Содержание
Введение
1 Российско-британские внешнеполитические отношения в 1856-1907гг
1.1 Антироссийский вектор внешней политики королевского правительстваВеликобритании в конце 50-х-70-х гг. XIX в.
Глава 2 Проекты завоевательных походов в Индию середины XIX — начала XX вв.
2.1.Разработка планов вторжения в Индию в середине XIX — началеXX вв.: причины и цели
2.2 Военные проекты офицеров Генерального штаба и войск Туркестанскоговоенного округа второй половины XIX — начала XX в
2.3 Военные походы в Индию второй половины XIX — начала XX в
Глава 3. Реакция британской колониальной администрации и индийцевна российские проекты завоевания Индии
3.1 Индийские посольства в Россию как реакция на российские проектывоенного вторжения в Индию
3.2 Оборона Индии: использование тезиса о «русской угрозе» Индиибританской колониальной администрацией для проведения наступательной политики наСреднем Востоке
Заключение
Список использованных источников
Введение
50–60-е годы XIX в. являлисьважной эпохой в истории политики России в Средней Азии. Поражение в Крымской войне(1853–1856) заставило царское правительство временно отказаться от активной политикина Балканах и Ближнем Востоке и уделить больше внимания укреплению своих позицийв странах Центральной Азии. Наибольший интерес у господствовавших тогда кругов Российскойимперии вызывали Бухарское, Кокандское и Хивинское ханства, которые поддерживалитесные торговые отношения с Россией. Этому способствовала географическая близостьих к России, а также экономическая обстановка в Российской империи и среднеазиатскихханствах в первой половине XIX в. Россия все более твердо становилась на капиталистическийпуть развития, а Средняя Азия представляла собой экономически отсталый район, являвшийсявыгодным рынком сбыта промышленной продукции и источником сырья.
Укрепление экономических,а в связи с этим и политических позиций в среднеазиатских ханствах приобретало дляторгово-промышленных кругов Российской империи тем большее значение, что русскаяпромышленность отставала в те годы по уровню и темпам развития от промышленностикапиталистических стран Европы.
Узость внутреннего рывка,обусловленная господством крепостного права, а после его отмены — наличием серьезнейшихпережитков феодально-крепостнической системы, увеличивала ценность внешних рынковдля правящих классов империи. Российский капитализм, который встречал серьезныетрудности для развития «вглубь», распространялся «вширь». Важным объектом этогораспространения после Крымской войны стала Центральная Азия. [24 с. 173]
Однако на пути завоеванияэтих рынков царизм сталкивался с сильным соперником — Англией. Завершив в серединеXIX в. подчинение Индии и превратив ее в базу широкой экономической и военно-политическойэкспансии в Азии и Африке, британские колонизаторы стремились установить свое господствои в Центральной Азии. Английские фабричные товары, вытеснявшие в Индии местное ремесленноепроизводство, наводняли Турцию, во все большем количестве проникали в Иран, Афганистан,Среднюю Азию, западнокитайскую провинцию Синьцзян Британские войска вторгались вИран и Афганистан, а английские агенты вели подрывную деятельность в Бухаре, Хиве,Коканде, Синьцзяне. Правящие круги Англии и британская печать прикрывали эти действияшумихой о «русской угрозе» Индии.
Английская торгово-политическаяэкспансия явилась дополнительным стимулом, обусловившим активизацию политики Россиив Средней Азии. Проведя в 1857–1862 гг дипломатическую и военную разведку, царскоеправительство в 1863–1868 гг. распространило свое господство на Южный Казахстани Северную Киргизию, на Ташкентский и Самаркандский оазисы, заставило крупнейшиесреднеазиатские ханства — Бухарское и Кокандское — признать их зависимость от Российскойимперии.
Политика капиталистическихдержав и международные отношения в Центральной Азии (особенно в Средней Азии) вXIX в. освещены слабее. Среди имеющихся работ на эту тему видное место занимаютисследования А. Л. Попова, базирующиеся на богатом и разностороннем фактическомматериале: «Борьба за среднеазиатский плацдарм» (ограничена тридцатыми годами XIXв.), «Из истории завоевания Средней Азии» и обширный труд «Внешняя политика русскогоцаризма в XIX веке в «кривом зеркале» М. Н. Покровского», где рассматриваются преимущественноисториографические вопросы. [29 с. 97]
Британские империалисты, неоднократновыступавшие с резкими протестами против продвижения России в Азии и организовывавшиедемагогические кампании по поводу «угрозы Индии», фактически мало внимания уделялиподготовке к обороне против «русского вторжения». Вдоль северной границы Индии,казалось, наиболее уязвимой, не было построено почти никаких укреплений.
Глава 1. Российско-британские внешнеполитические отношения в 1856-1907гг
Среди множества проблем, такили иначе привлекающих внимание доминирующего большинства западных исследователей,одно из ключевых мест занимает соперничество в Центральной Азии между Россией иАнглией – двумя великими державами, – пик которого приходится на XIX век. Впрочем,понятие «соперничество» применительно к политике самой Великобритании в публикацияхпрактически не используется, если и встречается, то довольно редко, скорее как некоеисключение. Она неизменно преподносится главным образом как реальная альтернатива«агрессивному», «колонизаторскому» курсу России, ее антипод, определяющий мотивдействий которой составляли стремление отвести «угрозу Индии», отстоять независимостьАфганистана, Персии и Турции, не говоря уже о таких малых государствах, как Хива,Бухара и Коканд, оказавшихся по воле истории в зоне «жизненных интересов» двух великихдержав.
Так что же послужило решающимтолчком к радикальному пересмотру политического курса России в регионе ЦентральнойАзии, на Востоке в целом в начале XIX века, отзвуки которого дают о себе знать исегодня по прошествии почти двух столетий? Однозначно ответить на этот вопрос сложно,ибо любая серьезная государственная политика всегда аккумулирует в себе множествомелких и мельчайших слагаемых, обволакивающих одну единственную – стержневую, определяющуювсю стратегию и тактику действий. Распознать ее удается не всегда и не всем, темболее, если такая цель тем или иным автором перед собой и не ставится вовсе. Поэтомуудивляться тому довольно широкому разнообразию мнений, порой диаметрально противоположных,о мотивах продвижения России на юг Центральной Азии, кочующих по страницам западныхизданий, не приходится. [20 с. 317]
1.1 Антироссийский вектор внешней политики королевского правительстваВеликобритании в конце 50-х-70-х гг. XIX в
Рассматривая англо-русскоесоперничество в период XIX столетия и позже, Э.Инграм акцентирует внимание на том,что оно охватывало широкое геополитическое пространство: Закавказье и Украину, Индиюи Японию, Персию и Афганистан, Балканы и Африку – по сути все страны и континенты.Особенно остро оно ощущалось именно в Центральной Азии. В его основе лежали, кромевсего прочего, коммерческие интересы, стремление взять под контроль еще недостаточноосвоенные национальные рынки Хивы, Бухары и Коканда, важнейшие транзитные межконтинентальныеторговые магистрали, проходящие через регион Прикаспия и Приаралья с Востока наЗапад, получить неограниченный доступ к дешевым источникам сырья. Общеизвестно,что Российское правительство, информированное о готовившемся Британией вооруженномвторжении в Афганистан, предвидело возможность столкновения интересов в регионедвух великих держав и само предлагало реальные и конструктивные пути предотвращенияконфронтации. Еще 20 октября 1838 года Министерство иностранных дел России направилосвоему послу в Лондоне Поццо-ди-Борго инструкцию, содержавшую комплекс детальнопродуманных мер по обеспечению в Центральной Азии мира и стабильности, устранениюугрозы вероятной конфронтации с Британией. В ней, в частности, предлагалось: «Укреплятьтишину в этих странах; не натравлять их одну против другой посредством потворстваих взаимной ненависти; ограничиваться соревнованием на поприще промышленности, ноне вступать в борьбу из-за политического влияния, и, наконец, – что важнее всегоостального – уважать независимость промежуточных, нас разделяющих стран, – такова,по нашему мнению, система, которой оба правительства должны неизменно следоватьв виду общей их пользы и с целью предупреждения возможности столкновения между двумявеликими державами, которые, чтобы оставаться друзьями, обязаны не иметь в ЦентральнойАзии ни соприкосновения, ни столкновения». Однако официальный Лондон, готовившийсяк вооруженной интервенции в Афганистан, в очередной раз фактически проигнорировалмирные инициативы России, не желая видеть в ней равноправного партнера в решениипроблем Востока.
Для Великобритании уже с началаXIX века «усмирение» России, чьи действия в Центральной Азии будто бы создавалиугрозу Индии, а также другим странам Ближнего и Среднего Востока, превратилось вбуквальном смысле в навязчивую идею. Официальный Лондон демонстративными дипломатическимидемаршами по поводу «неуступчивости» России в афганском и персидском вопросах, разжиганиемв печати антирусской истерии и поощрением пропагандистской шумихи не ограничивался.Под их прикрытием скрытно готовилась широкомасштабная экономическая и военная интервенцияв Центральную Азию с тем, чтобы, во-первых, воспрепятствовать российскому продвижениюв регион, во-вторых — перекрыть доступ российским товарам в традиционные рынки,в-третьих — взять под контроль транзитную торговлю России через регион Прикаспияи Приаралья со странами Ближнего и Среднего Востока, Индией и Китаем, в-четвертых— добиться превращения Бухарского эмирата, Хивинского и Кокандского ханств в плацдармыдля наступления Британии на юг России и, наконец, в-пятых — окончательно закрепитьсяв Индии, а также Афганистане, Персии и Турции, расширив таким образом британскуюколониальную империю на всем Востоке. Это — не предположение, а спланированная стратегияи тактика практических действий Британии по наращиванию собственного присутствияв Центральной Азии.
Открытой и честной конкуренциис Россией на торгово-экономическом поприще Британия предпочитала методы силовогодавления, шантажа и интриг, раздувание разного рода противоречий, нагнетание истериии политической напряженности и т.д. Так, судя по материалам, содержащимся в книгеЭ. Ингрэма, она скрытно наращивала «индийскую армию, чтобы продемонстрировать ееспособность к действиям далеко за пределами страны вЦентральной Азии», готовиласобственные вооруженные силы к тому, чтобы они могли при необходимости «в периодкризиса решить, как воспрепятствоватьРоссии получить преимущество», пыталась недопустить налаживания ее отношений с Персией, Афганистаном и Турцией, прихода вних к власти правителей, которые «были бы обязаны своим троном царю» и могли быспособствовать превращению страны в протекторат, способный служить трамплином длясеверного соседа, прокладывала новые торговые маршруты, минуя Россию, в ЦентральнуюАзию, посылая канонерские лодки на Черное море, спекулировала угрозой «закрыть Дарданеллывсякий раз, когда Россия оказывалась в состоянии войны» с кем-либо из стран БлижнегоВостока, и т.п.Все это делалось вопреки тому, что воспринималось Российским правительствомне просто как обычное наращивание конкуренции в регионе двух великих держав, а переносее в качественно иную плоскость — конфронтации и подстрекательства. [9 с. 298]
Англия обладала не одним,а сразу несколькими параллельными вариантами планов как военной, так и экономическойэкспансии в Центральную Азию и Россию. В них были отчетливо обозначены наиболеепредпочтительные маршруты проникновения вглубь региона из побережья Черного и Каспийскогоморей, намеченные на основе данных скрытых топографических изысканий и разведки.Один из них шел в восточном направлении вдоль Черного моря к Северной Персии и назапад — вдоль Северного Афганистана, затем вниз по Оксусу (Амударье) к Аральскомуморю. Другое направление пересекало Каспийское море на юго-восток от впадения Волгиу города Астрахани и затем следовало так называемым «французским маршрутом» курсомпрямо на восток вдоль территории Северной Персии к Мешхеду, Герату и Хяберскомуили же Боланскому перевалам. Существовал и вариант продвижения через Хиву по Амударьек Аральскому морю и затем — к Пешавару, Кабулу и Хяберскому перевалу. Среди нихпредпочтение отдавалось маршруту, пролегавшему непосредственно по побережью Черногоморя, который преподносился как идеальный «для использования купцами, продающимихлопковые товары». На то, что это было всего лишь прикрытием, а на самом деле планимел далекие от торговли цели, указывало пояснение, что его реализация сулила «победув идеологической борьбе между либерализмом и абсолютизмом», — как верно подмечаетЭ. Ингрэм. Под «либерализмом» подразумевалась, вне всякого сомнения, сама, так сказать,«образцовая» Великобритания, а «абсолютизмом» — монархическая Россия. [22 с. 51]
1.2 Российско-британскиеотношения в 80-е гг. XIX в. Конец политики «блестящей изоляции» Великобритании
Адекватной оценке роли военныхпланов в отношении Индии в отечественной историографии англо-русского соперничествана Среднем Востоке препятствовало обращение исследователей к более масштабным и,на их взгляд, исторически значимым событиям и процессам внешнеполитической жизниРоссийской империи. Недостаточная разработанность темы в имеющихся исследованияхвынуждает обратиться к изучению вышеуказанных проблем.
Наличие обширной источниковойбазы и информация, накопленная в работах, посвященных указанной проблематике, позволяетвзглянуть на проблему англо-русского противостояния на Среднем Востоке под новымракурсом, определить роль проектов военного проникновения в Индию в построении взаимоотношенийколониальных держав на Востоке.
Степень изученности темы.Внешняя политика Российской империи на Среднем Востоке в XVIII-начале XX вв. былаобъектом пристального изучения западных ученых, не обошедших, в той или иной степени,своим вниманием и проблему организации российских военных экспедиций к границамБританской Индии.
Английская историография внешнейполитики России основывалась на постулате «русской угрозы». Идея «русской угрозы»связана с широко распространенной в Европе XVIII в. так называемой фоккердотовскойисториографией. Фоккердот, чиновник прусского короля Фридриха I, стал автором памфлета,осуждавшего Петра I. Внешнюю политику России на протяжении последующих столетийприверженцы данной теории рассматривали как осуществление «завещания» Петра I, какпродолжение агрессивного внешнеполитического курса первого российского императора.Свое дальнейшее формирование теория получила в работах более поздних авторов, однимиз которых стал М.Лезюр, служащий министерства иностранных дел Франции времен правленияимператора Наполеона I. Работа под названием «О росте мощи России с ее возникновениядо начала XIX века» («Des progress de la puissance russe depuis son origine jusquau commencement du XIX siecle») содержит сведения о существовании в частных архивахроссийской императорской семьи секретных мемуаров, принадлежащих перу Петра I, касающихсявнешнеполитических планов правителей Российской империи на л продолжительный сроки оптимальных, на взгляд автора, путей их осуществления2. К «завещанию» Петра Великогоиностранные правительства обращались и позднее, для манипулирования общественныммнением европейцев во время Крымской войны 1853-1856 гг. и во время русско-турецкойвойны 1877-1878 гг. Положение о «сверхагрессивности» России и «оборонительной» политикеАнглии в странах Востока стало отправным пунктом многих западных исследователей,считавших, что главной целью России в продвижении на Восток было создание потенциальнойугрозы британским владениям в Индии. Доказательством этой версии зарубежным историкамслужили российские проекты завоевательных походов в Индию.[5 c. 163]
На проблему «русской угрозы»Индии существовали различные точки зрения: от алармизма у Дж.Макнила до почти полногоотрицания «угрозы» у Р.Берслема. Для абсолютного большинства британских авторовбыла характерна противоречивость, которой особенно отличались позиции Дж.Аббота,в целом склоняющегося к признанию «русской угрозы» Индии, но «умеренно» оценивающегоэкспансионистские намерения и возможности Российской империи4. Это отчасти объяснялосьособенностью 30-40 гг. XIX в. как времени зарождения двух основных доктрин колониальнойполитики Великобритании на Среднем Востоке — школы «наступательного курса» («forwardpolicy») и школы «искусной бездеятельности» («masterly inactivity»). Эти доктриныбыли окончательно сформулированы лишь в 70-80 гг. XIX в.
К первому направлению принадлежалиавторы, исследовавшие «среднеазиатский вопрос» с позиций консерватизма, пропагандировавшего«наступательный курс» английской политики на Востоке (Г.К.Роулинсон, Ч.МакГрегор,Дж.Маллесон, Г.Хэмли, Ч.Марвин, Ф.Бернаби, Ф.Робинсон, I В.Бейкер). Они считали,что продвижение России в Средней Азии в 60-80-х гг. XIX в. было лишь началом наступленияна Индию. Для его отражения рекомендовалось применять самые решительные меры, включаяпревентивный захват Афганистана и других буферных территорий, разделявших азиатскиевладения двух империй. [12 с. 318]
Существенное влияние на становлениеосновных направлений восточной политики Великобритании, и, прежде всего, школы «наступательногокурса» в 70-х гг. XIX в. оказал Генри Кресвик Роулинсон. Исходным пунктом в рассужденияхГ.К. Роулинсона являлась идея о русском вторжении в Индию, воспринимавшаяся им приближающейсяреальностью по мере поэтапного продвижения России в Средней Азии. Наиболее эффективнымсредством предотвращения войны в Индии Г.К.Роулинсон считал подчинение Афганистанаи Ирана. Ввиду «очевидной перспективы русской экспедиции в Индию», — писал он, — необходимо сосредоточить на афганской границе войска, которые можно использоватьдля давления на эмира: «… вмешательство в дела Афганистана стало в настоящее времядолгом, и известные жертвы или ответственность, которые мы возложим на себя,…окупятся в будущем».
Доктрина «наступательногокурса» широко использовалась правящими кругами Англии не только во внешнеполитическихцелях, но и в области внутренней политики для обоснования необходимости увеличенияфинансирования армии, флота и совершенствования вооружений.
Военные демонстрации на азиатскихрубежах империи в русле официального истолкования событий интерпретировались исследователямитой поры как средство обезопасить границы, многочисленным проектам военного проникновенияв сопредельные Русскому Туркестану государства Среднего Востока отводилась рольдейственного и неоднократно опробованного способа регулирования напряженности ввопросах европейской политики, где ведущая роль традиционно принадлежала Великобританиии ее сателлитам.
Говоря о неосуществимостипроектов завоевания Индии в конкретных исторических условиях, отечественные исследователине отрицали факта существования подобного рода планов, не ставили под сомнение оценку,полученную в результате обсуждений, и цели, преследуемые авторами.
До конца XIX в. Великобританиятрадиционно воздерживалась от участия в европейских коалициях, руководствуясь во«внешней политике лишь собственными интересами. Премьер-министр страны лордСолсбери на брошенный ему как-то упреке отсутствии союзников ответил, что Англияв них не нуждается и назвал ее изоляцию «блестящей»: над землями империи никогдане заходит солнце, ее подданными числятся полмиллиарда человек, королевский флотпо тоннажу и огневой мощи превосходит объединенные силы всех других морских держав.
Уверенные в неуязвимости островногоположения Англии и в преимуществе ее военного флота, британские дипломаты считалилучшей внешней политикой не связывать себе руки союзами с другими государствами,поощрять конфликты между ними и извлекать из этих конфликтов выгоду для Англии.Для сохранения «европейского равновесия» Великобритания обычно противодействоваланаиболее сильной континентальной державе, не позволяя ей занять ведущее положениев Европе.
Однако ухудшение международногоположения страны в начале XX в. вынудило английское правительство изменить внешнеполитическийкурс. Резкое усиление военной и морской мощи Германии, ее неприкрытые территориальныепритязания создавали реальную угрозу существованию Британской империи. Политикаизоляции становилась опасной и британская дипломатия начала поиски союзников в предстоящейсхватке с Германией.
В1904 г., после урегулированиявзаимных колониальных претензий в Африке, Англия заключила военно-политическое соглашениес Францией, названное Антантой («Сердечным согласием»). В 1907 г. Антанта сталатройственной: подписав с Англией конвенцию о разделе сфер влияния в Иране, Афганистанеи Тибете, к ней присоединилась и Россия. Таким образом, в результате соглашений1904-1907 гг. окончательно оформился военно-политический блок трех держав, противостоящийстранам Тройственного союза. Политическая подготовка к войне была завершена. [3с. 235]
Задолго до начала войны британскоеправительство стало усиленно вооружать страну: за десять предвоенных лет военныерасходы Англии увеличились в три раза. Созданный в 1903 г. Комитет имперской обороныразработал стратегический план в масштабе империи. Наряду с усилением флота в Англиибыла создана армия, готовая, в случае необходимости, к боям на континенте.
Глава 2. Проекты завоевательных походов в Индию середины XIX — начала XX вв
С проникновением России вСреднюю Азию на смену экономическим целям, преследуемым авторами военных проектов,пришли конкретные политические задачи. Превалирование внешнеполитических проблемнад экономическими вопросами отчетливо прослеживается в обосновании появления плановагрессивных действий российской стороны против английских владений в Индии во второйполовине XIX в. Проектам военных походов к границам Индостана этого периода отводиласьфункция устрашения. Использование факта русской угрозы в осуществлении дипломатическогодавления на Уайтхолл стало непременным условием решения проблем европейской и азиатскойполитики, стоявших перед руководством Российской империи.
Военные аспекты внешней политикинапрямую связаны с межгосударственной деятельностью государства, применением вооруженныхсил, угрозой применения силы, использованием потенциала вооруженной организациидля установления государственных границ, для повышения военно-экономического потенциалагосударства. В противостоянии растущему влиянию Великобритании на Среднем Востоке,в деле защиты рубежей империи от всепроникающей подрывной деятельности британцевлучшим средством, по мнению российских государственных и общественных деятелей второйполовины XIX в, была военная демонстрация по отношению к Индии.
Многочисленные российскиепроекты военных походов в Индию, оставаясь нереализованными на протяжении XIX — начала XX вв., тем не менее, кардинальным образом влияли на англо-русское соперничествона Среднем Востоке. Провоцируя многочисленные военные столкновения protege Великобританиии Российской империи, и приводя к масштабным финансовым издержкам с обеих сторон,проекты военных походов послужили ингибитором англо-русских столкновений в Европе.
История российских проектоввоенных походов в Индию не получила полного отражения в отечественной и зарубежнойисторической науке, однако, сами походы занимали немаловажное место во внешнеполитическихакциях руководства Российской империи. Большое число общих и частных исследований,посвященных проблеме англо-русского соперничества, зачастую поверхностно касалисьвопросов организации военных экспедиций к границам Индии. Отсутствие комплексногоисследования всех аспектов темы, рассматривающего многочисленные проекты, позволяетговорить об актуальности темы исследования, применительно к современному состояниюизученности проблемы. [1 с. 284]
Адекватной оценке роли военныхпланов в отношении Индии в отечественной историографии англо-русского соперничествана Среднем Востоке препятствовало обращение исследователей к более масштабным и,на их взгляд, исторически значимым событиям и процессам внешнеполитической жизниРоссийской империи. Недостаточная разработанность темы в имеющихся исследованияхвынуждает обратиться к изучению вышеуказанных проблем.
Английская историография внешнейполитики России основывалась на постулате «русской угрозы». Идея «русской угрозы»связана с широко распространенной в Европе XVIII в. так называемой фоккердотовскойисториографией. Фоккердот, чиновник прусского короля Фридриха I, стал автором памфлета,осуждавшего Петра I. Внешнюю политику России на протяжении последующих столетийприверженцы данной теории рассматривали как осуществление «завещания» Петра I, какпродолжение агрессивного внешнеполитического курса первого российского императора1.Свое дальнейшее формирование теория получила в работах более поздних авторов, однимиз которых стал М.Лезюр, служащий министерства иностранных дел Франции времен правленияимператора Наполеона I. Работа под названием «О росте мощи России с ее возникновениядо начала XIX века» («Des progress de la puissance russe depuis son origine jusquau commencement du XIX siecle») содержит сведения о существовании в частных архивахроссийской императорской семьи секретных мемуаров, принадлежащих перу Петра I, касающихсявнешнеполитических планов правителей Российской империи на л продолжительный сроки оптимальных, на взгляд автора, путей их осуществления2. К «завещанию» Петра Великогоиностранные правительства обращались и позднее, для манипулирования общественныммнением европейцев во время Крымской войны 1853-1856 гг. и во время русско-турецкойвойны 1877-1878 гг.3 Положение о «сверхагрессивности» России и «оборонительной»политике Англии в странах Востока стало отправным пунктом многих западных исследователей,считавших, что главной целью России в продвижении на Восток было создание потенциальнойугрозы британским владениям в Индии. Доказательством этой версии зарубежным историкамслужили российские проекты завоевательных походов в Индию.
Многообразные высказыванияо широких захватнических замыслах России, частью которых являлось стремление к овладениюИндией, долгое время оставались ключевой темой британских историографов колониальнойистории Великобритании. Они широко использовались правительством Англии не тольково внешнеполитических целях, но и в области внутренней политики для обоснованиянеобходимости увеличения ассигнований для увеличения численности армии и умноженияфлота, усовершенствований в области вооружений и технического оснащения. Английскиеавторы пытались убедить читателей в том, что главной задачей России на протяжениивсего XIX в. была подготовка похода на Индию, что внешняя политика России была агрессивнойи захватнической. Политика Российской империи в Афганистане, Персии, Средней Азиитрактовалась английскими авторами как первые шаги на пути изгнания Великобританиис субконтинента.
В XIX в. проблемы международныхотношений на Среднем Востоке стали объектом пристального внимания английских политикови общественных деятелей. Это объяснялось все возраставшим интересом к так называемому«среднеазиатскому вопросу» — сложной системе международных отношений связанной спротивостоянием России и Англии в этом регионе. Разработкой этого вопроса занималисьгосударственные и военно-политические деятели, а также историки и журналисты, причастныек высшим правительственным сферам Великобритании.
Продвижение России в СреднююАзию стимулировало обсуждение темы 1 обороны индийских владений от вторжения России,стремящейся превратиться в «хозяйку Азии». Идея «русской угрозы» азиатским владениямВеликобритании стала мощным средством воздействия британского правительства на обывательскоесознание.[16 c. 139]
На проблему «русской угрозы»Индии существовали различные точки зрения: от алармизма у Дж.Макнила до почти полногоотрицания «угрозы» у 1 Р.Берслема.3 Для абсолютного большинства британских авторовбыла характерна противоречивость, которой особенно отличались позиции Дж.Аббота,в целом склоняющегося к признанию «русской угрозы» Индии, но «умеренно» оценивающегоэкспансионистские намерения и возможности Российской империи4. Это отчасти объяснялосьособенностью 30-40 гг. XIX в. как времени зарождения двух основных доктрин колониальнойполитики Великобритании на Среднем Востоке — школы «наступательного курса» («forwardpolicy») и школы «искусной бездеятельности» («masterly inactivity»). Эти доктриныбыли окончательно сформулированы лишь в 70-80 гг. XIX в.
К первому направлению принадлежалиавторы, исследовавшие «среднеазиатский вопрос» с позиций консерватизма, пропагандировавшего«наступательный курс» английской политики на Востоке (Г.К.Роулинсон, Ч.МакГрегор,Дж.Маллесон, Г.Хэмли, Ч.Марвин, Ф.Бернаби, Ф.Робинсон, I В.Бейкер). Они считали,что продвижение России в Средней Азии в 60-80-х гг. XIX в. было лишь началом наступленияна Индию. Для его отражения рекомендовалось применять самые решительные меры, включаяпревентивный захват Афганистана и других буферных территорий, разделявших азиатскиевладения двух империй.
Существенное влияние на становлениеосновных направлений восточной политики Великобритании, и, прежде всего, школы «наступательногокурса» в 70-х гг. XIX в. оказал Генри Кресвик Роулинсон. Исходным пунктом в рассужденияхГ.К.Роулинсона являлась идея о русском вторжении в Индию, воспринимавшаяся им приближающейсяреальностью по мере поэтапного продвижения России в Средней Азии. Наиболее эффективнымсредством предотвращения войны в Индии Г.К.Роулинсон считал подчинение Афганистанаи Ирана. Ввиду «очевидной перспективы русской экспедиции в Индию», — писал он, — необходимо сосредоточить на афганской границе войска, которые можно использоватьдля давления на эмира: «… вмешательство в дела Афганистана стало в настоящее времядолгом, и известные жертвы или ответственность, которые мы возложим на себя,…окупятся в будущем».
Одновременно с подчинениемАфганистана Г.К.Роулинсон считал необходимым укрепление британских позиций в Иране.«Продвижение России к Индии… требует от нас более активного вмешательства в делаТегерана, -утверждал он. — Нам необходимо занять прочное положение в [Персии — К.К.]и утвердиться таким образом, чтобы иметь возможность противостоять давлению русских».
Большой вклад в формированиедоктрины «наступательного курса» внес Ч.Мак-Грегор. В его обобщающих трудах «ЦентральнаяАзия» (1871 г.) и «Оборона Индии» (1886 г.) делался акцент на военно-политическиеаспекты проблемы. Ч.Мак-Грегор рассматривал «агрессию России» по отношению к Индии,как частное проявление глобального противостояния Англии и России. Поэтому проведениеактивной британской наступательной политики на Среднем Востоке он считал уместнымсочетать со средствами дипломатического давления — формированием антирусской понаправленности коалиции европейских и азиатских государств.
Доктрина «наступательногокурса» широко использовалась правящими кругами Англии не только во внешнеполитическихцелях, но и в области внутренней политики для обоснования необходимости увеличенияфинансирования армии, флота и совершенствования вооружений.
Одновременно развивалось идругое направление — школа «искусной бездеятельности». Сторонники этой доктрины(В.М.Торнберн, Ф.Тренч, Г.Д.Кемпбелл, Г.Ханна, Ю.Скайлер) в целом обнаруживали осведомленностьо сложном социально-экономическом положении России, о ее отсталости в материально-экономическомотношении от передовых европейских капиталистических держав, и, прежде всего, отсамой Англии. Не отрицая, впрочем, потенциальной угрозы Индии со стороны России,они считали наиболее целесообразным проведения более гибкой политики, которая предусматривалаукрепление границ собственно Британской Индии, изоляцию индийцев от русского влияния,активные дипломатические действия в государствах Среднего Востока. Допуская практическуювозможность для русской армии совершить поход на Индию, Р.Берслем, однако, заявлял:«Я с трудом представляю себе такой политический кризис, который мог бы сделать подобнуюакцию выгодной для страны, предпринимающей ее». [13 с. 249]
Главной отличительной характеристикойконцепции «искусной бездеятельности» стал отказ от насильственного утверждения позицийВеликобритании в Афганистане и Персии, и признание нецелесообразности дальнейшегорасширения границ Британской Индии. Создание буферной зоны, по мнению представителейэтого направления, возможно с помощью » расширения экономического присутствия идипломатического давления, а не военных действий
Таким образом, эти основныедоктрины не были антагонистичны: они единодушно оценивали британскую политику наСреднем Востоке и ее цели как справедливые, «оборонительные». Разногласия междуними касались только методов нейтрализации потенциальной русской угрозы британскимвладениям в Индии.
Представители современнойзарубежной историографии англо-русского соперничества на Среднем Востоке, в своихработах преднамеренно не акцентировались на российских проектах завоевания Индии,уделяя большее внимание внешнеполитическим акциям и разведывательным действиям русскихи британских эмиссарам в Средней Азии, Персии и Афганистане.
В частности, К.Хаусхофер,оправдывая наступательные действия Англии на Среднем Востоке, базисом теории безопасностиИндии выдвинул утверждение о том, что застывшая оборона бесперспективна. Организациявынесенной обороны, по его мнению, непременно приводит к образованию «буфера» или«зоны глясиса», которая не принадлежит органически к целому, может быть отторгнутаот него без существенного ущерба.
Рассматривая действия противниковв важном в геополитическом плане регионе, они пришли к выводу, что в многолетнемпротивоборстве враждующие стороны прибегали к всевозможным средствам в отстаиваниисобственных позиций, избегая лишь открытого военного столкновения. По мнению исследователяР.К.Масси, «Большая игра» на Востоке, предполагавшая I использование всего многообразиясредств и методов осуществления колониальной политики в государствах Средней и ЦентральнойАзии, закончилась лишь в начале XX в., с появлением нового имперского антагонистаВеликобритании в Азии в лице Германии .
Большое внимание проблемеангло-русской конфронтации на Востоке и вопросам организации военных экспедицийк границам Британской Индии уделялось в отечественной историографии дореволюционногопериода. Историки того времени рассматривали как военную сторону вопроса, так ивесь спектр дипломатических отношений империи с восточными соседями. Подобного родапроблематике были посвящены работы А.А.Баторского, М.П.Венюкова, С.А.Идарова, В.Т.Лебедева,Ф.Ф.Мартенса, М.А.Терентьева, А.Е.Снесарева, Л.Н.Соболева, Ю.В.Толстого, П.Чихачеваи других .
А.А.Баторский и Ю.В.Толстойв своих работах, посвященных нереализованным планам военного покорения Индии императораНаполеона I, предложенных Павлу I и Александру I в 1800 г. и 1807-1808 гг., первымидетально рассмотрели участие России во французских проектах военного похода в Индиюв начале XIX в.
С.А.Идаров утверждал, чтодля успешного разрешения конфликтов с Османской империей, ориентированной на Англию,Екатерина II, Павел I и Александр І, в свое время неоднократно обращались к идеевоенной демонстрации по отношению к богатейшей колонии Англии в Азии. Уязвимостьпозиций англичан в Индии, по его мнению, была очевидной для российских правителей.Боязнь потерять источник обогащения, согласно суждениям автора, парализовала быантироссийскую деятельность Англии на Ближнем Востоке и в Европе.
С.А.Идаров был уверен в реальностиосуществления вторжения в британскую Индию, нисколько не сомневаясь в успешном исполненииподобной военной операции, пусть и сопряженной со многими трудностями.
П.Чихачев, анализируя проектыпохода в Индию начала XIX в., видел в них не более чем «идею, мысль, осуществлениекоторой было бы крайне желательно и… приводило бы к цели подавления могуществаангличан». Однако, несмотря на то, что предприятие это было подвержено столь многимслучайностям и его успешное окончание было под сомнением, по его словам, «лондонскийкабинет… не мог смотреть совершенно спокойно на замыслы Павла I».
Согласно Ф.Ф.Мартенсу, посвятившегосвою работу вопросам англо-русского соперничества на Среднем Востоке и средствамего осуществления, все русские приобретения в Средней Азии во второй половине XIXв. рассматривались англичанами, как осуществление «наступательных планов, направленныхрусской политикой против британских владений в Индии». Однако, Ф.Ф.Мартенс, полемизируяс британскими авторами, настаивал на том, что «завоевание Индии никогда не былодействительною и первоначальною целью русской политики...», а создание сети укрепленныхпунктов базирования русской армии в Средней Азии было продиктовано необходимостьюзащиты мирного населения края от непрекращающихся набегов населения среднеазиатскихханств.
А.Е.Снесарев, оценивая российскоеприсутствие в Средней Азии в конце XIX в. как «слабое», и отказывая в возможностиведения наступательных операций против Индии, указывал на важность «теоретическогоили кабинетного» осознания того, что «дорога к восстановлению нашего [российского- К.К.] международного равновесия с Англией пролегала по Средней Азии». Тем более,что, по его словам, в России понимали значимость Индии как немаловажного «политическогокозыря», что вполне можно добиться решающего влияния на Англию одним лишь фактомсуществования угрозы, адресованной ее колонии. Проекты военных походов в Индию,по его мнению, создали тревогу для англичан, которые объявили конечной целью российскойполитики на Среднем Востоке завоевание Индии, как «нечто осязаемое, практическиосмысленное», что даже нашло отражение в английской прессе.
Как отмечал А.Е.Снесарев,среднеазиатская политика Российской империи не отличалась последовательностью ипланомерностью, «понимание обстановки, обсуждение и подготовка средств..., словомвсе, что рождало какой либо военно-политический план… и проводило в жизнь его- все это находилось в руках среднеазиатских атаманов. Петербург всегда расписывалсязадним числом, смотрел глазами и слушал ушами тех же среднеазиатских атаманов».Самовольные действия представителей российской администрации в Средней Азии, несанкционированные решениями высшей власти, вызывали опасения англичан за судьбуколонии.
Опасения эти, по мнению А.Е.Снесарев,были совершенно беспочвенны, так как «любой военной экспедиции предшествует длительнаяподготовка, выработка маршрута, и прежде всего, данные рекогносцировки местностипредстоящего вторжения, то есть все то, чем российская армия не располагала».[11 с. 109]
В довершение он добавлял,что «политическая победа в Средней Азии почти всегда остается за Англией. Наше естественноеи давно намеченное движение к Индийскому океану пресечено Англией и ныне стало почтиневозможным»
Тем самым, доказывая неосуществимостьвоенного похода в Индию в ближайшем будущем, что неоднократно подтверждалось напротяжении предыдущих десятилетий XIX в.
Военные демонстрации на азиатскихрубежах империи в русле официального истолкования событий интерпретировались исследователямитой поры как средство обезопасить границы, многочисленным проектам военного проникновенияв сопредельные Русскому Туркестану государства Среднего Востока отводилась рольдейственного и неоднократно опробованного способа регулирования напряженности ввопросах европейской политики, где ведущая роль традиционно принадлежала Великобританиии ее сателлитам.
Говоря о неосуществимостипроектов завоевания Индии в конкретных исторических условиях, отечественные исследователине отрицали факта существования подобного рода планов, не ставили под сомнение оценку,полученную в результате обсуждений, и цели, преследуемые авторами.
В фундаментальном труде «Россияи Индия», посвященном связям России и Индии на протяжении продолжительного периодавремени от Средневековья до Новейшего времени, в одной из глав автор обращаетсяк российским военным планам в отношении Индии. Проекты военных походов в 50-х гг.XIX в., по его мнению, следовало бы точнее назвать «прожектами». «Набитые самымисамими фантастическими идеями», оставаясь «плодами досужего вымысла их составителей»,они не учитывали реального экономического и политического положения Российской империипо окончании Крымской войны3. Замыслы руководства Российской империи в конце 70-хгг. XIX в., во время очередного обострения англо-русских противоречий на СреднемВостоке, были также далеки от стремления «захватить Индию». В доказательство своейпозиции Н.А.Халфин привел незначительное количество войск, сосредоточенных на северныхграницах Афганистана, предназначенных для «нашествии на Индию»4.
Н.А.Халфин, расценивая политикуРоссийской империи на Востоке как наступательную, утверждал, что «при всем агрессивномхарактере действий царского правительства… оно в силу определенных экономических,военных и политических условий ни в коей мере не собиралось захватывать Индию».Авторы «химерических» планов военных походов в Индию второй половины XIX в., поего мнению, преследовали «авантюристические, фантастические и малореальные» цели,не соответствующие потребностям России в тот период.
М.К.Рожкова, Н.С.Киняпина,Г.А.Хидоятов и другие исследователи 50-60-х гг. считали, что царское правительствов период своего наступления на Среднюю Азию не стремилось к завоеванию Индии.3 Появлениерусской армии в государствах Средней Азии стало ответом на все увеличивающееся числоангличан, осуществляющих торговую и разведывательную деятельность, что неумолимовело к растущей британской политической и экономической экспансии в регионе. Навязаннаяобщественному мнению в Европе версия об обороне Индии от российской агрессии, насамом деле мотивировала активизацию британцев на азиатских рубежах Российской империи.[17 с. 252]
Распространение слухов о завоевательныхпланах России в отношении Индии и конкретные действия английского правительствадля предотвращения такой опасности, на взгляд исследовательницы М.К.Рожковой, сдерживалиразвитие торговых отношений со Средней Азией. Автор стремилась доказать, что у Россиине было ни экономических, ни стратегических интересов в Индии, поскольку торговыхотношений России с Индией через Среднюю Азию практически не существовало, а всепроекты улучшения путей сообщения были отклонены правительством. М.К.Рожкова отметиласуществование и противоположных мнений относительно возможностей и намерений вторженияРоссии в ост-индские владения, как в исторической и публицистической литературе,так и в периодической печати того времени. [10 с. 219]
Исследователь Г.А.Ахмеджановполагал, что, спекулировавшая на мнимой «русской угрозе» Индии со стороны Россиии, вводившая в заблуждение европейское общественное мнение, Англия тем самым обосновываласобственную колониальную экспансию на Среднем Востоке1.
Крупный отечественный востоковедГ.А.Хидоятов доказывал несостоятельность английской версии о «русской угрозе» Индии,но, рассматривая характер англо-русской борьбы на Среднем Востоке, он признавал,что Россия ставила перед собой задачу «достижения таких стратегических и политическихпозиций в Средней Азии, которые дали бы ей возможность постоянно угрожать английскимвладениям в Индии и тем самым заставить Англию не противодействовать русской политикена Балканах и в вопросе о проливах».
Современная отечественнаяисториография англо-русского противостояния на Среднем Востоке отличается большейразнородностью мнений и оценок значительности проектов военных походов к границамБританской Индии в восточной политике Российской империи. Так, С.Б.Панин, опираясьна материалы частично открытых для исследователей архивов, отрицает наличие плановзавоевания Индии в дореволюционной России, а проекты военных походов в Индию временпервых лет Советского государства считает вовсе несерьезными3. Проекты военных походовв Индию, появлявшиеся в кризисные моменты, по мнению М.Т.Кожекиной, отвергалисьруководством империи «не только из-за недостатка финансовых средств и военных сил,но и по соображениям политической нецелесообразности».
П.П.Литвинов, рассматривалрусско-индийские связи во второй половине XIX в. и, в частности, многочисленныеиндийские посольства в Русском Туркестане, которые искали в России силу способнуюпоколебать английские позиции в Индии. Исследователь пришел к выводу, что, несмотряна крайнюю остроту англо-русских противоречий на Среднем Востоке, руководство Российскойимперии не оказывало должного внимания ожиданиям индийских правителей, надеявшихсяна «реанимацию» завоевательных планов начала XIX в. в отношении Индии.[18 c. 58]
В последние годы появилосьнесколько работ, посвященных изучению отдельных военных проектов или попыток ихвоплощения в рамках внешней политики Российской империи на Среднем Востоке2. В.В.Корнеев,оценивая их немаловажность в решении проблем военной политике России в ЦентральнойАзии, говорит о скептическом и сдержанном отношении руководства Российской империик военным планам военного министерства и министерства иностранных дел, вызванномповерхностной проработкой, не учитывающей многие аспекты предполагаемого похода.Т.Н.Загородникова, равно как и В.В.Корнеев, отводит военным походам в Индию роль«угрозы интересам английского правительства в Индии» и лучшего способа обеспечениябезопасности владений Российской империи в Средней Азии от возможных посягательствюго-восточного соседа — Британской Индии. И.В.Зеленева, трактуя политические действияРоссии в XIX в. в отношении Великобритании как политику геополитического сдерживания,наделяет проекты военных походов в Индию средствами для отстаивания геополитическихи геостратегических интересов Российской империи.
А.Ганин, рассматривая события1877-1878 гг., говорит о том, что угроза военного вторжения в Индию не могла «послужитьсерьезным сдерживающим фактором» в ситуации, чреватой потенциальным военным конфликтоммежду Великобританией и Россией.
2.1 Разработка планов вторжения в Индию в середине XIX — началеXX вв.: причины и цели
Проекты военныхпоходов, первоначально использовались руководством Российской империи как средствооткрытия азиатских рынков. Импорт колониальных товаров и посредническая торговляна протяжении XVIII — первой половины XIX в. вскоре перестали удовлетворять потребностиотечественной экономики. Растущий экспорт продуктов российской промышленности всередине XIX в. потребовал рынков сбыта, и послужил причиной появления среднеазиатскогонаправления внешнеполитической деятельности Российского государства.
С проникновениемРоссии в Среднюю Азию на смену экономическим целям, преследуемым авторами военныхпроектов, пришли конкретные политические задачи. Превалирование внешнеполитическихпроблем над экономическими вопросами отчетливо прослеживается в обосновании появленияпланов агрессивных действий российской стороны против английских владений в Индииво второй половине XIX в. Проектам военных походов к границам Индостана этого периодаотводилась функция устрашения. Использование факта русской угрозы в осуществлениидипломатического давления на Уайтхолл стало непременным условием решения проблемевропейской и азиатской политики, стоявших перед руководством Российской империи.
Военные аспектывнешней политики напрямую связаны с межгосударственной деятельностью государства,применением вооруженных сил, угрозой применения силы, использованием потенциалавооруженной организации для установления государственных границ, для повышения военно-экономическогопотенциала государства. В противостоянии растущему влиянию Великобритании на СреднемВостоке, в деле защиты рубежей империи от всепроникающей подрывной деятельностибританцев лучшим средством, по мнению российских государственных и общественныхдеятелей второй половины XIX в, была военная демонстрация по отношению к Индии.
После возвращения миссии Н.П. Игнатьева из поездки в Хивинское и Бухарское ханства царское правительство началоподготовку к прямой экспансии в Средней Азии, в частности к «соединению линий» —Оренбургской и Западносибирской — и выходу на рубеж Туркестан — Чимкент — Аулие-Ата.Не только Н. П. Игнатьев и некоторые его спутники, но и командир Оренбургского корпуса и оренбургскийгенерал-губернатор А. А. Катенин настаивал на проведении «твердой политики». Катениннедоумевал по поводу «векового забвения, которому были преданы интересы наши в СреднейАзии вследствие исключительного обращения русской политики к делам Западной Европы,а из азиатских — к турецким и персидским». Его поражало также «совершенное отсутствиеопределенных государственных видов в действиях наших относительно этой части Азии...».
В письме от 6 декабря 1858г. Катенин предложил конкретную программу экспансии Российской империи в СреднююАзию. Пунктом первым этой программы был Коканд. Катенин настаивал на завоеванииДжулека (Сыр-Дарьинская линия), создании здесь форта для подготовки к выходу нарубеж Туркестан — Чимкент — Аулие-Ата (с последующим движением к Ташкенту) и соединениипограничных линий; он призывал также усилить Аральскую флотилию и построить фортна р. Эмбе (Хивинское направление).
Предложения Катенина основывалисьна выводах работы специальной комиссии, созданной им в Оренбурге для разработкиобщей внешнеполитической программы генерал-губернаторства. В ее состав вошли военныеи гражданские лица, непосредственно связанные со «среднеазиатскими делами»: начальникштаба войск округа генерал А. Л. Данзас, председатель Оренбургской пограничной комиссииВ. В. Григорьев, начальник Аму-Дарьинской флотилии капитан первого ранга А. И. Бутаков,участники миссии Н. П. Игнатьева — Н. Г. Залесов и М. Н. Галкин, подполковники В.Д. Дандевиль, М. Г. Черняев и др.
Члены комиссии, основываясьна материалах, собранных ими при посещении различных районов Средней Азии, высказывалисамые разнообразные мнения. Например, Черняев и Залесов.призывали к захвату низовьевАму-Дарьи. Бутаков и поручик Старков настаивали на овладении Хивинским ханством.Остальные предлагали наступать в южном направлении, соединить Сыр-Дарьинскую и Сибирскую линии иобеспечить благоприятные условия для русской торговли в Средней Азии.
Обобщая высказанные мнения,чиновник для особых поручений при оренбургском генерал-губернаторе Арцимович подчеркивал,что политика России по отношению к Средней Азии должна сводиться к следующему:
1. Установить в этой областиболее прочную государственную границу.
2. Устранить влияние другихевропейских государств на среднеазиатские владения, вредное для наших интересов.
3. Распространить и обеспечитьнашу торговлю в этих владениях».
Согласно мнению большинстваучастников комиссии, призывавших к быстрейшему соединению Оренбургской и Сибирскойлиний, было решено уделить основное внимание ташкентскому направлению. Первым этапомна пути к овладению Ташкентом должна была стать постройка укрепления Джулек. [2с. 179]
Материалы работ комиссии Катенинповез в Петербург, где добивался предоставления ему широких полномочий и материальныхсредств для проведения в жизнь намеченной программы.
Для обсуждения всех вопросов,связанных с посольством Игнатьева и касавшихся Оренбургского края, в том числе программыКатенина, в начале января 1859 г. в Петербурге было созвано «совещательное заседание».На нем присутствовали высшие государственные деятели: А. М. Горчаков, Н. О. Сухозанет,Г. X. Гасфорд, А. А. Катенин, А. Ф. Княжевич, В. К. Ливен, Ег. П. Ковалевский, атакже Н. П. Игнатьев.
Совещание нашло полезным созданиеторговой фактории на восточном берегу Каспийского моря, но отнеслось отрицательнок предложению о принятии в русское подданство туркмен. Для укрепления позиций Российскойимперии на Аральском море было решено усилить Аральскую флотилию новыми судами.
Были рассмотрены предложенияКатенина о постройке трех укреплений: Джулек на Сыр-Дарье, Эмбенское на Эмбе и Яны-Курганна р. Яны-Дарья. Сославшись на проектируемое усиление Аральской флотилии, участникисовещания решили, что эта мера больше, чем строительство всевозможных фортов, «подчинитнашему влиянию Хиву, Коканд и распространит нашиторговые сношения в Средней Азии». Исключение было сделано лишь для укрепления наЯны-Дарье, создание которого связывалось с намеченной совещанием специальной рекогносцировкой.
Вместе с тем совещание единодушновыступило против активной политики в Средней Азии, найдя преждевременным даже обсуждение«соображений Катенина о Коканде, Туркестане и Ташкенте». В мотивировке указывалось,что правительство «в настоящее время не имеет в виду завоевательных действий дляэтой части Азии...».
Катенин не согласился с принятымирешениями. В «особом мнении» он продолжал настаивать на строительстве всех трехукреплений и заявил о необходимости разработки четкой правительственной программыдействий в Средней Азии.
К этому времени такая программауже была подготовлена. Она, правда, еще не носила официального характера, но исходилаот авторитетного в вопросах среднеазиатской политики Н. П. Игнатьева.
Предложения Игнатьева предусматриваливсемерное развитие русского судоходства по Аму-Дарье; укрепление дружественных связейс «самым надежным и сильным владетелем Средней Азии» — бухарским эмиром, чтобы всемисредствами «предупредить вмешательство английской политики» в дела Средней Азии;использование внутренних раздоров в Хиве, а также вражды между Хивинским и Бухарскимханствами; принятие казахов и каракалпаков Хивинского ханства в русское подданство;занятие города Кунграда и учреждение там русской администрации; ликвидация властиКоканда над городами Туркестаном и Ташкентом. И, наконец, Игнатьев планировал максимальноеразвитие русской торговли со Средней Азией и Афганистаном, установление господстваРоссии на среднеазиатских рынках и «отстранение от этой торговли, по возможностисовершенно, англичан».
Игнатьев считал необходимымне позже весны 1860 г. занять низовья Аму-Дарьи и организовать русское судоходствовплоть до Балха и Бадахшана; направить в Бухару торгового агента, чтобы впоследствиисоздать в этом ханстве постоянное консульство; сбавить пошлину с ввозимых из СреднейАзии в Россию сельскохозяйственных продуктов.
Военные операции против Кокандскогоханства Игнатьев предлагал отложить до «того времени, когда представится возможностьпродолжить Сыр-Дарьинскую линию без борьбы ссоединенными силами Коканда и Бухары и особенной огласки нашего наступательногодвижения».
В 1861 г., когда Игнатьевзанял пост директора Азиатского департамента в Министерстве иностранных дел, большаячасть намеченных им мер стала проводиться в жизнь.
Между тем обсуждение проблемсреднеазиатской политики продолжалось. 24 января 1859 г. произошло новое «совещательноезаседание», где присутствовали все участники предшествовавшего совещания. Подтвердивсвои решения относительно Оренбургского края, они рассмотрели предложение генерал-губернатораЗападной Сибири Гасфорда о занятии верховьев р. Чу (т. е. района Пишпека) в качестве«опорного пункта для будущих границ».
Крайняя осторожность царскогоправительства в проведении среднеазиатской политики объяснялась в данном случаеназревавшим в Европе серьезным конфликтом между Францией и ближайшим соседом России— Австро-Венгрией. «В начале 1859 г. уже было несомненным предстоявшее столкновениеПьемонта с Австрией, — характеризовал сложившуюся обстановку историк А. Л. Зиссерман.— Столкновение это могло грозить серьезными политическими осложнениями и вызватьобщую европейскую войну с неизбежным участием России».
Этот конфликт через несколькомесяцев (в апреле 1859 г.) действительно разросся в открытую войну Франции и Сардинии против Австро-Венгрии. Царское правительствоприлагало много усилий к дальнейшему сближению с Францией, наметившемуся чуть лине на следующий день после окончания Крымской войны. Стремясь к развитию дружественныхотношений с этой страной, царское правительство по соглашению с Наполеоном III обязалосьвыставить на русско-австрийскую границу четыре армейских корпуса. Поэтому пришлосьвременно отказаться от слишком широких планов в Средней Азии. «В Петербурге былиочень озабочены опасением, что мы могли быть втянуты в войну. Отсюда возникли опятьтолки о необходимости усилить войска на западной границе», — писал в своих воспоминанияхД. А. Милютин. Приближавшаяся к концу борьба против Шамиля на Кавказе также отвлекаласилы царского правительства. Не случайно почти через год после январского обсужденияГасфорд обнадеживал Катенина, что его предложения не были совершенно отвергнуты,а только «отложены по случаю смут на Западе».[19 c. 184]
Весной 1859 г. в Оренбургскомкрае и в Западной Сибири начали проводиться в жизнь постановления петербургскихсовещаний. Обер-квартирмейстеру Оренбургского корпуса Дандевилю было поручено изучитьвосточное побережье Каспийского моря и найти удобное место для якорной стоянки ипостройки торговой фактории.
Вскоре после отъезда Бутакова,1 августа 1859 г., население Кунграда, возмущенное произволом Мухаммеда Фана, утвердившегосяв городе при поддержке туркменских феодалов, восстало. Мухаммед Фана был убит, ивскоре в Кунграде была восстановлена власть хивинского хана. Снова низовья Аму-Дарьиоказались под контролем Хивы, отношения с которой у России оставались чрезвычайнонатянутыми.
Более удачно действовал Венюков.Его рекогносцировочный отряд в течение июня — июля 1859 г. прошел свыше 600 верстот укрепления Верного по кокандским владениям. Были проведены съемки местности,сняты планы укреплений Токмака и Пишпека и собраны обширные материалы о бассейнер. Чу.
Экспедиция Венюкова усилилавлияние России среди южноказахских и киргизских племен. После окончания разведывательныхэкспедиций оренбургский и западносибирский генерал-губераторы опять поставили передправительством вопрос о продвижении вперед. Гасфорд сообщал о намеченном им походев верховья р. Чу и подготовке к захвату Пишпека. Катенин в письме к военному министруснова предлагал соединить Оренбургскую и Сибирскую линии южнее Ташкента, завоеватьэтот город и включить его в состав Российской империи, занять дельту Аму-Дарьи июго-восточное побережье Каспийского моря, чтобы создать укрепление в Красноведекомзаливе. Для обоснования последнего Катенин указывал на необходимость «положить конецзамыслам англичан», создававших Российской, империи «затруднения на Востоке».
В 1860 г. в Бухару прибылонесколько представителей Англии, чтобы добиться от эмира Насруллы согласия на организациюанглийского судоходства по Аму-Дарье. Одновременно с этим через Каратегин и Дарвазпроник в Коканд специальный разведчик англо-индийского правительства Абдул Маджид,которому поручалось установить контакт с правителем Коканда Маллябеком и передатьему подарки и письмо с предложением поддерживать связь с Британской Индией.
Абдул Маджид собрал важныесведения об экономическом и политическом положении Кокандского ханства и ведущихтуда из Индии путях и доставил их в Калькутту. В связи с этим новый оренбургскийгенерал-губернатор А. П. Безак, сменивший умершего в 1861 г. А. А. Катенина, получилсрочные указания из Петербурга внимательно наблюдать за дальнейшими шагами Англиив Средней Азии. [25 с. 207]
Из Коканда непрерывно поступалисведения о развернувшейся там подготовке к военным действиям против России весной1860 г. В г. Туркестан прибыл из Афганистана специалист по оружейному делу, предложившийместному беку помощь в изготовлении пушек, мортир и артиллерийских снарядов европейскогообразца{355}. Военные власти Оренбурга не без оснований полагали,что этот мастер был прислан из Британской Индии.
Приказчик торгового каравана,посетивший различные города Кокандского ханства, сообщал о запрете хана Маллябека«резать в пищу лошадей», годных для кавалерийской службы, и о неудавшейся попыткехана вступить в союз с бухарским эмиром для совместного нападения на русские владения. Этот приказчик подтверждал, что в Коканде находитсянесколько англичан, которые «занимаются литьем пушек по образцу европейских». Онзаявлял даже, что видел в Ташкенте уже около 20 медных орудий, поставленных на лафеты.
В декабре 1857 г. англо-французскиевойска после ожесточенной бомбардировки овладели Кантоном. Подавив народно-освободительноевосстание 1857–1859 гг. в Индии, британские правящие круги перебросили в Китай крупнуюсухопутную армию и захватили столицу страны Пекин.
К этому времени Англия, продвинувшисьдалеко на север Индии и подчинив Кашмир, настойчиво прокладывала себе путь в западныерайоны Китая. Британские разведчики проникали в Яркенд и Кашгар, старательно изучалигорные проходы, ведущие в Синьцзян и Тибет, искали наиболее удобные дороги в этиобласти Китайской империи. Английская агентура действовала и в Синьцзяне и в СреднейАзии.
2.2 Военные проекты офицеров Генерального штаба и войск Туркестанскоговоенного округа второй половины XIX — начала XX в
Многочисленныероссийские проекты военных походов в Индию, оставаясь нереализованными на протяженииXIX — начала XX вв., тем не менее, кардинальным образом влияли на англо-русскоесоперничество на Среднем Востоке. Провоцируя многочисленные военные столкновенияВеликобритании и Российской империи, и приводя к масштабным финансовым издержкамс обеих сторон, проекты военных походов послужили ингибитором англо-русских столкновенийв Европе.
История российскихпроектов военных походов в Индию не получила полного отражения в отечественной изарубежной исторической науке, однако, сами походы занимали немаловажное место вовнешнеполитических акциях руководства Российской империи. Большое число общих ичастных исследований, посвященных проблеме англо-русского соперничества, зачастуюповерхностно касались вопросов организации военных экспедиций к границам Индии.Отсутствие комплексного исследования всех аспектов темы, рассматривающего многочисленныепроекты, позволяет говорить об актуальности темы исследования, применительно к современномусостоянию изученности проблемы.
Адекватной оценке роли военных планов в отношении Индии в отечественнойисториографии англо-русского соперничества на Среднем Востоке препятствовало обращениеисследователей к более масштабным и, на их взгляд, исторически значимым событиями процессам внешнеполитической жизни Российской империи. Недостаточная разработанностьтемы в имеющихся исследованиях вынуждает обратиться к изучению вышеуказанных проблем.
Политическая подготовка трехпоследних войн, веденных Россией в XIX столетии (в 1828, 1853 и 1877 годах), быланедостаточная. России приходилось воевать не только без союзников, но и оставлятьглавные силы армии против западной границы и внутри на случай вмешательства в войнусоседних держав.
Войны, веденные Россией вXIX столетии, начинались каждый раз недостаточными силами, которые с началом войныприходилось значительно усиливать.
Связь армий с внутреннимиместностями России в дорожном отношении была недостаточная.
Недостаточный отпуск денежныхсредств на армию в мирное время был причиной отсталости ее в вооружении и в техническомотношении в 1855 году от армий французской и английской, а в 1877–1878 годах — оттурецкой.
В Русско-японскую войну в1904–1905 годах все эти невыгодные для России в военном отношении условия повторились.[4 с. 185]
Причина постоянства неблагоприятныхдля России условий, как объяснено выше, лежала главным образом:
1) в неопределенности нашейполитики по отношению к делам Ближнего Востока,
2) в бедности и отсталостив культурном отношении России сравнительно с ее западными соседями.
С возвращением России к национальнойполитике облегчится и ведение внешних сношений, ввиду их определенности; облегчитсятакже подъем духовных и материальных сил русского народа. Национальная русская политикадолжна будет самым деятельным образом готовить благоприятную политическую обстановкуна случай возможных еще осложнений, особенно на Дальнем Востоке.
По мнению знаменитого гр.Мольтке, «политика влияет решительным образом как на начало, так и на конец войны».
По мнению фон дер Гольца,«без деятельной политики счастливое ведение войны невероятно».
В настоящее время такому соглашениюуже положено прочное начало. В особенности, если и Германия примкнет к этому соглашению,для России, в случае новых осложнений на Дальнем Востоке, явится возможность неоставлять главных своих сил на западной границе, как это приходилось делать во всевойны, веденные Россией за последние 90 лет.
Если же состоится соглашениес главными европейскими государствами и по делам Дальнего Востока, Россия получитвозможность располагать всеми своими силами для отпора желтой расе и не останетсябез союзников.
2.3 Военные походы в Индию второй половины XIX — начала XX в
Под «Большой Игрой»принято понимать историю векового противостояния России и Великобритании в ЦентральнойАзии. Географию и временные рамки этого противостояния определить довольно сложно.Историки, использующие этот термин, как правило, исходят из того, что события, связанныес «Большой Игрой», закончились в 1907 году вместе с заключением российско-британскогодоговора, когда все спорные вопросы в азиатском регионе между Россией и Великобританиейбыли урегулированы.
Впрочем, это ограничениедовольно условно, особенно если вспомнить, что договор просуществовал лишь десятоклет и рухнул вместе со всем остальным дипломатическим наследием Российской империив 1917 году. Затем в Азии начались такие же «игры» с участием большевиков, английскихэкспедиционных корпусов и местных вооруженных отрядов, которые по своему драматизмуи накалу едва ли не превосходят все события «Большой Игры» прежних лет.
Что же касаетсягеографии, то здесь четко определить поле «Большой Игры», пожалуй, не возьметсяникто. Его пространство одновременно включает в себя Иран, Индию, Афганистан, ЦентральнуюАзию, оно свободно преодолевает горы, моря, реки и пустыни, скорее заставляя вспомнитьо маршрутах армий Александра Македонского или Чингисхана. Пожалуй, именно условностьисторических и географических очертаний «Большой Игры» прежде всего заставляет говоритьо том, что явление это не связано с какими-то четкими конкретными историческимиреалиями, а имеет более глубокие причины.
Впрочем, «классическим»периодом «Большой Игры» в любом случае принято считать 19 век, ее участниками –Великобританию и Россию, а ее основной ареной – Центральную Азию. Однако некоторыезакономерности того, как развивались события той эпохи, пожалуй, могут помочь ив понимании некоторых современных процессов в регионе.
Прежде всего,уместен вопрос, была ли «Большая Игра» действительно игрой, то есть общим состязанием,в котором участвуют как минимум двое. Игрой историю российско-британских взаимоотношенийв Азии представляли лишь некоторые британские политики и военные. По их мнению,целью этой игры было вторжение России в Индию и, соответственно, противодействиеэтому намерению со стороны англичан. Откуда возникла сама идея, что русские собираютсявторгнуться в Индию, сказать трудно. Пожалуй, впервые она была сформулирована вглавном апокрифе учения о Российской угрозе – так называемом «Завещании Петра Первого»,в котором Петр среди прочих многочисленных экспансионистских планов вроде бы завещалпотомкам овладеть Индией. Впрочем, обсуждать это завещание всерьез можно примернотак же, как, скажем, «Протоколы сионских мудрецов» — памфлеты, которые неожиданноовладевают умами и, увы, оказывают влияние на реальные исторические события.
Справедливостиради стоит отметить, что проект военного похода на Индию из России однажды все-такибыл подготовлен и даже начал осуществляться. Император Павел Первый отправил длязахвата Индии отряды казаков во главе с атаманом Платовым. Произошло это в 1801году, когда император посчитал себя обманутым англичанами и заключил союз с Наполеоном.Однако шаг этот, скорее, свидетельствует о странности принимаемых Павлом I решений, чем о реально существовавшейугрозе захвата русскими Индии. Казаки успели дойти до северного берега Аральскогоморя, после чего срочно были отозваны уже вступившим на престол императором Александром.При этом приходится признать, что своим решением он не отвел от Англии смертельнуюугрозу, а предотвратил гарантированную финальную катастрофу этого безумного похода.
Тем не менее,в Англии, особенно в Британской Индии, постоянно появлялись политики и военные,считавшие, что Индия стоит перед угрозой неминуемого российского вторжения, и полагавшиенеобходимым предотвратить его любыми средствами. В том числе и максимальным военными торговым продвижением Британии на север от Индийских владений в Центральную Азию.Можно перечислить несколько сочинений (какпамфлетов, так и довольно серьезных исследований, посвященных этой теме): от «Описаниявоенной и политической мощи России» генерала Вильсона, написанного в 1817 году,до «Англии и России на Востоке» Генри Роулинсона, опубликованного в 1875 году. Этикниги разделяет целая эпоха, за время которой сменился не один правитель в обеихимпериях, а сами империи изменили свои очертания и даже успели повоевать друг сдругом. Значительно расширились за это время и географические представления о землях,лежащих между Индией и Россией. Неизменным осталось лишь одно: главное звено доказательств,приводимых в подобного рода исследованиях. Независимо от представленного в них фактическогоматериала из истории или географии, от полноты приводимых данных военного характерасводятся они примерно к одному: Россия может напасть на Индию, потому что ее территорияпостоянно расширяется; добраться до Индии с севера армия вторжения теоретическиможет, хотя практически это чрезвычайно сложно; однако если Россия все время расширяется,значит подойдет черед и Индии.
Разумеется, этопредельное упрощение, но все же в целом доказательная база выглядит именно так.Поэтому то, что принято называть «Большой Игрой», заключалось, прежде всего, в активностиангличан на территориях вне границ британской Индии, где эта активность часто пересекаласьс аналогичной деятельностью русских. Это считалось защитой интересов Индии. Приэтом до сих пор никто так и не смог доказать, что у России когда-либо существовалидействительные намерения захватить британские владения в Индии или каким-то образомпротив них злоумышлять (авантюрные проекты или идеи некоторых военных – а таковыедействительно время от времени появлялись – принимать за государственные политическиепланы все-таки не стоит).
Необходимо, наверное,отметить и то, что противостояние России и Великобритании в рамках «Большой Игры»никогда не ограничивалось исключительно военно-стратегическими вопросами. Идеологипроникновения Великобритании в Центральную Азию всегда подчеркивали важность выходана местные рынки. Понимали это и в России, поскольку еще до начала военной экспансииРоссии в Центральной Азии участники ряда английских экспедиций – в частности, Муркрофти Александр Бернс – отмечали, что местные рынки уже наводнены русскими товарами,о качестве которых они отзывались весьма нелестно, и полагали, что, если бы Британияполучила на рынок равный доступ, успех был бы обеспечен. Да и сама начавшаяся в1860-х годах российская экспансия в регион, как считают многие исследователи, былаизначально вызвана необходимостью поставить под контроль регионы, производящие хлопок– в каком-то смысле стратегическое сырье для молодого российского капитализма, поставкикоторого чрезвычайно осложнились после начавшейся в США Гражданской войны. [26 с. 182]
Впрочем, как быто ни было, главный аргумент участия России в «Игре» в качестве сознательного игрокасводится к неоспоримому факту, что Российская империя действительно постоянно расширяласьна протяжении почти двух столетий. А раз она расширялась, то расширялась не простотак, а КУДА-ТО. Например, к Индийскому океану, а значит, и к Индии. Впрочем, еслипризнать подобный аргумент, то необходимо допустить, что у России могли существоватьчеткие планы, рассчитанные на пару веков, которые бы последовательно реализовываливсе российские монархи вне зависимости от убеждений и проводимой политики. Для тогочтобы поверить в это, надо быть фантастически высокого мнения о слаженности и управляемостироссийского государственного аппарата. Впрочем, представлять своего противника ввиде отлаженной зловещей машины, последовательно выполняющей какую-то грозную программу- порок восприятия, свойственный слишком многим политикам и общественным деятелямв любой стране.
Как показываетпрактика, более верными обычно оказываются куда более простые объяснения. Разумеется,никто не претендует на универсальный ответ на вопрос, почему Россия 200 лет расширяласьна юг и юго-восток. Однако усматривать здесь следование одному раз и навсегда утвержденномуплану представляется весьма сомнительным. Пожалуй, на определенные размышления могутнавести слова лорда Керзона, совершившего в молодости поездку по строившейся тогдаЗакаспийской железной дороге. Этот далеко не русофильски настроенный политик, будущийвице-король Индии и консервативный министр иностранных дел, высказался в своей книгепо вопросу российской экспансии так: «При отсутствии каких-либо физических препятствийи во враждебном окружении… вся логика дипломатии сводится к пониманию альтернативы:победа или поражение. Россия было просто вынуждена продвигаться вперед, как Земля– вращаться вокруг Солнца».
Разумеется, нестоит считать эту фразу вершиной политической аналитики, раз и навсегда снимающейвсе исторические и политические вопросы. Но все же обратить на нее внимание стоит.Просто потому, что это попытка трезвого и беспристрастного взгляда на положениедел. Центральная Азия в век противостояния империй была прорехой на политическойкарте. И эту прореху рано или поздно кто-то должен был «залатать». Россия же, подчиняясьпочти физическим законам инерции, продвигалась к Среднеазиатским ханствам простопротягивая линии своих крепостей все дальше на юг через казахские степи. Движениеэто можно сравнить с продвижением русских по Сибири или продвижением американскихпоселенцев на Запад. Несмотря на все различия, общее здесь одно: отсутствие твердогосопротивления подстегивает дальнейшее движение вперед. То, что Британцы не пришлив Центральную Азию первыми, может во многом быть объяснено не сложными дипломатическимииграми или какими-то политическими просчетами, а суровой географической действительностью:чтобы утвердить свое влияние в Коканде, Хиве и Бухаре, англичанам надо было преодолетьгоры, а русским – степь. При сложности обеих задач, вторая все же выглядела проще.Кроме того, англичанам надо было утвердиться в Афганистане, однако после двух прискорбныхпопыток они стали первым народом в новой истории, пришедшим к выводу, что покоритьАфганистан невозможно.
Впрочем, какимбы ни был взгляд на «Большую Игру», самое скромное место в ней отводится роли самихцентральноазиатских стран. Никто почему-то не хочет взглянуть на историю регионаи существовавших в нем государств изнутри. Отмечается лишь то, как в регион пришлиимперии и начали там свои «игры», не задумываясь, как эти «игры» видятся самим жителям,чей вклад в историю региона насчитывает не одно столетие. Впрочем, это отражениеобщего европейского высокомерия, которое вряд ли может быть полностью преодолено,особенно при рассмотрении исторических сюжетов. В конце концов, главные участникиэтих процессов и в Британии, и в России придерживались именно такого взгляда намир, при котором их страны находятся в центре мира, а Азия нужна лишь дляобслуживания их интересов. Это реалии тех лет.
Все вышеперечисленное– наблюдения за историей позапрошлого века. Однако нам гораздо важнее посмотретьна реалии Центральной Азии века двадцать первого. И здесь можно усмотреть ряд важныханалогий. Прежде всего, вместе с крушением Советского Союза Центральная Азия вновьоказалась предоставлена сама себе. Она не находится ни под чьим внешним управлениемили покровительством. А значит, в центре азиатского континента вновь «открылся»громадный регион с населением почти 50 миллионов человек, относительно развитыйпромышленно и обладающий в совокупности громадным сырьевым потенциалом. Кроме того,с появлением в наше время нового ресурса, из которого можно извлекать прибыль, аименно предоставления территории для транзита товаров и услуг, значение ЦентральнойАзии как региона, лежащего между стремительно развивающимся Китаем, Россией и Европой,а также примыкающего к Индии и Пакистану, повышается многократно.
Однако при всемпри этом нельзя не замечать и другого: государства Центральной Азии в настоящеевремя почти окружены гораздо более сильными в экономическом плане соседями (этоРоссия, Китай, Индия, а в каком-то смысле, Иран и Пакистан). Если же сравнить военныйпотенциал стран региона и государств-соседей, то здесь будет заметен еще более драматичныйразрыв. Центральная Азия в настоящее время является единственным регионом мира,который с трех сторон окружен ядерными державами. Если же через какое-то время ядернаябомба окажется также и у Ирана, то круг замкнется полностью, и в отношении ядернойбезопасности положение региона сравнится разве что с зажатой между Россией и КитаемМонголией. По принципиальным характеристикам оно мало чем отличается от положениясреднеазиатских ханств в девятнадцатом веке, то есть соответствует начальным условиям«Большой Игры». Поэтому процессы, происходящие в Центральной Азии, будет удобнои правомерно рассматривать в этих категориях.[7 c. 192]
Конечно, есливзять за основу такой взгляд на вещи, то стоит признать, что условия этой игры изменились.Прежде всего, в ней существенно прибавилось игроков. Таковым – причем на первыхролях – уже является Китай, в прежнее время лишь пассивно наблюдавший за разворачивающимисясобытиями. Кроме них в игре участвуют и второстепенные игроки, также имеющие своиинтересы, например Турция и Пакистан. Кроме того, в ряду игроков первостепенныхесть и такие, которые вовсе не граничат с регионом, но также стремятся утвердитьв нем свое влияние: это, прежде всего, Соединенные Штаты Америки.
«Выигрыш» в этой«Игре» также несколько изменился. Точнее, изменились инструменты его достижения.Осталось желание контролировать ситуацию в регионе, а также перемещение имеющихсяв регионе ресурсов в нужном для себя направлении. Однако сейчас это достигаетсяне военной оккупацией и установлением протекторатов, а межгосударственными договорами,инвестициями, строительством трубопроводов, железнодорожных и автомобильных трасс.То есть в любом случае происходит это с гораздо большим учетом интересов местныхэлит, чем в предыдущих раундах «Игры». Впрочем, голый военный фактор, как показываютсобытия вокруг Афганистана, и наличие Организации договора о коллективной безопасноститоже не исключается полностью. Условно можно считать, что новый период «Игры» началсявместе с распадом Советского Союза.
Также необходимоотметить, что события сейчас развиваются гораздо быстрее, чем в девятнадцатом веке,а значит, и фиксируемые результаты, на которые в позапрошлом веке требовались десятилетия,теперь достигаются за несколько лет. В этом случае можно признать, что на данномэтапе Россия добилась весьма значимых для себя результатов. Прежде всего, почтиуйдя из Центральной Азии в начале 1990-х, Россия вновь сумела туда вернуться. Одноиз объяснений этого мало отличается от закономерностей, сработавших еще в девятнадцатомвеке: ей вновь оказалось проще «добраться» до региона. Правда, теперь сыграла своюроль не физическая, а экономическая география, то есть не разница между степнымии горными путями, а давно проложенные коммуникации из центральноазиатских стран,так или иначе завязанные на Россию. Поэтому усиление экономических позиций Россиипочти автоматически привело к распространению ее влияния на Центральную Азию. Произошлоэто благодаря естественному ходу событий и работе простых экономических факторов.
При этом стоитзаметить, что реакция западных игроков новой «Большой Игры» на усиление влиянияРоссии в Центральной Азии не слишком отличается от английских заявлений времен классическогороссийско-британского противостояния. Россия в Центральной Азии вновь объявляетсяугрозой. Теперь, правда, угроза эта, если не считать непременных рассуждений о «поддержкенедемократических режимов», видится в основном в том, что «Русский медведь» (а этоттермин, как и в девятнадцатом, и двадцатом веке, вполне распространен на страницахзападной прессы) подмял под себя все поставки энергоносителей из региона и теперьугрожает свободолюбивым народам Европы, эти энергоносители закупающим.[30 c. 291]
Глава 3. Реакция британской колониальной администрации и индийцевна российские проекты завоевания Индии
Политические процессыв Британской Индии, в том числе эволюция системы буржуазно-политических институтов,были результатом противоборства и взаимодействия двух сил: британского колониальногорежима и индийского национального движения. При этом колониальная администрацияиграла направляющую роль, в значительной степени определяя характер, темпы и границыполитического процесса. Дабы укрепить свои позиции в Индии и не допустить опаснойрадикализации настроений в местном обществе, британские власти стремились направитьполитическую активность индийцев в конституционное русло. С этой целью был взяткурс на постепенное инкорпорирование представителей индийской политической элитыв структуры колониального государственного механизма. Отражением этого курса явиласьсерия конституционных реформ, проводившихся в колонии со второй половины XIX века,в результате которых к моменту получения Индией независимости здесь сложились основыполитических институтов, основанных на принципах западного парламентаризма.
В свою очередь,успех политической модернизации в Индии, начавшийся в колониальный период, напрямуюзависел от понимания индийской политической элитой сути происходящих процессов,готовности осваивать нормы и институты политической демократии и сохранять их преемственность.Движение за независимость не сводилось только к борьбе за политический суверенитет,но и предполагало процесс политической трансформации индийского общества на путяхосвоения и адаптации западных политико-правовых и социально-экономических ценностей.С момента своего возникновения в 1885 году Индийский национальный конгресс являлсяведущей политической силой страны, действующей в этом направлении. Конституционныереформы, сопровождающиеся постепенным расширением представительства индийцев в управленческихструктурах, рассматривались основателями ИНК как основной путь продвижения Индиик самоуправлению. Со временем арсенал тактических методов Конгресса расширялся,но парламентские формы борьбы сохраняли свою первостепенную значимость.[28 c. 319]
3.1 Индийские посольства в Россию как реакция на российские проектывоенного вторжения в Индию
Нельзя не заметить, что переменыв российской восточной политике в начале XIX века, мотивы ее продвижения на юг ЦентральнойАзии рассматриваются в публикациях достаточно обстоятельно. Только с той лишь разницей,что если одни авторы подходят к освещению проблемы с некоторой долей объективизма,то другие – начисто отвергают его и подменяют субъективизмом, а порой типичной замшелойфальсификацией. Уже при беглом знакомстве с публикациями бросается в глаза тот факт,что во многих из них упускается из виду весь более чем столетний период развитияотношений России с государствами Центральной Азии после Петра I. А ведь для них,как уже говорилось, были характерны прежде всего динамизм и эволюционность, в чемсказался решительный отход от стереотипов прошлого. Особенно примечательно то, чтовплоть до 40-х годов XIX века и несколько позднее Россия избегала вооруженной конфронтациии даже мелких конфликтов с сопредельными государствами, чего никак нельзя сказатьо Хиве, Бухаре и Коканде, оказывавших давление друг на друга из-за территориальныхспоров. Кроме того, с начала XIX века Россия разморозила дипломатические отношенияс Хивинским ханством, прерванные после трагических событий 1717 г. Сюда осенью 1819г. прибыло посольство капитана Н.Н.Муравьева, обсудившее с хивинскими властями широкийкруг проблем, связанных с совершенствованием двусторонних торговых связей и усилениембезопасности торговых путей. Приблизительно через год, в октябре 1820 г., из Оренбургав Бухару выехало посольство А.Ф.Негри, в задачу которого так же входили разработкаи принятие нового совместного российско-бухарского торгового соглашения. Что касаетсядипломатических усилий Хивы и Бухары, то и они не раз снаряжали различные миссиив российскую столицу. Так, еще в 1801 г. Санкт-Петербург посетило бухарское посольствово главе с Хаит-Мухаммедом, заверившее Российское правительство о готовности эмираХайдар-хана к расширению двустороннего сотрудничества. Это подтвердило в 1802 г.и новое бухарское посольство Ишмухаммеда Байкишиева, посетившее российскую столицус официальным визитом. Набиравшие обороты дипломатические обмены продолжались ив последующие годы, постепенно расширяя и обогащая, хотя и не так легко и просто,как может показаться на первый взгляд, правовое поле сотрудничества между Россиейи государствами Центральной Азии. Словом, позитивные факторы, ясно указывавшие наэволюционный характер развития отношений, были налицо.
Так что же послужило решающимтолчком к радикальному пересмотру политического курса России в регионе ЦентральнойАзии, на Востоке в целом в начале XIX века, отзвуки которого дают о себе знать исегодня по прошествии почти двух столетий? Однозначно ответить на этот вопрос сложно,ибо любая серьезная государственная политика всегда аккумулирует в себе множествомелких и мельчайших слагаемых, обволакивающих одну единственную – стержневую, определяющуювсю стратегию и тактику действий. Распознать ее удается не всегда и не всем, темболее, если такая цель тем или иным автором перед собой и не ставится вовсе. Поэтомуудивляться тому довольно широкому разнообразию мнений, порой диаметрально противоположных,о мотивах продвижения России на юг Центральной Азии, кочующих по страницам западныхизданий, не приходится. Например, Т.М.Мастюгина и Л.С.Перепелкин, кстати, российскиеученые, работающие в институтах Российской Академии наук, в книге, посвященной этническойистории России, изданной под редакцией историка-востоковеда и политолога проф. В.В.Наумкина,российскую политику на всем протяжении XVIII – XIX веков называют «аннексионистской»и к тому же еще и «имперской». «…Территориальное расширение России в XVIII и XIXвеках, – утверждают они, – направленное на аннексию других государств, расположенныхв центрах древних цивилизаций (Центральная Азия, Кавказ…), имело отчетливо имперскийхарактер». Столь категоричное, причем в корне ошибочное суждение оказалось в унисон«изысканиям» многих западных ученых, в частности, доктора философии и политологии,профессора Ширен Т.Хантер, специалиста по проблемам реформистского ислама, авторакрайне тенденциозной работы «Ислам в России: политика идентичности и безопасности».Не обременяя себя осмотрительным обращением с терминологией и определениями, онапродвижение России к южным рубежам Центральной Азии квалифицируется как «русскоезавоевание», называет и его временные рамки – с 1820-х до 1900-х годов, не разъясняясуть этой в общем-то довольно странной периодизации. Далее, не останавливаясь нацелях российской политики, в книге указывается, что «Россия, расширяя свои границына юг, все более и более приобретала признаки классической колониальной империи.Преемники Екатерины вообще не предпочитали вести ее просвещенную политику и к 1860-мгодам российские власти перешли на путь в большей степени империалистический и прибегалик явно ассимиляторской политике в отношении мусульман…». Но тут же, чтобы как-тосмягчить чрезмерную жесткость утверждения, делается оговорка, что «эта политикаприменялась с различной степенью интенсивности в разное время и в различных частяхимперии». Из этого сам собой напрашивается вывод, что аннексионистская суть вытекалаиз самой «имперской» природы Российского государства, следовательно, в ней и нужноискать главный мотив расширения России в направлении как на север, так и на юг изапад. Приходится только удивляться тому, откуда такая неоправданная и ничем необоснованная категоричность в рассуждениях бывшего дипломата – в прошлом члена иранскойдипломатической миссии в Лондоне и Женеве, работавшей одно время даже при ООН, авпоследствии – сотрудника Гарвардского и Джорджтаунского университетов, Фонда Карнеги,Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне, европейских политическихисследований (CEPS) в Брюсселе и т.д., и т.п. Забегая вперед, заметим, что именнов период правления Екатерины II и ее преемников в России были осуществлены практическиешаги по гармонизации отношений с мусульманами, сняты ограничения на исповедованиеислама, заключение смешанных браков, были открыты конфессиональные школы и медресе,строились мечети и т.д. О какой ассимиляции в таких условиях может идти речь? Чтоже касается взаимовлияния и трансформации самых различных культур, в том числе православнойи мусульманской, то это – процесс вполне естественный, объективный и закономерный,регулируемый в целом не государством, а самими людьми, их духовным настроем и интеллектом.[8c. 493]
Сара Дж.Ллойд в той самойсвоей статье, к которой мы уже обращались, избегает резких суждений и употребленияпонятий типа «имперская политика», «аннексия» и т.п. Одним из решающих факторовпоступательного расширения России на юг она считает стремление решить наболевшийпограничный вопрос, который, как показывала практика, действительно служил главнойпричиной нередких конфликтов в зонах соприкосновения сопредельных стран. В тот период,указывает она, границы государств Центральной Азии окончательно еще не сложились,они «были неустойчивы и представляли наживу для других». Об этом же пишет и СарфразХан, указывая на то, что на западе, т.е. в районе Казахских степей естественнаяграница с Хивинским ханством отсутствовала и поэтому ее условной линией считали80-ю или 81-ю восточную долготу. Кстати, хивинские власти с этим не были согласныи предлагали провести пограничную линию намного севернее, по реке Урал.
Российское продвижение наюг Центральной Азии С.Сусеку представляется всего лишь как очередное звено в цепичереды «колониальных захватов», берущих начало еще со времен Ивана Грозного. Бросаяретроспективный взгляд на становление и укрепление Российского государства, он проводитпараллель между направлениями его развития на различных этапах истории и не обнаруживаетв них никаких существенных различий. Остановимся на приводимых им аргументах болееподробно, учитывая, что они изложены одним из авторитетных на Западе исследователейистории России и Центральной Азии. «Завоевание Россией новой, нерусской, неславянской,нехристианской мусульманской территории, – подчеркивает С.Сусек, – конечно, имелопрецеденты и в прошлом: Иван (Грозный) уничтожил в 1552 году Казанское ханство,в 1556 году – Астраханское, а Екатерина аннексировала в 1783 году крупное Крымскоеханство. Эти завоевания носили на себе все признаки колонизации современного типа,имели элементы, родственные с испанскими». А ведь даже неискушенному читателю изшкольных учебников по истории известно, что Казанское и Астраханское ханства образовалисьпосле распада Золотой Орды на территориях, некогда входивших в состав Русского государстваи захваченных монголо-татарскими завоевателями под предводительством Батыя в серединеXIII века. Более двухсот лет (до конца XV века) народы Поволжья находились под кровавыми тяжелым игом татарских ханов и вернулись под защиту Руси после их сокрушительногоразгрома войсками Ивана Грозного. Что касается присоединения Крыма, то и здесь естьнад чем поразмыслить. Как известно, в 1768 году войска крымского хана – турецкоговассала – вторглись в южные русские земли, спровоцировав затяжную русско-турецкуювойну. Она закончилась в 1774 году полным разгромом захватчиков. В соответствиис мирным договором, подписанным в небольшом селении Кючук-Кайнарджи, к России перешлазначительная часть побережья Черного моря и крымский хан де-факто лишился самостоятельности.В 1783 году он отрекся от власти и Крым полностью присоединился к России. Так чтоже тут общего между освобождением Россией от монголо-татарского ига народов Поволжьяи Крыма и «современного типа испанскими» колонизациями? Разве можно сравнивать спо сути мирным (за исключением небольших вооруженных стычек) продвижением Россиина юг Центральной Азии с геноцидом, развязанным испанскими конкистадорами в XV-XVIвеках в Центральной Америке против местных индейцев, захваты их земель, порабощениеи эксплуатацию, разрушение и уничтожение целых городов и селений на полуостровеФлорида в Северной Америке, в Центральной Мексике, уничтожение древней культурыацтеков и полное разрушение их столицы Теночтитлана, завоевание в Южной АмерикеПеру и уничтожение цивилизации инков, кровавую расправу с безоружными индейцамив городе Кахамарка, колонизацию Чили, Ла-Плато и многих других древних государств?!Продолжалось подобное и на протяжении XVII-XVIII веков, обрекая народы покоренныхстран на рабство, нищету и прозябание. Думается, какие-либо сравнения или параллелиздесь просто неуместны. [21 c. 307]
Считая, видимо, сравнениероссийской восточной политики с испанской колонизацией недостаточной, С.Сусек далееуказывает на ее схожесть и с колониальной экспансией в XIX веке европейских держав,которая была продиктована главным образом борьбой за передел сфер влияния, овладениеновыми рынками сбыта и дешевыми источниками сырья. «Российское проникновение в Сибирь,захват Центральной Азии, – разъясняет он, – …имели все признаки, схожие с европейскойколониальной экспансией XIX века». При этом ее побудительными мотивами автор считаетвозможность получения «богатых и дешевых источников сырья, таких, например, какхлопок для русской текстильной промышленности, обеспечение привилегированной позициидля российской торговли, легкость и быстроту военных операций, в которых масса дисциплинированногои хорошо вооруженного войска, обладавшего современной европейской мощью, могла победитьзначительно превосходящие (по численности. – М.Н.) местные силы». С.Сусек и здесьпутает две несравнимые величины. Во-первых, Сибирское ханство, расположенное в ЗападнойСибири, было образовано монголо-татарскими захватчиками на землях, которые осваивалисьеще новгородцами. В конце XVI века, в канун освободительного похода Ермака, им правилтатарский ставленник Кучум-хан, известный своей жестокостью и получавший дань впользу Золотой Орды. В 1582 году отряд Ермака, в котором насчитывалось всего 800вольных казаков, разгромил татар и Сибирь добровольно вошла в состав Русского государства,следовательно, не могла служить такой же колонией, какие имели в XIX веке многиеразвитые европейские державы, например, Великобритания, Соединенные Штаты или Франция.Во-вторых, продвижение России в глубь Центральной Азии, сопровождавшееся использованиемвооруженных сил, бесспорно, напоминало по внешним признакам «захват» территории.Однако по своей объективной сути оно было нацелено собственно не на расширение территорииРоссийской империи, а установление контроля над рыночным пространством, где онаосуществляла экономические контакты в условиях постоянных вооруженных столкновениймежду Хивой, Бухарой и Кокандом, а также систематической угрозы агрессии со стороныИрана, Афганистана и некоторых других стран. Ситуация усугублялась тем, что Российскоеправительство, несмотря на напряженные дипломатические усилия, из-за бездействияместных правителей не могла реально обеспечить безопасность своих торговых караванови граждан, которые часто оказывались жертвами неподконтрольных правительствам кочевыхплемен. Они, кстати, направлялись не только в Приаралье, но и транзитом через еготерриторию в Индию и Китай, страны Ближнего Востока. В результате российская экономиканесла огромные убытки, и страна была вынуждена выплачивать крупные суммы неустойкииз-за срывов коммерческих обязательств. Можно согласиться с С.Сусеком лишь в том,что среди мотивов продвижения России в глубь Центральной Азии присутствовали интересыи промышленного капитала – получение доступа к дешевым и надежным источникам сырья,создание привилегированных условий для российской торговли и т.п., что было характернои для экспансии всех европейских стран, каждая из которых заботилась в первую очередьо национальных приоритетах. Вместе с тем автор оставляет вне поля зрения другиекуда более существенные мотивы, игравшие определяющая роль при разработке стратегиипродвижения России на юг Центральной Азии. Речь идет, прежде всего, о противодействииторгово-экономической и военной экспансии в регион Англии, использовавшей весь арсеналсредств для осуществления новых колониальных захватов в Прикаспии и Приаралье, очем будет сказано ниже.
Доктор Жерард Челианд, профессорполитической социологии, именующийся не иначе как «независимым экспертом», руководившийеще недавно Европейским центром по изучению конфликтов, консультант Центра анализаи прогнозирования Министерства иностранных дел Франции, как и С.Сусек, не видиткаких-либо принципиальных различий между колониалистскими устремлениями в прошломразвитых европейских держав и политикой России в Центральной Азии. Единственное,что их отличает, заявляет он в порыве откровения в монографии «Кочевые империи:от Монголии до Дуная», так это – то, что «в отличие от другого, европейского империализма,эта колонизация имела место на сопредельной территории». Чтобы лишний раз подчеркнутьдля большей убедительности именно аннексионистский характер российской восточнойполитики, он приводит в виде хронологии продвижение России на юг Центральной Азии,подмешав ее излюбленными в западной историографии понятиями «захват» и «завоевание».А ведь при внимательном рассмотрении, а самое главное – наличии желания отличия,причем существенные, между политикой России и колониалистскими устремлениями европейскихдержав можно было бы легко увидеть. К примеру, порабощение и эксплуатация целыхнародов, изгнание их с исторической родины и переселение в резервации, вывоз коренныхжителей Африки, Австралии, Латинской Америки в «новый свет» и продажа их как рабов,подлинный геноцид индейцев, мексиканцев и других народов в самой Северной Америке,разрушение исторических городов и селений, неограниченный, причем некомпенсируемыйвывоз в метрополию из покоренных стран культурных ценностей, природных и сырьевыхресурсов – разве это и еще многое другое, характерное для европейской колониальнойэкспансии в Африке, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке, Ближнем и Среднем Востоке,было присуще и политике России?! Бесспорно, втягивая государства Центральной Азиив сферу своего влияния, она заботилась в первую очередь о национальных интересах,но не в ущерб народам сопредельных стран, например, Хивы или Бухары, продолжавшихсуществовать в XIX веке в условиях господства отсталых патриархально-феодальныхотношений и которым, естественно, было чему у нее поучиться, что перенять хотя быв плане освоения новых капиталистических отношений. Это – особая тема, выходящаяза рамки настоящей статьи, и потому мы не будем останавливаться на ней подробно.
Рональд Э.Савойя, профессористории университета Боулинга Грина (США), отвергает концепцию приоритетности «сопредельнойтерритории». При рассмотрении движения России в XIX веке на юг на первый план онвыдвигает три взаимосвязанных фактора. «Для имперского расширения, – указывает онв книге «Зарождение и развитие глобальной экономики (начиная с XV века)», – имелисьтри определяющие причины: 1) узость рамок естественных границ; 2) грабительскиенабеги из мусульманских султанатов, которые осуществлялись кочевыми племенами вцелях захвата крестьян, чтобы превратить их затем в рабов; 3) потребность в увеличенииобъема торговли между севером и югом для финансирования строительства и эксплуатациижелезных дорог, необходимых для того, чтобы оказать поддержку расширению и сохранитьуправление занятыми территориями». Любопытно, что Р.Э.Савойя эти факторы обусловливаетне колонизаторскими порывами, а запросами политики индустриализации России, развитиекоторой делит на два основных этапа. На первом из них, определяемом им как «самаяранняя стадия индустриализации», охватывающем 1800-1865 годы, «Россия подчиниласебе феодальные княжества на Кавказе и плюс обширное степное пространство к востокуот Каспийского моря, которое было населено разнородными кочевыми племенами скотоводов»;на втором, приходящемся на 1865–1895 годы, «Россия заняла феодальные Бухарское,Хивинское и Кокандское ханства вдоль своей южной границы». Эти приобретения, заключаетР.Э.Савойя, «стали возможны потому, что центральное Российское правительство энергичноосуществляло политику индустриализации». Не будем углубляться в дискуссию и толькозаметим, что аргументы автора представляют интерес, однако они, к сожалению, раскрываюттолько отдельные аспекты проблемы, а не всю гамму причин и предпосылок, послужившихсвоеобразным строительным материалом для российской политики в отношении ЦентральнойАзии в середине XIX века.[14 c. 116]
Приоритетности сугубо экономическихфакторов над политическими при разработке и реализации российской политики отдаетпредпочтение и Мюриэль Джофф – сотрудник программы американского Совета по международномуобмену учеными по Белоруссии, Украине, странам Балтии и Центральной Европы, чьязапоминающаяся статья под интригующим названием «Алмаз в грубом: государство, предпринимателии скрытые ресурсы Туркестана в последней имперской России» была помещена в подготовленномпод редакцией Марш Зиферт коллективном сборнике «Расширение границ российской истории»,посвященном Альфреду Дж. Риберу. Она заметно выделяется среди множества работ наподобную тематику. Прежде всего, тем, что в ней и установление контроля в 1850-егоды над территорией так называемых «Киргизских степей» (в основном юг современногоКазахстана и часть Кыргызстана), и нанесение серьезного поражения слабо вооруженными экипированным армиям тогда еще независимых Кокандского и Бухарского ханств в 1860-егоды показаны не более чем как подготовка предпосылок для реализации стратегическихэкономических целей России в Центральной Азии. Автор подразделяет их в основномна две самостоятельные группы. К первой относит самые значительные, в частности,«обеспечение экономического доминирования России» в регионе, а ко второй – менеесущественные, но так же важные, направленные на «улучшение коммерческих отношений»,т.е. торговых связей. Эти цели, подчеркивает М.Джофф, были обусловлены тем, что«развитие российского ткачества, особенно хлопчатобумажного производства, в первойполовине XIX века усиливало предпринимательские мечты о преобразовании ЦентральнойАзии в обширный рынок для российских товаров и источник сырья для российской промышленности.Эти надежды отразили не только трезвую оценку слабости внутреннего рынка Россиии ее неспособности конкурировать на европейских рынках, но так же и убежденностьпредпринимателей в том, что экономические отношения с Азией существенны для демонстрациимощи России как великой державы». Такова, заключает автор, комбинация «экономическогоинтереса, российского национализма и имперских мечтаний», питавших всю российскую«передовую политику в Азии» в середине XIX века. Характерно, что Мюриэль Джофф впротивовес многим западным исследователям допускает возможность отнюдь не толькосилового, но и мирного продвижения России на юг Центральной Азии, если бы не жесточайший«хлопковый голод», разразившийся в связи с гражданской войной в Америке, побудившийроссийский торговый капитал резко усилить давление на правящие круги с тем, чтобывынудить их на решительные действия. К сожалению, эта предположение, заслуживающееособого внимания, в исследовании не получило дальнейшего развития.
3.2 Оборона Индии: использование тезиса о «русской угрозе» Индиибританской колониальной администрацией для проведения наступательной политики наСреднем Востоке
К рубежу 60-70-х годов XIX века положение Британии в Индии и на Среднем Востокепретерпело серьезные изменения. Англия к этому времени имела поучительный опыт первойангло-афганской войны 1838-1842 годов, гератского конфликта 1857 года. Напряженнаяситуация сложилась в Индии после подавления восстания 1857-1858 годов и на ее северо-западнойгранице – в районе обитания восточно-пуштунских племен, воспринимавшимся в Англиикак плацдарм для дальнейшего продвижения в Афганистан. В 60-х годах XIX века ускориласьи приобрела широкий масштаб колонизация Россией Средней Азии. В 1864 году началисьвоенные действия против Кокандского ханства, а затем и против Бухары. В 1868 годуКоканд и Бухара признали свое поражение. В 1873 году их судьбу разделила Хива. Всеэти территории вошли в состав Туркестанского генерал-губернаторства. Англо-русскоепротивостояние на Среднем Востоке перешло, таким образом, в новое качество, чтотребовало определения новых ориентиров восточной политики и адекватных новой ситуацииметодов ее осуществления. Тезисы о “русской угрозе” и необходимости “обороны подступовк Индии” вновь приобрели стратегическое значение. К восточной политике Британиивновь было приковано внимание государственных деятелей, военных, ученых.
Большое влияние на определение восточной политики Великобритании в 70-х годахXIX века имел Генри Роулинсон. Он имел репутацию ученого – большого знатока Азии,во многом повлиявшего в другом своем качестве – дипломата и имперского чиновника– на выработку наступательного курса” Великобритании на Среднем Востоке.
В 1868 году он стал автором “Меморандума”, первоначально подготовленного какречь в Палате Общин, но увидевшего свет не в форме устного выступления, а розданногодепутатам в письменном виде. “Меморандум” имел принципиальное значение как декларацияпрограммы “наступательного курса” Великобритании на Среднем Востоке. В 1875 годуГ. Роулинсоном была опубликована книга “Англия и Россия на Востоке”, в которой былиизложены его взгляды на англо-русское соперничество на Востоке. Ее составили многочисленныестатьи, опубликованные в разное время преимущественно в журнале “Квартерли Ревью”,в том числе и упомянутый “Меморандум”, и вновь написанные специально для этого издания.Исходным пунктом в рассуждениях Г.Роулинсона являлась идея о русском вторжении вИндию, воспринимавшаяся им приближающейся реальностью по мере продвижения Россиив Средней Азии. Более того, колонизацию Россией Среднего Востока Роулинсон расценивалеще и как средство нейтрализации Англии в Европе и, особенно, в зоне черноморскихпроливов. Поэтому Роулинсон утверждал, что Англия “без колебаний возьмется за оружие,если ее правам или интересам будет грозить серьезная опасность либо в Турции, либов Египте, либо в Центральной Азии”. Он с тревогой констатировал активизацию русскойторговли в Коканде, Кульдже, Кашгаре и делал из этого практический вывод о необходимостиадекватных контрмер с английской стороны. Роулинсон видел долг Великобритании втом, чтобы укрепить ее позиции сначала в Афганистане, а затем и Иране. “… В интересахмира, в интересах торговли, в интересах нравственного и материального развития можноутверждать, что вмешательство в дела Афганистана стало в настоящее время долгоми известные жертвы или ответственность, которые мы возложим на себя, восстанавливаяпорядок в Кабуле, окупятся в будущем”, – заявлял он.
Афганская граница, по Роулинсону, выполняла функцию передового рубежа обороныИндии. Поэтому для ее укрепления целесообразно использовать любые средства, но предпочтительно– мирные: попытаться действовать при опоре на местных правителей. Вместе с тем,Роулинсон настойчиво повторял мысль о том, что ввиду очевиднойперспективы русской экспедиции в Индию необходимобыло держать на афгано-индийской границе готовые к боевым действиям войска, которыеможно было бы использовать и для давления на эмира Афганистана и для обороны Индии.Роулинсон предлагал форсировать из стратегических соображений строительство железнодорожнойветки, соединяющей Пешавар с Пенджабом.
Следующим шагом по утверждению на Среднем Востоке Г. Роулинсон считал упрочениебританской позиции в Иране: “персидская дипломатия является частью Восточного вопросаи, главным образом, зависит от индийской политики”. “Продвижение России к Индиии ее демонстрации против Кабула и Герата, требуют от нас более активного вмешательствав дела Тегерана”, – утверждал Роулинсон. “Нам необходимо занять прочное положениев стране и утвердиться таким образом, – писал он, – чтобы иметь возможность противостоятьдавлению русских. Наши офицеры должны быть хорошо осведомлены о положении дел изанять командные посты в персидских войсках… Наличие достойно обеспеченной армии,располагающей в том числе и артиллерией, будет свидетельством возобновления нашейзаинтересованности. Персидские вельможи начнут посылать своих сыновей для полученияобразования в Лондон, а не в Париж. Вложение английского капитала в банки, железныедороги, шахты, в другие коммерческие предприятия польются рекой, если будет обеспечендолговременный союз между двумя странами и если он будет опираться на поддержкубританского правительства”.
Большой вклад в формирование идеи о необходимости обороны Индии от русскойагрессии внес Ч. Мак-Грегор, тоже слывший знатоком Азии. С Востоком он был знакомне понаслышке. Его перу принадлежали обобщающие итоги многолетних изысканий труды“Центральная Азия”, изданный в 1871 г., и “Оборона Индии”, увидевший свет в 1886г. В них делался акцент на военно-политические аспекты проблемы. Мак-Грегор рассматривал“агрессию России” по отношению к Индии, которую, впрочем, он не воспринимал, подобноРоулинсону, неизбежной, одним из частных проявлений глобального противостояния Англиии России. Поэтому проведение активной британской наступательной торговой политикина Среднем Востоке он считал уместным сочетать со средствами дипломатического давления– формированием антирусской по направленности коалиции европейских и азиатских государств.
Наконец, среди поборников идеи грядущего наступления России на Индию следуетназвать профессионального военного Джорджа Маллесона. Он был широко известен в Британиикак автор книг “История Афганистана”, изданной в преддверии второй англо-афганскойвойны – 1878 году, “Герат: житница и сад Центральной Азии” и “Русско-афганский вопроси вторжение в Индию”, увидевших свет соответственно в 1880 и 1885 годах. Объединившейвсе эти работы мыслью являлась идея о необходимости проведения активной политикипротиводействия продвижению России в Центральной Азии. “Политика, справедливость,гуманность, …сохранение нашей индийской империи требуют действий”, – писал Маллесон.Главным направлением этих усилий он мыслил Герат, судьба которого виделась ему вкачестве сепаратного государства, подконтрольного Англии. “Настал решающий момент,– утверждал он, – когда надо решить, будут ли исключительные ресурсы Герата использованыдля вторжения в Индию или для обороны Индии против… агрессивной державы. Несколькихлет британского пребывания вполне достаточно для того, чтобы превратить Герат вцентр административного образования по типу Бенгальской провинции в Индии”.[27 c. 39]
Наряду с существованием в Англии влиятельного направления сторонников наступательногополитического курса в Центральной Азии, отнюдь не все разделяли убеждение в неизбежностивооруженного столкновения с Россией из-за Индии. “Экономист” отмечал в 1875 году,что “Россия приближается все ближе и ближе к Индии, увеличивает число своих опорныхпунктов”. Но сопоставив экономические, финансовые и военные возможности России иВеликобритании, он пришел к выводу о сомнительности успеха России в случае военныхдействий, о том, что Россия вряд ли сможет обеспечить требуемое количество войски что дальность расстояния от опорных пунктов России сведет на нет силу удара. Россияв данный момент более опасна для Турции и Персии, чем для Индии, заключал журнал.Вице-король Индии лорд Нортбрук в 1877 году откровенно и публично признался в том,что он не верит в русскую угрозу Индии. С большим сомнением отозвался о реальностиугрожающей Индии опасности лорд Солсбери. В частном письме тому же Нортбруку онписал, что разделяет его “мысль о том, что наступление России на Индию – химера”.
Очевидно, таким образом, что проводя активную политику по утверждению в Афганистане,консервативный кабинет руководствовался не эфемерной угрозой Индии со стороны России,а, как писал русский Генеральный консул в Генуе, “исходя из интересов торговой монополии,которую Англия стремится утвердить повсюду”. Необходимость “обороны подступов кИндии” воспринималась нереальной и для бывшего во втором кабинете Гладстона с 1868по 1874 год статс-секретарем по делам Индии герцога Аргайла. Идея “обороны” в сознаниипрагматически мыслящей плеяды политиков нового поколения вытеснялись мотивами обеспечениядолговременных британских экономических интересов и задачами противодействия масштабнойВосточной политики России, причем не только в Иране и Афганистане, но и на БлижнемВостоке. Для них тезис о “русской угрозе Индии” имел, скорее, пропагандистскую окраску,нес изрядный груз традиции восприятия России главным противником Великобританиив ее претензиях на мировое господство. Он, как и несколькими десятилетиями ранее,использовался для мотивации благообразной “оборонительной” концепции британскойполитики на Востоке. Разногласия в связи с действиями на Среднем Востоке в средедействовавших политиков касались не столько существа дела, сколько механизма обеспечениябританского присутствия в этой зоне британских имперских интересов.
В целом, в Лондоне не было разногласий в вопросе о проведении наступательнойполитики на Среднем Востоке не только среди членов кабинета консерваторов, но имежду обеими парламентскими партиями. Принципиальная общность позиции либералови консерваторов в этом вопросе была отмечена “Таймс”, писавшей 10 октября 1878 годао том, что “все согласны относительно того, что мы должны сделать”. Некоторые колебаниянаблюдались в правительстве, но они касались не главного, а частностей. “Хотя междувластями существовали и до сих пор существуют различия во мнениях относительно того,какой пограничной политики следует придерживаться, – писал статс-секретарь по деламИндии виконт Кренбрук вице-королю Индии 18 ноября 1878 года, – но это различие вомнениях касается, скорее, способов действий, чем самой сути”.[6 c. 242]
Другим узлом англо-русского противостояния в 70-х годах XIX века, в которомвновь, но иначе проявлялся “индийский фактор”, было Средиземноморье, остававшеесяна протяжении всего столетия одним из важнейших и сложнейших узлов международныхотношений. К 1870-м годам постановка проблемы по сравнению с предшествующим периодомвремени существенно менялась и это влияло на определение задач британской дипломатии:судьба “британской дороги в Индию” оказывалась в прямой зависимости от исхода новоговитка англо-российского имперского противостояния на Ближнем Востоке.
Исключительная значимость имперских интересов Великобритании в Восточном вопросеотчетливо оценивалась и в деловых кругах страны: “Экономист” расценил проблему обеспечениякоммуникаций с Индией важнейшей для Великобритании в Восточном вопросе. “Мы не имеемв виду этим…, что Англия не имеет других интересов в Восточном вопросе, – писалеженедельник, – или что эти интересы не подверглись угрозе в… войне (русско-турецкой1877-1878 гг. – Н.Д.). Но не существует интересов более жизненно важных, – продолжалон, – чем укрепление военных коммуникаций с Индией, и ни одному из них нет такойпрямой угрозы, как этому”.
Определение ориентиров политики Англии в Восточном вопросе было возможно лишьисходя из утвердительного или отрицательного ответа на вопрос о реальности прекращениясуществования Османской империи. Вероятность ее краха усматривалась британскимиполитиками гораздо раньше того, как этот развал начал становиться явью. Так лордДерби еще в 1854 году отмечал, что “развал Турецкой империи – лишь вопрос времении, возможно, не столь отдаленного. Турки сыграли свою роль в истории… Их день прошел.»
Таким образом, люди, стоявшие в кабинете консерваторов в 70-х годах XIX векаво главе Форин Оффиса, выражали сомнение в целесообразности следования в русле традиционнойпальмерстоновской политики в отношении Османской империи. Османскуюимперию – как пока еще политическую данность – в Лондоне продолжали поддерживать,ибо побежденная и ослабленная, как писал в ноябре 1877 года “Экономист”, она станетжертвой России, и тогда окажется под угрозой дорога в Индию.
Заключение
Тем временем, пока Москваи Санкт-Петербург не могли выработать конструктивное решение в отношении торговлис Центральной Азией, Россия продолжала постепенно терять свои позиции на рынкахрегиона и уступать их Англии. Характерно, что даже спустя почти двадцать лет ситуацияне менялась. Так, в заметках «Описание Кокандского ханства», составленных купцомКлючаревым, читаем: «Товары российские в нынешнем 1852 г. по всей Средней Азии,как в Кокании (имеется в виду Коканд. — М.Н.), Ташкенте и Бухаре, упали ценой дочрезвычайной степени, так, что противу прежних цен выручали 80 коп. из рубля с самыхлучших товаров; продажа более в кредит, за наличные продажи совсем не было, причинаоному более полагают — в нынешнем году необыкновенно большой вывоз во все азиатскиепровинции Средней Азии аглицких бумажных товаров; ихние комиссионеры — персиане,ширванцы и афганцы — продают здесь в кредит на 12 и 18 месяцев и тем более успеваютпродавать свои товары, хотя набивные ихние бумажные товары и миткали очень слабойдоброты, но рисунки ситцев самые азиатские во вкусе». Ключарев особо отмечал, чтоцены на английские изделия устанавливаются значительно дешевле, чем на аналогичныероссийские с тем, чтобы вытеснить их из рынка: «Поэтому и торговля наша со здешнимкраем становится для нас самой безвыгодной, из бумажных товаров нет ни одного товарав особенном требовании, чтобы можно было здесь с выгодой продать, кроме металлическихтоваров, как-то: медь, железо, сталь, чугун, олово, которые всегда имеют здесь ценуи требование на оные постоянное».
В напечатанной в 1859 г.,т.е. семь лет спустя, в журнале «Вестник промышленности» корреспонденции ГавриилаКаменского «Англия — страшный соперник России в торговле и промышленности», направленнойим из Лондона, вновь указывалось на экономические диверсии Британии в ЦентральнойАзии, ее широкое и последовательное наступление на позиции России в торговле состранами региона. «Почти до последнего времени, — указывал Г. Каменский, касаясьнепростой ситуации, сложившейся на товарном рынке Бухары, Хивинского и Кокандскогоханств, — Россия производила значительную торговлю со Средней Азией не только своимипроизведениями, но также вообще европейскими товарами, преимущественно покупаемымина немецких ярмарках и отправляемыми по Волге на южный берег Каспийского моря. Отсюдакараваны доставляли их различными дорогами в среднеазиатские ханства, Кабул, Герат,в Кашгар, Северную Персию, в Белуджистан и Лахор. В последнее время однако же этацветущая торговля обнаруживает упадок, который мы не останавливаемся приписать деятельномусоперничеству Англии. Дорога через Трапезунд, Эрзерум и Табриз к северным частямАзиатской Турции и Персии открыла в них… доступ английским произведениям; английскоежелезо еще в 1831 году совершенно вытеснило на трапезундском рынке железо русское:с другой стороны, с завоеванием Сциндии восстановлен древний торговый путь по рекеИнд, что открывает, таким образом, для английской промышленности свободный и удобныйдоступ в Среднюю Азию… Нашему отечеству таким образом угрожает сильное соперничествов его торговле на Востоке». Как видим, и Ключарев, и Каменский, акцентируя вниманиена торгово-экономической интервенции Британии, в то же время старательно обходилитакой не менее актуальный вопрос, как конкурентоспособность некоторых российскихтоваров, уступавших английским не только по цене, но и качеству, потому спрос наних на рынках Центральной Азии и оставался стабильно высоким. Однако крайне неблагоприятнуюв целом для российской торговли и промышленности — прежде всего набиравшей оборотытекстильной — тенденцию, связанную с целенаправленной экономической экспансией Британии,отмечали абсолютно правильно. То была не просто конкурентная, а подлинная демпинговаявойна, развязанная против России и Центральной Азии.[15 c. 176]
Список использованных источников
1. Ахмеджанов Г.Н. Гератский плацдарм в планах британской агрессиина Среднем Востоке и в Средней Азии в Х1Хв. (30-е — 80-е гг.) — Дисс… канд.ист. наук: 07.00.02. -Ташкент, 1953. — 330 с
2. Бонгард-Левин, Григорий Максимович. Древнеиндийская цивилизация: История. Религия. Философия. Эпос. Литература.Наука. Встреча культур /Бонгард-Левин Григорий Максимович; Г. М. Бонгард-Левин;Рос. акад. наук, Отд-ние истории, Ин-т востоковедения, Моск. гос. ун-т им. М. В.Ломоносова и др.-М.: Изд. фирма «Вост. лит.» РАН, 2000.-495 с
3. Бордюгов, Геннадий Аркадьевич. Белое дело: идеология, основы, режимы власти: Историогр. очерки /БордюговГеннадий Аркадьевич, Ушаков Александр Иванович, Чураков Валерий Юрьевич.-М.: Рус.мир, 1998.-319 с.
4. Бэшем, Артур Л. Чудо, которым была Индия: [Пер. с англ.] /А.Л. Бэшем; [Авт. предисл.Г.М. Бонгард-Левин, А.А. Вигасин].-М.: «Вост. лит.» РАН, 2000.-614 с.
5. Вигасин, Алексей Алексеевич. История Древнего Востока: [учеб. пособие для вузов по специальности«Востоковедение, африканистика» и «Регионоведение»] /А. А. Вигасин.-М.:Дрофа, 2007.-223 с.
6. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII — начало XX в. / Под ред. Н.С.Киняпиной. -М.: Наука, 2007. — 509с
7. Всемирная история: Век железа. Древнейшие цивилизацииВостока /[Редкол.: И.А. Алябьева и др.].-М.: АСТ, 2000.-759 с.
8. Всемирная история: Начало колониальных империй. Периоданглийской революции /[Редкол.: И. А. Алябьева и др.].-М.; Минск: АСТ: Харвест,2000.-1055 с.
9. Всемирнаяистория: Учебник для вузов/ Под ред. –Г.Б. Поляка, А.Н. Марковой. – М.:Культура и спорт, ЮНИТИ, 1997. – 496 с.
10. Гоголев, Константин Николаевич. Индия, Китай, Япония: [учеб. пособие] /К. Н. Гоголев.-М.: Айрис-пресс,2004.-319 с.
11. Елисеева Е.В. Политика Дизраэли в «Восточном вопросе» накануне русско-турецкойвойны 1877-1878гг. // Дисс… канд. ист. наук:07.00.02.М.: 1949. — 220 с;
12. Зайончковскин A.M. Восточная воина,1853-1856. В 2-х т. — СПб., ООО «Издательство Полигон», 2002. — 922 с;
13. История дипломатии. Издание второе, переработанное и дополненное. Под ред.А.А.Громыко. В 5-ти т. М.: Государственное издательство политическойлитературы. 1959. — Т. 5. — 896 с.
14. Касумов А.Х. К истории агрессивной политики Англии и Турции на Северном Кавказев 30-х — 60-х гг. XIX в. // Дисс… канд. ист. наук: 07.00.02. — М.: 1955. — 285 с.
15. Красняк, Ольга Александровна. Всемирная история: [единое представление о закономерностях историческогоразвития стран Запада и Востока с древнейших времен до наших дней] /О. А. Красняк; предисл. канд. ист. наук Е. В. Тихоновой.-М.: URSS, 2009.-276
16. Любош С.Н. Последние Романовы. — СПб.: ООО «Издательство Полигон», 2003. — 271с
17. Носовский, Глеб Владимирович. Реконструкция всеобщей истории: Исслед. 1999-2000 гг.: Новая хронология/Носовский Глеб Владимирович, Фоменко Анатолий Тимофеевич.-М.: Фин. изд. дом «Деловойэкспресс», 2000.-615 с.
18. Палеолог М., Лафертс В. (Долгорукая Е.М,), Александр II. — М: Захаров, 2004. — 226с;
19. Протопопов А.С, Козьменко В.М., Елманова Н.С. История международных отношений ивнешней политики России 1648-2000. — М.: Аспект -Пресс, 2001. — 344 с
20. Рождественский, Сергей Егорович. Отечественная история в связи со всеобщей (средней и новой): Курс сред.учеб. заведений /Рождественский Сергей Егорович.-М.: Просвещение: Учеб. лит., 1997.-527с
21. Россия. История XIX века.-М.: НОВЬ, 1998.-542 с.
22. Семенов Л.С. Россия и Англия. Экономические отношения середины XIX в. — Л.:Издательство Ленинградского университета, 1975. — 167 с
23. Троицкий, Николай Алексеевич. Россия в XIX веке: Курс лекций: [Учеб. пособие для вузов] /ТроицкийНиколай Алексеевич.-М.: Высш. шк., 1997.-431 с.
24. Трухановский В.Г. Бенджамин Дизраэли или история одной невероятнойкарьеры. -М.: Наука, 1993.—368 с.
25. Ревякин А.В. История международных отношений в новое время. — М: РОССПЭН, 2004. — 320 с
26. Родригес, Александр Мануэльевич. История стран Азии и Африки в новейшее время: учебник: [для вузовпо специальности «История»] /А. М. Родригес.-М.: Проспект, 2006.-496
27. Семенов Л.С. Россия и Англия. Экономические отношения середины XIX в. — Л.:Издательство Ленинградского университета, 1975. — 167 с
28. Трухановский, Владимир Григорьевич. Новейшая история Англии /Трухановский Владимир Григорьевич.-М.: Соцэкгиз,1958.-591 с.
29. Широкорад А.Б. Россия — Англия:неизвестная война, 1857-1907.-М: ООО «Издательство ACT», 2003.- 512 с.
30. Шумилов, Михаил Ильич. История России, конец XIX- начало XXI века: [учеб. пособие для вузов] /М. И. Шумилов, М. М. Шумилов.-Ростовн/Д: Феникс, 2008.-637 с.