Ширинянц А. А., Ермашов Д. В.
Врамках всего консервативного идейного комплекса Н.М. Карамзина наиболее важнымпредставляется его концепция русского самодержавия. Именно в нем русскиймыслитель видел единственную силу, способную удержать российское общество отвпадения в крайности революционных разрушений и массовых беззаконий. Стремлениеобосновать закономерность и необходимость самодержавия для блага России былоодной из главных причин, побудивших Карамзина заняться историей.
Ещев середине прошлого века его младший друг и современник князь П.А. Вяземскийутверждал, что в потребности изучения прошлого России находят «вдохновение иосновы консерватизма» историка (1). Поэтому, как верно заметила Л.Г. Кислягина,«если историческая концепция Карамзина раскрывает его политическую программу, тополитическая дает ключ к пониманию его исторической концепции» (2).
Здесь,как нам представляется, необходимо сделать краткое отступление. Речь идет отом, что в большинстве работ, посвященных карамзинскому творчеству, приоритет висследовании тех или иных проблем отдавался, в первую очередь, как раз вопросамформирования и эволюции идеи самодержавия в политической доктрине Карамзина. Обэтом свидетельствует подробное освещение многих сторон данной проблемы в трудахЮ.М. Лотмана, Л.Г. Кислятиной, Н.В. Минаевой и др.
Насже в контексте рассматриваемой темы интересуют прежде всего те позицииисторика, которые позволяют говорить о российском самодержавии преимущественнокак об основе самобытного и творческого исторического движения России.
Нельзяутверждать, что в отечественной научной литературе не было подобного родаразработок. Краткие замечания по данному вопросу можно найти в трудах Н.Л.Рубинштейна (3). В статьях Г.П. Макогоненко в той или иной форме обязательнозвучала мысль, что история Карамзина запечатлела не только его политическийидеал, «но и его художественную концепцию национального русского характера,русского народа» (4). В учебном пособии «Историография истории СССР» содержатсянебольшие ссылки на характерный для русского мыслителя «переход отзападничества к национализму» (5). В книге М.А. Алпатова «Русская историческаямысль и Западная Европа» данной стороне проблемы посвящено несколько страниц(6).
Ужев «Письмах русского путешественника» можно найти мысль, содержащую в зародышебудущее обращение автора к отечественной истории: «Больно, но должно посправедливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей Российскойистории, то есть, писанной с философским умом, с критикою, с благороднымкрасноречием». Знакомство с русскими летописями, трудами историков М.М.Щербатова, В.Н. Татищева, И.Н. Болтина и др. привело Карамзина к осознаниюнеобходимости нахождения «философической методы для расположения предметов» (7)в деле изучения богатой великими событиями российской истории. И признав, чтонам нужен «философ-историк» (8), Карамзин, будучи, по словам В.Г. Белинского,«везде и во всем… не только преобразователем, но и начинателем, творцом» (9),по собственному почину, добившись звания придворного историографа, на долгиегоды «постригся в историки» (выражение П.А. Вяземского) (10).
Первоесугубо историческое сочинение русского мыслителя «Историческое похвальное словоЕкатерине II» было одновременно и его первым политическим трактатом, содержащимв себе монархическую программу автора. Это произведение интересно также тем,что оно, по мнению исследователя истории русской литературы XVIII в., П.Н.Беркова, «представляло в законченном виде… легенду о либеральной ЕкатеринеII, продержавшуюся у нас в официальной… науке» до 1917 г., а в западной — до настоящего времени (11).
Главнаямысль этой созданной Карамзиным концепции русской «просвещенной монархии»заключается в словах: «Сограждане! признаем во глубине сердец благодетельностьмонархического правления… Оно всех других сообразнее с целию гражданскихобществ: ибо всех более способствует тишине и безопасности» (12).
То,что декларировалось писателем в «Историческом похвальном слове Екатерине II»,было аргументировано им в «Истории государства Российского» и в записке «Одревней и новой России».
«Похвальноеслово...» характеризует не только литературный стиль эпохи, но шире — стильконсервативного мышления. Содержание консервативного политического дискурса вРоссии всегда определяла национальная идея, синтезирующая патриотизм(соединяющий любовь к Родине в географическом значении с любовью к «русскомудуху» — традициям, обычаям, ценностям и идеалам русского народа,сформировавшимся и освященным многовековой историей борьбы за национальноесамоопределение в сильном монархическом государстве) и духовную свободу вистинном православии.
Великийпуть России «от колыбели до величия полного», который Карамзин описал вмноготомной «Истории государства Российского»; историко-политический анализпроблем России начала XIX в. в записке «О древней и новой России»; егопредставления об «идеальном самодержавии» как панацеи России от внутренних войни раздоров, дополняются в «Историческом похвальном слове Екатерине II»характеристикой эпохи царствования Великой Екатерины, осуществившей на практикеидеал самодержавного правления.
Карамзинвысоким «штилем», но основываясь только на реальных событиях и фактах эпохидемонстрирует силу государства и величие русского духа, парадоксальным образомвоплотившиеся в императрице, немке по происхождению, сочетавшей либеральныеустремления в управлении и культуре с жесткостью по отношению к внешним ивнутренним врагам империи.
Приэтом необходимо, на наш взгляд, обозначить некорректность той точки зрения,согласно которой все свои аргументы при историческом обосновании необходимостидля России самодержавия Карамзин свел к тому, чтобы, по цитировавшимся ужездесь словам А.А. Кизеветтера, «придать внешний блеск и оживление тому, чтодряхлело» (13). Напротив, историк доказывал выгоды абсолютной власти не простодля утверждения уже существовавшего самодержавия со всеми его недостатками, ноглавным образом для укоренения в сознании русских людей идеи монархическойвласти как подлинно самобытного русского начала, предопределившеговеличественное развитие России на много десятилетий вперед.
Кизеветтерпри этом упустил из вида следующее, на наш взгляд, немаловажное обстоятельство.Карамзин понимал под самодержавием не просто неограниченную единоличную властьмонарха. Термин «самодержец», входивший в титул русского царя еще со временМосковской Руси, выражал в первую очередь то, что монарх не является чьим-либоданником (конкретно в ту эпоху –– хана), то есть он –– суверен, при этом необязательно обладающий правом на произвол и безответственность. Неограниченнуюверховную власть одного человека самодержавие стало означать позднее, сцарствования Иоанна Грозного. Эту сторону царской власти Карамзининтерпретировал всего лишь как вторичный ее атрибут — хоть и важной, но все жепроизводный, сопутствующий, –– выдвинув на первый план трактовку самодержавиякак проявления могущества и политической независимости государства (14).
Инымисловами, автор «Истории…» призывал учитывать в анализе политики самодержавия нетолько его институциональные характеристики, но и реальные результатыфункционирования. А последние приводили Карамзина к признанию историческойправоты самодержавия, не раз спасавшего Россию от гибели и имеющего, на взглядисторика, все возможности для того, чтобы и дальше вести государство «по неизведаннымпутям истории».
То,что монархизм Карамзина, помимо всего прочего, был обусловлен размышлениями обудущем своего отечества, подтверждает автобиографическое свидетельстводекабриста Н.И. Тургенева, в своих воспоминаниях воспроизведшего слова автора«Истории...»: «… Россия прежде всего должна быть великой, а в том виде, какойона имеет сейчас, только самодержец может сохранить ее грозной и сильной» (15).Одним словом, консервативный взгляд Карамзина на сущность самодержавия«указывает… на необходимость самостоятельного развития государственной жизнии требует национальной политики» (16). Для самого историка это было такестественно, что он находил аналогии своей позиции даже в природных явлениях.«Я хвалю самодержавие, — писал он в письме к И.И. Дмитриеву, — то есть, хвалюпечи зимою в северном климате» (17).
Историческийнационализм Карамзина характеризуют также его собственные высказывания о целяхи направлении своего главного произведения — «Истории государства Российского».По воспоминаниям безымянного иностранца, путешествовавшего по России летом 1824 г., во время беседы с Карамзиным он услышал от того следующее: «Из всех литературныхпроизведений народа изложение истории его судьбы… менее всего может иметьобщий, не строго национальный характер. Я писал ее (т. е. „Историю...“ — авт.)для русских, для своих соотечественников» (18). А в одном из писем к И.И.Дмитриеву можно найти еще более откровенное признание: «Я писал для русских,для купцов ростовских, для владельцев калмыцких, для крестьян Шереметьева,… ане для Западной Европы» (19).
Итак,перед нами очевидное, во всеуслышание заявленное стремление Карамзина доказатьсвоей «Историей...» российскому обществу, что у нас есть собственное прошлое исобственная традиция. Этой традицией является российская государственность,имеющая своей основой принцип самодержавия, в силу которого «Россия развилась,окрепла и сосредоточилась». «Или вся новая история должна безмолствовать, илиРоссийская имеет право на внимание» (20), гордо писал автор в знаменитомпредисловии к «Истории...».
Какуже отмечалось, изучение прошлого страны было продиктовано желанием русскогомыслителя исторически обосновать свой тезис о том, что «самодержавие естьпалладиум России» (21).
Анализотечественной истории Карамзин начал с описания «беспримерного в летописяхслучая» (22) — призвания варягов, основополагающего, по его мнению, факта всегоисторического развития России. Слова новгородцев: «Хотим князя, да владеет иправит нами по закону» (23) — были, как считал Карамзин, не только основаниеммонархического устава древнего Российского государства. Историк особо выделилто, что «везде меч сильных или хитрость честолюбивых вводили самовластие… вРоссии оно утвердилось с общего согласия граждан» (24).
Темсамым Карамзин обосновывал мысль об отсутствии в социальном строе России какихбы то ни было зачатков будущих общественных или политических конфликтов. Фактдобровольного и всенародного образования монархического государствасвидетельствовал, по мысли историка, о существенных различиях России и Европы всамих своих государственных основах. Образование европейских стран путемзавоеваний было главной причиной того, что Запад к началу XIX в. прошел ужечерез Нидерландскую, Английскую и Французскую революции (25).
Поэтому,считал Карамзин, у России, не имеющей в своих исторических истоках каких-либореволюционных начал, должен быть свой, совершенно особый и отличный отевропейского, мирный путь развития.
Темне менее, создатель первой нашей отечественной истории не отделял ее от историиостальных стран. Создавая свой труд, «Карамзин окидывал мысленным взором нетолько все движение российского общества, но и постоянно держал в уме историюРоссии как часть европейской и общемировой истории», которая для него «былаединым целым, лишь проявляющимся специфично в отдельных странах» (26).
Так,для Карамзина Россия всегда представала в виде державы, которая «величественновозвышала главу свою на пределах Азии и Европы» (27). Рассказывая о введениихристианства на Руси, он подчеркивал, что оно укоренилось у нас «почти в одновремя с землями соседственными: Венгриею, Польшею, Швециею...» (28). «Поместнуюили феодальную» систему в России историк относил к «государственной общей язвевремени» (29). Иоанна III он считал героем «не только Российской, но иВсемирной истории».
Карамзинвидел в историческом движении народов «какое-то согласное течение мирскихслучаев к единой цели… связь между оными для произведения какого-нибудьдействия, изменяющего состояние рода человеческого» (30). Иначе говоря, он«провел Русскую историю широкими путями Провидения» (31), не притязая напроникновение в общий смысл мирового хода событий. «Ничто не происходит безволи Всевышнего, неисповедимыми путями ведущего тварей к лучшему концу», —приводил в своих воспоминаниях К.С. Сербинович неоднократно высказываемуюКарамзиным мысль (32).
Однако,несмотря на подобный провиденциалистский подход к истории, который легко бы могоправдать любые его позиции, русский мыслитель не думал, что Россия «являетсяантитезой Европы, носителем… более высоких, нежели европейских принципов…Мессианские мотивы ему чужды» (33). Он подчеркивал, что в проявлениях скрытогоот людей замысла Провидения историк может видеть лишь действия разных инепохожих друг на друга народов, но никак не должен судить о том, кто лучше икто хуже, «ибо сие мудрование несвойственно здравому смыслу человеческому»(34).
Конечно,он «не всегда мог скрыть любовь к отечеству… Но не обращал пороков вдобродетели; не говорил, что русские лучше французов, немцев» (35). В одном изписем к Александру I он, прямо указывая на свою беспристрастность, замечал, чтов его «Истории...» «нет, кажется, ни слова обидного для народа; описываютсятолько худые дела лиц… Я не щадил и русских, когда они злодействовали исрамились» (36).
Действительно,Карамзину были чужды идеи как космополитизма, так и национального нигилизма(37). Хорошо известна его фраза о том, что «если бы отвечать одним словом навопрос: что делается в России, то пришлось бы сказать: крадут» (38). При всейсвоей любви к родине историк не проходил мимо «общественных злодейств», и еслив России было, например, лихоимство, то он честно заявлял об этом. Так, в«Истории государства Российского» Карамзин не скрывал варварских черт вхарактере россиян, когда они порой заражались «язвою разврата», и описывалпраздность русских и их пристрастие к крепким напиткам, языческие обычаи иереси, распутство и корыстолюбие, излишние жестокости и «окаменение сердец»(39).
Нов этом правдивом изображении событий и заключается, по мнению историка,истинная любовь к отечеству, чья судьба «и в славе, и в уничижении равно длянас достопамятна» (40).
Темне менее, необходимо признать, что Карамзин все же не избежал упреков и дажеобвинений в адрес иноземцев, и в первую очередь, европейцев. В «Предисловии» мывидим, как автор особо подчеркивал мирное освоение россиянами новых земель —«без насилия, без злодейств, употребленных другими ревнителями христианства вЕвропе и Америке» (41). На страницах многих томов «Истории...» можно прочестьстроки, посвященные описанию «низкой, завистливой политики Ганзы и Ливонскогоордена» (42), «грязных» попыток папы и иезуитов обратить россиян в латинство ивтравить их в ненужную войну с турками (43); укорял также историограф и лютеранв «примесах мудрований человеческих, несогласных с простотою Евангельскою»(44); ставил им как образец «чистоту и неприкосновенность греческоговероисповедания» (45); советовал немцам следовать примеру россиян, «которыедовольствуются подданством народов, оставляя им на волю верить или не веритьСпасителю» (46).
Отсюдапонятно особое отношение Карамзина к православию. По его мнению, «историяподтверждает истину… что вера есть особенная сила государственная» (47). И вэтом отношении православная набожность русских оказала государству величайшуюуслугу. «Прославим действие веры, — писал историк в томе, содержащем описаниеРоссии времен татаро-монгольского ига, — она удержала нас на степени людей играждан;… в уничижении имени русского мы возвышали себя именем христиан, илюбили отечество как страну православия» (48).
Такимобразом, учитывая присущие историческим взглядам Карамзина черты национализма ив то же время уважения к другим культурам, можно согласиться с мнениемС.Ф.Платонова, утверждавшего, что русскому писателю удалось «построить стройнуюсистему мировоззрения на синтезе двух начал: национальной старорусской иобщечеловеческой европейской» (49). Однако, на наш взгляд, следует подчеркнутьто, что Карамзин, не отделяя Россию от европейской цивилизационной системы,отводил ей совершенно особое место в этой системе, указывая на тот факт, чтоевропейские народы в своем развитии шли приблизительно одним общим путем, тогдакак россияне — своим собственным, и причем более трудным.
Путьот «колыбели до величия редкого» Россия прошла за 100 лет (862 г. — Х в.) («величие» — обширность, образованность). Феномен этот был обусловлен: 1) «пылкой,романтической страстью наших первых князей к завоеваниям» (50), 2) единовластием,где государь выступал в роли отца семейства, когда связь подданных со своиммонархом строилась по типу патриархальной.
Напротяжении многовековой истории России принцип самодержавия был несколько разпоколеблен, и тогда над страной нависала угроза потери ее государственнойсамостоятельности.
Особенноярко своеобразие России как самодержавного государства выразил историк напримере деятельности Петра I. В шестом томе «Истории...» автор, сравниваяИоанна III с Петром, впервые публично поставил вопрос о том, «кто из сих двухвенценосцев поступил благоразумнее и согласнее с пользою отечества» (51). Поего мнению, «Иоанн, включив Россию в общую государственную систему Европы иревностно заимствуя искусства образованных народов, не мыслил о введении новыхобычаев, о перемене нравственного характера подданных» (52). Петр поступилнаоборот, чем нанес неисчислимый вред России. Карамзин вовсе не отрицал, чтоЕвропа начиная с XI в. далеко опередила нас в своем развитии: «Сень варварства,омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в самое то время, когдаблагодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались… Россия,терзаемая моголами, напрягала силы свои единственно для того, чтобы неисчезнуть: нам было не до просвещения!» (53)
Взаписке «О древней и новой России» (1811), которую М.П. Погодин охарактеризовалкак «важнейшее государственное сочинение», стоящее «политического завещанияРишелье» (54), Карамзин указывал, что при неравном соотношении уровней развитияЗапада и России заимствования европейской культуры вполне возможны, и такиезаимствования стали обычными уже в допетровское время: «ЦарствованиеРомановых… способствовало сближению россиян с Европою». Но для Карамзинапроблема состояла в другом: «Сие изменение делалось постепенно, тихо, едвазаметно, как естественное возрастание, без порывов и насилия. Мы заимствовали,но как бы нехотя, применяя все к нашему и новое соединяя со старым» (55).
ПриПетре I «все переменилось». Страсть этого самодержца «к новым для нас обычаямпереступила в нем границы благоразумия». Петр, например, «искореняя древниенавыки, представлял их смешными, хваля и вводя иностранные», делал это восновном с помощью пыток и казней; при Петре произошло расслоение русского,единого до того народа: «… высшие степени отделились от нижних, и русскийземледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах». То есть обществораскололось на две субкультуры — «немецкую» и «традиционно-русскую». Петруничтожил достоинство бояр, изменил систему государственного управления.«Честью и достоинством россиян сделалось подражание». В области семейных нравов«европейская вольность заступила место азиатского принуждения». Ослаблиродственные связи: «Имея множество приятелей, чувствуем менее нужды в друзьях ижертвуем свету союзом единокровия» (56). Петр уничтожил патриаршество и объявилсебя главою церкви, ослабив тем самым веру. «А с ослаблением веры государьлишается способа владеть сердцами народа в случаях чрезвычайных, где нужно всезабыть, все оставить для Отечества, и где Пастырь душ может обещать в наградуодин венец мученический». Петр перенес столицу государства на окраину, построивее на песке и болотах и положив на это множество людских жизней, денег и усилий(57).
Врезультате всего этого, заключает Карамзин, «мы стали гражданами мира, ноперестали быть, в некоторых случаях, гражданами России» (58). Он считал, что«Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственноемогущество государств… Сей дух… есть не что иное, как привязанность к нашемуособенному, не что иное, как уважение к своему народному достоинству» (59). И вэтом, по утверждению Карамзина, главная ошибка «великого венценосца», ибо«государство может заимствовать от другого полезные сведения, не следуя ему вобычаях». Взгляд историографа на этот вопрос основывался на твердом убеждении,что народы «могут стоять на одной степени гражданского просвещения, имея нравыразличные» (60). В этом суть карамзинского национализма и суть егопринципиального подхода к «мудрой» монархической власти. Предписывать народнымобычаям насильственные уставы, был уверен Карамзин, есть беззаконие и «длямонарха самодержавного», тиранство (61).
Такимобразом, степень вмешательства государственной власти в сферу народныхпривычек, обрядов, верований, иными словами, в сферу частной жизни и личногодостоинства отдельного человека (62) была для русского мыслителя той чертой, закоторой заканчивается самодержавие и начинается деспотизм.
«Тиранияесть только злоупотребление самодержавия, — писал Карамзин в „Истории...“, —самодержавие не есть отсутствие законов: ибо где обязанность, там и закон:никто же и никогда не сомневался в обязанности монархов блюсти счастиенародное» (63).
Сточки зрения Карамзина, требования идеального самодержавия осуществила ЕкатеринаII, и это зависело не только от личности императрицы, но и от общего уровняполитического развития.
Преждевсего Екатерина обходилась без «средств жестоких», т. е. «без казни, без пыток,влияв в сердца министров, полководцев, всех государственных чиновников живейшийстрах сделаться ей неугодными и пламенное усердие заслуживать ее милость» (64);она допустила свободу высказываний по отношению к ней и к ее мероприятиям; онадеятельно работала над усовершенствованием «всех внутренних частей нашего зданиягосударственного» (65) и вела национальную внешнюю политику; но самое главное —Екатерина не требовала от россиян ничего противного их совести и гражданскимнавыкам.
Всегоэтого достаточно, чтобы Карамзин определил екатерининское царствование как«время счастливейшее для гражданина российского» (66).
Итак,«счастие гражданина», «счастие народное» — вот главная цель государственнойвласти; и народ как главный носитель национальных традиций является гарантомэтой власти, силой, способной решать судьбу самодержавия. В изображенииКарамзина русский народ предстает в единстве национального духа, и правителинарода лишь несут в себе лучшие черты национального характера (67). Причемзначение государственного деятеля определяется степенью его связи с народом (68),и только в ситуации «народ плюс власть» силы государства удесятеряются (69).
Однаиз главок девятого тома «Истории государства Российского» названа им «Любовьроссиян к самодержавию». Как думал Карамзин, эта «любовь» является главнымдоводом в пользу российского самодержавия, так как русский народ даже в годытирании Иоанна Грозного понимал необходимость и спасительность монархии дляРоссии, считая «власть государеву властью божественною» (70). В непоколебленнойдеспотией вере российских подданных в самодержавное правление Карамзинусматривал главную «силу государственную». И во многом для того, чтобы укрепитьее, он писал «Историю...», показывая ужасы и пагубу самовластия (71), ибо«вселять омерзение ко злу есть вселять любовь к добродетели» (72).
Истинное,«мудрое» самодержавие рисовалось Карамзину как равнодействующая и созидательнаясила, подчиняющая интересам государства аристократию и олигархию, уничтожающаяразъединительные тенденции в обществе и предотвращающая анархию (73).Утверждая, что «наше правление есть отеческое, патриархальное», историкполагал, что «в России государь есть живой закон» и судит, как отец семейства,без протокола — «по единой совести» (74).
Истиннаямонархия, по Карамзину, предполагая безграничную власть самодержца, основываетсяна его личных добродетелях. Поэтому самодержавная власть — это всегда испытаниеее носителя.
Чемже в таком случае должна быть связана воля самодержца? Ответна этот вопрос мынаходим уже в первых томах «Истории...». «правила нравственности и добродетели,— читаем у Карамзина, — святее всех иных и служат основанием истинной политики»(75).
Единственнымсредством охранения подданных от злоупотреблений власти Карамзин считал совестьмонарха и создавшиеся традиции. Ничто другое не должно ограничивать волюсамодержца, никому и ни в чем не дающего ответа и ни перед кем неответственного.
Несколькослов о коллективном бессознательном или ментальности русского народа. Вотположения некоторых современных авторов — «архетипические» русские черты: 1)рабская психология, отсутствие чувства собственного достоинства, нетерпимость кчужому мнению, холуйская смесь злобы, зависти и преклонения перед чужойвластью; 2) любовь к сильной, жестокой власти и самой жестокости власти, впсихике доминирует «тоска по Хозяину»; 3) мечтания о какой-то роли или миссииРоссии в мире, желание чему-то научить других, указать какой-то новый путь илидаже спасти мир (76).
Попытаемсясравнить их с карамзинской позицией. С этой точки зрения интереснахарактеристикагражданского образаДревней России, в котором соединились чертыВостока и Запада.
Образэтот, по Карамзину, не что иное, как смесь: 1) древних восточных нравов (славяни монголов), 2) византийских (заимствованных вместе с христианской верой) и 3)«некоторых германских, сообщенных им варягами». Утехи рыцарские и духместничества — германские обычаи, «заключение» женского пола и строгоехолопство — азиатские обычаи, царский двор уподоблялся византийскому. Эта смесьв нравах, «произведенная случаями, обстоятельствами, казалась нам природною ироссияне любили оную, как свою народную собственность».
Присамодержавии «царь сделался для всех россиян земным Богом», режим холопстваусилился: даже в кровавую эпоху Ивана Грозного бояре и народ не дерзаличто-либо замыслить против венценосца и смиренно молили Господа о спасении. «Вселюди, знаменитые богатством или саном, — писал Карамзин, — ежедневно готовилиськ смерти и не предпринимали ничего для спасения жизни своей!» (77). Народнаядобродетель даже не усомнилась в выборе между гибелью и сопротивлением.
Историясвидетельствует, что ориентация монарха на «святыни предков» или «дух народный»составляет «нравственное могущество государств, подобно физическому, нужное дляих твердости» (78). Старому народу не нужны новые законы, не нужны иностранныеобычаи. В глазах Карамзина примерами государей, чье «нравственное могуществоцарское» пало в результате отчуждения от своего народа, могут служить: Годунов,«татарин происхождением, Кромвель умом», — убийца; Лжедмитрий — тайный католик;Шуйский — уступивший часть власти боярам, «многоголовой гидре аристократии»(79); Петр I — при котором «честью и достоинством россиян сделалось подражание»(Западу), и т. д. и т. п.
Именно«дух народный» определяет границы самовластия монарха. Не отрицая взаимовлиянияразных стран и народов, в частности сближения россиян с Европой, в результатекоторого «восточная простота» сменилась европейской затейливостью, Карамзинсчитает «насилием, беззаконным и для монарха самодержавного» (80) искоренениедревних навыков, обычаев.
Такимобразом, по мысли Карамзина, самодержавие ограничивается авторитетом«народности», которую нужно охранять и лелеять, не вмешиваясь в «домашнююжизнь» народа.
Яркийпример этому — осуждение царя, несмотря на пресловутое холопство, негативные оценкиИвана Грозного не только в летописях, но и в народных преданиях (в одном изкоторых, например, говорится, что «царь обманул Бога»). Точно так же и Петр Iпрослыл в народе Антихристом, а Алексей — мучеником за веру.
Отсутствиеили разрушение ценностей народной жизни или, говоря современным языком,национальных ценностей, стоящих выше авторитета власти, автоматически порождаетобщество тоталитарного типа.
Этузакономерность хорошо понимал Карамзин, когда рассуждал о «духе народном» иприводил конкретные примеры из русской истории, свидетельствовавшие о том, чтозабвение, разрушение «народности» всегда вело к вырождению самодержавия втоталитарный режим или, словами Карамзина, в деспотию, тиранство. Чтобыубедиться в этом, достаточно сравнить карамзинские характеристики царствованияПетра I и Екатерины II, о которых мы говорили выше.
Ещераз повторим афоризм Карамзина: «для старого народа не надобно новых законов»(81). Самая лучшая конституция — отсутствие конституции — вот кредо мыслителя.
Привсем этом, однако, Карамзина можно назвать одним из первых в отечественнойполитической мысли авторов легитимной модели российской государственности.Историограф, дополнив патримониальную идею божественного происхождениямонархической власти целой системой исторической аргументации легитимности,правомерности самодержавия в России (единственно возможного, а потому,безусловно, законного типа существования именно данной формы правления),сформулировал национальный легитимистский принцип, обосновывающий законность правящейдинастии не столько на фундаменте норм русского права, сколько на основесамобытных, естественно-исторических начал единения самодержавия и народа, чтои является выражением коренных («конституционных» в некотором смысле)национальных интересов россиян.
ВзглядКарамзина на сущность русского самодержавия, которое, по его убеждению,неотделимо от самой «метафизической природы» России, в сконцентрированном видеможно охарактеризовать его же словами из письма к П.А. Вяземскому: «Россия неАнглия, даже и не Царство Польское: имеет свою государственную судьбу, великую,удивительную и скорее может упасть, нежели еще более возвеличиться.Самодержавие есть душа, жизнь ее, как республиканское правление было жизньюРима» (82).
«Пароксизмлиберальности» (83) — европейской, универсальной — здесь не годится, уверялКарамзин. Каждый народ в своем историческом бытии реализует присущий только емутип культуры, в основе которой лежит создание национальной государственности.Нельзя не согласиться в этом смысле с точкой зрения С.С. Ланды, заметившего,что, «подобно тому как в древности идея республики получила свое высшеевыражение в создании всемирного Римского государства, новое время принесло ссобой идею самодержавия, которое, согласно Карамзину, является душой, сущностьюисторического развития русского народа» (84).
Всвете этого объяснения становится понятным и «республиканизм» Карамзина, окотором он сам неоднократно заявлял (например, «я в душе республиканец, и такимумру» (85); «по чувствам останусь республиканцем, и притом верным подданнымЦаря Русского: вот противоречие, но только мнимое!» (86)). Вряд ли это была«только манера выражаться» (87). По замечанию Ю.М. Лотмана, республика была дляисторика «на протяжении всей его жизни идеалом, недосягаемой, но пленительноймечтой...» (88). Еще более простое истолкование этого «парадокса» (89) далВяземский: «Как человек, был он либерал, как гражданин был он консерватор…Вторым сделался он вследствие изучения истории...» (90). А история показалаКарамзину: «Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разновластия,а спаслась мудрым самодержавием» (91).
Список литературы
1.Вяземский П.А. Отметки при чтении исторического похвального слова Екатерине II,написанного Карамзиным // Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 7. СПб.,1882. С. 361.
2.Кислягина Л.Г. Формирование идеи самодержавия в политической концепции Н.М.Карамзина // Вопросы методолгии и истории исторической науки. М., 1977. С. 134.
3. См.: Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941. С. 180.
4.Макогоненко Г.П. Литературная позиция Карамзина в XIX веке // Русскаялитература. 1962. № 1. С. 130.
5. См.: Историография истории СССР. С древнейших времен до Великой Октябрьской социалистическойреволюции / Под ред. В.Е. Иллерицкого и И.А. Кудрявцева. М., 1971. С. 118–119.
6. См.: Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII –– первая половина XIX в.).М., 1985. С. 188–192.
7.Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. Л., 1987. С. 252.
8.Карамзин Н.М. Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени // КарамзинН.М.Сочинения: В 2 т. Т. 2. Л., 1984. С. 219.
9.Белинский В.Г. Статьи о Пушкине. Статья вторая // Белинский В.Г. Полноесобрание сочинений: В 13 т. Т. 7. М., 1957. С. 135.
10.Цит. по: Бестужев-Рюмин К.Н. Биографии и характеристики. СПб., 1882. С. 208.
11.Берков П.Н. Проблемы исторического развития литератур. М., 1981. С. 305.
12.Карамзин Н.М. Историческое похвальное слово Екатерине II // СочиненияКарамзина: В 3 т. Т. 1. СПб., 1848. С. 313.
13.Кизеветтер А.А. Н.М. Карамзин // Русский исторический журнал. 1917. Кн. 1. С.20.
14. См. подр.: Ширинянц А.А. Очерки истории социально-политической мысли России XIX века. Ч. 1. М., 1993. С. 16–17.
15.Тургенев Н.И. Россия и русские. Т. 1. М., 1915. С. 342.
16.Грот Я.К. Очерк деятельности и личности Карамзина. СПб., 1867. С. 32.
17.Карамзин Н.М. Письмо И.И. Дмитриеву от 22 ноября 1817 г. // Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 225.
18.Литературный симпозион // Русская старина. 1890. Т. 67. № 9. С. 452–453.
19.Карамзин Н.М. Письмо И.И. Дмитриеву от 26 января 1820 г. // Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 281.
20.Карамзин Н.М. История государства Российского: В 4 кн., 12 т. –– Репринт.вопроизв. 5 изд. 1843 г. –– М., 1988–1989. Т. 1. С. X (Далее все ссылки даютсяпо данному изданию).
21.Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 105.
22.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 1. С. 67.
23.Там же. С. 142.
24.Там же. С. 67.
25. См.: Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII –– первая половина XIX в.).М., 1985. С. 188–190.
26.Сахаров А.Н. Уроки «бессмертного историографа» // Карамзин Н.М. Историягосударства Российского: В 12 т. Т. 1. Приложения. С. 446.
27.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 6. С. 213.
28.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 6. С. 126.
29.Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 18.
30.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 6. С. 210.
31.Вяземский П.А. Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти Пушкина //Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 2. СПб., 1879. С. 362.
32.Сербинович К.С. Н.М. Карамзин. Воспоминания // Русская старина. 1897. № 10. С.246.
33.Пустарнаков В.Ф. К вопросу о типологии течений русской философско-историческойи социологической мысли второй половины XVIII –– первой трети XIX вв. //Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентации исследования. Сб. ст. Вып. 5. М., 1990. С. 18.
34.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 5. С. 222.
35.Карамзин Н.М. {Вариант предисловия к «Истории»}// Неизданные сочинения ипереписка Н.М. Карамзина. Ч. 1. СПб., 1862. С. 206.
36.Карамзин Н.М. Письмо Императору Александру I от 23 августа 1822 г. // Там же. С. 29.
37.Сахаров А.Н. Уроки «бессмертного историографа» // Карамзин Н.М. История государстваРоссийского: В 12 т. Т. 1. Приложения. С. 446–448.
38.Вяземский П.А. Старая записная книжка // Вяземский П.А. Полное собраниесочинений. Т. 8. СПб., 1883. С. 113.
39. См. соотв.: Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 6. С. 62; Т. 11. С. 52; Т. 9. С.273; Т. 11. С. 71; Т. 12. С. 75.
40.Там же. Т. 2. С. 39.
41.Там же. Т. 1. С. X.
42.Там же. Т. 8. С. 70.
43. См. соотв.: Там же. Т. 7. С. 61; Т. 9. С. 190; Т. 10. С. 109; Т. 12. С. 89.
44.Там же. С. Т. 7. С. 131
45.Там же. С. 61.
46.Там же. Т. 3. С. 90.
47.Карамзин Н.М. Историягосударства Российского. Т. 5. С. 224.
48.Там же. 218.
49.Платонов С.Ф. Статьи по русской истории. М., 1912. С. 509.
50.Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 17.
51.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 6. С. 216.
52.Там же.
53.Там же. С. 216.
54.Погодин М.П. Н.М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников.Ч. 2. М., 1866. С. 69.
55.Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 31.
56. См.: Там же. С. 32–34.
57. См.: Там же. С. 36–37.
58.Там же. С. 35.
59.Там же. С. 32.
60. См.: Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 33.
61.В основе «тиранства» — замена национального инонациональным иликосмополитическим и как следствие — противоборство народа, сохраняющего свое«Я», и институтов террора (по типу петровских «тайных канцелярий»).
62. См. об этом: Лотман Ю.М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях»Карамзина –– памятник русской публицистики начала XIX века // Литературнаяучеба. 1988. № 4. С. 93.
63.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 7. С. 121.
64.Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 41.
65.Там же. С. 41–42.
66.Там же. С. 44.
67. См. подр.: Лузянина Л.Н. Проблема историзма в творчестве Карамзина — автора «Истории государстваРоссийского» // XVIII век. Сб. 13. Л., 1981. С. 164.
68. См.: Федоров В.И. Исторические повести Н.М. Карамзина. Автореф. дисс.… к. фил. н. М., 1955. С.13.
69. См.: Эйдельман Н.Я. Последний летописец. М., 1983. С. 126–127.
70.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 9. С.98.
71. См.: Вацуро В.Э., Гиллельсон М.И. Сквозь умственные плотины». М., 1986. С. 61.
72.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 9. С. 250.
73. См.: Козлов В.П. «История государства Российского» Н.М. Карамзина в оценках современников. М.,1989. С. 175.
74.Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 102.
75.Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 4. С. 147.
76. См.: Шафаревич И.Р. Есть ли у России будущее? М., 1991. С. 392–393.
77. См.: Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 23–25.
78.Там же. С. 32.
79.Там же. С. 25–28.
80.Там же. С. 33.
81.Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 93.
82.Карамзин Н.М. Письмо П.А. Вяземскому от 21 августа 1818 г. // Письма Н.М. Карамзина к князю П.А. Вяземскому. 1810–1826 (Из Остафьевского архива). СПб.,1897. С. 60.
83.Карамзин Н.М. Письмо П.А. Вяземскому от 2 августа 1821 г. // Там же. С. 114.
84.Ланда С.С. Дух революционных преобразований. М., 1975. С. 31.
85.Карамзин Н.М. Письмо П.А. Вяземскому от 21 августа 1818 г. // Письма Н.М. Карамзина к князю П.А. Вяземскому. 1810–1826 (Из Остафьевского архива). СПб.,1897. С. 60.
86.Карамзин Н.М. Письмо И.И. Дмитриеву от 11 сентября 1818 г. // Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 249.
87.Пыпин А.Н. Исследования и статьи по эпохе Александра I. Т. 2. Пг., 1918. С.466.
88.Лотман Ю.М. Политическое мышление Радищева и Карамзина и опыт Французскойреволюции // Великая Французская революция и русская литература. М., 1990. С.60.
89.Выражение А.С. Пушкина. См.: «Однажды начал он при мне излагать свои любимыепарадоксы...» (Пушкин А.С. Воспоминания. Карамзин // Пушкин А.С. Полноесобрание сочинений: В 10 т. Т. 8. Л., 1978. С. 50).
90.Вяземский П.А. Отметки при чтении исторического похвального слова Екатерине II,написанного Карамзиным // Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. Т. 7. СПб.,1882. С. 357.
Почтидословно эту мысль Вяземского повторил позднее С.М. Соловьев: «… охранительныестремления… еще более усилились изучением истории. Когда вскрылись памятникидревности, то глазам историка предстала эта медленная и великая работа вековнад государственным зданием, и почувствовал он благоговейное уважение к этойработе и ее следствиям; поспешность движения явилась для него столь же беззаконною,как и отсутствие движения… И во имя истории заявил он протест против движенийпервого десятилетия XIX века, бывших в его глазах слишком быстрыми, неистекавшими из существующих потребностей страны» (Соловьев С.М. «Историягосударства Российского» как выразительница народного самосознания // Н.М.Карамзин. Его жизнь и сочинения: Сб. ст. / Сост. В.И. Покровский. М., 1912. С.123).
91.Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 22.
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.portal-slovo.ru