозное мистическое бутафорское сооружение, где стираются все граничеловеческой индивидуальности и личность мыслителя единицей всеобщего,топливом, нужным, чтобы на далекой Луне взвилось знамя победившего социализма.
Важную роль в романе играетмузыка. Неслучайно несколько страниц посвящены диалогу Омона и Димы Матюшевичао группе Pink Floyd. OVERHEAD THE ALBATROSS было написано Димой налисте бумаги, который он повесил над своей койкой. Эти строки взяты из песни Echoes, которая может служитьзвуковой дорожкой ковсей книге. Одиночество и безысходность сквозят в музыке Pink Floyd. Образ одинокойптицы, летящей над огромным океаном перекликается с сюжетом книги.
Интересна композиция произведения.Весь роман показывает взросление Омона Ра. Его можно разделить на четыре части.Конец каждой из них ознаменован появлением супа с макаронными звездочками,курицы с рисом и компота. Инициация Омона завершается тем, что он выбирается излунохода (отказывается от мечты о коммунизме), поняв сущность тоталитарнойсистемы. Но финал все-таки остается открытым, что характерно для творчестваПелевина. Однако надо было решать, куда ехать: «Я поднял глаза на схемумаршрутов, висящую на стене рядом со стоп-краном, и стал смотреть, где именнона красной линии я нахожусь». Что выберет Омон Ра: нажать на стоп-кран илипросто сменить маршрут, — ответа Пелевин не дает.
Примечания
Эзотерический1 (греч. esoterikos — внутренний) — тайный, сокровенный, понятный лишь избранным, предназначенныйтолько для посвященных.
Дзэн-буддизм2 (япон., от санскр.дхьяна — медитация, сосредоточение, созерцание) — школа японского буддизма,оказавшая огромное влияние на всю японскую культуру.
Почвенники3 — представители течениярусской общественной мысли 1860-х гг., родственного славянофилам (Ф.М. Достоевский,А.А. Григорьев, Н.Н. Страхов). В журналах «Время», «Эпоха» проповедовалисближение образованного общества с народом («почвой») нарелигиозно-этической основе.
Сюрреализм4 (франц. surrealisme,букв. — сверхреализм) — направление в искусстве 20 в., провозгласившееисточником искусства сферу подсознания (инстинкты, сновидения, галлюцинации), аего методом — разрыв логических связей, замененных свободными ассоциациями.
Антропософии5 (от антропо… и греч.sophia — мудрость) — течение в духовной жизни 20 в., исходящее из основанной Р.Штейнером «науки о духе» — сверхчувственного познания мира черезсамопознание человека как космического существа.
Герметизм6 (итал. poesia ermetica — герметическая поэзия) — направление в итальянской поэзии 1920-40-х гг. (Э.Монтале, Дж. Унгаретти ). Главная установка — максимальное выявлениесимволических возможностей поэтического слова, в т. ч. посредством усложненныханалогий, ассоциаций и ритма; при этом слово или поэтический фрагмент даетсявне традиционно окружающих его логических и риторических связей и приметреальности. Ориентируется на глубины субъективного мира человека.
Оккультизм7 (от лат. occultus — тайный, сокровенный) — общее название учений, признающих существование скрытыхсил в человеке и космосе, доступных лишь для «посвященных», прошедшихспециальную психическую тренировку.
Трюизм8 (англ. truism, от true — верный, правильный) — общеизвестная, избитая истина, банальность.