Творческая работа
По Дисциплине «Режиссура»
Разбор пьесы Ж.Б. Мольера«Версальский экспромт»
Студента III курса
режиссерскогофакультета
ВТУ им. Б.Щукина
РоманаМихеенкова
режиссура пьесамольер версальский экспромт
Разбирая «Версальский экспромт», одновременно с задачами, которые Мольерставил актерам, я хотел бы обратить внимание на весь спектр режиссерскихприемов, которыми он пользуется в работе с труппой. По сути, я позволю себевыяснить, для чего бы я, как режиссер, делал то, что делает Мольер. Извеликолепного текста я отставлю сцены непосредственной работы Мольера –режиссера с актерами. На всякий случай оговорюсь, что мой анализ будетотталкиваться от того, что я разбираю все происходящее «изнутри», так как пьесапро постановку пьесы — конструкция довольно своеобразная. Объект разбора –Мольер – не автор, а герой «Версальского экспромта», который репетирует сактерами.Текст Действие
ЯВЛЕНИЕ I
Мольер, Брекур, Лагранж, Дюкруази, г-жи Дюпарк, Бежар, де Бри, Мольер,
Дюкруази, Эрве.
Мольер. Да вы что же это, господа, на зло мне так копаетесь? Что же вы
не выходите на сцену? Черт бы вас всех побрал! Да ну, скорее! Господин
Брекур!
Брекур. Что такое?
Мольер. Господин де Лагранж!
Лагранж. В чем дело?
Мольер. Господин Дюкруази!
Дюкруази. Что еще?
Мольер. Госпожа Дюпарк!
Г-жа Дюпарк. Ну, ну?
Мольер. Госпожа Бежар!
Г-жа Бежар. Что случилось?
Мольер. Госпожа де Бри!
Г-жа де Бри. Что вам угодно?
Мольер. Госпожа Дюкруази!
Г-жа Дюкруази. Что там еще?
Мольер. Госпожа Эрве!
Г-жа Эрве. Иду, иду!
Мольер. А, прах их побери, с ума я с ними сойду! Вы, хотите, господа,
довести меня до бешенства?
Брекур. А вы чего от нас хотите? Мы даже ролей не знаем, а вы
заставляете нас играть. Кто кого доводит до бешенства?
Мольер. Странные существа эти актеры, попробуйте ими управлять!
Г-жа Бежар. Ну, вот мы пришли. Что вы собираетесь делать?
Г-жа Дюпарк. Что вы затеваете?
Г-жа де Бри. О чем идет речь?
Мольер. Прошу вас всех сюда. Мы все уже в костюмах, а король прибудет
часа через два, не раньше. Давайте пока прорепетируем нашу пьесу и решим,
как ее играть.
Лагранж. А как можно играть то, чего не знаешь?
Г-жа Дюпарк. Я вам прямо говорю: я из своей роли ни слова не помню.
Г-жа де Бри. Мне придется с начала до конца играть под суфлера.
Г-жа Бежар. А я так просто выйду с тетрадкой в руке!
Г-жа Мольер. Я тоже!
Г-жа Эрве. Хорошо, что у меня немного слов!
Г-жа Дюкруази. Иу меня немного, но боюсь, что я и тех не скажу.
Дюкруази. Я готов откупиться десятью золотыми.
Брекур. А я бы предпочел двадцать ударов плетью, уверяю вас!
Мольер. Вы все жалуетесь на скверные роли, а что бы вы сделали на моем
месте?
Г-жа Бежар. На вашем? А вам-то какая забота? Пьесу написали вы, — вам
ли ее не запомнить?
Мольер. Да разве дело только в том, собьюсь я или не собьюсь? А кто,
как не я, отвечает за успех пьесы, — это, по-вашему, пустяк? Вы думаете, это
так просто — разыграть смешную пьесу перед обществом, которое нынче здесь
соберется, и заставить смеяться почтенных особ, которые смеются, только
когда им заблагорассудится? Какой писатель не убоялся бы такого испытания!
Г-жа Бежар. Если б вы и правда боялись, так были бы осторожнее и не
взялись бы за одну неделю подготовить пьесу.
Мольер. Как я мог отказаться, если таково было желание короля?
Г-жа Бежар. Как отказаться? Надо было в самых почтительных выражениях
извиниться, сославшись на невозможность выполнить приказание в столь
короткий срок. Другой бы на вашем месте поберег свою репутацию и не пошел на
такой риск. Подумайте, что с вами будет, если пьеса провалится? Какой это
будет козырь в руках у ваших завистников!
Г-жаде Бри. Конечно, надо было в почтительных выражениях извиниться
перед королем или хотя бы попросить отсрочки.
Мольер. Ах, боже мой! Сударыня, короли требуют беспрекословного
повиновения и знать не хотят никаких препятствий. Им нравится только то, что
бывает готово в назначенный ими срок. Если же увеселение запаздывает, оно
теряет для них всякую прелесть. Они хотят таких удовольствий, которые не
заставляют себя ждать; чем меньше подготовки, тем это им приятнее. О себе мы
должны забыть: мы для того и существуем, чтобы угождать им, и когда нам
поручают что-либо, наше дело выполнять их поручение как можно скорее. Лучше
выполнить поручение плохо, нежели выполнить, да не в срок. Пусть нам будет
стыдно за неудачу, зато мы сможем гордиться быстротой выполнения. Однако
давайте начнем репетицию!
Г-жа Бежар. Какой смысл репетировать, когда мы не знаем ролей?
Мольер. Вы будете их знать, ручаюсь вам! А если и не будете знать
назубок, то почему бы вам не проявить изобретательность? Пьеса — в прозе,
кого вы изображаете — вам известно.
Г-жа Бежар. Покорно благодарю, проза еще хуже стихов!
Г-жа Мольер. Знаете, что я вам скажу? Вам бы следовало написать такую
пьесу, в которой играли бы вы один.
Мольер. Помолчите, жена, вы — дура.
Г-жа Мольер. Очень вам благодарна, дражайший мой супруг. До чего же
меняет людей женитьба! Полтора года назад вы со мной не так разговаривали!
Мольер. Да замолчите вы, бога ради!
Г-жа Мольер. Как странно, что коротенький обряд может лишить человека
его лучших качеств! На одну и ту же особу муж и поклонник глядят совершенно
разными глазами.
Мольер. Сколько лишних слов!
Г-жа Мольер. Я бы вот об этом написала комедию. Я бы отвела от женщин
ряд обвинений, я бы показала разницу между грубостью мужей и любезностью
поклонников, и мужья устыдились бы.
Мольер. Довольно! Сейчас не время болтать, у нас важное дело.
Г-жа Бежар. Раз вам заказали пьесу о критике, которой вы подверглись,
почему же вы не сочинили комедию о комедиантах, о которой вы нам давно
говорили? Это была бы счастливая находка, и пришлась бы она весьма кстати,
тем более что ваши критики, решив изобразить вас, дают вам право изобразить
их, а написанный вами их портрет был бы куда более схож с натурой, нежели
ваш портрет, написанный ими! Сочинить пародию на актера, играющего
комическую роль, — это значит высмеять не его самого, а в его лице высмеять
то действующее лицо, которое он изображает; это значит воспользоваться теми
же чертами и теми же красками, которые употребляет он, рисуя всякого рода
комические характеры, взятые им с натуры. А пародировать актера, играющего
серьезную роль, это значит показать недостатки, присущие именно ему, потому
что в такой роли актер не прибегает ни к жестам, ни к смешным интонациям, по
которым его легко можно было бы отличить от других.
Мольер. Все это верно, но у меня есть причины этого не делать. Между
нами говоря, меня это не очень увлекает, и потом, для такой пьесы нужно
больше времени. Они дают представления в те же дни, что и мы, и за то время,
что мы в Париже, я видел их раза три-четыре, не больше. Я успел уловить в их
декламации только то, что невольно бросается в глаза, а для того чтобы
написать похожие портреты, надо было бы получше их изучить.
Г-жа Дю парк. Все-таки я кое-кого из них узнала в вашем исполнении.
Г-жа де Бри. Я ничего об этом не слышала.
Мольер. Мне пришла однажды в голову такая мысль, но я ее оставил: ведь
это же безделица, так, пустячок, вряд ли он кого-нибудь позабавит.
Г-жа де Бри. Раз уж вы другим говорили, так расскажите и мне.
Мольер. Сейчас не время.
Г-жа де Бри. В двух словах!
Мольер. Я задумал комедию, где один поэт, которого я должен был играть
сам, предлагает свою пьесу труппе, только что приехавшей из провинции. «Есть
у вас, — спрашивает он, — актеры и актрисы, которые могли бы создать успех
пьесе? Дело в том, что моя пьеса — это такая пьеса, которая...» — «Конечно,
сударь, — отвечают актеры, — у нас есть и мужчины и женщины, которых
одобряли всюду, где только нам ни случалось представлять». — «А кто у вас на
роли королей?» — «Вот этот актер недурно с ними справляется». — «Кто? Этот
статный молодой человек? Да вы шутите? Король должен быть толстый, жирный,
вчетверо толще обыкновенного смертного, королю, черт побери, полагается
толстое брюхо, король должен быть объемистым, чтобы было чем заполнить трон!
Король с такой стройной фигурой! Это огромный недостаток. Впрочем,
послушаем, как он читает стихи». Актер читает ему несколько стихов… ну
хоть из роли короля в Никомеде.
Я признаю, Арасп: он верно мне служил
И приумножил мощь… -
читает самым естественным тоном. А поэт: «Как? Это вы называете декламацией?
Да это насмешка! Такие стихи нужно произносить высокопарно. Вот
послушайте. (Подражает Монфлери, знаменитому актеру Бургундского отеля.)
Я признаю, Арасп… и так далее.
Видите, какая поза? Запомните хорошенько. Затем нужно напирать на последний
стих — это нравится публике и вызывает бурю восторга». — «Но, сударь, -
отвечает актер, — мне кажется, что король, беседуя наедине со своим
военачальником, должен говорить проще, — он не вопит, как бесноватый». — «Вы
ничего не понимаете. Попробуйте читать так, как вы читаете, вот увидите: ни
одного хлопка. Теперь посмотрим любовную сцену». Актер и актриса
показывают сцену Камиллы и Куриация:
Ты принял эту честь, и ты туда идешь,
И наше счастье ты позору предаешь?
Увы, мне ясно все… и так далее.
И играют они, как и тот актер, совсем просто. А поэт: «Вы издеваетесь надо
мной! Это никуда не годится. Вот как нужно это читать. (Подражает г-же
Бошато, актрисе Бургундского отеля.)
Ты принял эту честь… и так далее.
Увы, я знаю все… и так далее.
Видите? И искренно и страстно! Обратите внимание, что Камилла улыбается в
самые тяжелые минуты». Мысль моя в этом и заключалась: поэт должен был
проверить таким образом всех актеров и актрис.
Г-жа де Бри. По-моему, это забавно! Я с первого стиха угадала, кого вы
имеете в виду. Ну, а дальше?
Мольер (подражает актеру Бургундского отеля Бошато, читающему стансы из
«Сида»).
До глубины души я потрясен… и так далее.
А этого узнаете — в роли Помпея из Сертория? (Подражает актеру той же труппы
Отрошу.)
Вражда, что властвует средь двух различных станов,
Вам славы не сулит… и так далее.
Г-жа де Бри. Я и этого, кажется, узнаю...
Мольер. А это кто? (Подражает актеру той же труппы де Вилье.)
О государь, Полибий мертв… и так далее.
Г-жа де Бри. Узнаю и этого. Но есть среди них такие, которых даже вам
трудно передразнить...
Мольер. Ах, боже мой, если приглядеться поближе, то у каждого из них
что-нибудь можно подметить!.. Но я из-за вас трачу драгоценное время.
Подумаем, наконец, о нас самих и не будем отвлекаться болтовней. (Лагранжу.)
Постарайтесь как можно лучше сыграть в сцене со мной роль маркиза.
Г-жа Мольер. Опять маркиза?
Мольер. Да, черт побери, опять маркиза! Нынче маркиз — самое смешное
лицо в комедии. А что может быть благодарнее такой роли? В старых комедиях
неизменно смешил публику слуга-шут, а в нынешних пьесах для увеселения
зрителей необходим смешной маркиз.
Г-жа Бежар. Это верно, без него не обойтись.
Мольер. А вам, сударыня...
Г-жа Дюпарк. Ах, боже мой, мне с моею ролью не справиться! И зачем
только навязали мне эту кривляку?
Мольер. Ах, боже мой, сударыня, вы то же самое говорили про вашу роль в
Критике Школы жен, а между тем отлично справились с нею, и все в один
голос говорили, что лучше сыграть невозможно! Поверьте мне, сейчас будет то
же самое: вы даже представить себе не можете, как вы хорошо сыграете.
Г-жа Дюпарк. Это для меня непостижимо. Ведь я же не выношу кривлянья.
Мольер. Совершенно справедливо. Но как раз этим-то вы и докажете, что
вы превосходная актриса: вы изобразите особу глубоко чуждую вам по духу.
Итак, пусть каждый из вас постарается уловить самое характерное в своей роли
и представит себе, что он и есть тот, кого он изображает. (К Дюкруази.) Вы
играете поэта. Вам надлежит перевоплотиться в него, усвоить чертыпедантизма, до сих пор еще распространенного в великосветских салонах,
поучительный тон и точность произношения с ударениями на всех слогах, с
выделением каждой буквы и с строжайшим соблюдением всех правил орфографии.
(Брекуру.) Вы играете честного придворного, вроде того, которого вы играли в
Критике Школы жен; следовательно, вам надлежит держать себя с
достоинством, говорить совершенно естественно и по возможности избегать
жестикуляции. (Лагранжу.) Ну, вам мне сказать нечего. (Г-же Бежар.) Вы
изображаете одну из тех женщин, которые думают, что раз они никем неувлекаются, то все прочее им позволено; одну из тех женщин, которые чванятся
своей неприступностью, смотрят на всех свысока и считают, что лучшие
качества других людей — ничто по сравнению с их жалкой добродетелью, а между
тем до их добродетели никому никакого дела нет. Пусть этот образ стоит у вас
перед глазами, — тогда вы схватите все ужимки этой особы. (Г-же де Бри.) Вам
придется изображать одну из тех женщин, которые мнят себя воплощенной
добродетелью только потому, что блюдут приличия; одну из тех женщин, которые
полагают, что грех только там, где огласка, потихоньку обделывают свои
делишки под видом бескорыстной преданности и называют друзьями тех, кого
обыкновенно люди называют любовниками. Войдите получше в роль. (Г-же
Мольер.) У вас та же роль, что и в Критике, мне нечего вам сказать, так же
как и госпоже Дюпарк. (Г-же Дюкруази.) А вам надлежит изобразить особу,
которая сладким голосом всем говорит приятные вещи, в то же время не
упускает случая сказать между прочим какую-нибудь колкость и из себя вон
выходит, когда при ней поминают добром кого-либо из ближних. Я уверен, что
вы недурно справитесь с этой ролью. (Г-же Эрве.) А вы — служанка жеманницы,
вы все время вмешиваетесь в разговор и подхватываете выражения своей
госпожи. Я вам раскрываю все эти характеры для того, чтобы они запечатлелись
в вашем воображении. А теперь давайте репетировать и посмотрим, как пойдет
дело. А вот как раз и несносный! Нам только его и недоставало.
ЯВЛЕНИЕ III
Мольер, Лагранж и другие.
Мольер. Бывают же на свете такие нахалы! Однако начнем. Представьте
себе, что действие происходит в приемной короля. Там каждый день случаются
презабавные истории. Туда легко заставить прийти кого угодно, можно даже
найти повод для появления дам, которых я вывожу в своей пьесе. Начинается
комедия с встречи двух маркизов. (Лагранжу.) Помните: вы должны войти так,
как я вам говорил, с самым, что называется, независимым видом, приглаживая
парик и напевая песенку: «Ла-ла-ла-ла-ла-ла!» А вы, все остальные,
посторонитесь: нужно дать двум маркизам побольше места. Эти особы к тесноте
не привыкли. (Лагранжу.) Прошу вас!
Лагранж. «Здравствуй, маркиз!»
Мольер. Ах, боже мой, маркизы так не говорят! Нужно сказать это гораздо
громче. Эти господа и говорят по-особому, чтобы отличаться от обыкновенных
людей. «Здравствуй, маркиз!» Начнем сначала.
Лагранж. «Здравствуй, маркиз!»
Мольер. «А, маркиз, мое почтение!»
Лагранж. «Ты что здесь делаешь?»
Мольер. «Черт возьми, ты же видишь: я жду, когда эти господа отлипнут,
наконец, от двери, чтобы и я мог просунуть в нее голову».
Лагранж. «Черт побери, ну и столпотворение! Не желаю я тут тереться,
лучше уж войду одним из последних».
Мольер. «Тут есть по крайней мере человек двадцать таких, которые
прекрасно знают, что их не впустят, и все-таки они теснятся так, что к двери
не проберешься».
Лагранж. «Крикнем погромче наши имена привратнику, и он пригласит нас
войти!»
Мольер. «Тебе это, может быть, и пристало, а я не хочу, чтобы Мольер
вывел меня на сцену».
Лагранж. «А я, маркиз, так полагаю, что в Критике он именно тебя и
вывел!»
Мольер. «Меня? Нет уж, извини! Это был ты собственной персоной».
Лагранж. «Право, это слишком любезно с твоей стороны — навязывать мне
свое изображение».
Мольер. «Черт возьми! Да ты, как видно, шутник! Даришь мне то, что
принадлежит тебе самому!»
Лагранж (смеясь). «Ха-ха-ха! Вот потеха!»
Мольер (смеясь). «Ха-ха-ха! Вот умора!»
Лагранж. «Как! Ты осмеливаешься утверждать, что это не тебя вывели в
роли маркиза из _Критики_?»
Мольер. «Понятно, меня! „Пьеса противна, противна, черт возьми, до
последней степени! Пирожок!“ Это я, я, конечно, я!»
Лагранж. «Да, черт подери, смейся, смейся, а это ты. Хочешь, побьемся
об заклад? Увидим, кто из нас прав».
Мольер. «А что ты ставишь?
Лагранж. „Я ставлю сто пистолей, что это ты“.
Мольер. „А я сто пистолей, что это ты“.
Лагранж. „Сто пистолей наличными?“
Мольер. „Наличными. Девяносто получишь с Аминта, а десять наличными“.
Лагранж. „Согласен“.
Мольер. „Кончено дело“.
Лагранж. „Плакали твои денежки“.
Мольер. „А твои тебе улыбнутся“.
Лагранж. „Кто же нас рассудит?“
Обычная история: режиссер загоняет актеров из курилки на репетицию. Он обращается лично к каждому, чтобы включить его внимание. Актер, к которому режиссер обратился лично, запомнит, что он в поле зрения и какое-то время не будет расслабляться.
Мольер пытается создать иллюзию, что он и актеры – соавторы, сознательно произносит: «прорепетируем нашу пьесу и решим,
как ее играть».
С первого раза трюк не проходит.
Предлагает актерам высказать свою точку зрения, таким образом, включая их в процесс.
Я рассматриваю это, как «раскачивание» позиции актеров. Мольер подходит к ситуации с разных сторон. Он не наивен, пытаясь купить актеров таким аргументом, он ищет слабое место.
Мольер знает, что объединиться для достижения цели актеры могут только против кого-то. Чтобы самому дистанцироваться от этой роли, он предлагает им «врага извне».
Стратегия выбрана правильно. Мольер продолжает развивать эту линию.
Мольер играет на актерской лени, создавая иллюзию, что он даст им расслабиться и не выкладываться.
«Разделяй и властвуй». Мольер пользуется женой «не по назначению», чтобы временно создать объект для насмешек среди актеров. В данный момент она не только жена, но и одна из них. Это лишает их сплоченности и позволяет отвоевать еще какое-то количество внимания к его цели. Одновременно это позволяет сбросить напряжение.
Сработало! Включились и стали думать. Резюмируя первую победу Мольера, стоит остановиться на приемах Мастера:
Мы соавторы.
Ваше мнение?
Угроза извне.
Разделяй и властвуй.
Началась репетиция в том виде, в котором режиссер видит ее в радужных снах.
Актеры – любопытные большие дети. Если включить их любопытство, — они ваши.
Развитие. Мольер интригует.
Мольер вовлекает актеров в игру, предлагает им практически «повалять дурака».
Одновременно актеры получают занимающую их задачу – пародировать своих конкурентов. Не задача, а мечта! При этом им не обязательно знать текст, можно держать его в руках.
Первоначально у меня сложилось мнение, что Мольер в таком виде – «читка с распределением ролей» — хочет представить пьесу королю. Когда я понял, что он этого даже не планировал, мне осталось лишь порадоваться, поскольку это выгодно отличает его от некоторых коллег – наших современников.
Увлекательно донося до актеров свой замысел, Мольер, не имеющий времени, параллельно обращает их внимание на мизансцены и интонации.
Мольеру очень помогает то, что он сам гениальный актер. Его пародии наверняка неглубоки по исполнению, но визуально и интонационно точны, а публика (в том числе и актеры) редко бывает требовательна.
Комплимент – убойное оружие режиссера.
Если рассуждать по Станиславскому, то Мольер пытается перейти от веры в предлагаемые обстоятельства к перевоплощению. Обвинять его за пропущенные три принципа системы не стоит: он их не знал и у него всего два часа.
Мольер включает фантазию актеров, очень скупо донося отличительные особенности места действия, чтобы у актеров остался простор для насыщения «приемной короля» своими фантазиями. Мольеровские подробные описания были бы точны, но для актеров они стали бы навязанными, «фанерными».
Режиссерский показ. Средство, продиктованное отсутствием времени, хотя во многих театрах только так и работают. Кроме того Мольер просит Лагранжа откровенно наигрывать. В репетициях это иногда помогает прийти к точности исполнения. В этом случае, я бы связал это с особенностями данного театра и времени.
Мольер «тащит на себе» сцену, играя за себя и за партнера. Одновременно, он выводит партнера в нужные мизансцены, правильные интонации etc.
За время, прошедшее после представления «Версальского экспромта», втеатре появился профессиональный свет, в некоторых театрах актерам привешиваютмикрофоны, на постановки дается чуть больше времени. А суть отношений режиссер– актер вообще не изменилась. Актеры – такие же большие, жестокие дети, которыхрежиссер не может не любить, каких бы душевных усилий ему это ни стоило.