Политические деятели России Л.Д. Троцкий

--PAGE_BREAK--Троцкий и две революции.


В Петербурге Троцкий появился в разгар ок­тябрьской стачки 1905 г. Со свойственной ему энергией он тут же включился в работу. Вместе с германским со­циал-демократом, выходцем из России Парвусом (псев­доним А. Л. Гельфанда) Троцкий редактировал газету «Начало», в которой проповедовал весьма радикальные взгляды.

13 октября состоялось учредительное заседание Пе­тербургского Совета рабочих депутатов. Под фамилией Яновский Троцкий становится заместителем председате­ля Совета Г. С. Хрусталева-Носаря. Как человек с неяс­но выраженными политическими взглядами, Хрусталев, по мнению Троцкого, лучше всего отвечал характеру дея­тельности Петербургского Совета. С точки зрения Троц­кого, Совет выражал настроения революционных рабо­чих масс, обладавших «резким классовым чувством», но в большинстве случаев лишенных «партийной определен­ности»[11]

Пятьдесят два дня Совет возглавлял рабочие массы столицы, и все это время Троцкий пребывал в гуще событий. Ярко раскрываются его сильные стороны как по­литического деятеля, организатора масс, публициста. Он писал многочисленные воззвания, манифесты и резолю­ции Совета, передовые статьи его органа—газеты «Из­вестия», тираж которой достигал 35—60 тысяч экземп­ляров, Вел переговоры с властями. Сам премьер-министр С. 10. Витте вынужден был обращаться к руководству Совета. Об одном из таких приемов по поводу назначен­ной Советом демонстрации в память погибших 9 января и в других столкновениях с властями Троцкий рассказал в книге «1905». При этом он не без явной гордости пи­сал: Граф Витте очень занят и только что отказал в приеме двум генералам, но он беспрекословно принима­ет депутацию Совета»

После ареста Хрусталева на общем собрании Совета 27 ноября в присутствии 302 депутатов был избран вре­менный президиум исполкома из трех человек. В их числе оказался и Троцкий, который стал фактическим председателем Совета. Однако уже 3 декабря, прямо на своем заседании, исполком Совета во главе с председа­тельствовавшим Троцким был арестован жандармами.

Троцкий и другие осужденные по делу Совета про­были под арестом 57 недель. В октябре 1906 г., в самый острый период реакции, в разгар военно-полевых судов над участниками революции, в Петербурге начался про­цесс по делу о бывшем Совете. Он длился почти месяц. Приговор суда для Троцкого—опять ссылка в Сибирь, в село Обдорск, но на этот раз не на четыре года, как в 1900 г., а на «вечное поселение». По пути следования к месту назначения Троцкому вновь удалось бежать—из городка Березова, известного по месту ссылки сподвиж­ника Петра I светлейшего князя Меншикова. В мае 1907 г. Троцкий уже присутствовал на V (Лондонском) съезде РСДРП как нефракционный социал-демократ с совещательным голосом. Так лично для Троцкого закон­чилась первая российская революция.

.Революция оставила громадный след в полити­ческой биографии Троцкого. В первую очередь это, ко­нечно, относится к его деятельности в Петербургском Со­вете, которой он заслужил признание и авторитет в гла­зах многих рабочих, демократической интеллигенции. Подводя итоги практической работы Совета, Троцкий пришел фактически к тем же выводам которые были сделаны В. И. Лениным в ноябре 1905 г. в статье «Наши задачи и Совет рабочих депутатов. (Письмо в редак­цию)». Работа предназначалась для публикации в цент­ральном органе большевиков—газете «Новая жизнь», но по каким-то причинам не увидела света.[12]

В годы первой русской революции проявилась весьма существенная особенность политического поведения Троцкого, которая затем неоднократно давала себя знать,—способность к решительным действиям в период революционного подъема, вовлечения в борьбу широких слоев населения. В такие моменты Троцкий внутренне преображался, действовал на редкость собранно и целе­устремленной Возраставший накал борьбы как бы под­стегивал его, оказывался дополнительным источником энергии.

Не зря, скажем, такой всегда осторожный и крайне сдержанный в оценках политических способностей

Троцкого деятель партии, как Г. Е. Зиновьев, писал, имея в виду Троцкого и Парвуса, в 1905 г.: «Эти два вы­дающихся меньшевика стали отходить от меньшевизма. Когда «Начало»… попало под их руководство, они при­дали ему в значительной мере большевистский харак­тер».[13]

Однако в деятельности Троцкого была и другая сто­рона. Именно в этот период появились первые зачатки теории «перманентной революции». Ее основные посту­латы Троцкий позаимствовал у Парвуса. «Вместе с Парвусом,—писал он позднее,—мы отстаивали в «Начале» ту мысль, что русская революция является прологом со­циально-революционной эпохи в развитии Европы; что русская революция не может быть доведена до конца ни сотрудничеством пролетариата с либеральной буржуа­зией, ни его союзом с революционным крестьянством; что она может победить лишь как составная часть револю­ции европейского пролетариата.[14] Отсюда ими выдви­гался главный лозунг дня: «Без царя, а правительство рабочее».

Ленин подверг резкой критике и сам этот лозунг, и всю теорию Парвуса—Троцкого. Революционная на сло­вах, эта теория на практике смыкалась с правооппортуннстичсской и либерально-буржуазной линией.

Таким образом, в годы первой русской революции возврат Троцкого в лагерь большевиков не состоялся. Главным сдерживающим фактором, на наш взгляд, стал субъективный момент. Логикой событий Троцкий ока­зался в условиях, которые могли закружить и кружили головы и не таким эмоциональным молодым людям, как он, но и значительно более старшим и опытным полити­ческим деятелям. Упиваясь представившимися возмож­ностями, Троцкий стремился во что бы то ни стало «по­казать себя», непременно сыграть роль «вождя». Отсюда и его попытки разработать «независимую» идейно-поли­тическую программу.

Были и объективные причины. На позиции Троцкого, так же как и на деятельности Совета в целом, отрица­тельно сказалось влияние представителей меньшевист­ской фракции РСДРП. Они стремились ограничить роль Совета осуществлением функций руководителя сугубо экономической профессиональной борьбой рабочих, уйти от решения ряда задач, и в первую очередь такой акту­альной в условиях революции задачи, как вооружение пролетариата, работа в войсках и др.

Она продолжалась долгое и тягостное десятиле­тие. У Троцкого это были, пожалуй, наименее удачные годы во всей его жизни. Фактически они свелись к дли­тельной «войне» против Ленина и большевизма. C ноября 1908 г. по апрель 1912 г. Троцкий и его сто­ронники в Вене издают небольшим тиражом газету «Правда» (орган «нефракционных» социал-демократов), которая превратилась в издание, проповедовавшее прин­ципы, господствовавшие в реформистских партиях За­падной Европы.

В апреле 1910 г. по решению ЦК РСДРП для совме­стной работы в редакции венской «Правды» прибыл Л. Б. Каменев. После участия в выпуске двух номеров газеты он отказался от сотрудничества. «Опыт совмест­ной работы с Троцким —смело сказать, опыт, искренне мной проделанный...—писал Каменев,—показал, что примиренчество неудержимо скатывается к защите лик­видаторства, решительна становится на сторону послед­него против РСДРП»[15]

Этот вывод Каменева подтвердился в августе 1912 г., когда Троцкий в противовес VI (Пражской) Всероссий­ской конференции РСДРП, исключившей из большевист­ской партии ликвидаторов, организовал Августовский блок, опиравшийся именно на ликвидаторов. Оправдыва­ясь впоследствии, Троцкий писал: «Мне тогда был не­ясен великий исторический смысл ленинской политики непримиримого идейного межевания и, где нужно, рас­кола, чтобы сплотить и закалить костяк подлинно про­летарской партии»[16]

расхождения Троцкого и Ленина по вопросам строи­тельства партии дают основание вывести происхождение троцкизма именно из «организационного оппортунизма» полуменьшевистского толка. Несмотря на революцион­ность Троцкого, эти расхождения—наглядное свиде­тельство общности троцкизма и меньшевизма. Это же обстоятельство во многом объясняет, почему в доок­тябрьский период ареной борьбы Ленина, большевиков против Троцкого стала сфера партийного строительства. Именно Ленин впервые употребил понятия «троцкисты», «троцкизм», причем сугубо в антипартийном значении.

С началом первой мировой войны Троцкий совместно с меньшевиком Мартовым издает в Париже газету «На­ше слово». За антивоенную направленность, которая бы­ла расценена французским правительством как прогер­манская пропаганда, издание было закрыто, а сам Троц­кий выслан из Франции.

В начале 1916 г. он оказывается в США, где входит в состав редакции социал-демократической газеты «Но­вый мир». Очень скоро Троцкий превращает ее в трибу­ну для пропаганды своих идей.

После Февральской буржуазно-демократической ре­волюции Троцкий выехал в Россию, но был задержан английскими властями на территории Канады. В тече­ние месяца он находился в Галифаксе в лагере для ин­тернированных. Под давлением Петро градского Совета в дело вмешался П. Н. Милюков, министр иностранных дел в первом Временном правительстве, и Троцкий был освобожден.

В Петроград он прибыл 5 мая 1917 г. К этому времени Ленин находился в столице уже больше месяца и успел развернуть деятельность во всю ширь своего ре­волюционного гения. Состоялась историческая VII (Ап­рельская) конференция РСДРП (б), на которой был при­нят ленинский план перерастания буржуазно-демократи­ческой революции в социалистическую. Определились позиции и других политических партий.

Троцкий оказался в арьергарде событий. Все, что он мог делать на первых порах,—это присматриваться к происходившему, взвешивать и оценивать политические платформы боровшихся сторон и фракций. Но постепен­но он наращивает свою активность.

Троцкий оказывается в руководящем ядре Межрай­онной организации РСДРП, в которую входили социал-демократы, занимавшие интернационалистские позиции и выступавшие против меньшевиков-оборонцев, хотя и не порывавшие с ними до конца. В тот период членами «межрайонки» были М. С. Урицкий, А. В. Луначарский, ряд других деятелей, сотрудничавших с Троцким в газе­те «Наше слово».

Популярность Троцкого быстро набирала силу. Это­му, на наш взгляд, способствовало немало обстоятельств объективного и главным образом субъективного харак­тера. Во-первых, разлив мелкобуржуазной стихии с ее показной, чисто словесной революционностью, для ко­торой важно не столько быть, сколько казаться, с се культом вождя, жаждой немедленного успеха. Всем этим параметрам вполне отвечал троцкизм. В этом политиче­ском течении отразились настроения части городской мелкобуржуазной интеллигенции, отсталых рабочих, люмпен пролетариев, которой были свойственны демон­страция сверх революционности в периоды подъема ре­волюционной борьбы и способность впадать в панику, нередко оказываясь в стане реакции, в моменты ее спа­да. В дооктябрьский период Троцкий наглядно продемон­стрировал справедливость такой оценки троцкизма. Она подтвердилась и после победы Февраля.

Во-вторых, те, кто знал о негативной деятельности Троцкого в годы реакции, последовавшие за поражением

первой русской революции,—как большевики, так и меньшевики,—только возвращались из-за границы, из ссылок и тюрем. Молодому поколению участников рево­люционного движения, тем более беспартийным массам, о борьбе Троцкого против Ленина, против большевист­ской партии в эмиграции было практически ничего не из­вестно. Зато Троцкий—председатель Петербургского Совета в 1905 г.—многим из них был памятен и близок.

В-третьих, как ни странно, популярности Троцкого во многом способствовал его арест в Канаде английскими властями при возвращении из США в Россию. В газетах то и дело мелькали публикации о пребывании Троцкого в плену. Все это создало ему ореол непримиримого борца с ненавистной Антантой.

Наконец, в-четвертых, Петроград бурлил: митинги, речи, демонстрации, красные флаги, революционные при­зывы—среда, в которой Троцкий с его задатками трибу­на и оратора чувствовал себя как рыба в воде. Своими речами он кружил головы не только простым рабочим, солдатам, матросам, но и поднаторевшим в политике людям.

Естественно, деятельность Троцкого в майские дни не ограничивалась только участием в митингах и демонст­рациях. Как один из лидеров Межрайонной организации РСДРП, Троцкий пытался наладить контакты с предста­вителями других левых партий и организаций. Он неод­нократно посещал редакцию полуменьшевистской газеты «Новая жизнь», издававшейся М. Горьким и Н. Сухано­вым. Побывал Троцкий и в редакции большевистской «Правды», встретился с Лениным, Зиновьевым и Каме­невым. Но серьезной ^беседы не получилось.

Чувствовалась тягость в общении. Да это и неудиви­тельно. За годы вражды и недоверия накопилось немало негативного, и преодолеть это за одну-две встречи невоз­можно. К тому же собеседники и не скрывали, что не из­менят своих убеждений. Ни Ленин, ни Троцкий не посту­пились своими взглядами ни на йоту. К поиску контак­тов, возможному сотрудничеству их подтолкнула изме­нившаяся политическая ситуация как в России, так и на международной арене. Вместе с ней изменились и те за­дачи, которые приходилось решать социал-демократии.

Февральская буржуазно-демократическая революция в России привела к установлению двоевластия в стра­не—Временного правительства и Советов рабочих, сол­датских и крестьянских депутатов. Разрешить эту противоречивую ситуацию можно было только на путях осу­ществления пролетарской революции. Именно она была бы логическим шагом в дальнейшем развитии революци­онного процесса. Из признания этого факта исходили и Ленин и Троцкий. Хотя подошли они к его осознанию с разных сторон.

Ленин—развивая идеи Маркса и Энгельса о непре­рывной революции как поэтапном ее развитии: от бур­жуазно-демократической к социалистической с последу­ющим выходом на международную арену. Троцкий — перескакивая через этап буржуазно-демократической ре­волюции, трактуя перманентность как перенесение рево­люции из одной страны в другую. То есть им бралась в расчет только одна сторона марксистской концепции перманентности революции—внешняя—и игнорирова­лась внутренняя. Не случайно, что Троцкий «проглядел» Февральскую революцию. До конца своих дней он так и не смог внятно объяснить, какой по характеру, движу­щим силам и целям была эта революция.

Но—что очень важно и что до сих пор не учитыва­лось или упускалось из виду—Февральская революция свела на нет прежний спор Ленина и Троцкого о путях и перспективах развития революционного процесса в Рос­сии. Отныне революция могла развиваться лишь как ре­волюция социалистическая. Это признавали оба. Оба же считали, что российская революция в случае ее сверше­ния могла перерасти только в мировую. Иначе говоря, менялось само содержание перманентности революции:

не буржуазно-демократическая революция в социалисти­ческую, а российская социалистическая—в мировую или по крайней мере общеевропейскую.

К тому же временной интервал между Февральской и Октябрьской революциями оказался настолько мини­мальным, развитие событий протекало так стремительно, социалистическая революция унаследовала от буржуаз­ной столько проблем, которые она решала как бы похо­дя, не только для рядового участника происходившего, но и для лидеров РСДРП оказалась попросту непости­жимой та сложная механика поэтапности революции, которая имела решающее значение до Февраля. После того как произошла Февральская революция и началась подготовка социалистической, троцкизму нечего было противопоставить ленинизму, поскольку была снята ост­рота проблемы поэтапности развития революционного процесса в России.

Троцкий вряд ли кривил душой, когда в письме в Ист-парт ЦК ВКП(б) 21 октября 1927 г., впервые опублико­ванном только в 1932 г. за границей, отмечал: «Я не вступил немедленно по приезде из Канады в организа­цию большевиков. Почему? Потому ли, что у меня были разногласия?» Нет, считал Троцкий, таких разногласий у него с большевиками не было.

Этот факт подтверждается анализом предложений Ленина о слиянии «межрайонцев» и РСДРП(б), кото­рые он огласил 10 мая на Петро градской городской кон­ференции Межрайонной организации РСДРП. Они вклю­чали несколько пунктов. Во-первых, «объединение жела­тельно немедленно». Во-вторых, следует включить по одному представителю «межрайонки» в редакцию «Прав­ды», которую планировалось превратить во всероссий­скую популярную газету и ЦО будущей слившейся пар­тии. В-третьих, включить двух межрайонцев в комиссию по подготовке VI съезда партии, И наконец, обеспечить в «Правде» и других печатных органах свободную дис­куссию по спорным вопросам[17]

Эти ленинские предложения вполне могли рассматри­ваться в качестве методологических принципов такого объединения, и, как видим, в них не ставилось перед «межрайонкой» никаких предварительных условий. От ее членов не требовалось отречения от прежних взглядов, признания прошлых ошибок. Выдвигалось лишь одно ус­ловие—их участие в совместной борьбе за общее дело. А таким делом было свершение социалистической рево­люции и строительство нового общества.

Не случайно, по некоторым свидетельствам, Ленин на одном из заседаний ЦК партии, в мае, высказался за привлечение Троцкого в редакцию «Правды». Но его предложение отвергли другие члены ЦК Ленин пред­лагал также Троцкому возглавить газету популистского толка, на манер редактировавшейся им и Парвусом в 1905 г. газеты «Начало». Но от этого предложения отка­зался сам Троцкий.

Что же касается слияния «межрайонцев» с РСДРП (б), то на упомянутой конференции Троцкий заявил, что со­гласен «с резолюциями». Ленин записал следующие его слова: «… согласен постольку, поскольку русский большевизм интернационализировался. Большевики разбольшевичились—и я называться большевиком не могу… Признания большевизма требовать от нас нельзя»

Троцкий не просто критиковал ленинские предложе­ния, он отверг их. Причем сделал это в некорректной форме, выдвинув ряд неприемлемых для Ленина и боль­шевиков условий. Что означало его заявление о разбольшевичивании русского большевизма, который интерна­ционализировался? Только одно—Троцкий не желал признать правоту «старого большевизма», Ленина, боль­шевиков в споре с ним и с троцкизмом, выступавшим за авантюристическую теорию перепрыгивания через этап буржуазно-демократической революции. То есть Троцким выдвигалось условие, которого от него не требовали ни Ленин, ни другие руководители РСДРП (б). Поэтому он не хотел принять и старое «фракционное наименование» партии—РСДРП (б). Троцкий соглашался на слияние только, как он считал, с «обновленным» Лениным, в ко­тором усматривал своего единомышленника, перешедше­го на позиции теории «перманентной революции», и с «обновленным» большевизмом, в котором он видел по­добие российской или—точнее—ленинской разновидно­сти троцкизма. Ни больше ни меньше.

Понадобилось еще, как минимум, два месяца нараста­ния революционных событий, чтобы Троцкий снял свои претензии к Ленину и большевикам и безоговорочно, без всяких встречных условий, принял упомянутые выше ленинские предложения. Иначе говоря, Троцкий вошел в РСДРП (б), вовсе не отказавшись от теории «перманент­ной революции». Этого от него никто и не потребовал.

В июльские дни вслед за Лениным, Зиновьевым, Каменевым, Свердловым и другими лидерами РСДРП (б) Троцкий стремился предостеречь рабочие и солдатские массы от опрометчивых шагов, в частности от проведе­ния антивоенной демонстрации 4 июля, которая, по сути, ставила своей целью низвержение Временного правитель­ства. Он решительно выступал против развернутой в не­большевистской печати травли Ленина как «германского шпиона».

5 июля, по свидетельству Троцкого, между ним и Ле­ниным состоялась встреча, на которой обсуждались пла­ны работы на случай ухода в подполье Такой встречи не зафиксировано в 4-м томе «Биографической хроники» В. И. Ленина. Но в этом томе есть сообщение о том, что вечером 4 июля в Таврическом дворце Ленин участ­вовал в объединенном заседании Центрального и Петер­бургского комитетов РСДРП (б), Военной организации при ЦК партии и Межрайонной организации РСДРП, членом которого являлся Троцкий. Не исключено, что встреча, о которой говорил Троцкий, могла иметь место и днем раньше.

2 июля началась работа второй Петроградской кон­ференции Межрайонной организации. На ней присутство­вало 70 делегатов. И естественно, главным вопросом по­вестки дня был вопрос объединения с большевиками. По­давляющим большинством он был решен положительно. Конференция выделила двух представителей «межрайонки» в Оргбюро по проведению VI съезда РСДРП (б). Троцкий был назначен на съезде докладчиком по теку­щему моменту.[18]

Однако выступить ему с докладом, как и вообще при­нять участие в работе съезда, не удалось. 23 июля ночью Троцкий вместе с Луначарским были арестованы. Пово­дом для ареста послужило письмо Троцкого Временному правительству, которое было опубликовано в «Новой жизни» 13 июля (№ 73). Это был ответ на вымыслы Временного правительства и буржуазной печати о его якобы разрыве с Лениным как «германским шпионом». «Сообщение газет о том, будто я «отрекся» от своей при­частности к большевикам, представляет такое же измыш­ление,—писал он,—как и сообщение о том, будто я про­сил власти защитить меня от «самосуда толпы», как и сотни других утверждений той же печати». Далее Троц­кий сообщал, что его неучастие в «Правде» и не вхождение в большевистскую партию объяснялись не поли­тическими расхождениями, а «условиями нашего партий­ного прошлого, потерявшими ныне всякое значение». Пос­ле чего следовал вывод: «… у нас не может быть никаких логических оснований в пользу изъятия меня из-под действия декрета, силою которого подлежат аресту тт. Ле­нин, Зиновьев и Каменев. Что же касается политической стороны дела, то у вас не может быть оснований сомне­ваться в том, что я являюсь столь же непримиримым про­тивником общей политики Временного правительства, как и названные товарищи. Изъятие в мою пользу только ярче подчеркивает, таким образом, контрреволюционный про­извол в отношении Ленина, Зиновьева и Каменева»[19]

Троцкий и после этого письма неоднократно под­тверждал свою близость к Ленину и большевикам. 17 июля в речи на заседании ЦИК и Исполкома Совета крестьянских депутатов он заявил: «Ленин боролся за революцию 30 лет. Я борюсь против угнетения народных масс 20 лет. И мы не можем не питать ненависти к гер­манскому милитаризму. Утверждать противное может только тот, кто не знает, что такое революционер »[20] Из его выступления на совещании Исполкома Совета рабо­чих, солдатских и крестьянских депутатов: «Теперь вся­кий считает нужным всадить нож в спину Ленина и его друзей, но тот, кто говорит, что тов. Ленин может быть немецким агентом, тот—негодяй. Честное имя тов. Ле­нина нам так же дорого, как и имя Чернова. Чернов сто­ит под вашей защитой, но он также защищается и нами. Если, товарищи, в этом деле вам понадобится помощь— можете рассчитывать на нас»[21]

Конечно, Ленин не мог не оценить позицию Троцкого, тем более что немногие небольшевистские социал-демо­краты, за исключением Мартова, открыто высказались в защиту Ленина. В «Моей жизни» Троцкий вспоминал:

«Отношение Ленина ко мне в течение 1917 г. проходило через несколько стадий. Ленин встретил меня (в мае.— дополнит) сдержанно и выжидательно. Июльские дни нас сра­зу сблизили».[22]

Свидетельство Троцкого не расходится с мнением о нем Ленина. В подготовленных им тезисах для доклада 8 октября на конференции Петербургской организации в примечании к тезису «О списке кандидатов в Учреди­тельное собрание» читаем: «Само собою понятно, что из числа межрайонцев, совсем мало испытанных на проле­тарской работе в направлении нашей партии, никто не ос­порил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого,

ибо, во-первых, Троцкий сразу по приезде занял пози­цию интернационалиста; во-вторых, боролся среди межраионцев за слияние; в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи и преданным сторонником партии революционного пролетариата. Ясно, что нельзя этого сказать про множество внесенных в список вчераш­них членов партии»[23]

Конечно, надуманность обвинений Ленина в «шпио­наже» была очевидна, по крайней мере для Временного правительства. Ведь его министры не могли не знать, что среди 500 политических эмигрантов, прибывших в Рос­сию из Швейцарии проездом через Германию, свыше 400 были представителями различных партий.[24] Но никто, естественно, не подозревал их как «немецких шпионов» только потому, что они, так же как и Ленин, пересекли территорию Германии. Антиленинская кампания пресле­довала вполне очевидные политические цели—дискре­дитацию РСДРП (б) и большевизма в целом.

Не мог не знать и не понимать этого и Троцкий. Так что, бескомпромиссно защищая Ленина от реакционной печати, он стремился не только и не столько уберечь его честь, сколько лишний раз напомнить и о своем револю­ционном прошлом, равно как и еще более революцион­ном настоящем. Ведь в письме Временному правитель­ству, публичных речах и выступлениях рядом с именем Ленина им неизменно ставилось и собственное. И надо сказать, что такой прием действовал. Не зря, скажем, в столице стойко держался слух о возможном установле­нии диктатуры триумвирата в лице Ленина, Троцкого и Луначарского. Насколько серьезной была такая версия, судить не беремся, tеm более что Троцкий и Луначарский были арестованы и находились в тюрьме.

Как бы там ни было, пребывание в «Крестах» мало сказалось на политической активности Троцкого. Разве что он не выступал как оратор. Зато недостаток уст­ной агитации им с лихвой был восполнен за счет пуб­ликаций в печати. Одна за другой появлялись статьи и заметки Троцкого в большевистском «Рабочем и сол­дате», журнале «Вперед», который издавался как орган РСДРП (б), «Пролетарии», где Троцкий писал под псев­донимом П. Танас, горьковской «Новой жизни» и других печатных изданиях.

В тюрьме он написал две работы: «Что же дальше (Итоги и перспективы)» и «Когда же конец проклятой бойне?». Обе брошюры вышли в большевистском изда­тельстве «Прибой» и сразу же обратили на себя внимание читающей публики, особенно первая. Она была d неко­тором роде итоговой для деятельности Троцкого в пер­вое полугодие 1917-го. В ней он анализировал харак­тер происшедших событий, расстановку классовых сил после ликвидации двоевластия, пытался проследить дальнейший ход революционного процесса, наметить некоторые перспективы на ближайшие месяцы, недели и даже дни.

Троцкий подвергал беспощадной критике позицию эсеро-меньшевистских соглашателей. «После событий 3— 5 июля эсеры и меньшевики в Петербурге еще более ос­лабели, большевики еще более усилились,— писал Троц­кий.—То же самое—в Москве. Это ярче всего обнару­живает, что в своей политике большевизм дает выраже­ние действительным потребностям развивающейся рево­люции, тогда как эсеро-меньшевистское «большинство» только закрепляет вчерашнюю беспомощность и отста­лость масс. И сегодня уже этого одного закрепления не­достаточно: на помощь ему идет самая разнузданная репрессия. Эти люди борются против внутренней логики революции, и именно поэтому они оказываются в од­ном лагере с ее классовыми врагами. Именно поэтому мы обязаны подрывать доверие к ним—во имя доверия к завтрашнему дню революции».[25] Хорошо сказано. И главное—в точку!

По поводу характера российской революции Троцкий повторил свои прежние соображения о том, что она мо­жет быть только пролетарской, к тому же—общеевро­пейской. «Это не «национальная», не буржуазная рево­люция,—утверждалось в брошюре.—Кто оценивает ее так, тот живет в мире призраков XVIII и XIX столетий. А нашим «отечеством во времени» является XX век. Дальнейшая судьба русской революции непосредственно зависит от хода и исхода войны, т. е. от развития клас­совых противоречий в Европе, которому эта империали­стическая война придает катастрофический характер». Заканчивалась брошюра фразой, ставшей у Троцкого по­чти ритуальной полуконстатацией-полупризывом: «Пер­манентная революция против перманентной бойни!

Такова борьба, в которой ставкой является судьба чело­вечества».[26]

В августе 1917 г. на VJ съезде РСДРП (б) 4 тысячи межрайонцев вошли в партию и растворились в ней. Вме­сте с ними оказался и Троцкий. Причем от бывшей «меж-райоики» он, наряду с Урицким, хотя и не присутствовал на съезде (сидел в тюрьме), вошел в состав ЦК. Из 134 делегатов съезда, принявших участие в выборах руково­дящего органа партии, за Троцкого был подан 131 голос. всего на три меньше, чем за Ленина. Уже сам по себе этот факт показывает возросший авторитет Троцкого в партийных кругах, прежде всего руководящих. Что ка­сается партийных низов, то там его имя еще мало кому было известно.

С конца августа 1917 г. политическая ситуация в стране вновь резко меняется. Провал корниловского мятежа, в чем решающую роль сыграли работавшие сре­ди шедших на Петроград воинских частей большевист­ские агитаторы, с одной стороны, укрепил уверенность революционных масс в своих силах, а с другой—еще вы­ше поднял авторитет РСДРП (б). Вновь растет револю­ционная волна. «Мы,—отмечал Троцкий,—еле поспевали за приливом».

2 сентября Временное правительство вынуждено было освободить из «Крестов» группу социал-демократов, аре­стованных в июльские дни,—Троцкого, Каменева, Лу­начарского, Коллонтай и других. В газете «Рабочий путь» (так стала называться «Правда» после разгрома ее редакции в июле) 3 сентября появилась заметка: «Вче­ра освобожден из-под ареста под залог в 3 тыс., рублей Л. Троцкий».

21 сентября Троцкий по поручению ЦК РСДРП (б) выступил с докладом о текущем моменте на собрании большевиков, участвовавших в работе открывшегося 14 сентября Демократического совещания. В докладе им была выдвинута идея бойкота созданного Предпарламен­та. Но результаты голосования оказались не в пользу Троцкого. За участие в Предпарламенте высказались 77 участников совещания, против—50. Ленин, оценивая из своего «далека» принятое решение, назвал его явной ошибкой. Он одобрил и поддержал доклад Троцкого:

«Троцкий был за бойкот. Браво, товарищ Троцкий!»[27]

25 сентября (8 октября) произошли перевыборы чле­нов Исполкома Петроградского Совета. По предложению большевистской фракции председателем Совета был изб­ран Троцкий. Его фамилия вносится в список 40 канди­датов от РСДРП (б) по выборам в Учредительное собра­ние. Причем Троцкий стоял в списке сразу же после Ленина и Зиновьева, перед Каменевым, Коллонтай, Лу­начарским, Бухариным, Пятаковым, Сталиным .

Троцкий, несомненно, внес большой вклад в подготов­ку и осуществление Октябрьского вооруженного восста­ния. Правда, этот вклад не столь значителен, как это изображалось, скажем, откровенно симпатизировавшим Троцкому меньшевиком Н- Сухановым в «Записках о революции»: «Он был центральной фигурой этих дней и главным героем этой замечательной страницы истории»"[28]

Точно так же явно преувеличенной выглядит и оцен­ка его вклада Сталиным в статье «Октябрьский перево­рот», опубликованной в газете «Правда» 6 ноября 1918г. В статье Троцкий представлялся чуть ли не единствен­ным организатором и руководителем восстания, а Подвойский и Антонов-Овсеенко—лишь исполнителями его воли. Кстати, в 1924 г. в речи Сталина «Троцкизм или ленинизм» вклад Троцкого выглядел уже скромнее. Впо­следствии Сталин предпочитал вообще не говорить об этом. В «Кратком курсе истории ВКП(б)» (1938 г.) о роли Троцкого в октябрьских событиях.говорилось толь­ко в отрицательном плане, фактически так же, как и о «штрейкбрехерской» позиции Зиновьева и Каменева.

Деятельности Троцкого в Октябре фактически посвя­щена вся вторая часть второго тома его «Истории рус­ской революции». На наш взгляд, Троцкому здесь уда­лось весьма рельефно показать объективные и субъектив­ные предпосылки вызревания Октябрьской революции, выявить экономические, социальные, политические, во­енные слагаемые обстановки, из которой выросло восста­ние. Конечно, не обошлось и без просчетов, а также яв­ных, но не столь заметных невооруженному глазу пере­гибов в изображении событий, их участников. Прежде

всего это относится к показу самой фигуры Троцкого. Складывается впечатление, что если бы не он, то Ок­тябрьская революция могла бы не состояться.

Собственно, Троцкий и не скрывал своих притязаний на роль «второго вождя» Октября. Об этом он не­однократно высказывался публично, писал в статьях и книгах, в частности в таких, как «Уроки Октября», (1924 г.), «О Ленине» (1925г.), «Моя жизнь» (1930г.). В дневниковых записях Троцкого от 25 марта 1935 г. можно прочесть: «Если бы в Петербурге не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской револю­ции, руководство большевистской партии помешало бы ей совершиться».[29]

Как же обстояло дело в действительности? За пять недель—от Демократического совещания до Октябрьского вооруженного восстания—Троцким как председателем Петроградского Совета было сделано не­мало для того, чтобы воспрепятствовать попыткам мень­шевиков и эсеров сорвать проведение II съезда Советов. По решению ЦИК съезд был намечен на 20-е, а затем пе­ренесен на 25 октября.

Определенный вклад Троцкий внес в создание при Петроградском Совете Военно-революционного комите­та—органа подготовки и осуществления вооруженного восстания. Председателем ВРК вначале был избран ле­вый эсер Лазимнр, впоследствии им стал Подвойский, а секретарем—Антонов-Овсеенко. Подготовленный комис­сией во главе с Лазимиром проект Положения о ВРК был отредактирован Троцким и принят единогласно на заседании. В утвержденном Уставе ВРК, состоящем из 19 пунктов, его первейшей задачей объявлялось взятие фактического управления Петроградским гарнизоном в свои руки.

Троцкий вел активную работу в ЦК партии. 10(23) ок­тября Ленин внес на заседание ЦК вопрос о вооружен­ном восстании. Обсуждение продолжалось почти 10 ча­сов с краткими перерывами. В результате на голосование ставится предложенная Лениным резолюция, в которой делается вывод: «Признавая, таким образом, что воору­женное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК пред­лагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практи­ческие вопросы».

На заседании из 21-члена ЦК присутствовало 12. За предложенную резолюцию высказались 10 человек, про­тив—два (Зиновьев и Каменев). Впоследствии, коммен­тируя факт принятия ленинской резолюции, Троцкий справедливо писал: «Резолюция 10 октября приобрела огромное значение. Она сразу обеспечила действитель­ным сторонникам восстания крепкую почву партийного права. Во всех организациях партии, во всех ячейках стали выдвигаться на первое место наиболее решитель­ные элементы».[30]

Все это Троцким писалось в 1933 г. А тогда, в октяб­ре 1917 г., далеко не так ясны были для него самого и для ряда других руководителей РСДРП (б) последствия принятого решения.

На расширенном заседании ЦК с участием других руководящих органов большевистской партии, состояв­шемся 16 октября, где вновь обсуждался вопрос о вос­стании, Троцкий отсутствовал. И виновато здесь не про­сто стечение обстоятельств, как позднее объяснял он свое отсутствие (в это время он находился на заседании Пет­роградского Совета, где принималось Положение о ВРК), причины были гораздо глубже.

Троцкий немало критиковал многих членов ЦК, и прежде всего Зиновьева и Каменева, за их парламент­ские иллюзии. Однако, как нам представляется, и сам Троцкий отдал этим иллюзиям весьма большую дань. И дело даже не в том, что до самого штурма Зимнего дворца Троцкий публично заявлял, что ВРК был создан не как орган восстания, а лишь как комитет по защите революции. Этими заявлениями он не только вводил в за­блуждение Временное правительство, но и выражал оп­ределенную позицию: вопрос о власти неизменно свя­зывался им именно со съездом Советов.

В 1925 г. в книге «О Ленине» Троцкий писал: «В Цен­тральном Комитете определились три группировки: про­тивники захвата власти, оказавшиеся вынужденными ло­гикой положения отказаться от лозунга «власть Советам» (прежде всего Каменев и Зиновьев.—Н. В.); Ленин, требовавший немедленной организации восстания, неза­висимо от Советов, и остальная группа (прежде всего сам Троцкий.—Н. В.), которая считала необходимым тесно связать восстание со Вторым съездом Советов и тем самым выдвинуть его к последнему времени».[31]

Это, конечно, не значит, что тем самым Троцкий вы­нашивал злонамеренные планы срыва восстания, как о том писалось в «Кратком курсе» истории ВКП(б). Это значит, что Троцкий сам отделял свою позицию от ле­нинской. Не зря в «Моей жизни» у него проскочила фра­за: «По некоторым случайным и ошибочным признакам ему (Ленину.— Н. В.) показалось… будто в вопросе о вооруженном восстании я веду слишком выжидательную линию. Это опасение отразилось в нескольких письмах Ленина в течение октября». Тем не менее такое отличие в позиции не помешало ему активно поддержать Ленина в ходе проведения восстания, а затем и при формирова­нии первого Советского правительства.

24 октября (6 ноября) состоялось заседание ЦК РСДРП (б), в работе которого активно участвовал Троцкий. Ленин, вынужденный скрываться от полиции, направил «Письмо членам ЦК», в нем он настаивал на решительном наступлении и приведении вооруженного восстания в ночь на 25 октября:

25 октября в час дня Троцкий докладывал Петроград­скому Совету о положении дел в столице. В изложении «Рабочего пути» дело обстояло следующим образом: «От имени Военно-революционного комитета,—заявил Троц­кий,—объявляю, что Временного правительства больше не существует. (Аплодисменты.) Отдельные мини­стры подвергнуты аресту. («Браво!») Другие будут арестованы в ближайшие дни или часы. (Аплодис­менты.) Революционный гарнизон, состоящий в рас­поряжении Военно-революционного комитета, распустил собрание Предпарламента.  (Шумные аплодисменты.) Мы здесь бодрствовали ночью и по телефон­ной проволоке следили, как отряды революционных сол­дат и рабочей гвардии бесшумно исполняли свое дело.

Обыватель мирно спал и не знал, что в это время одна власть сменяется другой. Вокзалы, почта, телеграф, Петроградское Телефонное Агентство, Государственный банк—заняты. (Шумные аплодисменты.) Зим­ний дворец еще не взят, но судьба его решается в тече­ние ближайших минут. (Аплодисменты.)»[32] Зим­ний был взят в 2 часа 10 минут ночи 26 октября.

25 октября в 22 часа 40 минут начал работать II съезд Советов. Персонально от большевиков в президиум были предложены: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин, Склянский, Крыленко, Антонов-Овсеенко, Ряза­нов, Муранов, Луначарский, Коллонтай и Стучка.

Съезд в законодательном порядке закрепил переход власти к большевикам, принял декреты о мире и земле, утвердил по докладу Троцкого первое Советское пра­вительство—Совет Народных Комиссаров, созданный исключительно из представителей РСДРП (б) в составе 15 человек.

Троцкий принял самое деятельное участие в органи­зации разгрома в конце октября мятежа Керенского— Краснова. 1(14) ноября «Правда» опубликовала следую­щую телеграмму за его подписью от имени Совнаркома:

«Село Пулково. Штаб. 2 часа 10 минут ночи. Ночь с 30 на 31 октября войдет в историю. Попытки Керенского двинуть контрреволюционные войска на столицу рево­люции получили решающий отпор. Керенский отступает, мы наступаем».

В тот же день Троцкий участвовал в чрезвычайно важном заседании ЦК РСДРП (б), на котором был дан отпор группе Каменева—Зиновьева, создавшей острый правительственный кризис. Вопреки мнению большинства ЦК и Совнаркома, группа настаивала на принятии пред­ложения эсеров и меньшевиков о создании так называемого однородного социалистического правительства. Большевикам в нем отводилась незначительная роль, до­пускалась возможность замены Ленина на посту главы правительства.

Троцкий выступил одним из самых непримиримых противников такого решения. Ленин высоко оценил его позицию, заявив на указанном заседании ЦК: «Троцкий давно сказал, что объединение (с соглашательскими партиями.—Н. В.) невозможно. Троцкий это понял, и с тех пор не было лучшего большевика».

Этой фразы Ленина нет в «Протоколах Центрально­го Комитета РСДРП (б)» изданий 1929 и 1958 гг. И нет ее именно потому, что Ленин назвал Троцкого больше­виком. Вклейку текста протокола с ленинской фразой мы обнаружили в книге Троцкого «Сталинская школа фаль­сификаций», изданной в Берлине в 1932 г., между 116-й и 117-й страницами.

В ноябре 1917 г. Троцкий действительно активно про­водил в жизнь платформу большевистской партии. Хотя справедливости ради следует заметить, что ни тогда, в ноябре 1917-го, ни позднее Троцкий сам публично так нигде и не признал правоты большевизма в споре с ним в прошлом. Не было такого признания и в будущем. На­оборот. Сперва негласно, в ходе борьбы за заключение Брестского мира, затем в дискуссии о профсоюзах, а пос­ле смерти Ленина и открыто Троцкий заявлял, что не он перешел на позиции большевизма, а большевики «разбольшсвичились», перейдя во главе с Лениным на плат­форму его теории «перманентной революции».

    продолжение
--PAGE_BREAK--
Член правительства. Зарождение “Троцкизма”
В первом Советском правительстве Троцкий за­нял пост народного комиссара по иностранным делам. Он публикует секретные документы бывшей царской дип­ломатии и Временного правительства—факт по тем временам неслыханный Налаживает контакты с пред­ставителями посольств иностранных держав, возглавляет. советскую делегацию на переговорах о заключении мира с кайзеровской Германией в Бресте.

Однако на этих переговорах Троцкий попытался за­нять собственную позицию и реализовать свой тезис «ни войны, ни мира». В феврале 1918 г., вопреки настояниям Ленина, он отказался подписать договор, чем дал Гер­мании повод развернуть наступление по всему фронту против Советской республики, не имевшей в то время до­статочных сил для организации отпора агрессору. Тем самым Троцкий поставил страну на грань военной ката­строфы. Договор был подписан 3 марта 1918 г., но уже после отстранения Троцкого от участия в переговорах и на значительно более тяжких условиях.

14 марта Троцкий был назначен народным комисса­ром по военным делам, а несколько позднее и на­родным комиссаром по морским делам. С созданием 2 сентября 1918 г., в разгар гражданской войны и иност­ранной интервенции. Революционного Военного Совета Республики (РВСР) его председателем по предло­жению Я. М. Свердлова был назначен Троцкий.  На всех этих постах Троцкий проявил себя как ре­шительный, целеустремленный руководитель, способный сплотить людей на выполнение самых трудных задач. Он, например, принял активное участие в ликвидации мяте­жа левых эсеров 6 июля 1918Г. Большую роль, Троцкий сыграл и в деле фор­мирования частей регулярной Красной Армии, выполняя указания ЦК партии, Ленина, он требовал проведения в жизнь таких, по его выражению, начал в сознании Красной Армии, как всеобщее обязательное воинское обучение в школах, на заводах и в деревнях; немедлен­ное создание сплоченных кадров из наиболее самоотвер­женных бойцов; привлечение военных специалистов и боевых руководителей; насаждение комиссаров в качест­ве блюстителей высших интересов революции и социа­лизма».[33]

Троцкий немало сделал, чтобы искоренить и такое вредное в условиях гражданской войны явление, каким была партизанщина. Как наркомвоенмор, он требовал неукоснительного соблюдения воинской дисциплины, суб­ординации и др. И в этой своей деятельности Троцкий нашел горячую поддержку в лице Ленина. .

В книге «Моя жизнь» Троцкий воспроизвел обра­зец бланка, в левом верхнем углу которого значилось:

«Председатель Совета Народных Комиссаров, Москва. Кремль… июля 1919 г.». Далее следовало чистое место, которое Троцкий мог использовать для записи собствен­ного распоряжения. Внизу был набран текст: «Товари­щи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, и правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело». По рассказу Троцкого, Ленин, вручая ему эту бумагу, заметил, что мо­жет дать «сколько угодно таких бланков» ".[34]

Но было и другое—чрезмерное администрирование, упование лишь на авторитет власти, репрессии в от­ношении командного и рядового состава. За малейший проступок подчиненных Троцкий требовал жестокого

наказания, вплоть до расстрела. «Расстрел был жесто­ким орудием предостережения другим»,— прямо гово­рил он.

В Красной Армии Троцким и его окружением насаж­дался культ собственной личности Наверное, в военных уставах ни одной цивилизованной страны не найдешь того, что придумал Троцкий. В 1922 г. в § 41 политиче­ского Устава Красной Армии была помещена его поли­тическая биография, в которой Троцкий представал ге­роем, олицетворением революционной и военной добле­сти. Параграф заканчивался словами: «Тов. Троцкий— вождь и организатор Красной Армии, Стоя во главе Красной Армии, тов. Троцкий ведет ее к победе над все­ми врагами Советской республики

Они пришли к нам уже из 30-х годов и относились к другому действующему лицу советской истории—Сталину, культ личности которого, как видим, возник не на пустом месте.

Наконец, нельзя пройти и мимо тех крупных про­счетов, имевших место в определении Троцким стратегии гражданской войны. Между октябрем 1917 г. и 1922 г. Троцкий в разных сочетаниях варьировал одну и ту же идею: европейский пролетариат более созрел для социа­лизма, чем российский, поэтому, грубо говоря, главная задача Советской власти заключается не столько в соз­дании предпосылок для социализма в нашей стране, сколько в необходимости продержаться до начала миро­вой революции. Отсюда его идея экспорта революции в другие страны силами Красной Армии: «Революционная война,—писал он,—неоспоримое условие нашей полити­ки». К этой идее» он возвращался неоднократно и был весьма последователен в ее осуществлении.

Справедливости ради следует отметить ряд позитив­ных шагов Троцкого в международной сфере. Это преж­де всего относится к его деятельности в Коммунистиче­ском Интернационале, в Исполкоме которого он пред­ставлял РКП (б) с момента образования Коминтерна весной 1919 г. Роль Троцкого здесь нуждается в специаль­ном рассмотрении, но уже сегодня можно с уверенностью сказать, что она была весьма заметной, особенно на пер­вых четырех конгрессах Коминтерна Кроме ВКП(б) Троцкий в Коминтерне представлял также и интересы

французской коммунистической партии, к становлению и деятельности которой в первые годы ее существования он имел самое непосредственное отношение.

В 1920 г., оставаясь на своих прежних постах, Троц­кий на короткое время стал и народным комиссаром пу­тей сообщения. Под его руководством была разработана программа ускоренного восстановления паровозного пар­ка страны, приняты меры по налаживанию работы транспорта. Активную работу Троцкий повел по укреплению трудовой дисциплины, наведению порядка на производ­стве, повышению производительности труда, поощрению энтузиазма рабочего класса. Что есть хорошего у Троц­кого?—спрашивал Ленин в январе 1921 г.—… Несомнен­но хорошим и полезным является производственная про­паганда»

Принятые Троцким меры способствовали ликвидации узких мест, какие образовались в народном хозяйстве страны. Не случайно на VIII съезде Советов Ленин характеризовал его, наряду с Рыковым, как одного из наи­более авторитетных руководителей, создавших известную школу работы в своем ведомстве. Ленин не раз в дальнейшем обращался к Троцкому при решении важ­нейших проблем экономического и социального развития Страны Советов—монополии внешней торговли, образо­вания СССР, национальной политики партии и др.

Однако, как и во время гражданской войны, достоин­ства Троцкого как политического и государственного дея­теля нередко перерастали в крупные недостатки. Его стремление к абсолютизации вполне оправданных в усло­виях послевоенной разрухи и всеобщей неразберихи ад­министративных методов не замедлило вылиться в конст­руирование модели так называемого «милитаристского социализма», представлявшей собой шаг назад к пози­циям домарксистского утопического социализма казар­менного типа.

В основе этой модели лежало требование милитари­зации хозяйства страны, превращения ее в подобие ги­гантской военной казармы, где все делалось бы по при­казам сверху, а массы были бы послушными исполните­лями воли своих командиров. Субъективистский произ­вол, упор на административные методы, милитаризацию труда, на принуждение и устрашение, отрицание методов

убеждения и материального стимулирования, «перетряхивание» и «завинчивание гаек» как средства руковод­ства общественными организациями трудящихся—такие методы пытался навязать партии Троцкий на определен­ном этапе.

Изложенные выше взгляды Троцкого составили его платформу в ходе навязанной им партии осенью 1920 г. дискуссии о профсоюзах. Ленин уже совершенно иначе оценивал позицию Троцкого, чем когда тот шел в ногу с партией. Хотя в послеоктябрьский период Ленин и не использовал сам термин «троцкизм», он подвергал резкой критике ошибочные установки его идеологии и практики.

Ленин по достоинству ценил Троцкого, когда тот стро­го и точно осуществлял директиву партии, выполнял свои служебные обязанности, пору­ченные ему задания Центрального Комитета. Вместе с тем Ленин, РКП (б) давали решительный отпор попыт­кам Троцкого создавать свои кадры, опираясь на которые он стремился командовать в партии, выступать против курса на построение социализма в СССР.

Отмечая сильные и слабые стороны Троцкого как пар­тийного и государственного деятеля, Ленин постоянно удерживал его от опрометчивых шагов и решений стремился без ущерба для него самого выправить допускав­шиеся им отступления от генерального курса партии на разных этапах борьбы за революцию и социализм. И в этом, на наш взгляд, один из залогов того, что при Ле­нине Троцкий в общем и целом держался, что называ­ется, в рамках.

Ленин, хотя н не любил ставить в вину деятелям пар­тии их прошлые ошибки, не раз возвращался к анализу дискуссий с Троцким. Двойственность в политической позиции Троцкого была подчеркнута Лениным в его «Письме к съезду». Характеризуя деятельность Троцкого, Ленин выделял его выдающиеся способности. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК. И тут же продолжал. Но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.

Эти увлечения Троцкого, как показали его попытки милитаризации страны, оборачивались грубыми ошибка­ми и просчетами в политике. Именно поэтому Ленин счел нужным напомнить партии о не большевизме Троцкого,… оговорившись при этом, что не большевизм так же мало может быть ставим ему в вину лично, как и октябрьский эпизод Зиновьеву и Каменеву.

Это ленинское замечание сегодня кое-кто считает чем-то вроде отпущения грехов Троцкому. Думается, что воп­рос здесь гораздо сложнее, чем выяснение дилеммы: ви­новен—невиновен. То, что Ленин имел в виду не только личность Троцкого,—это бесспорно. В не большевизме Троцкого он видел проявление позиции не отдельного партийного лидера, а целого социального слоя, опреде­ленных настроений в партии, выразителем которых вре­мя от времени оказывался Троцкий. Как справедливо за­метил Зиновьев, «т. Троцкий иногда создает такую политическую платформу, на которой может стоять только один человек: сам т. Троцкий, ибо на этой «платформе> буквально не остается места даже для единомышленни­ков… Но было бы все же неверно видеть в позиции т. Троцкого только индивидуальное. Он, несомненно, от­ражает и нечто более широкое из нашей обстановки».[35]

Ленин был глубоко убежден в том, что образованна фракций не относится к разряду фатально запрограмми­рованного явления в истории партии. Это не значит, что он вообще отрицал возможность появления и наличия ко­ренных разногласий, особенно на крутых поворотах ис­тории. Но Ленин всегда исходил из необходимости, во-первых, вовремя зафиксировать эти разногласия я, во-вторых, вести совместный поиск путей их преодоления па принципиальной основе, то есть на основе Устава н Программы партии. И, только исчерпав все возможности такого поиска, убедившись в упорстве другой стороны, настаивающей на своей ошибочной платформе, Ленин

высказывался за принятие организационных мер в отно­шении таких членов партии.

В этом коренное, отличие ленинской постановки воп­роса от сталинской, когда внутрипартийные разногласия толковались как имманентно присущие развитию партии, как одна из закономерностей се развития. Поэтому в слу­чае отсутствия разногласий их пытались всячески найти или раздуть, как это происходило в 30-е годы.

И еще один аспект. Значит ли напоминание Ленина о не большевизме Троцкого, что тот не имел никакого от­ношения к марксизму, что правы оказались авторы «Краткого курса» с их теорией «злого умысла»: Троцкий пришел в партию с единственной целью—вести подрыв­ную работу, чтобы развалить ее ряды? Если бы это было так, то не было бы ни сближения Троцкого с большеви­ками после возвращения в Россию в 1917 г., ни тем бо­лее его повторного вступления в РСДРП (б), ни его сов­местной работы с Лениным и другими руководителями партии и Советского государства.

Все дело в том, что в партии Троцкий в наиболее кон­центрированном виде выражал настроения тех ее чле­нов, которые пытались опереться на догматически трак­туемые ими традиции классического марксизма XIX в. Они весьма превратно оценивали качественные переме­ны, которые произошли в расстановке классовых сил как на мировой арене, так и в отдельных странах, прежде всего в самой Советской России. На словах признавая ленинизм, может быть даже громче других признавая его, на деле они явно недооценивали ленинское учение как новый этап в развитии марксизма XX в. Особенно это было характерно для периода после гражданской войны, когда становилось все очевиднее, что капитализ­му удалось стабилизироваться, что в ближайшее время пролетарских революций в других странах не предвидит­ся, что не остается другого выхода, кроме как строить новое общество, находясь в капиталистическом окру­жении.

Необходим был коренной пересмотр прежней страте­гии и тактики. В международном плане это нашло вы­ражение в окончательном утверждении после Генуэзской конференции (1922 г.) принципа мирного сосуществова­ния СССР с государствами иного общественного строя. Во внутреннем—в выдвижении новой экономической политики, представлявшей собой отказ от социалисти­ческой модели периода «военного коммунизма» с его вынужденным сужением сферы действия товарно-денеж­ных отношений, рынка, ставкой на прямой продуктообмен и пр.

Ни Троцкий, ни его сторонники не то чтобы не обра­тили внимания на необходимость внесения коренных пе­ремен в стратегию и тактику партии, коммунистического движения, но едва ли не попытались действовать по принципу: если действительность восстает против наших теорий, тем хуже для нее. Догматизм, подмена диалекти­ки формальной логикой, неумение считаться с обстоя­тельствами—все это нашло концептуальное выражение и закрепление в троцкистской теории «перманентной ре­волюции».

Согласно этой теории, мировая революция по-преж­нему, как и в прошлом столетии, изображалась в виде фактически одновременного выступления пролетариев всех стран, которое должно было продолжаться не ина­че, как до полного торжества социализма во всем мире. В книге «Перманентная революция», подводя итог своим идейным исканиям, Троцкий писал: «Завершение социа­листической революции в национальных рамках немыс­лимо… Социалистическая революция начинается на на­циональной арене, развивается на интернациональной, и завершается на мировой. Таким образом, социалистиче­ская революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова: она не получает своего заверше­ния до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете. И далее: «Указанная выше схема развития мировой революции снимает вопрос о странах, «созревших» и «не созревших» для социализма… Посколь­ку капитализм создал мировой рынок, мировое разделе­ние труда и мировые производительные силы, постольку он подготовил мировое хозяйство в целом для социали­стического переустройства».[36]

Опираясь на эту схему мировой революции, Троцкий не видел разницы ни в целях, ни в способах борьбы тру­дящихся, скажем, Англии или Китая. Как для тех, так и для других цель борьбы общая—социализм. Отсюда Троцким напрочь отрицалось национально-освободитель­ное движение: «В условиях империалистической эпохи национально-демократическая революция может быть доведена до победы только в том случае, если социаль­ные и политические отношения данной страны созрели

для того, чтобы поднять пролетариат к власти как ру­ководителя народных масс. А если этого еще нет? Тогда борьба за национальное раскрепощение будет давать очень половинчатые результаты, целиком направленные против трудящихся масс».

В теории «перманентной революции» исчезает то, на что она, собственно, претендует,—раскрытие самой пер­манентности, то есть непрерывности революции как цепи следующих друг за другом этапов революционных пре­образований.[37] По Троцкому выходило, что пролетариат любой страны готов и может делать все сразу: свергать господство буржуазии, устанавливать диктатуру трудя­щихся, осуществлять социалистические преобразования, обеспечить победу революции в национальных границах и тут же одновременно перенести ее за пределы страны.

Идея непрерывности революции подменялась субъек­тивистской концепцией «комбинированного развития», которая не считается ни с социально-экономической и по­литической неравномерностью развития стран, ни с раз­личиями в темпах нарастания противоречий в разных пунктах мировой капиталистической системы. Поэтому фактически сбрасывается со счетов наличие слабых звеньев, в которых складываются наиболее благоприят­ные. условия для прорыва цепи империализма. Это с од­ной стороны. А с другой—произвольно смешиваются этапы революционных преобразований как до, так и пос­ле победы социалистической революции в конкретных странах, в данном случае в Советской России.

Троцкий руководствовался принципом: «Либо все, либо ничего». Следование этому принципу на практике обычно оборачивалось формулой: «Все на словах, и ни­чего на деле»… теория «перманентной революции» сбли­жалась с анархистской трактовкой революции как волюн­таристского акта «революционно действовавших лиц»

Пример Троцкого и троцкизма свидетельствует, что дело не в чьем-то «злом умысле», а в неверных оценках характера и содержания современной эпохи, новых усло­вии, в которых развивалось мировое революционное дви­жение и строительство социализма в СССР. Из этого вы­текает еще один исторический урок—идеи, верные в ус­ловиях данной эпохи, если их перенести в другое время, иные конкретно-исторические рамки, не произведя при этом их необходимой корректировки в соответствии с духом самих этих идей, способны обретать смысл прямо противоположный своему первоначальному содержанию. Такой корректировки ни Троцким, ни его сторонниками не делалось.

  В октябре—декабре 1923 г. в партии разверну­лась острейшая дискуссия, которая затрагивала ключе­вые вопросы хозяйственной политики РКП (б), развития демократии, внутрипартийной жизни. Как отмечалось в Отчетном докладе ЦК XIII съезду партии (докладчик Зиновьев), собрания «продолжались целыми ночами до утра… Партия была взбудоражена, как улей. Вся рабо­чая масса, входящая в нашу партию, прислушивалась к спорам.

Поводом к дискуссии послужили письма Троцкого в ЦК от 8 и 24 октября. В них нашли отражение основные положения позиции Троцкого и его сторонников по выше­названным вопросам.

25—27 октября на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК РКП (б), рассмотревшем вопрос «О внутрипартий­ном положении в связи с письмами Троцкого», он вынуж­ден был признать несвоевременность своего выступления.

6 декабря в «Правде» одновременно появились ста­тьи Троцкого и Сталина, в них они подвели итоги дискус­сии и достигли некоторого компромисса. 7 декабря была опубликована резолюция объединенного Пленума ЦК ч ЦКК, в основу которой легли принципиальные идеи и положения принятой еще Х съездом РКП (б) резолюции «О единстве партии». Казалось бы, стороны пришли к обоюдному согласию. Но не тут-то было.

Троцкий настоял на появлении 11 декабря в «Прав­де» своей статьи «Новый курс», в которой в некоррект­ной форме затронул проблему поколений в партии. В тот же день на собрании бюро ячеек и активных работников Московской организации Зиновьев выступил с критикой статьи Троцкого,[38] а 15 декабря в газете с антитроцкист­ской статьей «О дискуссии, о Рафаиле, о статьях Преоб­раженского и Сапронова и о письме Троцкого» выступил Сталин. Вновь развернулась борьба, в которую помимо партийного руководства втянулась и партийная масса.

В ходе дискуссии Троцкий и его сторонники оказались в меньшинстве. В принятой XIII партконференцией резо­люции «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном ук­лоне в партии» платформа троцкистов была осуждена.

В сентябре 1924 г., находясь на отдыхе в Кисловод­ске, Троцкий написал статью «Уроки Октября». Она да­ла толчок очередной, так называемой литературной дис­куссии в партии. В ней Троцкий вслед за проблемой по­колений в партии поднял вопрос о полу соглашательской тактике руководства РСДРП (б) (Каменев, Сталин) в феврале—марте 1917 г. (до приезда Ленина) и об «ок­тябрьском эпизоде» Зиновьева и Каменева.

На этот шаг Троцкий пошел вполне сознательно. Во-первых, стремился взять реванш за поражение в дискус­сии осенью 1923 г. Во-вторых, он сознавал, что его отти­рали от рычагов власти, поэтому и попытался восстано­вить утрачиваемые позиции.

И на этот раз сделать ему это не удалось. Дискуссия вылилась в жесточайшие споры о ленинском идейном нас­ледии, дооктябрьском прошлом Троцкого, его отступле­нии от ленинизма, принижении авангардной роли партии в революции и строительстве социализма. В этом проти­воборстве он не смог противопоставить серьезных контр­аргументов против выдвинутых обвинений своих против­ников.

В 1926—1927 гг. Троцкий уже объединился со своими вчерашними противниками, Зиновьевым и Каменевым, до этого возглавлявших организованную в середине 20-х годов «объединенную левую» оппозицию. Ее платформа, как справедливо отмечает Г. Водолазов, фактически представляла собой несколько модифицированную тео­рию «милитаристского социализма» Троцкого, в которой опять-таки ставились заведомо невыполнимые задачи, а главный упор вновь делался на необходимость «пришпо­рить» историю, используя все те же методы администра­тивно-командного давления на трудящиеся массы.[39]

Суть выступления «объединенной левой» оппозиции свелась к обвинению большинства ЦК ВКП(б) в прове­дении политики отставания развития промышленности от темпов развития народного хозяйства в целом. Наиболее откровенно об этом было заявлено в выступлении Троц­кого на апрельском (1926 г.) Пленуме ЦК партии. Троцкий не голосовал за резолюцию Политбюро по докладу Председателя Совнаркома А. И. Рыкова «О хозяйствен­ном положении и хозяйственной политике», посчитав предложенные в ней темпы развития промышленности недостаточными для преодоления возникшей диспропор­ции. Решение этой проблемы в соответствии с теорией «перманентной революции» Троцкий ставил целиком в. зависимость от международной ситуации, развития миро­вой революции. Страна, говорил он, исчерпала возмож­ности развития, опираясь на старую технику. Она нуж­дается в новой технике. Именно поэтому зависимость на­ша от капиталистической техники будет в ближайшие годы увеличиваться, а не убывать». Раз так, значит, партии и Советскому государству следует принять дей­ственные меры для того, чтобы темпы индустриализации постоянно увеличивались. За счет каких ресурсов?— спрашивал Троцкий. И отвечал: Мы находимся в перио­де первоначального социалистического накопления, что предполагает высшее напряжение сил и средств для ин­дустриализации. Как молодая буржуазия в соответству­ющий период первоначального накопления жилы из себя тянула, пуритански урезывая себя во всем, так и мы дол­жны действовать.

Партия и «левая» оппозиция по-разному понимали проблему темпа, саму сущность индустриализации. Это различие вытекало и было обусловлено подходом сто­рон к решению коренного противоречия в дискуссиях 1926—1927 гг. А именно—разным отношением к вопро­су о возможности построения социализма водной отдель­но взятой стране. Почему требуется теоретическое приз­нание построения социализма в одной стране?—спраши­вал Троцкий осенью 1926 г. на XV партконференции.— Откуда взялась эта перспектива? Почему до 1925 г. ни­кто этого вопроса не выдвигал.

Тезис об отрицании возможности построения социа­лизма в СССР в качестве центрального фигурировал в «заявлении 13-ти» и «платформе 83-х», представлен­ных на июльском (1926 г.) Пленуме ЦК, где произошло организационное оформление «объединенной.левой» оппозиции. Именно с курсом на построение социа­лизма в СССР оппозиция связывала источники всех бед

в развитии страны. Неправильная политика,—говори­лось в «платформе 83-х»,—ускоряет рост враждебных пролетарской диктатуре сил: кулака, нэпмана, бюро­крата.

Если партия под быстрыми темпами индустриализа­ции понимала такие максимальные темпы, которые обес­печивали бы неразрывный союз пролетариата с основной массой крестьянства, не отрывали индустриализацию страны от сельскохозяйственной базы и обеспечивали бо­лее быстрый рост тяжелой индустрии, подтягивая отста­ющие отрасли легкой промышленности, то оппозиция считала необходимым проведение политики, получившей название «сверх индустриализации». Ее составными эле­ментами объявлялись: усиление обложения налогами се­редняцкого крестьянства (в трактовке оппозиции это выг­лядело как снижение налогов па 50 процентов с бедня­ков); повышение цен на товары широкого потребления;

изъятие оборотных средств из кооперации.

Политика налогового нажима на середняка, высоких цен на промтовары не только не способствовала бы уп­рочению союза рабочего класса с трудящимся крестьян­ством, но и могла создать для него дополнительные труд­ности. Повышение цен на промтовары привело бы к автоматическому росту цен на продукты сельского хозяй­ства и понижению платежеспособности рубля. Наконец, изъятие значительной части оборотных средств из коопе­рации вело к усилению позиций частного капитала в тор­говле. Тем самым в лице «объединенной левой» оппозиции большинство Ц1

Естественно, нужно было принять незамедлительные меры против Троцкого и его сторонников. «В этих усло­виях необходимо было всенародно развенчать троц­кизм,—отмечалось М. С. Горбачевым,—обнажить его антисоциалистическую сущность».

С этой целью не раз приходилось проводить внутри­партийные дискуссии. Накануне XV съезда партии (1927 г.) газета «Правда» в «Дискуссионном листке» опубликовала тезисы ЦК по основным обсуждавшимся вопросам и контр тезисы оппозиции. В ходе обсуждения этих материалов за тезисы ЦК во всех партийных орга­низациях проголосовали 726 006 коммунистов, за контр тезисы оппозиции—4120 ч воздержалось 2676 человек.

Состоявшийся в январе 1925 г. Пленум ЦК ВКП (б) освободил Троцкого от должности председателя Ревво­енсовета Республики, назначив на этот пост М. В. Фрун­зе. На объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) в ок­тябре 1926 г. от имени Ленинградской парторганизации С. М. Киров предложил вывести Троцкого из состава По­литбюро. В октябре 1927 г. на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) Троцкий был исключен из состава ЦК ВКП (б), а 14 ноября за организацию демонстрации приверженцев оппозиции в 10-ю годовщину Октябрьской революции—из членов партии.

Значение поражения троцкизма в рядах ВКП (б) зак­лючалось не только в самцом факте исключения Троцкого и его сторонников. Партия, -рабочий класс прошли школу идейной закалки. Курс на строительство социализма по­лучил поддержку н признание трудящихся масс,

Но была и другая сторона медали, которая позволяет говорить о еще одном уроке борьбы против троцкизма в ВКП (б). В свое время Ленин, анализируя итоги преодо­ления в партии «рабочей оппозиции», настоятельно ука­зывал на необходимость отделить в ее платформе «здо­ровое от нездорового», то есть максимально учесть те по­зитивные элементы, которые присутствовали в критике ее лидерами деятельности большинства ЦК РКП (б) и могли способствовать оздоровлению ситуации, улучше­нию массово-политической работы в целом. В отноше­нии троцкистской оппозиции такого учета сделано не было.

Сказалось острое соперничество партийных руково­дителей за лидерство в партии. Особенно это было

свойственно взаимоотношениям Сталина с Троцким., Не зря в «Письме к съезду» Ленин указывал, что именно от их отношений во многом будет зависеть устойчивость не только ЦК, но и всей партии. Ни Сталин, ни Троцкий так и не смогли обуздать взаимные вождистские амбиции, преодолеть неприязнь друг к другу. Отсюда нежелание, а в ряде случаен и просто неспособность к поиску взаи­моприемлемых решений, стремление доказывать свою правоту не силой аргументов и фактов, а действуя по принципу «кто кого перекричит». В результате в дискус­сии вносились нервозность, ожесточенность и другие не­свойственные традициям большевистской партийности элементы. Деформировались ленинские принципы внут­рипартийной жизни, отмечались обоюдные нарушения ре­золюции Х съезда РКП (б) «О единстве партии».

В борьбе с Троцким—в нарушение Устава партии— в Политбюро и ЦК создавались компактные группы ко­торые, прежде чем вынести вопрос на обсуждение полно­мочного органа партии, принимали по нему решение в своем узком кругу. Так, в 1923—1925 гг. были созданы сперва «тройка» (Сталин, Зиновьев и Каменев), затем «семерка» (шесть членов Политбюро—Сталин, Каме­нев, Зиновьев, Рыков, Томский, Бухарин, то есть все, кро­ме Троцкого, и плюс еще председатель ЦКК ВКП(б) Куйбышев), представлявшие тайное Политбюро. Име­лись и кандидаты в такое Политбюро—Молотов, Кали­нин, Рудзутак, Дзержинский и другие.

Практика создания группировок продолжалась и в дальнейшем, в ходе борьбы с «объединенной левой» оп­позицией. В январе 1926 г. на Пленуме ЦК ВКП(б), ха­рактеризуя сложившуюся в Политбюро и ЦК атмосфе­ру, Троцкий говорил: «У меня глубочайшее убеждение, что в 9 случаях из 10, если бы выработка решения про­исходила действительно коллективным путем, то или другое замечание, которое хочешь сделать, не имело бы характера борьбы, оно являлось бы деловым замечани­ем; когда же вопрос уже предрешен большинством, то же самое замечание получает уже неизбежно другой ха­рактер. Я, разумеется, не стану повторять, что всякому назначению подчинюсь. Но я должен указать на вели­чайшие трудности, которые есть, а если они не будут уст­ранены в дальнейшем, то, разумеется, для работы поло­жение создается совершенно невозможное». Показательно, что ни один из участников этого заседания не

возразил Троцкому по существу.

С целью более тщательной подготовки к борьбе про­тив объединенной оппозиции большинство ЦК наруши­ло установленную при Ленине ежегодную очередность проведения партийных съездов. XV съезд собрался через два года после XIV. Причем после решения о его прове­дении партийные активы в Москве, Ленинграде, Ростове. Баку были собраны внезапно. К тому же—с использова­нием метода тщательного отбора только сторонников линии большинства ЦК, отчего многие представители «объединенной левой» оппозиции не попали на парт­активы.

Подобным же образом, когда представлялась возмож­ность, действовали и сами оппозиционеры. На конспира­тивных квартирах, в других местах они проводили неле­гальные собрания. «В разных концах Москвы и Ленингра­да происходили тайные собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в числе от 20 до 100 и 200 человек для того, чтобы выслушать одного из представителей оп­позиции,—вспоминал Троцкий.—В течение дня я посе­щал два-три, иногда четыре таких собрания». По словам Троцкого, в ходе предсъездовских дискуссий на таких собраниях только в Москве и Ленинграде побывало око­ло 20 тысяч человек. Причем правилом было недопуще­ние на собрания представителей ЦК и ЦКК ВКП(б).[40]

Такое недопустимое с обеих сторон ведение партий­ных дискуссий обусловило «глухоту» ее участников. Каж­дая сторона хотела слушать и понимать только «своих». Доводы и аргументы «чужих» попросту отвергались без всякой попытки разобраться в них по существу. Бот наи­более типичный пример одного из заседании Пленума ЦК ВКП(б) (август 1927 г.), позволяющий судить об ат­мосфере, в которой проходило обсуждение спорных проб­лем не только на этом Пленуме, но в целом на данном этапе внутрипартийной борьбы. Ее участники рассужда­ли широко, не стеснялись обращаться к историческим аналогиям, не раз возвращались назад, к уже решенным еще при Ленине вопросам. Так, например, Каменев, кри­тикуя резкость претензий большинства ЦК к «объединен­ной левой» оппозиции, ссылался на более взвешенный подход к оппозиционерам при Ленине, в частности к сто­ронникам «военной оппозиции». Их, заявил Каменев,

никто не считал пораженцами, хотя с ними и велась на­пряженная борьба.

Голощекин перебил Каменева: «Кто вам написал, что

вы читаете?»

Каменев: «А вы просто дурак».

Шкирятов: «Нельзя ли без таких выражении? По-ва­шему, все дураки, только вы умные».

Голощекин: «Это можно слышать только от глупого человека, который научился языку фашистов».

Каменев: «Вы меня, товарищи, послали к Муссолини»

и т. д.[41]

Или еще один образец «взаимной вежливости». На Пленуме с речью выступил Ворошилов. Он рассказывал о деятельности партийных ячеек в Красной Армии. При этом, возражая Каменеву по поводу «военной оппози­ции», сторонником которой он являлся на VIII съезде РКП (б), Ворошилов обвинил Троцкого в чрезмерном пристрастии к репрессиям против командного и рядового составов, в расстрелах, в том числе и членов партии. Троцкий не выдержал и, перебив Ворошилова, закричал:

«Вы же лжете совершенно сознательно, как бесчестный каналья, когда говорите, что я расстреливал коммуни­стов». Ворошилов: «Сами вы каналья и отъявленный враг нашей партии...»

Голос: «Призвать к порядку. Канальями называют». Другой голос: «Какие канальи здесь?» Ворошилов: «Лад­но, черт с ним». Троцкий: «Что же, меня будут обвинять, что я расстреливал коммунистов, а я буду молчать». Под­войский: «Вы расстреливали коммунистов. Я список расстрелянных представлю».[42]

Ясно, что в такой обстановке трудно было найти да­же подобие совместного решения. Это с неизбежностью вело к тому, что, даже когда оппозиция в общем-то пра­вильно ставила вопросы, в частности о недемократических методах руководства группы Сталина, росте вождистских начал в этом руководстве, засилье бюрократизма в партийных и государственных органах, она не нахо­дила отклика — не говоря уже о поддержке —у большин­ства ЦК и партии в целом. Критика лидерами оппозиции группы Сталина, как правило, воспринималась сугубо как стремление оппозиционеров вернуть утрачиваемые позиции.


Ссылка и эмиграция.

12 февраля 1929. г. Троцкий направил президен­ту Турецкой Республики заявление: «Милостивый госу­дарь. У ворот Константинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по, своему выбору и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию».[43]

Троцкий действительно оказался на берегах Босфора не по своему желанию.

Еще в начале 1928 г. он оказывается в политической ссылке в Алма-Ате, где продолжает вести оппозицион­ную деятельность. Только за апрель—ноябрь 1928 г. им было получено около тысячи писем и 700 телеграмм. В ответ он отправил своим сторонникам 800 писем и 500 телеграмм.

На фоне массового отхода от оппозиции ее бывших приверженцев—с XIV съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.) по 1 июня 1928 г. отошло 4350 человек[44], из них после XV съезда—3098 человек,—упорство Троцкого приве­ло к результатам прямо противоположным тем, которых он добивался: не к оздоровлению внутрипартийного ре­жима, а к еще большему его ужесточению.

В декабре 1928 г. в Алма-Ату был направлен специ­альный уполномоченный ОГПУ, который вручил Троц­кому ультиматум. В нем содержалось требование прек­ратить руководство «левой»-оппозицией. Троцкий катего­рически отказался его выполнить. В ответ на это 18 ян­варя 1929 г. коллегия ОГПУ приняла.решение выслать Троцкого за пределы СССР. В 1932 г. Верховный Совет СССР лишил его и тех членов его семьи, которые выеха­ли с ним, советского гражданства Началась новая полоса в жизни и деятельности Троцкого—его третья по­литическая эмиграция.

До 1933 г. Троцкий жил на Принцевых островах, близ Стамбула,; пока его сторонникам во Франции не удалось добиться разрешения на его въезд в эту страну, где он поселился. Летом 1935 г. Троцкий перебрался в Норвегию, где находился до января 1937) г. 0тсюда он, при посредничестве известного художника Диего Рнверы получив приглашение президента Мексики Карденаса.

перебрался в Новый Свет. Здесь он обосновался в одном

из районов Мехико—Койоакане, где и оставался до последнего дня своей жизни—21 августа 1940 г.

В эмиграции деятельность Троцкого свелась к созда­нию организации, которая должна была притянуть к се­бе всех, кто стоял «левее» коммунистических партии и Коминтерна. Из Стамбула Троцкий разослал во многие страны письма, в которых призывал единомышленников не падать духом, а попытаться изыскать новые формы работы, среди которых главная—создание «интернаци­оналистской левой оппозиции». «Мы идем навстречу столь трудным временам, что каждый единомышленник должен быть нам дорог. Было бы непростительной ошиб­кой оттолкнуть единомышленника, тем более группу еди­номышленников, неосторожной оценкой, пристрастной критикой или преувеличением разногласий»[45],—писал Троцкий в первом номере созданного им «Бюллетеня оппозиции».

В начале 30-х годов, общаясь с самыми разными по своим политическим и идейным убеждениям, роду заня­тий, социальному происхождению и положению людьми, Троцкий отдает предпочтение тем из них, кто в той или иной форме засвидетельствовал ему свою личную пре­данность. Среди них такие, с кем он еще в годы первой мировой войны разделял центристские, каутскианские позиции, например голландка Г. Роланд-Холст и фран­цузский анархо-синдикалист А. Росмер. Среди них оказа­лись выходцы из состоятельных семей, представители средней буржуазии, вроде француза М. Паза. Но особым расположением Троцкого пользовались мелкобуржуаз­ные интеллигенты. П. Франк, П. Навнль, А. Розенталь и другие. Эта молодежь, вступив на путь политической борьбы, испытывала одновременно тягу к.«левой» фразе и желание участвовать в работе Французской коммуни­стической партии.

Но даже среди этих лип Троцкий находил немного таких, кто бы вполне понижал стоявшие перед «иитерна-ииоиалистскои левой» проблемы. Как впоследствии пи­сал один из старейшин троцкистов США Дж. Хансен, Троцкий не ставил перед своими новыми сторонниками «слишком больших задач, а предпочитал действовать по пословице: «Брать то, что можно». В русском переводе она звучит менее благозвучно, хотя лучше передает смысл: «С паршивой овцы хоть шерсти клок»

В директивных письмах, при личных встречах Троцкий проводил одну и ту же мысль—необходимо присту­пить к созданию троцкистских партий, а там, где они уже имеются, активизировать их деятельность в рабочем дви­жении. Сам Троцкий сконцентрировал свои усилия на создании «левой оппозиции» во Франции.

Его интерес к этой стране не был случаен. Трудно­сти и проблемы, с которыми Троцкий столкнулся при создании левой оппозиции во Франции,—писал историк троцкизма Ж. Ж. Мари,—отражали те трудности и проб­лемы, с которыми ему пришлось столкнуться при созда­нии интернационалистской левой оппозиции в целом». Интерес Троцкого к Франции был продиктован тем, что здесь были сильны позиции мелкой буржуазии. К тому же еще до Октября ему удалось обрести сторонников именно среди леворадикальных деятелей французского рабочего движения, с которыми он близко сошелся при издании в 1915—1916 гг. газеты «Наше слово». Эти-кон­такты Троцкий постарался сохранить и позднее, когда. будучи в Коминтерне, принимал участие в составлении ряда документов, имевших отношение к Французской коммунистической партии.

Питательной почвой для создания троцкистских групп во Франции явилось происходившее после первой миро­вой войны в результате бурного индустриального роста пополнение пролетариата за счет новых рекрутов из про­межуточных слоев. В их сознании сохранялись мелкобур­жуазные пережитки, проявлялось недоверие к рабочему классу, его авангарду—Коммунистической партии. Мно­гие из этих рекрутов были склонны к анархизму. На та­кого рода настроениях и играли французские троцкисты.

Здесь с конца 20-х годов возник ряд троцкистских ор­ганизаций. Это—«Пролетарская революция» по главе с А. Росмером и П_Монаттом, «Круг демократов» Б. Супарина, кружок «Против течения» М. Паза, «Ленинское единство» А. Трена, «Классовая борьба» П. Навпля, По своему социальному составу члены этих групп являлись

выходцами преимущественно из мелкобуржуазных слоев интеллигенции. Так, среди 50 членов «Круга демокра­тов» лишь трое были рабочими.

В начале 30-х годов троцкистские группы уже дейст­вовали в США и Германии. Одной из самых многочис­ленных становится «левая оппозиция» в Греции. В ней насчитывалось около 1400 членов. В Испании Троцкий нашел приверженцев в лице полу анархистски настроен­ных деятелей Нина и Андрада. В Китае оппозицию воз­главил бывший секретарь КПК Чон Дусин. Итальянская группа возникла из бывших сторонников Бордиги. Ею руководил Трессо (Бланке), ранее—секретарь одной из окружных организаций ИКП.

В феврале 1933 г. в Париже состоялась первая кон­ференция «интернационалистской левой оппозиции». В принятом на ней итоговом документе «Интернациона­листская левая оппозиция: задачи и методы» отмечалось, что на данном этапе секции оппозиции имелись в девяти странах, причем в семи из них они были созданы лишь за последний, 1933 год. Троцкисты располагали 32 перио­дическими органами печати в 16 странах. Их материалы печатались на 15 языках. Конференция утвердила 11 пун­ктов приема в оппозицию. Среди них были: требова­ние отказа от признания возможности построения социа­лизма в одной стране, в частности в СССР, отрицание достижений в развитии народного хозяйства страны, ост­ро критическая оценка социальной политики ВКП(б) и Советского государства, которая представлялась как по­литика отступления перед капиталистическими элемен­тами, и др.

Факт остается фактом—несмотря на все трудности, Троцкому удалось осуществить задуманное: пусть и не в таких масштабах, как планировалось, но создать груп­пы своих сторонников в ряде стран, которые были в 1938 г. объединены в IV Интернационал, существующий и по сей день.

На пути к созданию троцкистского интернационала Троцкий в многочисленных статьях и книгах («Перма­нентная революция» (1930 г.), «Сталинская школа фаль­сификаций» (1932 г.), «История русской революции» (1931—1933 гг.), «Преданная революция» (1936 г.), «Их мораль и наша» (1938 г.) формирует его идейно-политическую платформу, которую известный на Западе иссле­дователь деятельности Троцкого И. Дейчер назвал «но­вым троцкизмом».

Действительно, в сравнении с 20-ми годами в идей­ном багаже Троцкого появилось немало новых положе­ний и установок. Центральная среди них—борьба про­тив сталинизма. Некоторые троцкистские и буржуазные. исследователи и сегодня убеждены в том, что троц­кизм — это антисталинизм.

В 1932 г. Троцкий писал: «Сталин завел нас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав ста­линщину… Надо, наконец, выполнить последний настоя­тельный совет Ленина: убрать Сталина».

15 марта 1933 г. Троцкий направил письмо в Полит­бюро ВКП(б) с призывом «возродить партию». При этом он предлагал собственные услуги, с тем «чтобы переве­сти партию на рельсы нормального развития, без потря­сений или с наименьшими потрясениями». После убийст­ва Кирова Троцкий писал о надвигавшемся на партию кризисе. 30 марта 1935 г. он отмечал: «Что-то у них не в порядке, и притом в большом непорядке; «непорядок» сидит где-то глубоко внутри самой бюрократии, вернее, даже внутри правящей верхушки»[46]. Троцкий резко кри­тиковал московские процессы, справедливо считал их мистификацией, фикцией, своеобразным способом сведе­ния счетов Сталина и его группы со своими противни­ками.

Судя хотя бы по этим фактам, можно сделать вывод, что Троцкий был не лишен стремления к исправлению положения дел в ВКП(б), стране в целом. Почему же к нему вновь, как и в 20-е годы, не прислушались ни в пар­тии, ни в международном коммунистическом движении? Вопрос далеко не простой.

Нам представляется, что предложенная Троцким программа в условиях 30-х годов ставила фактически те же цели, что и «левая» оппозиция в 20-е годы,— навязать отвергнутые ВКП (б), международным коммунистиче­ским движением троцкистские взгляды и представления о переходе от капитализма к социализму, реализации в СССР социалистической перспективы. Борясь против Сталина, Троцкий, по сути, стремился один «изм»—сталинизм—подменить другим, столь же чуждым лениниз­му,—троцкизмом.

Допускавшиеся группой Сталина провалы в экономи­ческой и социальной политике, нарушения социалистиче­ской законности, репрессии, свертывание внутрипартий­ной демократии и другие негативные явления использо­вались Троцким в качестве доказательства актуальности одного из ключевых положений теории «перманентной революции»—о невозможности построения социализма в одной отдельно взятой стране.

В статье «Новый хозяйственный курс в СССР», справедливо критикуя сталинский авантюризм в экономической политике, Троцкий писал: «Еще и еще раз мы ре­шительно отказываемся от задачи построить в «кратчай­ший срок» национальное социалистическое общество. Коллективизацию, как и индустриализацию, мы связы­ваем неразрывной связью с проблемами мировой рево­люции. Вопросы нашего хозяйства решаются в конечном счете на международной арене».[47]

Своеобразным было и отношение Троцкого к фактам произвола и беззаконий, творимых группой Сталина. Он фактически первым выдвинул положение, смысл которо­го определялся пропорцией—чем больше, тем лучше. «Репрессии будут чем дольше, тем больше выдавать результат, противоположный тому, на который рассчи­таны: не устрашать, а наоборот, возбуждать против­ника, порождая в нем энергию отчаяния»[48],—писал Троцкий.

Складывается впечатление, что, приводя на страни­цах «Бюллетеня оппозиции» четырех-, пятизначные циф­ры исключенных в ходе партийных чисток, арестованных, отправленных в ссылку, Троцкий как бы хотел сказать:

«Жми курилка!».

Раскладывая репрессированных по категориям, он с нескрываемым удовлетворением отмечал, что на первое место выходят «троцкисты». «Даже официальная совет­ская пресса последних месяцев,—писал Троцкий в 1933 г.,—свидетельствует о том, что наши единомышлен­ники мужественно и не без успеха найдут спою работу»[49]. Именно они—а но расчетам Троцкого, их насчитывалось в СССР несколько тысяч—призваны составить ядро но-вон, возрожденной ВКП(б), а ее программой должна стать программа совершения политической революции в СССР.

Выдвижение этой идеи весьма симптоматично. По мере укрепления существовавшего в СССР строя Троц­кий пришел к выводу, что предлагавшейся им ранее по­литики реформ этого строя, центральным пунктом кото­рой было требование устранения Сталина, уже недоста­точно. «Устранение Сталина лично означало бы сегодня не что иное, как замену его одним из Кагановичей, кото­рого советская печать в кратчайший срок превратила бы в гениальнейшего из гениальных».[50]

В книге (1936 г.) Троцкий писал: «Речь идет не о простой замене одной команды руководителей другой. Речь идет об изменении самих принципов управления экономикой и культурой… Нужна вторая революция».

Разумеется, ни от Сталина, ни от других деятелей ВКП(б) и коммунистического движения не укрылся главный смысл «нового троцкизма». Осознание его сущ­ности, казалось бы, давало Сталину шанс для идейного развенчания Троцкого. Сталин, однако, не воспользовал­ся этим шансом. Ему нечего было противопоставить. Ис­поведовавшаяся им концепция социализма, хотя на сло­вах и представлялась претворением в жизнь ленинского плана социалистического строительства, на деле была крайне далека от взглядов Ленина на социализм как об­щество самоуправления трудящихся, развития их иници­ативы и творчества. Сталин на практике. фактически реа­лизовал установки Троцкого начала 20-х годов—создал командно-административную систему, опиравшуюся на насилие и репрессии в отношении всех-классов и слоен советского общества, на внеэкономическое принуждение ряда категорий трудящихся, свертывание социалистиче­ского принципа распределения: «От каждого — по спо­собностям, каждому—по труду», ограничение экономи­ческих рычагов в управлении народным хозяйством, на­саждение культа личности и др.

В результате в идейном отношении критика Стали­ным Троцкого свелась к «войне цитат», навешиванию ярлыков, обвинениям в шпионаже, диверсиях, вредительстве. А в организационном—к физической расправе над всеми, кто подозревался в принадлежности к троцкизму, в том числе и к расправе над их идейным вдохновителем.

В октябре 1936 г. в «Бюллетене оппозиции» утверждалось: «Сталину нужна голова Троцкого — это его главная

цель». Первые признаки готовившейся ликвидации Троцкого дали себя знать уже в 1937 г. В сентябре в Швейцарии, в окрестностях Лозанны, был убит Игнаций Раисе, сотрудник НКВД, симпатизировавший Троцкому. За два месяца до гибели он отправил письмо в ЦК ВКП(б), где призывал к решительной борьбе против сталинизма. «Раисе пал как одни из героев IV Интерна­ционала»[51],—говорилось в редакционной статье «Бюлле­теня оппозиции».

В конце 1937 г. Троцкий узнал еще об одной жерт­ве—в мае в Испании исчез 34-летний чешский гражда­нин Эрвин Вольф, личный секретарь Троцкого. По всей видимости, в Испании он оказался с целью налаживания контактов с ПОУМ—организацией, деятельность кото­рой хотя и критиковалась Троцким, по своим идейно-по­литическим позициям и методам работы была близкой к троцкистским и анархистским группам. 13 июля 1938 г. в Париже при загадочных обстоятельствах пропал граж­данин Германии Рудольф Клемент, один из технических секретарей IV Интернационала, также бывший в 1933— 1935 гг. секретарем Троцкого.

В том же году в Мехико была -предпринята первая попытка покушения уже на самого Троцкого. На виллу в Койоакане под видом посыльного, принесшего подарок, пытался проникнуть подозрительный человек. Его не пу­стили. Однако «посыльному» удалось скрыться. При этом неподалеку от дома им был оставлен пакет со взрыв­чаткой.

Троцкий понял, что круг замкнулся. Он начал всерь­ез задумываться о самоубийстве. Каждый день начинал­ся им с фразы: «Они нас не убили этой ночью. Они пода­рили нам еще один день».

Убийцей Троцкого стал человек с паспортом на имя канадского гражданина Фрэнка Джексона, он же— бельгийский подданный Жак Морнар, туристом прибывший в США. Однако эти имена, фамилии, гражданство были фальшивыми. Убийцей оказался испанец Рамон дель Рио Меркадер.

Он вошел в доверие к близким друзьям Троцкого, которые и ввели его в дом, Вечером 20 августа 1940 г. Меркадер, до того уже несколько раз посещавший Троцкого, оставшись с ним наедине, нанес ему альпий­ской киркой удар в затылок—настолько сильный, что вмятина в голове составила почти 7 сантиметров. На следующий день Троцкий скончался.

Одним из тех, через кого непосредственно осуществ­лялась операция по ликвидации Троцкого, был полков­ник НКВД Н. Эйтингон. Он завербовал мать Меркаде-ра—Каридад, а с ее помощью привлек к «делу» и сына. В 1939 г. в Париже Эйтингон («незнакомец», по показа­ниям Меркадера в мексиканском суде) вручил ему пас­порт на имя канадца Джексона. Паспорт действительно принадлежал гражданину Канады, но югославу по про­исхождению, Бабичу, погибшему в Испании бойцу ин­тербригад. Подделка паспорта была совершена настолько небрежно—в фамилии Jackson пропустили букву «к»,— что остается только гадать, как ни французские, ни американские, ни мексиканские власти не заинтере­совались личностью «канадца» с таким документом и с такой типично южно-европейской внешностью.

Эйтингон через мать Меркадера передал ему 5 ты­сяч долларов для поездки за океан. В день убийства Троцкого Эйтингон и Каридад ждали Меркадера непо­далеку от виллы в Койоакане, готовые вывезти его по отработанному заранее маршруту. Не получилось. Мер­кадер был задержан на месте убийства и предан суду.

Но они не оставили его на произвол судьбы. Сперва помогли с адвокатами, а после того как суд приговорил Меркадера к высшей по мексиканским законам мере на­казания—20 годам заключения, как могли, облегчали ему отбывание срока.

В 60-х годах, после освобождения из тюрьмы, Мер­кадер жил на Кубе, затем в Праге, Москве, потом сно­ва на Кубе. Здесь, в Гаване, как сообщалось в печати, в октябре 1978 г. после почти полутора лет болезни Меркадер умер. Из жизни ушел человек, который мно­гое прояснил бы в убийстве Троцкого. Хотя не исклю­чено, что и он мог не знать всех обстоятельств подготов­ки и организации совершенного им же преступления.
    продолжение
--PAGE_BREAK--