Краткая история имяславских споров в России начала ХХ века

Введение
НастоящаяДипломная работа ставит своей задачей рассмотрение истории развития дискуссии опочитании имени Божия в начале XX в. Богословский и философский анализуказанной проблемы предполагается осуществить настолько, насколько этонеобходимо для раскрытия исходных предпосылок, причин, результатов ипоследствий тех или иных исторических событий, связанных с исследуемымвопросом.
В наше времяинтерес к имяславию возродился в связи с публикацией ранее не издававшихсяимяславских текстов о. Павла Флоренского и А.Ф. Лосева. Также былапереиздана книга о. Сергия Булгакова «Философия имени». Увидели свет двавыпуска религиозно-философского журнала «Начала», полностью посвященныхимяславской тематике[1]. Постепеннооткрылся факт существования в России оригинальной философии языка, базирующейсяна трудах Восточных Отцов Церкви. Стало ясно, что для дальнейшего изучениявопроса необходимо знание всех церковных и богословских перепитий имяславскихспоров начала XX в., значительное влияние на которые оказали с однойстороны труды афонских имяславцев и таких мыслителей как о. Павел Флоренский,о. Сергий Булгаков, В.Ф. Эрн, М.А. Новоселов, Н.А. Бердяев, С.А. Аскольдов,В.В. Розанов, А.Ф. Лосев, а со стороны противников имяславия – произведениямитрополита Антония (Храповицкого) и архиепископа Никона (Рождественского), С.В. Троицкого,инока Хрисанфа (Минаева), о. Хрисанфа (Григоровича), а также других церковных иоколоцерковных деятелей того времени.
Осмыслениепочитания имени Божия является одной из важнейших богословских проблем, основойлитургического и молитвенного делания. Проблематика, затронутая в ходе имяславскихсобытий, имеет многовековую предысторию – это и споры между Великими Каппадокийцамии Евномием в IV веке, между иконопочитателями и иконоборцами в VIII–IX веках, между ГригориемПаламой и Варлаамом Калабрийским в XIV веке. Ключевую роль в формировании имяславиясыграла древняя традиция Иисусовой молитвы, существовавшая в восточно-христианскоммонашестве с Vвека и легшая в основу афонской практики молитвенного делания. Некоторыеаспекты имяславия уходят корнями в библейское понимание имени Божия. В связи стем, что ведущую роль в защите «боголепного почитания Имени Божиего» сыгралирусские иноки, на формирование имяславского учения значительное влияние оказаларусская богословская традиция, выраженная в учении таких Свв. Отцов как НилСорский, Димитрий Ростовский, Тихон Задонский, Паисий Величковский, ФеофанЗатворник, Игнатий Брянчанинов, Филарет Московский, Иоанн Кронштадтский и др.[2].
Посколькуимяславская проблема еще на получила всестороннего церковного рассмотрения, внастоящее время Синодальная Богословская Комиссия Русской Православной Церквивключила вопрос об оценке имяславских споров в повестку дня своей работы.Актуальность настоящей работы состоит в том, что точное и, насколько этовозможно, беспристрастное восстановление церковно-исторической канвыимяславских споров способствует дальнейшему анализу догматических, богословскихи канонических вопросов, связанных с затронутой темой.
«История «Афонскойсмуты» еще не написана, существует только полемическая и очень пристрастнаялитература», – писал прот. Георгий Флоровский в 1936 году[3].В настоящее время имяславская проблематика вновь начинает волновать церковнуюобщественность. На страницах газет и журналов публикуются статьи, посвященныеисторическим и богословским аспектам «имяславия» или «имябожничества» (вполемических статьях тот или иной термин используется в зависимости отпристрастий авторов), выходят и солидные исследования на эту тему, способныезначительно приблизить соборное разрешение этого серьезнейшего богословскоговопроса.
Впервыеисследование по данному вопросу было опубликовано автором настоящей Дипломнойработы в 2000 г.[4]. До тогомомента историческая канва событий была отражена в полемической литературепредставителей дискутирующих сторон начала XX в. или в довольнократкой, тезисной форме в работе С.М. Половинкина (чрезвычайно богатойфактическим материалом)[5]. Поэтомунеобходимость создания более-менее полного исторического исследования на основемногочисленных разрозненных источников была очевидна, что и было проделано авторомданной работы.
После выходав свет №3 (12) журнала «Церковь и время» было получено несколько критическихзамечаний по содержанию опубликованного материала[6].Кроме того, за истекшее время автору удалось познакомиться с большим числомпервоисточников по исследуемому вопросу. Указанные факторы, безусловно, оказалиположительное влияние на содержательную часть настоящей Дипломной работы.
Исследованияимяславских споров в первую половину XX века в силу многих причин носили сугубополемический характер. Работы, объективно отражающие ход развития дискуссии опочитании имени Божия, начинают появляться только в последнее время. Данная Дипломнаяработа призвана внести некоторый вклад в этот, надеемся, неизбежный процесс.
Реконструкциясобытий проведена как с использованием книг, статей периодической печати иархивных документов первых двух десятилетий XX века, так и с привлечениемматериалов, вышедших в свет в последнее десятилетие. Объем документов,затрагивающих историческую проблематику имяславских споров, необычайно велик инасчитывает многие сотни единиц. Это связано, прежде всего, с тем резонансом,который был вызван, как беспрецедентными драматическими событиями, происшедшимина Афоне в 1913 году, так и важностью самого догматического вопроса, поднятогово время имяславских споров и нашедшего отклик в трудах многих церковных иобщественно-политических деятелей.
В работе использованыисторические свидетельства участников афонских событий. Это произведенияиеросхимонаха Антония (Булатовича) (Моя борьба с имяборцами на Святой Горе. –Пг.: Исповедник, 1917; Афонское дело // История афонской смуты. – Пг.:Исповедник, 1917. – (Вып. 1). – С. III–XXVI), а также его многочисленныеобращения, заявления и статьи в прессе (см. Приложение); историческиесвидетельства противников «имябожников» архиепископа Никона (Рождественского)(Доклад Св. Синоду о поездке на Афон; его статьи, посвященные этому вопросу),монахов Климента и Пахомия (Павловского). В качестве источника фактического материалаактивно используется труд апологета имяславцев Е. Выходцева «ИсторияАфонской смуты», созданный на основе воспоминаний афонских имяславцев и изданныйв Петрограде в 1917 г.
События,связанные с имяславием, получили широкое отражение в дореволюционнойпериодической печати – как в церковных, так и в светских журналах («Церковныеведомости», «Русский инок», «Миссионерское обозрение», «Дым Отечества», «Русскаямысль», «Итоги жизни», «Исторический вестник», «Странник», «Христианскаямысль») и газетах («Колокол», «Утро России», «Голос Москвы», «Московскиеведомости», «Голос Церкви», «Русское слово» и прочие), поэтому некоторые изуказанных источников также привлекаются для написания настоящей Дипломнойработы. Многие официальные церковные документы были опубликованы именно в этихизданиях.
Богословскаяпозиция представителей противоборствующих сторон представлена в первую очередьв книге схимонаха Илариона «На горах Кавказа» и многочисленных полемическихработах иеросхимонаха Антония (Булатовича); позиция «имяборческой» стороныотражена в статьях митрополита Антония (Храповицкого), архиепископа Никона(Рождественского), инока Хрисанфа (Минаева), С.В. Троицкого.
Изизданий более позднего времени хотелось бы указать на труды известногосоветского востоковеда И.С. Кацнельсона (1910–1981), посвятившегонесколько своих книг личности о. Антония (Булатовича) («По неизведанным землямЭфиопии», предисловие к книге Булатовича «С войсками Менелика II»). Выше ужеупоминались два «имяславских» выпуска религиозно-философского журнала «Начала»,вышедших в 1995 и 1998 гг. Без привлечения материалов, опубликованных вданных журналах, написание настоящей Дипломной работы было бы крайнезатруднено. В работе также использованы материалы, опубликованные в журнале«Богословские труды», Сб. 33 (Кравецкий А.Г. «К истории спора о почитанииимени Божия»; Василий (Зеленцов), епископ Прилукский «Общая картина отношенийРусской высшей церковной власти к имябожникам в связи с вероучением об ИмениБожием»).
С моментапубликации статьи «Краткая история имяславских споров в России начала XX века» в журнале «Церковьи время» исследование имяславского вопроса значительно продвинулось вперед, впервую очередь благодаря подготовке таких работ, как сборник архивных материалов«Забытые страницы русского имяславия. Сборник документов и публикаций поафонским событиям 1910–1913 гг. и движению имяславия в 1910–1918 гг.»[7]и серьезная богословско-историческая работа епископа Илариона (Алфеева)«Священная тайна Церкви: Введение в историю и проблематику имяславских споров»[8].Указанные источники активно цитируются в данной работе.
Несколькослов об условных обозначениях, принятых в рамках данной работы. Все сокращенияв цитируемых текстах отмечены многоточием в квадратных скобках. Многоточия безквадратных скобок в цитатах принадлежат авторам цитируемых текстов. Слова,отсутствующие в цитируемых текстах, но внесенные для ясности, взяты вквадратные скобки. Курсив употребляется для выделения цитируемого текста.
В периодимяславских споров термин «имяславие» писался по-разному: «имяславие»,«имеславие», «именославие» и пр. В данной работе употребляется единственнаяформа данного термина – «имяславие», так же как и производные от него –«имяславский», «имяславцы». Термины «имебожники» и «имеборцы» заменены на«имябожники» и «имяборцы» соответственно. Ключевой термин споров – «имя» –применительно к именам Божиим в работе употребляется со строчной буквы, заисключением тех случаев, когда прописная буква требуется в соответствии справилами синтаксиса.
1. Основные поводы и причины развития имяславских споров
Как ужеговорилось выше, имяславская проблематика имеет древнюю предысторию,догматический интерес к этому вопросу в жизни Церкви прослеживается, начиная с V века от Р.Х. Нонаибольшее сходство основных тем, корней и проблематики исследователи находятмежду полемикой, вспыхнувшей в связи с имяславием, и со спорами, возникшими всвязи с учением афонских исихастов в XIV веке: оба учения основываются на «восточно-христианскоймистико-аскетической традиции, на опыте молитвы Иисусовой и на богослужебномупотреблении имени Божия»[9] – и вимяславии, и в паламизме ключевую роль играет учение о деятельности Божества вмире – энергиях Божиих.
Необходимозаметить, что отношение к исихазму и паламизму в официальном богословии начала XX века было более чемхолодным. Даже в оригинальных изданиях православного государства сторонники св.Григория Паламы (память которого, кстати, Русская Православная Церковьпразднует два раза в год) именовались не иначе, как «сектой исихастов»или «сектой паламистов»[10].Аналогичного тона в отношении данного феномена придерживаются и другие авторитетныеэнциклопедии и справочники, изданные в начале прошлого столетия: «Движениеисихастов было непродолжительно и скоро прекратилось»[11];«вздорное мнение исихастов о условиях восприятия несозданного света вскоресамо собой предано было забвению»[12]. Причемавтор последнего утверждения, перу которого принадлежит солидный справочник длясвященнослужителей, в первом томе этого своего труда называет Паламу святым иговорит, что «многие ученики его сделались наставниками умного делания вовсех православных странах, преимущественно в России»[13];во втором же томе он причисляет Паламу к еретической секте, приверженцы которой«думали, что, положив подбородок на грудь и беспрестанно смотря на пуп,можно видеть райский свет и наслаждаться лицезрением небожителей»[14].По мнению современного петербургского ученого, вышеупомянутая книга была «наиболеедостоверным отражением отношения к исихазму в дореволюционной России»[15].Именно таким состоянием богословского образования объясняется упомянутаямитрополитом Сергием (Страгородским) в одном из писем, датированным 1936 годом,«общая в монастырях боязнь семинарщины»[16], сыгравшаяопределенную роль в афонских спорах.
По мнениюепископа Илариона (Алфеева), «все основные догматические споры, имевшиеместо внутри восточного Православия, вращались вокруг темы Предания. […] Речьвсегда шла об осмыслении церковного опыта, о наиболее правильном, православномего выражении. При этом защитниками Предания считали себя обе стороны в споре:и та и другая апеллировали к Библии, к авторитету Отцов, к церковной практике.В конечном итоге, однако, оказывалось, что лишь одна сторона защищает истинноеи исконное Предание Церкви, тогда как другая экспонирует некий искаженный илиизвращенный его вариант»[17].
Именнопоэтому в разгар афонских событий многие клирики и миряне говорили о том, что вЦеркви возник живительный ток богословской мысли, разбуженный столкновениемдвух разных мировоззрений. «События эти, – писал С.Н. Булгаков в1913 году, – после многовекового перерыва, вновь ставят перед сознаниемсамые основные и жгучие вопросы православия, – о природе Церкви и об еедогматическом сознании»[18].
Спор овозможности почитания имен Божиих и в том числе имени «Иисус» наравне с СамимБогом возник спустя два года после выхода в свет первого издания записокбывшего насельника Фиваидского скита Пантелеимонова монастыря на Афонекавказского пустынника схимонаха Илариона. Книга была названа: «На горахКавказа. Беседа двух старцев пустынников о внутреннем единении с Господом нашихсердец, чрез молитву Иисус Христову, или Духовная деятельность современныхпустынников»[19] и впервыевышла в свет в 1907 году по благословению оптинского старца преподобногоВарсонофия; книга получила одобрение Цензурного комитета и активно рассылаласьпо монастырям. Второе издание осуществлялось на средства преподобной мученицывеликой княгини Елизаветы Феодоровны. Право на последнее, третье, издание былоприобретено у автора Киево-Печерской лаврой, и вслед за этим книга быланапечатана небывалым для того времени тиражом – 10 тысяч экземпляров.
СхимонахИларион (в миру И.И. Домрачев) родился около 1845 года в Вятской губернии.После окончания духовной семинарии он работал учителем. Более двадцати лет онпровел в русском Свято-Пантелеимоновом монастыре на Афоне. Переселение наКавказ произошло в 1875 году, когда часть афонских иноков основала на Кавказемонастырь «Новый Афон». О. Иларион прибыл на Кавказ вместе со своимдуховным отцом старцем Дисидерием, чьи беседы об умной молитве и послужилиосновой книги «На горах Кавказа». После смерти старца о. Иларион продолжалпутешествовать по Кавказу. Известно, что в течение долгого времени схимонахИларион жил в Теберде (Домбай) на реке Гуначхир. В 1899 году о. Иларион основалПокровскую женскую общину в местечке Темные Буки на Мархотском хребтеКавказских гор (между Анапой и Новороссийском), в 1904 году преобразованную вмонастырь. Официальные власти с подозрением относились к кавказскимпустынножителям и не раз прилагали усилия к возвращению схимонаха Илариона вНово-Афонский монастырь, к которому он был приписан. Но, по словам современникао. Илариона, «желание быть одному и предаваться безмолвному созерцанию браловерх, и старец Иларион, пробыв некоторое время в этом монастыре, опять уходил вгоры»[20]. В 1907 годусхимонах Иларион даже обращался в Святейший Синод с прошением «о содействиик прекращению предпринятого местными властями выселения из кавказских лесов».Конфликт был вызван тем, что о. Иларион со своими сподвижниками самовольнопоселились в лесных казенных дачах «с целью образовать пустынножительнуюобщину с особым аскетическим уставом», но эта идея не встретила пониманияепархиальных властей[21].
«Годыуединения и пустынного молитвенного подвига привели схимонаха Илариона довесьма высокого духовного состояния – молитвенного созерцания. Плодом этогодуховного опыта явилась книга «На горах Кавказа»», писал Е. Выходцев[22].Книга создавалась в условиях, которые совершенно не способствовалилитературному творчеству. В письме Л.З. Кунцевичу о. Иларион такописывал свой монашеский быт: «Можно ли представить те неудобства вообще длялитературных занятий, кои неизбежно находятся в нашей пустынной жизни? Нет унас – вообще у всех пустынников – удобного помещения, но какая-нибудь убогаяхата, сплетенная из древесных ветвей, обмазанная глиной, с темными окнами, едвадающими возможность заниматься писанием; часто бывает – нет приличных ни столадля писания, ни стула для сидения, ни света для освещения ночью […] приходилосьписать в лесе, как-нибудь пристроясь на упавшее от ветра дерево или на пне, илиже просто лежа грудью на земли я писал мысли карандашом. Где возьмем в пустыненужных книг для писания? Их нет всецело. Где советник, могущий разрешитьнедоумение в часы душевного омрачения? […] Я совершенно одиноким должен обдумыватьи решать все недоуменные вопросы»[23]. Несмотря навсе трудности при написании «На горах Кавказа» книга, как уже говорилось выше,была принята церковной общественностью с огромным интересом. Появление ее насвет многими было расценено как значительный вклад в развитие аскетическойлитературы и даже, скорее, как точное отражение святоотеческого учения вусловиях жизни монашества начала XX века. Князь Е.Н. Трубецкой такотозвался о произведении схимонаха Илариона: «Эта книга прожгла мне душу.Ничего более чистого, прекрасного и святого из человеческих произведений я нечитал. Это – человек, который видит Бога»[24].
ТемаИисусовой молитвы красной нитью проходит через все повествование «На горахКавказа». «Вся забота наша была, – писал автор в предисловии ко второмуизданию, – при составлении сей книги […] выразить всю нужду, важность инеобходимость упражнения Иисусовою молитвою в деле вечнаго спасения для всякогочеловека. […] Делая возможно подробное объяснение Иисусовой молитве, словонашего писания встретило неизбежную нужду коснуться и значения имени «Иисус»[…], которое, заключая в себе всемогущую силу, сим свидетельствует, что в именисем […] пребывает Сам Единородный, воплотившийся нас ради Сын Божий»[25].Говоря о практике Иисусовой молитвы, старец настаивал на том, что «Имя Божиеесть Бог», «В имени Божием присутствует Сам Бог – всем Своим существом и(всеми) Своими бесконечными свойствами»[26], что именнонепосредственным присутствием Божества можно объяснить чудодейственную силуимени Иисуса.
Структуракниги представляет собой разрозненные записки автора на те или иные темы,связанные с теорией и практикой Иисусовой молитвы. Книга состоит из двухосновных частей. Первая часть включает в себя несколько сюжетных пластов: эторассказ старца об о. Дисидерее; учение о. Дисидерия о молитве Иисусовой;собственные мысли автора, отражающие его духовный опыт; цитаты из произведенийразличных авторов, призванные подкрепить излагаемое учение о молитве; описаниеприроды Кавказских гор как средоточия Божественного промысла, как созданнойБогом «пустыни» для взыскающих одиночества и молчания, через которую познаетсяБожественная сила и премудрость. Вторая часть книги является плодомнепрестанных размышлений автора над различными эпизодами евангельской истории исодержит авторское изложение Евангелия.
Многие мысли,изложенные в книге, вызывали критику, как со стороны противников, так и состороны сторонников учения о. Илариона. Так С.Н. Булгаков писал, чтов книге «благоуханнейшие страницы религиозной поэзии из жизни отшельниковКавказа» чередуются с «бесхитростными, иногда прямо семинарскими,рассуждениями»[27]. А.Ф. Лосевтак же замечал, что существенным недостатком книги являются главы, посвященныеантропологии: «здесь мистическое (антично-патристическое) учение путается сатеистической психологией новейшего времени и ее терминологией», но в то жевремя части книги, посвященные умному деланию, являются «чистейшим образцомвосточно-святоотеческой мистики, восходящей через паламитов и исихастов,Симеона Нового Богослова, Максима Исповедника, Дионисия Ареопагита, ГригорияНисского, к неоплатонизму и Платону»[28]. АрхиепископАнтоний (Храповицкий) в книге схимонаха Илариона не нашел ничего, кроме «самообольщенногомечтания», обещающего «приближение Божества помимо церковногоблагочестия и без напряжения нравственного», а учение Илариона и егосторонников о том, что «имя Божие есть Сам Бог» архиепископ считает «бредомсумасшедших»[29].
Книгаполучила живое одобрение и интерес в первую очередь насельников различныхпустыней, в особенности же афонских отшельников, интерес которых к произведениюо. Илариона был вызван, во-первых, излагавшимся здесь практическим учениемстарца о молитве Иисусовой, во-вторых, тем, что о. Иларион был выходцем изСвято-Пантелеимонова монастыря и многих монашествующих знал лично; кроме того,живое описание Кавказской пустыни так же не могло не заинтересоватьсвятогорских иноков. В то же время на Афоне образовалась группа монахов,состоящая по большей части из тех, кто до принятия монашества получил богословскоеили светское образование, не принявшая учение о. Илариона об имени «Иисус».
В связи стем, что в богословских школах начала прошлого века господствовали пришедшие иззападных университетов схоластика, рационализм и психологизм, чуждыйкакого-либо мистицизма, люди, стоявшие на этих позициях, не могли не увидеть вкниге «На горах Кавказа» «очевидную» нелепость рассуждений о. Илариона об имениБожием. В то же время, богословская аргументация имяславцев была далека отсовершенства. Многие частные мнения, изложенные в имяславской литературе изачастую выходящие за рамки общецерковного учения, требовали значительныхбогословских комментариев, уточнений и корректировок. Именно поэтому конфликтдвух богословских позиций и, в конечном счете, двух мировоззрений, выразившийсяв имяславских спорах, был во многом предопределен.
По словамиеросхимонаха Антония (Булатовича), «если виною спора в значительной степенибыло взаимное непонимание спорящихся, то с другой стороны, причиною этого взаимногонепонимания было не случайное недоразумение, но некая органическая разница верытех и других в призывание Имени Господня»[30].

2.Возникновение полемики о почитании имени божьего на Афоне
В началеразвития спора догматическое учение, изложенное в книге «На горах Кавказа» иодобренное афонскими отшельниками, не устроило, прежде всего, образованную («интеллигентную»)часть афонских монахов, назвавших его «имябожием», примитивным мудрованием«фиваидских мужичков», выдумавших «свой догмат». Возражения вызвал в первуюочередь тезис «Имя Божие есть Бог», воспринятый о. Иларионом изсочинений св. прав. Иоанна Кронштадтского.
«Простецы» –монахи были обвинены в обожествлении слогов и звуков имени «Иисус», магизме ипантеизме. Противники имяславцев – получившие от своих оппонентов прозвище «имяборцы»– говорили лишь о субъективном психологическом отождествлении имени и егоносителя, не выходящем за пределы человеческого разума. По их мнению, имя Божие– номинально и присуще только сознанию, оно тварно и не может бытьотождествлено с Богом.
Наибольшегонакала конфликт между противоположными лагерями достиг на Святой Горе Афон.Главными противниками богословской позиции о. Илариона стали духовник Фиваидскогоскита иеромонах Алексий (Киреевский), схимонах Хрисанф (Минаев), проживавший вИльинском скиту и о. Феофан «питомец Казанской духовной академии, бывшийинспектор […] Вологодской семинарии»[31]. Первые двамонаха происходили из состоятельных семей, о. Алексий в свое время учился (неокончив) в Московском Университете и Духовной Академии, инок Хрисанф, понекоторым слухам, ходившим среди монашествующих, был изгнан из России в связисо своим нигилистическим прошлым. Они и начали разъяснительную работу средисвятогорцев, направленную на развенчание авторитета книги «На горах Кавказа».
В 1908 годудуховник Свято-Пантелеимонова монастыря о. Агафодор так же встал на позицииактивного неприятия сочинения о. Илариона[32]. Оннаправляет игумену Андреевского скита Ватопедского монастыря[33]Иерониму экземпляр книги с просьбой найти человека, способного написать на неекритический отзыв. Выбор пал на иеросхимонаха Антония (Булатовича)[34],выделявшегося среди братии своим дворянским происхождением, прекрасным образованием– он закончил Александровский лицей – и выдающимися заслугами офицера и путешественника.Ознакомившись с книгой «На горах Кавказа», о. Антоний нашел здесь прекрасно изложенноеучение об умном делании, но счел соблазнительными утверждения старца о божествеимени «Иисус» и написал старцу Илариону письмо, в котором изложил своенесогласие с выражением «Имя Господа Иисуса Христа – Сам Господь ИисусХристос». «Но когда я написал это письмо, – писал впоследствии о.Антоний, – то на меня навалилась какая-то бесконечная пустота, хладность итемнота овладели сердцем. Чувствовалось оставление благодатью Божией; молитвасделалась бездейственной, богослужение не доставляло утешения». Проведянесколько дней в таком безблагодатном состоянии, о. Антоний случайно наткнулсяна подаренную ему когда-то о. Иоанном Кронштадтским, по благословению которогоон отправился на Св. Гору, брошюру «Мысли христианина». Открыв ее наугад, о.Антоний прочел: «Великие Имена: Пресвятая Троица или Отец, Сын и Святой Дух,Отец, Слово и Святой Дух, призванные с живою сердечною верою и благоговениемили воображенные в душе, суть Сам Бог и низводят в душу нашу Самого Бога в ТрехЛицах»[35].После этого о. Антоний с облегчением уничтожил свое письмо и вернув игуменукнигу, сказал, что «книга весьма духовна и написана в духе святых отцов»[36].На этом на ближайшие три года роль о. Антония в имяславских спорах былаисчерпана. Для себя он сделал необходимые выводы и в 1909–1910 годах жил вАндреевском скиту, занимаясь умным деланием, созданием книг «ПамяткаПодвижнику», «Летопись Андреевского скита», работая над переводом «Посмертныхвещаний преподобного Нила Мироточивого», издание которого произошло в 1912 году.С марта 1911 по январь 1912 года о. Антоний вместе с монахом Иеронимомнаходился в Абиссинии (Эфиопии). Целью поездки были неосуществленные планыоткрытия русской православной духовной миссии и подворья АфонскогоСвято-Андреевского скита со школой на острове оз. Хорошал; визит к умиравшемунегусу Менелику II[37], с которым о. Антониясвязывали давняя дружба, взаимные восхищение и симпатии; а также свидание сприемным сыном о. Антония эфиопским мальчиком Васькой, вернувшимся на родину посовету св. Иоанна Кронштадтского в 1908 году[38].
Рецензия накнигу «На горах Кавказа» все-таки появилась и была написана иноком Хрисанфом(Минаевым) в 1909 году. Хрисанф отрицал главный тезис имяславцев «Имя Божиеесть Бог» иобвинял монахов в «обожении имени» и «воплощенииимени в самую Сущность Божества», в пантеизме, в поклонении имени «Иисус»,а не Самому Господу Иисусу Христу, по его утверждению имя «Иисус» – меньшее изимен Божиих, которое носили многие люди как до, так и после земной жизни ХристаСпасителя. Сами имена Божии он называл «номинальными», «посредствующимиума и сердца», человеческими изобретениями. Данная рецензия, распространеннаяв рукописном виде по Св. Горе, вызвала бурю возмущения со стороны монахов – защитниковБожественного достоинства имени Господа Иисуса. И в 1910 году во втором изданиикниги отца Илариона были помещены возражения схимонаха на рецензию инока Хрисанфа.
Догматическиеспоры на Св. Горе вылились в постоянные столкновения и конфликты междупротивоборствующими партиями. Противники имяславия обвиняли «фивадских мужичков»в обоготворении звуков имени Божия, введении в Троицу четвертой Ипостаси –имени Иисус. Были предприняты и административные меры – старец и строительскита Фиваида о. Авраамий через благочинного приказал духовникам непринимать на исповедь активных имяславцев[39]. В качестведемонстрации бессилия имен Божиих некоторые из них позволяли себе заведомо кощунственныепоступки – «попрание ногами записочки со Святейшим Именем Господа ИисусаХриста»[40]; другиеписали на бумажке имя «Иисус», клали в карман и говорили: «вот я твоего Богав карман положил» или брали бумажку и бросали под ноги и говорили: «гдеже Бог твой?»; третьи посылали на поклонение к монаху по имени Иисус илиговорили «Я с вашим Иисусом был в кабаке», имея в виду этого монаха[41].
Имяславцы также были далеки от пассивного несогласия с позицией их противников. Во-первых,они начали активно собирать высказывания Св. Отцов, богослужебные тексты, цитатысовременных авторов в защиту «достопоклоняемости» имени Иисус. Часто в стенахПантелеимонова монастыря и различных скитов возникали стихийные диспуты обимени Божием. Некоторые иеромонахи отказывались от совместного служения с«имяборцами», многие избегали их благословения или принятия из их рук антидора[42].В декабре 1910 года монахи скита Новая Фиваида направили игуменуСвято-Пантелеимонова монастыря Мисаилу письмо (10 подписей) с указанием назаблуждения оо. Хрисанфа и Алексия и с приложением выписок из духовной литературыв качестве доказательств божественности Божиих имен. В этом же году имяславцыАндреевского скита направили жалобу на действия своих противников (в частности,духовника Пантелеимонова монастыря о. Агафодора) сенатору П.Б. Мансурову,известному дипломату и церковному деятелю, члену «Кружка ищущих духовногопросвещения».
Фиваидскиеиноки в оправдание истинности своей веры подготовили свод святоотеческихтекстов и представили краткое «исповедание», в котором, в частности, говорилось:«Божественнейшее и святейшее имя Иисус называю Богом по своей сердечнойвере, что оно неотделимо и не может быть отъято от Него, господа и БогаСпасителя нашего Иисуса Христа, но едино с Ним». Игумен Пантелеимоновамонастыря о. Мисаил, ознакомившись с представленными текстами, сказал: «чтожи я так верую», но подписать «исповедание» отказался, требуя в первуюочередь примириться с о. Алексием (Киреевским)[43].
В обоснование«боголепного почитания Имени Божия»иноки-исповедники имени Господня,или как они себя называли «имяславцы», приводили обширный свод из ссылок на СвященноеПисание[44],богослужебные тексты[45] и писанияСвятых Отцов[46]. Приведемосновные вероисповедные тезисы имяславцев, сформулированные в ходе спора[47]:
1) Исповедую,что Бог неотъемлемо присутствует в Своем имени Иисус.
2) Исповедую,что имя Иисус есть Сам Бог, то есть имя от Бога не отделяя и считая, что то идругое нераздельно.
3) Исповедую,что имя Иисус есть Богоипостасное и относится равно и к человечеству и кБожеству Его.
4) Исповедую,что имя Иисус вследствие присутствия в Нем Божества, всесильно творить чудеса изнамения и спасает призывающих и надеящихся на Него; и что чудо исцеленияхромого Ап. Петром […] соделалось божественною силою имени Господня, как он исам (апостол Петр) исповедал сие (Деян. 3: 16).
5) Исповедую,что имя Иисус нисколько не меньше и не больше других имен Божиих, как то:Господь, Саваоф, и других имен, коими Бог именовался во вся веки от началабытия мира.
6) Отрицаюсьтех, кто имя «Иисус» считают меньшим прочих имен Божиих, и что Оно аки бы непредвечно, но лишь не столь давно наречено Ангелом.
Былопредложено несколько кратких имяславских исповеданий: «Имя Божие – есть Бог,но Бог не есть имя Его»[48] или «ИмяБожие есть словесное действие Самого Бога и Сам Бог»[49].
Одну изпервенствующих ролей в обосновании имяславских идей играли сочинения праведногоИоанна Кронштадтского, авторитет и святость которого уже в то время для многихбыли бесспорны. Отец Иоанн не раз говорил о своем опыте, свидетельствовавшем оживом присутствии Бога в Его имени. Можно привести лишь некоторые цитаты: «ИмяБожие есть Сам Бог»[50]; «ИмяГоспода есть Сам Господь»[51]; «СловоБога – все равно, что Сам Бог. Потому несомненно веруй всякому слову Господа;слово Бога – дело […] Потому и на молитве слова наши должны быть делом иистиною»[52]; «Господь,при бесконечности Своей, есть такое простое Существо, что Он весь бывает водном имени Троица, или в имени Господь, в имени Иисус Христос»[53]и др. Слова святого Иоанна Кронштадтского приводились имяславцами в апологетическихсочинениях наряду со словами Святых Отцов. К тому времени дневник отца Иоанна«Моя жизнь во Христе», опубликованный на многих языках, был широко известенблагочестивому читателю. До начала имяславских споров утверждения отца Иоанна уподавляющего большинства иерархов Российской Церкви не вызывали возражений,более того, сами оппоненты имяславцев допускали в своих сочинениях подобныевыражения[54].
О. Антоний(Булатович) указывал и на духовную связь защитников имени Божия с кронштадтскимпастырем. «Отпуская меня на Святую Гору, он мне сказал несколько прозорливыхпредсказаний, относившихся и до сей имяборческой ереси, которые и сбылись»,– писал о. Антоний[55].Книгао. Иоанна «Мысли христианина», собственноручно подаренная им Булатовичу сословами «Вот тебе в руководство», вразумила о. Антония в тот момент,когда он намеревался отправить критическое письмо схимонаху Илариону[56].Фотография о. Иоанна, также подаренная им Булатовичу, была надписана следующимобразом: «Афонским инокам – венцы мученические». В этом о. Антонийусмотрел пророчество о будущей судьбе имяславцев скончавшегося в начале 1909года о. Иоанна Кронштадтского.3. Начало печатной полемики
Смута,связанная с книгой о. Илариона и рецензией инока Хрисанфа, постепенно охватывалавсе большие круги русского афонского монашества, со временем спорвыходит за афонские стены. О. Алексий (Киреевский) имел давнее знакомствос архиепископом Волынским Антонием (Храповицким), которым он не преминулвоспользоваться для защиты своих позиций. Архиепископу Антонию была направленадля ознакомления рецензия Хрисанфа. С 1912 года на страницах журнала «РусскийИнок», издававшегося в Почаевской Лавре и подконтрольного архиепископу Антонию,одна за другой появляются критические статьи, посвященные разбору «имябожнических»высказываний в книге «На горах Кавказа». Первой из них была рецензияо. Хрисанфа, печатавшаяся в журнале с февраля по апрель 1912 года[57].
В маеархиепископ Антоний в статье «Еще о книге схимонаха Илариона «На горах Кавказа»»ставит имя Иисуса в один ряд с именами других Иисусов. «Самое имя Иисус неесть Бог, ибо Иисусом именовались и Иисус Навин, и Иисус Сын Сирахов, иПервосвященник Иисус Сын Иоседеков. Неужели они тоже боги? Сообщение автора отом, что многие, прочитав критику на его книгу, перестали творить Иисусовумолитву, либо вымысел, потому что сею молитвою занимались люди и не разделявшиесуеверий автора, либо весьма отрадное, – если сию молитву перестали творить те,кто соединял с ней нелепое суеверие и, следовательно, творил молитву, будучив прелести» – пишет архиепископ, приравнивая Богооткровенную истину кнравственно-психологическому явлению[58].
В августе1912 года владыка Антоний называет схимонаха Илариона «впадшим в прелесть»,а кавказских и афонских подвижников – «шайкой сумасшедших, предводимых честолюбивым,карьерствующим гусаром», сравнивает веру в Божественное достоинство Божиихимен с хлыстовщиной: «сущность этой хлыстовской прелести заключается в том,что какого-нибудь мужика, хитрого и чувственного, назовут воплотившимся Христоми какую-нибудь скверную бабу Богородицей, и им поклоняются, вместо Бога, азатем предаются свальному греху. Вот к такому-то заблуждению и направляет своихнеразумных последователей о. Иларион, сам того, как мы надеемся, не сознавая»[59].
Несколько летспустя великая княгиня Елизавета Феодоровна, будучи за обедом с владыкойАнтонием, тогда уже митрополитом Киевским, поинтересовалась, в чем причинатакого активного неприятия книги «На горах Кавказа». Владыка ответил, что самон книги не читал, но ему докладывал миссионер (иеромонах Алексей (Киреевский))о ложных идеях схимонаха Илариона[60]. Известно,что при жизни праведного Иоанна Кронштадтского архиепископ Антоний выступал зазапрещение публикаций некоторых его «неправославных» сочинений, а позднеезаявлял, что не допустил бы никого участия о. Иоанна, назначенного в 1907 годуна должность постоянного члена Святейшего Синода, в делах Синода за его «сомнительноеучение».
Вавгустовском выпуске журнала «Русский инок» архиепископ Антоний также публикуеттекст письма, якобы написанного схимонахом Иларионом одному из афонскихдуховников[61]. В письмесодержится просьба дать оценку догмату «важному, необычному, чрезвычайному ив таком виде […] не встречающемуся нигде, кроме как только у о. ИоаннаКронштадтского». В напечатанном здесь же ответе содержится предостережениео. Илариона в дальнейшем развитии «нового, придуманного им догмата».Инок Денасий (Десятковский), составитель этой публикации, резюмируя приведенныетексты, говорит: «Отец Иларион не принял советов с Афона, издал книгу исмутил множество монахов на Афоне и в России и даже благочестивых мирян».Значение этой статьи – в том, что здесь впервые говорится о сознательномвведении имяславцами нового догмата[62], хотя вимяславской литературе подобные утверждения не встречаются. В авторитетныхимяславских произведениях говорится лишь о том, что истина о Божестве имениБожия всегда хранилась в церковном сознании простой верой и преданием и лишьподнятый «имяборцами» вопрос заставил «обнаружить перед всем светом незамеченную доселе богословами догматическую истину о том, что Имя Божие естьБог» «и Свв. Отцы, и современные великие сосуды благодати Божиейединогласно свидетельствуют ту истину об Имени Божием, которую в наши дниповторил вслед за ними о. Иларион»[63], оботкровении новых догматов, о догматическом развитии здесь речи не идет. Тем неменее, этот аргумент в дальнейшем активно использовался в анти-имяславскойполемике и в конце концов был включен в Послание Святейшего Синода от 18 мая1913 года, признавшего имяславие ересью[64].
Вступление вспор о. Антония (Булатовича) произошло в 1912 году. От одного из фиваидскихиеродиаконов, поселившегося в Андреевском скиту, он узнал о «гонениях,которым подверглись некоторые фиваидцы со стороны их начальства за исповеданиеИмени Господня и которые вынудили покинуть скит многих фиваидцев и выехать наКавказ», о «глумлении и возмутительных выходках»иноков-интеллигентов, «которая так возмутила простецов-скитян»иоб опубликованных в России многочисленных нападках на книгу «На горах Кавказа»[65].Проникнувшись сочувствием к инокам-имяславцам и полностью разделяя их пониманиеимени Божия, о. Антоний решил «предпринять словесную защиту Имени Господня»[66],на что, соблюдая обет послушания, он испросил благословение игумена о.Иеронима. Первым апологетическим произведением о. Антония стала статья «Опочитании Имени Божия», в которой отсутствуют указания на имяславские споры, носодержится подборка цитат из Священного Писания, богослужебных текстов ипроизведений о. Иоанна Кронштадтского с целью обоснования имяславского учения отом, что имена Божии – суть Сам Бог, и имени Божиему присуща реальнаяобъективная сила. Статья была опубликована с разрешения Духовно-цензурногокомитета в журнале Андреевского скита «Наставления и утешения святой верыхристианской» в апреле 1912 года. В то же время о. Антоний заканчиваетнаписание статьи «О молитве Иисусовой», в которой так же на основании Св.Писания и Св. Предания проводится мысль о спасительности исповеданиябожественности Божиих имен: «почему так важно человеку знать Имя Божие? […]Потому, что Имя Божие не есть одно простое наименование, но в молитвенномпризывании Имени Божия скрыта божественная благодатная сила», – пишетиеросхимонах Антоний[67]. Статья былаопубликована отдельной брошюрой с разрешения Петербургского Духовно-цензурногокомитета. В опровержение фактов, изложенных в письме инока Денасия (Десятковского)[68],опубликованного в официальной церковно-политической ежедневной газете «Колокол»10 февраля 1912 года, о. Антоний отправляет в редакцию газеты статью, в которойизлагает «истинный образ нашего понимания Имени Господня, как не отделимогоот Бога, и понимание нами «Имя Божие Сам Бог» […] в смысле присутствия Бога вИмени Своем»[69]. Статью редакциягазеты к печати не приняла.
Пропастьмежду дискутирующими сторонами все более расширялась. По свидетельству монахаКлимента, «имебожники повели против противников своих агитацию: злословилиих всюду и от всех требовали бегать от них, как от заразы, и тем подрывалиавторитет тех лиц, перед коими доселе братия благоговела, а тех, кто неслушался имебожников, последние называли еретиками. Таким образом получилосьначало насилия, вследствие которого пропаганда имебожников со временем получилауспех»[70].
На Пасху 1912года в связи с ожесточением споров, игумен Пантелеимонова монастыря отец Мисаилнаправляет фиваидским инокам послание, в котором под страхом отлучения отпричастия и священнослужения запрещает обвинять кого бы то ни было в ереси, «возбуждать[…] спор и пререкание, делать сходки и собирать подписи», разговаривать вскиту, даже на духу с духовниками, об имени Иисусовом[71].Но стремление замолчать назревшую проблему не могло привести к миру.
Видя, чторедакция журнала «Русский инок» прочно встала на путь активной анти-имяславскойпропаганды, о. Антоний (Булатович) с согласия фиваидцев отправляет архиепископуАнтонию Волынскому открытое письмо, в котором еще раз аргументировано поясняетимяславскую богословскую позицию и разбирает основные критические выпады вадрес этого учения. Письмо не было допущено к печати, а в ответ иноки получили«ласковое» письмо архиепископа и ужесточение позиции «Русского инока». Текстписьма Булатовича архиепископ направил о. Алексию Киреевскому с просьбойпередать его игумену Андреевского скита Иерониму «с выражением его крайнегонеудовольствия по поводу упомянутого вмешательства иеросхимонаха Антония: итемой его дерзости и с советом воздействовать соответствующим образом на о.Антония»[72].
Осенью 1912года инок Хрисанф и иеросхимонах Антоний (Булатович) обмениваются полемическимистатьями. Хрисанф публикует в №17 «Русского инока» заметку «О статье Святогорца«О почитании имени Божия»», в которой обвиняет о. Антония в смешении понятий«сущности» и «деятельности» Божией. В ответ Антоний пишет статью «Новоебесословие имяборцев», где, опираясь на III и V анафемы против ВарлаамаКалабрийского, делает выводы о том, что богословская позиция инока Хрисанфаявляется продолжением учения противников свт. Григория Паламы в XIV веке. Здесь о. Антонийотождествляет имя Божие с нетварной энергией Божией и проводит четкую границумежду энергией и существом Божиим: «о. Иларион не думает говорить, чтоСущество Божие есть имя, но только что Бог присутствует во Имени Своем»[73].
В 19-м номере«Русского инока» анонимный автор в заметке «Письмо с Кавказа» обвиняетсхимонаха Илариона во всевозможных грехах – от плотских (винопитие, женолюбие ипр.), до утонченно духовных (невежество, гордость, тщеславие, прелесть и пр.) иуказывает на его главное заблуждение – учение об имени Божием. Ответом сталастатья о. Антония «К обличению имяборцев», содержащая подробный разбор иопровержение наветов на старца Илариона и его учение[74].
Такимобразом, уже на первых этапах развития споров противники разделились на двалагеря, позиции которых со временем все более и более расходились. Это былосвязано с резкими и зачастую оскорбительными выпадами с обеих сторон, снежеланием, а иногда и неспособностью услышать и понять позициюпротивоположенной стороны. Навешивание таких ярлыков, как «ересь», «имябожие»,«имяборцы», «хлыстовство», «лапотники и сухарники», «мерзавцы» и т.п., котороговсеми силами следовало бы избегать как недостойного метода разрешения спора,прочно вошло в полемический арсенал обеих партий. 4. Составлениео. Антонием (Булатовичем) «апологии веры в божественность имен божиих и имени «Иисус»(против имяборствующих)»
После отказавладыки Антония опубликовать письмо отца Антония в «Русском иноке» за подписью«Иноки Афонские», последний пишет один из главных своих апологетических трудов«Апология веры в Божественность имен Божиих и имени «Иисус» (Против имеборствующих)».До начала работы над «Апологией» отец Антоний не мог вполне четко сформулироватьте догматические предпосылки, на которых могла бы строиться защитабожественного достоинства имени «Иисус». Инок Пахомий так описывал историюсоздания «Апологии»: «отец Антоний усердно молился Богу, дабы Господь отверзему ум к разумению сущности оспариваемого предмета. На Пасхе, ежедневноприкладываясь к раскрытым по случаю праздника мощам великих святителей иучителей Церкви, […] он мысленно все время просил угодников Божиих о том же. Ивот неожиданно постигла его тяжелая болезнь глаз[75]и заключила его в темную келию и в глубокое безмолвие и уединение. […] Путемосторожного и строгого анализа своих размышлений, отец Антоний Булатович пришелк тому заключению, что Имя Божие по внутренней стороне своей есть мысль о Боге,по внешней же стороне эта мысль символически изображается звуками и буквами.[…] Если мысль о Боге есть тварь […], то недопустимо объективно называть ИмяБожие Богом; если не тварь-то недопустимо Имя Божие иначе именовать, как Богом.Но идея о Боге есть истина Богооткровенная, открытая Самим Богом,следовательно, она не тварь, но некая предвечная истина. […] Находясь всецело вобласти таких размышлений, иеросхимонах Антоний однажды сподобился следующегооткровения: пребывая […] в тонкой дремоте, или полусне, он восприял мысленноследующие ясные и определенные слова: «Аз есмь Истина, и Истина есмь Аз. Отецесть Отец Истинный, и Дух Святой есть Дух Истины. Бог есть ТриипостаснаяИстина, и Имя Божие есть Истина о Триипостасной Истине, и следовательно, ИмяБожие есть Сам Бог». Мгновенно встав с постели, иеросхимонах на ощупь взял листбумаги, карандаш и записал эти откровенные ему слова, которые были ключом длярешения сего спора»[76]. Водном из писем отцу Павлу (Флоренскому) отец Антоний писал: «новая Апологияпостроена на том камне, что Имя Божие есть Богооткровенная Истина, а если так,то сия Истина есть действие словесное Божества, и, следовательно, по всейнеобходимости имеет Имя Бог»[77].
По причинеболезни глаз отец Антоний не мог вести полноценную работу по составлению«Апологии», в основном состоящей из святоотеческих и богослужебных цитат. Самон впоследствии вспоминал: «Промысл Божий послал мне, полуслепому,неожиданно и непрошено для меня многих помощников, которые, прочитываясвятоотеческие книги, находили свидетельства и приносили их мне»[78].Эти тексты и составили главное содержание «Апологии». Здесь уместно вспомнитьслова преподобного Силуана Афонского, который, говоря о начитанности в святоотеческихписаниях афонских монахов, заметил: «наши монахи не только читают эти книги,но и сами могли бы написать подобные им. […] Монахи не пишут, потому что естьуже многие прекрасные книги, и они ими довольствуются, а если бы эти книгипочему-либо пропали, то монахи написали бы новые»[79].
На создание«Апологии» потребовалось около двух месяцев – с середины мая по середину июля1912 года. Книга состоит из 12 глав и заключения и содержит систематизированныйсвод цитат с комментариями на заданную тему из Священного Писания, творенийСвв. Отцов и богослужебных текстов Православной Церкви.
В лагереимяславцев «Апология» принимается весьма одобрительно. Но под воздействиемдавления о. Алексия (Киреевского), о. Агафодора и, в конечном счете,архиепископа Антония (Храповицкого) игумен Андреевского скита Иероним запретило. Антонию заниматься защитой имяславского учения и потребовал прекратитьвсякое общение с фиваидскими скитянами. Решающий разговор между игуменом ииеросхимонахом произошел 24 июля 1912 года. О. Иероним настаивал напрекращении имяславской агитации, пригрозив запретить о. Антониюсвященнослужение. В пылу полемики о. Иероним произнес: «Имя Божие – не Бог»и в качестве аргумента облокотился на свое кресло, написав предварительнопальцем на спинке имя «Иисус». В ответ на это о. Антоний воскликнул: «Есливы так говорите – вы еретик»! Перед уходом он вновь напомнил о. Иеронимусвятоотеческие свидетельства, подтверждающие имяславскую точку зрения, ипопросил ознакомиться с законченной накануне «Апологией». На следующий день о.Иероним называет книгу Булатовича «салатом» и приказывает сжечь ее[80].
Отказавшисьподчиниться, отец Антоний подвергается запрету священнослужения и причащения,после чего он был вынужден нарушить обет послушания и переселиться из Андреевскогоскита в Благовещенскую келию старца Парфения, который хотя, и не сочувствовалидеям отца Антония, но называл его «великим человеком» и содействовализданию имяславских сочинений. Впоследствии, не без долгих колебаний и поднажимом епископа Никона (Рождественского), отец Парфений с братиейБлаговещенской келии подписал «формулу отречения от имябожнической ереси».
«Апология»довольно быстро распространилась по Св. Горе. 13 августа 1912 года о. Антонийобращается с просьбой к М.А. Новоселову[81], издателю иредактору серии «Религиозно-философская библиотека», принять участие в издании«Апологии». Редактированием рукописи и составлением предисловия к «Апологии»занимался о. Павел Флоренский, в предисловие был включен анонимный отзыв М.Д. Муретова,профессора Московской духовной академии по кафедре Священного Писания НовогоЗавета, написанный в ответ на полуофициальный запрос ректора МДА епископаФеодора (Поздеевского) об афонских спорах и книгах схимонаха Илариона ииеросхимонаха Антония. И предисловие, и отзыв полностью солидаризируются с «учениемимяпоклонников о Божественности Имен Божиих». М.Д. Муретов отмечал,что изложенное в «апологии» учение лежит «в основе учения о единосущии итроеличности Божества, о богочеловечестве Спасителя, о Церкви, таинствах,особенно Евхаристии, икнопочитании и т.д.». В одном из частных писем князь Е.Н. Трубецкойтак отзывался об «Апологии»: «Читаю книгу Булатовича и все более чувствую,до какой степени там суть не в богословии, которое у них слабое и неумелое, а вжизни, которая глубока, возвышенна и совершенно не умещается в этом богословии.Подойдите поближе к этой жизни, – вот где тепло и радостно»[82].«Апология» увидела свет во время Великого поста 1913 года.5. Дальнейшее развитие событий на Афоне
В серединеавгуста 1912 года на Афон прибывает епископ Димитровский Трифон, викарныйепископ Московской епархии. По утверждению Булатовича, «он принадлежал к почитателямкниги о. Илариона и с мнением о ней архиепископа Антония отнюдь не соглашался»[83].После ознакомления со сложившейся обстановкой еп. Трифон советует о. Алексию(Киреевскому) «ради успокоения братии» на некоторое время удалиться соСв. Горы. Так же неодобрительно он отнесся к поступку игумена Иеронима. Врезультате о. Иероним 13 августа пришел в Благовещенский скит и в присутствиио. Парфения и братии примирился с о. Антонием и просил его вернуться обратно вскит. От этого предложения Булатович осмотрительно отказался[84].
В этот жедень, отцом Антонием было направлено обращение к Константинопольскому ПатриархуИоакиму III с просьбой о защите имяславцев. Понимая, что поддержка греческойпатриархии чрезвычайно важна для благоприятного исхода спора, о. Алексий(Киреевский) и «выдающийся монастырский дипломат» о. Кирик в концеавгуста отправляются в Константинополь. Здесь о. Алексию удалось встретиться срусским послом в Константинополе Михаилом Николаевичем Гирсом и посвятить его вход афонских споров. Естественно, что Гирс услышал позицию одной стороны,заведомо предвзятую и тенденциозную. Результатом стало то, что в дальнейшемрусский посол оказывал максимальную поддержку противникам имяславцев: именно онвзял на себя инициативу полицейской расправы над монахами-имяславцами, им былипосланы на Афон пароходы с войсками для депортации «бунтовщиков», в дальнейшемон курировал ход следствия по этому делу и был инициатором передачи афонскихмонахов гражданским судебным органам[85].
На прием кПатриарху удалось попасть только о. Кирику, т. к., узнав о намерении о.Алексия, имяславцы послали второе письмо Патриарху, в котором предупреждалиИоакима III о готовящемся визите «великого возмутителя Горы Афонской ихулителя Имени Иисуса и великого клеветника на православных»[86].
О. Алексийза время пребывания в Константинополе сумел познакомиться с начальникомпатриаршей канцелярии, единственным русским переводчиком, выпускником КазанскойДуховной Академии Христом Панаианни, которого постарался соответствующимобразом настроить.
Ответ нажалобу Булатовича пришел 12 сентября – Патриарх, основываясь на заключенииХалкинской богословской школы от 27 августа о еретичности учения имяславцев,запретил чтение книги отца Илариона «На горах Кавказа», но от изгнания о.Антония (Булатовича) со Св. Горы, на котором настаивал о. Кирик, воздержался.Однако осуждение книги вылилось не в форму официального акта на имя ПротатаСвятой Горы[87], а в формуциркуляра, подписанного: «Константинопольский во Христе молитвенник», – изаверенного уже упоминавшимся Директором I патриаршей канцелярииХр. Панаианни и адресованного настоятелю Пантелеимоновского монастыря игуменуМисаилу с братиею, что было совершенно необычным случаем на Афоне[88].
По заверениямимяславцев, «в письме Патриарха о Имени Иисусове не говорилось ни слова, алишь указывалось, что в книге есть некоторые неправильные и опасные выражения,но это не давало еще права имяборцам уверять, что эти опасные выражения и естьименно слова, что «Имя Божие есть Сам Бог», ибо в книге о. Илариона былинекоторые действительные дефекты и оплошности в богословских терминах. […] Всеэто наводило на мысль, что Патриарх Иоаким, по свойственной грекам двуличности,так тонко написал письмо, что его […] каждая сторона могла толковать в свою пользу.Патриарх косвенно делал упрек и иноку Хрисанфу за его действительно новыемудрования, вследствие жалобы имяславцев, а вместе с тем сделал угодное иПантелеимонову монастырю, запретив книгу схимонаха Илариона. Это было сделанотакже и в угоду архиепископу Антонию Волынскому, который был уже тогда всношениях с Патриархом по данному вопросу и указывал ему на книгу «На горахКавказа», как на главную виновницу афонского смущения»[89].
В ответ отецАнтоний отправляет в патриархию разбор послания Патриарха, жалобу на печатныевыступления архиепископа Антония (Храповицкого) он 12 сентября направляет впатриархию и обер-прокурору Святейшего Синода. Отцы Агафодор и Мисаил такженаправили Патриарху жалобу на иеросхимонаха Антония, в которой указывалось, чтоо. Антоний отказывается признавать патриаршую грамоту, и открыто возбуждаетпротив нее монахов, сочиняя «прокламации». Жалобу в патриархию доставилиеромонах Кирик, приезд которого совпал с получением Патриархом донесения о.Антония. В результате, по свидетельству Выходцева, «Патриарх Иоаким крайневознегодовал на этого посланца-дипломата и, как говорят очевидцы, сказалКирику: «Ты меня уже раз надул и опять надуть хочешь». И с этими словами прогналпосланца имяборцев из своих покоев»[90]. Необходимозаметить, что данное сообщение почерпнуто из источника, освящающего событиянебеспристрастно, и должно быть принято с некоторой долей скептицизма.
Сразу послеотъезда с Афона епископа Трифона, 20 августа 1912 года, противники имяславцевво главе с игуменом Пантелеимонова монастыря отцом Мисаилом и наместником игуменаотцом Иоакинфом составили т.н. «Акт о недостопоклоняемости Имени «Иисус»» или«Акт о исповедании веры во Имя Божие»[91]. СтарцыПантелеимонова монастыря были принуждаемы поставить подпись под этимдокументом. О средствах принуждения мы имеем свидетельство схимонахаПантелеимонова монастыря Досифея[92]. Игумен инаместник решительно отказывались предоставить копию Акта отцу Досифею длявнимательного прочтения в келии. Отец Досифей должен был подписать акт «наслух». После двухдневного противостояния отец Досифей все же смог получитькопию «Акта о исповедании веры во Имя Божие» и составить свои возражения.
В Актеговорилось о том, что при произнесении имени Иисуса Христа мы «представляемсебе невидимое присутствие Самого Господа […] Иисуса Христа», именем«Иисус» «подобает нам спастись», но чествовать и поклоняться подобаетСамому Богу. Возражения отца Досифея основывались на том, что имени Божиемуприсуще не только представляемое благодатное присутствие, но Сам Бог через Своидействования. «Глаголы, яже Аз глаголах вам, Дух суть и Живот суть», – говоритГосподь (Ин. 6,63). В подтверждение отец Досифей приводит слова святого СимеонаНового Богослова об онтологической разнице между человеческим и Божественным: «Словачеловеческия текучи и пусты, слово же Божие – живое и действенное. Равнымобразом и истина Божия – есть паче ума и слова человеческого, – Богнепреложный, сый и живый»[93]. Разделениеимени Божия и Бога, свойств Божиих и существа Церковь обличила на Паламитскихсоборах 1341, 1347, 1351 годов. Отец Досифей ссылается на 5-ю анафему противВарлаама второго Константинопольского собора 1341 года: «Анафема тем, коидумают, что одному только существу Божию свойственно имя Бога, а не энергии».
Прекрасныйанализ последствий религиозного субъективизма и «представления» тождественностиимени и его Носителя для молитвенной жизни сделал Владимир Эрн в своем «РазбореПослания Святейшего Синода об Имени Божием»: «Он (Синод – Д.Г.) утверждает,что в напряженнейшие и высшие мгновения сердечного горения человек не выходитиз замкнутой сферы своего сознания. Он только «представляет» Бога, и силитсявоображением своим слить и отождествить произносимое сердцем Имя Божие с СамимБогом, но эти процессы воображаемого и молящейся душой производимого слиянияотнюдь не приводят к реальному именованию Самого Сущего Бога. Синод утверждает,что дальше этого воображаемого отождествления молитва идти не может, что отождествлениеэто «только в молитве, только в нашем сердце, и это зависит только от узостинашего сознания, от нашей ограниченности», молитвенно призываемый нами Богвовсе не тождественен объективно с Богом Сущим. […] Молящийся […] невыходит из сферы своего сознания. Значит, в молитве он один, одинок. Значит,молитва есть настроение одинокой души, благочестивые ее эмоции»[94].
«Послетого я ушел из дому оставив надлежащее возражение […], раздал его во многихэкземплярах отцам и братиям для предупреждения их от угрожающей погибели […], –пишет отец Досифей, – Немедленно по моем уходе пришел Наместник и Игумен слюдьми, расхитили мою келию и мастерскую и теперь ищут схватить меня. Однако яудалился на одну из выдающихся подвигами поста и воздержания на Афоне обительБлаговещения»[95].6. «Афонский бунт»
В связи стем, что распря между иноками по вопросу почитания имени Божия не утихала, 2декабря 1912 года свыше ста человек братии Фиваиды с разрешения скитскогоначальства созвала собор «для рассмотрения противоположных мнений о имени «ИИСУС»Христове, которые причиняли раскол и смущение духовное […] почти во всемрусском монашестве на Святой Горе Афонской» с целью «стать твердо во св.истине, согласно Священного и Святоотеческого Писания, умиротвориться междусобой, жить в мире любви, единодушия и единомыслия»[96].После подробного анализа основных тезисов рецензии инока Хрисанфа и книги схимонахаИлариона по всем обсуждаемым пунктам (всего 10 пунктов) братия осудила рецензиюи поддержала учение старца Илариона.
В начале 1913года братия Андреевского монастыря потеряла всякое доверие к игумену Иерониму,который в январе попытался устроить показательное изгнание активных имяславцевиз монастыря. В качестве зачинщиков раздора были выбраны трое: монах Петр,монах Викторин и иеромонах Илиодор. Был созван собор наиболее уважаемыхдвенадцати старцев скита. Но подсудимые потребовали вызова на собор старейшегоего члена архимандрита Давида, сочувствовавшего имяславцам и не приглашенногона собор. После прихода о. Давида был зачитан обвинительный акт оподстрекательстве к бунту. На защиту обвиняемых монахов неожиданно для всехприсутствовавших встал молодой писарь Порфирий, по долгу службы находившийся насоборе. Он с гневом обличил игумена «в неправомыслии о Имени Господнем»и напомнил о тех «хульных словах по отношению к Имени Господнем»,которые слышал от о. Меркурия. После этого выступления на соборе «началосьпрепирательство, окончившееся тем, что, выходя из залы заседания о. Давидвоскликнул: «Братия, бегите: ваш игумен еретик. Он перед всем собором отрексяот Иисуса»». Вслед за о. Давидом удалились и остальные соборные старцы[97].
В связи сосрывом осуждения имяславцев игумен решил созвать более представительный соборстарейших иноков скита. На собор, который состоялся 8 января, явилось 60человек старшей братии (по другим сведениям 80)[98]и, узнав о начале заседания по волновавшему всех вопросу, к залу подошли имонахи из младшей братии. Во время заседания был поднят вопрос о подлинностиОткрытого письма отца игумена о. Антонию (Булатовичу), в котором он писал о неприятииучения Булатовича, изложенном в его сочинениях и в частности в статье «О почитанииИмени Божия». Статья в свое время была напечатана в журнале Андреевского скитапо благословению архимандрита Иеронима. О. Иероним начал было утверждать,что письмо подделано Булатовичем для возмущения братии, но игумену указали наего собственноручную подпись. В ходе заседания в зал проникли монахи, неприглашенные на собор. И заседание стало совершенно неуправляемым – на о.Иеронима и сочувствовавших ему посыпались обвинения в имяборчестве и хуле наимя Господне. Братия почти единогласно потребовала смены игумена.
Тем временем,о. Антоний (Булатович) был вдалеке от происходивших в Андреевском скитусобытий. Все его время занимало составление книги «Истина о Истине», содержащейзапись беседы инока Досифея со старцем Амвросием, катехизическое изложение ввопросах и ответах сущности учения о имени Божием, рассуждение об имени Божием«Иисус», выдержки из Слова св. Димитрия Ростовского на Обрезание Господне.
Книга «Истинаоб истине» «неугомонного А. Булатовича» была издана в начале 1913 г.в Константинополе в количестве 5 тыс. экземпляров. «Эта брошюра, – писалв «Истории Афонской смуты» монах Пахомий (Павловский), – была разосланамногим русским инокам и, кроме того, Булатович нашел лицо, переведшее брошюруна греческий язык, тоже напечатал, но разослать ее не удалось, ибо греческиевласти, узнав о ней, уничтожили ее. В этой брошюре, кроме разглагольствованийоб обоготворении имени Иисус, Булатович, желая приравнять свое учение к учениюсв. Григория Паламы, дошел до смешного и совершенно вздорного вывода, чтовсякое слово, исшедшее из уст воплощенного Сына и Слова и записанное вЕвангелии евангелистами есть Сам Бог»[99]. В брошюре,пишет далее о. Пахомий, мы встречаем и такие богословские выводы: «СтрастьюСвоею на Кресте и излиянием Божественной Своей Крови Христос оправдал Свое Имя «Спаситель»,а Воскресением Своим оправдал Свое Имя – «Бог». Вот почему это «Имя есть Имяпаче всякого Имени», как говорит Апостол»[100].Небрежность богословского языка и боевой напор автора в подобных выкладках делалиего позицию весьма уязвимой, позволяя читателю прийти к выводам, несодержащимся в оригинале. По прочтении подобного текста может сложиться мнение,что имя «Иисус» выступает как нечто первичное к Самому Господу Иисусу Христу,Который должен был на Голгофе придать дополнительную силу Своему имени,«оправдать» его на Кресте.
В этой жеброшюре содержится рассказ о состоявшемся в августе 1912 года визите схимонахаДосифея к авторитетнейшему старцу о. Амвросию, пребывавшему на Афоне более 55лет и жившему в Зографе. На вопрос о. Досифея о начавшейся смуте в афонскихмонастырях о. Амвросий ответил: «От века еще не бывали такие еретики! ИмяИисус так неразрывно с Богом, что можно сказать, что Имя Иисус есть Сам Бог,ибо как можно отделить имя от существа? – это невозможно. Имя Иисус естьистинный Бог; невозможно спастись без Имени Иисуса. О еретиках же сих естьнаписано, что в последнее время будут еретики хуже первых; эти то и суть тестрашные еретики, кои сладчайшее и спасительное Имя Иисус отвергают, то есть уничижают,аки простое человеческое и немощное, бессильное! […] Сии то и суть слуги антихристовы,ибо они поносят Святейшее Имя Божие». «Тогда я сказал, – продолжаето. Досифей: Как же нам быть и что мне делать? Молчать ли и ждать, каковбудет конец, или говорить и писать в обличение их заблуждения?» На этостарец ответил: «Вам молчать об этом нельзя, но надо и говорить, и писать вославу Имени Божия. Но только не спорить, ибо спор не есть от Бога. Если же делобудет доходить до спора, то лучше оставь и отойди от зла, и сотворишь благо».О. Досифей возразил: «Но если я так буду делать, то меня изгонят, иостанусь без всего; чем я жить тогда буду?» «Бог покроет вас Своеюблагодатию и нужды не будет, ибо блаженны суть стоящие за Имя Господне иизгнанные правды ради», – ответил старец Амвросий[101].Судя по развитию событий, именно этими словами руководствовались имяславцыкогда с необычайным жаром и дерзкой настойчивостью принялись составлять и всемидоступными средствами распространять свои апологетические и обличительныесочинения в защиту «боголепного почитания Имени Божия». Однако споров,оскорблений и насилия с обеих сторон осмотрительный совет старца предотвратитьне смог.
О. Антонийвел довольно замкнутую жизнь, пребывая безвыходно в Благовещенской келии иобщаясь с 3–4 близкими ему иноками Андреевского скита. Закончив работу надкнигой, он должен был 1 января ехать в Салоники для сдачи книги в печать[102].30 декабря о. Антоний прибыл на пристань, но на море поднялась сильная буря,больше недели не дававшая пристать к Афону пароходам. 6-го января на Афонприбыл пароход из Салоник, доставивший о. Иеронима. «9-го января […] околозахода солнца показался дымок парохода, шедшего из Кавалы и который должен былотвезти меня в Салоники, – вспоминал о. Антоний. – Но в это самое времяприбыл из скита о. Константин и передал мне всеобщую просьбу братиивозвратиться в обитель и не оставлять ее в эти трудные минуты. […] Господуугодно было так удивительно удержать меня на Святой горе от предпринятого мноюотъезда необычайной бурей»[103].
10 января поприглашению о. Игумена в Андреевский скит прибыли проэстосы – старцы монастыряВатопеда – которые, по словам монаха Пахомия, испытав о. Иеронима и о. Давида,признали первого – православным, а последнего – еретиком[104].В то же время в скит прибыл о. Антоний (Булатович) и направился в храм, гдедолжен был проходить общий собор братии монастыря. Тогда же впервые послекороткой встречи летом 1912 года встретились о. Антоний и о. Давид, проводившиезамкнутую и необщительную жизнь.
На соборебратия составила обращение в Святейший Синод о смене игумена, под которымподписалось 4/5 состава монастыря (300 братий). Братское заявление гласило: «Я,нижеподписавшийся, верую и исповедую, что Имя Божие и Имя Господа Иисуса Христасвято само по себе, неотделимо от Бога и есть Сам Бог, как то многие СвятыеОтцы исповедали. Хулителей и уничижителей Имени Господня отметаюсь, какеретиков, и посему требую смены игумена Иеронима»[105].На место игумена абсолютным большинством голосов был избран архимандрит Давид,много лет подвизавшийся в затворе. Но из-за противодействия Ватопеда поставлениеигумена затягивалось. 12 января в Ватопеде состоялся собор 12-ти старцев, накоторый были приглашены представители Андреевского скита, в числе которых был иБулатович. Старцы потребовали переизбрания игумена закрытой баллотировкой изчетырех кандидатов монахами, пробывшими в иночестве не менее пяти лет на Св.Горе. Представители Андреевского скита согласились с этим условием и передуходом получили запечатанный конверт с решением Ватопеда по рассматриваемомувопросу. Конверт был немедленно вскрыт и монахи обнаружили, что решение,изложенное здесь, не соответствует тому, что было заявлено им соборнымистарцами. Послание старцев Андреевским скитянам состояло из четырех пунктов: 1)низложение отца Иеронима – свершившийся факт; 2) выборы отца Давида –недействительны (не проведено предварительное избрание четырех кандидатов изакрытого голосования); 3) отец Атоний (Булатович) должен быть удален из скита;4) те, кто «примут новую веру, проповедуемую отцами Антонием и Иларионом вкниге «На горах Кавказа», будут признаны еретиками, изгнаны со Святой Горы иотлучены от церкви». Естественно, что такое решение не устраивало депутатовскита, т. к. согласно четвертому пункту этого определения, большинствобратии должно было быть изгнано со Святой Горы за поддержку имяславскогоучения. Представители скита заявили, что в таком виде решение Ватопеда онипринять не могут, в свою очередь председатель собора старцев о. Аркадийотказался изменить формулировки письма. Делегатам пришлось вернуться вАндреевский скит ни с чем.
По дороге ониузнали, что в скиту за время их отсутствия ситуация еще более накалилась. Всюночь «иеронимовцы» убеждением, подарками, обещаниями должностей и сановсклоняли колеблющихся монахов на свою сторону. «При этом они хвалились, чтои о. Давида, и всех его сторонников они выгонят из скита, потому что Ватопед наих стороне»[106]. О. Антонийпозже вспоминал о тех тяжелых минутах: « «Что же теперь нам делать?», – вопросиля спутников. «Да что же больше, – ответил Божий простец и мудрец духовник исоборный старец Сергий, – как то, что делают греки: выгоним Иеронима и больше ничего».Но мне не хотелось применять этой суровой меры к своему бывшему духовнику,отцу и игумену, и я надеялся ограничиться только отнятием игуменского посоха,печати и переводом его из игуменской келии в другую. […] У ворот нас поджидаланаиболее ревностная братия – человек 30–40 – и с горечью поведала нам о дерзкихи наглых выходках иеронимовцев, о их прещениях и угрозах. […] Медлить былоневозможно, ибо с каждой секундой промедления положение могло только обостритьсяи усложниться и довести стороны до того, что каждая вооружилась бы, чем могла,и дело дошло бы до кровопролития»[107].
За этимпоследовало событие, которое оставило серьезный отрицательный след в историиимяславского движения и в дальнейшем использовалось как один из главных аргументовпри доказательстве их неблагонадежности и «революционной» настроенности: игуменвместе с 18-ю его сторонниками были силою выставлены за пределы Андреевскогоскита. Через несколько месяцев этот факт послужил поводом для изгнания всехрусских святогорцев, сочувствовавших имяславию, за пределы Афона.
Решение обизгнании «имяборцев» было принято сразу же после возвращения депутатов изВатопеда. По свидетельству о. Иеронима, он и его сторонники числом сорокчеловек собрались в зале заседаний соборных старцев. Сюда же и явились о.Антоний со своими единомышленниками. Булатович потребовал о. Иеронима сдатьигуменство добровольно. «Последовал паки запрос от о. Антония Булатовича. «Сдаешьсвое имущество?» И затем он, сделав крестное знамение и произнеся имя Св.Троицы: «Во имя Отца и Сына и Св. Духа!», вскочил на стол, за которым я сидел,с целью броситься на меня и закричал по-военному: «Ура! Ура!» Что по-видимомубыло сигналом к атаке. Все его единомышленники набросились на православных, которыхбунтари называли «имяборцами» и затем началось побоище»[108].В дневнике монаха Николая Протопопова, очевидца и участника сражения, мынаходим следующее свидетельство: «Был великий бой с обеих сторон. Спервакулаками, а потом один другого давай таскать за волосы. Это было чудноезрелище. Внизу руки, ноги, туловища, а вверху виднелась одна шерсть. И началивытаскивать из этой кучи по одному человеку в коридор, где братия стояла в двешеренги, получая добычу и провожая кого за волосы, кого под бока и сприговором, кого за что бьют, чтобы он знал»[109].В результате 18 противников имяславцев во главе с игуменом Иеронимом былиизгнаны из скита, через несколько дней скит покинуло еще более 30 человек[110].
Через два дняо. Давид был вторично избран на игуменское место, причем от процедуры, предложеннойВатопедом, братия отказалась и отдала за него 307 подписей. Ватопед утвердилизбрание нового игумена, но поставление отложил на несколько дней, сославшисьна требование российского посольства.
Реакциявластей на беспорядки в Андреевском скиту не замедлила себя ждать: греческиесолдаты заняли посты у ворот скита, и 20 января на Афон прибыл представительРоссийского посольства вице-консул Щербина. Щербина пригрозил отдать братиюскита «на растерзание грекам»[111] и заявил,что правительство требует восстановления отца Иеронима в должности игумена.
Но 23 января[112]произошел неожиданный перелом: на братском соборе Пантелеимонова монастыря вприсутствии вице-консула игумен отец Мисаил уничтожил имяборческий «Акт обисповедании веры во Имя Божие» от 20 августа 1912 года и поставил свою подписьпод исповеданием иноков–имяславцев, из монастыря были удалены 8 активныхпротивников имяславцев (в том числе о. Алексий (Киреевский), монах Денасий(Десятковский), духовник о. Агафодор)[113]. Вмонастыре это событие было отмечено, как долгожданная Пасха – весь деньраздавался непрерывный колокольный звон, монахи со слезами целовались,приветствуя друг друга пасхальными словами: «Христос воскресе!» Отец Антоний(Булатович) был делегирован братией в Санкт-Петербург для защиты имяславия вСвятейшем Синоде и перед правительством.
После отъездао. Антония ведущая роль в стане имяславцев переходит к певчему Пантелеимоновамонастыря монаху Иринею (Цурикову). Причем религиозные волнения в русскихмонастырях, по свидетельству действительного статского советника П.Б. Мансурова,посетившего Афон в марте 1913 года с целью выяснения возможности установлениянад русскими монастырями на Афоне управления из России, «достигли высшейточки возбуждения […], рознь между монахами наблюдается не только в Андреевскомскиту, но и во всех русских монастырях на Святой Горе»[114].«Только очевидцы знают насколько тяжела была атмосфера в монастыре для тех,кто не поддавался новоизмышленной ереси. […] Было заметно, что как только ктоначинал склоняться к Иларионовскому учению (заблуждаться), так средибунтовщиков проявлялся дух нетерпимости, братоненавистничества, злобы, вражды инасилия по отношению к братии, не разделявших их религиозных заблуждений иподобный инок делался каким-то мрачным, желчным, раздражительным, хотя бы дажераньше отличался кротостью и мягкостью нрава», – вспоминал о. Пахомий[115].
В апреле 1913года на Афон прибывает «доканчивать свою жизнь в тишине и покаянии»[116]синодальный миссионер игумен Арсений[117].Ознакомившись с сутью догматических споров, о. Арсений, принявший в свое времяпострижение в Пантелеимоновом монастыре и пользовавшийся значительным авторитетомв среде афонских иноков, занял активную про-имяславскую позицию. 11 апреля имбыл учрежден «Союз Архангела Михаила исповедников Имени Божия»,предназначавшийся «для противодействия распространяющемуся имяборчеству идля предохранения […] от общения с имяборцами»[118].Союз рассылал свои листовки по всей России. «Тогда временно ослабевшеенасилие, – пишет о. Климент, – приняло ужасающий размер. Имебожники, поприказанию своих главарей, стали сторониться от неприемлющих нового догмата,как от зачумленных, не стали с ними кушать за одним столом […]; в соборномхраме отвели место в притворе, строго возбранив входить во внутренний храм иприкладываться к св. иконам. Священникам было воспрещено кадить их. […] Угроза,укоризна и брань на них слышалась более, чем на новоначальных. Нельзя былопоручиться за их безопасность. Жизнь для православных в скиту до того сталаневыносима, что многие задумали бежать из него. […] Один из переживших этовремя со скорбию сказал: «Ужас братии во время бунта до 13-го января всравнении с ужасом времени владычества Арсения в скиту – ни что иное, как еготень»»[119]. 28–30апреля по указанию игумена Арсения из Андреевского скита было изгнано около 25монахов, еще несколько десятков человек покинули скит самостоятельно[120].Во время одного из многочисленных соборов о. Арсений вместе с о. Давидомпредали анафеме и проклятию архиеп. Антония (Храповицкого), игуменов Мисаила,Иеронима и Максима.
Деятельностьо. Арсения оборвалась совершенно неожиданно – перед одной из проповедей, вовремя которой он планировал «сказать нечто «великое»»[121],с ним случился удар, и он был парализован, лишившись способности говорить ипередвигаться. Скончался о. Арсений 20 августа 1913 года на Афоне и как«еретик» был похоронен без отпевания за оградой церковного кладбища. Этотслучай анти-имяславская партия использовала в качестве яркого доказательствагнева Божия на сторонников «имяборческой ереси», противящихся церковной власти. 7. Анти-имяславскаяреакция
имяславскийспор афоня апология
Победа имяславцевна Афоне была лишь временным затишьем перед надвигавшейся бурею: уже 29 январяотцы Антоний и Давид и все «единомысленные с ними» подверглись запрещениюафонским Кинотом в священнослужении, а Андреевский скит – церковному отлучению.В феврале место умершего константинопольского Патриарха Иоакима III занялГерман V, отцы Антоний и Давид как виновники «беззаконного восстания» изахвата скита были приглашены в Константинополь для «ответа священномуСиноду за распространяемое ими учение об имени «Иисус»». Тогда же афонскиеимяславцы действиями Русского Посольства в Константинополе на 5 месяцев былилишены возможности получать почту, денежные переводы и продовольствие.
Вфеврале-марте 1913 года архиепископ Антоний в переписке с оо. Денасием и Иеронимомв частности пишет: «В «Колоколе» напечатана Ваша корреспонденция об изгнаниио. Иеронима из обители, а послезавтра отпечатают перевод греческого письма изВатопеда, а затем и дальнейшие Ваши сообщения о падении о. М[исаила] […]Конечно Булатовичей всех погонять и лишать монашества, их победа на две недели,но печально то, что последствием их хлыстовского бунта может оказатьсятребование греков изгнать с Афона всех русских». «День избавления Вашегоблизок. Булатовича запрещено пускать в Петербург и начальнику Андреевскогоподворья о. Антонину приказано от митрополита и Синода поминать Вас [о.Иеронима– Д.Г.] на эктениях, а если не послушает Антонин, то будет изгнан[122].Свят. Синод просит нового Патриарха [Германа V – Д.Г.] подтвердитьрешение о сем деле покойного Иоакима IIIи разрешить прислать наАфон русского Архиерея для вразумления смущенных глупою ересью. Булатович безпаспорта где-то скрывается, как говорят, по Петербургу у своих знакомых ипрячется. О. Мисаил раскаивается в своем безволии, выразившемся вподписании нелепой бумаги озорников»[123]. Как видим,архиепископ Антоний, находившийся в то время в зените своего влияния нацерковную политику Синода, принимал самое активное участие в подавлении«черного бунта»: он в курсе самых последних событий, связанных с новой«ересью»; он организует анти-имяславскую кампанию в российской прессе;принимает все возможные меры для того, чтобы обеспечить административный ичисленный перевес противников имяславцев как на Афоне, так и за его пределами.
По просьбеСв. Синода Патриарх Герман V запросил Халкинскую богословскую школу дать отзыво православности учения имяславцев. В ответ был составлен отзыв, датированный13 марта 1913 года, в котором в частности говорилось: «свойства и энергииЕго невозможно, ни отделить, ни смешать с сущностью Его. Исходя из этогоположения и опираясь на известное определение Церкви, что Божество принадлежитприроде, – следовательно, и свойствам и энергиям Бога, они (имяславцы – Д.Г.)выводят заключение, что и имя Иисус, как и всякое вообще откровенноебожественное имя, не только указывает на свойство и энергию Бога, но есть и СамБог. […] Само это мнение, что они суть энергии Бога, – есть новоявленное и суесловное,а их оправдание, что всякое слово Бога, как энергия Его, не только дает жизнь идух, но есть сам дух, сама жизнь, Сам Бог, – это оправдание, применяемоевообще, ведет к заключениям (каковы: «имя Иисуса есть Бог […], всякоебожественное слово в Евангелии есть Сам Бог»), которые, вопреки всем ихотрицаниям, пахнут пантеизмом»[124].
В это время вРоссии архиепископы Антоний (Храповицкий), Никон Вологодский[125]и профессор Петербургской Духовной Академии Сергей Викторович Троицкий [126]готовят разборы «имябожнического учения». Основные аргументы докладов противучения имяславцев можно свести к следующим:
· «Имя– условное слово, более или менее соответствующее тому предмету, о коем мыхотим мыслить; это есть необходимый для нашего ума условный знак, облекаемыйнами в звуки. […] Имена Его суть только слова, указующие на то или иноесвойство […], это только идея о Боге, только благоговейная мысль о Нем, нашесубъективное представление, а не Сам Он по Своему существу»[127].
· «Длянас имя Божие есть только слабая тень одного из свойств или состояний Божиих,отмеченная в нашем слове или мышлении; мы и тени воздаем должное почитание, какиконе, ибо и тень апостола Петра исцеляла болящих»[128].
· «Еслиобратиться к греческому оригиналу […], то мы увидим, что собор [Константинопольскийсобор 1341 года – Д.Г.]вовсе не называет энергию Божию Богом, аговорит лишь о ее божественности и ни разу не применяет к ней слова QeoV– Бог, а всегда лишьслово JeothV– божество,божественность. И во время споров паламиты всегда говорили лишь обожественности энергии Божией, а не о том, что она есть самое существо Божие,что она есть Бог[129][…], говорить, что имя Божие, как энергияБожия, есть Сам Бог, (а не божественность), – это значит становиться всецело насторону именно варлаамитов […], подвергать себя анафеме собора, изреченнойпротив тех, кто не признавал «разность божеского существа и энергии»»[130].
· Помнению архиепископа Антония Волынского, «назвать это лжеучение ересью –значит оказать ему большую честь, т. к. это просто-напросто хлыстовскиесумасбродные бредни».
· Инокидерзостно попрали законы монашеского смирения и послушания, «оставилимолитву Иисусову и занялись рассуждениями, подобными занятию силлогизмамиВарлаама»[131].
Указанныедоклады послужили основой для составления Послания Святейшего Синода по вопросуимяславия. Экстренное заседание Синода для рассмотрения вопроса о православностиучения имяславцев было созвано 16 мая 1913 года и проходило подпредседательством митрополита Петербургского Владимира (Богоявленского),будущего священномученика.
К этомувремени в Константинополе уже состоялся суд над отцом Давидом, имяславие былопризнано «новоявленным и неосновательным […] хульным злословием и ересью,как отождествляющей и сливающей неслитное и тем самым ведущей к пантеизму (всебожию)»[132].Отец Давид был отпущен на Афон с условием, что откажется от игуменства в Андреевскомскиту. По свидетельству о. Антония (Булатовича) от «архимандрита Давида непотребовали ни покаяния, ни отречения от его «ереси», но свободно отпустили егообратно на Св. Гору под условием лишь отказа от игуменства в Андреевском скиту,чего добивалось наше посольство»[133]. МнениеКонстантинопольского Патриарха, который в свою очередь по свидетельству П.Б. Мансурова«сам в этот вопрос не вникал и основывался на взглядах архиепископа Антония»,сыграло не последнюю роль в решении Св. Синода Российской Церкви. В осуждениио. Давида значительную роль сыграл посол Гирс: он «воздействовал наПатриарха в смысле самого скорейшего и решительного осуждения архимандритаДавида», по приезде о. Давида в Константинополь попытался арестовать его,затем потребовал написать расписку об отречении от игуменства[134].По свидетельству противников имяславцев, первое время о. Давид соблюдал своеобещание не претендовать на игуменство в Андреевском скиту и жил на безмолвиивне скита, но в дальнейшем под воздействием игумена Арсения он вновь включилсяв борьбу с «имяборцами» и занял игуменское место[135].
На заседанииСв. Синода были заслушаны указанные выше доклады, архиепископу Сергию(Страгородскому) Синод поручил составить сводку докладов в виде «Послания всечестнымбратиям, во иночестве подвизающимся». Послание было единогласно одобреночленами Святейшего Синода, опубликовано в «Церковных ведомостях» от 18 мая 1913года и зачитано во всех церквях Российской Церкви[136].Синод выдвигает обвинения имяславцев и их апологета отца Антония (Булатовича) вобожествлении слов и букв имени Божия, в «магическом суеверии»,принуждающем Бога «быть Своею благодатию с […] человеком и творитьсвойственное ему»[137]. «Новыеучители явно смешивают энергию Божию с ее плодами, когда называют Божеством идаже Самим Богом и Имена Божии, и даже церковные молитвословия, т.е. не толькослово, сказанное Богом, но и все наши слова о Боге […] «слова, коими мы именуемБога». Но ведь это обоготворение твари»[138]. «Вмолитве Имя Божие и Сам Бог сознаются нами нераздельно, как быотождествляются, даже не могут и не должны быть отделены и противопоставленыодно другому; но это только в молитве и только для нашего сердца, в богословствованииже, как и на деле, Имя Божие есть только имя, а не Сам Бог и не Его свойство, названиепредмета, а не сам предмет, и потому не может быть признано или называемо ни Богом(что было бы бессмысленно и богохульно), ни Божеством, потому что оно не есть иэнергия Божия»[139].
Естественно,что подобные утверждения о разделении молитвенной практики и богословия, словаи дела, подобно фантазии и действительности не могли быть одобрены афонскимиимяславцами, опиравшимися в своих утверждениях на слова св. ИоаннаКронштадтского: «Молясь, нужно так веровать в силу слов молитвы, чтобы неотделять самых слов от самого дела, выражаемого ими; нужно веровать, что засловом, как тень за телом, следует и дело, так как у Господа слово и делонераздельны: ибо Той рече, и быша; Той повеле, и создашася (Пс. 148: 5). И тытак же веруй, что ты сказал на молитве, о чем попросил, то и будет. Ты славословил– и Бог принял славословие, поблагодарил Господа – и Бог принял благодарениетвое в воню благоухания духовного. То беда, что мы маловерны и отделяем словаот дела, как тело от души, как форму от содержания, как тень от тела, – бываеми на молитве, как в жизни телесни, духа не имуще (Иуд. 1, 19), оттого-то ибесплодны наши молитвы»[140].
До вынесенияофициального вердикта по вопросу присутствия Божества в Его имени мы видим,хотя и значительную, но все же преодолимую дистанцию в позициях имяславцев и, кпримеру, С.В. Троицкого. Троицкий пишет: «Имя Иисус, понимаемое всмысле откровения Божия о спасении человечества, но не в смысле нашегоименования Бога (т.е. произнесения имени Божия вместе с мыслию о Боге), естьсила Божественная или действие Божие, действие Святого Духа, неотделимое отНего, так же как и творение чудес, но имя Иисус, в смысле нашего актапроизнесения имени Божия, не есть сила Божественная, а может быть условием проявленияэтой силы, если произнесение этого имени служит выражением веры и любви к ееНосителю»[141]. То естьБог присущ Своему имени при условии благочестивого именования Господа, в этомслучае Бог может явить Свои благодатные дары. Имяславцы говорили о безусловномприсутствии Господа Иисуса Христа «в имени Иисус-Христовом». Возможностьмагических спекуляций в этом случае не исключена (ср. Деян. 19: 13–16), иименование будет недостойным, «в суд и во осуждение». «Бог поругаемне бывает» (Гал. 6: 7), и такое призывание имени Божия будет во вреддерзнувшего с нечистым сердцем приступить к святыне.
МнениеТроицкого о том, что святыня обретает силу при условии достойного прикосновенияможно найти и у некоторых Святых Отцов. К примеру, преподобный Симеон Новый Богословписал: «Если ядущие Его Плоть и пиющие Его Кровь имеют жизнь вечную […] мыже, вкушая их, не чувствуем, что в нас происходит что-то большее, чем [привкушении] чувственной пищи, и не принимаем в сознании иной жизни, значит, мыприобщились простого хлеба, а не одновременно и Бога». Святитель ГригорийНисский, говоря о действенности таинства крещения, не без оговорок заметил: «Еслибаня послужила телу, а душа не свергла с себя страстных нечистот […], хотя исмело будет сказать, однако скажу и не откажусь, что для таковых вода остаетсяводой, потому что в рождаемом отнюдь не обретается дар Святого Духа»[142].В протестантском богословии решение этого вопроса закрепилось в его крайнем выражении:таинство действенно только при наличии активной положительной человеческой составляющей.Недаром защитники имяславия обвиняли членов Синода в «протестантствовании»[143],«религиозном субъективизме»[144]и «радикальномноминализме»[145]. С.В. Троицкийпризнавал объективность и Божество имени и Божественного откровения и наосновании его тезисов, приведенных в заключении доклада «Афонская смута», былшанс найти компромиссные вероисповедные формулы. Но тенденциозность взяла верх,и диалог прервало появление официального осуждения и «Послания СвятейшегоСинода» от 18 мая 1913 года, в котором напрочь отрицалась возможностьприсутствия Бога в Его имени. После этого поток взаимных обвинений со страницлистовок, брошюр, церковных и светских периодических изданий многократноувеличился, книгу отца Илариона «На горах Кавказа» было приказано изъять из монастырскихбиблиотек.8. Удаление русских имяславцев с Афона
СвятейшийСинод по настоянию митрополита Петербургского Владимира командируетархиепископа Никона и С.В. Троицкого на Афон для прекращения смуты. НаСвятую Гору Никон в сопровождении С.В. Троицкого, В.С. Щербины,генерального консула в Константинополе А.Ф. Шебунина, сотрудника консульстваБ.С. Серафимова, командира «Донца» З.А. Шепулинского, несколькихофицеров и вооруженных штыками матросов прибывает 4 июня на стационаре «Донец»[146].Архиепископ Никон издает серию листовок с призывами к монахам-имяславцам отказатьсяот догматических исследований и примириться с Церковью, чтобы не подвергнутьсясуду и отлучению. Никон проводит беседы с отдельными лицами или целыми группами«зараженных», но все увещевания остаются без ответа – монахи называютНикона «масоном и еретиком».
Вслед заархиепископом вечером 11 июня к Афонской Горе подходит пароход «Царь» с 5офицерами и 118 солдатами на борту, солдаты занимают Пантелеимонов монастырь. Втот же день после поздней литургии под охраной солдат в Покровском собореархиепископ Никон пытался склонить имяславцев к отказу от «нового учения».
В 1913 годуна страницах «Русского слова» была опубликована заметка, в которой роль владыкиНикона в состоявшемся диспуте, предстает не в лучшем свете: «Вы, –говорил архипастырь, потрясая посохом, – каждое имя считаете за Бога. Так яскажу вам, что каждое имя Божие не есть Бог. И червяку имя только «червяк», авы, пожалуй, скажете: «и червяк – Бог». Сын есть меньше Отца. Сам Иисус сказал,что «Отец есть более Меня». Вы скажете, что у вас и Христос – Бог…».Профессор Троицкий попытался поправить Никона: «Владыко, Христос – Бог! И наотпусте говорится: «Христос истинный Бог наш…"». Но владыка Никон,стуча о пол посохом, кричал: «Никто не смей мне возражать. Даже Англия иФранция так веруют, как я говорю…». Возмущенным монахам не дают возможностивозражать. На замечание о том, что если имя Божие не есть Бог, то словаПсалтири «Хвалите имя Господне, хвалите, рабы Господа» надо произносить«Хвалите Бога Господа…» владыка в запале отвечал: «Да, так и нужно!».«Тогда нужно все книги переписать», – замечает монах. «И перепишем современем! Все книги перепишем!» – заявил владыка. Нужно ли говорить, чтопосле этих слов храм захлестнула буря возмущения, и архиепископу пришлосьскрыться в алтаре[147].
Таковоописание визита владыки Никона на Афон со стороны, сочувствовавшей гонимыммонахам. Сам архиепископ писал о своей поездке на старый Афон иначе. По егосвидетельству, к моменту прибытия обстановка на Святой Горе постепенно выходилаиз-под контроля властей, имяславцы за богослужением «не поминали ниПатриарха, ни Синода, ни игумена», несогласных с ними называли « «масонами,богохульниками, иудами-предателями, арианами», отплевываясь от них, как отнечистых, зараженных людей».
«Самыйобраз действий вождей этого движения близко напоминал фабричных забастовщиков иустроителей митингов. Толпа «имеславцев» во время бесед постоянно выполнялароль какой-то шумящей марионетки в руках ловкого главаря – Иринея: даст он знак– толпа, громко шумевшая, мгновенно смолкает; возвысит он голос – и она сновакричит, и из задних рядов слышатся по моему и о. игумена адресудосадительные слова: «еретики, масоны, иуды-предатели!» Собрания у Иринеяпроисходили почти каждый день, а запретить их игумен был не в состоянии: никтоего не слушал. Ириней все время был окружен своими приверженцами, которые испали в коридорах, охраняя его особу. Безусловное повиновение вожакам, широкопоставленная пропаганда гектографированными и рукописными записочками, искусноераспространение ложных слухов о царской телеграмме, «писанной золотыми буквами»,запугивание – вплоть до угроз застрелить, утопить – властей, сокрытиераспоряжений власти, перехвачивание не только писем (три мои письма игумену завремя с января пропало), но и официальных бумаг (грамота Патриарха Киноту так ине получена), подговор к захвату кассы, к поджогу (было покушение), троекратнаяпорча телефона с Кинотом, – все это не напоминает ли поразительно, домельчайших подробностей, программы организованных опытными агитаторамизабастовок? И действия этих преступных элементов облегчались полным непротивлениемтерроризованного большинства мирных братий, неподготовленных, по самому настроениюсвоему неспособных к борьбе с таким проявлением зла, да и не видевших в этойборьбе своего прямого долга при параличе законной власти», – так представилположение вещей архиепископ Никон в докладе Св. Синоду.
ПредставителиПротата официально заявили, что «еретики ни в коем случае оставаться наАфоне не могут, и если мы (владыка Никон и консул с прибывшими солдатами – Д.Г.)их не удалим, то это сделают сами греки, несмотря ни на какие протесты когобы то ни было […] Теперь здесь хозяева не турки, а греки, которые легко моглибы прислать хоть целый полк из Солуня». В этом случае при попустительствеСв. Синода и МИДа русские могли бы полностью лишиться своего присутствия наАфоне, и все русские монастыри оказались бы в руках греков.
Описанныйвыше диспут в Покровском соборе в изложении владыки Никона выглядит по-иному: «Обличаялжеучение, я обратился к их здравому смыслу, указывая на то, что их учительБулатович все слово Божие считает Богом, но ведь в слове Божием, в Священном Писании,много слов и человеческих, например, приводятся слова безумца: «несть Бог» (Пс.13, 1; 52, 2.); говорится о творениях Божиих, например, о червячке: что же, иэто все – Бог? Так и все имена Божии как слова только обозначают Бога,указывают на Него, но сами по себе еще не Бог: имя Иисус – не Бог, имя Христос– не Бог. При этих словах по команде Иринея послышались крики: «еретик! Учит,что Христос – не Бог!», нет Бога. Я продолжал речь, а так как вожди смутыпродолжали шуметь, то С.В. Троицкий обратился к близ стоявшим: «владыкаговорит, что только имя Христос – не Бог, а Сам Христос есть истинный Бог наш.»[…] Мне кричали: «еретик, крокодил из моря, седмиглавый змей, волк в овечьейшкуре!» […] В заключение мне все же удалось сказать: «будьте добросовестны,выслушайте меня: все прочитанные из Святых Отцов места вы сами можете прочитатьв вашей библиотеке: приходите, мы их там покажем вам! Кто знает по-гречески –тому найдем и в греческих подлинниках». После этого я ушел из церкви черезалтарь» [148].
29 июнявладыка Никон обратился к афонским монахам с обращением «Мое доброе слово «имяславцам»»,где еще раз укорял монахов в непослушании Константинопольскому Патриарху иРоссийскому Св. Синоду, «умолял» прекратить лжемудрствования и «сжечьсвои тетради». В Открытом письме архиепископу Никону иеросхимонах Антонийобвинял последнего в том, что «Доброе слово» написано спустя 24 дня послеприбытия Никона на Афон. «Когда же хотя один раз за это время вы обратилиськ имяславцам хоть с одним добрым словом? И сие ваше, так называемое, «доброеслово» не было вами сказано, но лишь написано к 29-му июню, т.е. тогда, когдавы уже все подготовили к избиению имяславцев и изгнанию из их духовногоотечества. Итак это ваше доброе слово могли имяславцы прочесть только наканунесвоего избиения», – писал Булатович. На слова Никона о том, что онобращается к монашеской совести имяславцев «после многих увещаний,разъяснений, свидетельств и доказательств посредством выписок из Святых Отцов иУчителей Церкви», о. Антоний возразил: «Когда же и где происходили этиупоминаемые вами многие «увещания […]"? На Афоне вы всего дважды, кажется,съезжали на берег в течение целого месяца. За эти ваши два съезда были ли свашей стороны какие либо увещания? […] Не ультиматум ли представили выимяславцам, требуя от них подписи под грамотою Патриарха и под посланием Синода[149]»?
Все попытки«обращения» имяславцев успехом не увенчались, поэтому владыка Никон приступил кактивному искоренению «ереси» на Афоне – с 14 по 17 июня проводилась переписьимяславцев Пантелеимонова монастыря. Результаты переписи: имяборцев – 661,имяславцев – 517, не явилось – 360[150]. Таким образом,можно сказать, что, несмотря на усилия представителей церковной власти, большаячасть насельников Пантелеимонова монастыря (около тысячи) поддерживалиимяславие.
2 июля назаседании Комиссии при Правлении Добровольного Флота было решено отправить наАфон пароход «Херсон» с целью выдворения монахов, «увлекшихся ересью Булатовичаи […] не признающих власти ни Святейшего Синода, ни Вселенского Патриарха, проявляющихв своих воззрениях и выступлениях явно революционное настроение».Представитель департамента полиции МВД А.А. Волков предложил последоставки монахов в Одессу «передать отступников духовному суду, лишить санаи представить затем в распоряжение гражданских властей», Комиссией этопредложение было одобрено[151]. Просьба опредоставлении парохода была направлена послом М.Н. Гирсом,руководствовавшегося в своих действиях позицией архиепископа Антония(Храповицкого).
КСвято-Пантелеимонову монастырю пароход подошел к 3 июля. После этого началосьнасильственное выдворение имяславцев из Пантелеимонова монастыря и Андреевскогоскита. Отец Антоний (Булатович) со слов монахов, присутствовавших при«зачистке» монастыря, писал: «безоружных, совершавших церковное служениеиноков, подвергли неслыханному истязанию – их в продолжении целого часаокатывали в упор из двух шлангов сильнейшей струей холодной горной воды, сбиваяс ног, поражая как сильнейшими ударами лицо и тело»[152].Заранее подпоенные, полупьяные солдаты штыками и прикладами выталкивали монаховза пределы обители. Монахов растаскивали пожарными крюками и баграми, хватализа волосы, бросали на пол, били ногами, сбрасывали по мокрым лестницам счетвертого этажа, сознательно оскорблялись святые иконы, принадлежавшие гонимыминокам. Больших жертв удалось избежать только из-за крайнего незлобия монахов,которые не оказывали никакого сопротивления солдатам и помощникам игуменаМисаила. Но все же в ту ночь было похоронено четверо убитых[153],а раненых, пострадавших от холодного оружия, зарегистрировано 40 человек[154].
Согласносвидетельствам имяславцев, «монастырь превратился в поле сражения: коридорыбыли окровавлены, по всему двору видна была кровь, смешанная с водою; внекоторых местах выстланного камнями двора стояли целые лужи крови»[155].Подобная же картина предстает перед нами при ознакомлении со свидетельствомиеросхимонаха Николая (Иванова), стоявшего в первых рядах монахов, во времяобливания их ледяной водой: «Когда всех измочили, многих сбили с ног, и онив одежде с иконами и крестами лежали на полу в воде, тогда набросились на менядва офицера […], которые моею епитрахилью чуть было не задушили меня. Они,сорвав с меня епитрахиль, рясу, схиму, их бросили на пол в воду и топтались поним. Затем вырвали у меня из рук икону Божией Матери и ею два раза сильноударили меня по голове, потом стали бить меня иконою же по всему телу […]; апотом те же два офицера и еще два солдата, приподняв меня кверху, сильноударили меня о каменный пол, я лишился чувств. […] Когда же я стал приходить вчувство и, открыв глаза, стал ощущать сильную боль тела от побоев, и так как ялежал в коридоре поперек, то по мне солдаты топтались ногами и через меня таскалив просфорню мертвых – убитых монахов (я заметил только двух)»[156].
АрхиепископНикон в докладе Святейшему Синоду о раненых монахах говорит как о якобы «оцарапанных»иконами. В его донесении выдворение имяславцев выглядит следующим образом: «Почтитри часа увещевали «имеславцев» добровольно идти на пароход: успеха не было.По-видимому, им хотелось вызвать кровопролитие, дабы приобрести славумучеников; в то же время они, конечно, были уверены, что кровопролитие допущеноне будет ни в каком случае, и вот, чтобы поиздеваться над правительственнойвластью и оттянуть время, они упорно противились: пели, молились, клалипоклоны. Вообще, кощунственное отношение к святыне и молитве проявлялось вцелях демонстративных постоянно: иконами защищались, пением отвлекали внимание,с пением потом плыли на лодке на «Херсон». Наконец, рожок заиграл «стрелять».Это было сигналом для открытия кранов водопровода. Вместо выстрелов пущены в ходпожарные трубы. Понятно, при этом не обошлось без царапин у тех, кто старалсязащитить себя от сильной струи воды доскою или иконою. Только тогдаупорствующие бросились бежать. Их направляли на «Херсон». «Раненых»,то есть оцарапанных, оказалось около 25 человек, которым раны былиперевязаны нашим судовым врачом, а через два-три дня повязки были уже сняты» [157].
Сам ВладыкаНикон во время побоища в Пантелеимоновом монастыре осмотрительно неприсутствовал, а находился на «Донце».
На пароходе«Херсон» в Одессу был вывезен 621 монах (из них насельников Пантелеимоновамонастыря – 418, Андреевского скита – 183). Иноки Андреевского скитасопротивления не оказали, противники имяславцев объясняли покорность«имябожников» Андреевского скита тем, что они были уверены: пароход присланГосударем по ходатайству Булатовича для отправки имяславцев в специальноотведенный для них российский монастырь[158]. Остаток имяславцевчислом 212 был посажен на пароход «Чихачев» чуть позже и 17 июля был доставленв Одессу.
В Одессемонахи подверглись подробному дознанию для выяснения личности и степенипричастности к беспорядкам. Решение официальных лиц было довольно суровым: «Лица,признанные в сане и монашестве русскою церковною властью, в числе 8 былиотправлены на подворье Андреевского скита. 40 человек, обвиняемых иподозреваемых в уголовных преступлениях, были отправлены в тюрьму, а остальныебыли направлены по проходным свидетельствам в мирском одеянии для водворения народину по местам прописки»[159]. В Россииуказом Синода от 24 августа 1913 года иноки, не принявшие Послания СвятйшегоСинода, запрещались в священнослужении и причащении Святых Тайн. Вознаменование окончания борьбы с имяславцами Патриарх Герман V наградилархимандрита и наместника Пантелеимонова монастыря золотыми наперстнымикрестами и грамотами. В послании к Святейшему Синоду Патриарх выразилпожелание, чтобы лица, изгнанные с Афона, даже при раскаянии не могли быть возвращенына Афон[160]. Именно этацель, т.е. ослабление русского влияния на Афоне, по мнению многихисследователей, преследовалась Греческой Церковью во время борьбы с русскими имяславцами.
9. Суд московской синодальной конторы
По завершениирасправы над непокорными монахами журнал «Русский инок» опубликовал заметку подназванием: «Благодарность Государю за освобождение Афона от революционеров исектантов», в которой цитировал благодарственную телеграмму архимандрита Пантелеимоновамонастыря Мисаила. В адрес Императора отец Мисаил, собственноручно уничтожившийв свое время имяборческий «Акт о недостопоклоняемости имени «Иисус»» и подписавшийимяславское исповедание, выражал «усерднейшую благодарность за освобождение[…] монастыря от грозившей ему со стороны революционеров и сектантов опасностиразорения»[161]. 24 августаобер-прокурор Синода В.К Саблер представил Государю записку игуменаИеронима аналогичного содержания, записка была датирована 3-м июля.
В ответ нанесправедливо присвоенные имяславцам клички, о. Антоний (Булатович) пишетОткрытое письмо архимандриту Мисаилу, в котором с гневом в резкой формеотвергает воздвигнутые на них обвинения: «да падет же это имя «сектанты» навашу собственную голову, как некогда имя «идолопоклонники», коим иконоборцыклеймили православных исповедников и почитателей святых икон, пало на их-же главу,и мнившие себя около двух столетий православными: и цари, и архиереи, и ученые,и игумены, и всякие властные лица, яро преследовавшие мечем и огнем почитателейикон, ныне предаются ежегодно в Неделю Православия анафеме! […] Слово «революционер»означает противника существующего государственного строя. Но таковыми по всейсправедливости есте вы и единомысленные с вами, по крайней мере, это можносказать о главарях вашей имяборческой партии, ибо всем на Афоне известна ихантидинастическая проповедь в 1905 году. Теперь ваши главари заделалисьмонархистами, что же касается до нас, то мы никогда ими быть не переставали ине перестанем! […] Наш Великий Государь весьма премудро ответил на вашубезумную телеграмму: «Желаю Пантелеимоновскому монастырю мира, тишины иблагочестия». Присоединяемся и мы самым искренним образом к семублагопожеланию, но, увы, оно не исполнимо, ибо вы отреклись от Имени Иисусова[…]. Где ваши старцы-подвижники? Все изгнаны! Где самые теплые, горящие вероюхристолюбцы? Все изгнаны»[162]!
В концесентября в Алупке Николай II принял наместника Пантелеимонова монастыряиеромонаха Иакинфа и духовника иеромонаха Мелитона. Иеромонахи благодарилиГосударя «за спасение от гибели». Царь, в свою очередь, интересовалсяобстоятельствами происшедших беспорядков и выразил пожелание «чтобы впредьне повторялись такие печальные события»[163]. Николай IIвсе последнее время следил за конфликтом, и командирование архиепископа Никона,отправка на Афон солдат происходили с санкции Императора. Уже 17 июля, т.е. поистечении двух недель после начала силовых действий против имяславцев на Афоне,Император заслушал доклад обер-прокурора об этом событии. Вечером того же дняНиколай II с Императрицей встречались с Григорием Распутиным, имевшим в товремя определенное влияние на царскую семью. Сам Распутин был горячимсторонником имяславских идей, и его мнение не могло не быть услышано ГосударемИмператором.
Согласнопоказаниям С.П. Белецкого, данным в 1917 году следственной комиссии Временногоправительства, Распутин живо интересовался имяславским вопросом: «На одномиз ближайших обедов у кн. Андронникова с Распутиным, – рассказывает С.П. Белецкий,– я навел разговор на тему об имябожцах […] мне хотелось выяснить, не былоли каких-либо влияний на Распутина со стороны какого-либо кружка, занимающегосяцерковными вопросами или интриги против Саблера, говорило ли в нем чувствожалости, когда он лично видел прибывших […] тайно в Петроград этих монаховпреклонного возраста (многие из них были в схиме) с обрезанными бородами инадетом на них штатском платье, и когда он отвозил их в таком виде напоказ водворец. […] Затронутая мною на обеде у Андронникова тема об имябожниках оживилаРаспутина и из его слов объяснения мне существа разномыслия, происшедшего наАфоне, и из его горячей поддержки их мнения мне было очевидно, что он сам былсторонником этого течения в монашеской среде; при этом, когда я ему поставилпрямо вопрос, верует ли он так же как и они, он мне прямо ответил утвердительнои добавил, что не только на Афоне монахи придерживаются этого толкования ИмениБожьего, но и в других старых монастырях, которые он посещал, и что спор этотдавний. Затем впоследствии, как я уже говорил, Распутин все время отстаивалимябожцев»[164].
Желаявыслушать обе противостоящие стороны, 13 февраля 1914 года Николай II принял вЦарском Селе депутацию из четырех афонских старцев, изгнанных с Афона заисповедание имяславия. Император не вмешивался в развитие событий, предоставиврешать догматические вопросы Синоду. Но уже сам факт высокомилостивого приема«имябожников» направил ход дел в более благоприятное для имяславцев русло.
Немирноеположение дел чрезвычайно тяготило имяславскую сторону, они всеми силамипытались найти пути возвращения к общению с Церковью и возможности примиренияпротивоборствующих партий. В начале февраля 1914 года иеросхимонах АнтонийБулатович подает Прошение в Святейший Правительствующий Синод: «Покорнейшепросим Святейший Синод, убедившись в Православии сих наших тезисов, признать,что мы, открыто исповедуя Божественность Имени Божия Иисус, ни в чем неотступили и не отступаем от вероучений и догматов Православной Церкви, и темдать нам возможность со спокойной совестью предать себя духовному попечениюСвятейшего Синода и пастырей церковных, и с тем прекратить всякие дальнейшиедогматические споры»[165].
СвятейшийСинод назначил членов суда для рассмотрения Московской Синодальной конторойдела двадцати пяти «имябожников». Начало суда было назначено на первые дни послеФоминой недели. Вследствие бедственного положения изгнанных иноков на родине, вГосударственную Думу был подан запрос с просьбой срочно рассмотреть правовоеположение лиц, утерявших насильственно монашеский сан. Дума проголосовалапротив срочности решения этого вопроса, и запрос передали в соответствующуюкомиссию для подготовки ответа.
В связи сподготовкой суда афонские иноки предприняли ряд встречных шагов. СвятейшемуСиноду было направлено «Исповедание веры афонских иноков», в котором афонцы просилипересмотра основных богословских положений и выводов, сделанных в Послании СвятейшегоСинода от 18 мая 1913 года. Отцы повторяли, что «именуя Имя Божие и ИмяИисусово: Богом и Самим Богом» они чужды «как почитания Имени Божиего засущность Его, так и почитания Имени Божия отдельно от Самого Бога, как какое-тоособое Божество, так и обожения самих букв и звуков и случайных мыслей о Боге»[166].«Ибо несогласие руководящих тезисов с учением Святых Отцев не допускает наспринять вызов на Церковный суд и подчиниться его решению»[167],– резюмировали отцы-имяславцы. Но Синод настаивал на согласии с формулировкамиПослания и в случае отказа грозил монахам осуждением. Таким образом, суд незатрагивал богословских вопросов и превращался в принуждение к принятию«заведомо неправославного» официального мнения.
Отец Антоний,видя бесплодность дискуссии со Святейшим Синодом, 25 марта 1914 года направляетписьмо Государю с просьбой о защите. «Суд над нами обставлен так, что он нев силах вынести какого-либо справедливого решения по главному догматическомувопросу о том, есть ли Имя Божие по природе – Бог, или – тварь? Есть лиИмя Божие – Божественная сила, или нечто не существующее реально? Есть ли ИмяБожие – освящающая в таинствах Святыня или ничто?», – пишет он[168].Отец Антоний предлагает создать независимую специальную комиссию из духовных исветских лиц и дать возможность высказаться обеим сторонам. В случаеневозможности созыва подобной комиссии, отец Антоний просит дать высочайшее повелениепроизводить суд, руководствуясь не Синодальным посланием, а катехизисом, СвященнымПисанием и писаниями Святых Отцов. В завершении письма он предостерегаетИмператора и Россию «от тех бедствий, на которые наталкивают ее последниедействия Святейшего Синода». «Если суд Московской Синодальной Конторысостоится в таком виде, в каком он предположен Святейшим Синодом, – писалотец Антоний, – то это неминуемо доведет догматический спор до такогообострения, в котором невозможно уже будет примирить мнения, но возможно будетлишь разделение, а к каким дальнейшим бедствия это приведет Россию, это ведаетодин лишь Бог; одно лишь нам известно, что отступление от истинных догматовнавлекало на страну и на народ великий гнев Божий и тяжкие кары, от коих даизбавит Царствие Господь»[169].
Император былзнаком с Булатовичем лично, отзываясь о нем как о «лихом офицере»[170],в бытность свою ротмистром игравшем значительную роль в русско-эфиопских отношениях.Возможно, это придало дополнительный вес обращению. В 1918 году при разборе всинодальном архиве документов, касающихся дела иноков-исповедников имениГосподня, было найдено письмо Николая II митрополиту Московскому Макарию(Невскому), датированное апрелем 1914 года, с выражением благоприятного мненияоб имяславцах[171]. Самсвятитель Макарий подошел к этому вопросу с огромной осторожностью и духовнымтактом, он «постарался положить конец розни, затянувшейся из-за смутноговремени и, отложив окончательное решение церковного учения об Имени Божием довремени Соборного обсуждения, внес мир и восстановил справедливость. СвятейшийСинод в лице Высшего Церковного Управления запросил письменно старца схиигуменаГермана, настоятеля Зосимовой пустыни, дать свое суждение об афонских спорах обИмени Иисусовом, на что старец отвечал: «Молитва Иисусова есть делосокровенное, а потому возникшие разногласия следовало бы покрыть любовью», –что и выполнил на деле по велению своей совести и по послушанию митрополитМакарий»[172].
В пасхальныеапрельские дни 1914 года обер-прокурор Святейшего Синода В.К. Саблертак же получает записку, подписанную Государем, где говорилось: «Душа мояскорбит об Афонских иноках, у которых отнята радость приобщения Святых Тайн.[…] Забудем распрю: не нам судить о Величайшей святыне – Имени Божием, и темнавлекать гнев Господень на Родину[173]; судследует отменить и всех иноков по примеру митрополита Флавиана[174]разместить по монастырям, возвратить им монашеский сан и разрешитьсвященнослужение»[175].
Весной 1914года чувствуется общее потепление отношений власть предержащих к изгнаннымафонским инокам. Этому способствовали, во-первых, сочувствие имяславцам Государяи, во-вторых, мощная общественная реакция на действия архиепископа Никона наАфоне, выразившаяся в многочисленных публикациях в российской прессе, а также вактивных прениях на эту тему в IV Государственной Думе. Газета «Вечернее время» вмарте 1914 года, ссылаясь на неназванного члена Синода, писала: «в принципеуже решено принять меры к тому, чтобы облегчить течение процесса. Так, составсинодальной конторы пополняется на этот случай монастырскими старцами, которыевысоко чтут имя Иисусово; при рассмотрении дела в Святейшем Синоде архиепископНикон будет устранен от участия в заседаниях и т.д.; и если при этом подсудимыене проявят дерзостного неуважения к суду, то все они будут прощены и водвореныв монастыри по собственному избранию. Вообще у нас, в Святейшем Синоде, царит внастоящее время такое настроение, что необходимо во что бы то ни стало исправить«оплошность» архиепископа Никона, а при таком настроении вряд ли можно толковатьоб усилении наказаний»[176].
Все же, сочтяучастие в церковном суде бесполезным и даже вредным, обвиняемые монахи подали вСинод заявление об отказе от участия в суде и «отложении от всякогодуховного общения с ним (Святейшим Синодом – Д.Г.)и со всеми сним единомысленными, впредь до исправления означенных заблуждений и впредь допризнания Божества Имени Божия, согласно с катехизисом и со Святыми Отцами»[177].Первой под текстом заявления значилась подпись иеросхимонаха Антония, за нейследовало еще 11 подписей.
Заочный суд всеже состоялся. На первых заседаниях, состоявшихся 24 апреля и 1 мая, в лоноЦеркви было возвращено 10 иноков. Монахи обещали «пребывать в Церкви доконца дней, храня во всей неповрежденности ее учение и памятуя, что вне Церквинет спасения», засвидетельствовав свой ответ целованием креста и Евангелия[178].
Передрешающим заседанием Московской Синодальной конторы епископ Верейский Модест(Никитин), на которого были возложены переговоры с монахами–имяславцами, не пожелавшимиявиться на суд, провел несколько встреч с их представителями. Для этого он былкомандирован в Петербург и на станцию Любань Николаевской железной дорогиНовгородской губернии, где проживали афонские имяславцы. Воспоминания об этойпоездке сохранились в дневниковых записях архиепископа Арсения (Стадницкого),занимавшего в 1914 году новгородскую кафедру и, судя по записям, болеесочувствовавшего убеждениям своего близкого знакомого архиепископа Никона.Епископ Модест поделился с архиепископом Арсением следующими своимивпечатлениями от встречи с имяславцами: «Иноки-афонцы произвели на менядоброе впечатление. Они смиренны, дорожат догматами Православной Церкви,признают богоучрежденную иерархию. Особенность их мнений об имени Иисусаобъяснятся тем, что они не знакомы с нашим общепринятым богословским языком,выражают свои мысли такими словами, которые у нас имеют несколько инойотпечаток. Отец Антоний (Булатович), бывший гвардейский офицер, производитвпечатление очень интеллигентного человека, начитанного при этом всвятоотеческих творениях. Из продолжительной беседы с ним я вынес впечатление,что душа его болеет от поднятого вокруг его имени шума, который, он боится,может породить мысль, что он будто бы идет против Православной Церкви. Онудивляется, почему его не хотят понять. Он не считает своего мнения об имениБожием догматом, не навязывает его другим, но хочет только, чтобы будущий соборвысказался о нем и решил возникший богословский спор.
ВНовгородской губернии, возле Любани, в трех избах, помещаются семнадцатьиноков-афонцев. После молитвы и краткого моего слова к ним, я предложил имсамим сначала высказаться, чем [сл. неразб.] их души, почему они чуждаются нас –архиереев Православной Церкви. Они стали говорить, я же терпеливо слушал их, азатем сам выяснил вопрос, как мог. Беседа наша лилась 6 часов. Я понял ихболезнь и вынес убеждение, что они, согласные с догматами Православной Церкви,в своем учении об имени Иисуса также близки к нам, не умея только высказатьсвои мысли нашим богословским языком. Я видел их слезы от укоризны, что онибудто бы имябожники. Я понял, что все души их трепещут при мысли, что ихсчитают неправославными. Я у них увидел благоговение к сану епископа. Я увидел,что и мы с ними, как и прежде, будем славть единым седцем и едиными устыпречестное и великолепное имя Отца и Сына и Святаго Духа»[179].
Отец Антонийвыдвинул два условия, в случае выполнения которых возможно возобновлениеобщения со Святейшим Синодом:
1)  признание исповеданияиноков во всей его полноте за теологумен – частное богословское мнение;
2)  отложить окончательноерешение данного вопроса до Поместного Собора, иноков призвать к церковномуобщению, потребовав от них засвидетельствовать свою веру в церковные догматыцелованием Креста и Евангелия.
Афонскиестарцы были более категоричны и не согласились с термином «частное мнение»,считая его унизительным для столь значительного вопроса. В свою очередь, кромезаявления о необходимости соборного обсуждения догматических вопросов, онивыдвинули ряд дополнительных требований:
1)  Оповестить по епархиям,что они всегда пребывали в Церкви Православной. Наименование «имябожники» –отменяется.
2)  Оставить всесвященнические и монашеские звания.
3)  Предоставить скит«Пицунда».
4)  Вознаградить изгнанныхмонахов из сумм тех обителей, которые их изгнали[180].
Результатом разбирательстваМосковской Синодальной конторы стал оправдательный приговор[181].Контора в ходе заседания 7 мая сочла Заявление имяславцев об отказе от участияв суде плодом «недостаточного разумения ими своих деяний и намерений»,постановив «прекратить судебное о них производство», кроме тогоМосковская Синодальная контора признала, что в исповедании имяславцев «содержатсяданные к заключению, что у них нет оснований к отступлению ради учения обименах Божиих от Православной Церкви». «Суд пришел к заключению, что внас нет того состава преступления, за которое Святейший Синод предал насцерковному суду […], – писал позже отец Антоний, – и из этого заключил,что мы неповинны в приписанном нам было обожествлении самого тварного имени,взятого в отвлечении от Самого Бога, и, следовательно, что нет для насоснований отлагаться от церковного общения с иерархией […], и иерархии нетоснований лишать нас ради нашего боголепного почитания Имени Божия причастияСвятых Тайн и Священнослужения»[182].
СвятейшийСинод заслушал донесение Московской синодальной конторы от 8 мая 1914 года за №1443на заседании, состоявшемся 10 мая и, несмотря на давление Императора, не согласилсяутвердить его. Часть афонских иноков постановлением Синода №4136 от 10 – 24 мая1914 года была поручена епископу Модесту с помещением в Московском Покровскоммонастыре и разрешением им рясоношения в монастырях (с сохранением запретасвященнослужения и участия в Таинствах). Об иеросхимонахе Антонии иархимандрите Давиде было постановлено иметь особое суждение. В то же время,Синодальной конторе и преосвященному Модесту было поручено «приводитьувещаемых иноков к сознанию, что учение имябожников, прописанное в сочиненияхиеросхимонаха Антония (Булатовича) и его последователей, осуждено СвятейшимПатриархом и Синодом Константинопольской Церкви и Святейшим Синодом Церкви Российскойи что, оказывая снисхождение к немощам заблуждающихся, Святейший Синод не изменяетпрежнего своего суждения о самом заблуждении»[183].
В дневниковыхзаписях архиепископа Арсения (Стадницкого), датированных маем 1913 года, мынаходим следующую характеристику событий, связанных с судом над имяславцами иреакцией на его результаты членов Синода: «8-е мая. Четверг. Ликвидацияимябожнической «ереси». Много шума из ничего. Как известно, Священный Синодпередал дело об имябожниках на рассмотрение Московской синодальной конторы,усиленной приглашением духовных экспертов. В такой передаче сказывалась ужетенденция как-нибудь завершить [?] дело, так неосторожно раздутое. А тутговорят еще, что от Государя было письмо к митрополиту Московскому опрекращении этого дела. Суд назначен на Светлой неделе. […] Такой доклад [оправдательный– Д.Г.] представлен был епископом Модестом Московской Синодальной Конторе, которая,выслушав его, вполне согласилась с его выводами и постановила всех афонскихиноков, проживающих сейчас в Петербурге и около Петербурга к суду не призывать,а, основываясь на докладе, принять их обратно в Церковь, как исповедующихСвященную Православную веру, желающих общения церковного и признающихбогоучрежденную иерархию; этих иноков принять в число братии вверенногоепископу Модесту монастыря и поручить его руководству; всех же других иноковафонцев, находящихся вне общения церковного принимать обратно в церковь пообщему их устному заявлению епархиальному архиерею о своем желании быть в числечад Церкви, причем исправность своего заявления они должны подтвердить целованиемсвятого креста и Евангелия. А где же суд? Его не было. Синод по обыкновению, посрамлен.Никон явился козлом отпущения, а Модест – козлом избавления. […] Во время такихрассуждений явился архиеп. Никон, который и возмущался оборотом дела симеборцами и двойственною политикою Саблера. Он принес постановление Синода,под которым не хочет подписываться. И действительно, в постановлении Синодаобойден вопрос о суде над ними, о его прежнем решении, и в основу поставленобыло донесение Модеста, который де был командирован Синодом в Новгородскуюгубернию, с согласия Новгородского Епархиального Начальства, и в их сужденияхне нашел ничего еретического. А посему постановляется разместить их вМосковские монастыри, и преимущественно в Знаменский, настоятелем которого состоялеп. Модест, под его руководство. По поводу согласия Новгородского Епарх.Начальства, я сказал, что это – неправда, так как никто меня об этом неспрашивал, и я случайно узнал о поездке еп. Модеста в мою епархию. Никонвозмущался такою постановкою дела на основании донесения еп. Модеста, который,вопреки прежнему решению Синода, не находит в исповедании имебожников ничегоеретического, а только пустое разногласие мнений, и что имебожники отдаются подруководство еп. Модеста, который сам не разбирается в этих вопросах и непризнает в воззрениях их чего либо ложного. Митрополит [Санкт-ПетербургскийВладимир] возмущался поверхностным отношением к этому вопросу митр. МосковскогоМакария, который живет вне пространства и времени и живет детскими мечтами обАлтае, куда он и отправляется в трехмесячный отпуск. Оказалось, что митр.Макарий получил письмо от Государя, который высказал пожелание покончить этодело миром. С этого же письма Государь собственноручно снял копию и передалОбер-Прокурору для представления Синоду. […] В проекте постановления Синодасказано, что волю Царскую нужно принять к руководству. Никон возмущался такимпостановлением, под которым не пожелал подписаться, не подписались также идругие члены. После переговоров с Саблером и решено было не подписыватьсячленам Синода, а принять – к сведению. Вместе с тем преосв. Никон прочиталпроект своего мотивированного отказа от подписи. Тут, между прочим, говорилось,что обязанность Св. Синода, как высшей Церковной власти и блюстителя правой веры,и состоит в том, чтобы обсудить этот вопрос. Вообще очень складно звучит этототзыв. Я и спрашиваю: «а что же дальше?» – А ничего. «Как ничего?» – Приложат кделу, и больше ничего. – «Неужели такова судьба отдельных мнений? Ведь Царь неесть глава Церкви. Царь есть сын Церкви. Ведь и он может ошибаться. Синоддолжен блюсти за чистотою веры. В противном случае нужно Синоду, или Вам – уйтина покой. Ведь самодержавие Царя меньше всего должно касаться нашей веры». Сомною согласились, посетовали на порабощение Церкви, но по всему стало видно,что у Никона не станет смелости довести дело до конца, хотя бы ценою покоя»[184].
Такимобразом, благодаря позиции членов Синода, принимавших ранее активное участие вборьбе с «имябожием», проект постановления, предоставленный Московской Синодальнойконторой, был существенно переработан. Максимальная уступка имяславцам состороны Синода – это разрешение ношения рясы без возможности священнослужения ипричащения.
УказанноеОпределение Святейшего Синода не было опубликовано. Тщательное сокрытиеОпределения было мотивировано многими причинами. Во-первых, Синодом руководилодва стремления – подтвердить истинность выводов, изложенных в Послании от 18мая 1913 года и в то же время не встать в открытую оппозицию выводам Московскойсинодальной конторы и митрополита Макария, авторитетнейшего иерарха РоссийскойЦеркви, а также требованиям Государя Императора, Государственной Думы и широкихмасс общественности. Кроме того, это решение было продиктовано и соображениямиикономии: имяславцы, узнав о действительной позиции Синода не смогли бывозвратиться к общению с Церковью, а это уже могло грозить расколом. Сведения орешении Московской Синодальной конторы были преданы огласке и получили общественныйрезонанс, но в официальных церковных органах постановление Синодальной конторыопубликовано не было.
Тем не менее,имяславцы пребывали в полной уверенности в том, что Синод своим постановлениемоправдал их упование на имя Божие. Тем более, что в их руки попало письмоепископа Модеста к издателю журнала «Дым Отечества» А.Л. Гарязинуследующего содержания: «Благодарение Господу Богу, все иноки-имяславцыоказались истинными чадами Церкви. Отец Антоний и виденные мною иноки Афонскиеназначены в число братии Знаменского монастыря. Употреблю все усилия, чтобы ониостались пребыванием своим довольны […] Разность мнений не должна мешатьединению и любви. Так было прежде (школы Антиохийскаая, Александрийская и др.),когда допускалось существование в Церкви мнений, которые потом Собором илиобъявлялись догматом или отвергались»[185]. Спешавоссоединиться с Синодом, афонские иноки в своем Заявлении от 18 мая на имямитрополита Макария благодарили за снятие обвинения в ереси, и брали обратнозаявление об отложении. В то же время текст Заявления вновь содержит известныеобвинения синодальных архиереев, а также повторяется просьба о предоставленииимяславцам скита «Пицунда» с обеспечением «соответствующей долей капиталаПантелеимонова и Андреевского монастырей»[186].Раскаяние в явных и вопиющих, в первую очередь дисциплинарных, ошибках состороны имяславцев в Заявлении отсутствует.
Все же слухиоб истинном положении дел доходили до монахов, и они обратились к епископуМодесту с письменной просьбой сообщить им действительное синодальное решение ихучасти. Отец Антоний непосредственно от обер-прокурора Саблера получилформальную выписку из постановления Святейшего Синода, «содержащую урезанныйтекст этого определения с искажением смысла его в обратный, оправдательный дляучения имябожников»[187]. Узнав в1918 году от своих противников о полной форме Указа, отец Антоний в Заявлениина имя Патриарха и Святейшего Синода писал: «Если бы эта оговорка не была быот нас скрыта, то едва ли бы мы решились возвратиться к церковному общению».
Тем не менее,раскол был уврачеван, и небольшая часть иноков-имяславцев вернулась к общению сцерковной властью. Широкой огласки в церковных кругах решение Суда Синодальнойконторы не получило. Епархиальные священники продолжали руководствоватьсяуказом Святейшего Синода от 29 августа 1913 года, не допуская подозреваемых в«имябожничестве» ко Святому Причастию и лишая возможности участия в другихтаинствах без письменного отречения от ереси.10. Имяславие в годы первой мировой войны, революции и первых летсоветской власти
Осенью 1914года митрополит Макарий, заручившись согласием обер-прокурора и митрополитаПетербургского Владимира, снял на время войны наложенные Синодом запрещения,разрешив иеромонахам священнослужение с зачислением всех, за исключениемархимандрита Давида и иеромонаха Пахомия, в действующую армию. В то же времямонахи, не имевшие сана, продолжали оставаться «в положении отлученных отЦеркви и лишенных монашества и его прав» и в большинстве своем вопрекицерковным канонам были мобилизованы на фронт солдатами[188].
Как тольконачалась война, отец Антоний (Булатович), следуя чувству долга и на волнепатриотического подъема, охватившего тогда российское общество, покидаетродовое имение в с. Луцыковка Марковской волости Лебединского уезда Харьковскойгубернии. 21 августа 1914 года он выезжает в Сумы, а оттуда в Москву иПетроград[189]. В Москвеон получает рекомендательно письмо епископа Верейского Модеста на имяобер-прокурора Саблера с просьбой разрешить командирование Булатовича и другихиеромонахов-афонцев на фронт в качестве священнослужителей. Саблер, проведяпредварительные консультации с митрополитом Владимиром (Богоявленским), вписьме от 1.09.1914 выражает согласие с предложением епископа Модеста.
Отец Антоний(Булатович) был назначен священником в 16-ый передовой отряд Красного Креста,находившийся на передовых позициях. Отряд был сформирован в сентябре 1914 годав Петрограде и 5 октября отправлен в Польшу на Западный фронт. В марте 1915года о. Антоний был прикомандирован к 10-му Новоингерманландскому полку 3-йстрелковой дивизии в Карпатах. Здесь отец Антоний был награжден боевым орденомВладимира III степени с мечами за то, что собственным примером поднял солдат ватаку. В течение мая-июня 1915 года Булатович находился на лечении. В июле онвозвращается в полк и в боях под Сопоковчиком в конце сентября вновь руководитатакой, за что командование ходатайствует о награждении его наперстным крестомна Георгиевской ленте[190].
О наградах о.Антония был сделан доклад на одном из заседаний Синода. Митрополит Владимир былкрайне удивлен и возмущен тем, что Булатович принят священником в армию.Пытаясь понять, кто из членов Синода дал на это разрешение, подняли «дело оБулатовиче», в котором неожиданно для всех нашлись бумаги,свидетельствующие о том, что Булатович назначен на фронт митрополитомМосковским Макарием, опиравшемся в свою очередь на письмо обер-прокурораСаблера. Митрополит Макарий не смог вспомнить о таком распоряжении, но ему тутже указали на его собственноручную подпись. В письме обер-прокурор извещал свт.Макария о том, что митрополит Владимир не возражает против назначения о.Антония священником в действующие войска[191]. Данныйслучай лишний раз подтверждает всю двусмысленность и неопределенностьположения, в котором находился Св. Синод по отношению к имяславцам вописываемый период.
В течениетрех фронтовых лет о. Антоний (Булатович) безвозмездно служил Божественнуюлитургию и во время боев под огнем, и во время походов, делая это поблагословению святого праведного Иоанна Кронштадтского ежедневно. Страдаяболезнью глаз, перенеся на Карпатах возвратный тиф, отец Антоний в течениевойны окончательно подорвал здоровье и почти ослеп. Поэтому осенью 1916 года онбыл вынужден уехать в отпуск в Петроград, на фронт он уже не вернется.
В 1916–1917годах о. Антоний продолжает печатную полемику по афонскому делу. В ответ наопубликованную в «Историческом вестнике» в 1916 году статью монаха Климента[192]он пишет сочинение «Моя борьба с Имяборцами на Святой Горе», в которомописывает афонские события и старается ответить на многочисленные обвинения,помещенные как в статье монаха Климента, так и опубликованные в периодическойпечати и даже высказанные с трибуны Государственной Думы. Кроме того, Булатовичпубликует целый ряд апологетических богословских произведений: книги «Моя мысльво Христе. О деятельности (энергии) Божества» (Пг.: «Исповедник», 1914.Переизд.: 1916 г.) и «Оправдание веры в Непобедимое, Непостижимое,Божественное Имя Господа нашего Иисуса Христа (Пг.: «Исповедник», 1917); статьив Миссионерском обозрении: «Имя Божие в понимании и толковании св. ГригорияНисского и Симеона Нового Богослова» (№5–6, 1916), «Понимание Св. Писанием ИмениГосподня как Божественного действия и Божественной силы» (№7–8, 1916), «Древниеи новые учители Церкви о Имени Господнем» (№9–10, 1916), «Понимание ЦерковьюИмени Божия как Божественного действия и Божественной силы, свидетельствуемоеиз молитв и возгласов Богослужений», «Наше понимание Божества и Божественнойсилы Имени Господня» (№12, 1916); статью в газете «Колокол» «И паки клевещет наны ритор Тертилл» (5.09.1916; 6.09.1916). 7 октября 1916 года Булатовичнаправляет второе письмо на имя Императора, в котором просит назначить авторитетнуюкомиссию для разбора имяславских исповеданий и проводит связь между многочисленнымибедствиями, постигшими Россию в то время, и «похулением» имени Господняцерковными иерархами.
В началемарта 1916 года монахами-афонитами было подано прошение Государю: «Покорнейшепросим Ваше Императорское Величество об официальном опубликовании в «Церковныхведомостях» данного уже почти два года тому назад Синодального распоряжения,дабы не было препятствия совершать священнослужение тем из нас, приехавшим сАфона монахам, кто имеет священный сан, и всем нам, монахам, приобщаться СвятыхХристовых Таин. Вследствие отсутствия официального напечатания вышеупомянутогораспоряжения мы, изгнанные с Афона монахи, имеем возможность совершать священнослужениеи приобщаться Святых Таин не во всех епархиях святой Православной РусскойЦеркви, но лишь в Московской и Киевской, а также в армии и в лазаретах длябольных и раненых воинов. По причине отсутствия общего по епархиям распоряженияепископы прочих епархий из боязни не решаются допускать нас к священнослужениюи даже к приобщению Святых Христовых Таин, следствием чего уже были среди насслучаи смерти без христианского напутствия и даже без христианскогочинопогребения, как это случилось с монахом Севастианом [в] Вятской губернии,Яранского уезда, Ихтинской волости». На прошении Государь начертал «следуетудовлетворить». 5 марта Государь вручил прошение со своей резолюциейобер-прокурору Синода А.Н. Волжину. За этим последовало определениеСинода от 10 марта: «уведомить Преосвященных, что афонские иноки, непринятые еще в общение с Церковью, могут быть принимаемы в таковое общение понадлежащем испытании их в верованиях и по засвидетельствовании ими о своейпреданности Православной Церкви, точном следовании ее догматам и учению,отречении от имябожнического лжеучения и послушания богоустановленной иерархии,с целованием Святого Креста и Евангелия, без требования от них какого-либописьменного акта, и засим как принятые в общение с Церковью они подлежатдопущению к Святому Причастию и погребению по правилам Православной Церкви, очем, для исполнения настоящего определения, напечатать в «Церковных ведомостях»».Волжин не пропустил это определение Синода к исполнению, но «приказал отложить».Опубликовано оно не было[193].
В феврале1918 года при помощи одного из афонских иноков в Москву без малейших средств ксуществованию возвращается о. Антоний (Булатович). Обратившись к ПатриархуМосковскому святителю Тихону с просьбой о поселении в обители, отец Антоний былприписан к Покровскому монастырю без разрешения священнослужения, что для негостало сильнейшим ударом. Многочисленные обращения отца Антония к СвятейшемуПатриарху и Священному Синоду остались без ответа, более того, запрещениюподверглись и другие иноки Покровского монастыря, мирно проживавшие там вовремя войны.
К моментувозвращения отца Антония в Москву началась вторая сессия ВсероссийскогоПоместного Собора 1917–1918 годов. Собор вынес вопрос о почитании имени Божиегов отдельную секцию под председательством архиепископа Феофана Полтавского(Быстрова), образовавшуюся при Миссионерском Отделе, в работе секции принималиучастие архимандрит Гурий (Егоров), архимандрит Моисей, Е.Н. и Г.Н. Трубецкие,С.Н. Булгаков, Л.З. Кунцевич, П.Б. Мансуров и др. Секретаремподотдела назначен активный борец с имяславием В.И. Зеленцов[194].Подотделу удалось провести лишь три заседания – 1.12.1917; 8.12.1917;26.03.1918. На втором из них был составлен план работы подотдела и определенытемы докладов и докладчики.
Не задолго доначала работы Поместного Собора архимандрит Давид (Мухранов), монах Ириней(Цуриков) и иеросхимонах Антоний (Булатович) направили в адрес «Всероссийскогосъезда духовенства и мирян» Обращение иноков–имяславцев, в котором монахиописывали бесчисленные злоключения изгнанных афонцев на Родине, защищали своеупование на имя Христово и призывали Собор провести объективный суд[195].Но столь насущный вопрос так и не был рассмотрен, частично из-за усиливавшегосяс каждым днем большевистского террора, а частично вследствие того, что «Собор,в подавляющем большинстве своих членов был так далек от существа вопроса, такмало заинтересован в нем, что просто сдал его в подкомиссию, чтобы спихнуть сосвоих плеч эту […] неприятную мелочь. […] Если бы члены Собора разумели хотьсколько-нибудь внутреннюю значительность афонского спора, они не отнеслись бы кнему с таким постыдным равнодушием», – писал М.А. Новоселов в открытомписьме к одному из членов Высшего Церковного Совета[196].
В ноябре 1918года отец Антоний, видя безрезультатность всех обращений, направляет СвятейшемуПатриарху Тихону и Священному Синоду заявление о своем «отложении от духовногообщения с церковною властью ради исповедания им боголепности почитания ИмениГосподня». Говоря о событиях, предшествовавших заявлению об отложении, отецАнтоний описывает нерадостную картину жизни имяславцев Покровского монастыря в1918 году: «Покровский монастырь […] подвергся реквизиции для военныхнадобностей: иноков выдворили из келий, кухня прекратила свое существование,хлеб тоже почти не выдавался, изредка выдавалось лишь по восьмушке фунта, и ябыл поставлен в необходимость покупать на личные средства свое пропитание, нотаковых у меня не было. Бедственное материальное положение и духовная скорбь поповоду продолжающейся на мне безвинно тяготеть духовной кары, вынудили меняснова (в сентябре сего года) подать прошение Святейшему Патриарху, и просить, ввиду того, что секция Собора, которая должна была меня вызвать и допросить омоем уповании перед Священным Синодом, и убедившись в моей православности,разрешить священнослужение»[197]. Ноодновременно с этим прошением отца Антония в Синод поступила докладная записка В.И. Зеленцова,где миссионер говорил об активном распространении «имябожнической» смуты поРоссии и требовал лишить церковного общения нераскаявшихся «еретиков». Синодприслушался к мнению г. Зеленцова и в октябре 1918 года издал указ,которым прекращал действие разрешения Синода священнослужения изгнанным с Афонаимяславцам. По мнению Синода, решение Синодальной конторы 1914 года касалосьтолько отдельных лиц, а не общего правила принятия «имябожников» в церковноеобщение. Прошение отца Антония Священный Синод счел не заслуживающимудовлетворения до тех пор, пока он не прекратит «оказывать непослушаниецерковной власти и распространять свои осуждаемые церковной иерархиейумствования к соблазну Церкви»[198].Возвращение к церковному общению имяславцам могло быть позволено только послеписьменного «отречения от имябожничества и по изъявлении своего подчиненияЦеркви»[199], т.е.признания основных тезисов синодального послания от 18 мая 1913 года, которыепо убеждению бывших афонских иноков «явно не согласны с учением святойЦеркви о Имени Божием»[200]. Само делооб учении «имябожников» передано Собору для рассмотрения и вынесения церковноговердикта. Постановление от 8–12 октября 1918 года было подписано шестьюиерархами: ПатриархомТихоном, митрополитом Агафангелом, митрополитомАрсением, митрополитом Сергием, архиепископом Евсевием, архиепископом Михаилом.
За три годабезупречного служения на фронте отец Антоний позволил себе говорить обофициально не принятом иерархией имяславии только среди лиц, которые должныбыли вскоре вынести решение о православности его упования на имя Божие. В тожевремя, количество резких и зачастую безапелляционных заявлений, статей,заметок, писем в редакции журналов и газет, осуществленных Булатовичем впредсоборные годы говорит само за себя (См. Приложение к настоящей работе).Настойчиво ходатайствуя о скорейшем разборе имяславского вопроса и ведяактивную полемическую борьбу, о. Антоний пытался подготовить почву для возможностипринятия соборного решения, благоприятного для имяславия. Но работа имяславскойподкомиссии Поместного собора так и не была завершена, а Патриарх с Синодомостались верны точке зрения Святейшего Синода 1913 года.
Отец Антонийискренне считал, что те бедствия, которые постигли Российскую империю вдвадцатом веке, стали прямым следствием имяборческого движения, явившимся признакомповсеместного отхода россиян от основ православной веры. В уже упомянутомписьме к Императору Николаю II от 25 марта 1914 года отец Антоний писал: «ещеесть время удержать Россию от тех бедствий, на которые наталкивают ее последниедействия Святейшего Синода. Ныне еще есть возможность бесстрастно разрешитьвопрос об Имени Божием». Но, по словам отца Антония, Государь «невозымел мужества пойти в этом деле в разрез с верховными синодалами […],ограничившись лишь слабыми полумерами, и добившись лишь некоторого послабленияв церковном гонении против – «имябожников», – оставил в официальном похулениидержавное и зиждительное Имя Господне»[201]. Во второмписьме к Государю, датированным 7 октября 1916 года, отец Антоний приводилявные свидетельства гнева Божиего на хулителей Его имени: «Вспомните […]совпадения: поражение третьей армии совпало с тем моментом, когда Вы изволилиудостоить особо милостивой грамотой архиепископа Антония Харьковского, и затем,дивное дело, противник остановился тогда, когда взял Почаевскую Лавру, ту самуюЛавру, из которой раздались первые хулы архиепископа Антония Харьковского наИмя Господне, ибо там впервые были напечатаны […] мерзкие о Имени Господнемслова […] Припомните еще гибель лодки Донца[202]: онапервая погибла в Одесском рейде, потопленная турецким миноносцем, не успевсделать и выстрела!»[203]. «Я невыдаю себя ни за пророка, ни за прозорливца, – писал отец Антоний уже послекровавых революционных событий, – однако, иногда и «Саул бывает во пророцех»[…], ибо разве могло остаться безнаказанным посягательство Пастырей Христовыхна Святыню Имени Его! Особенно знаменательно то, что переворот совершилсяименно в неделю святого Григория Паламы, боровшегося против Варлаама, которогомнения повторяют ныне имяборцы. […] Знаменательно также, что и имя «Волынь», отпервопастыря которой изошли первые хулы на Имя Господне, – и это имя оказалосьпервенствующим в перевороте, ибо весь этот стихийный переворот начат ипроизведен был – «Волынским» полком. […] Имеяй уши да слышит о той страшнойкаре, которой подвергся митропол. Владимир[204], большевсех ответственный за все Афонское дело, как первопастырь, санкционировавшийдействия архиепископа Никона на Афоне, согласившийся с совершенно неправославнымимнениями архиепископа Антония, и упорно до самого последнего времени противившийсятому, чтобы Афонское дело было авторитетно пересмотрено. […] В России,распявшей Имя Его, – камня на камне ныне не остается. Закрыты клеветавшиепротив нас и хулившие Имя Господне издания, и даже типографии их отняты! […] Нои еще «рука Его простерта»!». Следует отметить, что «страшнаякара», постигшая митрополита Владимира, признана Церковью мученическимвенцом, дарованным священномученику Владимиру от Господа.
Дальнейшаясудьба имяславцев была плачевной, как и судьба России, на долгие годы погрязшейво мраке междоусобицы и разбоя, кровавом терроре, голоде и страхе перед грядущимднем. Схимонах Иларион скончался в 1916 году в совершенном недоумении о действияхцерковной иерархии в отношении имени Христова, имяславцев и самого себя.Похоронен отец Иларион на Мархотском хребте Кавказских гор в урочище «ТемныеБуки» в основанном им Покровском монастыре. В 1919 году отец Антоний, живя безмалейших средств к существованию в имении матери при селе ЛуцыковкаЛебединского уезда Харьковской губернии, в ночь с 5 на 6 декабря был убитграбителями. Более 300 подвижников, удаленных с Афона, обосновалось наКавказских горах и в долине Псху (80 км от Сухуми) во главе с отцомПантелеймоном[205] и в 1928 –31 годах были найдены властями, а затем отправлены в лагеря или расстреляны.
В двадцатыхгодах сформировался кружок ревнителей имяславия, к которому принадлежали такиевыдающиеся люди, как петербургский священник отец Феодор (Андреев), президентматематического общества Москвы профессор Д.Ф. Егоров, математик Н.М. Соловьев,артист М.Н. Хитрово-Крамской и другие. С кружком имяславцев были близкосвязаны отец Павел (Флоренский), М.А. Новоселов, супруги А.Ф. Лосев иВ.М. Лосева-Соколова. Духовным отцом Лосевых был архимандрит Давид(Мухранов), совершивший в 1929 году над супругами тайный монашеский постриг подименами Андроника и Афанасии. Соборный старец Пантелеимоновского монастырясхимонах Ириней (Цуриков), один из главных деятелей имяславского движения (см.приведенные выше воспоминания архиепископа Никона) также оказывал влияние наработу имяславского кружка. В ноябре 1920 года епископ Тульский и ОдоевскийЮвеналий (Масловский) свидетельствовал перед Святейшим Патриархом Тихономправославность отца Давида и других монахов-имяславцев и просил принять в нихучастие. Ходатайство было поддержано представителями имяславского кружка В.А. Симанским(отец Патриарха Алексия I), Н.М. Соловьевым и Д.Ф. Егоровым. После этогочасть Рождественского Поздравления епархиальных архиереев 1921 года былопосвящено отношению к афонским имяславцам. Патриарх писал, что, не смотря наснисхождение Святейшего Синода к имяславцам в 1914 году[206],Синод «не изменил прежнего своего суждения о самом заблуждении, содержащемсяв сочинениях Антония Булатовича и его последователей, которые решил передать нарассмотрение Всероссийского Священного Собора, от которого и зависит разрешениевсего дела по существу», участие в таинствах и священнослужение возможнотолько лишь при письменном или устном свидетельстве «точного следования ПравославнойЦеркви и послушания Богоустановленной иерархии»[207].Этим принципом и руководствовался Святейший Патриарх, когда несколько месяцевспустя произошло его совместное служение с архимандритом Давидом (Мухрановым).
Собранияимяславского кружка пришлось завершить уже в 1925 году, когда началисьсистематические аресты. В 1930 году ОГПУ было сфабриковано дело по разоблачениюцерковного монархического центра «Истинно-православная церковь». К следствиюбыли привлечены все оставшиеся к этому времени в живых слушатели и докладчикиимяславских собраний, всего 48 человек. Главой контрреволюционной организациибыл назван М.А. Новоселов, а теоретиком и идеологом – профессор А.Ф. Лосев.3 сентября 1931 года А.Ф. Лосев был осужден на 10 лет лагерей (выпущен излагеря досрочно в 1933 году); М.А. Новоселов – на 8 лет тюрьмы (приговоренк расстрелу 17.01.1938, Архиерейским Собором РПЦ 2000 года причислен к лику святых). 
Заключение
В настоящейДипломной работе осуществлена реконструкция истории развития богословскихспоров о почитании имени Божия в начале XX века в Российской ПравославнойЦеркви. Историческое повествование подготовлено на основе многочисленных разрозненныхисточников, вышедших в свет во втором десятилетии XX в. и в последниегоды. Указанные источники можно разделить на исторические свидетельстванепосредственных участников афонских событий; труды исследователей имяславскихспоров как в начале века, так и в наше время; официальные церковные документы;статьи и заметки изданные в периодической печати начала века; богословские ифилософские тексты имяславской и «имяборческой» сторон.
Благодаряиспользованию в данной работе источников, отражающих разные, зачастуювзаимоисключающие точки зрения и описания одних и тех же событий, во-первых,удалось создать развернутое историческое повествование, учитывающее позициимногих участников имяславских споров, и, во-вторых, само повествование носит,насколько это возможно, беспристрастный характер. Эти два фактора отличаютнастоящую работу от трудов предыдущих исследователей[208].
Настоящееисследование носит подчеркнуто исторический характер и ограничено временными ицерковными рамками – описание событий в пределах Российской Православной Церквиво втором десятилетии XX в. Но, в то же время, кроме сугубоисторического изложения фактического материала, автором произведенааналитическая работа с целью раскрытия исходных предпосылок, причин,результатов и последствий тех или иных исторических событий в первую очередьдля жизни Российской Церкви. С этой же целью в работе значительное вниманиеуделено отражению богословских позиций участников имяславских споров.
Отдельнохотелось бы указать на Перечень основных произведений иеросхимонаха Антония (А.К. Булатовича),помещенный в Приложении. Данный Перечень наглядно показывает степень накалаборьбы между противоборствующими сторонами, позволяет оценить активную полемическуюдеятельность о. Антония по защите имяславской позиции во втором десятилетии XX века, а также даетвозможность увидеть все направления литературной деятельности Булатовича вцелом.