Курсовая работа
Натему:
«Кооперацияв условиях НЕПа»
Энгельс 2010
Введение
Кооперация – важный компонент рыночных отношений. Она возникает иполучает развитие тогда, когда в сферу этих отношений начинают втягиватьсяширокие слои населения, когда у значительной его части возникает потребность вобъединении своих усилий для повышения в условиях рыночной конкуренцииэффективности своей хозяйственной деятельности как производителей ипотребителей. Масштабы кооперирования расширяются по мере развертывания иуглубления товарных отношений. Не случайно возникновение кооперации в Россиисовпало с экономическим прогрессом после реформы 1861 года, а пик в ее развитии– со временем столыпинской аграрной реформы. Симптоматично, что возрождениерыночных отношений, хотя и в урезанном и деформированном виде, после перехода кнэпу дало новый всплеск кооперативного движения, превысившего по своимколичественным параметрам дореволюционные показатели; кооперация началаагонизировать и погибла, как только рынок был вновь задушен.
Исторический опыт России позволяет констатировать, что кооперация– не всеобщая организация населения, что охват всего населения кооперированиемне только административным путем, но и на добровольных началах – вещьутопичная, так как кооперация способна удовлетворять лишь определенныехозяйственные потребности и лишь отдельных слоев населения. Она не способназаменить все формы экономической деятельности. В качестве части рыночнойсистемы, одного из ее компонентов она заполняет только уготованную ей «нишу» всистеме рыночных отношений, предназначенную для той части производителей ипотребителей, у которых есть потребность и возможность выхода на рынок какпродавцов своей продукции, покупателей орудий труда и предметов потребления, нокоторым затруднительно и разорительно делать это без взаимодействия с другиминосителями таких же потребностей. Подобных людей в обществе много, поэтомукооперация в благоприятных для нее условиях становится массовой организацией,что порождает иллюзию возможности охвата ею всех. Опыт показал всю утопичностьтаких надежд, так как всегда будут люди, которые могут сами решить все своихозяйственные проблемы, так же как и такие лица, у которых нет подобных проблемили которые не желают сотрудничать с кем-то в их решении.
Отечественный опыт кооперирования позволяет также выявитьограниченность всех кооперативных теорий прошлого, в той или иной формесвязывавших кооперацию с переходом от капиталистической формации ксоциалистической, независимо от того, в каком виде этот переход представлялся.Не нашла подтверждения на практике сложившаяся к концу XIX века теория«кооперативного социализма» – мирного, плавного вытеснениякапиталистических форм хозяйствования кооперативными и утверждения таким путемсоциалистического строя. Несостоятельными оказались и марксистская оценкакооперации как буржуазной и стремление использовать ее как «материал» дляпостроения социализма на основе насильственного устранения капитализмадополненные В.И. Лениным в конце его жизни тезисом о социализме как «строецивилизованных кооператоров». И дело тут вовсе не в просчетах и утопизмеотдельных теоретиков или в изменившихся со времени появления подобных теорийусловиях. Только после провала марксистского эксперимента построения социализмаво многих странах мира, и прежде всего в СССР, стало очевидным то, что неявлялось очевидным в то время, а именно: кооперация – не формационноеобразование, она не призвана заменить капитализм, она не может олицетворять исоциализм, каким бы мы его не представляли.
Кооперация – компонент рыночных отношений, и для нее, пока такиеотношения существуют, всегда сохранится предназначенная ей «ниша», независимоот политического строя и преобладающих в стране социально-экономических форм.От окружающих кооперацию условий во многом, как это было показано выше, зависитее судьба, эффективность ее функционирования. Но кооперация не может выполнитьзадачу подмены всех социально-экономических форм и идентифицироваться со всемобществом. Короче говоря, кооперация – есть кооперация, а не нечто междукапитализмом и социализмом или заменяющее их.
Актуальность и практическая значимость темыопределили цель данного курсового исследования. Основной целью настоящейкурсовой работы является изучение теоретических и практических аспектовкооперации в условиях новой экономической политики.
Всоответствии с указанной целью поставленыследующие задачи:
– изучить восстановление потребительской исельскохозяйственной кооперации в период НЕПа;
– всесторонне осветить усиление партийно-государственного диктатаи свертывание кооперативного движения в период НЕПа;
– показатьтеоретические разработки иидейно-политическую борьбу по вопросам кооперации.
Предметом исследованиявыступает восстановление потребительской и сельскохозяйственной кооперация вусловиях НЕПа.
Для достижения целии решения поставленных задач в курсовой работе использовался комплексметодических исследований: теоретическое изучение экономической литературы,диалектический метод, системный анализ, сравнение и обобщение, сочетаниеисторического и логического обоснования.
1. Поворотв тактической линии. Восстановление потребительской кооперации
Двадцатые годы занимают особое место в послеоктябрьской историистраны. В этот период, после провала попытки разрушить «штурмовым» методомсложившиеся производственные отношения и навязать народам Россиикоммунистический строй, реальность «пришествия» которого не была ни научно, ниэкспериментально доказана, В.И. Ленин и поддерживающая его правящая группабольшевиков предприняли попытку достичь эту цель обходным маневром. Суть этогоманевра состояла в том, чтобы использовать отдельные, ранее отвергавшиеся спорога компоненты нормальных экономических отношений для вывода из кризисаискусственно насаждавшейся системы, прийти в себя, достаточно укрепиться ираспространиться на все общество, от чего ни Ленин, ни его последователи, ккаким бы уклонам они ни причислялись, отказываться не собирались.
Важнейшим из таких компонентов была кооперация. За относительнокороткий срок интенсивного развития в дооктябрьский период кооперация в Россиидостигла внушительных размеров, охватив более половины населения страны.Выделялась она и способностью удовлетворять интересы трудовых слоев благодарясозданию механизма сочетания специфических, присущих только ей принципов снакопленным поколениями позитивным опытом экономического функционированияобщества. Три года безжалостной ломки этого механизма после революции с цельюсоздания на его обломках «единого всенародного кооператива» как основыкоммунистического строя не смогли все же до конца вытравить из народногосознания накопленный кооперацией опыт, уничтожить созданный ею аппарат,дисквалифицировать преданные этому делу кадры, что создавало благоприятныеусловия для быстрого возрождения кооперативного движения. С введением новойэкономической политики кооперация была признана способной обеспечить болеелегкий и менее болезненный переход к новому строю, чем путь продотрядов,комбедов и продразверстки, в связи с чем был взят курс на ее оживление иразвитие.
Итоги и последствия осуществленной в 1918–1920 гг. ломкикооперативных организаций объективно свидетельствовали, что она не только неприближала к идеалу будущего общества, но и нанесла огромный ущербсоциально-экономическому развитию страны, так как вывела из строя одну из самыхмногочисленных и эффективных организаций, способную удовлетворятьпотребительские и производственные интересы значительной части населения. Естьоснования полагать, что в какой-то мере это стали осознавать и инициаторыосуществленной ломки. Так, в феврале 1920 г. Ленин уверял, что страна«через несколько недель, а может быть, через небольшое число месяцевпревратится в один великий кооператив трудящихся» Заявления же о достиженииэтой цели не последовало ни через несколько недель, ни через несколько месяцев.Более того, с лета 1920 г. из выступлений вождя исчезают, без каких бы тони было пояснений, употреблявшиеся в течение 2,5 лет формулировки по этомувопросу. На VIII съезде советов в конце декабря 1920 г. он вообще обходитвопрос о кооперации, лишь мимоходом заметив в закрытом выступлении, что вближайшее время «мечтать о социализме и коллективизации не приходится»
Только на X съезде РКП (б) по этому вопросу были даны публичныеобъяснения. В докладе о замене разверстки налогом Ленин признал, что поотношению к крестьянскому хозяйству «нами было сделано много простоошибочного». Признал он также, что кооперация «у нас находилась в состояниичрезмерного удушения», и предложил отменить резолюцию IX съезда о кооперациикак ошибочно исходившую из расчета, что «наше движение будет идти по прямойлинии». Эти признания послужили исходным моментом для пересмотра положениякооперации, и в этом их положительное значение. Вместе с тем следует отказатьсяи от однозначно позитивных оценок его рассуждений на съезде и в последующихвыступлениях. В действительности это были запоздалые, частичные признаниягрубейших ошибок, обставленные такими оговорками и оправданиями, которые посуществу сводили их на нет. Указывая на то, что применительно к кооперациитребования программы партии «исполняли очень недостаточно, а частью совсем неисполняли», он тут же оговаривает, что это произошло «частью по ошибке, частьюпо военной нужде». Да и неисполнение программы он сводит к тому, что кооперациянедостаточно использовалась как «лучший аппарат распределения». Вопрос обошибочности и утопичности программы в части кооперации даже не ставится. Болеетого, в предложенной съезду резолюции Ленин призывает и дальше использоватькооперацию «в согласии с программой РКП (б)». Вину за ошибки он перекладываетне только на войну («кроме как действия по-военному, нам не оставалось»), но иглавным образом на «контрреволюционную» природу самой кооперации, которая, поего утверждению, выделяет в экономическом отношении «более высокие элементы», ав политике – эсеров и меньшевиков («это – химический закон»); последние же«сознательно или бессознательно восстанавливают капитализм» («это – тоже закон»).В статье «О продовольственном налоге», написанной через месяц после съезда,Ленин в еще более категорической форме повторяет эту оценку: «Кооперация мелкихпроизводителей… неизбежно порождает мелкобуржуазные, капиталистическиеотношения… Свобода и права кооперации, при данных условиях России, означаютсвободу и права капитализма». Закрывать глаза на эту, по его убеждению,очевидную истину «было бы глупостью или преступлением». Не случайно в этом жеабзаце он пишет, что переход от разверстки к налогу открывает для кооперациилишь «известное расширение ее «свободы» и ее прав», помещая при этом слово «свобода»в кавычки, что подчеркивает относительный, ограниченный характерпредоставляемой ей свободы.
На этом ленинском постулате с самого начала перехода к нэпустроилась и политика РКП (б) в области кооперации, которая была сориентированана то, чтобы сохранить в руках большевистской партии и государства как можнобольше рычагов воздействия на нее с тем, чтобы не «выпустить джина из бутылки»,то есть не дать ей выйти за начертанные сверху рамки организации и принципыхозяйствования. Так, в директивном письме ЦК от 9 мая 1921 г. вопрос окоренной переоценке отношения к кооперации подменен разговором о расширении еезадач в связи «с окончанием войны, с возрождением промышленности и началомтоварооборота с заграницей». Перед потребительской кооперацией ставятся задачиувеличить объем распределяемых ею продуктов, а также организовать обменпромышленных товаров на излишки крестьянского производства, заготовкупродовольствия и сырья для промышленности. Роль сельскохозяйственной икустарно-промысловой кооперации видится только в «объединении мелкихразрозненных хозяйств отдельных крестьян или кустарей в артельные предприятия».О каких бы то ни было задачах кооперации в сфере развертываниятоварно-денежных, рыночных отношений даже не упоминается. Более развернуто, чему Ленина, в письме говорится о расширении свобод для кооперации. Вместе с темуточняется, что ей будет «представлена большая свобода и большаясамостоятельность по сравнению с прежним положением» (смысл ленинских кавычекстановится ясным: только… большая и только… по сравнению с тем, что было!).
Созданная в соответствии с решениями съезда комиссия ЦК и СНКвскоре представила на рассмотрение политбюро ЦК проект директив по основнымвопросам перехода к повой экономической политике, в том числе и места в ней кооперации.Уже 30 марта 1921 г. директивы были приняты. По отношению к кооперации вних содержались следующие принципиальные положения.
1. Обмен оставшихся после сдачи налога продуктов разрешается какмежду отдельными гражданами непосредственно, так и через кооперацию;приобретение в целях сбыта продуктов сельского хозяйства и кустарного промысларазрешается только кооперативным организациям.
2. Государственные товарные фонды для обмена на сельхозпродуктынаходятся в распоряжении Наркомпрода, который осуществляет этот обмен черезкооперацию.
3. Сельскохозяйственная и кустарно-промысловая кооперация на всехуровнях отделяется от потребительской. Декреты от 20 марта 1919 г. и 27января 1920 г. подлежат пересмотру.
4. Сельскохозяйственная и кустарно-промысловая кооперация строитсяна основах добровольного членства, потребительская – на сохранении прежнегопорядка обязательности для каждого гражданина состоять членом единогопотребительского общества; только в рамках ЕПО и под их руководством отдельныегруппы могут создавать свои добровольные объединения (ДПО).
5. Учреждается обязательность членских взносов при специальнойразработке вопроса о взносах беднейшей части крестьянства.
Оценивая эти директивы в целом, нельзя не заметить, насколькосильно в них стремление сохранить основы старой системы, лишь слегка ее обновивпод нажимом обстоятельств.
Любопытно, что относительно радикальный из перечисленных здесьпункт 3 встретил возражения Наркомпрода, и его реализация затянулась нанесколько месяцев. Отход от концепции и практики «единого всенародногокооператива» давался нелегко. Тем не менее, директивы послужили основой дляразработки ряда законодательных актов в области кооперативного строительства. Впериод с апреля 1921 г. по январь 1922 г. СНК принял декреты по основнымвидам кооперации, открывшие путь для их восстановления и развития в новыхусловиях.
7 апреля 1921 г. СНК принял первый из серии кооперативныхдекретов нэповского периода «О потребительской кооперации», полностьюоснованный на принципах директив от 30 марта. Если сравнить его с декретом от20 марта 1919 г., то существенным является предоставление потребкооперацииправа «обмена и скупки излишков сельскохозяйственного производства, а равно икустарных и ремесленных изделий и сбыта их». Право вето для вводимых вправления кооперативов представителей государства заменялось на предоставлениеим равных с выборными членами прав, а руководство и контроль со стороныгосорганов ограничивались лишь областью выполнения кооперацией обязательныхгосударственных заданий. Сохранялось и обязательное членство всего населения впотребкооперации с предоставлением права отдельным группам граждан создавать врамках единых обязательных кооперативов добровольные объединения. И дело вовсене в отсутствии времени для формирования новой политики, а в том, что этиначала продолжали рассматриваться как идеал будущего. На этом идеале покоилосьи принятое СНК 17 мая постановление о поручении потребкооперации проведениянатурального обмена изделий госпромышленности на продукты крестьянскогохозяйства на основе договора между Наркомпродом и Центросоюзом. Этим актомСовнаркома, одобренным накануне политбюро ЦК, устанавливалось, что всегосударственные ресурсы промтоваров должны обмениваться через кооперациюнепосредственно на продукты сельского хозяйства. Устанавливались объемы обменапо видам продукции с разверсткой по районам и эквивалент обмена.
Ленин лелеял надежду, что удачный товарообмен позволит все жеподтвердить основы его ранее выдвинутой утопии об организации бестоварного распределенияв обществе через реорганизованную кооперацию. Однако уже с самого началапроведения товарообмена стали выявляться серьезные трудности. Значительнуючасть товаров, предназначавшихся для обмена, не удалось получить от органовНаркомпрода или отправить к местам заготовок, другую часть отправили не в терайоны и не в том объеме, который требовался в местах их поступления. При общейнехватке товаров для обмена в некоторых губерниях скопилось большое количествопредставителей разных кооперативных организаций, стремившихся обменять своитовары на сельскохозяйственные продукты, в результате чего эти губернииоказались настолько насыщенными привезенными товарами, что крестьяне сталивоздерживаться от обмена. Установленный Наркомпродом эквивалент обмена 1:3 поотношению к довоенным ценам в пользу промышленных товаров, как оказалось, неотражал реального соотношения цен в то время. Пришлось непрерывно понижать этоткоэффициент в пользу сельхозпродуктов и в конце концов Допустить установлениеразного коэффициента обмена в каждом районе и на каждый вид товаров, взависимости от ситуации на рынке. Однако перечисленные выше причины,обнаруженные в ходе развертывания товарообмена, не являлись главными, хотя они,прежде всего, бросались в глаза. Главная причина состояла в том, чтонатуральный обмен как форма экономического функционирования обществанеприемлем; экономическая связь между различными отраслями народного хозяйства,предприятиями и отдельными производителями возможна только на основе обычныхтоварно-денежных отношений, обычной торговли, обычной купли-продажи. Ленин ужочень надеялся, что удастся «обойтись» без всех этих «капиталистических»атрибутов. Он приложил весь свой организаторский талант для непосредственногоруководства осуществлением обменных операций. Хлопоты Ленина и попытки«подправить» дело на ходу коррективами в условиях обмена не смоглипредотвратить его полный провал, и он вынужден был признать: «С товарообменомничего не вышло… получилась обыкновенная купля-продажа, торговля». Затея стоварообменом на несколько месяцев задержала восстановление нормальногофункционирования потребительской кооперации, хотя принесла и известную пользу –помогла относительно быстро избавиться еще от одной утопии.
Изменение характера товарных операций неизбежно влекло за собойреорганизацию кооперативного аппарата, его перестройку, как указывалось врешениях XXXVII собрания уполномоченных Центросоюза (июль 1922 г.), «наначалах наибольшей экономии, упрощения и оживления». В соответствии с этимрешением был значительно упрощен и сокращен аппарат Центросоюза. В соответствиис декретом СНК от 26 июля «О средствах кооперации» с 1 сентября отменялосьсметное финансирование кооперации и осуществлялся перевод всей ее деятельностина собственные средства, источниками образования которых могли быть:вступительные и паевые взносы, авансы ее членов; авансы, поступающие из другихкооперативных организаций; вклады и займы от лиц и организаций; начисления насебестоимость производимых операций; комиссионные вознаграждения; авансы, получаемыесогласно договорам от правительственных учреждений; кредитные операции и т.п.Кооперативным организациям предоставлялось право устанавливать вознаграждение (т.е.уплачивать проценты) на привлекаемые средства, а также устанавливатьдополнительную материальную ответственность своих членов. Государственноефинансовое содействие кооперации должно было осуществляться в форме выдачидолгосрочных и краткосрочных ссуд. Организационные расходы по выполнениюгосударственных заданий должны были возмещаться кооперации на комиссионныхначалах по ставкам Наркомпрода – при выдаче обязательных заданий, и вдоговорном порядке – при выполнении необязательных заданий.
В октябре правление Центросоюза утвердило положение о паевыхвзносах, которое предусматривало следующие основные положения: а) каждый членЕПО вносит вступительный взнос и не менее одного пая, размер которогоустанавливается общим собранием (собранием уполномоченных), но не менееминимума, установленного губсоюзом для данной губернии. Беднейшие члены обществамогут быть освобождены от внесения пая, который образуется для них путемотчисления от чистой прибыли общества; б) ЕПО вносят паевые взносы в губсоюз вразмере трети своих паевых капиталов, собранных обществом среди своих членов, агубсоюзы вносят паевой взнос в Центросоюз в размере четверти своих паевыхкапиталов; в) на паевые взносы проценты не начисляются.
Реализация перечисленных мер безусловно способствовалаоздоровлению кооперативов, преодолению пассивности и иждивенчества, порожденныхсметным финансированием в донэповский период. Вместе с тем нельзя не видеть,что многие из этих норм существенно отличались от норм, свойственныхпредприятиям кооперативного типа. К таковым следует отнести освобождение частичленов от уплаты паевых взносов, недопущение выплаты дивиденда на пай, строгоерегламентирование отчисления значительной части паевых взносов, собираемых учленов кооперации, в фонд губсоюзов и Центросоюза и др. Что касаетсягосударственного финансового содействия кооперации в виде выдачи ей краткосрочныхи долгосрочных ссуд, то фактические размеры этого содействия былинезначительными. В итоге кооперация оказалась в затруднительном положении, таккак вынуждена была оперировать в значительной мере только собственнымисредствами. К сожалению, такое положение сохранилось и в последующие годы. Поданным на 1 января 1924 г., собственные средства составили 37,4%, в томчисле в городских и рабочих кооперативах – 26,8%, в сельскихпотребительских обществах (сельпо) даже 42,8% к общей сумме собственных изаемных средств, которыми они оперировали.
Одновременно с переходом от распределенческих и товарообменныхфункций к собственно кооперативной работе происходит организационное укреплениевсей системы потребительской кооперации.
Первым новым явлением в организационном строении потребительскойкооперации стало появление внутри единых потребительских обществ добровольныхобществ (ДПО). Они получают развитие прежде всего среди рабочих промышленныхпредприятий. Первоначальной основой для их возникновения и деятельности явилисьфонды натуропремирования, создававшиеся на основе декрета от 7 апреля 1921 г.ДПО с согласия единых потребительских обществ (ЕПО) получали в своераспоряжение фонды натуропремирования предприятий и посылали своихпредставителей в хлебопроизводящие губернии для обмена этих фондов на продуктыпитания. Созданные согласно декрету от 13 мая 1921 г. Центральный игубернские рабочие кооперативные комитеты (Церабкооп и губрабкоопы)осуществляли лишь контрольные функции над распределением и использованиемтоварообменных фондов.
По мере развития своих операций ДПО стали фактически превращатьсяв самостоятельные кооперативы, которые, наряду с реализацией обменных фондов,начали вести обычные кооперативные операции по заготовке предметов потребленияи продаже их своим членам. Аналогичные превращения происходят с губрабкомами,которые из органов контроля за реализацией товарообменных фондов превращаются вхозяйственные организации, выполняющие по существу функции союзов рабочихкооперативов. Постепенно происходит процесс слияния мелких ДПО, созданныхрабочими отдельных предприятий, в центральные рабочие кооперативы данногогорода или рабочего центра (они также получили название церабкоопов).
Хотя двойственная структура ЕПО – ДПО и обязательная приписка гражданк потребительским обществам сохранялись до конца 1923 г., фактическидействовавшими кооперативными объединениями постепенно становились ДПО, иединственно реальными членами кооперации – их члены. В отличие от формальночислившихся членами, их называли «активными членами» или «членами-пайщиками». К1 октября 1923 г., т.е. накануне отмены обязательного членства, их уженасчитывалось 6265414, в том числе 2297032 члена-пайщика в сельских ДПО.
С отменой обязательного членства и роспуском давно уже формальносуществовавших ЕПО начинается быстрый рост потребительских обществ (теперь в ихспециальном обозначении как ДПО необходимость отпала) и числа членов в них.
Вместе с тем было бы большим упрощением однозначно оценивать ходвосстановления потребительской кооперации только с точки зрения приведенныхвыше количественных параметров движения. Внимательный анализ убеждает в том,что с самого начала он сопровождался рядом негативных факторов, нараставшихвместе с развертыванием восстановительного процесса.
В отличие от государственных заготовителей потребкооперация неимела на эти цели специальных средств и вынуждена была использовать своиоборотные фонды. Более того, зерно она обязана была поставлять по установленнымгосударственным предельным лимитным ценам. Цены эти были ниже реальных, покоторым кооперация закупала его у крестьян. (Заставлять крестьян продавать хлебпо установленным ценам кооперация тогда еще не могла.) Это приводило к большимубыткам уже в самом начале заготовительных операций. Только за август – ноябрь1925 г. убытки одного Центросоюза при заготовках хлеба составили 1350000 р.
К сожалению, дело не ограничивалось отдельными убыточнымиоперациями, приводившими к угрожающему снижению оборотных средствпотребительских обществ и их союзов. Кооперации навязывалось проведениепартийно-государственной политики «регулирования» цен на сельскохозяйственную ипромышленную продукцию, с тем чтобы, как говорилось в одной из «установочных»статен тех лет, «подчинить воле государства товарообменные операции между городоми деревней, внести в них плановость». Автор этой статьи предупреждает, что «вруках государства для проведения ценностных соотношений… находится колоссальныйаппарат государственной и кооперативной торговли». Аппарат этот он призывает и«дальше укреплять» для борьбы «с противодействием крестьянства» установлению«лимитных цен», с его «стремлением в связи с неурожаем сделать запасы хлеба». Вдругой директивной статье в категорической форме утверждалось: «Кооперациядолжна твердо усвоить, что правила торговли по среднерыночным ценам длясоветской кооперации, которая должна сама строить рыночные цены, абсолютнонеприемлемы». Автор этой статьи считает, что кооперация должна стать «основнойсилой, направленной на преодоление рыночной стихии…» Такой же позициипридерживались и руководящие деятели потребкооперации, вольно или невольновыполнявшие партийные директивы. «Кооперативная система, – писалпредседатель правления Центросоюза Л. Хинчук, – в своей борьбе заовладение рынком должна стать основой общегосударственного плановогорегулирования всей торговли».
Фактически это означало навязывание кооперации предельных цен нетолько на заготовляемый по поручению государства хлеб, но и на всю номенклатурутоваров. Настойчивое требование партийно-государственных структур о «снижениицен» якобы в интересах роста благосостояния населения независимо от минимальнонеобходимых расходов на их приобретение и реализацию изначально предопределялоубыточность для кооперации торговли по ряду основных товаров.
В сложившейся обстановке единственным путем спасения кооперации отнеминуемого развала оставалась мобилизация потенциальных возможностейкооперативной формы экономической деятельности. И в этом кооперация неплохопреуспевала. Из квартала в квартал удавалось сокращать организационные иоперационные расходы.
Неплохих показателей достигла кооперация и в ускоренииоборачиваемости оборотных фондов. В 1924/25 г. она составила в сельскихобществах 9,21 раза, в городских обществах и кооперативных союзах – 7,29раза.
Однако потенциал кооперации не мог быть полностью реализован вусловиях все усиливавшихся попыток поставить ее вне рыночных отношений или надними. И кризис кооперации как компонента таких отношений, хотя пока еще и малозаметно, но неумолимо нарастал.
Одним из проявлений этого кризиса явилось нарушение нормальногохода торговых операций, когда, с одной стороны, накапливались не имевшие спросатовары при превращении других в дефицитные. Лишенная возможности регулироватьтоваропотоки нормальным путем, через цены, кооперация стала прибегать к такназываемому «принудительному» ассортименту или торговле «в нагрузку». Покупателю,пожелавшему приобрести попавший в разряд дефицитных товар, ставилось условие – «купить»определенное количество ненужного ему товара низкого качества, устаревшегообразна, поступившего после того как потребность в нем миновала или вообщененужного в данной местности или данной категории населения. Номенклатуратоваров как «принудительного» ассортимента, так и становившихся дефицитнымибыстро возрастала, что вело к дезорганизации кооперативной торговли как видаэкономической деятельности. Кооперативная печать тех лет содержит массувопиющих фактов навязывания покупателю бессмысленных для него товаров «внагрузку». Вместе с тем все большее количество товаров попадало в разряддефицитных. С того времени это стало неотъемлемым атрибутом советской системыторговли на многие десятилетия.
Аналогичный антикооперативный характер носила и постепеннорасширявшаяся практика продажи «недостаточных товаров» (того же «дефицита»)только членам потребительских обществ. (Впоследствии это стало и средствомвзыскания у них паевых взносов.) Досаднее всего, что такую практику поддержалруководящий орган потребкооперации – Центросоюз. Последний также воспретилкооперативам продажу товаров частным лицам, даже таких, которых было в избытке.Заметим, что в то время предприятия госторговли такую продажу еще вели.
Восстановительный процесс в потребительской кооперации серьезнотормозился из-за того, что фактически так и не заработал определяющий дляданного вида кооперации весьма гибкий паевой механизм, подобный действовавшемув дореволюционное время. Сломлен он был в 1919 – 1920 гг., когда паевыевзносы декретом СНК от 20 марта 1919 г. были аннулированы, а возвратвнесенных миллионами членов обществ денег, вопреки предписанию того же декрета,так и не состоялся, что не могло стимулировать стремление населения вновьотдавать той же кооперации при той же власти новые деньги. К тому же до конца1923 г. сохранялось обязательное членство, а взносы вносили лишь желавшиесоздавать добровольные объединения в рамках единых потребительских обществ. Даи после 1923 года не было ни в какой форме заявлено о принципиальном пересмотревзглядов правящей коммунистической партии на паевые взносы как на нечто«капиталистическое», несущее закабаление малоимущих членов кооперациисостоятельными.
Только в 1924–1925 гг., когда стало резко ухудшатьсяфинансовое положение кооперации, во весь рост встал вопрос о паевыхпоступлениях и начали предприниматься отчаянные и малоуспешные попыткипоправить дело. При этом прирост этот произошел, главным образом, за счетотчислений от прибыли обществ.
Кампании по привлечению паевых взносов велись пропагандистскими иадминистративными мерами, но не сопровождались главным – свойственнымикооперативной форме деятельности экономическими стимулами и прежде всеговыплатой пайщикам дивиденда. Не предусматривалось и внесение членами обществсвыше одного пая. Более того, в середине 20-х гг. усилилась практически непрекращавшаяся пропагандистская кампания против кулаков и зажиточных, вусловиях которой получение «дохода» или внесение дополнительного пая грозилипока что дополнительным налоговым обложением, а в перспективе и трагическимипоследствиями.
Одним из проявлений нараставшего, но остававшегося пока скрытымкризиса системы потребительской кооперации было выявившееся в 1924/25 г.падение ее удельного веса в общем товарообороте промышленных товаровпотребительского назначения. Государственные тресты и синдикаты, обрастая собственнойсетью оптовых и розничных торговых заведений, стали реализовывать через них всебольшую часть продукции государственной промышленности, уменьшая соответственноту часть, которая шла па рынок через кооперацию. Если в первом кварталеназванного года через нее было реализовано 40,2% таких товаров, то во втором – уже36,1%, в третьем – 34,3%, в четвертом – 34,7%.
В связи с создавшимся положением руководство Центросоюзапредприняло ряд демаршей перед правительством, итогом чего явилось соглашениемежду председателем ВСНХ Ф.Э. Дзержинским и Л.М. Хинчуком о порядкетоварного обеспечения кооперации промышленными товарами, подтвержденное затемпостановлениями Совета Труда и Обороны от 20 июля и 8 октября 1925 г. Наэтой основе между Центросоюзом и отдельными госорганами были заключеныгенеральные договоры о количестве и условиях поставки промтоваров вкооперативную сеть. Постановлением СТО от 18 августа 1926 г. практикаработы на основе гендоговоров была одобрена, рекомендовалось также расширить ее.
Реальные же сдвиги в результате работы по этим договорам былинесущественными. В какой-то мере упорядочилось снабжение кооперациипромтоварами, приостановилось падение и несколько возрос её удельный вес вторговле ими. При этом промышленные тресты уменьшили отпуск товаровнепосредственно кооперации, увеличив квоты для своих синдикатов, и лишьпоследние несколько увеличили снабжение кооперации. Это увеличение, едвапокрывшее уменьшение непосредственного поступления от промышленных трестов,носило в себе и много отрицательного, так как получение товаров черездополнительную передаточную инстанцию замедляло товарооборот, увеличивалорасходы на доставку, что ухудшало и без того тяжелое финансовое положениекооперации. Однако в то время кооперативы воспринимали эти меры как выражениеподдержки со стороны правительства и ратовали за расширение практикигенеральных договоров. Вот некоторые из высказываний в кооперативной печати наэтот счет: «1925/26 хозяйственный год был годом установления органическихсвязей госпромышленности и кооперации». «Генеральные договоры упорядочилитоварную работу в стране, уточнили взаимоотношения с кооперацией и укрепиликооперативное хозяйство как единую систему».
Реальной же платой за некоторое увеличение поступления товаров вкооперативную сеть явилось усиление зависимости кооперации от государства,подчинение государственной регламентации. Вместе с генеральными договорамиприходили «твердые» и «жесткие» цены, выгодный для промышленности ассортимент,работа по установленным сверху планам и т.п. Так над кооперативами постепенно«затягивалась петля» зависимости от государства. До поры до времени кооперацияеще оставалась договаривающейся «стороной», даже инициатором заключения такихдоговоров и сторонником расширения практики работы по ним. Вскоре, однако, и сформальным равноправием сторон было покончено, что предопределило и облегчилополное ее подчинение государственному диктату. Обобщая все вышесказанное, можносделать вывод, что потребительской кооперации к середине 20-х годов удалось вкакой-то мере возродить принципы и механизм функционирования, присущие этомутипу общественно-экономической организации, частично вернуться к обычнойкооперативной деятельности, что и обеспечивало ей существенный хозяйственныйуспех. Вместе с тем описанные выше негативные процессы, обусловленныенесовместимостью кооперативных принципов хозяйствования с принципиальнымподходом большевистской партии и советского государства к экономике,стремлением последних насильственными приемами навязать кооперации свои подходы,не только снижали значимость достигнутых результатов, но и подтачивали основыкооперации, подготовляя ее разрушение.
2. Восстановление сельскохозяйственной кооперации
Нарастание противоречий в кооперативном движении. С переходом кнэпу в нарастающем темпе происходил процесс оживления товарно-денежныхотношений, на волне которого началось восстановление сельскохозяйственной икустарно-промысловой кооперации, получившее в декретах лета 1921 г.правовое обеспечение.
Симптоматично, что 17 мая 1921 г., в тот же день, когдаСовнарком утверждал генеральный договор с Центросоюзом о натуральном обмене,было принято постановление другого социально-экономического направления (текстего, несмотря на большой объем, было решено передать на места по телеграфу) – «Оруководящих указаниях органам власти в отношении мелкой и кустарнойпромышленности и кустарной, сельскохозяйственной кооперации». Местным органамвласти предписывалось принять все необходимые меры к развитию кустарной имелкой промышленности, как в форме частных предприятий, так и в кооперативнойформе, а также к всемерному развитию сельскохозяйственной кооперации; избегатьизлишней регламентации, стесняющей почин отдельных лиц и групп населения; нестеснять крестьян и кустарей в свободном распоряжении производимым ими товаром,за исключением произведенного из госсырья и на особых договорных условиях;поощрять мелких производителей к кооперированию путем предоставления ихобъединениям ряда преимуществ. В отношении союзов не выше губернского уровняпредусматривалось явочное образование кооперативов, добровольное вступление вних членов и свободное избрание правлений. Так как директивы политбюро непубликовались, то только из текста «указаний» стало известно, что допускаетсясамостоятельное функционирование кустарно-промысловой и сельскохозяйственнойкооперации, и кооператоры начали восстанавливать ранее действовавшие исоздавать новые товарищества и союзы.
Линия «Руководящих указаний» была развернута в декретах, которыемогут уже быть названы, выражаясь современным языком, рыночными: от 7 июля «Опромысловой кооперации» и от 16 августа – «О сельскохозяйственной кооперации».Этими узаконениями провозглашались отделение сельскохозяйственной икустарно-промысловой кооперации от потребительской, их полная независимость и,следовательно, право на создание самостоятельных кооперативных систем.Признавалось право крестьян и кустарей вести любые хозяйственные, в том числе иторговые, снабженческо-сбытовые операции, создавать для этого любые формыкооперативных объединений (на кредитные «табу» еще сохранялось до января 1922 г.).Всем видам кооперативных объединений предоставлялась полная свобода финансовойдеятельности и накопления средств, ведения операций на собственные средства, засвой счет, на свой страх и риск.
В период разработки этих декретов, а затем и после их принятияпротив развертывания этой линии велась ожесточенная кампания со стороныпротивников допущения кустарно-промысловой и особенно сельскохозяйственнойкооперации в сферу обращения, высвобождения их из-под эгиды уже полностью«завоеванной» коммунистами и перестроенной в духе коммунистического идеалапотребкооперации. Таких противников в партийных кругах было значительно больше,чем понимающих необходимость свободного развития всех форм и функций кооперации.
Уже после принятия декрета от 16 августа многие партийныеработники, прямо или косвенно связанные с сельским хозяйством, считалинедопустимым восстановление деятельности сельхозкооперации в сфере обмена. Так,член коллегии НКЗ А. X. Митрофанов полагал, что главный путь подъема сельскогохозяйства должен проходить через учрежденные решением VIII Всероссийскогосъезда советов (декабрь 1920 г.) сельские посевные комитеты. Это решениене было отменено, и такие комитеты продолжали существовать до 1922 г.«Севкомы, – писал он, – должны жить и развиваться всельскохозяйственную производственную кооперацию». Даже в декабре 1921 г.содокладчик по вопросу о сельхозкооперации на XI конференции РКП(б) Д. Мануильскийзаявил: «Если советской власти грозит чрезвычайная опасность, то она не столькосо стороны крупных арендаторов, сколько со стороны этой всероссийскойСухаревки, которую представляет сейчас сельскохозяйственная кооперация, Этаорганизующаяся мелкая буржуазия, неуловимая, представляет собой большуюопасность».
Что же касается противников изложенной точки зрения – сторонниковдопущения развития всех функций сельхозкооперации, то и они ограничивали еероль только подготовкой перехода к кооперированию производственному. Выступаяна той же конференции, С.П. Середа доказывал, что кооперация в областиобмена – лишь одна из ступеней на пути к кооперированию крестьянскогопроизводства и что, «поощряя все виды кооперации, мы отдаем предпочтениеколлективному землепользованию, коллективной обработке земли и общественнойорганизации труда». Но для этого необходимо, наставлял он, не тольковоздействовать экономическими мерами, но и «с самых первых шагов овладетькооперацией идейно». В связи с этим он приветствовал сообщение Е. Ярославскогона конференции о том, что ЦК РКП(б) уже принял решение о создании специальнойкомиссии по партработе в кооперации.
Объективный процесс возрождения рыночных отношений в затрагиваемыхкооперацией сферах уже нельзя было затормозить, что побудило законодательнозакрепить вторую точку зрения – была разрешена кооперативная деятельность всфере обмена. Условием этого допущения стало намерение поставить возрождающиесяцентры и союзы сельскохозяйственной и промысловой кооперации под жесткийконтроль партийно-государственного аппарата.
Первоначально с этим, правда, вышла осечка. После передачи потелеграфу «указаний» кооператоры развернули работу по созыву всероссийскогосъезда союзов сельхозкооперации, а 20 августа, еще до того как декрет «Осельскохозяйственной кооперации» был опубликован, Учредительный съездуполномоченных от этих союзов открыл в Москве свои заседания. На нем былопринято решение о воссоздании Всероссийского союза сельскохозяйственныхкооперативов – Сельскосоюза. Начались и выборы органов управления им. Пытаясьне выпустить из рук рычаги управления формирующимся центром сельхозкооперации,ЦК РКП(б) через наркомзем стал оказывать неприкрытое давление на делегатовсъезда с тем, чтобы заставить их ввести в состав правления Сельскосоюза хотя быдвух представителей НКЗ. Исходило ли это требование от наркомата или оносуществлял директиву политбюро ЦК, делегатам съезда установить не удалось, темне менее, они стойко сопротивлялись проведению этой меры. На репрессии поотношению к кооператорам не решились: то ли не успели определиться в новыхусловиях, то ли еще не оценили важности «наложения удавки». В итоге былдостигнут компромисс: два представителя НКЗ было введено не в правление – распорядительныйорган из 9 человек, а в Совет Сельскосоюза – наблюдательный орган из 17 членови 4 кандидатов. Персонально это были партийные деятели А.М. Лежава и П.А. Месяцев.Кооператорам пока удалось, воспользовавшись «фактором внезапности», на времяотсрочить полную зависимость Сельскосоюза от партийно-государственных структур.
О том, что это был не случайный конфликт, вызванный стремлениемНКЗ наладить сотрудничество с возрождавшейся сельхозкооперацией, как пыталисьубедить делегатов съезда (сотрудничество предполагает свободу сторон в выбореего форм), а целенаправленное воздействие на возомнивших себя свободнымикооператоров, свидетельствуют как открытые, так и неопубликованные документы.Например, в резолюции XII конференции РКП(б), состоявшейся год спустя, поповоду этого съезда записано: «Контрреволюционные партии, пренебрегая кореннымиинтересами кооперации, пытаются превратить эту последнюю в оплот иорганизационную базу контрреволюции», «в орудие кулацкой контрреволюции»; приэтом слова «всероссийский съезд» в тексте резолюции взяты в кавычки, и названон съездом «верхов сельскохозяйственной кооперации». В архивном документе – сообщениикоммунистической фракции центров с.-х. кооперации в ЦК РКП(б) – звонкаяреволюционная фразеология заменена изложением реальных замыслов: «Учредительныйсъезд (речь идет о том же съезде с.-х. кооперации. Л.Ф.) и его результатывыявили срочную необходимость активного вмешательства партии в строительство с.-х.кооперации: Разрешение этой задачи выпало преимущественно на отдел с.х.кооперации при НКЗ, превратившийся фактически в политотдел с.-х. кооперации,работавший под непосредственным руководством кооперативной комиссии ЦК» Вототкуда исходило домогательство НКЗ о введении двух своих представителей вправление Сельскосоюза, о чем делегаты кооперативного съезда могли лишьдогадываться. Далее в документе следует конкретное изложение тактики достиженияцели, сводившейся:
1) к незамедлительному проникновению партийных сил вовсероссийский центр и местные объединения…
2) к постепенному, рассчитанному на длительный периодорганическому овладению с.-х. кооперацией…
3) к систематическому отбору и привлечению на свою сторону новыхработников из беспартийной массы кооперированного крестьянства». Но еслисельхозкооперации удалось хоть на время отсрочить свое полное подчинениедиктату, то несколько замешкавшейся с созывом съезда кустарно-промысловойкооперации такую вольность уже не позволили. Когда 3–10 ноября 1921 г. онапровела свой съезд, на котором было принято решение о создании Всероссийскогосоюза кустарно-промысловой кооперации и избраны органы управления, тоспециальным постановлением ВЦИК от 9 декабря этот съезд был объявленнезаконным, устав союза не утвержден, а избранные съездом органы управленияраспущены.
Одновременно решением политбюро ЦК РКП(б) от 18 ноября быласоздана комиссия по партийной работе в кооперации, которая фактически сталапредрешать все вопросы кооперативного движения с вынесением наиболеесущественных на утверждение оргбюро и политбюро ЦК. С подачи этой комиссии 5января 1922 г. ЦК разослал на места директивное письмо «О партработе вкооперации и о предсъездовской кампании». В нем в адрес объявленного незаконнымсъезда выдвинуты нелепые обвинения, якобы что на нем «руководящую роль игралибуржуазные элементы… политически руководимые преимущественно эсеровски-кадетскимигруппировками», что последние проводили линию развития… «главным образом посредническо-скупочныхопераций», якобы не желали сотрудничать с «советскими органами и скоммунистическими элементами съезда». Намечается целая система мер, которыепарторганы на местах должны были провести с тем, чтобы обеспечить«пролетарски-коммунистическое» влияние в промкооперации и подготовить новыйсъезд, инициатива созыва которого «должна находиться в руках партийныхтоварищей».
Одновременно принимаются лихорадочные меры, чтобы исправить«промах» в отношении руководящего центра сельскохозяйственной кооперации.Упомянутая выше парткомиссия подготовила, а ЦК 18 марта 1922 г. спустилдирективное письмо «О сельскохозяйственной кооперации», результат реализациикоторого также вскоре выявился. На очередном всероссийском съезде в октябре1922 г. удалось обеспечить среди делегатов 40% коммунистов (наавгустовском съезде 1921 г. их было только 3%). В итоге в правлениеСельскосоюза из 10 членов избрано 4 коммуниста, в Совет из 27 – 12. Можно лиудивляться, что за год с небольшим в сельскохозяйственной кооперации, к которойбольшевики всегда относились с пренебрежением и недоверием, могло «вырасти»такое количество компетентных кадров-коммунистов, успевших к тому же ещепроявить свою компетенцию и завоевать «деловое доверие», как тогда говорилось впартийных документах, чтобы участники движения делегировали их в такомколичестве в свои руководящие органы. Ведь в промкооперации такие «сдвиги»произошли всего за… 5 месяцев.
Однако в начальный период нэпа описанная выше «возня» вокругвнедрения «партийцев» в кооперативные центры никак еще не сказалась на быстромвозрождении самого движения. Не только восстанавливаются отдельныеколичественные показатели дореволюционных лет, но и достигаются определенныекачественные сдвиги, особенно в организационно-структурном и функциональномотношении. Уровень организации системы сельскохозяйственной кооперации 1918года стал своего рода отправным пунктом для качественного углубления. Следуетдобавить, что решительная ломка сельскохозяйственной кооперации началась тольковесной-летом 1920 г., и поэтому сохранились не только навыки и традиции,но в известной мере и организационные структуры, которые как бы посленепродолжительного анабиоза стали со сказочной быстротой оживать, как толькопоявились первые реальные условия для этого (случай воссоздания Сельскосоюзауже накануне публикации декрета, позволявшего это сделать, весьмасимптоматичен).
Прежде всего, это коснулось первичной сети. До революции она былапредставлена главным образом кредитными кооперативами (16,5 тыс.), часть изкоторых стала выполнять и посреднические функции. Непосредственно выполнявшихтакие функции было относительно мало – по 3 тыс. маслодельных артелей исельскохозяйственных товариществ. После перехода к нэпу в структуре сетипроисходят существенные сдвиги. Создание кредитных кооперативов было дозволенотолько в январе 1922 г., что намного задержало развитие выполнявшихсятакими товариществами важнейших для деревни функций. Преобладающей формойкрестьянской кооперации становится универсальное сельскохозяйственноетоварищество. Оно пришло на смену выполнявшему посреднические функции лишьпопутно кредитному кооперативу. Распространение универсальных товариществсвязано со многими факторами, главными из которых были низкая товарностькрестьянских хозяйств и их слабая специализация, расстроенность денежныхотношений, отставание вертикальной специализации как в низовом звене, так и насоюзном уровне. В этих условиях универсальные товарищества выполняли функциисбыта, снабжения, переработки в зависимости от возможности крестьянскогохозяйства и данного кооператива, не связывая себя определенной отраслью.
После легализации кредитной функции отдельные универсальныетоварищества стали заниматься и этим. Статистика начала выделять два видауниверсальных товариществ – без кредитных и с кредитными функциями. Кроме того,стали создаваться и кооперативы только с такими функциями.
Наряду с универсальными получают быстрое распространениеспециализированные кооперативы по переработке и сбыту продукции – маслодельные,сыроваренные, картофелеперерабатывающие, льноводческие, свекловичные,хлопковые, табаководческие, садово-виноградарские и иные товарищества и артели.Новую группу крестьянских объединений, почти неизвестную в дореволюционной России(частично такие функции выполняли сельскохозяйственные общества), составили такназываемые подсобно-производственные кооперативы, главной целью которых былооказание помощи своим членам в осуществлении производственных процессов вкрестьянском хозяйстве. К ним относились машинные, мелиоративные,семеноводческие, племенноводческие и иные товарищества. И наконец, ксельхозкооперации статистика нэповского периода, в отличие от 1918 – 1920 г.,стала относить и колхозы (коммуны, артели, тозы), которые составляли группупроизводственных кооперативов.
В 1922 – 1923 г. были разработаны примерные уставы 11 формсельскохозяйственной кооперации (без колхозов).
Интерес с точки зрения сравнения с дореволюционным периодом ипоследующей второй половиной 20-х годов представляют следующие положения.Никакие ограничения в приеме в кооперацию, связанные с имущественным исоциальным положением, не ставились. Не предусматривалось обобществлениекаких-либо производственных процессов – они оставались функцией индивидуальныхкрестьянских хозяйств, которым кооперативы призваны были помогать, а незаменять их. Восстанавливались вступительные и паевые взносы, размеры которыхустанавливались общими собраниями членов кооператива. Чистая прибыльупотреблялась на отчисление в основной и специальный капиталы, наобщекооперативные и общеполезные цели, на оплату дивиденда на пай, но в размерене выше процента, установленного на ссуды в государственных кредитныхучреждениях.
В других – не состоявшие в системе Сельскосоюза (так называемые«дикие»), тем не менее общую картину роста и соотношения различных группкооперативных объединений они в основном отражают верно. Как видно из таблицы,уже в 1924 г. общее число обслуживавших сельское хозяйство кооперативовпревысило дореволюционный показатель. Что же касается степени охватакооперативным обслуживанием крестьянских дворов, то она была еще значительноменьшей. Это примерно половина от дореволюционного показателя.
Особенно следует обратить внимание на показатели колхозов. Темп ихроста был незначительным и сопровождался колебаниями вплоть до 1927 годавключительно. При относительно заметном удельном весе колхозов в системесельхозкооперации по числу объединений их удельный вес по числу членов былкрайне незначительным. Отсюда очевидна безосновательность укоренившегося втечение многих лет стереотипа, что провозглашенное в конце 1927 г.ускоренное проведение коллективизации отражало объективно назревший процесс.
В 1922 г. возобновляется строительство специализированныхцентров сельскохозяйственной кооперации. Строительство центральной системы впериод нэпа происходило несколько иным путем, чем в 1918 г., когдаобразовались 6 независимых друг от друга хозяйственных центров с.-х.кооперации. Единым хозяйственным и организационным центром сельскохозяйственнойкооперации остается Сельскосоюз. На базе его отделов начинают развертыватьсяряд специализированных центров, которые, однако, остаются в составеСельскосоюза в качестве его членов.
В 1922 г. отдел волокнистых веществ Сельскосоюза попостановлению съезда представителей с – х. союзов льноводческих районовреорганизовался во Всероссийский центральный союз льноводов и коноплеводов(Льноцентр). Учредительное собрание Льноцентра состоялось 15 августа 1922 г.В сентябре того же года образовался Центральный союз картофельной кооперации – Союзкартофель.В июле 1924 г. оформился Всероссийский союз молочной кооперации – Маслоцентр,в августе 1925 г. – Всероссийский союз плодоовощной ивиногрядно-винодельческой сельскохозяйственной кооперации – Плодвинсоюз. В 1926 г.возникли Хлебоцентр, Птицеводсоюз и Центротабаксоюз, в 1927 г. – Свеклоцентр,Пчеловодсоюз и Животноводсоюз. Таким образом, сложилась мощная система из 10специализированных центров, общую координацию деятельности которой осуществлялСельскосоюз, выполнявший одновременно и основные кооперативные операции поснабжению деревни через сеть центров и союзов средствами сельскохозяйственногопроизводства. Эта система, обладавшая реальными возможностями обеспечитьпрогресс в развитии производительных сил деревни, как и в 1918–1919 гг.,не успев как следует упрочиться (складывание новых центров продолжалось), сталанасильственно разрушаться, о чем речь пойдет ниже.
Эффективность возрождавшейся с переходом к нэпу всей системысельскохозяйственной кооперации подтверждается данными, характеризирующими еехозяйственную деятельность. В сложных условиях удалось частично стабилизироватьи финансовое положение кооперации за счет паевых взносов и вкладных операций.
Показатели развития сельскохозяйственной кооперации, как ирассмотренные выше показатели потребительской (равно как и опускаемыематериалы, характеризующие однотипные процессы в кустарно-промысловой),подтверждали возможность нормальной кооперативной деятельности в рамках,установленных декретами 1921 года. Вместе с тем ход восстановительных работ немог не вызывать чувства тревоги и настороженности у здравомысливших работниковкооперации того времени, как и у последующих исследователей этого процесса.
Официальный взгляд на кооперацию в сфере обмена (а это былаглавная область приложения ее сил) как на чуждое советскому строю явление, еслии допускаемое, то только как вынужденная мера и только как переходнаяподготовительная к кооперированию производства, не изменился. Об этомнапоминали периодически повторявшиеся призывы на всех уровнях поскореепокончить с «этой всероссийской Сухаревкой».
Влияние этого взгляда отражалось па всех законоположениях окооперации, хотя в целом они, как уже отмечалось, были благоприятными. Особенноэто касалось ее сердцевины – механизма материального стимулированиякооперативной деятельности. В сельскохозяйственной кооперации, в отличие отпотребительской, добровольное членство с обязательным внесением паевых взносов,было восстановлено в начале перехода к нэпу в 1921 году, однако при этом не былвосстановлен нормальный, исторически сложившийся механизм их стимулирования. Ктому же стал действовать и мощный «антистимул» – за годы военногокоммунизма накопленные за многие десятилетия паевые взносы членовсельхозкооперации, так же как и потребительской, были фактически аннулированы. Поэтому,даже устанавливаемые в крайне мизерных размерах, они вносились очень вяло.Паевые взносы крестьянских хозяйств в первичные сельскохозяйственныекооперативы даже к концу 1923 г. колебались в пределах от 1 р. 68 к.до 6 р. 82 к. Максимальные взносы первичных кооперативов в мелкорайонныесоюзы к началу этого года составили 80 к., а в уездные-2 р. с каждогочлена. Зачастую первичные кооперативы допускали внесение взносов в рассрочку, асоюзы – натурой или векселями, так что фактическое поступление было и тогоменьше. Оплата пая или вообще не разрешалась или жестко ограничивалась, аиногда и обращалась союзами на общекооперативные нужды. В 1923 г.Сельскосоюз, например, обратил на выплату дивиденда на пай всего 2,3% отполученной прибыли (12565 р.). Легко подсчитать, что если бы даженижестоявшие союзы себе ничего не оставили, то на одного члена пришлось бы… поодной копейке.
Ненамного сдвинулось дело и в последующие годы. Обращает на себявнимание, что темпы роста паевого капитала всех звеньев системысельхозкооперации были значительно ниже роста количественных параметровдвижения, а удельный вес этого капитала в балансе даже несколько понизился,вследствие чего паевая нагрузка на одного члена кооперации почти не увеличивалась.
Средний размер пая на одного члена сельскохозяйственно-кредитногои кредитного товариществ возрос только с 2 р. 46 к. до 3 р. 8 к., ана один кооперативный союз – соответственно с 16,6 до 22,3 тыс. р. (по данным38 союзов).
В дореволюционной сельскохозяйственной, особенно кредитной,кооперации крупным источником средств являлись вклады населения, главнымобразом членов товариществ. В 20-е годы была предпринята попытка возродить этотисточник финансирования кооперации. Однако призывы к населению вносить вклады вкооперацию не сопровождались необходимыми экономическими стимулами, а оплатапроцентов на них, если и допускалась, то в размере, не превышающем проценты вгосударственных сберкассах. Не были восстановлены и внесенные до революциивклады. Вполне естественно, что заметных реальных результатов кампания попривлечению крестьянских вкладов не дала.
Только за последние пять месяцев произошло некоторое увеличениепоказателей: средний размер вклада на одного члена достиг 1 р. 50 к., а удельныйвес этого источника – 2% баланса. Для сравнения сообщим, что в дореволюционнойкооперации по состоянию на 1 января 1914 г. удельный вес вкладов в еебалансе достиг 51,5%; средний размер вклада на одно товарищество составил 16428 р.,на одного члена – 25,4 р., что соответственно в 26 и 17 раз большемаксимальных из приведенных в табл. 25 цифр за 20-е годы.
Среди причин слабого поступления вкладов первенствующее значение,наряду с такими, как недостаток свободных средств у крестьян и недоверие ккооперации, приобрела боязнь «высветиться» наличием денег и быть зачисленным в«зажиточно-кулацкую верхушку» со всеми вытекающими из этого последствиями. Темболее опасно было получать проценты на вклады, что уже тогда оценивалось какнетрудовые доходы и грозило лишением избирательных прав.
Еще в 1919–1920 гг. была практически сведена на нетмноголетняя практика распределения среди членов кооперации прибыли отреализации их продукции и другой хозяйственной деятельности, что привело кпотере важного стимула участия членов в кооперативной деятельности.Распределение среди своих членов кооперативных доходов не было легализировано ипосле перехода к нэпу. Позднее стала практиковаться выдача кооперативныморганизациям, принимавшим участие в заготовках сельхозпродукции длягосударства, так называемых «кооперативных доплат». «Доплаты» эти были недележом прибыли, как это должно иметь место в кооперативной организации, асвоего рода добавкой к твердой цене. Они начислялись кооперативным центрам,которые в свою очередь часть из них перечисляли союзам, а последние – товариществам.Принципы и четкий порядок распределения «доплат» так и не были разработаны; в1926 г. еще велись дискуссии о том, как это надо делать.
Данных о сумме доплат, достававшихся товариществам, а тем болеенепосредственно их членам – сдатчикам продукции, не удалось выявить, однако изобщих цифр очевидно вытекает, что рядовому крестьянину – сдатчику продукциивряд ли перепадало более 1–2 рублей.
К середине 20-х гг. сложилась парадоксальная ситуация. К этомувремени утвердилась государственная монополия на большинство заготовляемыхсельхозпродуктов. Кооперация была ограничена «частоколом» твердых цен назакупку у крестьян продуктов их труда, выше которых, как правило, она не моглаплатить. С другой стороны, в то время еще легально функционировал частныйрынок, где цены были свободными и частный покупатель готов был платитькрестьянину более высокую цену. Предполагалось, что «кооперативные доплаты»будут побуждать крестьян продавать свою продукцию кооперативу. Однако, каксвидетельствуют приведенные выше цифры, даже такая паллиативная мера неполучила распространения. Один из партийных деятелей в кооперации, зам.председателя правления Сельскосоюза М. Беленький вынужден был признать, чтоэтот метод получил «лишь частичное и крайне недостаточное применение». Вкачестве выхода из положения он предлагал заменить «доплаты» «специальнымиформами премирования кооперативных сдатчиков». Однако вскоре был найден более«кардинальный» метод – началось насильственное изъятие сельскохозяйственнойпродукции у крестьян, а затем – «раскулачивание».
Как следует из вышесказанного, в процессе восстановлениясельскохозяйственной кооперации в наибольшей степени деформировались те ееэлементы, которые составляли основу функционирования кооперации как компонентарыночных отношений. Это и не скрывалось. В официальных документах того времениоткрыто провозглашалось, что цель кооперации – «высвободить» крестьян изсистемы рыночных отношений и вовлечь их в систему «планового регулирования», астепень продвижения по этому пути отражает якобы «зрелость» самой кооперации.Как писал тот же М. Беленький, вся беда состоит в том, что кооперациятолько начинает переход от одной системы к другой, «едва нащупывает правильныепути перехода от свободных рыночных отношений к плановой связи сгоспромышленностыо и другими отраслями народного хозяйства».
Описанные выше отклонения от кооперативных норм не приобрели ещенеобратимый характер – это были только «милы» замедленного действия и моглибыть преодолены на основе здравого смысла в ходе пока еще в целомпоступательного развития кооперации. Главная же опасность состояла в том, чтонаряду с такими «минами» над кооперативным движением нависли две мощные«таранные машины», которые в любой момент могли обрушиться на кооперацию,сокрушив ее до основания. Первая из них – это система финансовых рычагов,вторая – система партийного управления кооперацией.
Хотя отправление сельхозкооперацией кредитных функций, как в формесоздания специальных кредитных товариществ, так и другими формами объединений,было в конце концов дозволено в январе 1922 г., необходимых условий дляэтого не создавалось. Да и объективные факторы начального периода нэпа неблагоприятствовали этому. Однако главное препятствие оказалось воздвигнутым позднее,когда этот важнейший для крестьян вид кооперативного обслуживания сталпонемногу прокладывать себе дорогу. К концу 1923 г. число чисто кредитныхкооперативных товариществ достигло 1050 при 160 тыс. членов, а в течение этогогода кредитные функции стали выполнять еще и 2800 сельхозтовариществ с 300 тыс.членов. Охват крестьянских хозяйств обоими видами кредитного обслуживания едвадостиг 1/20 дореволюционного уровня. Государство приняло решительные меры,чтобы все дело кредитования деревни сосредоточить в своих руках непосредственноили путем подчинения кооперативных кредитных объединений. Оно понимало, чтовыпустить из рук кредит – значит выпустить власть и над кооперацией, и надкрестьянством в целом.
В течение 1922 – 1924 гг. ускоренными темпами формируетсямощная государственная система кредитования деревни, возглавляемая Центральнымбанком сельскохозяйственного кредита (ЦСХБ). По состоянию на 1 октября 1924 г.,под началом ЦСХБ уже функционировали 3 республиканских банка, 50 областных игубернских обществ с–х. кредита (тоже государственных объединений) с 130отделениями на местах. Выдача кредитов осуществлялась подразделениями этойсистемы или непосредственно или через первичные кооперативы и местные союзы поусмотрению, выбору и на условиях, определявшихся ЦСХБ. Так сформировалосьгосударственно-кооперативная система кредитования деревни, в которойкооперативному компоненту отводилась роль технического исполнителягосударственных команд: кому, сколько, когда, на каких условиях выдавать кредитили не кредитовать вообще.
Еще более зловещей оказалась система партийного управлениякооперацией. Когда внедрялись «назначенцы» ЦК РКП(б) в правления Сельскосоюза иВсекооппромсоюза, казалось, что речь идет о наблюдении за общей стратегиейкооперативного движения. Однако с конца 1922 г. и особенно с начала 1923 г.осуществляется переход к установлению жесткого контроля над всей кооперацией – отвсероссийских центров до первичных организаций, глобальному «овладению» всейкооперацией, «внедрению» в нее «партийных сил», к планомерному устранению из ееруководящих органов неугодных этим «силам» лиц.
Всю эту работу берет на себя учраспредотдел ЦК РКП(б), позднеепереименованный в орграспредотдел. Его опорными пунктами стали учраспреды приЦентросоюзе и Сельскосоюзе, а затем и при других крупных центрах и союзах,которые формально считались подразделениями кооперативного аппарата и,следовательно, содержались за счет членов кооперации, а фактически являлисьчастью учраспреда ЦК и работали под его непосредственным руководством.
Проводниками тактики «овладения» были и коммунистические фракции,среди которых первое место по значимости при решении этой задачи отводилосьобъединенной фракции центров сельскохозяйственной кооперации (Сельскосоюз,Льноцентр, Союзкартофель). В ее состав вошло 35 коммунистов – членов правлений,советов и ревкомиссий этих центров. Фракция по существу представляла собойпродолжение аппарата ЦК и его учраспреда, проводила его кадровые решения, минуярайкомы и МК РКП(б). Без одобрения фракции, а через нее и отдела ЦК пи одноназначение и перемещение ответственных работников кооперации не моглоосуществиться. Постоянно действующие парторганы кадрового воздействия накооперацию создавались и в республиках и губерниях.
Если в 1922 г. власти еще довольствовались относительнонебольшим числом вводимых в кооперативные органы представителей партии,подчеркивая, что она «сознательно» проводит линию на деловое сотрудничество и«меньшинство в правлениях» с предоставлением «беспартийным кооператорам» болееполовины мест, то в 1923 – 1924 гг. отказались от «ложной скромности» исмело «перешагнули» 50%-й рубеж. В правлении Сельскосоюза удельный вес членовРКП(б) составил в 1923 г. уже 50% (5 из 10), в 1924 г. – 58,3%(7 из 12); в правлении Всекопромсоюза первоначально было 3 коммуниста из 7, в1924 г. число коммунистов осталось прежним, но правление было уменьшено до5 человек, и их удельный вес составил уже 60%. Что же касается Центросоюза, тоеще в 1920 г. в правление были введены только коммунисты. В 1922 г.пошли на «уступку:» из 15 мест три отдали «беспартийным кооператорам». В 1924 г.ее посчитали, видимо, чрезмерной: довели число членов правления до 18 присохранении за «беспартийными» тех же трех мест.
Если же взять выборные органы всероссийских центров кооперации вцелом (правления, советы, ревкомиссии), то за один год «прогресс» выглядитследующим образом: на 1 марта 1923 г. из 261 избранного в эти органыкоммунистов было 115 (44,03%), на 1 марта 1924 г. – из 322 избранныхчленов РКП(б) 198 (61,48%), рост абсолютный в 1,7 раза, относительный в 1,4раза.
Может быть, в то время считали, что такой «прогресс» – следствиевосторженного отношения членов кооперации к коммунистам, которым они отдаютсвои голоса на выборах чуть ли не с «визжанием от восторга»? Прямых указаний отакой реакции не обнаружено. А вот о том, что ждали противоположной, с циничнойоткровенностью говорит один из партийных документов (октябрь 1923 г.): «Несмотряна столь значительное и быстрое проникновение коммунистов в правленческиеорганы с.-х. кооперации, этот процесс прошел в общем и целом совершеннобезболезненно: не замечалось до сих пор ни ухода крестьян из кооперации, низамедления в развитии и росте товариществ. Также удалось сохранить в кооперациинаиболее деловую часть старых кооперативов, без сколько-нибудь заметногосаботажа и упадка энергии со стороны последних». Нельзя не заметить элементынаглого бахвальства и самодовольства тем, что отрицательная реакция крестьян икооператоров была не очень сильной (мол, «проглотили горькую пилюлю молча»);однако ко времени составления документа «внедренческая» работа толькоразворачивалась и почти еще не коснулась низовой сети. Но там, где этопроизошло, реакция была однозначной, о чем сообщает тот же документ абзацемниже: «Отлив крестьян из кооперации все же имел место в отдельных организациях,перешедших к коммунистам, в связи с хозяйственным провалом последних».
Немало «потрудились» и специальные комиссии по «плановомупересмотру» состава кооперативных кадров. Одна из таких комиссий в 1925 г.в «один прием» пересмотрела руководящий состав 8 кооперативных центров с общимчислом ответственных работников 500 человек! «Комиссией вынесено постановление, – сообщается в отчете о ее работе, – о перемещении и снятии с работы 80ответ работников». «Значение» деятельности комиссии, как акцентируется в том жедокументе, не ограничилось названными санкциями, «сами кооперативные центры, всвязи с предстоящим пересмотром, как правило, тщательно пересматривали свойаппарат».
Одной из форм «внедрения» нужных кадров были периодическипроводившиеся партийные мобилизации. Так, по решению оргбюро ЦК в конце 1924 г.была объявлена мобилизация «3000» для направления на работу в кооперативныетортовые и финансовые органы, а также утвержден персональный список «120» для«переброски» в центральные органы таких учреждений. К апрелю 1925 г. этамобилизация была выполнена на 90%. Основная масса-1533 человека, или 57% всехмобилизованных, – была направлена на работу в кооперацию. Из этого числа47% составили рабочие и 18% – крестьяне. При всем уважении к рядовым труженикамвсе же возникает вопрос, в состоянии ли они были компетентно руководитькооперацией?
Результаты такого массированного «внедрения» партийных сил оченьскоро сказались на составе руководящих органов всех звеньев кооперации вплотьдо первичных объединений и особенно, па составе кооперативного аппарата.
Сосредоточение в руках ВКП(б) ключевых позиций в органахуправления кооперацией в условиях низкого интеллектуального уровня большинстваруководящих кадров этой партии, весьма смутного представления у них обэкономике и экономических закономерностях и вдобавок ко всему «генетической»неприязненности к кооперации создавало для последней угрозу новой серьезнойдеформации. Пока же, до середины 20-х гг., необратимые нарушения в развитии идеятельности кооперации еще не произошли. Такая угроза оставалась еще впотенции.
3. Усиление партийно-государственного диктата и свертываниекооперативного движения
Середина 20-х годов ознаменовалась дальнейшим разрастанием и укреплениемпартийно-государственной тоталитарной системы, сопровождавшимся новым всплеском«революционного нетерпения», теперь направленного уже не на победу мировойреволюции, а на реализацию в качестве непосредственной задачи дня «построениясоциализма в одной отдельно взятой стране». Это предрешило и судьбу кооперации,массовое свободное развитие которой не совмещалось ни с командной системой, нис официальной моделью светлого будущего. Кроме того, в ходе внутрипартийныхбаталий 1924–1926 гг. были отстранены от участия в партийном руководствегруппы, выдвигавшие в своих платформах в качестве одного из требованийрадикализацию наступления на кооперацию, в связи с этим отпала необходимостьзащищать ее как «важный козырь» в борьбе с этими группами, а на очередь днястало отторжение сил, выставлявших в числе своих требований либерализациюполитики по отношению к кооперации.
Если до середины 20-х гг. восстановление кооперации проходило восновном и главном на присущих этой общественно-экономической организации населениявнутренних принципах функционирования, то после – потенциальная угрозадеформирования кооперативного движения стала перерастать в реальную. Компартиячерез насажденные в кооперации кадры непосредственно и через «завоеванные»таким же путем государственные структуры стала оказывать на нее воздействие сцелью заставить реализовывать утопические и авантюристические прожектыпостроения общества, не совместимые с самой природой кооперации.
С новой силой развертывается не прекращавшаяся ни на день кампанияперетряхивания кооперативных кадров, достигшая к концу 20-х гг. апогея. 12ноября 1928 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «Об итогах проверкисостава работников потребительской и сельскохозяйственной кооперации в сырьевыхи хлебозаготовительных районах». Одновременно была обнародована директива«Смотр групп бедноты» за подписью В. Молотова и К. Баумана идиректива Союза союзов, подписанная его председателем М. Владимирским ичленом правления А. Штейгартом. Что же не устраивало ЦК и его«назначенцев» в с.-х. кооперации? Оказывается, что по состоянию на 1 июля 1928 г.по 202 местным (!) союзам с.-х. кооперации в их правлениях коммунистысоставляли всего… 72,4%, а в аппарате и того меньше: среди инструкторов всего38,4%, зав. отделами – даже 25,9%. ЦК определил также «наличие значительнойзасоренности низового сельского кооперативного аппарата и его среднего звенаклассово чуждыми и разложившимися элементами (14% общего числа проверенных), атакже низкую квалификацию и явную непригодность к выполняемой работе (16%)».Удивление, если не оказать больше, вызывает определение с точностью до одногопроцента (хорошо, что обошлось хотя бы без дробных чисел) количества «чуждых» инепригодных. Проверке со стороны ЦК подверглось 5435 работников (в 1925 г.одновременная проверка 500 работников казалась кощунством) в основном низовогозвена – из 793 первичных кооперативов и местных союзов; «чуждыми» было признано760 и неспособными к работе-870. В отдельных кооперативах «классово чуждыми»было признано до 50% работников. Попытки найти в постановлении ЦК, вподготовительных к нему или комментирующих его материалах критерии длявынесения столь жестких оценок оказались тщетными. Выработкой таких критериевтогда никто себя не утруждал. Тем более категорично звучала директива ЦК:«Провести предстоящие перевыборы кооперативных органов под лозунгом массовойпроверки кадров и очищения выборных органов от классово чуждых,неработоспособных и бюрократических элементов… принять срочные меры к заменеподлежащих снятию работников с предоставлением к 1 апреля 1929 г. докладав ПК о проделанной работе». Хотелось бы видеть рациональное зерно в той частипостановления, где речь идет о мерах по подготовке кадров через краткосрочныекурсы, однако постановка вопроса об укомплектовании их не менее чем на 70%рабочими вызывает законное сомнение, смогли ли бы такие кадры, при полномпризнании роли рабочего класса, там, где она действительно проявляется,обеспечить руководство кооперативными союзами.
В отличие от «внедренческих» кампаний первых лет нэпа, когдабольшинство опытных кооперативных работников оставались в органах управления,во многих случаях и на ключевых постах, стабилизируя в какой-то мере ихфункционирование на кооперативных началах, в 1926 – 1927 гг., и особенно в1928 – 1929 гг., осуществляется массовое их смещение, сначала на болеенизкие посты: из председателей в заместители, из членов в кандидаты в членывыборных органов, а затем на рядовую работу или полностью из кооперации. Такаясудьба постигла и некоторых партийцев, в свое время направленных туда на работуи накопивших там определенный опыт. Изгонялись из органов управлениякооперацией всех уровней «зажиточные», «ставленники кулаков», а затем иобвинявшиеся в «правом уклоне». Взамен их выдвигались представители бедноты, женщины,рабочие «от станка» и т.п. Кооперация по существу лишилась работоспособныхорганов управления. Вакансии в них оказались замещенными людьми, готовымиисполнять любые директивы и команды, что позволило ускоренными темпамиразрешать стратегическую задачу вКП(б) в кооперации – прекращение еефункционирования в таком виде, в каком она рождена в процессесоциально-экономической эволюции человеческого общества, с имманентно присущимией закономерностями и принципами развития, при сохранении лишь отдельных ее частей,которые по разумению радетелей этой стратегии могли пригодиться как«строительный материал», как «кирпичики», как исходные или переходные формы длясоздания желаемых конструкций.
Одним из кардинальных направлений разрушения кооперации сталопобуждение ее к обслуживанию не тех слоев и групп населения, которым необходимабыла кооперативная деятельность и которые способны были ее осуществлять, а тех,которые менее всего были к этому приспособлены, но которым отводилось ведущееместо в осуществлении социальных прожектов. Реализовывалось это направлениепутем навязывания кооперации так называемого классового подходе,сопровождаемого все более жесткими гонениями, включая и прямые репрессии, занесоблюдение его. Вот, например, типичная выдержка из одной из директивныхстатей: «Постановления XV съезда, апрельского, июньского и особенно ноябрьского(1928 г.-Л.Ф.) пленумов ЦК… обязывают партийных работников к четкомуклассовому анализу своей работы». Недооценка и затушевывание классовой борьбы,и в частности борьбы с кулачеством, далее оцениваются как «прямой оппортунизм»,как проявление «классовой слепоты», которые могут «привести к грубейшимполитическим ошибкам», «к прямому срыву… работы в деревне».
Под лозунгом «классового подхода» в то время подразумевался различныйподход к разным группам или слоям крестьянства. Но так как ни научных, ни сколько-нибудьпрактических критериев выделения таких слоев не существовало, то делоподменялось разницей в отношении к различным имущественным группам, различнымпо экономическим показателям хозяйствам. Нельзя сказать, что в то время никтоэтого не понимал, однако открыто высказать мало кто решался. В предисловии кодной из работ на эту тему Дм. Илимский писал: «Путем теоретического изучениядолжны быть определены формулы, комбинирующие посевность, коровность, рабочиеруки и товарность в определенных сочетаниях, на основе которых только и могутпроизводиться дальнейшие выборочные и сплошные обследования. Эти же признаки,или вернее их группировки, должны быть разработаны для каждого района отдельно.Только тогда мы будем оперировать устойчивыми признаками и наши выводыосвободятся от субъективности и условности. Это особенно важно потому, что всоветской действительности каждый исследовательский вывод имеет утилитарноенаправление и очень часто ложится в основу практических действий правительстваи партии».
В настоящее время можно со всей категоричностью заявить, чтоникаких критериев научного определения установленного тогда деления деревни набедняков, середняков и кулаков как социальные группы (и тем более классы) небыло выработано. Нелепым и абсурдным является с точки зрения здравого смысланагнетавшийся страх перед крестьянским хозяйством, заимевшим в итоге упорногодобросовестного труда (порой сочетаемого и с удачей) еще одну корову или лошадьили засеявшим еще одну десятину земли, что представляло якобы страшнуюопасность для социализма и светлого будущего страны. Что же касаетсяпоказателей найма работников, аренды и сдачи в аренду земли и орудий труда, товсе это делалось в рамках действовавших советских законов и под строгимконтролем госорганов и профсоюзов и, во-вторых, не выходило за рамки,обусловленные спецификой сельскохозяйственного производства и деревенскихтрадиций, способствовало рациональному использованию производительных силдеревни.
В свете вышесказанного следует заметить, что проведенные в 1926 – 1927 гг.исследования социальных процессов в деревне, которыми широко пользовалисьисторики, велись в порядке реализации постановления ЦК ВКП(б) от 19 августа 1926 г.,в котором «классовый подход» уже достаточно категорически сформулирован принеразработанности объективных критериев, что не могло не обусловить известнуюзаданность результатов.
Практически под «классовым подходом» в кооперации подразумевалосьследующее:
1) недопущение участия в кооперации и тем более в ее органахуправления лиц, отнесенных к категориям зажиточных и кулаков, созданиеприоритетных условий для участия и занятия руководящих постов в кооперациибедноте;
2) строго регламентированное распределение кредитов и другихкооперативных благ с тем, чтобы все большая часть, а затем и основная масса ихдоставалась бедноте с постепенным сведением на нет доли зажиточных;
3) создание за счет доходов кооперации специальных фондовкооперирования бедноты и образование на эти средства бедняцких кооперативныхобъединений, а также финансирование вступления бедноты в уже функционировавшиекооперативы.
Осуществление «классового подхода» стало доминирующим вдеятельности кооперативов всех уровней, главным показателем в их оценке. Онипобуждались к беспрерывному «регулированию» социального состава и пересмотру«квот» на кредиты, выплаты, машиноснабжение и т.п. в сторону уменьшения долитех, кому они действительно могли помочь эффективно вести свое хозяйство. Им непрестаннозасылались все более жесткие директивы с требованиями срочного представленияотчетов и справок об их исполнении. Их изнуряли не прекращавшиеся ни на деньпроверочные комиссии от ЦК ВКП(б), ЦКК – РКИ, СНК, НКФ, вышестоящихкооперативных органов, которые только и делали, что «изобличали» в нарушенииэтого подхода.
Оценивая в совокупности все эти меры, следует сказать, чтоединственным последствием их навязчивого осуществления был подрывпроизводительности крестьянского хозяйства, выведение из строя здоровыхработоспособных крестьянских семей. Оппоненты могут возразить, что кооперация20-х годов была массовой организацией, что основным ее контингентом былисередняки, что участвовали в ней и зажиточные. Все это так. Однакосохранившиеся на этот счет цифры свидетельствуют о большом контрасте враспределении кооперативных благ в зависимости от произвольно присваивавшегосякрестьянскому хозяйству «социального статуса». Снабжение орудиями и средствамипроизводства, по данным за 1927/28 г., распределялось следующим образом (в % кобщей стоимости): зажиточные – 6,6%, середняки – 42,9%, бедняки – 26,5%,колхозы — 24% 96 (при удельном весе последних в деревне 2%). Те, когопричисляли к кулакам, ничего не получили. В 1928/29 хоз. г. дискриминация ещебольше усилилась, уже ничего не получили те, кого относили к «зажиточным»,сократился удельный вес середняков, а основная масса распределявшихся средствпроизводства направлялась уже колхозам и беднякам. Даже фонды кредитованиябедноты стали перераспределяться в пользу колхозов. Если па 1 октября 1927 г.крестьяне-бедняки получили 71,8% этого фонда, а 28,2% – коллективные хозяйства,то на 1 октября 1928 г. это соотношение составляло уже 55,5% и 44,5%.Главное все же даже не в этих цифровых показателях. Бедняцкие слои,«вовлеченные» в кооперацию за счет им не принадлежавших средств и получавшие впервую очередь кооперативные блага независимо от их участия в создании этихблаг, возможностей эффективно их использовать в своей хозяйственнойдеятельности, вернуть взятые ссуды и оплатить предоставленные услуги,практически становились балластом кооператива, разлагающе влияющим на всю егодеятельность. Еще больший вред наносила практика, когда члены кооперации,способные активно участвовать в ее работе, использовать ее возможности дляразвития своего хозяйства, искусственно ограничивались в этом по причине«излишней состоятельности», не говоря уже о том, что действительное повышениесостоятельности, в чем и заключается главный смысл кооперативной деятельности,становилось в те времена все более угрожающим для судьбы этих хозяйств в целом,а это делало для основной массы членов ко операции активную творческуюдеятельность в ней бессмысленной. Таким образом, достигалась цель – лишениекооперации основного контингента, для обслуживания которого она создавалась, инавязывание обслуживания контингента, которому она ничем помочь не могла.
Вторым направлением разрушения основ кооперации был нее болеерешительно осуществляемый курс на изменение ее функций и свертывание присущихей принципов деятельности.
Если в начале 20-х годов еще провозглашалось невмешательство воперативную деятельность кооперации, более того, партийным организациямвменялось в обязанность «наблюдать за самым точным и неукоснительнымсоблюдением этого принципа» и ограждением кооперации «от административноговмешательства», то в середине и особенно в конце этих лет такой подход самымбеспардонным образом отбрасывается. Вот типичное для последнего периодавысказывание одного из «парткомиссаров» в кооперации А.И. Яковлева — в одновремя зав. сельхозотделом ЦК. Успешное развитие нашего общества, считает он,может быть обеспечено лишь при условии, «если государством в целом будетобеспечено руководство и контроль деятельности с–х. кооперации». Либокооперация будет свертываться и «ее место вновь займут госорганы», угрожает он,либо ее работа «должна быть так перестроена, чтобы государственные интересыбыли целиком и полностью обеспечены». Ссылки на добровольность,самостоятельность и самодеятельность кооперации, под прикрытием которыхкооперативы якобы «дезорганизуют плановое руководство хозяйственной жизньюстраны», он требует решительно отбросить. «Вполне допустимо и целесообразно, – заявляет он, – …вмешательство местных органов в это дело (работу кооперации. Л.Ф.)…и принятие мер к оздоровлению ее работы», а «крики» о нарушении кооперативныхправ «здесь были бы ни к чему»; чтобы юридически такое вмешательство закрепить,он требует пересмотреть кооперативные уставы с тем, чтобы изъять из них эти«вред приносящие принципы» и зафиксировать обязанность кооперативов выполнятьдирективы партийных и государственных органов.
Ранее всего прямое государственное управление кооперациейсложилось в области кредита. Кооперативной система кредитования деревни так ине стала. Государство цепко держалось за так называемуюгосударственно-кооперативную систему, где низовым кредитным кооперативамотводилась роль передаточного механизма в руках государственных кредитныхучреждений. За все годы нэпа кооперации не удалось изменить соотношение государственныхи кооперативных начал кредитования в свою пользу, а постановлением ЦИК и СНКСССР от 13 февраля 1929 г. «О системе сельскохозяйственного кредита» былаполностью закреплена подчиненность кредитной кооперации государству. Госорганам– сельхозбанкам и областным обществам сельхозкредита – было предоставлено правонепосредственно обслуживать соответствующие территории через свои отделения ифилиалы и лишь по своему усмотрению привлекать к этой работе кооперативныеорганизации, при сосредоточении руководства последними «в банковских звеньяхсистемы с – х. кредита». Но и эти звенья не имели права допускать отступленияот утвержденных правительством СССР и правительствами союзных республик«кредитных планов», от установленных ими процентных ставок, дифференцированныхтолько по долгосрочным и краткосрочным ссудам и по социальным категориямзаемщиков.
На другие виды кооперации, формально еще сохранявшие своюорганизационную структуру, также распространялся общий процесс измененияадминистративным путем характера, функций и принципов деятельности. Практическибыл сведен на нет принцип паевого участия в кооперации и его стимулированиячерез оплату дивиденда. Регламентация сверху затронула и эти чистокооперативные начала. Такая же судьба постигла всю систему распределениякооперативной прибыли, в том числе и кооперативные доплаты за реализуемуюкрестьянами продукцию. В потребительской кооперации, в частности, сталанавязываться практика использования прибыли только на удовлетворение такназываемых коллективных потребностей пайщиков, а выдача дивиденда на пай ипремии на забор была сведена на нет уже к середине 20-х гг.
С переходом в 1928 г. на карточное снабжение городскогонаселения роль этого вида кооперации стала вновь сводиться к распределительномуаппарату. Сужались права кооперации во внешнеэкономической деятельности, хотя вначале перехода к нэпу, когда необходимо было использовать се для выхода навнешний рынок и возвращения принадлежавших российской кооперации ценностей, ейтакое право было предоставлено.
Фундаментальное разрушение основ кооперативной деятельности,особенно в главной ее сфере – осуществлении снабженческо-сбытовых операций,произвела так называемая контрактация, широко развернувшаяся в 1927 – 1928 гг.Контрактация как форма экономической связи между производителем и потребителемпродукции, когда последний на чисто добровольных, договорных началах обуславливаетзакупку у первого определенного количества продукции и оказание емуприоритетной помощи в ее изготовлении (предоставление авансов, необходимыхсредств производства и т.п.), вполне правомерна. В середине 20-х гг. онапрактиковалась между государством и крестьянскими хозяйствами и ихкооперативными объединениями по продукции, которая не может употребляться безпереработки вне крестьянского хозяйства. Это были главным образом сахарнаясвекла, хлопок, лен. Пока она применялась в этой сфере и соблюдалисьустраивающие стороны условия контракта, она приносила, видимо, определеннуюпользу, хотя этот период специально никем не изучался.
Одновременно была развернута и «теоретическая» обработкаобщественного мнения. Так, экономист М.А. Краев, впоследствии авторкрупной апологетической работы о коллективизации, убеждал читателей, что вотличие от капиталистического строя, где контрактация – «коммерческая сделка»,приносящая пользу только капиталистам, «советская контрактация» носит«принципиально иной характер». Практиковавшиеся в то время на основеконтрактационных договоров выдачи крестьянским хозяйствам авансов, семян иудобрений, а также гарантированные закупки их продукции по договорным ценам онпренебрежительно оценивает как что-то несущественное. Теперь, говорит Краев,«закономерным и нормальным» процесс контрактации может быть признан «в меруобобществления простых товаропроизводителей», он должен вести «к установлениюплана производства данного вида товарной продукции… для социалистическогосектора». В итоге своих рассуждений автор делает вывод, что контрактация «…даетсоциалистическому сектору метод массового воздействия на переустройство деревни,метод создания предпосылок для поголовной коллективизации маломощного исреднего крестьянства».
Роль контрактации вплоть до последнего времени однозначнооценивалась как «великая находка» на пути социалистического преобразованиясельского хозяйства, которую «великодушно» подарила нам практика и «гениально»заметили великие провидцы. Однако, когда контрактация с чисто техническихкультур и отдельных групп крестьянств распространилась на все основныесельскохозяйственные культуры и все крестьянские хозяйства и стала директивнымпутем навязываться деревне, она превратилась в страшную авантюру.
Еще в 1928 г. было отменено снабжение авансами, семенами иорудиями зажиточных хозяйств при сохранении в силе всех взятых ими обязательствпо поставкам продукции государству. Теперь, после директив политбюро, вместоавансирования декларировалось «производственное кредитование и снабжение», ноуже не в индивидуальном порядке, а производственным коллективам крестьян, т.е.при условии создания колхоза. Выдача аванса в порядке исключения разрешаласьтолько бедняцким хозяйствам, остальным была обещана прибавка в размере от 18 до30 к. за… центнер при условии сдачи в срок пли крупными партиями. В случае недопоставкипо договору (при этом объем сдачи повышался односторонне и после егоподписания) применялись самые строгие меры воздействия вплоть до конфискациивсего урожая или имущества, уголовного наказания с предъявлением иногда иполитических обвинений. Все это вызывало различные формы пассивного протеста:уклонение от подписания договоров, отказ от их исполнения и, что наиболеепагубно сказывалось на экономике страны, сокращение объема производствасельскохозяйственной продукции.
Единственным реальным последствием контрактации былокатастрофическое разрушение крестьянского рынка – основы существованияобщества, того рынка, который с большим трудом, хотя и не до конца, былвосстановлен с переходом к нэпу. Одновременно были подорваны и объективныеэкономические основы функционирования кооперации как важнейшего компонента рыночныхотношений – она вновь превращалась из инструмента, пусть и слабого в то время,обеспечения рыночных потребностей крестьянских хозяйств и стимулятора ихразвития в орудие государства по изъятию у крестьян производимой ими продукции,в орудие развала их хозяйства.
Что касается роли контрактации в подготовке и проведенииколлективизации, то она заключается вовсе не в том, что ей приписывают.Контрактационная система создала механизм изъятия излишков продукции в деревне(причем понятие «излишки» было еще более жестким и несправедливым, чем припродразверстке). По мере проведения сплошной коллективизации контрактация былараспространена на все колхозы, на всю их товарную продукцию. Насильно и наспехсколоченные колхозы были включены в систему бестоварных отношений отбрасывалисьте элементы рыночных функций.
Следует обратить внимание, что еще в рассматриваемый период вобиход вошли цифры, заимствованные затем авторами работ более позднего времени,о преобразовании в контрактационный период зерновых, машинных, посевныхтовариществ, а также новых колхозов как подтверждающие естественный процессперерастания кооперативного движения в сплошную коллективизацию подвоздействием контрактации. Ни одного доказательства в пользу такого обобщенияне приводилось ни в то время, ни в последующей литературе, кроме фактасовпадения во времени этих явлений Всеобщий охват деревни контрактационнымидоговорами и насаждение в ней перечисленных образований имеют лишь общие истоки– нажимные методы «внедрения» коллективизации, ничего общего с нормальнымразвитием кооперативного движения здесь нет.
При помощи которых некоторые колхозы после перехода к нэпу смоглихоть в какой-то мере наладить элементарное хозяйственное функционирование.Продажа колхозами и колхозниками сельхозпродукции на рынке была по существузапрещена, и только после голода 1932 – 1933 гг. от этой системыотказались, хотя сменявшие ее в течение последующих десятилетий ненамногоотличались от нее. Приоритет же в создании механизма изъятия государствомпродукции у колхозов принадлежит контрактации.
Серьезный удар по кооперации как типу общественно-экономическихотношений, размывавший основы ее функционирования, наносила привязка ее кгосударственному планированию. Кооперация исторически возникла как новыйкомпонент рыночного хозяйства. Пользуясь рыночными категориями и конструктивно(а не деструктивно!) приспосабливаясь к ним, она стала выполнять заметнуюзащитную функцию по отношению к тем слоям населения, которым трудно было водиночку сохранить себя в жестких условиях рыночной конкуренции как мелкихпроизводителей, а также удовлетворить свои потребительские нужды. В силу этогоона стала важным регулятором рыночных отношений, амортизатором их крайнежестких проявлений, своего рода «цивилизатором» этих отношений. Как отражениеэтой функции уже на ранних стадиях становления кооперации стали складываться вней и плановые начала как внутренне присущий ей элемент функционирования.Однако развертывались они не как декретирование сверху вниз каких бы то ни былохозяйственных установок и сбор отчетов об их исполнении, а путем изученияреальной хозяйственной обстановки, в том числе и конъюнктуры рынка, определенияс учетом этого оптимальных оперативных решений, делегирования по кооперативнойиерархии снизу вверх тех операций и функций, которые эффективнее исполнять приболее высокой степени региональной или отраслевой интеграции. Кооперативноепланирование выступало не как антипод рынка, а как важнейший его регулирующийкомпонент.
Уже в первые годы советской власти в процессе слома всех внутреннеприсущих кооперации принципов функционирования было сведено на нет икооперативное планирование, и ей была навязана реализация наркомпродовскихпланов по распределению и заготовкам, а в 1921 г. и государственногонатурального обмена. Лишь полный провал последнего заставил смириться снеобходимостью восстановления права свободного выхода кооперации на рынок,самостоятельного планирования ею своих хозяйственных операций с учетом рыночныхотношений и внутренней природы кооперативных предприятий. Этап относительносвободного развития кооперации на рыночных принципах, взявших временно верх надсохранившимся, но несколько оттесненным плановым диктатом государства,продолжался 3–4 года, после чего диктат вновь начинает усиливаться, а к 1927–1928 гг.принимает глобальный характер.
Бессмысленность внедрявшейся системы планирования работыкооперации была очевидной, но если отдельные авторы видели порокискладывавшейся системы, предлагали «решительно и коренным образом пересмотретьпорядок и систему планирования», намечая и основные контуры желаемогопересмотра, то большинство выступавших в печати по этому поводу требовали,наоборот, ужесточения «начал планового воздействия и планового регулирования вхозяйственном развитии», укрепления «аппарата планирования», выдвигали вкачестве главного критерия работы любого учреждения выполнение планов,«утверждаемых правительством», конструировали целую систему мер развертываниясистемы авторитарно-бюрократического планирования. Эта вторая точка зрениястала фактически реализовываться с конца 20-х годов, особенно в связи спереходом к пятилетним планам.
Насколько дезорганизующими и разрушительными были государственныепланы развития кооперации, как, впрочем, и всех других отраслей, можно нагляднопроследить па примере так называемых кредитных планов. Прежде всего,характерным было запаздывание с доведением до исполнителей самих планов, причемнастолько, что они становились бессмысленными. Так, план кредитования на1927/28 г. попал на места только к концу третьего квартала планового года.Аналогичный план на 1928/29 г. был утвержден правительством 14 января 1929 г.,разверстан по республикам в феврале-марте, а на места стал поступать также втретьем квартале. Но ко времени поступления исполнителям планы тоже еще не былиокончательными, как отмечается в одном из обзоров того времени, они «не имеютпостоянства, в течение года подвергаются изменению… страдаютперманентно-ориентировочным характером». Но самое главное состояло в том, чтопланы эти ничего реального не отражали, их составление не опиралось на какие быто ни было реальные исходные данные, в итоге чего они или значительно«недовыполнялись», или столь же значительно «перевыполнялись». Так, твердыеназначения по общесоюзному плану для РСФСР составили на производственные нужды58,6 млн. р., на минеральные удобрения – 2,46 млн. р., на овцеводство – 7,38 млн. р.; фактическое освоение составило соответственно 25,4 млн., 1 млн.и 0,6 млн. В то же время по другим статьям картина получалась противоположная.Из центра планировалась и выдача кредитов местными обществами из их собственныхсредств. Здесь фиксируется еще большая несуразица. Плановые указанияРоссельбанка этим обществам поступили в… четвертом квартале, когда фактическипочти все средства уже были ими израсходованы. Да не могли эти планы бытьвыполненными, если бы они даже поступили своевременно, так как они совершенноне были увязаны с возможностями, которыми общества реально располагали.Пензенскому обществу, например, был спущен план выдачи кредитов из его собственныхсредств в размере 1268,7 тыс. р., в то время как таких средств у него быловсего 600 тыс., Сталинградскому обществу – 1080,8 тыс. р. при наличиивсего 370 тыс. Такая же неувязка получалась и с целевым назначением кредитов.Туркмении, в частности, запланировали выдать колхозам 900 тыс. р., фактическибыло израсходовано 89 тыс. при полном удовлетворении всех запросов со стороныколхозов, т.е. план совершенно не учитывал реального состояния колхозногостроительства в республике. Для Узбекистана на 1928 г. запланировали росткредита на мелиорацию на 309%, а использование этих средств составило лишь 21%от запланированного.
Плановое воздействие на кооперацию приобретает особенно жесткиеформы ко времени разработки первого пятилетнего плана. Путь, согласно которомукооперация попыталась бы самостоятельно наметить главные вехи своего развитияисходя из реальных возможностей и потребностей, был с самого начала отброшенсамым категорическим образом. В основу составления пятилетнего плана развитиякооперации были положены лимиты Государственной плановой комиссии и смежных скооперацией госорганов – Наркомзема, Наркомторга и др. На страницахкооперативной печати, не говоря уже о партийно-государственной, сталпропагандироваться тезис о том, что основа для составления плана – не запросы ипотребности членов кооперации, их товариществ и союзов, не степень ихготовности к осуществлению тех или иных форм и функций кооперирования, апартийные директивы. «Роль» кооперативных инстанций должна была ограничитьсятем, чтобы указанные XV съездом ВКП(б) темпы и показатели разверстать порайонам и отраслям кооперативной работы и в жесткие сроки внести их наутверждение в Госплан РСФСР и СССР. «В конечном итоге, – прямолинейноговорится в одной из директивных статей – на язык цифр должны быть переведенырешения XV партсъезда и последующих пленумов ЦК ВКП(б)».
Вскоре по всей стране развертывается жесткая по срокам инетерпимости к альтернативным подходам кампания разработки «плановой липы»,захватившая и кооперативные организации. Весной 1928 г. вторая сессияСовета Союза союзов сельхозкооперации обсуждала уже пятилетний план ееразвития. При этом любопытно, что руководящие органы сельхозкооперации в своемрвении выслужиться брали на себя плановые задания, превышающие наметки госорганов,в частности довести удельный вес в заготовках 16 основных продуктов сельскогохозяйства до 80%, а в области снабжения сельского хозяйства – во всех звеньяхдо 100%.
Утвержденный всеми инстанциями пятилетний план в областикооперирования отразил не реальные возможности развития и их научные прогнозы,а идеологические цели и политические директивы. Всего за пятилеткупланировалось вовлечь в с.-х. кооперацию до 17 млн. крестьянских хозяйств (85 –87% их общего числа), в том числе в простейшие производственные объединения иколхозы – до 14,4 млн. хозяйств (около 75%), а непосредственно в колхозы – 4,4 млн. крестьянских хозяйств. Для последних планировалось довести посевныеплощади до 22 млн. гектаров и их товарность до 46%.
В 1928–1929 гг. общественности все более категоричнонавязывается мысль, что путь продвижения к социализму постепенно, черезразвитие всех форм кооперирования уже пройден, что товарные операции отслужилиуже свое и все функции кооперации по обслуживанию крестьянского хозяйства – откредитования до машиноснабжения – должны рассматриваться не с точки зрения ихреального назначения, а лишь как «могучие рычаги переустройства деревни», чтокооперация должна перестроиться и из преимущественно торговой «статьпроизводственной, превратиться в организацию производства», что, «замкнутая впределах товарного и денежного оборота крестьянского хозяйства, она ужепереросла себя».
К сожалению, эти установки стали решительно реализовываться напрактике. Так, в отчете Сельскосоюза о работе за 1927/28 хоз. г. ужеконстатируется, что он в соответствии с директивами XV съезда осуществляет«переход от торговой деятельности на рельсы производственного снабжения» и«участия в производственном кооперировании и коллективизации».
Одновременно идет изъятие у кооперации, видимо, как «отживающих»,товарных функций. Постановлением СНК СССР от 3 августа 1929 г. объявлялосьо создании акционерного государственного общества «Сельхозснабжение», в рукахкоторого концентрировалось все дело обеспечения деревни, при этом снабжение«кооперированного и некооперированного крестьянства» должно было вестись через«производственную с.-х. кооперацию (Хлебоцентр, Колхозцентр и т.д.)» погенеральным договорам с ними. Это настолько противоречило объективнымэкономическим интересам деревни, что комфракии и Хлебоцентра и Колхозцентравнесли в политбюро ПК протест против принятия такого постановления, который былфактически отклонен. На заседании 1 августа, т.е. за 2 дня до егообнародования, политбюро решило протест
Этот «передать на разрешение в советском порядке». Наряду спостепенным лишением кооперации через контрактацию возможности самостоятельноговедения сбытовых операций перечеркивалась и другая важнейшая функциякооперативной деятельности – снабженческая.
Обобщая все вышесказанное по вопросу о втором направленииразрушения кооперации, можно сделать вывод, что в 1928 – 1929 гг. речь шлауже не просто об отдельных ограничениях в деятельности кооперации иливмешательстве в ее оперативную работу, а о курсе на упразднение всех присущих ейфункций и навязывание ей лишь одной – непосредственного объединения всехкрестьян в колхозы.
Любая кооперативная система, поскольку она таковой остается, можетфункционировать лишь до тех пор, пока она в той или иной форме выполняетзапросы своих членов, а не навязанные ей извне функции. Известна, однако, иживучесть кооперации, ее способность к самовозрождению, пока сохраняются хотькакие-то элементы ее организационной структуры. Не случайно, поэтомуруководство ВКП(б) и государства, осознанно или инстинктивно, уже с середины 20-хгг. начало ее целенаправленный слом.
Первоначально эта работа велась деликатно. Когда в 1925 г.над кооперацией поставили надзорный орган – Совет центров сельскохозяйственнойкооперации (Сельскосовет), то решение об этом формально принималось насовещании представителей этих центров, а его функции ограничили согласованиемих деятельности. Когда же в 1927 г. развертывается крупнейшаяреорганизация с – х. кооперации, отбрасывается даже видимость учета воли самихкооператоров. Она проводится на основе решения… политической партии. 3 маяоргбюро ЦК принимает, а 2 июня политбюро ЦК утверждает постановление «Обобъединении сельскохозяйственной кооперации», согласно которому создаетсяединый центр – Союз союзов сельскохозяйственной кооперации РСФСР. Партийнойдирективой устанавливалось, что в его состав должны войти всеспециализированные центры, республиканские и областные союзы, а также кредитныесоюзы. Созданный самими кооперативами Сельскосоюз подлежал кореннойреорганизации. Определялись и функции нового органа. В качестве первой егозадачи, как сообщалось в комментирующей это постановление передовой статьегазеты «Правда», провозглашался «постепенный перевод кооперирования впроизводство, такое углубление рыночных функций, при котором было бы обеспеченокооперирование, коллективизация крестьянского производства». Для формальногозакрепления этой акции политбюро предложило собрать съезд «с ограниченнымпредставительством в 150 – 200 человек».
11 июля 1927 г. такое собрание было созвано, онопроштамповало уже принятое ЦК. решение, и только 16 ноября такое объединениебыло утверждено постановлением СНК РСФСР. Союз союзов соединил под своимначалом 28 кооперативных центров, 407 союзов и 79,3 тыс. первичныхкооперативов. Благодаря новому органу партийно-государственная бюрократияполучила непосредственные бразды управления всей сельскохозяйственнойкооперацией, возможность поворачивать ее в любую сторону, заставлять исполнятьлюбые директивы. Ранее, при наличии огромного числа специализированных,отраслевых, региональных и других центров и союзов, связанных между собойглавным образом кооперативными связями, это было сделать затруднительно, дажекогда во главе их оказались посаженные парторганами лица. Теперь, когдазакончилось формирование этого монстра, части всей тоталитарно-бюрократическойсистемы, на очередь дня встал слом всех составных частей, вошедших в подчинениеСоюза союзов.
С начала 1929 г. на страницах кооперативных журналовпоявляются заявления «авторитетных специалистов» о том, что организационнаяструктура сельхозкооперации, особенно ее низовые звенья, «уже не отвечает новымзадачам», выдвигаются различные варианты перетряхивания низовой и союзной сети,реорганизации первичных крестьянских объединений, выполнявших важнейшие функциипо обслуживанию деревни.
Реакция на «голос общественности» не успела задержаться, и вскоре,27 июня 1929 г., политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «Оборганизационном построении сельскохозяйственной кооперации»; 18 сентября оно восновной своей части было продублировано постановлением ЦИК и СНК «Осельскохозяйственной кооперации и ее работе». В исторической литературе этипостановления к настоящему времени не только не проанализированы, по даже непрокомментированы. И это в известной мере не вина исследователей, так как этипостановления представляют собой весьма значительные по объему тексты, лишенныевнутренней логики, со множеством противоречивых, взаимоисключающих,несогласующихся между собой и вообще мало вразумительных положений, чтозатрудняет понимание главного их назначения – разрушения всех организационныхструктур, и прежде всего первичных, сельскохозяйственной кооперации страны, чтодостигалось следующими установлениями этих решений:
1) организационная структура и методы работы сельскохозяйственнойкооперации, в особенности ее первичных образований, должны быть приспособлены кзадачам производственного кооперирования и коллективизации крестьянскогохозяйства;
2) в качестве низовой ячейки (первичного кооператива) с.-х.кооперации признаются «производственные товарищества поселкового типа» (врамках всего населенного пункта) специального направления – зернового,свекловичного, хлопководческого и т.п., в зависимости от ведущей отраслихозяйства в данной местности, которые «должны стать базой для строительствакрупных колхозов»;
3) производственные поселковые товарищества и колхозы входят врайонные производственно-сбытовые объединения, а последние — в областные союзыв связи с чем системы специализированных снабженческо-сбытовых и иных союзов и центровсельхозкооперации ликвидируются.
«Реорганизация» с.-х. кооперативов всех уровней – от всесоюзногодо первичных, начатая не по воле самих кооператоров, а по командеруководства-политической партии, внесла полный разлад в их деятельность,парализовала их волю и способности к творческому созиданию, привела кразрушению организационной структуры системы.
Кооперация к концу 20-х годов представляла собой весьма одиозноеявление. С одной стороны, это была крупнейшая по масштабам охвата населения иобъему хозяйственных операций организация. Многие кооперативы уже создавались впорядке реализации «плановых» директив и «сверхплановых обязательств». Ихобороты в значительной мере уже перестали быть кооперативными. Да и удельныйвес «приписок», когда строго спрашивалось за достижение контрольных цифр, был,видимо, немал. Но даже если взять за основу показатели 1926/27 г., когдадеформации были еще небольшими, картина получается весьма впечатляющей. Всейсвоей совокупностью видов и форм, организационным строением, хозяйственнымисвязями и опытом она была связана с миллионами жителей города и деревни,способна в своей работе учитывать и в известной мере удовлетворять ихпотребности и интересы.
С другой стороны, эта мощная система к концу 20-х гг. оказалась«колоссом на глиняных ногах». К этому времени сомкнулись вышеописанныенаправления разрушения кооперации – подмена реального контингента обслуживания,деформация кооперативных принципов и функций, слом организационной структуры.Тоталитарная система, подчинив кооперацию в идейно-политическом,организационном и финансовом отношениях, манипулировала ею как марионеткой,заставляла ее через расставленных па ключевых позициях в ней своихпредставителей безропотно проводить в жизнь спускаемые ей директивы, а вовторой половине 1929 г., начала ее физическое упразднение, которое вскоребыло завершено.
Главная причина случившегося — в несовместимости кооперации каккомпонента рыночного хозяйства, как демократической организации защитыэкономических интересов своих членов на основе присущих только ей, но непротиворечащих рыночным, принципов деятельности с тем идеалом социальногоустройства, который навязывался обществу партийно-государственной системой.Кооперация оказалась «инородным телом» в насильственно создаваемом строе. Ей ненашлось места ни при «военном коммунизме», ни в условиях новой экономическойполитики, как и не могло быть места в том надуманном строе, который под видомсоциализма навязывали народам нашей страны лидеры ВКП(б). Только уничтожениевсяческого тоталитаризма могло снять преграды для развития кооперации, как идля нормального развития экономики и в целом. Но этого тогда не случилось.
И еще один вывод вытекает из всего вышесказанного. Лишено всякогооснования укоренившееся в нашей историографии стремление изобразить фактразгрома кооперативного движения как процесс закономерного перерастания ипреобразования «низших» и «простейших» форм в «высшие» производственные формы,в колхозы, и естественного отмирания первых как выполнивших свою историческуюроль. Образование в конце 20-х годов в массовом количестве машинных имелиоративных товариществ, контрактационных структур, зерновых, посевных, животноводческихи, наконец, поселковых товариществ не являлось выражением или свидетельствомэтого перерастания, а наоборот, из установки на быстрейшую, во что бы то нистало, коллективизацию вытекало навязывание сверху в массовом количестве такихобразований, что ничего общего не имело с объективными потребностями ивозможностями развития крестьянских хозяйств в то время. В действительностибыли проведены никакими объективными процессами не подготовленнаянасильственная коллективизация и насильственное разрушение в целом успешнофункционировавшего и имевшего потенциальные возможности дальнейшего развитиякооперативного движения, что нанесло ущерб обществу.
Заключение
Исторический опыт показал, что кооперация может сохранить «своелицо», не растворяться в других общественно-экономических структурах, анаоборот — в разных условиях находить оптимальные варианты защиты интересовобъединяемых ею людей благодаря системной целостности принципов и механизмафункционирования этой общественно-экономической организации. Из обобщенноговыше материала видно, как в дореволюционной России, обстановка в которой быладалеко не идеальной для кооперации, исторически складывалась эта система, как впроцессе содружества кооперативной мысли и кооперативной практики этиоптимальные варианты тщательно отбирались и совершенствовались. Опыт Россиитакже свидетельствует, что эта системная целостность никогда не костенела,чутко реагировала на изменения условий жизни общества в целом, и обслуживаемыхкооперацией людей в частности, проявляла гибкость, оперативность и завиднуюприспособляемость ко всем «превратностям судьбы», которых на историческом путикооперации было немало. В свете вышеизложенного становится понятно, почему впериод нэпа партийно-государственные структуры методически и планомернонаносили удары по основным составляющим «кооперативной системности» – заставлялименять контингент обслуживания, упраздняли основные принципы кооперации, лишалиее самостоятельности в оперативной работе, подчиняли государственнымструктурам, насаждали некомпетентных руководителей, рушили ее организационныеструктуры и т.п., что и подготовило крушение всей кооперативной системы.
Достаточно стойкой оказалась кооперация к разрушительномувоздействию советской власти. Казалось, что описанные здесь «реорганизации»1918–1920 годов окончательно похоронили ее как самостоятельное движение масс.Стоило, однако, несколько «расширить свободы и права кооперации» после переходак нэпу, как, казавшаяся навсегда «канувшей в лету», она быстро возродилась и за2 – 3 года достигла дореволюционных параметров. Да и в нэповский период всеописанные выше методы воздействия на кооперацию не дали полного эффекта, пока в1930 – 1932 гг. большинство кооперативных центров и союзов не былиупразднены административными актами. И в формально сохраненных после этих актовобъединениях отдельные «корешки» и «следы» былой кооперативной системности,загнанные в дальний угол административно-командными методами управленияэкономикой, приглушенные и придушенные, вновь оживали, как толькоадминистративный пресс несколько ослабевал. Так было, в частности, в 1935–1937,1953–1959 и в 1965–1968 гг., когда колхозы получили возможность вопределенных пределах пользоваться некоторыми элементами кооперативной формыхозяйствования.
Возвращаясь к высказанному во введении суждению о практическойполезности исторического опыта отечественной кооперации и оптимистическомувзгляду относительно ее будущности, полагаем, что содержание позволяетподтвердить такой прогноз. Основанием для этого служат как показанная на еестраницах жизненность и эффективность кооперативной формы деятельности длязначительной части населения, так и убежденность автора в том, что корни этогодвижения в какой-то мере сохранились и в существующих формах, и в сознании иобразе действий части населения. Всплеск кооперативного движения в конце 80-хгодов несмотря на все изъяны и пороки его, также свидетельствует об этом.Конечно, процесс восстановления кооперации сейчас значительно затруднен посравнению с рассмотренными здесь 20-ми годами. Страна не знала настоящейкооперации 75 лет, полунастоящей (нэповской) – более 60 лет. Утрачены нетолько опыт, но и элементарные знания о кооперации. Немало придется приложитьсил, чтобы восстановить утраченное. Обнадеживающим является, однако, тообстоятельство, что возрождаются рыночные отношения, важным компонентом которыхпризвана стать возрождающаяся вместе с рынком кооперация.
Список используемой литературы
1. Ленин В.И. Полн.,Собр соч. Т. 40
2. Хинчук Л.Центросоюз в условиях новой экономической политики.
3. Кооперацияи финансы: Сб. первый. М., 1922.;
4. Комиссаров Н.Н. Потребительскаякооперация, ее достижения и недостатки. М., 1925.
5. Макерова Н.Я. Указ.соч.
6. Рабочаякооперация в 1921 г. М., 1922.
7. Балабанов М.С. Указ.соч.
8. Потребительскаякооперация в народном хозяйстве СССР в 1923/ 24 г. М., 1925. Балабанов М.С. Указ. соч.
9. Потребительскаякооперация СССР: Основные показатели. М., 1929.
10. Файн Л.Е. Кооперативнаяполитика Советского государства // Экономическая политика Советскогогосударства в переходный период от капитализма к социализму. М., 1986.
11. Ширмам М.Обмен города с деревней в условиях госкапитализма // Союз потребителей.1925. №1
12.Черномордик Е. Расходы основных звеньев потребкооперации
13. ФлейшманА. Режим экономии и политика цен потребкооперации
14. Хинчук Л.Очередные задачи потребительской кооперации перед 40-м собранием уполномоченныхЦентросоюза
15. Натансон Г. Сбытпромтоваров через кооперацию и его народнохозяйственное значение
16. НатансонГ. Государственная промышленность и потребительская кооперация
17. Минин А.Сельскохозяйственная кооперация. М; Л, 1925
18. ИлимскийД. Предисловие // Вол. Ц. Кооперирование и хозяйственная помощьбедноте. М.; Л., 1928.
19 Микоян А.Вступительная статья.
20. Лебедев А. Одальнейшей работе по пятилетнему плану с.-х. кооперации // С–х.кооперация. 1928. №5.
21. Комиссаров С.Основные моменты пятилетнего плана строительства с.-х. кооперации.
23. Владимирский М.Ф. Указ.соч.
24. Бухарин Н.И. Критикаэкономической платформы оппозиции Л., 1925.
25. Кантор М.X. Основы кооперативной политики ВКП(б).
26. БеленькийМ. Очередные задачи строительства хлебной кооперации. М., 1929.
27. Каминский Г.Н. Задачисельхозкооперации по коллективизации сельского хозяйства: Доклад на IX сессииМаслоцентра в апреле 1928 г. М., 1928