1.НОВОЕ В НАУЧНОЙПОЛЕМИКЕ И ЭТИКЕ
Мы живем в пору почтиабсолютной свободы слова, которую я считаю единственным благом для ученого людаот посткоммунистического режима. Для полемики нет цензурных ограничений: любойроссиянин может говорить и печатать (если есть деньги) практически все — хотьсамый несусветный вздор, пошлость, халтуру. Казалось бы, теперь легче, нежелипри Советской власти, двигать вперед науку, докапываясь в спорах до истины. Номой почти полувековой опыт научной полемики позволяет в этом усомниться. Прежденас критиковали сверху, «исправляя» нашу позицию в угоду«верхам». Теперь мы критикуем друг друга без оглядки наверх,воспринимая позицию оппонентов в меру собственной профессиональной инравственной достаточности или испорченности. Я могу судить обо всем этом сравнительно-историческина примерах, пережитых мною за последние 40 лет, — и при том, и при этомрежиме.
Впервые затеял ядискуссию, на тему именно «Двенадцатого года», в 1963 г., предложив в журнал «Вопросы истории» статью с пересмотром официозных оценок войны 1812 г. (особенно вульгарной идеализации М.И. Кутузова). Редакция «Вопросов истории» виспуге отпрянула от статьи. Тогда я переслал ее в Идеологическую комиссию приЦК КПСС. Та предложила Отделению истории АН СССР обсудить статью. РуководствоОтделения засуетилось. Его академик-секретарь Е. М. Жуков трижды писал мне,молодому тогда кандидату наук, о том, что обсуждение моей статьи назначено,перенесено и, наконец (когда хрущевскую «оттепель» уже сменилбрежневский «застой»), отменено. Вместо обсуждения мне был прислан«развернутый отзыв», подписанный Л.В. Черепниным и И.В. Бестужевым.
Полагаю, что сочинил тототзыв именно Бестужев (он тогда еще не называл себя, как теперь,Бестужевым-Лада), а Черепнин лишь подмахнул его для солидности — уж очень далекбыл 1812 год от его «средневековых» интересов. Козыряя цитатами изМаркса и Ленина (все ссылки в отзыве были сделаны только на эти две фамилии),авторы отзыва похерили все мои суждения как «бездоказательные».Сделать это по отношению к Кутузову им было нелегко. Ведь ни у Маркса, ни уЛенина нет ни одного доброго слова о Кутузове. Черепнин и Бестужев поучали менятак: Ленин «называл Клаузевица, Гнейзенау, Шарнгорста, Блюхера»лучшими людьми Пруссии", а ПОЭТОМУ и «Кутузов вполнезаслуживает столь же высокой оценки».
Я понял тогда, что тема«Двенадцатого года» для меня закрыта, и на два десятилетия, догорбачевской «перестройки», отошел от работы над ней, занявшисьисторико-революционными темами. Но и здесь, кстати говоря, мне довелосьпережить не единожды предвзято-критическую проработку моих исследований внаучно-чиновничьих и партийных «верхах», вплоть до журнала ЦК КПСС«Коммунист», о чем я подробно рассказал в автобиографическом очерке.
Что касается 1812 года,то, вернувшись к этой теме с началом «перестройки», я оказался вновьзачинщиком дискуссий, которые, однако, теперь стали вольготнее. Так, после моейрецензии под названием «Кладезь ошибок» о дилетантски-конъюнктурнойкниге О.В. Орлик «Гроза двенадцатого года…» (жур. «В мирекниг». 1988. № 4) новый академик-секретарь Отделения истории АН СССР И.Д.Ковальченко и проф. А.А. Преображенский потребовали от редакции журналанапечатать не только их письмо против «абсурдных» нападок«разнузданного» рецензента, но и «объяснение по поводу самогофакта публикации» моей рецензии. При этом Ковальченко и Ко в поискахкарательных санкций против журнала обратились в ЦК КПСС и Госкомиздат СССР.Увы! — времена изменились: «верхи» на этот раз промолчали, а редакция«В мире книг» напечатала — вместе с письмом трех историков — мой ответим и «Взгляд со стороны» А.Г. Тартаковского, который солидарно сомною опроверг «раздраженные инвективы» авторов письма в защиту книги,«изобилующей ошибками, само количество которых превышает всякую меру».
Следующую «почтовуюдуэль» мне пришлось выдержать уже после распада СССР. В № 2 журнала«Отечественная история» за 1992 г. была опубликована моя рецензия о совместном труде Б.С. Абалихина и В.А. Дунаевского «1812 год наперекрестках мнений советских историков» — рецензия в целом положительная,но с научной полемикой. Оба историка, вероятно, почитавшие собственный труд какнепогрешимый шедевр, приняли мою полемику с ними в штыки. Не уловив духавремени, они по-старинке сопроводили выпад против моей рецензии — выпадснобистски пустозвонный, но гневный, оснащенный почти матерной бранью(Троицкий, мол, «фальсифицирует», «непрерывно поносит» и т.д.) — сопроводили его жалобой начальству, на этот раз, в отсутствие ЦК КПСС, — к руководству РАН. Журнал «Отечественная история», подведомственныйРАН, опубликовал текст Абалихина и Дунаевского, но дал и мне возможностьответить им в № 3 за 1993 г., где я подчеркнул, что говорим мы на разных языках- и по существу (у меня факты, у них домыслы), и по тону.
Отмечу здесь, что вовремя «почтовой дуэли» с О.В. Орлик и ее покровителями я предлагалжурналу «В мире книг» на роль арбитра любого из трех: не только А.Г.Тартаковского, но и Б.С. Абалихина с В.А. Дунаевским. Андрей Григорьевич, узнавоб этом, тогда же меня предуведомил (считаю возможным процитировать письмоодного покойника о двух других; теперь это — исторические документы):«Дунаевский — подхалим, состоит при Ковальченко, лизоблюдствовал передНарочницким и я не уверен, что он в состоянии занять честную позицию, темболее, что и дела толком не знает. Абалихин — человек глупый, малообразованный,тесно связанный с Дунаевским, и их позиция будет, мне думается, примерноодинаковой». Вспоминаю здесь, как студенты моего спецсеминара без всякогозла на Абалихина и Дунаевского просто для краткости соединили две их фамилии водну: Абалдун.
Ту характеристику,которую дал Абалихину Тартаковский, подтвердил посмертно изданный (почему-то вКалмыкии) труд Бориса Сергеевича, очень показательный и с научной, и сэтической точки зрения для современной историографии «Двенадцатогогода». Его отличительные черты — амбициозная категоричность при малой компетентностии большой предвзятости. Они налицо и в панегирическом предисловии В.Г.Сироткина, который величает Абалихина академиком, не уточняя, что Абалихин былчленом академии… города Балашова Саратовской области.
Впрочем, к Сироткину яеще вернусь. А пока — речь об умозаключениях Абалихина. Он не согласен со мнойв том, что термин «Отечественная» применительно к войне 1812 г. был введен в научный обиход А.И. Михайловским-Данилевским в 1839 г., ибо, мол, «так называли войну те, кто в грозный 1812 год проливал свою кровь на поляхОтечества». Борис Сергеевич так и не понял: мало ли кто и как называлвойну где-либо — не об этом речь; в научный обиход ввел терминМихайловский-Данилевский, до него никто из историков ни в каком исследовании«отечественной» войну 1812 г. не называл.
Малая компетентность ибольшая предвзятость Б.С. Абалихина сквозят в его работе с источниками.Поражаясь «наивности», с которой я определяю численность«Великой армии» Наполеона в Бородинской битве по ведомости,опубликованной Ж. Шамбре, Абалихин (скорее всего, и не лицезревший этуведомость) сообщает, что она «была составлена 22 августа», т. е. за 4дня до сражения и потому не важна. А ведь там учтены и те части, которые 21августа были откомандированы от армии, но присоединились к ней 26 августа, т.е. к самому началу битвы.
Далее. Оспаривая моюссылку на данные Военного министерства Франции о потерях французов приБородине, опубликованные П. Денье, Абалихин возмущается: «Такие цифрыфигурировали в наполеоновских бюллетенях», а «в русском обществе дажеходила пословица: „Лжешь, как бюллетень“. Либо Борис Сергеевич незаглядывал ни к Денье, ни в „бюллетени“, либо он все перепутал(трудно сказать, что хуже), но цифры там разные: у Денье — 28 086, в 18-м»Бюллетене Великой армии" — 10 000 человек.
По убеждению Абалихина,французские данные о потерях Наполеона — это «миф, рассчитанный напростаков». «Патриотически» отмахнувшись от них, он без всякихведомостей, умозрительно, но с присущей ему категоричностью«сосчитал» потери французов в 60 тыс. человек.
Прощаюсь с Б.С.Абалихиным на веселой ноте: только смех (если не вздох…) могут вызвать усерьезных специалистов его попытки оправдать «перебеганье» русскихвойск весь день Бородинской битвы справа налево, реанимировать опровергнутуюеще царскими историками версию о том, что Л.Л. Беннигсен при Бородине помешалКутузову выигрышно использовать «засадный корпус», доказать, чтоБерезинская операция не удалась россиянам в главном по вине… Александра I и,самое забавное, что Кутузов не был царедворцем, а как полководец превосходилНаполеона.
Я так подробноостановился на Б.С. Абалихине, во-первых, потому, что и полемика его, и этикаперекликаются, как вы еще увидите, с творчеством ныне действующих историков, атакже потому, что его калмыцкое издание рекламировано похвальной рецензией вжурнале «Вопросы истории» (№ 11-12 за 2001 г.). Авторы этой рецензии — присутствующий здесь С.А. Малышкин и А.А. Орлов — внушают нам, чтоАбалихин все «скрупулезно подсчитывает» и «стремится объективнопоказать», что его концепция «в целом возражений не вызывает»,хотя (как скромно признают рецензенты) «поводы для критики Абалихина,безусловно, есть».
Вернусь ненадолго к В.Г.Сироткину. Этот историк, очень бойкий и в жизни и в творчестве, не любитглубокого рытья источников и пишет книги на темы 1812 года поверхностно, но сабалихинским апломбом. Впрочем, его монография «Дуэль двухдипломатий», изданная в 1966 г., когда в СССР, по крайней мере, стараласьбдеть научная редактура, весьма основательна. Другая же его книга,«Отечественная война 1812 г.», увидевшая свет на волне«перестройки» (1988 г.), написана столь небрежно, что даже школьникИван Емельянов, насчитав в ней более 40 ошибок, опубликовал разносную рецензию(на целую полосу «Учительской газеты») и заключил не без оснований,что «читать такую книгу просто вредно».
Еще поверхностнеенедавний труд Сироткина «Наполеон и Россия» (М., 2000). Достаточносказать, что Владлен Георгиевич полагает, будто из «всемирнойисториографии» «странным образом выпала (?? — Н. Т.) одна из ключевыхтем — »Наполеон и Россия", тогда как ее освещают 7-томник«Отечественная война и русское общество» (М., 1911-1912), 3? томник А.Вандаля «Наполеон и Александр I» (рус. изд.: СПб., 1910-1913) идесятки монографий российских, французских, польских, англоязычных и прочихисториков от Ж. Шамбре и Д.П. Бутурлина до наших современников В.Н. Земцова иА.И. Попова. Столь же странным образом Сироткин доселе не находит ответа на«вечный вопрос» «Кто все же поджег Москву в 1812 году?» (С.6, 341), хотя на него вполне определенный ответ дали еще современники и герои 1812 г. (М.И. Кутузов, А.П. Ермолов, Д.В. Давыдов и др.), а затем и специалисты-историки.
При этом В.Г. Сироткин пообыкновению вальяжно-снисходительно судит о своих предшественниках — даже отаких, как Е.В. Тарле. Кстати, я в его представлении «специалист понародникам», занимающийся почему-то и его, Сироткина, темой«Двенадцатого года». Выходит, 6 моих книг и полсотни статейспециально о 1812 г., не считая разделов на ту же тему в моих учебниках — вузовских и школьных, не «тянут» до уровня специалиста.
Особый (я бы назвал егоабалихинско-сироткинским) стиль в современной историографии «Двенадцатогогода», а именно сочетание поверхностности и претенциозности при малойкомпетентности, довел в последнее время до крайности А.В. Шишов. Его книга«Неизвестный Кутузов» с подзаголовком «Новое прочтениебиографии» и с эмблемой на обложке «Архив» (М., 2001) — этоциничный вызов специалистам. В ней нет ничего нового, ничего неизвестного, а ссылокна архивы — 3 (три), и все они списаны из монографии Ю.Н. Гуляева и В.Т.Соглаева «Фельдмаршал Кутузов» (М., 1995), как, впрочем, списаныоттуда же названия всех глав книги Шишова и значительные куски текста. Я уж неговорю о том, что треть книги (120 с.!) составили приложения — сплошь давноопубликованные документы.
Кстати, — о монографии Ю.Н.Гуляева и В.Т. Соглаева. Она намного серьезнее опуса Шишова. В нейдействительно есть и новые факты, и отказы от старых версий (например,отвергнут надуманный тезис П. А. Жилина о «конфликте между Кутузовым ицарским правительством» и опровергнуто расхожее мнение о том, что послесмерти Кутузова его семья будто бы бедствовала по вине Александра I. Но большейчастью Гуляев и Соглаев следуют в русле официозной трактовки, навязчивоидеализируя Кутузова и старательно замалчивая критические отзывы о нем егосоратников и современников. Назвав трех лиц (Л.Л. Беннигсена, А.Ф. Ланжерона иА.П. Ермолова), позволивших себе высказаться «о так называемых (! — Н.Т.)негативных качествах Кутузова», они объясняют такие высказывания«завистью» и «недопониманием масштабности» их героя. Новедь резко критически отзывались о Кутузове генералиссимус А.В. Суворов, П.И.Багратион, Н.Н. Раевский, М.А. Милорадович, Д.С. Дохтуров, канцлер АА.Безбородко и многие другие знаменитости. Что — все они (включая Суворова)завидовали Кутузову и «недопонимали» его «масштабность»?
В последнее десятилетиевыдвинулся ряд специалистов по нашей теме, работающих более творчески, чем«Абалдун» и В. Г. Сироткин, или даже Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев. Это- В.М. Безотосный, А.А. Смирнов, А.И. Попов. Однако их исследовательские приемыи этические нормы бывают (возможно, не всегда по их инициативе, а иногда и постечению обстоятельств) более предосудительны, чем даже партийная цензура вСССР. Имею в виду соавторство, редактуру и, главное, прямо-таки абалихинскуюпредвзятость. Поясню это на примерах из собственного опыта.
Безотосный, с которым мы,судя по его рецензии о моей книге «Отечественная война 1812 г. История темы», принципиально расходимся в самом подходе к нашей теме, записан ко мне(без моего ведома) соавтором двух статей о российских генералах в энциклопедии«Немцы России», а Смирнов точно так же — соавтором статьи о Кутузовев энциклопедии «Отечественная история», куда Александр Александровичвписал новую дату рождения Кутузова. Она, по-моему, абсолютно безосновательна,но за нее теперь и я ответствен… как соавтор Смирнова.
А какова теперьредактура? Заказанную мне статью о пожаре Москвы для энциклопедии«Отечественная война 1812 г.» (под ред. В.М. Безотосного)отредактировали так, что она возымела, по сути дела, обратный смысл: сожглиМоскву не столько россияне, сколько французы. В советское время ни одинредактор не позволял себе такого «творчества» с моими текстами.Естественно, я потребовал снять мою фамилию с переиначенного варианта этойстатьи.
Что касаетсяпредвзятости, то она у специалистов по нашей теме, как ни жаль, сегодня по-прежнемув моде. Вот, например, А.И. Попов (автор серьезного труда о Бородинской битве)по-сироткински уничижает своих предшественников, авторитетных ученых. Дело дажене столько в том, что тексты его пестрят такими вердиктами: В.А. Федоров«фальсифицирует», А.В. Фадеев «лгал» и «беспардоннофальсифицировал», Л.Н. Бычков «высосал из пальца», П.Г.Рындзюнский «врал», Е.В. Тарле «выдумал» и т. д. Главное,он судит о позиции Тарле не по его классическим монографиям(«Наполеон» и «Нашествие Наполеона на Россию»), а постатьям о Кутузове и Бородине, написанным перед смертью под давлением сверху ине характерным для его творчества.
А вот и самый разительныйпример научной и этической непозволительности в полемике по нашей теме. Еговыказал присутствующий здесь А.А. Смирнов (я рад его присутствию). Онпроцитировал в одной из своих публикаций мое частное письмо к нему от 1 июня 1999 г. — процитировал без моего ведома. Согласитесь, это уже не этично. Но Александр Александрович,цитируя и комментируя мое письмо, оглупил его смысл. Вот что сказано в моемписьме. «Более всего шокирует меня Ваш пиетет к письму Кутузова французам,в котором „Кутузов поручал попечению неприятеля оставшихся в Москве нашихраненых“ Верхом цинизма надо считать поведение Кутузова, которыйзажег Москву, лишил ее „огнегасительного снаряда“, бросил в городе,заведомо обреченном на сожжение, десятки тысяч своих раненых и ПОСЛЕ ЭТОГО…поручил их „попечению неприятеля“. Вы полагаете, что „аналогично(?? — Н. Т.) поступали и французы“. По-моему, дико даже вообразить, чтобыфранцузы в 1814 г. зажгли Париж, вывезли бы из него „огнегасительныйснаряд“, бросили бы в нем 20 тыс. своих раненых и поручили бы их»попечению неприятеля". Уверен, что любой француз поднимет Вас насмех за такое воображение".
А вот как интерпретировалменя Смирнов. «В ответ на мое доверие к письму Кутузова Троицкий заявил:»Уверен, что любой француз поднимет Вас на смех за такоевоображение". Как же тогда расценить ответ Мюрата на это письмо:«Прочитав письмо, Мюрат отвечал: „Касательно больных и раненыхизлишне поручать их великодушию французских войск: французы на пленныхнеприятелей не смотрят, как на врагов“? По Троицкому, это — лицемериемаршала Франции. По-моему, именно такая оценка Троицкого может вызватьвозмущение французов».
Вот уж истинно: «ему- про Фому, а он — про Ерему». Сравните. Я говорю: дико даже вообразить,чтобы французы поступили АНАЛОГИЧНО россиянам, т. е. зажгли бы Париж, вывезлибы из него противопожарные средства, бросили бы в нем своих раненых и послеэтого (!) поручили бы их «попечению неприятеля». Смирнов же выбираетотсюда только то, что и французы поручали своих раненых попечению неприятеля;следовательно, мнение Троицкого возмутит французов. Это напоминает мне случайиз моей жизни в начальной школе, когда мой одноклассник Ваня, по прозвищу«Телепень», заспорил со мной о том, кто больше, — лев или тигр. Яговорю — лев, он — тигр, и показывает мне напечатанное в учебнике: «Тигреще больше, чем лев, похож на кошку». Ваня — Телепень видел здесь только«тигр еще больше, чем лев», — остальное его не интересовало.
Заканчиваю.«Отечественная война 1812 года» как историографическая проблемаостается столь же дискуссионной, сколь и актуальной. Меняются времена и подходык проблеме, но по-прежнему мешают поиску истины как объективные, так исубъективные мотивы. Если в советское время это были цензура, конъюнктурщина инедосказанность, то сегодня — вседозволенность, безответственность идилетантизм. Мешают исследователям во все времена и «розовые очки»ложного патриотизма — именно ложного, а не истинного, который, по мудромуопределению В.Г. Белинского, «обнаруживается не в одном восторге отхорошего, но и в болезненной враждебности к дурному, неизбежно бывающему во всяком отечестве».
Тем не менее, естьпрогресс в изучении «Двенадцатого года». Содержательны и полезны иныетруды и тех историков, с кем я сегодня дискутировал: В.М. Безотосного, А.А.Смирнова, А.И. Попова, А.С. Малышкина. Особо выделю новаторские исследованияВ.Н. Земцова о Бородинском и А.А. Васильева о Малоярославецком сражениях, А.И.Ульянова о Тарутинском периоде, цикл статей С.В. Шведова о комплектовании,численности и потерях русских войск. Уверен, будут подлинно научные выступленияи в рамках нашей конференции.
Здесь уместно, по-моему,объяснить, почему мои историографические обзоры, доклады, рецензии носятпреимущественно критический, а не похвальный характер. В свое время М. Е.Салтыков-Щедрин оценил свой журнал «Отечественные записки» как«дезинфицирующее начало в русской литературе», ибо «читатьрусскую книгу» нередко «все равно, что нюхать портки чичиковскогоПетрушки». Мне давно и очень захотелось, чтобы такое «дезинфицирующееначало» было и в нашей историографии, а поскольку желающих выступить всколько-нибудь похожей роли не нашлось, я взял эту неблагодарную, но, полагаю,необходимую роль на себя, рискуя, конечно, обзаводиться недругами даже из числабывших друзей.
Вопрос интерпретациипричин и последствий Отечественной войны 1812 года до сих пор дискутируется. Славныестраницы российской истории давно пролистаны, казалось бы, заучены назубок, апотому малоинтересны. Лишь юбилеи приковывают блуждающие взгляды общественностик некой проблеме. Так, нынешнее 190-летие Отечественной войны 1812 года сталоповодом задуматься, правильно ли мы себе представляем, кому обязаны победой...
Кто достоин победы? Дляфранцузов неведомо понятие «война 1812 года» — это лишь эпизоднаполеоновских захватнических кампаний, которые велись с начала XIX в. Вместе стем поход в Россию стал роковым для Наполеоновской империи (в историографии нетпонятия «Французская империя», есть «Наполеоновскаяимперия», или «Первая империя»). Хотя вопрос, кто выиграл войну,по-прежнему дискутируется. «Некоторые, их и историками-то не назовешь,занимаются тем, что втискивают факты и документы в прокрустово ложе»заказной схемы". Вписывается тот или иной факт в эту схему — егоберут на вооружение, нет — «забывают» о нем, — рассказывает Петр
Черкасов, доктористорических наук, руководитель Центра французских исторических исследованийИнститута всеобщей истории РАН, лауреат премии Е.В. Тарле. — Такой подход кработе с источниками был распространен в советские времена". Первым, ктообратил внимание на подобные «ошибки», был профессор НиколайАлексеевич Троицкий. Ученый обнаружил в архивах и опубликовал первоисточники:точное число солдат в русской и французской армиях на всех этапах войны.Троицкий выяснил, что общая численность армии Наполеона, разбросанной по всейЕвропе, составляла 1 046 567 человек. В Россию же французский император привел448 тыс., которым реально противостояли три русские армии общей численностью317 тыс. солдат. Окончание военных действий увидели 30 тыс. солдат Наполеона и120 тыс. — наших. До границы под предводительством Кутузова русских дошло 40тыс. Петр Черкасов считает, что чем больше документально подтвержденных фактовбудет обнародовано, тем меньше специалисты смогут «фантазировать».Тогда-то наши и европейские историки придут к более или менее единому мнениюотносительно Отечественной войны. Тирания за гуманизм Наполеон пришел в Россиюне только как завоеватель, но и как реформатор. К примеру, императорорганизовал в Москве городское управление по типу мэрии. Говорят, Бонапартсобирался даже отменить крепостное право. В «Ответе французскогогренадера» великий корсиканец писал: «Недалеко то время, когда мыдадим свободу вашим братьям, уничтожим рабство в Российской империи ивосстановим вас в правах». Позже Наполеон высказывался о русских в томдухе, что «они столь же темны, сколь и бесправны». Отменакрепостничества обернулась тем, что белорусы стали грабить и жечь усадьбыпомещиков. Эксперимент со свободой прекратили. Черкасов считает, что в 1812 г. Наполеон думал только о легитимизации своего трона: «Бонапарт обращался к европейскиммонархам: мой кузен, мой брат. Выскочка, достигший вершины славы нареволюционной волне и укротивший породившую его революцию, хотел войти в кругбогоизбранных монархов! Наполеон не помышлял подрывать основы монархии вРоссии, он лишь хотел примерно наказать Александра I, уклонявшегося отдоговоренностей, достигнутых в Тильзите. Российский император не желалучаствовать в блокаде Англии, это наносило тяжелый урон нашей экономике.Наполеон пытался увлечь Александра (как ранее его отца — Павла I) идеей захватаИндии, „жемчужины“ Британской империи. „Русская кампания“была задумана Бонапартом как наказание строптивого Александра, никаких реформдля России запланировано не было». Зато они были запланированы для Польши.Ни одно славянское государство не помогло России в годину Отечественной войны.Мало того, братья-славяне, чьи земли тогда входили в состав Австрийскойимперии, воевали против нас. Раньше было не принято обсуждать семейные спорымежду славянами. Спустя многие годы «вспомнились» хулиганские стишкиДениса Давыдова: «Поляки, с Русскими вы не вступайте в схватку: мы васглотнем в Литве, а вы… м в Камчатку». С кем уж точно нашли общий языкрусские, так это с… евреями.
Евреи на стороне антисемитовПоложение еврейской нации, традиционно гонимой в России, было унизительным.Евреи, лично свободные люди, не имели паспортов, им было запрещено жить встолице. Тем удивительнее, что изгои сыграли важную роль в войне 1812 г. Петр Черкасов отыскал в Военно-историческом архиве любопытные документы — открылось имяразведчика Ушера Жолквера, который сообщал о передвижениях французских войскеще до начала войны! Этот добытчик информации пережил плен, выдержал пытки (непризнавшись в шпионаже, съел инструкцию, полученную от Багратиона). Некотороевремя после окончания войны 1812 г. он не давал о себе знать, пока нужда непринудила написать прошение императору. Разведчик перечислил свои заслуги, привелсвидетельства военных, с которым работал. Его вызвали в Петербург на аудиенциюк начальнику Главного штаба. Жолквер получил, что просил, — паспорт и немалуюпо тем временам сумму в 300 рублей. Случай с Жолквером не был единичным.Десятки агентов-евреев самоотверженно помогали русским. «Удивительно, чтоони (евреи) в 1812 г. отменно верны нам были, даже помогали, где только могли,с опасностью для жизни», — писал в дневнике будущий император Николай I. Ввойну 1812 г. вышел законодательный акт «Учреждение для управления Большойдействующей армии». На основе одного из секретных дополнений этогодокумента — «Образования высшей воинской полиции» — была организованарусская контрразведка. Курировал ее начальник Главного штаба армии. ПолковникТурский был одним из руководителей русской армейской разведки. Еще в 1811 г. он обосновался в Белостоке, где создал широкую сеть осведомителей из числа местных евреев, спомощью которых получал ценную информацию о составе, численности и передвижениифранцузских войск на территории Герцогства Варшавского. Французское военноекомандование тоже пыталось организовать в приграничном районе сетьосведомителей, но евреи не шли на контакт с французами. Пришлось«окучивать» поляков. «Надо сказать, русская (еврейская) агентурадействовала куда более эффективно, нежели французская (польская), — утверждаетЧеркасов. — Благодаря евреям русское военное командование не было застигнутоврасплох, когда 12 июня по старому стилю 1812 г. армия Наполеона вторглась в Россию. Агентура также блестяще сработала, когда отступавшие от Москвы французы вноябре 1812 г. вторично оказались на территории Западного края». Почему жеевреи помогали России? Семиты были чрезвычайно патриархальными. Они жили взамкнутых общинах, многие не знали державного языка и жили по указаниямраввина. Русское правительство безуспешно пыталось вовлечь«отколовшееся» население в хозяйственную жизнь страны, предлагая имзаняться земледелием. Власти даже не знали, сколько евреев проживает в России — те скрывали количество детей, видимо, опасаясь налогообложения и рекрутскойповинности… Глубоко религиозные семиты считали, что европейская революция подпредводительством атеиста разрушила уклад жизни французских евреев. ТакБонапарт снискал себе славу посланника дьявола. Начальник III отделения,генерал-адъютант Бенкендорф (в начале войны 1812 г. полковник, командир одного из первых партизанских отрядов) вспоминал: «Мы не моглинахвалиться усердием и привязанностью, которые выказывали нам евреи». Генералот инфантерии граф Милорадович тоже был в восторге от «общинного»народа: «Эти люди самые преданные слуги государя, без них мы не победилибы Наполеона и я не был бы украшен орденами за войну 1812 г.». Милорадович даже позволял своим любимцам, вопреки императорскому запрету, проживать встолице. На Западе давно обратили внимание на проблему соотнесения национальнойи общемировой истории. Принцип «наши — хорошие, остальные — плохие»доминирует почти во всех странах. Переломить это ханжеское отношение к истории,пожалуй, основная задача современных ученых. Недаром академик АлександрЧубарьян, директор Института всеобщей истории РАН, ректор Государственногоуниверситета гуманитарных наук, президент Российского обществаисториков-архивистов, подчеркивает: «Правда истории, какая бы она ни былагорькая, полезна! Нужно решить, чему отдать предпочтение: покаянию илизабвению?» Наталья Сергеева2. ИСТОРИОГРАФИЯ О КРЫМСКОТАТАРСКИХ ПОЛКАХРУССКОЙ АРМИИ (1807-1817)
Несмотря на то, что на общем фоне недостаточного изучениявопроса истории военной службы крымских татар в русской армии (1784-1920 гг.)период истории крымских конно-татарских полков (I807-1817 гг.) исследован лучшевсего, тем не менее нельзя не признать факта, что он изучен не полностью.
До сих пор не появилось отдельной работы по данной проблеме.В тех работах, которыми мы располагаем на сегодняшний день, недостаточно полно(порой даже с ошибками) отражены вопросы формирования, комплектования, боевогопути крымско-татарских полков в ходе, а особенно — после военных действий.Совершенно отсутствует анализ боевых операций, в которых принимали участиекрымские татары, в общем контексте военно-стратегических планов русскогоглавнокомандования и сражений, в которых принимали участие крымские конно-татарскиеполки. Недостаточно исследованы биографические данные об офицерах полков, неговоря уже о нижних чинах. Не опубликованы именные списки нижних чинов. Именныесписки офицеров, которыми мы располагаем, даны без привязки последних ксотенному расписанию полков, что затрудняет представление об организациисотенного командования и лишает четкости и организованности имеющийся в научномобороте материал.
Недостаточно освещается вопрос об истории первых воинскихформирований крымских татар — Таврических татарских дивизионах бешлейскоговойска (1784-1796 гг.) в контексте истории крымских конно-татарских полков. Аведь немалую роль в истории этих полков сыграл опыт службы бешлейскихдивизионов. Он оказался поистине бесценным при формировании полков, прошедшихсвой боевой путь в составе русской армии. Появившиеся недавно две публикации внекоторой степени восполняют данный пробел, однако этого явно недостаточно. Внастоящее время в издательстве «Доля» вышла книга, посвящённая вышеозначеннымформированиям.
Недостаточны и скупы сведения о командирах полков — Кая бееБалатукове, Ахмед бее Хункалове, Абдулле are Мамайском и Али мурзе Ширинском.
Обратившись к досоветской историографии проблемы изучения.крымских конно-татарских полков, необходимо отметить, что в обобщающих трудах,посвящённых Отечественной войне 1812 года и заграничным походам русской армиикрайне мало можно узнать о боевом пути и истории вышеозначенных крымско-татарскихформированиях. В лучшем случае имеются скользкие упоминания о существованииполков, сформированных из крымских татар, в худшем — о них вообще замалчиваетсяи их история прослеживается лишь в контексте истории иррегулярных воинскихформирований казачьего войска.
Таким недостатком страдают всем известные работы Д.И. Ахшарумова,Д.П. Бутурлина, А.И. Михаиловского-Данилевского, М.И. Богдановича.
Труды крупнейших представителей так называемой русскойбуржуазной историографии также игнорируют тему участия национальныхформирований в воине 1812 года (в том числе и крымско-татарских).Таковы работыА.Н. Попова [7], В.И. Харкевича [8], К.А. Военского [9], А.Н. Витмера [10], атакже изданный в 1911-1912 гг. коллективный труд «Отечественная война ирусское общество» в семи томах под редакцией А.К. Дживегелова, С.П.Мельгунова, В.И. Пичеты. Этот труд был издан к столетию войны и по правусчитается «высшим достижением буржуазной и вообще всей русскойдореволюционной историографии 1812 г» [11]. Таким образом, мыдействительно видим, что в дореволюционных обобщающих трудах, посвященныхОтечественной войне 1812 года и заграничным походам русской армии, можно малоузнать о боевом пути и истории крымско-татарских формирований. В лучшем случаетам есть скользкие упоминания, в худшем — о них вообще замалчивается.
Изучение Отечественной воины 1812 года не прекращалось и приСоветской власти.
Из наиболее ярких работ первого периода советскойисториографии (1917- 1930 гг.) о войне 1812 года следует отметить труды одногоиз выдающихся отечественных историков — М.Н. Покровского [12]. Впрочем, ходвойны 1812 года М.Н. Покровский обозревал лишь в общих чертах [13, с.31],поэтому, естественно, за глобальным характером работ, участие национальныхформирований в войне против агрессора (в том числе, естественно, и крымско-татарских),не рассматривалось этим историком.
Второй период советский историографии (вторая половина 1930-х- середина 1950-х годов) характеризуется появлением довольно большогоколичества обобщающих работ, однако и в этих трудах крымские татары оказалисьобойдёнными вниманием [14].
Третий период советской историографии не внёс радикальныхизменений в процесс изучения национальных (в том числе и крымско-татарских)формировании, в войне 1812 года [15].
Впрочем, в работе В.И. Бабкина можно встретить упоминание отом, что крымские татары приняли решение о сформировании четырёх конных полковс обязательством обеспечить ратников продовольствием, обмундированием,амуницией на весь период действий ополчения [16, с.88].
Другой достаточно авторитетный советский исследователь Л.П.Богданов упоминает о существовании крымско-татарских конных полков, рассказываяо русской кавалерии на начало войны 1812 года [17, с 48]. В то же времянеобходимо заметить, что Л.П. Богданов всего лишь привел данные, которыезадолго до него были известны дореволюционному исследователю Г.С. Габаеву [18].
Таким образом, можно сделать вывод, что в обобщающих трудах,посвященных Отечественной войне 1812 года (как в русской дореволюционной, так ив советской историографии) о военной службе крымских татар в русской армии вуказанный период в лучшем случае мы имеем редкие упоминания о существованииполков, сформированных из крымских татар, в худшем — о них вообще замалчиваетсяи их история прослеживается лишь в контексте истории иррегулярных воинскихформировании казачьего войска.
Такова ситуация с обобщающими работами. Теперь необходимообратиться к работам, посвященным истории русской кавалерии, ведь воинскиеформирования из крымских татар служили в кавалерийских войсках (за исключениемсформированной 17 апреля 1882 г. из сверхштатных новобранцев, составлявшихпеший эскадрон Крымской стрелковой роты, которая была упразднена 24 декабря 1893 г. [19, с 24].
Из наиболее значительных дореволюционных исследований поистории русской кавалерии необходимо назвать труды В. Броневского [20], С.Маркова [21], В.Х. Казина [22], а также всем известное издание 1914 года (однаиз серии справочных книжек императорской главной квартиры) [23].
Впрочем, и эти обобщающие работы дореволюционных авторов неменяют общей картины недостаточного изучения проблемы истории военной службыкрымских татар в период Отечественной войны 1812 года. В лучшем случае мы имеемлишь упоминания о крымских татарах.
В советский же период вовсе происходило замалчивание сведенийоб участии крымских татар в войнах против наполеоновской Франции. Впрочем, вуказанный период практически не появлялось (за редким исключением) работ поистории русской кавалерии [24].
Вышедшая в 1992 г. книга А.И. Бегуновой [25] (выход которойбыл бесспорно выдающимся событием в истории изучения русской кавалерии) лишьвскользь упоминает об участии Симферопольского конно-татарского полка вБородинском сражении [26, с.13].
Таким образом, ни обобщающие работы по истории Отечественнойвойны 1812 года, ни общие работы по истории русской кавалерии не дают намцельной картины истории крымско-татарских конных полков. Поэтому нам необходимообратиться к краеведческим работам, в той или иной степени затрагивающимвопросы военной службы крымских татар в русской армии.
Первым серьёзным исследователем, который обратился к проблемеизучения военной службы крымских татар под знаменами русской армии, былполковник Исмаил Мурза Муфтизаде (3.05.1841 — 1917 гг.) (до настоящего временигоды жизни были неизвестны — М.М.), сын генерал-майора Батыр-Челеби Муфтизаде.
В 1899 г. в N 30 «Известий Таврической учёной архивнойкомиссии» появляется работа И.М. Муфтизаде [27]. В этом же году вТаврической губернской типографии издаётся оттиск этой же работы [28].
В данном сочинении история крымских конно-татарских полковизлагается на девяти страницах [29, с. 6-14]. Автор излагает историюформирования, боевого пути, касается судеб отдельных офицеров, приводит именныесписки штаб- и обер-офицеров Симферопольского, Перекопского, Евпаторийского иФеодосийского полков. В заключение Исмаил Мурза пишет по поводу участиякрымских конно-татарских полков в войнах против наполеоновской Францииследующее: «Из всех вышеозначенных фактов видно, что татарские полки Крымавернулись домой через шесть с половиною лет, вернулись не в том составе и не втом виде, как вышли из Крыма, но зато в точности исполнив долг присяги ипослужив Отечеству с некоторою пользою и славой, о чем свидетельствуют раны,полученные крымцами, и знаки отличия, а также свидетельства их начальства»[30, с.12-13].
Во второй своей работе первый историк военной службы крымскихтатар под знамёнами русской армии уделяет участию крымских конно-татарскихполков несколько больше места [31, c.9-21], но дополнения автора не стольсущественны. Вместе с тем весьма ценен помещённый на трех страницах [32, с.22-24] список генералов, штаб- и обер-офицеров Симферопольского конно-татарскогополка, возвратившихся в Крым с Отечественной воины 5 октября 1814 г. в Симферополь.
Достаточно важными для нас представляются работы полковникарусской армия Г.С. Габаева, а именно: «Крымские татары под русскимизнаменами» [33] и «Законодательные акты и другие документы о военнойслужбе Крымских татар в рядах войсковых частей, предков нынешнего Крымскогоконного Её Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полка»[34].
В первой своей работе Г.С. Габаев уделяет истории крымскихконно-татарских полков менее семи страниц текста [/35, с.6-12], что, таким образом,не вносит ничего нового по сравнении с данными, внесёнными И.М. Муфтиэаде (упоследнего, как мы видим, даже больше места посвящено участию крымско-татарскихконных полков в войнах против наполеоновской Франции). Тем не менее работа Г.С.Габаева имеет большую ценность в историографии проблемы. Кроме того материализложен более последовательно, чётко и компактно, нежели у И.М. Муфтизаде.
Вторая работа Г.С. Габаева вносит большой вклад в развитиеисточниковедения проблемы изучения военной службы крымских татар под русскимизнамёнами (и, конечно же, службы в период войн против наполеоновской Франции)[36, c. 137-142; 144-152].
Наибольший вклад в развитие проблемы военной службы крымскихтатар под знамёнами русской армии в период наполеоновских войн внёс патриархкрымского исторического краеведения Арсений Иванович Маркович (1855-1942) [37].
Несмотря на то, что работа А.И. Марковича посвящена в целомситуации в указанный промежуток времени в Таврической губернии, тем не менеепоследний останавливается достаточно подробно на истории крымских конно-татарскихполков (1807-1817 гг.). И хотя исследование А.И. Марковича не являетсядостаточным для создания цельной картины участия крымских татар в войне подзнамёнами русской армии, тем не менее представление об их участии складываетсядовольно чёткое. История крымских конно-татарских полков нашла отражение вследующих разделах довольно обширного труда А.И. Марковича: «Сформированиетатарских конных полков. Жертвы обывателей Таврической губернии» [38, с.9-19], «Отправление Симферопольского и Перекопского полков на прусскуюграницу» [39, c. 26-31], «Выступление Евпаторийского и Феодосийскогополков. Настроение татар» [40, с.3I-35], «Укомплектование татарскихполков. Наводнение 1811 г. Меры правительства относительно татарского населенияТаврической губернии» [41, с. 35-39], «Участие крымских конно-татарскихполков в Отечественной воине. Настроение татар в Крыму » [42, с. 58-6I], «Комплектованиекрымских конно-татарских полков. Возмущение татар Симферопольского иЕвпаторийского уездов» [4З, с. 69-80], «УкомплектованиеЕвпаторийского и Феодосийского полков» [44, с.83-87], «Составлениекапитала для пособия раненым ратникам крымско-татарских полков. Сведения ораненых' [45, с. 87-96], „Высочайшие милости населению Таврическойгубернии [46, с. 97-100].
Таким образом, история крымских конно-татарских полковизложена у A.И. Марковича на 53 страницах. Для общего представления об участиикрымских татар в войнах против наполеоновской Франции этого вполне достаточно.
Однако более серьёзное исследование по вышеуказаннойпроблематике требует существенного дополнения и расширения А.И. Маркевича.Обращает на себя внимание ряд существенных недостатков работы патриархаотечественного краеведения. В частности, если выступлению полков на прусскуюграницу А.И Маркевич отвел шесть страниц текста, то боевому пути полков, ихучастию в сражениях — всего четыре! Отсутствует у него изложение историибоевого пути полков в общем контексте стратегических планов генерального штабарусской армии и ряд других недостатков.
Тем не менее выводы, сделанные А.И. Маркевичем, актуальны иабсолютно справедливы и на сегодняшний день.
В заключение своего труда А.И. Маркевич писал: “…Таврида с честью и самоотвержением исполнила свой гражданский долг и не щадиланикаких средств для спасения достоинства, свободы и целости государства. Неговоря о материальных жертвах населения, особенно русского всех сословий, кровьжителей Тавриды, к тому же инородцев, была пролита в защиту России и у стенСмоленска, древнего оплота Москвы против западных врагов, и на святых поляхБородина, и у Москвы — сердца России, и под Вильной, древней столицей Литвы, ипод Данцигом, Дрезденом, и на высотах Монмартра. Плохо одетые и вооружённые,незнакомые с военной службой, не знавшие русского языка, среди чуждых условийжизни, крымские татары честно исполнили свой долг, и за их верную службупотомки 26 августа 1912 года, вместе с представителями таврического дворянстваи земства представляли Тавриду на Бородинском поле пред лицом Государя и всейРоссии» [47, с.99-100]. Таким образом, дореволюционные краеведы Крымасоздали неплохой задел в процессе изучения проблемы военной службы крымскихтатар под знаменами русской армии в период противостояния России и наполеоновскойФранции. Этот задел весьма важен для дальнейших исследований.
В советское же время вопрос о военной службе крымских татар ввооружённых силах России не получил дальнейшего развития, что связано с целымкомплексом субъективных и объективных причин; это и разгром краеведческихорганизаций в З0-е годы, и ситуация, связанная с положением крымских татар,оказавшихся в депортации (а поскольку крымские татары были признаныкоммунистическими властями предателями, то и история «народа-предателя»не имела права на существование). Ситуация сдвинулась с мертвой точки лишь сначала 90-х годов XX столетия, события которых всем известны.
В июле 1917 года Осман Акчокраклы публикует в издававшейся вКрыму А. Боданинским и Х. Чапчакчи газете «Голос татар» статью«Военная служба крымских татар» [48, с. 285], которая былаперепечатана в ноябре 1996 года в газете «Голос Крыма» [49, с. 5].Статья О.А. Акчокраклы была написана па злобу дня, когда остро стоял вопрос онациональных воинских формированиях крымских татар, вызвавший после февральскойреволюции 1917 г. острую полемику и даже временный арест крымского муфтия Н.Челебиджихана. Работу в этой области Осман Акчокраклы так и не продолжил, ажизнь его трагически оборвалась в 1938 году во время репрессий [50, с. 285].
Трагически закончилась жизнь еще одного выдающегося человеказанимавшегося проблемой военной службы крымских татар и опубликовавшего работу«Война в джунглях» [51, с. 2, 7], лидера Национального движениякрымских татар (НДКТ) и редактора газеты «Арвкет» Юрия БекировичаОсманова.
Из исследователей, затрагивающих проблему военной службыкрымских татар в русской армии необходимо назвать В.П. Петрова [52] и А.Бобкова [53].
Проблема военной службы крымских татар волнует и автора этихстрок. Им был опубликован ряд работ, посвящённых данному вопросу (где естьтакже немало сведений, посвященных истории крымских конно-татарских полков):«Крым во внешней политике России» (монография) [54, с 296],«Крымские татары: в русской армии» (на крымско-татарском яэыке) [55,с. 5], «Они служили России» [56, с I5], «Крымские татары ввооружённых силах Российской империи» [57, c. 5], «Крымские татары ввооружённых силах России» [58, c. 4], «Полтора века службы татар Крымадержаве Российской...» [59, с. 8], «История Украины...» [60, с.27], «К вопросу о службе крымских татар в вооружённых силах Российскойимперии» [61, с. 285-287], «Таврические бешлейские дивизионы конноговойска» [62, c. 83-86], «Крымско-татарские полки в Отечественнойвойне 1812 года и в заграничных походах русской армии I8I3-I8I4 годов»[63, c. 4], «О службе татар Крыма Державе Российской» [64, c. 14], «Чтоможно прочитать о службе крымских татар в русской армии» (на крымско-татарскомязыке) [65, с. 7], «Таврические татарские дивизионы конного войска:краткий очерк истории (1784-1796 гг)» [66, с. 359-36], «Таврическиетатарские дивизионы бешлейского войска (1784-1796). Документы и материалы»[67].
Однако перечисленные работы М.В. Масаева, несмотря насолидное их количество, отражают проблему истории крымских конно-татарскихполков (1807-1817 гг) фрагментарно и недостаточно, что требует продолженияисследований.
Таким образом, на основании анализа перечисленных выше работ,можно сделать следующие выводы об основных тенденциях развития историографиивопроса военной службы крымских татар в период войн России с наполеоновскойФранцией: 1) несмотря на то, что на общем фоне недостаточного изучения историивоенной службы крымских татар в русской армии период истории крымских конно-татарскихполков (1807-1817 гг.) исследован лучше всего, тем не менее нельзя не признатьфакта, что он изучен не полностью, 2) мы, видим, что в обобщающих трудах,посвящённых Отечественной войне 1812 года (как в русской дореволюционной, так ив советской историографии) о военной службе крымских татар в русской армии вуказанный период в лучшем случае мы имеем мимолётные упоминания о существованииполков, сформированных из крымских татар, в худшем — о них вообще замалчиваетсяи их история прослеживается лишь в контексте истории иррегулярных воинскихформирований казачьего войска; 3) следует также отметить, что ни обобщающиеработы по истории Отечественной войны 1812 года, ни общие работы по историирусской кавалерии не дают нам цельной картины истории крымских конно-татарскихполков;
4) дореволюционные краеведы Крыма создали неплохой задел впроцессе изучения вопроса военной службы крымских татар под знаменами русскойармии в период противостоянии России и наполеоновской Франции; этот заделвесьма важен для дальнейших исследований; 5) в советское время проблема службыкрымских татар в вооружённых силах России не получила дальнейшего развития, чтосвязано с целым комплексом субъективных и объективных причин: это и разгромкраеведческих организаций в 30-е годы, и ситуация, связанная с положениемкрымских татар, оказавшихся в депортации (а поскольку крымские татары былипризнаны коммунистическими властями предателями, то история«народа-предателя» не имела права на существование). Ситуациясдвинулась с мёртвой точки лишь с начала 90-х годов XX столетия, событиякоторых всем известны.
Бесспорно, что история крымских конно-татарских полков(1807-I817) под знаменами русской армии (как в целом и вся военная службакрымских татар) требует дальнейшего изучения и наша статья, будем надеяться,станет ещё одним шагом вперёд в изучении этой проблемы.