АПОЛЛОН ГРИГОРЬЕВ: ЗАЩИТИТЬ «МЫСЛЬСЕРДЕЧНУЮ»
«Простименя, мой светлый серафим,
Ябыл на шаг от страшного признанья;
Отдавшисьснам обманчивым моим,
Едвая смог смирить в себе желанье
Срыданием упасть к ногам твоим.»
(А.Григорьев. Борьба. Ст.6. «Прости...»)
16(28) июля 2002 года исполнилось 180 лет со дня рождения одного из самыхоригинальных русских критиков, а также поэта, социального мыслителя, сыгравшегоогромную роль в формировании нашего национального самосознания. К сожалению, онне был оценен по достоинству, на что еще в конце XIX — начале ХХ века указывалиН.Н. Страхов, М.Н. Катков, И.С. Аксаков, Ф.М. Достоевский, Н.Я. Данилевский,К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров, М.О. Меньшиков, В.Ф. Эрн, А.А. Блок (за чтопосле написания им статьи об Аполлоне Григорьеве был прозван Зинаидой Гиппиус«черносотенцем») и В.В. Розанов.
АполлонГригорьев родился 16 июля 1822 года в Москве, его предки были выходцами издуховенства и крестьянства. Отец, Александр Иванович, был чиновником,дворянином, женился против воли родителей на дочери крепостного кучера, ТатьяныАндреевны, спустя год после рождения сына. Сам Григорьев был сдан при рождениив Московский воспитательный дом, питомцы которого, по положению, становилисьвольными. Он долго числился московским мещанином и лишь в 1850 году,дослужившись до чина титулярного статского советника, получил в итогедворянство. Аполлон вырос в Замоскворечье, в относительно патриархальной семье.При этом он получил прекрасное домашнее образование (на уровне гимназии) иучился, по настоянию отца, в Московском университете на юридическом факультете(с 1838 по 1842 гг.).
Вэтот период времени Московский университет переживал период расцвета — ведь онслушал лекции историка Т.Г. Грановского, П.Г. Редкина (специалиста по праву),Д.Л. Крюкова (римская словесность и древняя история), а также М.П. Погодина иС.П. Шевырева, пробудивших в нем интерес к старине, древнерусской литературе иустному народному творчеству. С декабря 1842 по август 1843 года заведовалбиблиотекой университета, при этом по своей прирожденной забывчивости раздаваякниги без записи. С августа 1843 года — секретарь Совета университета, гдепроявил свою полную неспособность к канцелярской работе. Товарищами Григорьевапо университету были такие известные в будущем деятели России, как А.А. Фет (в1838-44 гг. снимал комнату в доме Аполлона), а также Я.П. Полонский и будущийисторик С.М. Соловьев.
Печататьсямолодой критик начал в «Москвитянине». Стихи стал писать состуденческих лет, но весьма бурно в 1843-45 гг. — времени безответной любви кА.Ф. Корш, которая в итоге предпочла выйти замуж за К.Д. Кавелина. Темы имотивы любовной лирики — роковая страсть, возвышенная и разрушительнаяодновременно, а также таинственные силы, властвующие над людьми, хаотическая инеобузданная стихия чувств, выраженная у молодого поэта в образ«кометы» приводит в итоге к напряженности отношений и кнесовместимости характеров — к любви-вражде двух эгоизмов. Подобными мотиваминаполнены такие его стихотворения как «Обаяние», «Комета»,«Вы рождены меня терзать», «Над тобою мне тайная силадана», «К Лавинии» (1843), «Две судьбы»,«Прости» (1844), «Молитва», «Когда в душе твоей,сомнением больной», «Нет, не тебе идти со мной» (1845). Всеподробности драматической любви Аполлона Александровича к Корш подробно описаноим самим в литературно обработанном дневнике, первом из дошедших до нас егопрозаических сочинений — «Листки из рукописи скитающегося софиста»(1844, был опубликован в 1917 году).
Вфеврале 1844 года разбитый душевно Григорьев, тяготившийся также вспышкамисвоевольства родителей, а также службой и приставаниями кредиторов, сбежал вПетербург, где целый год служил в Управе благочестия и в Сенате, затем жецеликом посвятил себя литературе. Находясь в северной столице, поселился уредактора журнала «Репертуар и пантеон» В.С. Межевича, а с сентября1845 года помогал ему редактировать журнал. С 1844 по 1846 годы почтиисключительно здесь публикует свои произведения: рецензии на драматические иоперные спектакли и театральные очерки, в том числе и первое печатноепроизведение в прозе, своеобразную смесь театральной критики и публицистики — «Об элементах драмы в нынешнем русском обществе» («Театральнаялетопись», 1845, №4,8 — приложение к «Репертуару и пантеону»).Им также были написаны и опубликованы статьи, которые во многом отразили еговзгляды на жизнь и искусство: «Гамлет на одном провинциальном театре»(1846), «Роберт-Дьявол» (1846), а также цикл статей «Материалыдля истории театра. Русская драма и русская сцена» (1846), где признавая«законность» романтического мироотношения, в тоже самое время считалее «болезненным» моментом в развитии человечества (это и чрезмерныйиндивидуализм главного героя, приводящий в итоге к его отторженности от толпы,и общую элитарность искусства).
Вэто же время Григорьев пишет повести, входящие в его трилогию «Человекбудущего», «Мое знакомство с Виталиным», «Офелия. Одно извоспоминаний Виталина» (1845), которые отразили как его московскую, так ипетербургскую жизнь, особенно кратковременную связь с масонами — до сих пормалоисследованная часть его биографии.
Впоэзии Аполлона Александровича середины 40-х гг. отразились его частые метанияв поисках миросозерцательного идеала: масонско-религиозные «гимны»сосуществуют с «ювеналовскими» стихами и исполненными пафосареволюционного народовластия стихи 1846 года (особенно «Когда колоколаторжественно звучат»). В поэмах «Олимпий Радин»,«Видения», «Встреча» (1845-1846), «Предсмертнаяисповедь» (1846), а также в цикле стихов «Старые песни, старыесказки» (1846) и в стихотворных драмах Григорьев отобразил романтическуюстрадальческую личность лермонтовского типа. Отношение к демоническим чертамсильной личности у него было двойственно: не принимая, с одной стороны, эгоизмаи гордости, поэт изображает ее таинственность и страдание как признаки глубокойи кипучей жизни.
Вянваре 1847 года вернулся в Москву и весь год активно сотрудничал в газете«Московский городской листок» В.Н. Драшусова в качестве критика,публициста, поэта. Им были опубликованы четыре статьи «Гоголь и егопоследняя книга». Признавая, что в книге отразилось «болезненноенастройство» Гоголя-человека и мыслителя, Григорьев в целом положительнооценил «Выбранные места из переписки с друзьями», которые былинаписаны Гоголем в это время. Аполлон Александрович высоко оценил боль итревогу писателя о современном обществе и человеке, утратившем (под прикрытиемоправдательного «среда заела») личную свободу нравственного выбора, атакже «пуритански-строгий, стоический дух» и сопряженные с нимиответственность, собранность, цельность. И здесь критик изумительно вернопротивопоставляет позднее, обращенное к христианскому творчество Гоголя инатуральную школу, погрязшую, по его мнению, в подробностях «микроскопическогосуществования» и оправдывающую «человеческую пошлость».
СамГригорьев, переживший несколько тяжелых кризисов, выкарабкивающийся в 1847 годуиз последнего, увидел в мятущихся в противоречиях Гоголя нечто родственное, темболее что мировоззренческий путь критика тоже был достаточно болезненным идостаточно «поправевшим», то есть он шел к большей консервативностисвоего мировоззрения. Автору рецензии, по справедливому замечанию Б.Ф. Егорова,«оказалась очень близка скорбь писателя по поводу мельчания, раздроблениясовременного человека, да и жизни в целом. И Григорьев цитирует из»Выбранных мест..." строки, которые долго потом будут и его лозунгом:«Все теперь расплылось и расшнуровалось. Дрянь и тряпка стал всякчеловек». При этом Аполлон Александрович вслед за Гоголем выступает не заподавление личности, а за ее самовоспитание, за собранность и ответственность.Хорошо осознавая свои недостатки, прекрасно зная, насколько он сам бывал«расшнурован», Григорьев, наверное, воспринимал инвективы Гоголя икак направленные в свой адрес, потому, полный раскаяния и желания«собраться», горячо защищал книгу Гоголя в целом, хотя и говорилмельком о странностях и перегибах писателя.
С.П.Шевырев, который старался знакомить находившегося тогда в Италии Гоголя сотзывами о нем в русской печати, видимо послал ему номера газеты со статьейГригорьева. Гоголю в целом статья понравилась. Он писал Шевыреву 25 мая:«Статья Григорьева, довольно молодая, говорит в пользу больше критика, чеммоей книги. Он без сомнения, юноша очень благородной души и прекрасныхстремлений. Временный гегелизм пройдет, и он станет ближе к тому источнику,откуда черплется истина». То есть ближе к Богу, к Евангелию. При этомвесьма любопытно и то, что Гоголь заметил в нем «временный гегелизм»,хотя и не заметил сам отказ критика от «гегелизма».
Всередине 1847 года Григорьев женился на сестре отвергнувшей его Антонины Корш — Лидии, однако сам брак скоро фактически расстроился. Во многом это произошлоиз-за того, что сам Аполлон Александрович был мало приспособлен к семейномумирному кругу, а Лидия Федоровна оказалась пристрастной к «вольной»богемной жизни. От этого брака у супругов осталось два сына, учившихся позднеев казенных заведениях. 1 августа 1848 года поступил учителем законоведения вАлександровский сиротский институт, в мае 1850 года переведен в Московскийвоспитательный дом, где учительствовал до 1853 года. С марта 1851 до мая 1857года стал учителем законоведения 1-й московской гимназии. В ноябре 1857 годауволен в отставку (с1856 года стал коллежским асессором). Знакомство винституте с А.Д. Галаховым привело его у активному участию в журнале«Отечественные записки» в качестве литературного критика. В этоморгане печати Григорьев публикует следующие статьи: «Заметки о московскомтеатре» (1849-1850), «Русская литература в 1849 году» (1850),«Стихотворения А. Фета» (1850). В кризисную пору жизни конца 40-х — начале 50-х годов, когда Григорьев переживал измену жены и находился на идейномперепутье, он создал цикл «Дневник любви и молитвы» — историюбезответной любви к таинственной незнакомке, любви, вызвавшей религиознуюэкзальтацию.
Вконце 1850 года он сблизился с редакционным кругом «Москвитянина»,издаваемого М.П. Погодиным. Вскоре вместе с великим русским драматургом А.Н.Островским вскоре стал идейным вдохновителем «молодой редакции»журнала, взявшей вскоре в свои руки критический отдел (в него также входилиЕ.Н. Эдельсон, Т.И. Филиппов, Б.Н. Алмазов). Для идеологии «молодых»были характерны любовь к городским низам и крестьянству, а также интерес кфольклору, в том числе в его городском бытовании, к народной жизни, кнациональным традициям, культ пьес А.Н. Островского. Все это выразилось вовраждебности к «европеизму» и культу социально-политических проблем иинтересов. С тех пор и до конца своей жизни, А.А. Григорьев всегда будетвоспевать жизнь «как она есть», оценивая при этом поведение личностизаповедями христианства и противиться «прогрессу», а также увлечениюобщественно-политическими преобразованиями. Наиболее характерными статьямиГригорьева в «Москвитянине» были следующие его статьи: «Русскаялитература в 1851 году» (1852), «Русская изящная литература в 1852году» (1853), «Современные лирики, романисты и драматурги. Альфред деМюссе...» (1852), «Проспер Мериме» (1854), «О комедияхОстровского и их значении в литературе и на сцене» (1855), «Замечанияоб отношении современной критики к искусству»(1855), а такжемногочисленные обзоры журналов «Современник» и «Библиотека длячтения», регулярные театральные летописи московских театров. И именно вэти годы (и до конца своей жизни) он становится главным театральным критикомРоссии, активно защищая реализм и естественность в драме и в актерской игре.
Однакомежду молодыми авторами и М.П. Погодиным происходили частые раздоры в основномиз-за того, что главный редактор проявлял неприязнь к богеме «молодойредакции», а также особую скупость как издатель, прерывали участие самогоГригорьева и его товарищей в данном издании. Но затем они вновь тудавозвращались, пока журнал не закрылся в 1856 году. Несмотря на это, до концасвоей жизни Аполлон Александрович ценил Погодина как замечательного русскогоисторика, относил его к «нашим» и писал ему откровенные письма,подчас исполненные «злобной любви, глубокой и искренней».
В1856 году Григорьева пригласили в славянофильский журнал «Русскаябеседа» (известно, что крупнейший идеолог этого направления А.С. Хомяков втом же году признавал Аполлона Александровича «решительнымславянофилом»). Однако он потребовал безраздельного владения критическим отделом,из-за этого переговоры прервались, ограничившись лишь публикацией статьиГригорьева «О правде и искренности в искусстве» (1856). Основные егоразногласия со славянофилами были в следующем: они склонны к«теоретическому пуританизму» в отношении к религии и искусству, атакже умаляют личность перед общинным началом. «Мысль об уничтоженииличности общностью в нашей русской душе есть именно слабая сторонаславянофильства», — пишет критик в письме к А.Н. Майкову от 9 января 1858года. Кроме этого, с точки зрения Григорьева, под народом славянофилы понимаюттолько крестьянство, тогда как Аполлон Александрович предпочитал говорить и онизших городских сословиях (купечество, рабочий люд, деклассированныеэлементы).
Эпизодическимоказалось и участие критика в журнале «Библиотека для чтения». Онлишь там опубликовал перевод и программную для него самого статью«Критический взгляд на основы, значение и приемы современной критикиискусства» (1858).
Выступаяпротив умозрительных теорий любого рода (особенно в сфере постижения духовнойжизни), Григорьев ратует за стихийное, целостное и органическое постижениежизни и искусства, находя опору в романтической философии Ф. Шеллинга и Т.Карлейля и критикуя «теоретика» подобного взгляда Гегеля. При этом,уважительно относясь к «исторической критике» Белинского и Гегеля,Аполлон Александрович предпочитал «историческому воззрению»«историческое чувство», т.е. то интуитивно-синтетическое познаниемира, которую он и называл органической. С его точки зрения, она и защищает в искусстве«мысль сердечную» и борется с «мыслью головной». Позже онуточнит различие: она во многом «проповедует „взгляд на искусство какна синтетическое, цельное, непосредственное, пожалуй, интуитивное разумениежизни в отличие от знания, т.е. разумения аналитического, почастного,собирательного, поверяемого данными“. Предпочитая „критике форм“»критику духа создания", он при этом игнорировал анализ формы, всегдапереводя разговор в этическую сферу. Отсюда его резкое расхождение с«отрешенно-художественной критикою» (т.е. с теорией искусства дляискусства — Прим. С.Л.).
Страстнаяи во многом безответная любовь Аполлона Александровича, начавшаяся с 1852 по1857 год к Л.Я. Визард вдохновила поэта на создание поэтического цикла«Борьба» (18 стих., 1857), самого динамичного по смене настроений исамого яркого из всей лирики Григорьева. В нем прозвучали со всей остротой темыи мотивы 40-х годов: роковая страсть и любовь-вражда, которые усиленыбезнадежностью, отчаянием и перемежаются изображениями возвышенного ипросветленного чувства к Ней — к «ангелу света». В данный цикл вошлизнаменитые стихотворения, которые позднее стали цыганскими песнями,переложенные позднее на музыку самим Григорьевым и И. Васильевым, руководителемцыганского хора «О, говори хоть ты со мной...» и «Цыганскаявенгерка», названные А.А. Блоком «единственными в своем роде перламирусской лирики» по их приближению к стихии народной поэзии.
Виюле 1857 года Григорьев (по рекомендации М.П. Погодина) стал воспитателем идомашнем учителем 15-летнего князя И.Ю. Трубецкого и выехал в Италию. До мая1858 года жил в основном во Флоренции, там он осматривал музеи, встречался сИ.С. Тургеневым. И хотя он сблизился с ним в эти годы, единства взглядов междуними все равно не было. «Ибо весь он западник», — так заключил ихвзаимоотношения сам Аполлон Александрович в своем письме к М.П. Погодину от 10марта 1858 года. Позднее совершил поездку в Рим, затем летом 1858 года жил вПариже. В сентябре после неоднократных конфликтов с матерью мальчика иисполненный аристократического гонора в итоге порвал с Трубецкими.
Урокимосковско-москвитянской «жизненной школы» и последующего пребыванияна Западе, он сам подытожил в 1862 году: «Все „народное“… чтоокружало мое воспитание, все, что я на время успел почти заглушить в себе,отдавшись могущественным веяниям науки и литературы, — поднимается в душе снежданною силою и растет до фантастической исключительной меры, донетерпимости, до пропаганды… Пять лет новой жизненной школы. И опять перелом.Западная жизнь воочию развертывается передо мною чудесами своего великогопрошедшего и вновь… увлекает. Но не сломилось в этом живом становлении вера всвое, в народное. Смягчила она только фанатизм веры».
Зарубежом Григорьев познакомился через поэта Я.П. Полонского с гр. Г.А.Кушелевым-Безбородко, который пригласил Аполлона Александровича соредакторомжурнала «Русское слово». В октябре 1858 года он приехал из Парижа истал интенсивно работать в этом издании в качестве редактора и автора. В этовремя Григорьевым были написаны следующие статьи: «Взгляд на историюРоссии, соч. С. Соловьева»(1859), «Взгляд на русскую литературу посмерти А.С. Пушкина» (1859), «И.С. Тургенев и его деятельность. Поповоду романа „Дворянское гнездо“ (1859), „Генрих Гейне“(1859). В статье о Тургеневе им была выражена особенная симпатия к образуЛаврецкого и его судьбе как воплощенному единению образованной личности ипатриархальности народа — так впервые наметился один из ведущих общественныхпринципов будущего почвенничества. В целом, критические статьи Григорьевавызвали как бурные одобрения великих деятелей национальной мысли Ф.М.Достоевский и Н.Н. Страхов, так и постоянные насмешки нигилистическинастроенных представителей „Искры“. В начале 1859года АполлонАлександрович сошелся с полюбившей его мещанкой М.Ф. Дубровской, ставшей вскореего гражданской женой. Однако, в целом их ждала сложная и трудная жизнь,заключавшаяся в нескольких разрывах и примирений.
Виюле 1859 года, он согласно собственному „послужному списку“,»не позволил вымарать" в своих статьях дорогие для него именаХомякова, Киреевских, Аксаковых, Погодина, Шевырева, и за это нигилистическимии либеральными кругами «был уволен из критики». В августе того жегода, не приняв стилистической поправки в своей статье, порвал с коллегами пожурналу (в том числе и с другом юности Я.П. Полонским). Он стал отдавать своистатьи в случайные журналы: в «Русский мир», «Сынотечества», «Светоч». В них были опубликованы следующие статьи:«После „Грозы“ Островского» (1860), «Беседы с ИваномИвановичем» (1860), «Русские народные песни с их поэтической имузыкальной стороны» (1860), «Искусство и нравственность...»(1861), а также и «Реализм и идеализм в нашей литературе. (По поводунового издания сочинений Писемского и Тургенева» (1861).
В1860 году он был приглашен М.Н. Катковым в «Русский вестник» кактивному сотрудничеству, но успел лишь написать лишь черновики статей«Пушкин — народный поэт» (которые, к сожалению не сохранились) иполемическую статью «Дело о „Русском вестнике“ и егоантагонистах» против либерально настроенных публицистов Е. Тур и Б.И.Утина. Однако уже в ноябре того же года произошел разрыв и с Катковым из-зарастраты Григорьевым редакционных денег.
А.А.Григорьев вошел в историю общественной и философской мысли России как сторонник«органического миросозерцания» и ярким последователем идей Ф.И.Тютчева, а также предшественником идей Н.Я. Данилевского, Н.Н. Страхова и К.Н.Леонтьева о культурно-исторических типах. При этом он сам обогатил новымитерминами как русскую, так мировую общественную и культурологическуюобщественную мысль. Используемые им «за недостатком лучших и занесостоятельностью» старых" понятий нетрадиционные термины — такие,как например, «цветная истина», «растительная поэзия», «чутьеи радость жизни», «цвет и запах эпохи», он во многом оставлялнепроясненными. При этом, Аполлон Александрович, как творческий человек,сознательно избегал дефиниций и апеллировал к интуиции читателя, рассчитывая наего «погруженность» в духовный контекст эпохи.
Первыепопытки сформулировать отдельные положения теории «органическойкритики» были предприняты А. Григорьевым в статье «О правде иискренности в искусстве», дальнейшее развитие эта эстетическая теорияполучила в статьях «Несколько слов о законах и терминах органическойкритики», «Парадоксы органической критики». В основу построенияметода «органической критики» философ положил представление оединстве мира, взаимосвязи и взаимопроникновении всех отдельных выделяемыхнашим сознанием его сфер, процессов и прочих явлений жизни. Развивая важнейшуюдля романтизма и шеллингианства идею об ограниченности искусства, Григорьевпроводил аналогию между органической жизнью и бытием продукта художественноготворчества.
Своюконцепцию «органического взгляда» русский мыслитель характеризует«как простой, не- теоретический взгляд на жизнь и ее выражения илипроявления в науке, искусстве и истории народов». Правомерность своей«нетеоретической» позиции критик мотивирует тем, что она основана напонятии жизни как основной характеристики объективной реальности, неподдающейся осмыслению в логических формах и потому выходящей за рамкитеоретического объяснения. И в этой связи, сама жизнь понимается Григорьевымкак нечто таинственное — это неисчерпаемый, безграничный феномен,«необъятная ширь, в которой нередко исчезает, как волна в океане,логический вывод...».
Выступаяпротив «гегельянства», Григорьев защищает «автономию народногоначала» или же «близость родной почве». «Почва — это естьглубина народной жизни, таинственная сторона исторического движения».
Ив духе своего «почвенничества» критик любил подчеркивать«органичность» народной жизни и вообще всячески выдвигал идею«органической целостности». Но эта органическая целостность имела длянего скорее высший духовный, чем биологический смысл. Даже русский быт кактаковой Аполлон Александрович ценил именно за эту «органичность». Поего мнению, не только крестьянство, но и купечество, в целом, сохранилоправославный уклад жизни.
Вомногом соглашаясь с ранними славянофилами в том, что смирение и дух братствасоставляют отличительные черты русского православного духа, русский мыслительобращал особое внимание и на другие русские черты, недостаточно отмеченныеславянофилами, как на «широту» русского характера, на его размах — черту, которая была столь ярко выражена близким почвенникам поэтом А.К.Толстым:
Кольлюбить, так без рассудку,
Кольгрозить, так не на шутку,
Кольругнуть, так сгоряча,
Кольрубнуть, так уж сплеча...
ИдеиГригорьева во многом были рождены «на острие пера», от разнообразныхвпечатлений: это и обсуждение театральной премьеры, последний роман Ж. Санд илиЛ.Н. Толстого — раздумья, сами по себе неотделимые как от страстных сочувствий,так и столь страстных ниспровержений. В то же самое время он ощущал себя однимиз представителей формирующегося общенационального стремления преодолетьдуховный кризис эпохи.
Философскиеи социально-политические взгляды Аполлона Александровича формировались в егопротивостоянии утвердившемуся тогда в России революционно-демократическомунаправлению, которое он считал «практическим приложением», причемнеудачным и во многом поспешным, гегелевской философии в России. Вместе с темон во многом не принимал и славянофильские идеи А.С. Хомякова и И.В.Киреевского.
Русскиймыслитель считал себя поборником «исторической критики»,представляющей литературу (так же как и философию, искусство, религию)«как органический продукт века и народа в связи с развитиемгосударственных, общественных и моральных понятий», а также каксвоеобразный отголосок эпохи, понятий и убеждений. При этом, сама культураотмечена, по Григорьеву, яркой печатью национальной принадлежности. Она итворится народом на интуитивно-бессознательном уровне в эпоху первоначальногоформирования национальной общности, которая уже в дальнейшем, расцветая и укрепляясьможет проявить себя вполне на более высоком уровне развития.
Такоетесное соприкосновение культур, а также рационалистические установки со всеболее нарастающими сомнениями в значимости своей собственной культуры в итогеведут к полной утрате способности «воспроизводить» этот идеал в новыхформах и к подрыву самой сути национальной культуры. Возврат же к прежнимформам не возможен, и тогда появляются те самые разрушительные и разлагающиелюбое традиционное общество теории, объявляющие единственной ценностьюпоступательное движение в одном направлении, которое они с пафосом называютпрогрессом.
ВРоссии эти теории нашли свое отражение в западничестве, находящемся под сильнымвлиянием гегелевской философии в более извращенном понимании и отягченном порочнойидеей предпочтения общего (идеи централизма и отвлеченного человечества) вущерб единичному (идее самоуправления и национальной самобытности). Кромеэтого, по мнению самого Григорьева, современный литературный процесссвидетельствует об увлеченности многих русских писателей теорией упрощенногодетерминизма, когда решающее значение при объяснении духовных явленийприписывается непосредственному влиянию среды. И в итоге, в подобного роделитературе явно просматривается «отрыв от почвы», чрезмерное увлечениеидеями европейской цивилизации, которая ни по своему историческому опыту, ни пореалиям общественной и духовной жизни не сходна с русской жизнью. Т.о., русскиеписатели, с точки зрения русского критика, должны обратиться к изучению иотображению родной «почвы», быта, нравов и преданий русского народа итем самым достичь своего основного предназначения, ибо «поэты суть голосамасс, народностей, местностей, глашатаи великих истин и великих тайнжизни».
Впериод кризисного состояния русской нации все-таки существует истинная,«живая» тенденция, которой, в отличие от «искусственной»,«неспособной к дальнейшему развитию», свойственны самобытность,укорененность в истории, слиянность с народным миропониманием, а также наличиеидеала и «ясного сознания простых начал». И хотя данный идеал можетбыть затерян и скрыт вековыми наслоениями привнесенных извне чужеродныхвлияний, но не смотря на это, в самих народных глубинах всегда существуют слои,в быте, в преданиях и нравственном строе которых он прибывает, сохраняяспособность к возрождению. По Григорьеву, только в купечестве и простонародьееще сохранился народный быт, потому что там удержались язык, понятия и«типы общей, родовой национальности, которой существенные, коренные чертыодинаково общи всем слоям» как признаки кровного родства, а такжеплеменного единства. Увековечение этих ценностей «плоти и крови», изкоторых проистекает весь образ жизни нации, есть призвание литературы, аудержание их — ее общественное служение. Но чтобы все это увековечить, мыслитель,писатель, художник должен сначала, снимая «наносные слои»,«дорыться до почвы», до простых основ, до «первоначальныхслоев», т.е. всех этих верных хранителей национальных традиций, каждыйпредставитель которых — «органический продукт почвы и народности».
Григорьевстарается определить суть народного идеала, а также раскрыть тайны«русской души», пристально обращаясь к столь сложной имногострадальной истории России, но не просто к древним мифическим ее истокам,которые уже необыкновенно ярко опоэтизировали славянофилы, а к истории в целом,со всеми ее зигзагами и вражескими нашествиями, оставившими неизгладимый след вдуше народа, которые также мучили своим беспамятством Чаадаева, а Карамзина иПогодина — бездумным легким заимствованием. И тогда обнаруживается, что этадуша и ее идеал состоит из парадоксального совмещения смиренного и мятежного,славянского и татарского с варяжским и еще много неисповедимого.
Сутьюже философских размышлений Григорьева — в противостоянии просветительскойфилософии, с ее пафосом всесилия человеческого разума, уверенностью в праве испособности человека преобразовывать действительность и изменять ее всоответствии со своими планами. Современная философия, в этом отношении, по егоубеждению, дошла до крайности в возвеличивании многих рациональных начал,науки, приписывая им абсолютное, исключительное значение. Однако, отрицаяправомерность восторгов просветительства, уверенного в том, что найдено простоерешение всех вопросов, Аполлон Александрович предостерегает и против опасностичрезмерного увлечения скептицизмом и сомнением, доводящим до «бездны,поглощающий всякий конечный разум». Позитивным же моментом он считаеткрепнущее движение, в целом ориентированное на реальное, которое обладаетвнутренней мощью вне и помимо человеческого вмешательства, а также на«жизнь», которая властно все более и более заявляет о себе,«кричит разными своими голосами, голосами почв, местностей, народностей,настроений нравственных, в созданиях искусств». И человеческая мысль,вполне обоснованно считал он, должна быть соединена с чувством, слитым снародным миропониманием.
ИдеиАполлона Григорьева о народах и эпохах как организмах во времени ипространстве, о самобытности национальных культур, развивающихся идифференцирующихся в ходе своей эволюции, а также о значении национальногофактора в истории и о характере «русской души» попали в России наплодородную почву. Во второй половине XIX века эта проблематика фактическистала центральной в теоретических построениях многих русских философов. Сильноевлияние Григорьев оказал на Н.Н. Страхова, в атмосфере обсуждения занимавшихего вопросов складывалось мировоззрение Н.Я. Данилевского, а позднее и К.Н.Леонтьева, В.В. Розанова, В.Ф. Эрна, А.А. Блока. Но при этом влияние мыслителяне ограничивается только теоретическими параллелями. От почвенничестваотталкивался антипод Григорьева — Л. Шестов, создавая свою «философиюбеспочвенности».
СамА.А. Григорьев в жизни был «широкой русской натурой». Он то занималсяднями и ночами, лихорадочно работая, то «прожигал жизнь» в кутежах.При этом Аполлон Александрович превосходно играл на гитаре и был автором такихпопулярных романсов, как «Поговори хоть ты со мной, гитарасемиструнная...» и «Две гитары за стеной жалобно заныли». Умерон сравнительно рано, в 42 года, в основном из-за последствий невоздержаннойжизни. По-русски широкоталантливая натура, он слишком сильно разбрасывался и,наверное, дал гораздо меньше, чем мог бы. Однако, как справедливо считает С.А.Левицкий, «он оставил более чем заметный след в русской философской иобщественной мысли».
Список литературы
СергейЛабанов. Аполлон Григорьев: защитить «мысль сердечную»