Введение
Конец XIX-начало ХХ веков – переломное времядля всего мирового искусства. Для него характерно появление множества новых веяний,самых разных по форме, но близких по сути. Эту суть отчётливее всего определилиспанский философ и культуролог Хосе Ортега-и-Гассет. В 20-е годы ХХ века онвыпустил книгу «Дегуманизация искусства» и ряд близких по теместатей, где точно сформулировал принципы нового искусства вне зависимости отнаправлений и веяний. Согласно его трудам, новое искусство тяготеет:
1) к дегуманизации;
2) к избеганию живыхформ;
3) к тому, чтобыпроизведения искусства было лишь произведением искусства;
4) к пониманию искусствакак игры;
5) к глубокойиронии;
6) к избеганиюфальши и исполнительскому мастерству;
7) к избеганиютрансценденции.
В конечном итоге всё этослужит тому, чтобы максимально отдалить искусство от реальной жизни. Именнонетрансцендентность искусства Ортега-и-Гассет считает главным его качеством, накотором базируются все остальные. В данном случае под нетрансцендентностьюследует понимать полную деморализацию искусства и незаинтересованностьхудожника в проблемах общества. В книге «Дегуманизация искусства»можно найти такие строки:
"…дело не в том, что художника мало интересуют его произведение и занятие: они интересуют его постольку, поскольку не имеют серьезного смысла, и именно в той степени, в какой лишены такового. Это обстоятельство трудно понять, не сопоставив нынешнее положение с положением искусства тридцать лет назад и вообще в течение всего прошлого столетия. Поэзия и музыка имели тогда огромный авторитет: от них ждали по меньшей мере спасения рода человеческого на руинах религии и на фоне неумолимого релятивизма науки. Думаю, что сегодня художника ужаснет возможность быть помазанным на столь великую миссию и вытекающая отсюда необходимость касаться в своем творчестве материй, наводящих на подобные мысли. Для современного художника, напротив, нечто собственно художественное начинается тогда, когда он замечает, что в воздухе больше не пахнет серьезностью и что вещи, утратив всякую степенность, легкомысленно пускаются в пляс."
Таким образом, главнымикачествами всего мирового искусства конца XIX-начала ХХ веков оказываются нетрансцендентность,несерьёзное отношение к реальной жизни, нежелание освещать её проблемы – впротивоположность романтизму и реализму XIX века, главной целью существования которых былоактивное вмешательство в реальную жизнь, стремление поспособствовать переменамв общественной и повседневной жизни людей, освещение недостатков общества ивыявление путей их искоренения. Новое искусство, будь то литература, живопись,музыка или другие отрасли, поставило перед собой исключительно эстетическиецели. Это в немалой степени относится и к искусству в России и СССР.
Так называемый «серебряныйвек» дал великое множество разнообразных течений и направлений. Это имрачновато-мистический символизм, и футуризм, полностью отвергавший искусствопрошлого, и эмоциональный имажинизм, и утончённо-жизнерадостный акмеизм;какие-то направления не стремились полностью потерять связь с реальным миром,какие-то, напротив, пытались максимально отрешиться от него.
Процесс разделенияискусства на различные течения продолжился в 20-е годы. Это время поистинеуникально для всего мирового искусства, а особенно для искусства новогогосударства – СССР. Попытка построить принципиально новое и своеобразноегосударство не могла не отразиться на обществе, а то, в свою очередь, наискусстве. Когда тот же Гассет писал, что обновлению в искусстве способствует «омоложение»мира, вряд ли он думал в первую очередь об СССР; но именно там в 20-е годыцарило наибольшее оживление, сопряжённое с попытками создать новые идеалы – какполитические, так и моральные и эстетические. Именно там слово «новый»звучало наиболее актуально, и естественной реакцией на такой настрой обществастало особенно бурное развитие «молодых» направлений в искусстве,причём художники того времени поддерживали как оптимистический, так ипессимистический настрой в зависимости от своих убеждений. Среди первыхнаибольший успех имел футуризм, особенно в лице Маяковского; к числу вторыхотносится абсурдизм, для которого характерны подчёркнутое отсутствие причинно-следственныхсвязей, гротескная демонстрация нелепости и бессмысленности человеческогобытия. Родоначальниками абсурдизма в русской литературе были так называемыеОБЭРИУты, провозгласившие в своём манифесте следующее: «Мы — поэты новогомироощущения и нового искусства… В своём творчестве мы расширяем и углубляемсмысл предмета и слова, но никак не разрушаем его. Конкретный предмет,очищенный от литературной и обиходной шелухи, делается достоянием искусства. Впоэзии – столкновение словесных смыслов выражает этот предмет с точностьюмеханики». К их числу относятся Александр Введенский, Николай Олейников исамый известный абсурдист русской литературы – Даниил Хармс.
Всё творчество Хармсаявляется ярчайшей иллюстрацией ко всем новым явлениям в искусстве тех лет.Возвращаясь к списку, составленному Гассетом, отметим, что большинствопроизведений Хармса соответствует всем перечисленным пунктам: действительно,они чаще всего дегуманизированы до предела; живые формы (люди и животные), еслипоявляются, ведут себя не как в жизни, и эта неестественность лишает их «живости»как таковой; понимание искусства ироническое, и игра (в данном случае игра сословами) для него вполне характерна. Наконец, большинство произведений Хармса,за редким исключением (некоторые стихи для детей) лишены нравственной и идеологическойнагрузки.
Необычное мировоззрениеХармса, его мысли, чувства, восприятие событий отражены в личных дневникахписателя, которые он вёл с перерывами с января 1925 г. по апрель 1940 г. В данной работе предпринята попытка рассмотреть записи и соотнести их сфактами биографии и эстетическими взглядами Хармса.
Биография Даниила Хармсаи её отражение в дневниках
Даниил Иванович Ювачёвродился 17 (30) декабря 1905 года в Санкт-Петербурге, в семье Ивана Ювачёва –бывшего морского офицера, затем революционера-народовольца, сосланного наСахалин. Отец Хармса был знаком с А. П. Чеховым, Л. Н. Толстым и М. А.Волошиным.
Даниил учился впривилегированной петербургской немецкой школе Петришуле. В 1924 году поступилв Ленинградский электротехникум, но вскоре был вынужден его оставить. В егодневнике есть соответствующая заметка, хотя в ранних своих дневниковых записяхон редко говорил о событиях своей жизни:
На меня пали несколькообвинений, за что я должен оставить техникум.
Насколько мне известно,обвинения эти такого рода:
1) Слабая посещаемость.
2) Неактивность вобщественных работах.
3) Я не подхожу к классуфизиологически,
В ответ на эти обвинения могусказать следующее. Техникум должен выработать электротехников. Уж, кажется, ясно.Для этого должны быть люди-слушатели — хорошие работники, чтобы не засорятьпуть другим.
О работоспособности людейсудят или непосредственно из их работы, или путем психологического анализа. Намекнувам на второе. Сомневаюсь...
Вообще эти, наиболееранние, записи в большей степени отражают интересы писателя в областиискусства, чем в других областях жизни. Почитав записи 20-х годов, мы можемнеоднократно встретить заметки о литературе: списки книг (прочитанных илипланируемых прочитать), цитаты известных авторов, перечисление «наизустных»,как называл их сам Хармс, стихотворений.
Вот пара примеров,датируемых июнем-июлем 1925 г.:
Дюбуа П. Самовоспитание.
Бонч-Томашевский. Книга отанго.
К. Бюхер. Работа и ритм.
Волков-Давыдов С. Краткоеруководство по мелодекламации.
Всеволодский-Гернгросс В.Искусство декламации. Теория русс разговорной интонации.
Gastex. Гигиена голоса.
Следует отметить, чтоХармс, по всей видимости, в это время активно учился декламации. Эти записи повремени совпадают с его активным общением с Туфановым, Введенским, Липавским;конечно, в первую очередь это была компания друзей, а потом уже литературноеобъединение, но их интерес к искусству способствовал соответствующим занятиям вдружеском кругу – в том числе и чтению вслух стихов, как своих, так и чужих,причём к категории вторых, скорее всего, относились стихи современников. Так, вприведённом ниже списке «наизустных» стихотворений (который Хармс,возможно, составил при подготовке к встрече с новыми друзьями) нет ни одногоклассического стихотворения, хотя вряд ли Хармс не знал наизусть ни Пушкина, ниЛермонтова, ни других классиков русской поэзии.
Стихотворения наизустныемною:
Каменский: Моейко сердко.Персия. Ю. Морская. Колыбайка. Жонглер. Прибой в Сухуме. Солнцень-Ярцень.Времена года. 5
Северянин: Ингрид.Предсмерт. Красота. Поэза отказа. Промельк. Пятицвет П. Поэза о Харькове. Твое Утро.Кэнзели. Это было у моря. Весенний день.
Лесофея. Виктория Регия.Хабанера. Ш. Шампанск. Полонез. Мои похоронные. Тринадцатая. Русская. 19
А. Блок: Двенадцать. Незнакомка.Ты проходишь. Сусальный ангел. Потемнели, поблекли. В ресторане. В голубойдалекой спаленке. 6
Инбер: Сороконожки.Ромас I. 2
Гумилев: Картон
Сологуб: Колыбельная> песняI. Колыбельная> песня II. Все было беспокойно и стройно. Простая песенка. 4
Белый: Веселье на Руси.Поповна. 2
Ахматова: Цветов инеживых вещей. Двадцать первое… 2
Маяковский: Левый марш. Нашмарш. Облако в штанах. Из улицы в улицу. Порт. В авто. Еще Петербург. Ничего непонимают. А вы могли бы. Старик с кошками. Военно-морская любовь. Уличное. Обабе Врангеле. 19
Асеев: Траурный марш.Собачий поезд. День. 3
Есенин: Да, теперьрешено, 1-ая ария Пугачева. 2
Хлебников: Уструг Разина(отрыв.). Ор. 13. 2
Туфанов: Весна. Нень. 2
Вигилянский: Поэма о лошадях.В лунный полдень. Менуэт. Васильки. Заклятье. Танго. 6
Март: Черный дом. Бал вчерном доме. Белый Дьявол. 3 танки. 4
Марков: Марш. Романс. 2
Характерно, что большевсего «наизустных» стихотворений принадлежат перу футуристовСеверянина и Маяковского. Скорее всего, Хармс чувствовал определённую близостьс их творчеством – ведь только футуризм в своём стремлении к новизне можетсравниться с абсурдизмом. Отметим, что Хармс упоминает и других футуристов –Асеева, Хлебникова; творчество поэтов остальных направлений представлено кудабеднее.
В 1925 году Хармс занялсясочинительством. В ранней юности подражал футуристической поэтике Хлебникова иКручёных. Затем, во второй половине 1920-х годов, отказался от преобладания «зауми»в стихосложении.
В 1925 году онпознакомился с поэтическим и философским кружком чина-рей, куда входили АлександрВведенский, Леонид Липавский, Яков Друскин и другие. Он быстро приобрелскандальную известность в кругах литераторов-авангардистов под изобретённым ещёв 17 лет псевдонимом «Хармс». Это был далеко не единственный егопсевдоним: он играючи менял их. Ххармс, Хаармсъ, Дандан, Чармс, Карл ИвановичШустерлинг – только малая их часть. Но известен он стал именно под псевдонимомХармс.
Этот псевдоним имеетдвойной смысл, весьма точно отражающий мироощущение поэта и его творческиевзгляды: он созвучен с французским словом «charme» («шарм,обаяние») и с английским «harm» («вред»). Псевдонимбыл закреплён и во вступительной анкете Всероссийского Союза поэтов, кудаХармса приняли в марте 1926 года на основании представленных стихотворныхсочинений, два из которых («Случай на железной дороге» и «СтихПетра Яшкина – коммуниста») удалось напечатать в малотиражных сборникахСоюза. Кроме них, до конца 1980-х годов в СССР было опубликовано только одно «взрослое»произведение Хармса – стихотворение «Выходит Мария, отвесив поклон»(сборник «День поэзии», 1965).
В дневнике Хармс малоосвещает подробности общения с чинарями. Записи на эту тему обычно предельнолаконичны – как, например, следующая запись, датируемая августом 1925 года:
Расписание на 19 авг.
Встать в 10 ч. В 10.30 готовым.10.30 — 12 читать записную книжку
Чехова. 12 — чай. Позв.Введенскому. 1 — выйти к Феде. От Феди, если достану деньги, — в Библиотекуновых книг. Если не достану, то к Сем. Полоцкому. Если буду в библиотеке, зайтик Туфанову, а потом к Полоцкому. В 5 ч. быть дома. Обед. После обеда с 6.30 — 7читать или принесенное из библиотеки, или Кропоткина. в 10 — чай. После чаяпочитать немецкую книгу.
В 2 ч. спать.
Правда, время от временив дневнике попадаются записи, создающие представление о внутренней обстановкекружка, об общих увлечениях и хобби. Так, из записи, которую хронологическиотделяют от предыдущей всего полторы недели, мы узнаём, что в доме Введенскогопроводились спиритические сеансы – что, впрочем, вполне характерно для тоговремени, даже модно:
II спиритический сеанс
31 августа (24 — 0.00)
Левая рука
Двигаюсь. Впечатление, будтобы с моей помощью вообще очень беспорядочно, были указаны сл. буквы:прашещипаршяе.
Потом: До свидание: 0.30
Более или менее подробныи эмоциональны только записи, касающиеся отношений Хармса с Эстер Русаковой,его первой женой, отношения с которой отличались большой внутреннейнапряжённостью и частыми ссорами. Вот первая из таких записей:
На 30 сентября 1925 г.
Я задумал — если я в этотдень поссорюсь с Esther, то нам суждено будет расстаться.
Ужас — так и случилось.Поссорился — мы расстанемся. Это можно было ждать. Господи… смерть любви.Господи, будь с нами, не забывай нас. Моя милая девчурка Эстер пропала дляменя, теперь я это знаю. Это вне сомнения.
Она зовет меня, но язнаю, что это не надолго. Что ж поделаешь, верно, я сам таков. Она не причем,женщина как женщина, а я так, какой-то выродок.
Господи, Твоя воля. Нет,я хочу или mnt сегодня же или всё кончено с Esther навсегда.
Александр ИвановичВведенский
Съезжинская 37, кв. 14
Поволоцкая-Введенская.
Сложность инеоднозначность отношений с Эстер играла в его жизни почти роковую роль. Хотячувство было взаимным, Эстер Русакова относилась к нему куда болеелегкомысленно, чем Хармс. Для поэта каждый её неосторожный поступок был крайнеболезненным. В дневнике он называет её «жестокой и пустой девочкой»,постоянно пишет о разрыве с ней, но уже через запись или две мы узнаём, чторазрыва опять не произошло. Характерно, что обычно Хармс, делая записи, непроставлял дат; но те из них, что касаются отношений с Эстер, почти всегдачётко датированы. Видимо, для Хармса особенно важно было каждое, даже мелкоесобытие, связанное с ней.
Очень интересен взглядХармса на культуру, отражённый в дневнике. В соответствии со своим восприятиемпоэт пытается разделить произведения искусства на «огненные» и «водяные»– по всей видимости, имея в виду их эмоциональную окраску. Показательно, что такоеразделение он считает возможным и для литературы, и для живописи, и для музыки.
Хотим предложитьразделить все произведения искусства на два лагеря:
1) Огненный и 2) Водяной.
Поясняем примерами: 1 ) Еслипройти по Эрмитажу, то от галереи, где висят Кранах и Гольбейн и где выставленозолоченое серебро и деревянная церковная резьба, остается ощущение водяное.
2) От зала испанского — огненное, хотя там есть образцы чисто водяного явления (монахи с лентами изорта).
3) Пушкин — водяной.
4) Гоголь в «Вечерахна хуторе» — огненный. Потом Гоголь делается все более и более водяным.
5) Гамсун — явлениеводяное.
6) Моцарт — водяной.
7) Бах и огненный, иводяной.
Если присмотреться ксписку, можно попробовать пояснить выбор Хармса. Скорее всего, понятия «огненный»и «водяной» складываются у него из двух критериев – остроты сюжета иэмоциональной окраски произведения. Для раннего Гоголя характерны увлекательныесюжеты с быстрой сменой событий, что к тому же подчёркивается связью «Вечеровна хуторе близ Диканьки» с украинским фольклором, в особенности снародными сказками. Гоголь поздний в большей степени интересовался бытом инравами общества, его последние произведения небогаты на события, затогениальны с психологической точки зрения. То же, что и о позднем Гоголе, можносказать о Гамсуне, который, как известно, посвятил самые известные своипроизведения исследованию психологии человека в типичных, пусть порой истрашных, обстоятельствах, а также описанию попыток бегства от общества. Чтокасается Пушкина, то здесь, возможно, дело в эмоциональной окраскепроизведений: о чём бы ни писал Пушкин, для его творчества характерноспокойствие, отсутствие нервного и чувственного возбуждения. Более подробноэтот вопрос можно рассмотреть, изучив следующую запись в дневнике Хармса:
Табличка.
Чисто водяные
Пушкин
Моцарт
Гамсун
Гольбейн
Кранах
Рафаэль
Леонардо да Винчи
Огненно-водяные
Гоголь
Бах
Ч. огненные
Шиллер
Ван-Дейк
Рембрандт
Веласкез
Итак, мы можем выявитьопределённые различия в произведениях «огненных» и «водяных»художников. Важно, что из четырёх «огненных» три – художники эпохВозрождения и барокко, для которых характерен повышенный интерес к телеснойкрасоте человека и к сильным эмоциям, преобладающим над разумом. То, что объединяетих друг с другом и с Шиллером, можно даже назвать «страстностью»,воплощённой в художественных формах. Она так или иначе проявляется внезависимости от того, что именно изображено и какая цветовая палитра при этомиспользована. Напротив, Моцарт, Рафаэль, Пушкин тяготели к изображению спокойныхчувств, подчиняющихся рассудку и чувству долга, а страстность, если иоказывалась в центре их внимания, часто изображалась с отрицательной точкизрения. Даже пушкинское понимание воли не означает вседозволенности, разгула,буйства чувств.
Читая ранние записи,нельзя не обратить внимание на попытки Хармса сделать свою повседневную жизнь иумственную деятельность максимально организованной. Списки прочитанных книг,планы на культурные мероприятия, распорядки дня – самое обычное явление длянего. Видимо, для Хармса характерно было желание «раскладывать всё пополочкам» – правда, в силу его особого мироощущения проявлялось ононесколько своеобразно.
Правила жизни
1. Каждый день делайчто-нибудь полезное.
2. Изучай и пользуй хатхуи карму-йогу.
3. Ложись не позднее 2 час.ночи и вставай не позднее 12 час. дня, кроме экстренных случаев.
4. Каждое утро и каждыйвечер делай гимнастику и обтирания
5. п — р.
6. Проснувшись, сразу вставай,не поддавайся утренним размышлениям и желанию покурить.
7. Оставшись один,занимайся определенным делом,
8. Сократи числоночлежников и сам ночуй преиму-щественно дома.
9. Задумывай тольковозможное, но раз задуманное — исполняй.
10. Дорожи временем.
Эти попытки составлять «правилажизни» всегда выглядят несколько наивно и даже по-детски. Впрочем, нечтомальчишеское сохранялось в характере Хармса едва ли не до самой смерти.
Для раннего Хармса былахарактерна «заумь», он вступил в «Орден заумников DSO» воглаве с Александром Туфановым. С 1926 года Хармс активно пытается организоватьсилы «левых» писателей и художников Ленинграда, создаваянедолговечные организации «Радикс», «Левый фланг». С 1928года Хармс пишет для детского журнала «Чиж» (его издатели былиарестованы в 1931 году). Тогда же он становится одним из основателейавангардной поэтической и художественной группы «Объединение реальногоискусства» (ОБЭРИУ), в 1928 году проведшей знаменитый вечер «Трилевых часа», где была представлена и абсурдистская «пиэсса»Хармса «Елизавета Бам». Позже в советской публицистике произведенияОБЭРИУ были объявлены «поэзией классового врага», и с 1932 годадеятельность ОБЭРИУ в прежнем составе (некоторое время продолжавшаяся внеформальном общении) фактически прекращается.
Слово «реальный»в полном названии ОБЭРИУ ни в коем случае не может указывать на реалистическиетенденции в искусстве, которым занимались члены объединения. Напротив, ОБЭРИУтыдекларировали отказ от традиционных форм искусства, необходимость обновленияметодов изображения действительности, культивировали гротеск, алогизм, поэтикуабсурда.
Хармс с большим вниманиемотносился ко всем делам ОБЭРИУтов. Однако здесь же проявилась его тяга к игре ишутке. Так, например, об этом свидетельствует запись от 22 мая 1929 года:
Я сидел на крышеГосиздата и наблюдал, все ли в порядке, потому что едва чего не досмотришь, какчего-нибудь да случится. Нельзя город оставлять без призора. А кто за городом смотретьбудет, как не я? Если где беспорядок какой, так сейчас же мы его и прекратим.
Здесь в качестведозорного Хармс вполне определённо называет себя. Тем интереснее изучитьследующую запись, где он перечисляет качества, необходимые для дозорного, исоотнести её с самооценкой Хармса, пусть даже и шуточной:
Сустав дозорных на крышеГосиздата
Первое правило: Дозорнымможет быть мужчина обэриутского вероисповедания, обладающий нижеследующими приметами:
1) Роста умеренного.
2) Смел.
3) Дальнозорок.
4) Голос зычный ивластный.
5) Могуч и без обиняков.
6) Уметь улавливать ухомвсякие звуки и не тяготиться скукой.
7) Курящий или, в крайнемслучае, некурящий.
Второе правило (что ондолжен делать):
1) Дозорный должен сидетьна самой верхней точке крыши и, не жалея сил, усердно смотреть по сторонам. длячего предписывается непереставая вращать голову слева направо и наоборот, доводяее в обе стороны до отказа позвонков.
2) Дозорный долженследить за порядком в городе, как-то:
а) Чтобы люди ходили не какпопало, а так, как им предписано самим Господом Богом.
б) Чтобы люди ездили толькона таких экипажах, которые для этого специально приспособлены.
с) Чтобы люди не ходили покрышам, карнизам, фронтонам и другим возвышенностям.
Примечание: Плотникам,малярам и другим дворникам дозволяется.
Третье правило (чтодозорный не должен делать):
1) Ездить по крышеверхом.
2) Заигрывать с дамами.
3) Вставлять свои слова вразговоры прохожих.
4) Гоняться за воробьямиили перенимать их привычки.
5) Обзывать милиционеров«фараонами».
6) (...)
7) Скорбеть.
Четвертое правило (праводозорного):
Дозорный имеет право
1) Петь
2) Стрелять в кого попало
3) Выдумывать и сочинять,а также записывать и негромко читать, или запоминать наизусть.
4) Осматривать панораму.
5) Уподоблять жизнь внизумуравейнику.
6) Рассуждать окнигопечатании.
7) Приносить с собойпостель.
Пятое правило: Дозорныйобязан к пожарным относиться с почтением.
Все.
Члены-учредители: ДаниилХармс
Борис Левин (Подписи)
Помогал: Владимиров(подпись)
22 мая 1929 года.
Репрессии, ранняя гибельмногих членов объединения на войне и в заключении, гибель архивов во времяблокады Ленинграда привели к тому, что многие произведения ОБЭРИУтов несохранились. До хрущёвской «оттепели» только два члена объединениясмогли печтатать свои произведения. Это были Н. А. Заболоцкий, отказавшийся отсвоих эстетических взглядов, и И. В. Бахтерев, писавший абсурдистскиепроизведения «в стол», а в печать отправлявший официозные пьесы.
Хармс был в декабре 1931года вместе с рядом других обэриутов арестован, обвинен в антисоветскойдеятельности (при этом ему инкриминировались и тексты произведений) иприговорен 21 марта 1932 г. коллегией ОГПУ к трём годам исправительных лагерей (втексте приговора употреблён термин «концлагерь»). В итоге приговорбыл 23 мая 1932 г. заменен высылкой («минус 12»), и поэт отправился вКурск, где уже находился высланный А. И. Введенский.
Он приехал 13 июля 1932года и поселился в доме № 16 на Первышевской улице (сейчас улица Уфимцева).Город был переполнен бывшими эсерами, меньшевиками, просто дворянами,представителями различных оппозиций, научной, технической и художественнойинтеллигенцией. «Пол-Москвы и пол-Ленинграда были тут», –вспоминалисовременники. Но Даниил Хармс был от него не в восторге. Именно к периоду жизнив Курске относятся самые подробные из дневниковых записей Хармса, отражающие,как правило, скучающее, а то и мрачное настроение поэта.
Мы жили в двух комнатах. Мойприятель занимал комнату поменьше, я же занимал довольно большую комнату, в триокна. Целые дни моего приятеля не было дома, и он возвращался в свою комнату,только чтобы переночевать. Я же почти все время сидел в своей комнате, и есливыходил, то либо на почту, либо купить себе что-нибудь к обеду. Вдобавок язаполучил сухой плеврит, и
это еще больше удерживаломеня на месте.
Я люблю быть один. Но вотпрошел месяц, и мне мое одиночество надоело. Книга не развлекала меня, а садясьза стол, я часто просиживал подолгу, не написав ни строчки. Я опять бросался закнигу, а бумага оставалась чистой. Да еще это болезненное состояние. Однимсловом, я начал скучать.
Город, в котором я жил вэто время, мне совершенно не нравился. Он стоял на горе, и всюду открывались открыточныевиды. Эти виды мне так опротивели, что я даже рад был сидеть дома. Да, собственноговоря, кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить-то было некуда.
Итак, я сидел дома, какзатворник.
Были дни, когда я ничегоне ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Я ложился на кроватьи начинал улыбаться. Я улыбался до двадцати минут зараз, но потом улыбка переходилав зевоту. Это было очень неприятно. Я приоткрывал рот настолько, чтобы толькоулыбнуться, а он открывался шире, и я зевал. Я начинал мечтать.
Я видел перед собойглиняный кувшин с молоком и куски свежего хлеба. А сам я сижу за столом ибыстро пишу. На столе, на стульях и на кровати лежат листы исписанной бумаги. Ая пишу дальше, подмигиваю и улыбаюсь своим мыслям. И как приятно, что рядом хлеби молоко и ореховая шкатулка с табаком!
Странная мечта для поэта– молоко и хлеб! Тем удивительнее, что, несмотря на то, что Хармс иногдаоставался совсем без еды, такую простую пищу он вполне мог достать, как и табак.Но, возможно, восприятие таких простых и маленьких радостей, как еда и табак, уХармса зависело от вдохновения – не исключено, что вместе с вдохновением он могпотерять и аппетит, а возможно, что на его психосоматическое состояние повлиялаи болезнь. Удовольствие от хлеба, молока, табака у него тесно переплетается срадостью творчества.
Я открываю окно и смотрюв сад. У самого дома росли желтые и лиловые цветы. Дальше рос табак и стоялбольшой военный каштан. А там начинался фруктовый сад.
Было очень тихо, и толькопод горой пели поезда.
Сегодня я ничего не могделать. Я ходил по комнате, потом садился за стол, но вскоре вставал ипересаживался на кресло-качалку. Я брал книгу, но тотчас же отбрасывал ее ипринимался опять ходить по комнате.
Эта неспособность кдействию свидетельствует о том, что состояние поэта было близко к отчаянию. Такоевпечатление от записи усиливается следующим размышлением:
Мне вдруг казалось, что язабыл что-то, какой-то случай или важное слово.
Я мучительно вспоминаюэто слово, и мне даже начинало казаться, что это слово начиналось на букву М.Ах, нет!
Совсем не на М, а на Р.
Разум? Радость? Рама?Ремень? Или: Мысль? Мука? Материя?
Нет, конечно на букву Р,если это только слово!
Я варил себе кофе и перслова на букву Р.О, сколько слов сочинил я на эту букву! Может быть, среди нихбыло и то, но я не узнал его, я принял его за такое же, как и все другие. Аможет быть, того слова и не было.
Этот мучительный поискслова производит едва ли не самое гнетущее впечатление из всех записей курскогопериода. Что может быть хуже для поэта, чем такое странное состояние, когда нетолько пропадает вдохновение, но даже начинают забываться слова?
Записи этого временистановятся подробными, обстоятельными, что не было характерно для более раннихзаметок. Кажется, поэт старается запечатлеть каждую минуту – и в Курске, ипозднее, в Ленинграде. Возможно, подробность записей объясняется и желаниемразобраться в своих чувствах: в конце 1932 года Хармс активно общается с АлисойИвановной Порет, чувствует симпатию к ней, но при этом продолжается и егосложный роман с Эстер Русаковой. Отношение к Эстер становится всё болеенепростым:
…Непонятно, почему я таклюблю Эстер. Всё, что она говорит, неприятно, глупо и плохого тона. Но ведь вотлюблю ее, несмотря ни на что!
Сколько раз она изменяламне и уходила от меня, но любовь моя к ней только окрепла от этого.
…Эстер проводила меня додвери. У нее было очень неприятное лицо: чем-то озабоченное, не касающимсяменя, а по отношению ко мне – недовольное. Я ничего не сказал ей. Она тоже. Мытолько сказали: до свиданья. Я поцеловал ей руку. Она захлопнула дверь.
– «Боже! – сказал ятогда. – Какая у нее блядская рожа!» Я сказал очень грубо. Но я люблю ее.
Хармс разрывается междуРусаковой и Порет. В дневниках он подробно пишет то об одной, то о другой. Егоотношения с Порет совсем не похожи на трудную, почти мучительную любовь кЭстер: с Алисой Ивановной он по-настоящему дружен. Эта дружба носит весёлый,непринуждённый характер. Тем не менее, Порет предпочитает ему художника ПетраСнопкова. Помимо проблем личной в жизни, Хармс испытывает проблемы финансовые,которые, однако, мучили не только его:
Четверг, 1 декабря
С утра начал искатьденег. Но кому ни звонил, ничего не вышло. Я пошел к Шварцу. Дома была одна ЕкатеринаИвановна, она жаловалась на полное безденежье.
Нигде денег достать не мог.Звонил об этом Алисе Ивановне. Она посочувствовала мне. На прощанье сказала: «Досвидания, милый Даниил Иванович». Кажется, она сказала «милый».Вечером я был у Липавского. Там денег тоже нет. Липавский читал мне свою сказку«Менике». Сказка плохая, и я ее поругал. Тамару Александровну и ВалентинуЕфимовну таскал за волосы. Вообще, перекривлялся и, кажется, произвел плохоевпечатление. Домой ехал на втором номере до Невского.
Осенью 1932 годаисполнилось пять лет ОБЭРИУ. Но празднование состоялось лишь 25 января 1933года у Ювачёвых. Отец поэта впоследствии вспоминал, что оно было шумным ивесёлым; то, что члены уже не существующего объединения отмечают такое событие,говорит о крепкой дружбе. Но Хармс не пишет об этом событии. Видимо, личнаяжизнь слишком захватывает его. Почти все дневниковые записи зимы 1833 годапосвящены этой теме. Записи поражают обстоятельностью. Хармс старается незабыть ни одного дня, проведённого в обществе Порет, упоминает о каждой мелочи,даже самой интимной. Эта своеобразная хроника отражает весь спектр его чувств:нежность, ревность, дружбу, физическое влечение. После всех сложностей,которыми сопровождались отношения с Эстер Русаковой, в новой любви Хармс явноищет покоя и гармонии.
Суббота, 18 февраля 1933года.
Новый год встречал сГлебовой. А потом приехали ко мне Алиса Ивановна и Снабков. Они целовались, имне было это мучительно видеть. Потом на несколько дней я поссорился с АлисойИвановной. Это случилось после 4-го, когда я ехал с ней на извозчике ичуть-чуть не поцеловал ее. Расстались мы очень нежно. А на другой день она незахотела меня видеть. И больше недели мы не виделись. Потом лишь с трудомпомирились. А за это время чего я только не надумался. Я ревновал к Введенскому.Но в 20-х числах января мы снова подружились. В конце января наступило тревожноевремя в связи с паспортизацией. С Алисой Ивановной мы виделись буквально каждыйдень. Я все больше и больше влюблялся в нее, и 1-го февраля сказал ей об этом.Мы назвали это дружбой и продолжали встречаться.
3 февраля я сел у ногAlice и положил к ней на колени голову. От неё чудно пахло. И я влюбился окон-чательно.
7 февраля я стал с Aliceцеловаться.
10 февраля я гулял с Aliceв монастырском, на Фонтанке мосту и целовался.
11 февраля Alice уехалаво Всеволожское.
12 февраля Alice звонила оттудамне по телефо-ну. Я днем ездил в Царское, а вечером пришел к Alice, которая ужевернулась в город. Были Чернецов и Кондратьев. Alice была довольно холодна.
13 февр. Alice не даласебя поцеловать. Я долго и глупо говорил.
14 февр. Alice была уменя. Мы целовались. Я по-целовал ее ногу. Alice была очень мила.
15 февраля. Утромпроводил Alice из Госиздата домой. А вечером опять был у ней. Мы целовалисьочень страстно.
16 февраля говорили потелефону довольно нежно. Alice завтра едет во Всеволожское до 20-го. Обещала18-го звонить и написать мне письмо.
16 же вечером был уЛипавских. Там был Яков Друс-кин. Домой вернулся в 11 часов.
17 целый день писал Aliceписьмо. И вечером послал.
18-го Alice не звонила. Былднем Гейне. Вечером я пошел к Эстер. Она лежит больная. Я не трогал ее по трем причинам:во-первых, из-за ее температуры, во-вторых, из-за бессилия, и, в-третьих,потому что люблю Алису Ивановну.
Только в конце весны онвозобновляет заметки о других делах – например, о прочитанных книгах:
Книги, прочитанные мною:
Стивенсон «Островсокровищ» — 13 мая.
Стивенсон и Осберн«Потерпевший крушение» — 18 мая.
Фрейд«Психопатология обыденной жизни» — 24 мая.
Тынянов «МалолетнийВитушишников» — 28 мая.
Толстой, III-ий том,рассказы. (А. Н. Толстой) — 1 июня.
Он вновь начинаетприслушиваться к своим ощущениям, не касающимся женщин; размышляет об искусствеи языке, делает короткие бытовые заметки.
Величина творца определяетсяне качеством его творений, а либо количеством (вещей, силы или различных элементов),либо чистотой.
Достоевский огромным количествомнаблюдений, положений, нервной силы и чувств достиг известной чистоты. А этимдостиг и величия.
Август (?) 1933 года
Есть звуки даже довольногромкие, но мало отличающиеся от тишины. Так, например, я заметил, что я непросыпаюсь от нашего дверного звонка. Когда я лежу в кровати, то звук звонка малоотличается от тишины. Происходит это потому, что он похож на ту вытянутую, колбаснуюформу, которую имеет свернувшийся конец одеяла, располагающийся возле моего уха.Все вещи располагаются вокруг меня некими формами. Но некоторые формыотсутствуют. Так, например, отсутствуют формы тех звуков, которые издают своимкриком или игрой дети. Поэтому я не люблю детей.
Странное, но не такое ужредкое явление: детей Хармс не любил, но мало кому из отечественных классиковудалось написать столько талантливых стихов для детей и завоевать такоепризнание юных слушателей. В середине 30-х годов Хармс очень много пишет дляних и активно выступает. Его выступления неизменно успешны. Правда, сам он оних практически не пишет; но довольно подобно рассказала об этом в своихвоспоминаниях Марина Малич, на которой Хармс женился в 1934 году. Их знакомстводатируется августом 1933 года. Малич по характеру была почти противоположностьюРусаковой: она была горячо привязана к мужу, и отношения у них были самыенежные. Между тем, к 1935 году серьёзно ухудшается материальное положение поэта.Летом Хармс подсчитывает в дневнике свои долги, и их набирается на сумму почти2500 руб.; а меж тем, Хармс и Малич нуждаются в самых обычных вещах, таких, какписьменный стол и кухонная утварь.
Но в семейной жизни уХармса всё складывается как никогда удачно. Появляется целый ряд «домашних»произведений и заметок – «послания к Марине», «Хорошая песенкапро Фефюлю» (домашнее прозвище Малич) и шуточные записи о вымышленныхсуществах, якобы знакомых Марины – Шарике, Синдерюшкине и Мише. Такоенаправление творчества Хармса свидетельствует о дружбе и душевной близостимежду супругами.
Однажды Марина сказала мне,что к ней в кровать приходил Шарик. Кто такой этот Шарик, или что это та-кое,мне это выяснить не удалось.
Меня не было дома. Когдая пришел домой, Марина сказала мне, что звонил по телефону Синдерюшкин испрашивал меня.
Я, видите ли, был нуженкакому-то Синдерюшкину!
Я расспрашивал Марину оШарике, Синдерюшкине и Мише. Марина увиливала от прямых ответов. Когда я высказывалсвои опасения, что компания эта, может быть, не совсем добропорядочная, Маринауверила меня, что это, во всяком случае, «Золотые сердца». Больше яничего не мог добиться от Марины.
В 1935-1936 годахпроисходит немало важных, зачастую печальных событий. Хармс оказывается «наповерхности» советского литературного процесса; на него сыплются обвиненияв формализме, а в то время, когда он вместе с Введенским находится под арестом,против него выступает Ольга Берггольц со статьёй «Книга, которую неразоблачили», где утверждается, что «основное в Хармсе и Введенском –это доведённая до абсурда, оторванная от всякой жизненной практики тематика,уводящая ребёнка от действительности, усыпляющая классовое сознание ребёнка».Однако ни слова об этих событиях не появляется в дневнике. Только в однойзаписи появляется упоминание о них, и та связана скорее с чувствами поэта:
Я был наиболее счастлив,когда у меня отняли перо и бумагу и запретили что-либо делать. У меня не былотревоги, что я не делаю чего-то по своей вине. Совесть была спокойна, и я был счастлив.Это было, когда я сидел в тюрьме. Но если бы меня спросили, не хочу ли я опятьтуда или в положение, подобное тюрьме, я сказал бы: нет, не хочу. Человек видитв своем деле спасение, и потому он должен постоянно заниматься своим делом, чтобыбыть счастливым. Только вера в успешность своего дела приносит счастье. Сейчас долженбыть счастлив Заболоцкий.
Упоминание о Заболоцкомздесь не случайно. Не нужно забывать, что именно Заболоцкий, отказавшись отсвоих прежних эстетических взглядов, добился наибольших успехов в «традиционной»поэзии. Хармс говорит о нём с явным сарказмом, возможно, считая его поступоксвоего рода изменой.
Следующий, 1937 год –самое тяжёлое время для Хармса. После публикации в 1937 году в детском журналестихотворения «Из дома вышел человек с дубинкой и мешком», который «стой поры исчез», некоторое время Хармса не печатают, что ставит его сженой на грань голодной смерти. В стихотворении усмотрели намёк на репрессии,хотя Марина Малич считала, что в нём отражено желание самого Хармса бежать изгорода. В дневнике одна за другой появляются горькие, печальные записи, полныеотчаяния. Он часто обращается к богу и остро переживает проблемы во всех сферахжизни – и материальные, и творческие, и личные.
12 мая
Боже! Что делается! Я погрязаюв нищете и в разврате. Я погубил Марину. Боже, спаси ее! Боже, спаси моюнесчастную, дорогую Марину.
Марина поехала в Детское,к Наташе. Она решила развестись со мной. Боже, помоги сделать все безбольно испокойно. Если Марина уедет от меня, то пошли ей, Боже, лучшую жизнь, чем онавела со мной.
В июне и июле выходят двекниги Хармса – «Плих и Плюх» (переводы В. Буша) и «Рассказы вкартинках» Н. Э. Радлова, над которой Хармс работал вместе с Н. Гернет иН. Дилакторской. Но на материальное положение поэта это влияет несущественно.Растут его долги. Литфонд намеревается взыскать с него невозвращённую ссуду, атакже плату за пользование автомобилем. К счастью, взыскание по невыясненнымпричинам не происходит. Но в новой ссуде, за которой Хармс обратился в Лтифондв конце октября, ему отказывают. Записи в дневнике становятся всё болеегорькими.
23 октября 1937 года. 6ч. 40м. вечера
Боже, теперь у меня однаединственная просьба к тебе: уничтожь меня, разбей меня окончательно, ввергни вад, не останавливай меня на полпути, но лиши меня надежды и быстро уничтожьменя во веки веков.
Даниил.
Тем не менее, Хармснаходит в себе силы писать не только об этом. Среди жалоб, обращений к богу идругих записей, свидетельствующих о крайне подавленном состоянии поэта, можнонайти, например, такую, свидетельствующую о его неувядающем интересе кискусству:
14 ноября 1937 года
Вот мои любимые писатели:| человечеству: | моему сердцу:
1) Гоголь | 69 | 69
2) Прутков |42 | 69
3) Мейринк | 42 | 69
4) Гамсун | 55 | 62
5) Эдвард Лир | 42 | 59
6) Льюис Кэрролл | 45 |59
Сейчас моему сердцуособенно мил Густав Мейринк.
Сложно определить, чтоХармс имел в виду под этими цифрами. Их соотношение позволяет сказать, что этовряд ли проценты. Впрочем, в данном случае важно другое: Хармс пытается, о всейвидимости, соотнести свои вкусы с общечеловеческим пониманием ценностилитературного произведения. Так, Гоголь для него оказывается так же важен, каки для всего человечества; Кэррола он, по-видимому, ценит больше, чем другие.Любопытно, что в этом перечне повторяется пара имён, ранее упоминаемых в списке«огненных» и «водяных», причём это авторы «водяные»(если не считать «Вечера на хуторе близ Диканьки). Возможно, „водяное“творчество ближе и самому Хармсу.
Но немногочисленныепоследующие записи касаются уже преимущественно настроения писателя. Хармспочти не пишет о событиях; в дневнике нет заметок, касающихся арестаОлейникова, Заболоцкого, самого Хармса; нет записи о смерти его близкого другаБориса Житкова, помогавшего ему и материально, и психологически. Нет дажеупоминаний о повести „Старуха“, ставшей главным его произведением.
Зато появляется рядкоротких заметок, свидетельствующих о раздражённом настроении Хармса:
Я не люблю детей,стариков, старух и благоразумных пожилых.
Травить детей — этожестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!
Я уважаю только молодых, здоровыхи пышных женщин. К остальным представителям человечества я отношусьподозрительно.
А также упомянуто опродаже часов „Павел Буре“, которые Хармсу подарила мать и к которымон был очень привязан. Такой поступок означает, видимо, что нужда сталакрайней: если проанализировать записи, можно заметить, что Хармсу быласвойственна сентиментальность, и расстаться с дорогой вещью ему наверняка былокрайне тяжело.
Именно теперь дневниковыезаписи приобретают временами чисто философский характер. Так, в мае 1938 годаХармс пишет:
1. Цель всякойчеловеческой жизни одна: бессмертие.
1-а. Цель всякойчеловеческой жизни одна: достижение бессмертия.
2. Один стремится кбессмертию продолжением своего рода, другой делает большие земные дела, чтобыобессмертить свое имя. И только третий ведет праведную и святую жизнь, чтобыдостигнуть бессмертия как жизнь вечную.
3. У человека есть толькодва интереса: земной — пища, питье, тепло, женщина и отдых — и небесный –бессмертие.
4. Все земноесвидетельствует о смерти.
5. Есть одна прямая линия,на которой лежит все земное. И только то, что не лежит на этой линии, можетсвидетельствовать о бессмертии. Глагол
6. И потому человек ищетотклонение от этой земной линии и называет его прекрасным или гениальным.
Меньше всего записейХармс делает в 1939 году. Начало Второй мировой войны пугает поэта. Он начинаетсерьёзно изучать психиатрию, чтобы при необходимости симулировать заболевание иизбежать мобилизации. Ему удаётся удачно изобразить проявления шизофрении.Справка о болезни становится защитой как от ареста, так и от отправки в армию.
Одна из немногих записей1939 года:
Переводы разных книг менясмущают, в них разные дела описаны и подчас, даже, очень интересно. Иногда об интересныхлюдях пишется, иногда о событиях, иногда же просто о каком нибудьнезначительном происшествии. Но бывает так, что иногда прочтешь и не поймешь, очем прочитал. Так тоже бывает. А то такие переводы попадаются, что и прочитатьих невозможно. Какие то буквы странные: некоторые ничего, а другие такие, чтоне поймешь чего они значат. Однажды я видел перевод в котором ни одной буквы небыло знакомой. Какие то крючки. Я долго вертел в руках этот перевод. Оченьстранный перевод!
Даниил Хармс
Последние записи вдневнике появляются в 1940 году. У Хармса продолжается творческий кризис. Пишетон мало, в основном это проза. „Рыцари“, „Федя Давидович“, „ПобедаМышина“ – редкие произведения того времени. Одна из последних записейкасается искусства.
12(?) апреля
О пошлятине.
Пошлятина может иметьсвои собственные теории и законы. Тут могут быть свои градации и ступени.
(В музыке пример высокойградации пошлятины — Дунаевский).
О пошлятине.
Пошлятина не есть недостатоквозвышенного или недостаток вкуса, или вообще недостаток чего-то, — пошлятинаесть нечто само по себе независимое, это вполне определенная величина.
В 1941 и 1942 годах Хармспочти не пишет. В его дневнике больше не появляется записей. О событиях егожизни мы узнаём главным образом из воспоминаний Марины Малич, Л. Пантелеева идругих знакомых Хармса. Поэт был арестован, затем, симулировав психическоерасстройство, был переведён для экспертизы в психиатрическое отделение притюрьме №2. Комиссия подтвердила диагноз „шизофрения“. В серединедекабря 1941 года Хармс был помещён в психиатрическое отделение тюремнойбольнице при тюрьме №1 (»Кресты"), где скончался 2 февраля 1942 года.