Если в ранних сочинениях по орфографии можно встретить наиболее архаические черты лингвистического сознания, то с изучением собственно грамматики[199]в европейской культуре XV—XVII вв., напротив, связаны некоторые новые черты в отношении к языку и знаку.
До XV в. Европа знала грамматики только латинского и греческого языков, восходившие к трудам античных грамматистов. В XV—XVI вв. в разных странах появляются первые грамматики новых народных языков (vernaculae), причем с той же стихийной обязательностью, с какой сейчас распространяются технологические открытия.
Хронология первых грамматик народных языков такова:
1465 г. — грамматика итальянского языка знаменитого гуманиста, Леона Батисты Альберти, архитектора и математика.
1492 г. — испанская (каталонская) грамматика Антонио де Небрихи.
1509 г. — английская грамматика Джона Колета и Вильяма Лили.
Конец XV или начало XVI в. — русская (к сожалению, рукописная и неоконченная) «Книга глаголемая Донатус меншей, в ней же беседует о осмих частех вещаниа…» Дмитрия Герасимова[200].
1531 г. — французская Жака Дюбуа (Сильвиуса).
1533 г. — чешская Вацлава Филомата, Бенеша Оптата и Петра Гзеля.
1539 г. — венгерская Сильвестра Яноша Эрдеши.
1568 г. — польская Петра Статориуса (Стоеньского).
1571 г. — чешская Яна Благослава.
1574 г. — немецкая Лаврентия Альбертуса.
1584 г. — словенская Адама Бохорича.
1604 г. — хорватская Бартоломея Кашича.
1643 г. — «Грамматыка словенская» Иоанна Ужевича (рукописный учебник «простой мовы» — литературного украинско‑белорусского языка), составленный во Франции, по‑видимому, в миссионерских целях).
В конце XVI в. появляются первые печатные грамматики церковнославянского языка[201]: в 1591 г. во Львове — грамматика сразу греческого и церковнославянского языков, под заглавием «Адельфотис. Грамматика доброглаголиваго еллинословенскаго языка»[202]; затем «Грамматика словенска» Лаврентия Зизания (Вильна, 1596); в 1619 г. в Евье под Вильной в типографии православного братства была напечатана знаменитая грамматика Мелетия Смотрицкого — «Грамматики славенския правилное синтагма» (2‑е изд. М., 1648; 3‑е изд. М., 1721; 4‑е изд. Рымники (в Румынии), 1755).
Предпосылки повсеместного распространения грамматик были связаны, во‑первых, с гуманизмом и Возрождением; во‑вторых, причем более непосредственно, — с Реформацией и контрреформацией.
Европейские грамматики XV — начала XVII в. возникают в русле новых культурно‑познавательных интенций, привитых гуманизмом и Возрождением. Появляется потребность в углубленном самопознании культуры — в понимании средств, методов, «материала», «инструментов» культуры. В искусстве итальянского Возрождения это вызвало трактаты Пьеро делла Франчески, Альберти, Леонардо да Винчи, Вазари о красках, о роли модели, о пропорции; математические расчеты перспективы и композиции художественных полотен, углубленное занятие художественной анатомией и механикой. В сфере словесного творчества стремление понять «технику» культуры вызвало трактаты о языке Данте, Лоренцо Валлы, Пьетро Бембо; работу Леонардо да Винчи над латинской грамматикой на итальянском языке и над латинско‑итальянским словарем; первое в Европе ученое филологическое сообщество — флорентийскую Академию с программой культивирования совершенного языка. В этом ряду культурно‑познавательных усилий, предприятий, замыслов находятся и ранние грамматики народных языков.
С другой стороны, европейские грамматики XV—XVII вв. так или иначе связаны и с Реформацией. Одни грамматики развивали и пропагандировали филологические надежды Реформации; другие ей противостояли.
Подобно тому, как инициатива переводов Писания на народные языки исходила от протестантов (см. §95), так и первые славянские грамматики были созданы протестантами. Такова чешская грамматика протестантских священников Филомата, Оптата и Гзеля (Намешт, 1533); первая польская грамматика кальвиниста, позже социнианина Петра Статориуса‑Стоеньского (Краков, 1568); лучшая в XVI в. чешская грамматика Яна Благо‑слава, главы протестантской общины «Чешских братьев» (рукопись 1571 г.); первая словенская грамматика, составленная одним из лидеров словенского протестантизма Адамом Бохоричем (Виттенберг, 1584).
Однако грамматики не были специфически протестантским явлением. Они создавались также католиками и православными. Грамматика могла иметь и контрреформационную направленность. Таковы первые печатные восточнославянские грамматики — «Адельфотис», грамматики Лаврентия Зизания и Мелетия Смотрицкого. Их составили православные книжники для поддержки церковнославянского языка. Подобно тому, как Геннадиевский библейский свод 1499 г. и напечатанная на его основе «Острожская Библия» 1581 г. противостояли реформационным попыткам перевода Писания на народные языки, так и грамматика Мелетия Смотрицкого была крупнейшей филологической акцией в защиту культового надэтнического языка Slavia Orthodoxa.
Вместе с тем в позиции Смотрицкого есть новые черты. В его грамматике нет распространенного в православной книжности отношения к церковнославянскому языку как к языку священному и исключительному[203]; нет обычных для православия рассуждений об особой «благодати» «славенского» языка или его превосходстве над латынью. Мелетий Смотрицкий не оценивает языки по вероисповедному принципу и де факто признает их равноправие.
В грамматике Смотрицкого в значительной мере снимается противопоставление церковнославянского в качестве священного языка народному («простой мове») как языку несакральному, мирскому. В предисловии к грамматике, написанном на «простой мове», Смотрицкий рекомендует обращаться к ней при обучении «славенскому» языку. В тексте самой грамматики он часто поясняет церковнославянские формы или обороты с помощью «простой мовы», в том числе переводит на нее библейские стихи. Новым было отношение Смотрицкого и к самой грамматике: протестантски трезвое, далекое от приписывания грамматике сакральной и богословской значимости.
Реформационное звучание грамматики Смотрицкого было приглушено при ее переиздании в Москве (1648), «естественно», без имени автора, ставшего в 1627 г. униатом. Из текста грамматики были исключены все пояснения и переводы на народном языке. Скромное предисловие Смотрицкого на «простой мове» заменили анонимные (восходящие к сочинениям Максима Грека) церковнославянские рассуждения о святости «словенского» языка и богоугодности грамматики с упоминанием главных православных авторитетов (Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста). В московском издании укрупнили формат и шрифт, шире стали поля. В сочетании с пространными предисловиями и послесловиями это значительно увеличило массу книги. В ней появились киноварные заглавия рубрик и инициалы. Все это придавало московской грамматике 1648 г. торжественный и внушительный вид, делая ее «официальным изданием московской грамотности» (Ягич, 1910, 30).
Таким образом, в XVII в. грамматика еще принадлежала церкви. Грамматики писали церковные люди, для церковных школ. Грамматики базировались на языке Писания и учили понимать этот язык. Грамматики еще могли быть предметом конфессиональной полемики и пристрастия; все еще имели смысл определения грамматик как православной, иезуитской или протестантской.