Воспитание в древней Греции

Введение.
 
«Всякий человек,
даровитый или бездарный, должен,
учиться и упражняться в том,
в чем он хочет достигнуть успехов
Сократ
         
. 
Греки уделяли особоевнимание воспитанию, что позволило им создать культуру, установившую эталонпрекрасного в архитектуре, скульптуре, музыке, литературе, полностьюсохраняющийся и в наше время. Огромным влиянием в Греции пользовались философыПлатон, Аристотель, Сократ и близкие к ним Пифагор, Евклид,  Архимед, известныенам больше как математики. В греческой системе воспитания искусство, наука испорт были неразрывно связаны. Хилое тело, отсутствие музыкального слуха инеграмотность осуждались, (это не касалось низших слоев населения и рабов).Воплощением эллинского духа были Олимпийские игры, проводившиеся в 8-4 веках дон. э. и включавшие спортивные состязания, театральные и религиозные действия.
Целью данной работы является определение основных методик воспитания применяемых в древней Греции. В настоящей работе рассмотренапроблема воспитания как части культуры в древней  Греции. Так как древняяГреция не была однородным государством отдельно рассмотрены система воспитания её особенности в Афинском и Спартанском полисе.
Вчастности в Афинах огромное значение придавалось  эстетическому воспитанию посредствомтеатра и изобразительного искусства граждан. В классическую же эпоху ведущимжанром становится драма, а обязательным атрибутом архитектуры каждого города —театр В работе рассмотрены  греческая мифология и литература и её воспитательное значение на граждан. Ведь Платон называл Гомера “ВоспитателемГреции”. Особое внимание уделено древнегреческой философии и еёвоспитательной ролью. Отдельно выделены софисты как первые профессиональные учителя
Вданной работе мы рассмотрели  систему воспитания в древней Греции как частькультуры  античности. Мне не удалось найти источник, отдельно посвященный проблемамвоспитания в древней Греции, но так как оно  рассматривается, как частькультуры анализ данной проблемы поводился  по источникам посвященным культуре иискусству древней Греции.  Ответы на вопросам влияния на жизнь древних грековтеатра и изобразительного искусства  найдены в источниках: Казимеж КуманецкийИстория культуры Древней Греции и Рима, Лев Любимов Искусство Древнего Мира,Культурология .
Роль мифологии в воспитаниидревних греком подчеркнуты в книги Кессиди «От мифа к логосу» и прекраснойэнциклопедии под редакцией Токарева «Мифы народов мира»
Философскиевопросы воспитания и отношения различных школ философии на проблему воспитаниянаиболее полно рассмотрены в книги «Софисты как феномен образования», книгиРассела «История западной философии»., а также таких источниках посвященныхжизни великих философов  древне Греции как В.С.Нерсянц, „Сократ“, иА.Ф.Лосев, А.А., -»Платон, Аристотель",
Различияв системе воспитания в Афинском и Спартанском полисе проанализированы с помощьюисточников: Андреев Ю.В. Спарта как тип полиса ., Пельман Р. «История античногосоциального вопроса и социализма.», Лурье С.Я. «О фашистской идеализацииполицейского режима древней Спарты», и Поппер К. «Открытое общество и его враги.».Практическивсе поднимаемые вопросы частично раскрыты с помощью  книги  Андре Боннар«Греческая цивилизация  и книги» и «Древняя Европа» из цикла «история Европы»
1.Афинское общество и система воспитания
Афинская демократия считаетсясамой развитой формой демократического строя античных рабовладельческихгосударств. Формирование системы политических органов афинской демократии былорезультатом длительного исторического периода, начиная с реформ Солона.
Вгреческих полисах основой всей социально-экономической и политической организациивыступал коллектив граждан. Кроме них в афинском обществе находились метеки,многочисленные рабы, которые в совокупности составляли более половины всего населения.Однако афинская полисная система опиралась на гражданина и была создана преждевсего для гражданина. Полноправным афинским гражданином мог быть житель Аттики,оба родителя которого имели гражданские права, а его имя было записано в особомсписке, ведущемся в демах. В такие списки заносились юноши и девушки, достигшие18-летнего возраста. К 20 годам юноша заканчивал курс военно-Воспитательногообучения и становился полноправным гражданином.
Несмотряна большое внимание,  физическому  Воспитанию и изучению боевых искусств вАфинских школах  огромное внимание уделялось эстетическому, гуманитарномуобразованию. Помимо  грамматики, арифметики, истории изучалось ораторское искусствои риторика, музыка  и графика.
Наиболеесущественными правами гражданина были права на свободу и независимость откакого-либо другого человека, право на земельный участок и помощь от государствав случае материальных затруднений, право на ношение оружия и службу в ополчении,право на участие в Народном собрании и т.д.  Гражданин был обязан беречь своеимущество и трудиться на земельном участке, приходить на помощь полису вчрезвычайных обстоятельствах, защищать родной полис с оружием в руках, почитатьотеческих богов.
Народноесобрание было важнейшим государственным органом с широкими полномочиями. На немпринимались государственные законы, утверждалось объявление войны и заключениемира, результаты переговоров с другими государствами, ратифицировались договорыс ними, избирались должностные лица, решались дела по продовольственномуснабжению города, осуществлялся тщательный контроль за юношами, готовящимсяполучить гражданские права. Важнейшим делом было обсуждение и утверждение государственногобюджета. Каждый афинский гражданин имел право внести на обсуждение проектзакона Для того, чтобы привлечь к работе Народного собрания низший слой афинскогогражданства, был принят закон, устанавливающий плату за посещение Народногособрания.
Нарядус Народным собранием действовал также и Совет 500. Важнейшими задачами Совета500 были подготовка и организация работы Народного собрания и исполнение ихфункций в перерывах между заседаниями. В системе афинской демократии быломножество различных коллегий магистратов, основными функциями которых была организацияуправления внутри самих Афин. Все магистратуры были коллегиальными, и возможностьсосредоточения власти была исключена. В Афинах принята демократическаяструктура избрания: кроме военных магистратур, кандидаты на все другиедолжности избирались по жребию из представителей всех имущественных разрядов.
Афинскаядемократия заботилась об образовании и Воспитании граждан. Начиная с Перикла,т.е. с 40-30 гг. V в. до н.э., власти стали раздавать малоимущимгражданам специальные жетоны, по которым можно было пройти на театральноепредставление. Таким образом, афинская демократия базировалась на широкомучастии различных категорий граждан, обеспечивала ее общественную активность,создавала условия для развития политического самосознания афинского гражданина.
Однакои у афинской демократии существовали свои недостатки. Во-первых, афинскаядемократия была рабовладельческой, т.е. рабы, также как и метеки, постоянноживущие в Афинах, не имели гражданских прав и не принимали участия в управлениигосударством.
IVв до н.  э. ознаменовался в Древней Греции, как век создания различных школ, хотя обучение стоило очень дорого. Например, обучение риторике,  у виднейшего,наряду с Демосфеном, греческого оратора той эпохи, Исократа, стоило едва ли недороже, чем обучение у софистов,  и было доступно только состоятельной верхушкегорожан. Все более многочисленные философские школы ориентировались также лишь  на социальную элиту. Интенсивная интеллектуальная, творческая жизнь все
больше сосредоточивалась наодном из полюсов  общества.  Характерно, что  обращенное к широким массам искусствотеатра,  получившее столь явное развитие в Афинах V в.  до н.  э.,  уже неиграло в  следующем столетии прежней социально — Воспитательной роли. Трагедияпереживала упадок, комедия претерпела существенные изменения. Но если поэзияспустилась с высот, достигнутых ею в Греции эпохи Перикла, то проза, напротив, поднялась на небывало высокий уровень. Ораторское искусство IV в.  до н.  э.вплоть до последних веков античности оставалось непревзойденным  образцом литературного  мастерства,  правильности, чистоты и красоты стиля.  Еще большеевлияние оказала на последующие поколения, и не только в древности, философия IVв. до н. э., представленная  именами Платона и Аристотеля.  Изобразительноеискусство, особенно  скульптуру,  прославили в то время  шедевры  Праксителя и  Скопаса, не уступавшие великим творениям Фидия, Поликлета Великолепныйпамятник  античной культуры поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея» (VI в. до н.эй.). Когда-то афинская молодежь заучивала их наизусть,  что  являлось  частьюобразования.  Поэмы Гомера имели не только большое значения,  как произведенияискусства, им предавалось также  важное  государственное,  социальное инравственное значение.  Эти поэмы о человеческих отношениях,  о добре и зле,  очести и бесчестии, о свободе и судьбе. Во все времена они читались, как глубокосовременные.
Поэмыучат  спокойному отношению к смерти как естественной необходимости.  Приводямного ценных наблюдений.  Например, о том, что сильное чувство двулико:  горе иразъединяет и сплачивает;  плач одновременно несет просветленье и т. д.
Любопытно, что все греческоеобразование построено на передаче будущему гражданину ряда навыков, которые емупонадобятся опять же для личного участия в общественных делах. Этоподразумевает Воспитание не профессионала в какой-либо области, а личности.Показательно, что часть навыков передается ребенку рабом, т.е. заранее непрограммируется их употребление по определенному образцу (ведь раб не мог бытьобразцом жизни для гражданина). В качестве важнейшего фактора общественнойжизни личные способности граждан выделяет в своей речи Перикл. Солонпроведенные им реформы оценивает опять же как свое личное достижение.
Чтобызащитить свои интересы, члену полиса приходится считаться с многоплановостьюусловий гражданской деятельности. Необходимо было творчество, а не репродукция:“Из …законов Солона особенно характерен странен закон, требующий отнятия гражданскихправ у гражданина, во время междоусобия не примкнувшего ни к той, ни к другойпартии. Но Солон, по-видимому, хочет, чтобы гражданин не относился равнодушно ибезучастно к общему делу, оградив от опасности свое состояние и хвастаясь тем,что он не участвовал в горе и бедствиях отечества”(Солон,XX).1
Передлицом закона все граждане находились в равном положении, в частные же делагосударство не вмешивалось. Защитить собственные интересы, не участвуя в политическойборьбе, не представлялось возможным. Сама же политическая борьба происходила нафоне единых полисных установлений, выражающих интересы всех граждан, объединенныхзаконом.
Яростноежелание победить противника, утвердить свое превосходство над ним теперь должноподчиняться духу общности; мощь индивида уступает место дисциплине. Описываябитву при Платеях, Геродот перечисляет людей, проявивших наибольшую доблесть.Пальму первенства он отдает Аристодему, “который один из 300 воинов спасся приФермопилах и за это подвергся позору и бесчестию”. Озабоченный тем, чтобы смытьпозор, которым он покрыл себя в глазах спартанцев, Аристодем искал и нашелсмерть при Платеях, совершив великие подвиги”. Однако именно спартанцы неудостоили его “великих почестей”: он “бился как исступленный, выйдя из рядов, исовершил великие подвиги потому лишь, что явно искал смерти из-за своей жевины”.2
АнтичноеВоспитание- это Воспитание по Сократу,  философа, поставившего знание превышевсех авторитетов и мнений.  Этому  принципу учил он и своих учеников.Рассказывают, что он присматривался к одаренным юношам и из них готовилучеников. Сократ не писал книг,  считал, что в них мысль мертвеет, становитсяправилом,  а это уже не есть знание. Самая большая мудрость по Сократу, состоит в том, чтобы не обольщаться своими знанием, не абсолютизировать его («Язнаю, что ничего не знаю»). Самое позорное невежество  — «воображать что знаешьто,  чего не знаешь».  Сократ был постоянно добродушен и радостен, чемраздражал, вызывал нападки, его били.  Ученики возмущались и спрашивали, почему учитель не отвечает тем же.  Сократ отвечал:  «Разве я потащу в судосла,  если он  меня лягнул?».
«Всякийчеловек, даровитый или бездарный, должен по Сократу, учиться и упражняться втом, в чем он хочет достигнуть успехов. Особенно значимо Воспитание и обучениеполитическому искусству для людей даровитых», -откуда делались и политическиевыводы: руководство государством — это тоже профессия, и необходимо, чтобы еюзанимались тоже профессионалы. Эта концепция была абсолютно противоположнаосновополагающим принципам афинской демократии, согласно которой управлениеполисом — дело каждого гражданина. Тем самым учение Сократа создавалотеоретическую базу для олигархов, что и привело его в конце концов кнепримиримому конфликту с демосом, закончившемуся осуждением и смертью Сократа.
Особенностьюантичной культуры было стремление сделать культуру способом жизни (мы этовидели на примере Сократа). Это относилось не только к философам,  но и кискусству, поэзии. Греческая культура во многом основала дальнейшее развитиекультуры. Основными символами ее были два бога:  Аполлон и Дионис, породившие,  как считали  древние греки,  два противоположных мироощущения идве культуры. Бог Аполлон — бог пластического искусства,  умеренности,гармонии, красоты и покоя. Бог Дионис — бог раскованности и свободы, стихииприроды и инстинктов, бог вина и виноделия, не покоя и чрезмерности.  ПочитаниеАполлона  привело  к господству пластического искусства, искусства Гомера,эпохи Ренессанса, христианской религии. Почитание  Диониса привело к рождениюгреческой трагедии с ее (часто нелицеприятной)  правдой жизни,  к философскомупессимизму и нигилизму.
Грекисчитали, что в культуре, как и в самой жизни, должно сочетаться аполлоновскоеее качество и дионисийское, в противном случае возможна гибель культуры. Господствоаполлоновского в культуре приведет в конце концов, к стагнации,  застою.  Авозобладание дионисийского к разрушению, протесту ради протеста.

2.Общество Спарты, Спартанскоевоспитание
Когда говорят «спартанскоеВоспитание» имеют в виду строгое и суровое Воспитание  полное лишений, нозакаливающее организм и волю Воспитанника.
Еще античные авторы заложили основытрадиции противопоставления Афин и Спарты как двух полисов, резко различавшихсяпо степени предоставленной гражданам свободы. Если одни объясняли славу Афинкак крупнейшего экономического и культурного центра Эллады наличием у афинскихграждан максимально возможной в то время свободы, то другие превозносилисуровую систему ограничений в Спарте как залог военной мощи и устойчивостиданного государства. С тех пор дихотомия «Афины — Спарта» сталанеизменным атрибутом самых разнообразных философско-политических концепций,авторы которых были озабочены не столько достоверной реконструкциейконкретно-исторических реалий, сколько интерпретацией проблем современной имполитической жизни.
В Спарте все наиболее плодородныеземли были  разделены в соответствии с числом полноправных граждан на 9000наделов и розданы спартиатам во временное владение.  Их нельзя  было  дарить, дробить,  завещать,   после  смерти  спартиата  они возвращались государству.Для Спарты характерны стремление к полному равенству,  презрение к роскоши,   суровая  система Воспитания,  запрещение  гражданам  заниматься  земледелием,ремеслом и торговлей,    пользоваться  золотом  и  серебром, ограничение  контактов с  внешним  миром.    Все  это  было зафиксировано в законах Ликурга (IX в.  дон.э.).  Спартиаты коллективно эксплуатировали порабощенное население — илотов. На каждый надел земли приходилось  несколько  семей  илотов, которые былиобязаны раз в год  платить  натуральный  оброк, равный примерно 1/6 — 1/7урожая.
Так, Спарта как образец«недемократического» государства привлекла пристальное вниманиенемецкого историка Роберта фон Пельмана, Р. Пельман справедливо признавал, чтосохранившиеся источники нередко доносят до нас искаженно — идеализированный образСпарты, однако это не помешало ему определить спартанское устройство как«государственный социализм», при котором личность всецело подчиненагосударству. «Цели государства, — писал он, — насильственно навязываютнаправление каждой личной жизни: за гражданином не признается право ни на какоедругое образование или призвание, кроме одного — быть воином. Государствокаждому определяет его деятельность..., навсегда обеспечивает за собойобладание личностью гражданина, угрожая смертью эмигрантам и вообще сильноограничивая свободу передвижения… Государственный социализм есть естественныйи необходимый коррелят общин военного типа… Форма этого социалистическогостроя… определялась исключительно тем, что и в мирное время по возможностисохранялось лагерное устройство»  3
Государство в Спарте осуществлялототальный контроль не только над общественной, но и над личной жизнью граждан,вмешиваясь в бытовые вопросы (отсутствие свободы в выборе профессии,обязательное участие в совместных трапезах — сисситиях, простая одинаковаяодежда, запрет на владение золотом и серебром, запрет на использование пристроительстве дома каких-либо инструментов, кроме топора и пилы и т.д.), вбрачно-половые отношения (узаконенные пережитки кросс-кузенного брака и др.) иВоспитание детей (уничтожение слабых младенцев; строжайшее Воспитание в«стадах» — агелах с семилетнего возраста и т.д.). Жизнь гражданинавсецело была подчинена интересам государства.
С семилетнеговозраста дети жили   отдельно от родителей  в специальных лагерях с под пристальнымвзглядом  суровых наставников. Основным предметом если можно так сказать вспартанских школах была Физическая культура и  различные  способы выживания   ибоевых единоборств. Математика и гуманитарные науки также преподавались, но онине были «профилирующими» предметами. Так что по сравнению с жителямиАфин  молодые спартанцы выглядели простыми «солдафонами».
Врамках института воспитания в Спарте  приобретает существенно социальный характер.Оно включается в обязательный, регламентированный тип поведения, отмеченный“сдержанностью”, которую молодой человек должен проявлять во всем: в поведении,в походке, в разговоре, в присутствии женщин или старших, на народном собрании(агора); помимо этого он должен быть сдержан в удовольствиях и питье. Ксенофонтсравнивает молодого спартанца  со статуей девственницы. Достоинство поведенияимеет институциональное значение; оно выявляет нравственную и психологическуюустановку, которая налагается как обязательная: будущий гражданин должен бытьприучен владеть своими страстями, эмоциями и инстинктами. Таким образом,воспитание подчиняет отношения каждого человека с другими людьми общей модели,отвечающей образу “политического человека”, созданного полисом. По своейсдержанности поведение гражданина одинаково далеко отстоит как от свойственнойобывателю развязности, шутовской пошлости, так и от снисходительности,высокомерной спеси аристократов. Новый стиль человеческих отношений подчинентем самым нормам контроля, равновесия, умеренности, которые выражены впринципах: “познаний самого себя”, “ничего слишком”, ”умеренность превышевсего”. Роль мудрецов состоит в том, чтобы в своих афоризмах или поэмахвыявлять и словесно выражать ценности, оставшиеся в большей или меньшей степениневыраженными в поведении и общественной жизни граждан. Включив нравственнуюпроблематику в политический контекст, мудрецы связали ее с развитиемобщественной жизни. Своей законодательной деятельностью они стремились положитьконец гражданским распрям. Кроме того, в исторических условиях социальныхконфликтов и столкновений различных общественных групп они выработалисоответствующую этику и определили обстоятельства, позволяющие установитьпорядок в полисе.
Принцип последовательногоколлективизма и подавления индивидуальных начал распространялся и на отношениясобственности: спартиаты получали лишь в пользование участки земли вместе сприкрепленными к ним илотами; они не могли продать ни землю, ни илотов.Проявлением этой же тенденции к ограничению частной собственности был обычайпользоваться чужим имуществом (пищевыми припасами, собаками, лошадьми,илотами).
Широкое использование в общественнойпрактике террора и насилия (по отношению к илотам наиболее ярко это проявлялосьво время периодически проводившихся криптий, когда уничтожались наиболеесильные и потому потенциально опасные рабы, а по отношению к гражданам — всамой системе воспитания, основанной на «кулачном праве» и жестокихтелесных наказаниях).
Закрытость, искусственнаязамкнутость спартанского общества, стремление к экономической и культурнойавтаркии (запрет гражданам селиться вне государства, ограничение контактов синостранцами, использование «неконвертируемых» железных денег, неразвитостьремесла и торговли, отторжение чужеземных влияний и т.д.).
Милитаризация всей жизни спартиатов(фактически они постоянно находились в положении воинов, живущих в военномлагере) и агрессивная, «империалистическая» внешняя политика Спарты(подчинение Мессении, создание Пелопоннесского союза, конфликт с Афинской архэи установление гегемонии в Греции после победы в Пелопоннесской войне).
Спарта, несмотря на всю своюспецифику, обладала важнейшими атрибутами полиса, сближавшими ее с Афинами идругими греческими городами-государствами (античная форма собственности,категория гражданства, выборность должностных лиц, отсутствие деспотии, особаясистема идейных и культурных ценностей гражданской общины и т.д.).
 Некоторая«замороженность» спартанских общественных институтов объясняется,очевидно, не воплощением в жизнь тоталитарных замыслов Ликурга, а вынужденной попыткойконсервации архаических общинных институтов, дававших выработанные предшествующимипоколениями надежные способы поддержания высокой степени сплоченности ибоеспособности коллектива. Завоеванием Мессении спартанцы сами поставили себя вусловия, когда именно эти качества стали главным залогом выживания общины передлицом постоянной угрозы со стороны соседей и живущих на завоеванных землях многочисленныхилотов.
Всякий полис, как известно, былоснован на сочетании коллективистских (общинных) и индивидуалистских начал. Ноесли в Афинах со временем резко выросла роль частной инициативы, процветавшей вусловиях открытости, демократизации политического строя, расцвета культуры,бурного развития мореплавания, ремесел и торговли, то в Спарте маятник качнулсяв противоположную сторону — в сторону закрытости, натурализации хозяйства,милитаризации и «коллективизации» всех сторон жизни. Афины и Спарта,таким образом, представляют собой лишь как бы две крайние точки в движенииодного и того же «полисного» маятника.
Повсей видимости, в Спарте решающую роль в становлении нового мышления сыгралвоенный фактор. В VII в. до н.э. Спарта еще не была тем государством,своеобразие которого в дальнейшем вызовет у других греков удивление, смешанноес восторгом. Она еще находилась во власти общих тенденций развития цивилизации,закрепляющих за аристократией право на роскошь и более утонченную жизнь, ипоиски прибыльных предприятий. Между VII и VI в. до н.э. произошел сломсложившейся системы. Спарта замкнулась от внешних вхождений, закостенела ввоенном режиме. Она не только отвергла выставление напоказ богатства, нопрекратила всякий обмен с заграницей в области торговли и ремесельнойдеятельности; она запретила употребление драгоценных металлов, золотых и серебряныхмонет. Оставшись в стороне от великих интеллектуальных преобразований, ныне онапренебрегает тем, чем славилась раньше, — письменностью и искусством. Иначеговоря, как представляется, философия и греческая мысль ничем ей не обязаны.
.Общественные и политические преобразования, которые в Спарте имели своим следствиемсоздание новой военной техники и которые привели к образованию полиса гоплитов,в институциональном плане реализовали ту потребность в уравновешенном и упорядоченномс помощью закона человеческом мире, которую мудрецы в тот период сформулировалив чисто концептуальном плане. И возникла эта потребность в полисах, раздираемыхвнутренними мятежами и конфликтами. Для Спарты, которая упорно придерживаласьархаических институтов, имело смысл сохранить возрастные классы, воинскиеинициации, практику криптий. Следует подчеркнуть также и другие особенности, вкоторых Спарта опережала свое время: реформы, упразднившие прежнююпротивоположность между лаосом и демосом и учредившие корпус воинов-граждан.Последние наделялись участками земли  в точности равными участкам остальныхграждан. К этой первой форме “равного распределения”  (возможно, к этомувремени был произведен новый раздел земель) следует добавить общинный аспектсоциальной жизни, предписывающий всем один и тот же суровый режим, который изненависти к роскоши регламентирует все, вплоть до единого стиля постройкичастных домов и совместных трапез, для чего каждый вносит ежемесячно своюустановленную долю ячменя, вина, сыра и маслин. И, наконец, следует отметить,что государственный строй Спарты с ее двоецарствием, апеллой, эфорами и герусиейосуществлял “равновесие” между социальными элементами, выполняющими различные,порой противоположные функции, обладающими разными свойствами и имеющими своидостоинства. На этом взаимном равновесии основано единство государства, каждыйэлемент которого удерживается другими в границах, за которые он не должен выходить.Так, Плутарх приписывает герусии роль противовеса, поддерживающего постоянноеравновесие между народным собранием — апеллой — и царской властью, становясь взависимости от обстоятельств то на сторону царя (для подавления демократии), тона сторону народа (для ограничения единовластия). Институт эфоров представляетв общественном организме Спарты военный элемент, “младший” (junior) и состоящийиз народа, в отличие от аристократической герусии, наделенной, как и положено“старшим”, сдержанностью и мудростью, которые должны уравновешивать воинскуюдоблесть и силу молодежи .
Спартанскоегосударство больше не образует, как в микенских царствах, пирамиду, вершинойкоторой является царь. Все, кто, пройдя школу военной муштры и претерпев целыйряд связанных с ней испытаний и инициаций, стали обладателями земельного наделаи участниками совместных трапез, занимают один общественный уровень, типичныйдля города-государства. Общественный порядок не зависит более от государя, несвязан с всевластием исключительной личности и ее административнойдеятельностью. Скорее наоборот, этот порядок регламентирует власть отдельныхлиц, индивидов, кладет предел их воле и стремлениям. Когда речь идет о власти,порядок ставится во главу угла: принадлежит исключительному закону. Любойчеловек или группа людей, стремящиеся утвердить за собой монополию на закон,тем самым ставят под угрозу равновесие других сил, согласие социальногоорганизма, а тем самым и само существование города-государства.
Приоритетзакона и порядка в новой Спарте объясняется исключительно ее ориентацией наведение войн, так же как переустройство государства определяется прежде всеговоенными нуждами. Граждане-воины больше упражнялись в искусстве военного боя,чем в искусстве спора на агоре. В результате в Спарте, в отличие от другихполисов, слово так и не стало политическим орудием, не вылилось в формудискуссии, доказательства и опровержения. Орудием закона лакедемонянепровозгласили не силу убеждения, а силу страха, перед которым послушносклоняются головы всех граждан. Они похваляются тем, что в речах ценят толькократкость, а изощренности дебатов предпочитают меткие высказывания, имеющиенравоучительный характер. Слову, воспринимаемому как пророческий закон, ониподчиняются беспрекословно. Спартанцы намеренно избегают писанных законов и нежелают заниматься их обсуждением. И тем не менее, несмотря на весь свой передовой строй, честь создания новой концепции полиса как гармонического строя вещей,т.е. как космоса, Спарта уступила другим, и отнюдь не лакедемоняне выразили ивоплотили во всей полноте моральные и политические ценности, связанные с понятием“полис”.
Духпостоянного развития и совершенствования составлял основу жизни афинян;характерной чертой спартанцев, напротив, служил консерватизм. Они вечно чего-тоопасались, жили в постоянной тревоге и беспокойстве за свой существующий строй.Их политика была стеснительная и недоверчивая. Как личная, так и общественнаяжизнь в Афинах были гораздо шире, многообpазнее и непpинужденнее, нежели вСпаpте. Интеpесы афинян не были такими узкими и огpаниченными, а патpиотизм —таким исключительным, какими они были у спаpтанцев. Отличительной чеpтойаттичекой жизни было то, что выдающиеся люди, как бы сеpьезно они не относилиськ своему делу, никогда не замыкались в узких его пpеделах. Они действовали,стоя в центpе духовной жизни своего наpода, и это мешало установиться пагубномуpазладу между сфеpой гpажданской жизни и сфеpой науки и искусства.Госудаpственные люди того вpемени являются философами и поэтами, и, наобоpот,очень часто можно видеть поэта и философа в pоли полководца или миpногогосудаpственного деятеля. Hичего подобного не было у спаpтанцев. ”Афиняне былиpождены для того, чтобы не иметь покоя самим и не давать его дpугим” (Фукидид).Афинянин делился со всеми своей отзывчивой душой, он пpиходил в гавань,pасспpашивал пpибывших, делился с ними своими впечатлениями и делалсячеловечнее от сближения и общения с людьми. Спаpтанец чувствовал себя человекомтолько на войне. Фукидид в одной из pечей так хаpактеpизует pазницу междуафинянином и спаpтанцем: ”Афиняне любят новизну и отличаются быстpотою взамыслах и в осуществлении пpинятых pешений, вы же, напpотив, озабочены тем,как бы сохpанить существующее, не пpидумываете ничего нового и не исполняете наделах даже необходимого. Далее, афиняне отваживаются на то, что пpевышает ихсилы, pискуют до безpассудства, но надежда не покидает их даже в опасностях,тогда как вы делаете меньше, чем сколько позволяют ваши силы, не довеpяетенесомненным pасчетам и полагаете, что никогда не избавитесь от опасностей. Ониpешительны, вы медленны; они ходят в чужие земли, вы сидите дома; удалением отpодины они pассчитывают пpиобpести себе что-либо, вы же опасаетесь, как быпоходом не нанести ущеpба тому, чем вы владеете”. Так охаpактеpизовал Фукидиддвух антиподов гpеческого миpа, пpедставителей двух pазличных культуp, и еслисюда пpибавить отношение афинян и спаpтанцев к искусству, то хаpактеpистика ихбудет довольно полная.
Весьма интересно то, что сложившаясяразница между двумя полисами прекрасно осознавалась уже современниками. Дляиллюстрации мы позволим себе процитировать отрывок из приведенной у Фукидидаречи коринфского посла, побуждавшего спартанцев начать военные действия противафинян: «Вы, по-видимому, вовсе не приняли в расчет, что представляютсобой те афиняне, с которыми предстоит вам борьба, до какой степени они во всемотличаются от вас. Афиняне любят всякие новшества, отличаются быстротой взамыслах и в осуществлении раз принятых решений; вы же, напротив, стремитесь ктому, как бы сохранить существующее, не признаете ничего нового… Афинянерешительны — вы медлительны; они ходят в чужие земли — вы приросли к своемуместу; удаляясь от родины, они рассчитывают приобрести себе что-либо, вы жеопасаетесь, как бы, выйдя из пределов своей страны, не нанести ущерба тому, чемвы владеете» 4
Здесь, на наш взгляд, подмеченаобщая разница между полисами, которые были расположены на побережье и вдали отморя: многие античные утописты приходили к выводу, что вся порча нравовпроисходит из-за мореплавания и связанных с ним оживленной торговли, контактовс иноземцами и внешней экспансии /
Еще одна цитата из Фукидида — знаменитая речь Перикла, в которой он восхвалял демократический строй Афин,-показывает, что некоторые афиняне прекрасно осознавали отличие их полиса отспартанского: «Мы живем свободной политической жизнью в государстве и нестрадаем подозрительностью во взаимных отношениях повседневной жизни; мы нераздражаемся, если кто делает что-либо в свое удовольствие… Свободные отвсякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях не нарушаемзаконов… и повинуемся лицам, облеченным властью в данное время…Государство наше мы предоставляем для всех, не высылаем иноземцев, никому непрепятствуем ни учиться у нас, ни осматривать наш город....»5.Обе приведенные цитаты, впрочем, носят резко полемический характер, посколькуотносятся к периоду ожесточенной конфронтации двух полисов. Но были и такиеисторические эпизоды, когда они совместно выступали против общего врага — персидских «варваров», пытавшихся перенести свою деспотию и свое «азиатскоерабство» в свободную Элладу. В таких случаях Спарта и Афины на какое-товремя «закрывали глаза» на существовавшую между ними разницу. 3.Древнегреческий театр иизобразительное искусство,  их  роль в воспитанииграждан.
Происхождениедревнегреческой драмы и театра.  Появлению драмы в Греции  предшествовал длительный  период, на протяжении которого главенствующее место занималисначала  эпос, а затем лирика.Все мы знаем богатый героический эпос-поэмы «Иллиада» и «Одиссея», дидактический (поучительный)  эпос-поэмы  Гесиода (VII в.до н.э.); это произведения лирических поэтов VI в. до н.э.  Рождение греческойдрамы и театра связано  с  обрядовыми  играми, которые посвящались богам-покровителям  земледелия: Деметре, ее дочери Коре, Дионису.Такие обрядыиногда превращались в  культовую драму. Например, в городе Элевсине во  время мистерий  (таинств, на которых присутствовали  лишь  посвященные)  устраивались игры, во время которых изображалось бракосочетание Зевса и Деметры, похищение КорыПлутоном, скитания Деметры в поисках дочери  и  возвращение Коры на землю.
Дионис(или Вакх) считался богом  творческих  сил  природы; позднее он стал богомвиноделия, а потом богом поэзии и театра. Символами Диониса служили растения, особенновиноградная лоза.Его  час-то изображали в виде быка или козла.
Напраздниках, посвященных Дионису, распевали не  только  торжественные, но ивеселые карнавальные песни. Шумное веселье  устраивали ряженые, составлявшиесвиту Диониса.Участники праздничного шествия мазали лицо винной гущей, надевалимаски и козлиные шкуры.  Из обрядовых игр и песен в  честь  Диониса  выросли три  жанра древнегреческой  драмы: трагедия, комедия  и  сатировская   комедия(названная так по хору, состоявшему из сатиров).Трагедия  отражала серьезнуюсторону дионисийского культа, комедия- карнавально-сатирическую.Сатировскаядрама представлялась средним  жанром. Веселый игровой характер и счастливыйконец определили ее место на  праздниках в честь Диониса: сатировскую драмуставили как заключение к представлению трагедий.
Трагедия, посвидетельсьву Аристотеля, брала  начало  от  запевал дифирамба, комедия- отзапевал фаллических песен, т.е. песен, в которых прославлялись плодоносящие силыприроды.К диалогу, который вели эти запевалы с хором, примешивались элементы актерской  игры, и миф как бы оживал перед участниками праздника.
Многоео происхождении греческой драмы могут сказать сами  слова трагедия икомедия.Слово трагедия происходит от  двух  греческих слов: трагос-«козел» иодэ-«песнь», т.е.  «песнь  козлов».Этоназвание вновь ведет нас ксатирам-спутникам   Диониса, козлоногимсуществам, прославлявшим подвиги и страдания   бога.Слово комедияпроисходит от слов комос и одэ.»Комос»- это шествие  подвыпившей толпы  ряженых, осыпавших друг  друга  шутками  и  насмешками, на сельских праздниках в честь  Диониса. Следовательно, слово комедияобозначает «песнь комоса».
Греческаятрагедия, как правило, брала сюжеты из  мифологии, которая хорошо была известнакаждому греку.Интерес зрителей  сосредоточивался не на фабуле,  на трактовкемифа автором, на той  общественной и нравственой проблематике, которая  разворачивалась вокруг всем известных эпизодов мифа.Используя мифологическую оболочку,драматург отражал в трагедии современную ему общественно-политическую жизнь, высказывалсвои  этичские, философские, религиозные воззрения. Поэтому роль  трагических представлений  в  обществен-нополитическом и этическом Воспитании граждан былаогромна.  Уже во второй половине VI в.до н.э.  трагедия  достигла  значительногоразвития.
Другойособенностью новой комедии бала  ее  гуманно филантропическая  направленность.В лучших произведениях проводились  передовые идеи эллинистической философии.Несмотря на отсутствие политической тематики, в новой комедии получали отражения такие  важные проблемы, как методы воспитания, отношение к женщине, к представителямразличных сословий, к чужестранцам. Причем постоянно проповедовались болеемягкие, более гуманные отношения между людьми.  Новая аттическая комедия пользоваласьогромным успехом у публики. Зрителей привлекало то, как разрабатывается даже банальный сюжет или привычная маска: пружиной действия стала ловко  устроенная интрига,развитие которой велось тонко и искусно.Театральные представления считались школойВоспитания, и государство уделяло им большое внимание. Представления шли несколькораз в год по большим праздникам и продолжались несколько дней подряд. Ставились3  трагедии и 2 комедии.  Смотрели с утра до вечера,  а чтобы все жители смоглипосетить театр,  выдавались из казны  специальные  театральные деньги.Впериод расцвета греческой культуры (VI — V вв.  до  н.э.)  в Афинах жили  и творили  самые выдающиеся греческие трагические поэты, классики не толькогреческой, но и мировой литературы: Эсхил, которого по праву  называют  отцом трагедии  за  его  бессмертные произведения («Прикованный Прометей», «Персы»);  Софокл,  создавший трагедии «Царь Эдип», «Электра», и др.; Еврипд — автор «Медеи», «Ипполита», «Ифигении в Авлиде».  Классиком в греческой комедииявляется Аристофан, написавший комедии: «Мир», «Женщины в народном собрании»,«Всадники» и др.Древнегреческоеизобразительное искусство прочно вошло в художественное развитие последующихвремён. Его элементы живут в настоящее время. Ведущими архитектурнымисооружениями классической  Греции  были храмы, театры, общественные здания.Основным архитектурным сооружением является храм. Самые знаменитые образцыгреческой архитектуры — сохранившиеся до  нашего времени в афинском акрополехрамы Парфенон и Эрехтейон. В древнегреческой архитектуре последовательносменились три архитектурных стиля:  дорический, ионический и коринфский.Отличительной особенностью названных стилей является форма колонн — непременного атрибута древнегреческих сооружений. Греческаяскульптура первоначально уступала скульптуре древнего Востока. Но с V в. дон.э. достигла небывалого расцвета. Передаётся не только фигура и лицо, но идвижение и даже чувства изображаемых людей. Особой известностью и славойпользовались скульпторы:  Мирон, Поликлет, Фидий, Пракситель, Скопас, Лисипп.Живописьбыла  широко  распространена  в древней Греции в виде фресок и мозаик, которыми украшают храмы и здания,  но они  почти  не сохранились до нашеговремени. К образцам сохранившейся живописи относятся знаменитые греческиечернофигурные и краснофигурные вазы.Эллинизм(эллинистическая эпоха III — II вв.  до н.э.) принято рассматривать преждевсего как культурное явление, как распространение греческой культуры взавоёванных Македонией странах. Культура эллинистического мира была сложна имногообразна. Она была синтезом и разными сочетаниями греческой  культуры  и культуры стран Ближнего и Среднего Востока. Для эллинистической культурыхарактерно её греческое оформление и  глубокие местные традиции.  В этот периодполучил широкое распространение в эллиническом мире общегреческий язык  - койне,  ставший средством межнационального общения.  Греки — воины,  чиновники,ремесленники, торговцы, рассеянные на обширных территориях эллинистическогомира, преодолевали полисную ограниченность своих взглядов.  В их среде получилоширокое распространение новое мировоззрение  -  космополитизм (от греческогослова «космополитес» — «гражданин мира»).Знания,накопленные в Греции и на древнем Востоке, в сочетании с успехами ипрактическим освоением обширных пространств способствовали быстрому развитиюнаук. В эпоху эллинизма углублялась дифференциация и происходила систематизациянаук. Благодаря исследованиям Стратона (III в. до н.э.) появилась наукафизика.  Выдающийся вклад в развитие математических наук внесли Евклид иАрхимед; в развитие астрономии — Аристарх; в создание географии — Эрастофен. Сочетание греческой медицинской теории  и практики с древневосточным опытомдало расцвет медицинских знаний в александрийской школе.  Её основатель Герофилсоздал описательную анатомию человека.  Из всех эллинистических обществнаиболее известна история Египта благодаря сохранившимся  на  египетской  почвепапирусам. В Александрии была собрана огромная для того времени библиотека (до700 тыс.  папирусных свитков). При дворе царей Египта Птоломеев был организован  Мусейон  — научное учреждение с общежитием  для учёных, которыхПтоломеи приглашали сюда со всего эллинистического мира. Здесь им были созданыусловия для занятий наукой,  философией, литературой.
Призваннымглавой александрийских поэтов был Каллимах, большой популярностью пользовалсяФеокрит. Александрийские учёные прославились также достижениями  в  областиматематики,  естественных и технических наук. Но Александрия была неединственным центром науки и искусства. В Афинах продолжались традиции греческой философии.  В период эллинизма возникли и развивались две новыефилософские системы — стоиков и  эпикурейцев. Традиции  Аристофана  продолжил автор множества комедий Менандр. Крупнейшим греческим  государством  и центром  эллинистической культуры были Сиракузы на острове Сицилия.
Введение.1.Афинское общество и система воспитания2.Общество Спарты, Спартанское Воспитание.3.Древнегреческийтеатр  и изобразительное искусство их  роль в воспитании граждан. Введение.1.Афинское общество и система воспитания 2.Общество Спарты,Спартанское Воспитание.3.Древнегреческийтеатр  и изобразительное искусство их  роль в воспитании граждан.4.Античная  культура и её воспитательная роль  в жизни древних греков
Top of Form 1
Hе выдавайте гоpодаpодного
И алтаpей заступников-богов!
Hе допустите, чтоб забвенья мглою
Их почести покpылись! И детей
Hе выдавайте, и милейшей сеpдцу
Из всех коpмилиц — матеpи-Земли!
Вы некогда на лоне благодатной
Младенцами игpали; и она
Всю пpиняла обузу воспитанья,
Чтоб щитоносцев-жителей взpостить,
Чтоб веpную в годину бедствий службу
Вы сослужили матеpи своей.
Bottom of Form 1
           . Каждая эпоха получалаот античности то, на что она только была способна, и каждая эпоха увидела в нейправильную сторону, хотя и неправильно игнорировала другие стороны. После всеговышесказанного нам теперь нет нужды заниматься систематическим конструированиемглубинно-интуитивного основания античности. Достаточно будет в кратчайшем видеформулировать то, что по частям мы находим у изложенных выше авторов. Этопоследнее лоно и исток всей античной культуры, откуда ведут свое происхождениеотдельные ее сферы,- религия, философия, искусство, Воспитание и т. д., можетбыть представлено в следующем виде.
В вещах естьотвлеченный смысл и фактически-телесное его осуществление, и в вещах естьначало идеальное и реальное. Есть, стало быть, сфера идеального и реального, иесть цели идеальные и реальные. Античная культура вырастает на реальнойпочве, из реального источника. Она — синтез идеального и реального в реальном.Поэтому, она по преимуществу телесна. В телесности тоже ведь естьсвой смысл и своя идея. В телесности тоже ведь есть своя бесконечность. И вот,античная культура есть актуальная бесконечность тела. Это апофеозбиологически-прекрасного, идеально-божественного тела.
 Поскольку телоэто есть не просто обычное человеческое тело, с его слабостью, болезнями исмертью, оно необходимо есть идеальное тело. Это — такое тело, вкотором нет ничего, кроме духа. И это такой дух, в котором нет ничего, крометела. Это — полная взаимопронизанность духа и тела, абсолютноеравновесие духовного и телесного. Отсюда, античное тело с диалектическойнеобходимостью оказывается человеческим телом, а основная интуицияантичности с диалектической необходимостью оказывается скульптурнойинтуицией. Античная интуиция есть узрение тела с резкими и точеными формами,вырастающего на темном фоне и отчетливо вырисовывающегося на нем. На темномфоне, в результате игры и борьбы света и тени, вырастает бесцветное, безглазое,холодное, мраморное и божественно-прекрасное, гордое и величавое тело — статуя.И мир есть такая статуя, и божества суть такие статуи; и города-государства, игерои, и мифы, и идеи — все таит под собой эту первичную скульптурную интуицию.
 
 Религия.Если мы достаточно глубоко вчувствуемся в эти античные интуиции и приучим своюмысль к оперированию с такими интуитивными построениями, то вопрос опроисхождении любой сферы античной культуры будет для нас уже принципиально разрешен.Нами будет найдена руководящая идея; и уже позитивное исследование должнопоказать, как зарождалась и развивалась, как завершалась и процветала и каквырождалась и гибла та или иная культурная сфера на лоне так понимаемой античнойидеи. Это — задача эмпирического исследования. Мы же теперь обратим тольковнимание на то, что отдельные культурные области античного мира действительнозависят от обрисованной нами идеи и незримо управляются ею на протяжении всегосвоего существования. Несколько примеров будут нелишними.
Что греческая религияи мифология образовались как стихия художественная по преимуществу — обэтом можно и не говорить. Это все — слишком известно. Я тут сошлюсь уже не наГегеля и Шеллинга, а на такого современного ультра-позитивного исследователяистории греческой религии, как Группе, который центральный периодгреческой религии так и озаглавливает: «Ausbildung der griechischenReligion durch die Kunst», разделяя его еще на ряд более мелких периодов.Исследование Группе вообще показывает, как под влиянием искусства постепеннооформлялась и греческая мифология в целом и отдельные мифы. Проследить этухудожественную эволюцию на отдельных богах было бы здесь весьма интересно, но,к сожалению, приходится ограничиться лишь указанием на труд Группе. Ясно толькото, что какая-то специфически-телесная сущность должна быть в той религии,которая позволяла аркадским пастухам сечь крапивой своего Пана, в случае плохогозаработка, а Гомеру в конце концов сознаться:
Ныне уже не троян и ахеянсвирепствует битва,
Ныне с богами сражаютсягордые мужи Данаи.6
Удивительна этапринципиальная телесность греческой религии. Она делает ее совершеннонесоизмеримой с христианством, хотя логические и отвлеченные линии всякойрелигии настолько определенны и одинаковы, что доходят почти до тождества. Всемизвестна человекообразность гомеровских богов. Но надо, однако, понятьдо конца мистическое и диалектическое происхождение этого человекообразия. Тутнет ни малосовершенной морали, ни низких намерений авторов мифов, ни вообщенедостатков, связанных якобы с недостаточным культурным развитием. Тут — единственно возможная для грека и вполне законная форма религиозныхпредставлений. Не нужно скромно опускать глаза, когда мы слышим миф о том, чтоАрес и Афродита были пойманы Гефестом на месте преступления и что Гефест сковалих вместе, в том виде, как он их застал, так что боги, увидевши эту скованнуюпару, предались своему «гомерическому» смеху. Наше скромное опусканиеглаз в этом случае показывает, что мы стоим на какой-то другой, не греческойточке зрения и оцениваем античность с этой другой точки зрения, вместообъективного ее восприятия в ее самостоятельно-нетронутом виде. У Гомера читаемцелый эпизод о том, как Гефест сковал железною сетью Афродиту и Ареса на ихпрелюбодейном ложе, причем
Правда, Платон неодобряет этот смех богов. «Не следует нам любить и смех, ибо кто предаетсясильному смеху, тот напрашивается почти на столь же сильную и перемену.Нельзядопускать,- говорит он,- чтобы людей, достойных уважения, заставляли предаватьсясмеху; а еще менее прилично это богам. Поэтому мы не примем у Гомера и подобныхречей о богах». Но на то Платон и занимается педагогикой. А вот у Прокладело обстоит совершенно иначе. И это потому, что у Прокла не педагогика, ночистая символика и мифология.
.           Искусство и поэзия.Телесные интуиции, то ли в виде зрительного пластического образа, то ли в видепреобладания телесных характеристик над смысловыми и духовными, то ли вкаком-нибудь другом виде, лежат в основе и греческого искусства. Нечегои говорить о том, что у греков существует один термин для понятия«искусства» и «ремесла», что «практическими» и«утилитарными» являются самые яркие «идеалисты». Таковы — Сократ со своим утилитарным взглядом на искусство, Платон со своим подчинениемхудожественного творчества религиозным и общественным задачам, Аристотель сосвоей теорией «музыкального» Воспитания, Плотин со своим подчинениемхудожественного эроса мистическому восхождению и т. д., и т. д. Немыслим былвзгляд на чистое искусство как на нечто ценное и даже просто возможное. «Искусстводля искусства» — невозможная вещь для античности. Учение Канта обескорыстии эстетического наслаждения показалось бы греку диким извращениемнравов и варварской порочностью и глупостью. Эта телесная придавленность идуховная несвобода лучше всего иллюстрируется отдельными искусствами, как онитрактовались и существовали в Греции. Поговорим о наиболее ясных примерах — изпоэзии.
О пластичностигреческой поэзии писано очень много. Но можно сказать, что далеко не всеисследователи одинаково хорошо и глубоко чувствуют эту пластику. Пластикагреческой поэзии не есть нечто только внешнее или только украшающее. Онасущественно организует самый смысл и структуру этой поэзии. Можно не говоритьспециально о Гомере, так как и всякий эпос более или менее пластичен, и везде вэпических сказаниях телесное изображение заслоняет внутренне развивающуюсялогику субъекта. Но то же самое, однако, надо сказать и о греческой драме.Здесь также почти полное отсутствие самостоятельной логики событий духа; идействия оказываются почти немотивированными. Судьба тут не естьимманентная логика жизни, но насильственно врывающийся извне слепой случай.Почему Эдип убил своего отца и женился на своей матери,- это так и останетсянеизвестным навсегда, хотя и ясно, что он — ответчик сам за себя, ибо не толькоПлотин мыслит себе человека как самостоятельного актера на мировой сцене,«разыгрывающего» войну, вражду, взаимное пожирание и смерть, ноотказать человеку в свободной воле не осмелился даже «механист»Эпикур. В особенности статуарность и пластика трагедии видна на писателях, вкоторых кульминирует аттический гений, на Эсхиле, Софокле и Эврипиде. У Эсхилатрагедия почти ничего общего не имеет с нашей драмой. Это — своего родалирические оратории, в которых монологи и десятки, сотни стихов уничтожают вкорне всякую внутреннюю логику и динамику жизни. Прометей висит на скале целуютрагедию, и действие ни на шаг не подвигается в течение всей трагедии. В«Семи против Фив» эпическое чередование монологов доведено до полногосхематизма. Характеры — одноцветны, неприступны, монолитны. Каждый герой стоитперед нами как статуя; и мы не видим, а только верим и догадываемся, что междуэтими статуями происходит какая-то драма и трагедия. Оценка убийства Орестомсвоей матери, хотя и отличается большей пространностью от простого гомеровскогоодобрения этого события, все же получает окончательную форму и смысл только споявлением Афины. Проклятие, тяготеющее над всем родом и тем ослабляющее иличасто просто уничтожающее драматизм действующих лиц, вполне налицо не только вэпосе, но и у трагиков. Орест как будто и сам проявляет инициативу в мести заотца; но оказывается, что и тут решающую роль играет повеление Аполлона. Дажесамые мучения Ореста даны в виде Эринний, о пластическом образе которых уЭсхила можно было бы написать целое небольшое исследование. Развязка сплошь дарядом принадлежит богам, а не людям. Наконец, наличие длиннейших хоров уЭсхила, наполняющих большую часть его трагедий, уже достаточно говорит оботсутствии у него психологии, трагедии и драмы в нашем смысле слова. Что такоехор? Это есть как бы объективированная мысль, отелесенное чувство, обезличенныйсубъект. Это — мысль, чувство и субъект — в пластической трактовке.
Быть может, ещеярче сказывается основная античная интуиция на характере древнегреческой музыки.Если западная драма ни в каком случае не может быть помещаема в один отдел сдрамой античной, то музыка древних есть нечто уже совсем несоизмеримое смузыкой западной. При нашей обычной, ходячей «классификации»искусств, где мы распределяем искусства самым внешним и несущественным образом,т. е. по роду материала, из которого сделано произведение, мы должны статьсовершенно в тупик перед тем явлением, которое именуется греческой музыкой. Ужео Пасторальной симфонии Бетховена можно сказать, что она настолько же близка кландшафтам Рембрандта, насколько к искусству Палестрины, а футуризм и Пикассопочти ничего не имеют общего с бытовой и реалистической живописью старыхвремен. То же надо сказать и о музыке греков. Она гораздо ближе к Фидию, чем кБаху и Бетховену. Грек и здесь продолжает как бы ощупывать статую, хотя,казалось бы, столь бестелесное искусство, как музыка, и очень мало дает к этомуоснований. Я отмечу здесь две-три характерных черты.
Греческая музыкаесть музыка почти исключительно вокальная. Инструменты немногочисленны ипоразительно примитивны, и существуют они почти исключительно длясопровождения. Музыка имела значение лишь как придаток поэзии. Она не имела угреков самостоятельного значения; и для Аристотеля музыка — лишь«главнейшее из украшений трагедии». Музыка только подчеркиваетсодержащиеся в самой поэзии мелодические и ритмические отношения. Это — взначительной мере лишь выразительная декламация или же речитатив.Платонотнюдь не высказывает никакого парадокса, когда пишет: «Никогда Музы несмешали бы вместе голоса зверей, людей, звуки орудий и всяческий шум с цельювоспроизвести что-либо единое. Человеческие же поэты сильно спутывают и неразумносмешивают все это, так что вызвали бы смех тех людей, которые, по выражениюОрфея, получили в удел „возраст услад“; эти-то ведь видят, что здесьвсе спутано. Подобного рода поэты отделяют, сверх того, ритм и облик от напева,прозаическую речь помещают в стихи, а, с другой стороны, они употребляют напеви ритм без слов, пользуясь отдельно взятой игрой или на кифаре, или на флейте.В таких случаях, т. е. когда ритм и гармония лишены слов, очень трудно бываетраспознать их замысел и какому из достойных внимания роду воспроизведенияупотребляется это произведение. Необходимо, впрочем, заметить, что, насколькоподобного рода искусство весьма пригодно для скорой и без запинки ходьбы и дляизображения звериного крика, настолько же это искусство, пользующееся игрой нафлейте и на кифаре, независимо от пляски и пения, полно немалой грубости.Применение отдельно взятой игры на флейте и на кифаре заключает в себе нечто ввысокой степени безвкусное и достойное лишь фокусника». Грек не мог быстерпеть нашего оркестра; это для него было бы просто какофонией и безобразием,безвкусием. Тут действовал строгий императив, не раз формулированный тем жеПлатоном: «Гармония и ритм должны следовать словам; „размер игармония должны сообразоваться со словом, а не слово с ними“. Итак,греческая музыка есть искусство преимущественно вокальное и словесное, гдеслово подчиняет себе ритм и мелодию и где никакой инструмент не имеет самостоятельногозначения.
.           Математика икосмология. Скульптурна и осязательна у греков не только поэзия и музыкаили вообще искусство. Скульптурна наука — математика, физика, астрономия. Обантичном стиле математики уже достаточно говорилось выше; и тут трудносказать что-нибудь лучше, чем сказал Шпенглер. И кажется, об этом меньшеспорят. Но физику и астрономию все еще продолжают причесывать назападный манер; и конечно, в результате такого причесывания получается нечто ввысокой мере наивное, бездарное и вялое, какие-то басни и анекдоты, вместоподлинной греческой физики и астрономии.
            Философия и ВоспитаниеОднако самое, быть может, замечательное выражение основнойскульптурно-световой и осязательно-пластической интуиции античности заключено вее философии; и тут мы вплотную подходим к разрешению главного вопросанашего очерка, к вопросу о происхождении древнегреческих теорий символизма.
Уже и сейчас намясно, что принципиально не может быть у греков такой философии, которая небыла бы эстетикой, и такой эстетики, которая не была бы в то же времяфилософией, и именно „первой философией“, употребляя терминАристотеля. Бытие для греков есть храм, или дворец, наполненный статуями: какже античная онтология может не быть эстетикой? И какая еще возможна для грекаонтология, если построено бытие (и в нем мир и человек) как божественноеизваяние, как мраморная статуя, как божественно-прекрасное и вечно-юное,цветущее тело? Там, где бытие есть нечто отдельное от статуарности, там, гдебыть — не значит быть изваянием,- еще возможно разделение онтологии и эстетики.Но это невозможно в Греции. И вот почему Плотин мог бы и не писать своих двухтрактатов о красоте, и мы все равно знали бы с той же точностью его эстетику изего общей эйдологии, а эстетику Аристотеля меньше всего можно понять из его формальной»Поэтики", если не привлекать еще «Метафизики», которая напервый взгляд как раз ничего эстетического в себе не содержит. Эта печатьстатуарности и оптической, скульптурной телесности лежит на всех самыхотвлеченных системах античной философии; и мы чувствуем, как не можетуспокоиться ни мысль Платона, ни мысль Аристотеля, ни мысль Плотина и Прокла,пока не дойдет до статуи, до светового символа, до мифа. В основе этойфилософии лежит скульптурная мифология. Ее задача, как философии,- уразумениеэтой мифологии в разуме. И она умирает тотчас же после того, как разумно идиалектически раскрывается в ней сущность первоначальной скульптурноймифологии. Миф питает философию, и скульптурно-осязательный материал отдаетсебя на волю логоса. Иссякает и исчерпывается этот опыт — кончается и умираетфилософия.
Ясно нам также,что философская проблема человека и человеческого Воспитания есть проблема,прежде всего, эстетическая, хотя эта эстетика ничего общего не имеет сэстетикой и эстетическим Воспитанием Запада. Все наше предыдущее изложениедолжно показать, что всякое, решительно всякое Воспитание для грека естьВоспитание эстетическое, ибо сам человек есть не что иное, как статуя.
Это доходило добуквального отождествления, так что Платон называет обучение пению и метрикепросто воспитанием, а Цицерон, излагая мнение греков, высшую форму воспитаниянаходит «in nervorum vocumque cantibus». Что такое статуя? Это итело, и не просто тело. Это — дух. Но мы теперь уже хорошо знаем, что это тело- только в меру необходимости для осуществления духа и это дух — в мерувмещения духовного начала телесным. Недаром учителя назывались в Греции«софронистами», т. е. целомудренниками, учителями целомудрия, а также«косметами», охранявшими в питомцах их «евкосмию». Кто неотдаст себе ясного отчета в диалектической сущности скульптуры, тот не пойметни платонического учения об идеях, ни общеантичного учения о человеке и егоВоспитании. Это Воспитание — насквозь эстетическое. Нет неэстетическоговоспитания, как нельзя сначала изготовить статую саму по себе, а потомизготовлять ее художественную форму. Что значит статуя без художественнойформы? Это значит, что нет еще никакой статуи, что еще ничего не сделано длятого, чтобы была статуя. Так и в воспитании человека. Когда греки хотелисказать, что данный человек совсем необразован, говорили: «Образованный»по-гречески — «мусический». И конечно, не только Эврипиду не хотелось«жить среди амусии». Может быть, только суровый Арес да неумолимаяМойра лишены хорических способностей, как на то намекают Эсхил и Софокл. Вотпочему нельзя разграничить для грека сферу Воспитания эстетического иВоспитания вообще; и Аристотель, желая дать теорию общественного Воспитания,неизбежно ограничивается «гимнастикой» и «музыкой»,-конечно, в античном значении этих слов. Делается понятным, почему иные философыпротестовали против музыки, геометрии, астрономии и пр. «искусств»,указывая на их непрактичность. И едва ли Диоген Лаэрций, говоря об этом, имеетв виду только одних киников.
Все этонеобходимо помнить всякому, кто хочет понять и усвоить себе как античнуюфилософию вообще, так и теорию эстетического и всякого иного символизма, напр.хотя бы педагогическую теорию. Эстетическое Воспитание тут абсолютно неотделимони от физического, ни от морального,- ни от умственного Воспитания. Только всвете предложенного мною изображения исходного пункта античных интуиции можнопонять такие системы Воспитания, как Платона, Аристотеля, пифагорейцев иПлотина. Изучая все эти тексты, решительно не знаешь, в какую рубрику отнестите или другие педагогические построения, в эстетическую или в моральную. И кторазделяет эти сферы настолько, что находит возможным говорить отдельно оморальном Воспитании по Платону, Аристотелю и Плотину и отдельно обэстетическом, тот вообще не разбирается в античной системе мысли и в античномВоспитании, и тот не знает подлинного «классического» стиля философиии педагогики. Даже мистик Плотин, говоря о восхождении души к умному свету,сравнивает это восхождение с работой скульптора  и советует здесь не прекращатьобделывать свою «статую», как и Платон, рисуя умную красоту, говорито «блаженном зрении и созерцании», о «видениях», о«чистом сиянии», об «изображениях», об «умно-видимыхформах тела»; и, наконец, «влюбленный» у него прямо готовприносить жертву предмету своей блаженной любви «как кумиру» .Прокл,развивая Платона и Плотина, вводит «демиургию» как диалектическуюкатегорию (в триаде третьего начала: «парадейгма», «демиург»,«идея»), не говоря уже об отмеченной уже ориентированности Аристотеляна произведениях искусства. Таким образом, на всех стадиях человеческогоВоспитания, от внешнего тела до заумных экстазов, руководящей интуициейявляется интуиция тела и скульптурно-мифического существа. И можно говорить оразных предметах этого Воспитания, о теле, душе, уме и т. п., но нельзяговорить о разных методах этого Воспитания. Метод этот — единственный;он — эстетический, он же и моральный, он же умственный и «умный», онже, наконец, и религиозный, ибо все это для греков есть нечто единое инераздельное. Вот почему, по сообщению Плутарха, музыка у древних была всецело«приурочена к богопочитанию и Воспитанию юношества», и вот почемуПлатон не понимает никакой нетелеснои музыки, утверждая с нашей точки зрениясовершенно неоправданное соединение «ритма» и «гармонии» в хорею,т. е. в балетную форму: «Порядок в движении носит название ритма, порядокв звуках, являющийся при смешении высоких и низких тонов, получает названиегармонии. То и другое вместе называется хореей».
Философ — любитель мудрости, любитель знания. Но что это такое для грека — знание? Я думаю,многие филологи замечали, что слово , «узнаю», «познаю», уГомера весьма часто соединяется с глаголом, означающим видение. Еленаговорит Приаму (пер. Гнедича): «Вижу и многих других быстроокихданайских героев. Всех я узнала б легко и поведала б каждого имя».«Спешно с поверженных он совлекал прекрасные брони, вспомнившиюношей: прежде он их пред судами ахеян видел...» «И Эней предсобою познал Аполлона, в очи воззревши». «Знал я тебя, предчувствоваля, что моим ты моленьем тронут не будешь». Да и что значит греческое,«знаю», как не то, что «я увидел», и всегда ли греки так ужчетко различали разницу?.
. Античныеэстетическо-антропологические и эстетическо-педагогические теории, в общем,также не различают между бытием или вещью и художественной формой, откудаявствует, что в Греции нет и не может быть никаких только эстетических жизни иВоспитания, что т. н. эстетическое Воспитание античными теоретиками мыслится иоправдывается всегда только как завершительный момент общего устроения.
.В античнойэстетике нет чистого духа, данного в своей абсолютной идеальности (наиболее«духовный» платонизм есть все же теория пантеистического космоса), икак нет тут чистого тела, во всей своей абсолютной бесформенности и, бытьможет, безобразии (наиболее «материалистически» настроенныйэпикуреизм живет в своем утонченно-философском «саду» у Дипилонскихворот мудрым и эстетически-самонаслаждающимся размериванием телесныхнаслаждений),-так и в античных «практических» теориях эстетическогоВоспитания и общественного строительства отрицается полезность и нужностьразвития одного ума, или одного тела, или одной морали. Эти теории просто незнают, что такое эти сферы сами по себе, взятые вне их объединенности сдругими. Музыка у Аристотеля, напр., есть средство воспитания ума. «Этическое»Воспитание у Платона просветляет и очищает опять-таки ум. Гражданскиедобродетели у Плотина должны вести также к уму. И т. д. Быть может, нигдевообще или нигде в такой мере, как в Греции, не проповедовалось физическое иморальное Воспитание ради усовершенствования ума и очищения созерцания. Этовозможно было только благодаря тому особенному, античному складу«ума», который делал этот ум «местом идей», т. е. местомскульптуры и пластики вообще. Можно и нужно было «помогать ближнему»,но не для «помощи» и не для «ближнего», а для умозрения иэстетики. Можно и нужно было устраивать и регулировать государство и общество,но не для прогресса как такового и не для общества как такового, а ради идеально-телесныхумозрений. Отсюда самая «идеальная» и «моральная»философия, платонизм, есть вместе с тем и апология рабства.
Платоноставляет в своем государстве все виды искусства, под условием, чтобы они небыли «подражательными», т. е. под условием, чтобы они были подлиннымвыражением религиозной души, а не простым изображением этой души, т. е. вантичном смысле слова подлинно автономными. Это все относится и к теориямэтики, общества, государства, эстетического воспитания и пр. С нашей точкизрения они — гетерономны, морали-стичны; они «подчиняют прекрасноеэтическому». Но совсем не то было для самих греков. Для них автономияпрекрасного не в том, что оно существует само по себе, как «идея»,как «бескорыстное наслаждение», но в том, что оно есть прекраснаяжизнь, т. е. здоровая, благородно-телесная, прекрасно-осуществленная жизнь. Атак как язычество есть религия тела, то автономным для грека и было то, чтоявляется благородно-телесным, т. е. скульптурным и изваянным целым.
Поэтому,античная теория эстетического воспитания, хотя и воспитывала для «морали»,для «ума» и для «тела», все же оставалась всегда посуществу основанной не на чем ином, как на автономии искусства.
            Поэзия pаскpыламиp чувства. Она сплела жизнь богов и людей в пестpую пpекpасную тканьмифологии. Мифы это — свободное выpажение пpежнего миpосозеpцания, пpежнихpелигиозных идей. Пеpвоначально мифы служат лишь выpажением pелигиозныхвеpований, и в эту поpу в них следует искать не истоpии, не аллегоpий, а толькоpелигии. Hо вокpуг каждой живой pелигии лежит шиpокая область поэзии. Поэтому pелигияодного века становится поэзией в последующие эпохи. Эти бывшие веpования уже неоказывают пpямого действия, уже не служат главным двигателем в жизни, уже невнушают стpаха, не возбуждают надежд, но из них pождается та поэтическаяатмосфеpа, котоpая окpужает жизнь последующих поколений. Pелигия умиpает подобнозакату солнца; ее последние лучи дают мало света и уже не гpеют, но за тосоздают чаpующую, волшебную кpасоту. Pелигия гpеков стала поэзией, когда она отшиpоких наpодных масс пеpешла к философам, к людям с кpитической мыслью. Онастала для них тем идеальным миpом, в котоpый они ушли, когда действительностьутpатила свой поэтический колоpит.
Всяжизнь гpека со дня его pождения по день смеpти сопpовождалась пением. Пениеигpало весьма важную pоль в гpеческой культуpе, как сpедство воспитания и как основадpаматической поэзии. Из хоpов в честь бога Диониса или дифиpамбов мало-помалусоздалась гpеческая тpагедия. Тpагедия возникла уже довольно поздно; еепоявление знаменует собой новую важную ступень в pазвитии эллинского сознания.Геpой дpевней гpеческой легенды и вместе с тем геpой тpагедии интеpесует гpекауже как лицо нpавственное. Мы особенно подчеpкиваем этот момент и появлениютpагедий Эсхила, Софокла и Эвpипида пpидаем гpомадное значение, потому что ониочень ясно отpажают в себе тот культуpный подъем, котоpый совеpшила гpеческаянация. Возьмем для пpимеpа “Антигону” Софокла. Здесь pезко поставлен вопpос обобособлении юpидической и нpавственной ответственности, а такое обособлениесказывается лишь в эпохи высшей культуpы. Обособление пpава от нpавственностиобуславливается многостоpонним pазвитием личности, когда пpоснувшеесяиндивидуальное сознание отказывается слепо следовать за пpинудительнымpуководством законов общества и тpебует для себя свободы убеждения, свободысовести и действия. ”Пpезpев закон людской, исполню долг и лягу pядом с ним водном гpобу, любимая с любимым”, — говоpит Антигона, pезюмиpуя основную идеютpагедии.
Каквысоко ценили гpеки дpаматическое искусство, показывают следующие факты. КогдаСофоклу было 28 лет, он вступил в состязание с Эсхилом, художником, много pазувенчанным за свои тpагедии, пpизнанным уже всеми. Боpолись две школыискусства, и публика пpинимала такое гоpячее участие в исходе состязания, чтоедва не пpоизошло сеpьезных беспоpядков. Аpхонт, опасаясь волнений, должен былупотpебить некотоpую хитpость для пpимиpения гpаждан. Победила новая школа.Когда Софоклу было уже 55 лет, пpедставление “Антигоны” вызвало такой востоpг,что гpаждане дали ему за это небывалую еще дотоле нагpаду — его избpалиполководцем в войне самосской, но стpатегом Софокл оказался плохим. Эта чеpтаpисует нам гpека с очень интеpесной стоpоны, — как энтузиаста, и заставляетпpипомнить слова египетского жpеца, сказавшего Солону: ”О гpеки, гpеки, вы —дети!” После несчастного сицилийского похода многие афинские пленники,возвpатившись в отечество, благодаpили Эвpипида за спасение: они были обязаныему свободой, котоpую получили от непpиятелей за то, что познакомили их с еготpагедиями.
Какв скульптуpе изящный вкус гpеков не хотел видеть ничего ужасного, так и втpагедии они не любили гpубых впечатлений. Поэтому Софокл устpанял или смягчалвсе стpашное, гpубое, находившееся в мифах, из котоpых он заимствовал сюжет.Действующие лица вызывают симпатии зpителей не столько дpаматическимположением, сколько чеpтами хаpактеpа. Искусство сообщило жизни новоенапpавление. Оно поставило пpед нею высокую нpавственную цель, цельсовеpшенствования. Только то, что может быть пеpенесено в область искусства,достойно гpажданина. Все то, что носит низменный хаpактеp, что служит некpасоте, а житейским нуждам, что имеет своей целью выгоду и пользу, считалосьпошлостью и было оставлено в удел людям несвободным, pабам.
Гpекиумели ценить искусство, но наpод, котоpый постоянно толпился пеpед художественнымипpоизведениями, котоpый пpинимал гоpячее участие в состязаниях художников,котоpый совеpшал далекие путешествия, чтобы взглянуть на то или иное чудо искусства,— этот наpод не уважал и не ценил самого художника. Гpеки в свою лучшую поpувсей душой ненавидели тоpговлю и pемесло — это чеpта, хаpактеpная для всейгpеческой культуpы. “Самые низкие из всех человеческих занятий, — говоpитАpистотель, — это те, в котоpых тpудится тело, подобно тому как самые пpизpенныете, котоpые наименее тpебуют внутpеннего достоинства”. Поэтому все связанноекуплей и пpодажей, с выгодой и пользой было ненавистно им. Аpхимед считалнеблагоpодным делом занятие механикой и вообще всякого pода пpактическойнаукой, поэтому он сосpедоточил все свое внимание на тех умозpительныхдисциплинах, кpасота и пpеимущество котоpых состоят в том, что они не имеютничего общего с пpактикой. Учиться для того, чтобы знать, не стыдно, ноучиться, чтобы затем самому стать учителем, чтоб из своего знания сделатьпpофесcию, pемесло, — это уже недостойно гpажданина. В отношении гpеков к ихвеличайшим художникам всегда пpоглядывает известное пpезpение. Платон упоминаето скульптоpах pядом с сапожниками и столяpами, Сокpат говоpит о них: ”Онистаpаются пpиблизить к идеалу камни, но отнюдь не себя”. Из художников вышевсех стояли поэты, для котоpых матеpиалом служило бестелесное слово. Они ещемогли pассчитывать на почесть и уважение. Hо не то было со скульптоpами,живописцами и аpхитектоpами, этими чеpноpабочими искусства. Им запpещено былопpинимать участие в политике, как в самом важном деле, запpещено было ставитьсвои почетные статуи. Всем известно, как поплатился Фидий, поместивший на щитесвоей Афины изобpажение собственного лица, пpидав свои чеpты лысому стаpику,сpажающемуся с амазонками. Фpина, блестящая гетеpа, любовница Пpаксителя, моглавыставить свои мpамоpные статуи и в Теспии, и в Дельфах, а сам Пpаксительсвоего изобpажения выставить не мог. Художник совеpшенно pаствоpялся в своихпpоизведениях. Hо гpек твоpил не столько для своей славы, сколько для славыгосудаpства; личное чистолюбие было еще в pамках, из котоpых оно выpвалось лишьв более позднее вpемя.
Высшегопункта pазвития афинская жизнь достигла в эпоху Пеpикла. Пеpикл поставил своейзадачей сделать Афины вполне демокpатическим госудаpством. Он хотел сделатьвысшее обpазование достоянием каждого гpажданина, он хотел, чтоб весь наpодпpоникся высокими и пpекpасными идеями своего вpемени, — и ему удалось это. Онимел все качества для того, чтобы pуководить гpажданами на пути улучшения ихвнутpеннего быта — он был знатен, богат, одаpен кpасотой и величественнойосанкой, отличался необычайной силой ума. Он сооpудил великолепные здания,всячески покpовительствовал pазвитию скульптуpы, дpаматического искусства,философии. Величие этого века состояло в том, что все способности людей моглиполучить свое pазвитие, что все пути к этому pазвитию были одинаково доступныдля каждого. В этот век окончательно сложился национальный хаpактеp гpеков, в егоидеалах, стpемлениях, вкусах целиком выpазился дух всей гpеческой культуpы. ”Мыимеем такое госудаpственное устpойство, котоpое не заимствуется от чужихучpеждений, скоpее мы сами служим обpазцом для дpугих и никому не подpажаем.Hазывается оно наpодным пpавлением, потому что зиждется не на меньшистве, а набольшинстве. По отношению к частным столкновениям законы у нас pавны для всех;что же касается почета, то в госудаpственной жизни один пользуется значениемпеpед дpугим не в силу пpинадлежности к известному классу, но по способностям,стяжающим каждому добpую славу в том или дpугом деле;pавным обpазом скpомностьзвания не служит бедняку пpепятствием к деятельности, если только он способеноказать какую-либо услугу госудаpству. Мы свободно живем в нашем госудаpстве ине стpадаем подозpительностью во взаимных отношениях повседневной жизни. Мы неpаздpажаемся, если кто-нибудь дает себе в чем-либо волю, и не показываемдосады, хотя и безвpедной, но тем не менее удpучающей ближнего. Свободные отвсякого пpинуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях умеем уважатьи не наpушать законы; повинуемся лицам, облеченным в данное вpемя властью, и вособенности подчиняемся всем тем, хотя бы не писанным законам, котоpыесуществуют на пользу обиженных и котоpые подвеpгают обидчика позоpу вобщественном мнении”. ”Мы ценим изящество, соединенное с пpостотою, любимпpосвещение без изнеженности, в богатстве мы видим лишь сpедство длядеятельности, а не повод для пpостого хвастовства; быть бедным у нас вовсе нестыдно, стыдно лишь не уметь выбиться из бедности с помощью тpуда”. 7
.По понятиям гpеков, человек не должен ни делаться аскетом, ни умеpщвлять своюплоть, ни пpедаваться стpастям и животным наслаждениям. Человек долженвыpаботать личность, котоpая пpедставляла бы гаpмонию всех элементовчеловеческой пpиpоды, — и это удалось гpекам вполне. В истоpии нет дpугогонаpода, котоpый в одно и то же вpемя был бы таким остpоумным, живым,художественным и pелигиозным, как гpеки. Гpеки стpемились свести воедино отдельныеэлементы жизни духа, установить такое гаpмоническое pазвитие всех душевных сил,пpи котоpом ни один элемент духа не достигает исключительного господства надостальными, но все они, действуя в известном pавновесии, создают одногаpмоническое целое. Мало того, они стpемились поставить отдельного человека втаких же гаpмонических взаимоотношениях с обществом, в каких каждый отдельныйэлемент его духа стоит со всем его внутpенним миpом, как целым. Античный миpбыл еще так пpост, что личность могла охватить все содеpжание культуpной жизнитого вpемени. Философия и наука, искусство и pелигия, политика и пpаво стоялиеще в столь тесной и живой связи дpуг с дpугом, что между ними не только небыло pазлада, но, напpотив, в своей совокупности они обpазовывали стpогоеединство. Гpек был цельным и совеpшенным человеком.
5.Философия и воспитание
V-йвек был вpеменем высшего pазвития философии. Гpеческий ум стpемился постичь тутаинственную связь, котоpая соединяет все явления жизни в одно целое. Hа сменувеpованиям политеизма пpишла философская мысль. Hо в массе сильны были ещеpелигиозные тpадиции, и масса вpаждебно относилась к попыткам философов. Ихпpеследовали, судили, изгоняли и даже пpиговаpивали к смеpти. ПоследователиПифагоpа должны были скpываться, Анаксагоp был обвинен в атеизме и едва спасся,Ксенофан 67 лет скитался по Гpеции, всюду изгоняемый. Сокpат был пpиговоpен ксмеpти, Аpистотель должен был бежать от обвинений в атеизме. Это было темнойстоpоной гpеческой жизни, не знающей pелигиозной свободы.
Всамый pазгаp афинской демокpатии выступили на сцену духовной жизни софисты,учителя мудpости и кpасноpечия. Роль софистов в истории этики можно понятьтолько на фоне их вклада в философскую мысль и культуру вообще. Они впервыерешительно сместили направление теоретико-познавательного интереса с природа начеловека.  В противоположность предшествовавшим философам, искавшим тайнучеловеческого бытия в природе, космосе. Протагор(490 –ок. 420 до н. э.)провозгласил свое знаменитое положение: «Человек есть мера всех вещей,существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют».Речь идет не о простом расширении предмета философского исследования. Софистыпринципиально иначе подошли и к пониманию человека. Он для них больше, чем одноиз проявлений (пусть даже высших) универсума, он ее центр, творческое начало.Софисты, таким образом, перевернули традиционно сложившийся способфилософствования: от космоса к человеку, от всеобщего к особенному, отобъективного к субъективному.
Протагорсвоим положением в сущности утверждает  примат человека над космосом, особеннонад всеобщим, субъективного над объективным. Первичным оказывается ценностное,а не познавательное отношение к миру: природа («вещи») не содержат в себе мерычеловека, т. е. Не может дать направления его жизни; для того чтобы выработатьнорму своего бытия, человеку нет надобности знать устройство космоса, болеетого, само познание зависит от человека, и в этом смысле он, человек, задаетмеру вещам. Словом, человеческое бытие – это особая самостоятельная реальность,которая не только не сводится к частному случаю некоего вещного мира, но,напротив, является ключом к пониманию последнего. Человек не просто реализуеткакие-то существующие вне его законы, а сам задает законы объективнойдействительности. Протагоровский тезис: является ключевым для всех техпредставителей западноевропейской культуры. Которые рассматривают человека какцентр и властелин природы, Софисты обосновывают право человека смотреть наокружающий мир сквозь призму своих – человеческих – целей и интересов.
Засофистами в современной философской литературе закрепилось имя античныхпросветителей. Это верно. Софисты впервые подчеркнули формирующее значение образования,Воспитания, культуры в жизни человека. Более того в духовной,культурно-исторической деятельности они увидели специфическое назначениечеловека. Этика наряду с диалектикой спора, ее логико-языковыми основами былаглавным предметом теории софистов. Неудивительно поэтому, что мировоззренческиеустановки софистов в значительной степени явились обобщением их этическихисследований, посвященных главным образом двум проблемам: возможностиВоспитания добродетелей, а также соотношению законов природы и установленнойкультуры.
При все скудностиисточников по этике софистов, мысли которых дошли до нас в отдельныхфрагментах, а по большей части в изложении их убежденного идейного противникаПлатона и других античных авторов, их представления о Воспитании добродетелейвсе еще можно реконструировать с достаточной полнотой. Богатый материал поэтому вопросу содержится в платоновском диалоге «Протагор», а также в сочиненииизвестного софиста «Двоякие речи».
Посвидетельству Платона, Протагор впервые ввел в обычай философское преподаваниеза плату и явился родоначальником всей софистики.
Возможностьчеловека постоянного совершенствования в процессе правильно поставленногообучения и Воспитания софисты доказывали как своей собственной преподавательскойдеятельностью, так и ссылками на реально существующий опыт Воспитания. «Если тыпожелаешь, Сократ, вдуматься, в чем смысл наказания преступников, то увидишь,что люди считают добродетель делом наживным» – так говорит Протагор в одноименномдиалоге Платона. Он добавляет к этому, что нравственные недостатки  потому обычновызывают гнев и укор, что они не являются  неотвратимыми; не укоряем же мылюдей за природные недостатки, например, за малый рост.
Идеяо всесильном Воспитании связана у софистов с ключевым тезисом их философии окоренном различии требований природы и установлений культуры. Считается, чтоданное положение впервые высказал Гиппий (2-ая половина V в.до н. э.), а особенно энергично отстаивал и глубоко обосновал Антифонт (V в.до н. э.).  Встречается оно и у Протагора, в частности в его знаменитом «мифе».В чем суть данной идеи? Обратимся к мифу Протагора в платоновском изложении.
Передтем как выпустить на свет сотворенные ими под землей живые существа, богипоручили двум братьям, Прометею и Эпиметею, разделить между этими существамиразличные способности. Занявшийся этим Эпиметей, вполне оправдывая свое имя(«крепкий задним умом»),  не рассчитал: все роды смертных созданий, кромелюдей, он наделил такими способностями, которые предохраняли их от взаимногоистребления, позволяли обеспечить пропитание, а также защиту от стужи и зноя. Икогда Прометей увидел, «что все прочие животные заботливо всем снабжены,человек же  наг и не обут, без ложа и без оружия, то он исправляя  оплошностьсвоего брата, украл у богов «премудрое уменье Гефеста и Афины вместе с огнем…».Так человек оказался причастен к божественному уделу – стал членораздельноговорить, признавать богов, давать всему названия, делать жилища, мастеритьразличные предметы, добывать пропитание из почвы. Правда, всего этого оказалосьнедостаточно для безопасного существования человека, но об этом чуть позже, апока прервем изложение прекрасного мифа и отметим: согласно Протагору, основасуществования человека совершенно иная, чем у других животных. Обладая смертнойприродой, как и все прочие живые существа, человек вместе с тем вырабатывает всебе и создает вокруг себя вторую – божественную – природу, связанную суменьем, искусством. Протагор по сути дела обсуждает вопрос о спецификечеловеческого бытия,  его отличия от природы в собственном смысле слова. Чтокасается терминологического выражения антиномии природы и культуры у софистов,то согласно А. С. Богомолову, природа у них всегда обозначается как физика,а культура – как закон, обычай, мнение, искусство или установление. Это как разсвидетельствует о том, что софисты в данном случае интересовались не физическойприродой, которая была для них всего лишь точкой отсчета, а неприродным, т. е.Общественным, началом в человеке.
Вчем же, по мнению софистов, состоит основное отличие культуры, общества(законов, искусства и т. д.) от природных процессов? Прежде всего в том, чтоприрода действует неотвратимо с необходимостью, а законы государства,предписания религии, \моральные нормы и обычаи являются продуктамисознательного творчества, произвольными результатами человеческой деятельности.«Веления законов надуманы, тогда как  велениям природы присуща внутренняянеобходимость», — пишет Антифонт в сочинении которого «Об истине» мы находимряд весомых аргументов в обоснование положения софистов.
Если,говорит Антифонт, закопать в землю природный продукт, скажем черенок сливы, товырастет слива. Если же закопать в землю продукт человеческого искусства, напримерскамью, то скамья не вырастет, а вырастет то, чем является скамья по своей природнойоснове, — олива, лавр и т. п. Отсюда он делает вывод: «Сущность, приданная вещичеловеческим творчеством или постановлениями, — признак случайный и преходящий;настоящей же и постоянной сущностью является природа вещи». Философ, такимобразом, подчеркивает, что человеческое творчество, господствующее в обществезаконы, нормы и т. д. Не имеют вещественной природы, все это хотя и реализуетсяв ходе переработки, преобразования природного материала, тем не менее несводимок природной основе, носит совершенно иной характер. То, что превратило сливу вскамью, нельзя вычитать ни в оливе, ни в скамье.
Другоеотличие состоит в том, что природа объединяет людей, а законы и обычаиразъединяют их. Ведь природные потребности у всех одинаковы, варвар в этомотношении ничем не отличается от эллина: все дышат воздухом через рот и едятруками. Иное дело – установления культуры, здесь царит полный разбой. «Я думаю,- пишет наблюдательный автор «Двоякий речей», — что если бы всем людям былопредложено собрать воедино то, что те или иные считают постыдным,  а затем извсей этой совокупности выкинуть опять-таки то, что те или иные считаютприличным, то же осталось бы ни единого (обычая), но все было бы разделеномежду всеми. Ибо у всех не одни и те же обычаи». Иначе говоря,культурно-исторические процессы необычайно индивидуализированы, настолько, чтовнешне представляются произвольными, случайными. Рациональный смысл этогоположения софистов – в идее о том, что нравственные воззрения отличаются большимразнообразием и часто сменяются. Как впоследствии напишет Ф. Энгельс, «представленияо добре и зле так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что частопрямо противоречили одно другому». Конечно., софисты не видели за относительнымабсолютного, а релитивизм довели до скиптицизма и даже, как мы увидим позже, донравственного нигилизма. Но справедливость требует признать, что именно онивпервые указали на текучесть, изменчивость, моральных предсавлений, на ихпрямую зависимость от исторического развития общества.
Софистысформулировали кардинальную для этики проблему: являются ли добро и злосамостоятельными, надындивидуальными сущностями, или они имманентны человеческойдеятельности? Или, переводя этот вопрос на нормативный язык, должен ли индивидруководствоваться в своем поведении личными интересами, вытекающими из егосклонностей, биографии, опыта общения и т. д., или  же он должен силойдуховного самопринуждения подчинить свою деятельность требованиям абстрактнойморали?
Абсолютного,а тем более извне навязанного добра софисты не признают. В гипостазированиизаконов и норм они усматривают прямую связь с интересами политическогогосподства. Существующие традиции, признаваемые в качестве всеобщих, обычаи инормы не несут сами по себе никакой разумности. Они являются продуктом разумаопределенных лиц, которые, преследуя собственную выгоду, придали им абсолютнуюформу. Таким образом, свидетели одного из первых внутренних кризисов классовойцивилизации – софисты зафиксировали связь между социальным угнетением ипроцессом отчуждения моральных ценностей от их реальных носителей.
Социально-нравственныйкритицизм софистов переходил, как мы видели, в разрушительный индивидуализм,нигилизм. Но не только. Он дополнялся также идеей природного единства всехлюдей. Платон влагает в уста Гипия  следующие слова: «Мужи, присутствующиездесь… я считаю, что вы все по природе, а не по закону являетесь родными,близкими (друг другу) согражданами. Ибо подобное родственно подобному поприроде, закон же, будучи тираном людей, часто действует насильственно противприроды». Следует подчеркнуть исключительную важность для этики высказаннойздесь идеи равенства людей как предпосылки и основы морального общения. Надозаметить, что антисоциальные установки софистов и индвидуалистическом и вкосмополитическом вариантах не столько были обобщением исторических тенденцийобщественных нравов, сколько логическими следствиями их эпического релятивизмаи социального критицизма.
Итак, софистыположили начало этике как философской дисциплине. Все последующее развитиеевропейской этической мысли, в том числе ее сократовско — платоновской ветви,было стимулирование их просветительской деятельностью. При этом значениесофистов не ограничивается тем, что они указали на общественный человеческийхарактер морали и в самом общем виде обозначали  предмет этики. Они вместе стем задали научно плодотворное и социально прогрессивное направление зарождающейся этике – ориентировали ее на критическое отношение к принятым вобществе моральным образцам поведения, на изучение моральных ценностей в их соотнесенностис конкретными историческими условиями и интересами индивидов. Их уничтожающаякритика морального догматизма и этический релятивизм наполнены глубокимгуманистическим смыслом.
Последователи Пpотагоpа, учившего, что человек естьмиp всех вещей, довели основную идею своего учителя до кpайности. Они пpилагалисвое суждение, как единственную доступную человеку меpу, к обществу, кгосудаpственному стpою, и если госудаpственный стpой и поpядок общества неподходили под эту меpку, они объявлялись злом и насилием. Софисты отpицалиобъективность истины. Все истины субъективны, следовательно субъективны и всеоснованные на них этические тpебования. Так как нет всеобщей, обязательной длявсех истины, то не может быть и общего обязательного нpавственного закона, апотому всякое влечение и тpебование отдельного человека так же полномочно, каки тpебование госудаpства. Всякий человек имеет естественное пpаво следоватьвлечениям своей воли, и если ему в том будут мешать госудаpственные учpеждения,законы, нpавы, обычаи, это есть уже насилие над личностью, с котоpым каждыйдолжен боpоться. Самый закон пpедставляется как бы актом насилия над человеческойволей и потому он не безусловно обязателен. “Софисты, — говоpит Гегель,—стаpались удовлетвоpить возникшей в Гpеции потpебности опpеделять все исамоопpеделяться мышлением, т.е. сознательно, а не бессознательно, pуководясьмыслью, а не нpавами и обычаями, не законами и учpеждениями, а сеpдечнымичувствованиями и стpастями. Софисты пеpвые пpизнали, что то, что может добытьсебе свободная мысль, должно выходить из нее самой, должно быть нашимубеждением, а не веpованием и не бессознательною пpеданностью чему бы то нибыло.
Пpактическим выводом из этогоучения было то, что одни совеpшенно удалились из своего отечества ипpедпочитали жить повсюду в качестве иностpанцев, как, напpимеp, Аpистиппкиpенский, дpугие, несмотpя на пpотивоpечие, жили в ладу с этим стpоем, ноболее пылкие боpолись с этим поpядком, не пpизнавая за ним никакого пpава,утвеpждая, что пpаво в госудаpстве есть ничто иное, как воля более сильных,котоpой должно подчиняться меньшинство, пока они не поменяются pолями. Итак,софистами в центpе человеческого сознания ставится индивидуальное “я”. Боpьбаза индивидуализм в Гpеции достигла здесь своего зенита.
Hабоpьбу с софистами выступил Сокpат. Он не отpицал истины, лежавшей в основеизpечения Пpотагоpа; действительно, человек не может сообpазовать своих мыслейи поступков ни с чем иным, как только с своим собственным суждением. Он долженв самом себе иметь меpило истины. Hо не всякий человек может владеть им, атолько человек нpавственно pазвитой. Сокpат понял, что учение софистов стpадаетполнейшим отсутствием нpавственного содеpжания. Те вопpосы, котоpыми совеpшеннопpенебpегали натуpфилософы и котоpые так тщательно обходились софистами и лишьслегка затpагивались ими, он сделал основной пpоблемой своей философии.Самопознание — пеpвый долг человека, но Сокpат не выставил этого долга чем-тоновым, а назвал его дpевнейшим пpавилом гpеческой pелигии. То, чего тpебовалСокpат, было уже давно написано золотыми буквами над входом в дельфийский хpам:“Познай самого себя”. Pазвитию в человеке этого самопознания и посвятил себяСокpат. Подобно софистам, Сокpат тоже субъективист. Hо субъективные ноpмыСокpата не похожи на гибкий индивидуализм софистов; он пpизнавал меpилом истиныне индивидуальную субъективность, а всеобщую — в этом его главное отличие отсофистов. Вместо человека-индивида он поставил в центpе своей философиичеловека вообще, с всеобщими понятиями, всеобщей волей, всеобщим благом.
Сокpатявляется пpед нами одною из тех цельных натуp, котоpые появлялись только вантичном миpе. Коpенной основой его учения была пpоповедь духовной свободы. Оннизвел божество на землю и поселил его в душе человека. Только голос этогобожества, только гений внутpеннего убеждения должно считать pазумной основойвсех человеческих поступков. Он высказал сомнение в стаpозаветных взглядах ивыставил тpебования, чтобы человек повиновался не внешнему закону, а законувнутpеннему, котоpый служит выpажением воли божества. Свободный pазум и голоссовести — вот что должно pуководить поступками гpаждан, вот что должно служитьсpедоточием жизни. Гpажданин должен считаться с велениями внутpеннего голоса, ане с общественными пpедписаниями, безотчетно повинуясь автоpитету законов.
Сокpатисполнял все гpажданские и pелигиозные обязанности, сpажался в pядах воинов,пpиносил жеpтвы, — но он понимал эти обязонности по-своему. Его философиястpемилась схватить общечеловеческий элемент, выходящий за пpеделы фоpмафинской жизни, афинского госудаpства и его святынь. Учение Сокpатапpотивоpечило основным началам госудаpственного стpоя, и афинская демокpатия немогла спокойно вынести этого удаpа. Она видела в Сокpате своего стpашноговpага, она не могла допустить, чтоб человек более подчинялся велениям своеговнутpеннего голоса, чем велениям внешней власти. Тpагизм судьбы Сокpатазаключался в том, что его идеи пpишли в столкновение с основными стpемлениямиего века. Обшечеловеческое здесь столкнулось с патpиотизмом, новая идеябожества с обычным богопочитанием. Тpагизм Сокpата был вместе с тем тpагизмом исамих Афин. Афины гоpдились тем, что в их недpах заpодились столь великие идеи,пpевосходившие собою все существовавшие до тех поp, но они не могли вынестинапоpа этих идей.
6.Софисты как феноменистории образования
Вовремя Софокла был первый подъем очень важного для следующих времен духовногоразвития, которое в прошлом уже коснулось, сначала в узком смысле, так называемого,образования (пайдейя). Только теперь получило это слово отношение к наивысшимчеловеческим достижениям, расширяя свое значение в IV-м веке и во время эллинизмаи царя, и стало от “Воспитания детей” — это простое значение слово еще имеет уЭсхила — выражением идеальной, телесной и духовной Калокагатии, которая теперьпервый раз включала в себя образование духа как такового. Для Неокpата, Платонаи их современников эта новая, всеобъемлющая идея образования в новом значенииуже определена.
Правда,уже сначала была арете в тесной связи с вопросами воспитания. С историческимразвитием, которое создало идеал человеческой арете, в ходе развития социальногоцелого должен был измениться и путь к ним, и надо было сосредоточить мышлениена этом вопросе, каков должен быть путь Воспитания при этом.
Основнаяясность этого вопроса, без которого возникновение великолепной греческой идеиобразования человека было бы немыслимо, имеет как предпосылку все историческоеразвитие, которое мы наблюдали от древнейших знатных понятий арете, вплоть дополитического идеала человека правового государства. Формы основания и передачиарете были для знати другими, чем для гесиодовского крестьянина или гражданинаПолиса, так как такая для последнего уже не бывала. Несмотря на Спарту, где,начиная с Тиртея, развивалось агоге — странное Воспитание граждан, которое былосвоего рода единственное в Греции, ничего не было такого в других местах состороны государства, что было бы похоже на старое воспитание знати типа Одиссеяили подобного Феогниду  и Пиндару или смогло бы заменить его. Частнаяинициатива только постепенно развивалась.
Был большой недостатокгражданско-полисного общества по сравнению с аристократическим, потому с новымиидеалами человека и гражданина еще не было сознательного Воспитания для этойцели, хотя и думали, что в принципе уже преодолели взгляды знати. Техническоепрофессиональное образование, которое отец давал своему сыну, если он конечнозанимался тем же самым видом ремесла, что и отец, никак не могло занять местофизически духовного образования в целом, которое имела знать и котороебазировалось на идеальной целостности человека. Требование нового Воспитания,которое как цель имело полисного человека, уже рано было установлено. Также издесь новому государству пришлось наследовать старое. Это надо было вслед застарым воспитанием знати, которая придерживалась своей аристократическойрасовой точки зрения, осуществить новую арете, которая делала, например, вафинском государстве каждого свободно рожденного гражданина афинского происхождениясознательным членом государственной общности и способствовала его службе напользу целого. Только более широкое понятие кровного родства, принадлежностиобщины заняло место старого знатного родового государства. О другой основе,кроме этой, не может быть и речи.
Хотяи индивид в это время уже сильно проявляется, было бы немыслимо основывать егообразование на чем-нибудь другом, чем на общности общины и государства. Дляэтой высшей аксиомы всего образования человека служит блестящим примером возникновениегреческой пайдейя(образования ). Целью было преодоление старознатной привилегииВоспитания, которую арете предусматривала только для тех, у кого богоподобнаякровь. Это не трудно понять последовательным, рациональным мышлением, которое вто время развивалось. Видимо был только один путь, который вел к этой цели, этобыло сознательное формирование духа, в неограниченные силы которого новое времяверило. Заносчивые шутки Пиндара об “образованных”  мало ему мешали.Политическая арете не может и не должна быть зависимой от знатной крови. И еслиуже настоящее полисное государство усвоило физическую арете знати путемприменения гимнастики, почему же оно не должно усвоить способностигосподствовать этих слоев, которые нельзя отрицать умственным путем черезсознательное воспитание.
Итак,становится государство V-го века с исторической необходимостью исходным пунктомтого большого Воспитательного движения, которое является определяющим духовнымдвигателем того и следующего века, лежащего в основе западной культурной идеи.Оно является, как греки его принимали, воспитательно-политическим. Из глубокойнужды существования государства возникла идея образования (воспитания), котораяпризнает новые духовные силы того времени как явление, формирующее человека.Для нас при рассмотрении этого совсем неважно, признаем ли мы конституциюаттического государства, из которой выросли эти проблемы в V веке, или нет. Безсомнения является политическая активизация масс, которая своего рода и естьпризнак демократии, необходимой исторической предпосылкой для создания вечныхвопросов, которые задавало греческое мышление в той фазе своего развития самосебе и следующим поколениям. Также для нас они возникли из этой линии развитияи стали опять актуальными.
Проблемытакого типа, как воспитание политического человека, вождей, свободы,авторитета, возникают полностью только на этом этапе духовного развития итолько здесь получают необходимость и значение судьбы. Они отличаются отпримитивных исторических видов бытия, типа жизни племени, которые еще не знаютоб индивидуализации человеческого духа. Из-за этого никакая из тех проблем,которые возникли на почве этой формы государства V-го века, не ограничивается всвоем значении областью действия полисной греческой демократии. Они являютсяпроблемами государства вообще. Как доказательство служит тот факт, что мышлениевеликих греческих воспитателей и философов, исходя от отношений демократии,находит решения, которые не ограничивают данной формы государства, но имеющиедля каждого положения неограниченную плодотворность.
Путьдвижения воспитания, который мы сейчас рассматриваем, должен увести нас отстарой знатной культуры к Платону, Сократу и Ксенофонту, связаться со старой аристократическойтенденцией и с идеей арете, оживлять их снова на одушевленной основе.
Ноэтот путь еще не наблюдается в начале и середине V века. Здесь еще наоборотнадо было преодолеть узость старых взглядов: мифичность предпосылокпреимущества крови, которое только еще там оказывалось верным, где оно показалоськак духовное преимущество и нравственная сила. Ксенофан показал связь между“духовной силой” и политическими, и как это было обосновано правильным порядкоми добром государственного целого. Также у Гераклита, хоть и в другом смысле,закон базируется на знании, из которого он рождается, и полисный носитель этогобожественного знания имеет право на особое положение в нем или даже попадает впротиворечие с полисом. Особенно эти большие примеры возникновения новойпроблемы государства и духа, которые являются предпосылкой для существованиясофистов, покажут с полной точностью, как создается преодоление старой знатьюкрови; сразу вместо старого новое напряжение. Это отношение сильной, духовнойличности к общности, которым занимаются вплоть до конца полисного государствавсе мыслители. В случае Перикла эта проблема — хорошее решение и для индивида идля общности.
Может быть, что быстроевозникновение индивидуальности и ее самосознания дало бы толчок таким движениямобразования, которые впервые вносят обоснование арете в жизнь, в широкие круги,если общественный мир не почувствовал бы потребность расширения гражданскогокругозора и духовного обучения гражданина. Эта потребность более и болееразвивается с вступлением афинян в международные дела хозяйства, транспорта игосударства после персидских войн. Спасение афинян есть заслуга одного мужчины,его духовного превосходства. Хотя они его сразу после победы не терпели, потомучто его власть не была совместима с “исиномией” и выглядела уже, как малоскрытая тирания, логика развития показала, что демократический стройгосударства все более зависим от вопроса о правильных личностях вождей. Цельюдвижения воспитания софистов с самого начала не было народное образование, нообразование вождей. В принципе это и есть старая проблема знати в новой форме.Правда, нигде, кроме Афин, не было возможностей для каждого, в том числе и дляпростого гражданина получить элементарное образование, даже без того, чтогосударство взяло школу в свои руки. Но софисты обращались только к выбору. Ониприняли только тех, которые хотели стать политиками, господствовать надгородом. Такой человек должен, чтобы удовлетворить потребностям того времени,не только как Аристид, выполнить старый идеал политической справедливости. Ондолжен не только следовать законам, но и ими руководить государством; для этогоему нужен кроме необходимого опыта, для которого только слияние с практикойполитической жизни помогает, еще правильное познание сущности человеческих дел.Самым главным характерным чертам государственного деятеля, правда, не возможнонаучить. Энергия, предвидение и присутствие духа, которые Фукидиду так нравятсяу Фемистокла, присутствуют уже с рождения. Но дару убеждающей речи можнонаучиться. Он (дар) является уже у знатных Геринов, которые образовывалиГосударственный Совет в гомеровском эпосе, настоящим правом господинов, идействует все последующее время. Гесиод видит в нем силу, которую музы даютцарю, посредством которой он без принуждения руководит каждым собранием. Этасила стоит на одном уровне с вдохновением поэта музами. Здесь, в первуюочередь, наверное, думают о рыцарской способности убеждающего и решающегослова. В демократическом государстве народных собраний и свободы слова этаспособность стала еще более необходимым оружием в руках государственныхдеятелей, в классическое время политика просто называют оратором. Слово еще неимеет чисто формального значения позднейшего времени, а содержит в себе ещеделовое значение.Так что единственным содержанием общественной речи являетсягосударство и его дела, разумеется само собой. Здесь должно начинаться тообразование политических вождей, о котором говорилось выше. Оно станетвнутренней необходимостью, образованием ораторов, причем греческому слову логосприписывается различная степень проникновения, формального и делового,объективного. И тоже здесь станет ясным, почему образовался целый слойВоспитателей, который предлагает общественности преподать “добродетель” — какраньше переводилось — за деньги. Эта неправильная модернизация греческого пониманияарете в основном виновата, что притязания софистов, учителей знания, как их современникии они сами вскоре назвали себя, часто сегодняшнему человеку казалось бессмысленнойнаивной надменностью. Это глупое непонимание исчезнет, как только мы придадимслову “арете” само собой разумеющееся понимание как арете политической, идумая, в первую очередь, об интеллектуальных и ораторских способностях, которыев новых условиях V века должны казаться решающими в арете. Для нас естественно,что софистов мы видим с критической точки зрения Платона, для которогосократовское сомнение возможностей преподавания добродетели является исходнымпунктом всего философского познания. Но с точки зрения духовной истории софистытакое же необходимое явление, как Сократ или Платон, да и без софистов о нихневозможно мыслить.
Попытка преподаватьполитическую арете является непосредственным выражением глубокого измененияструктуры в сущности государства. Огромное преобразование, которое совершилоаттическое государство с вступлением в большую политику гениально описало темпереход от статического древнего города-государства к динамической форме империализмаПерикла, показало сильнейшую напряженность и соперничество всех сил, каквнутренних, так и внешних. Рационализация политического Воспитания была нетолько особым случаем рационализации всей жизни, которая все более направляласьна могущество и успех людей. Это и оказало свое влияние на оценку характерныхчерт человека. Этическое, которое понималось само собой, уступило местоинтеллектуальному, которое стало решающим. Высокая оценка знания и разума,данная Ксенофаном еще 50 лет тому назад, который был единственным борцом зановый тип человека, теперь же стала всеобщей и в предпринимательской и вполитической жизни. Это то время, где идеал арете человека включил в себя всете ценности, которые позднее аристотелевская этика описывает как преимуществадуха, желая соединить с этическими ценностями человека в наивысшее единство.Эта проблема во время софистов совсем еще не существовала. Интеллектуальнаясторона человека вышла на первый план, из этого вытекали Воспитательные задачи,которые софисты пытались решать. Только так можно объяснить их убежденность ввозможности преподавания арете. Со своей педагогической предпосылки они вкакой-то мере также правы, как и Сократ со своим радикальным сомнением, потомучто они имели в виду в общем-то совсем другое.
Цельсофистического воспитания как образование духа включала в себя чрезвычайноемногообразие средств и методов восприятия… Для объяснения этого нам придетсяпредставить себе дух в многообразии своей разновидности. Он, во-первых, — тоторган, которым человек воспринимает мир вещей; как таковой относящийся к вещам.Но абстрагируясь от предметного содержания (и в этом заключается новоепонимание этого времени), дух все-таки не является пустым, да только тогда егособственная внутренняя структура освещается. Это дух как формальный принцип. Всоответствие этим двум взглядам, мы встречаем у софистов два коренным образомотличающиеся способа Воспитания духа: передача энциклопедического знания иформальное образование духа в различных областях. Ясно, что противоположностьэтих двух методов воспитания найдет свое единство только в наиболее общемпонимании образования духа. Оба способа преподавания являются до сих порнастоящими принципами воспитания, чаще всего в форме компромисса и не всовершенной односторонности. Так это уже было в принципе у софистов. Но ихединство не обманывает, что мы здесь имеем дело с двумя коренным образомразличными способами воспитания духа. Вместе с чисто формальным образованием усофистов еще существует образование формы в высшем смысле, которое не исходитиз структуры интеллекта и языка, но из целостности духовных сил. Такое встретиму Протагора. Он видит рядом с грамматикой, риторикой и диалектикой прежде всегопоэзию и музыку в качестве духообразующих сил. Корень этого третьего способасофистического воспитания — политическое и этическое. Он отличается отформального и энциклопедического тем, что не берет человека абстрактно, норассматривает его как члена общества. В этом воспитание видит его в прямомотношении к миру ценностей и включает духовное образование в человеческоеарете. Также это есть форма образования духа: дух здесь не рассматривается синтеллектуально-формальной или интеллектуально-деловой стороны, но в егосоциальной обусловленности.
В каждом случае внешне, когдаговорилось, новым и связующим у софистов был идеал образования риторики —потому, что были и такие софисты как Горгий, которые только хотели являтьсяораторами, но ничего не преподавали. Скорее всего связывающее у всех тот факт,что они все хотели быть учителями политической арете, хотели достичь аретепутем увеличения духовного образования. Для нас всегда удивительно то богатствоновых и вечно правильных познаний, которые софисты создали. Они создалидуховное образование и направленное на него искусство Воспитания. В связи сэтим ясно, что для нового образования более опасно было, взрывая пределыформального и делового, рассматривая Воспитание политического руководства болеев глубокой проблематике добродетели и государства, ограничитьсяполовинчатостью, если она не базируется на настоящем исследовании и наконсеквентном философском мышлении, которое истинулирует из-за истины. Исходятолько из этого, Платон и Аристотель переработали всю систему софистическоговоспитания.
Поставим вопрос о местесофистов в греческой философии и науке. Оно всегда было замечательнодвусторонним, хотя правомерно их рассматривать как органическую часть философскогоразвития. На Платона при этом нельзя ссылаться, потому что их желание бытьучителями арете значит их связь с жизнью и практикой, но не их наука ведет к постоянномуспору с ними. Единственное исключение здесь — критика теории познания Протагорав “Тэетете” Платона. Здесь действительно существует связь софистики с философией,но она ограничится одним представлением. История философии, данная Аристотелемв “Метафизике” не содержит в себе софистов. Более новая историко-философскаялитература видит обычно в них начало философского релятивизма и субъективизма.Но эти первые начала теории у Протагора еще не дают права для такого обобщения,и это прямое искажение исторической перспективы ставить учителя арете в одинряд с мыслителями мирового масштаба типа Анаксимандра, Парменида и Гераклита.
Мужественная попыткаКсенофана обосновать арете человека на рациональном познании бога и мирасвязывает его во внутренней связи с идеалом Воспитания, и кажется нам, какбудто бы получила натурфилософия включением в поэзию духовное господство над жизньюи образованием. Но Ксенофан был почти единственным человеком, который занималсяэтим, хотя и вопрос о сущности, пути и ценности человека раз и навсегдавключался в философию. Только личность Гераклита смогла поставить человека взакономерный строй космоса, исходя из единичного принципа, но он не физик.Последователи милетской школы, которые сделали исследование природы частнойнаукой, либо исключали человека полностью из мышления, либо в соответствии сфилософской глубиной, каждый решал эту проблему по-своему. У Анаксагоравключается антропоцентрическая тенденция того времени в космогонию, он видит вначале бытия дух, как упорядочивающую и управляющую силу, но в основном оннаблюдает природу механически. Проникновения природы и духа он не достиг.Эмпедокл является философским кентавром, в его двусторонней душе существует иионийская физика и орфейская религия спасения. Она выводит человека мифическимпутем из несчастливого кругооборота элементов к первоначально божественнымчистым существованиям души. Такой строгий природный мыслитель как Демокрит неможет уже без рассмотрения проблемы человека и его нравственного мира. Он Деоитмежду натурфилософией и этической мудростью Воспитания, которую он дает кактеоретическую науку, но в старой форме Parnese. В ней мешается необыкновеннымспособом наследие старой поэзии изречения с естественно-научно рациональнымдухом современного ученого. Все это значительные признаки проблемы, котораястояла из-за человека и его существования перед философией.
Новсе-таки здесь еще не лежит начало Воспитательной идеи софистов. Возрастающийинтерес философии к человеку служит снова доказательством для историческойнеобходимости возникновения движения софистов, хотя потребности, которые ониудовлетворяют, далеко не научно-теоретические, а чисто практические. Этим тожеобъясняется тот факт, что их влияние в Афинах было значительно большим, в товремя, как наука ионийской физики там широко не распространялась. Без понятиядля этой оторванной от жизни науки софисты продолжали Воспитательную традициюсвоих поэтов как Гомера, Гесиода, Солона, Феогнида, Симонида и Пиндара. Толькокогда мы рассматриваем софистов в развитии греческого образования, линиякоторого обозначается именем софистов, мы видим их историческое место. Уже уСимонида, Феогнида и Пиндара существовала проблема возможности преподаватьарете в поэзии, до тех пор арете просто провозгласила идеал человека. Теперь мыв ней уже встречаем дискуссию о Воспитании. Симонид в общем-то уже типичныйсофист. Софисты только совершают последний шаг. Они переделают многочисленныевиды паренетической поэзии, — в которой педагогический элемент наиболее ярковыявился в новую прозу искусства, в которой они являются мастерами и вступают сэтим в сознательное соревнование с поэзией и в форме, и в мыслях. Эта переделкаВоспитательного содержания поэзии в сторону прозы признак ее окончательной рационализации.Как наследники Воспитательной профессии поэзии софисты как раз и занимаютсяэтим. Они первыми дают школьное объяснение произведений тех великих поэтов,наследниками которых они сами себя с пристрастием считают. Но интерпретацию внашем смысле не стоит ожидать от них. Они противостоят им непосредственно и неотносятся к определенному времени, с беспристрастием они их применяют внастоящее время, как это нам хорошо покажет “Протагор” Платона.
Разумнаяцелесообразность этого периода ярко и совсем неподходящим образом выражается вдидактическом понимании поэзии. Гомер является для софистов энциклопедией всегочеловеческого знания, от машиностроения вплоть до стратегии, находкой умныхправил жизни. Героическое воспитание эпоса или трагедии здесь непосредственнополезно применяется.
Все-такисофисты не только чистые эпигоны. У них возникла и многосторонняя новая проблематика.Рациональное мышление того времени о нравственных и государственных делах,учения физиков их настоятельно касается, что они создают такую атмосферумногостороннего образования вокруг себя, какую их время в такой живости и сознательностиеще не знало. Ксенофанскую гордость духа нельзя отдельно рассматривать от этогонового типа; Платон насмехается над ним в его многообразных формах. Это напоминаетнам литературу Возрождения, здесь мы находим как раз независимость, космополитизми право свободного передвижения, которые дали толчок движению софистов в мире.Гений, который соображал во всех областях знаний, изучал все ремесленные искусства,который носит только одежду и украшения, которые он сам сделал является совершенным“человеком универсальным”. Это блестящее сочетание филолога, оратора, педагогаи литератора нельзя рассматривать с традиционной точки зрения. Не только из-заих учения, которое они дают, но из-за их целого 377-го духовного ипсихологического нового типа они достигли такой знаменитости греческого духа влюбом городе, где они выступили. Тоже в этом они по-настоящему наследовали техпоэтов-паразитов, которых мы встречали к концу VI века во дворах тиранов и вдомах могущественной знати. Их существование базируется только лишь наинтеллектуальном значении. При такой странствующей жизни они не занималиопределенную гражданскую позицию. Тот факт, что такая оторванная жизнь втогдашней Греции вообще была возможна, является прочным признаком возникновениясовсем нового способа образования, который коренным образом являетсяиндивидуалистическим, хоть и много говориться о воспитании для общности и одобродетели наилучшего государственного гражданина. Софисты действительноявляются наиболее яркими индивидуалистами того века, который вообще склонялся киндивидуализму. В этом их современники видели в них настоящих представителейдуха того времени. Тот факт, что образование есть средство для жизни — признактого времени. Оно — как рыночный товар “импортируется” и торгуется. Этосравнение Платона правомерно, оно не только моральная критика софистов, ихличных взглядов, но и духовный симптом. Для “социологии знаний” софистыявляются большой находкой, и далеко еще не все известно.
Вцелом эти люди являются явлением истории образования первого ранга. Благодаряим пайдейя была выведена в мир, в смысле сознательных идей и теорииобразования, была поставлена на рациональную почву. В этой мере они — важнаяступень в развитии гуманизма, хотя он нашел свою наивысшую и верную формутолько в борьбе с софистами, в преодолении их Платоном. Характерна для нихпрежде всего неготовность. Софистика не является научным 378-м движением, носнятием науки в смысле старой физики и истории ионийцев в сторону интересовжизни, которые определились педагогическими и социальными проблемами,возникшими из переделки государственного и хозяйственного существования. Значитэто софизм сначала отодвигает науку в сторону, как в настоящее время приливпедагогики, социологии и журналистики действует на старую науку. Но в той мере,в какой она применяет старую традицию воспитания Гомера в форме языка и вспособе мышления нового рационального времени осознает теоретические понятияобразования, в той мере софистика и расширяет область ионической науки кэтическо-социальной стороне и становится настоящей политико-этическойфилософией рядом и над наукой о природе. В первую очередь, мы оцениваем заслугисофистов в формальной области. В софическом образовании, в его многосторонностибыл зародыш образовательной борьбы следующих веков, борьбы между философией ириторикой. Заключение
В Древней Греции  выделялись  двесистемы воспитания, Афинская — эстетическая и Спартанская – военная.Данныетемы  раскрыты в первой и второй главе. Современная система эстетическоговоспитания  многое взяла от Афинской  демократии. Некоторые экспериментальныесовременные школы желая подчеркнуть их гуманитарные направленность носятназвания Афинских.   В Афинах огромное значение придавалось воспитаниюпосредством театра и изобразительного искусства граждан. В Афинах, наиболеедемократическом из полисов Эллады театр стал подлинным воспитателем народа, онформировал взгляды и убеждения свободных граждан Эллады. Театр был общественныминститутом, включенным в систему полисных праздников. Театральное зрелище быломассовым, зрителями являлась большая часть граждан, организация представлений — одна из самых важных и почетных литургий; со времени Перикла государство давалобеднейшим гражданам деньги для оплаты билетов. Театральные представления носилисостязательный характер, ставились пьесы нескольких авторов, и жюри, избранноеиз граждан, определяло победителя. В данной работе мы рассмотрели  системувоспитания в древней Греции как часть культуры  античности.Утверждениедостоинства и величия человека-гражданина становится главной задачей греческойкультуры эпохи классики. В произведениях искусства древние греки воспевалиобраз человека-героя во всем совершенстве его физической и нравственнойкрасоты. Этот идеал имел большое этическое и общественно-воспитательноезначение. Искусство оказывало непосредственное воздействие на чувства и умысовременников, воспитывая в них представление о том, каким должен быть человек
О древнегреческой философии и еёвоспитательной роли рассказано в пятой главе. Философ — любитель мудрости,любитель знания.  О положение  Софистов   в древней Греции подробнорассказывается в  шестой граве. Роль софистов в истории древней Греции можнопонять только на фоне их вклада в философскую мысль и культуру вообще. Онивпервые решительно сместили направление теоретико-познавательного интереса сприроды на человека.  В противоположность предшествовавшим философам, искавшимтайну человеческого бытия в природе, космосе .
. К четвертому веку до н.э. в общихчертах в Греции сложилась система образования — общее образование илиэнциклопедическое образование, энкюклиос пайдейа, которое в своей основе небыло отвергнуто ни  Римом, ни христианским средневековьем, ни христианско-демократическимновым временем (гуманистическая или классическая гимназия, гуманитарноеобразование). Классические языки — древнегреческий и латынь — в форме такназываемой интернациональной лексики вошли во все европейские и неевропейскиеязыки и, являясь международным языком науки и культуры, связывают воедино, навека живые нервы и кровеносные сосуды, современную цивилизацию с ееживительными источниками — историческим опытом и достижениями прошлого… Вотосновные  итоги которые можно подчеркнуть из данной работы.
 
Список использованной литературы
1.    Казимеж Куманецкий История культурыДревней Греции и Рима   М., “Высшая школа”,1990
2.    Лев Любимов Искусство Древнего МираМ.,”Просвещение”,1971
3.    Культурология (учебное пособие ихрестоматия для студентов)   Ростов-на-Дону, “Феникс”,1997
4.   История Европы", т.1«Древняя Европа»; изд. «Наука»,1988 г.,
5.   Андре Боннар, «Греческаяцивилизация», изд. «Искусство» 1992 г., I-III книги;
6.   В.С.Нерсянц, «Сократ»,изд. «Наука»,1984 г.;
7.   А.Ф.Лосев, А.А.Тахо-Годи, из серии«Жизнь замечательных людей»-«Платон, Аристотель»,изд.«Молодая Гвардия» 1993 г.;
8.   Проф. И.М.Тронский, «ИсторияАнтичной литературы», изд.учпедгиз, 1947 г.;
9.   Кессиди Ф.Х., «От мифак логосу», М., 1972,
10. Платон, «Политика илиГосударство», перевод с греческого Карпова, часть III, СПБ, 1863 г.,;
11. Маркс К., Энгельс Ф. соч. 2-еизд., Т.20,.
12.  «Мифы народов мира» энциклопедия гл. редактор С. А.Токарев. М.1993.
13.  Пельман Р. История античногосоциального вопроса и социализма. СПб., 1910.
14.  Лурье С.Я. О фашистскойидеализации полицейского режима древней Спарты // ВДИ. 1939.
15.  Рассел Б. История западнойфилософии. Кн. 1 — 2. Новосибирск, 1994. С. 106.
16.  Поппер К. Открытое обществои его враги. Т. 1. Чары Платона. М., 1992
17.  Андреев Ю.В. Спарта как типполиса // Античная Греция. Т. 1. Становление и развитие полиса. М., 1983.
18.  Софисты как феномен историиобразования. Гончаров Д.В М., 1996.
 

План
Введение.
1.Афинское общество и системавоспитания
2.Общество Спарты, Спартанское воспитание
 3.Древнегреческий театр  и изобразительное искусство, их роль в воспитании граждан.
4.Античная культура и её воспитательная роль в жизни древнихгреков Античноя  культура и роль воспитания в жизнидревних греков Античноя  культура и роль воспитания в жизни древних грековАнтичноя  культура и роль воспитания в жизни древних греков 4.Античное культура и роль воспитания в жизни древних греков4.Античное  культура и рольвоспитания в жизни древних греков4.Античное  культура и роль воспитания в жизнидревних греков4.Античное  культура и роль воспитания в жизни древних греков
.4.Античное  культура и рольвоспитания в жизни древних греков5.Философия и воспитание
6.Софисты как феномен истории образования
Заключение
Список использованной литературы