К этой главной и основной причине примыкает целый ряд второстепенных, от нее производных. Несомненно, что сосредоточению северо-восточной Руси в руках Москвы много помогли ханы Золотой орды. Мы видели, что ханы отдавали Московским князьям целые княжества, владетели которых не в состоянии были платить исправно выход в Орду. Так поступили они, например, в отношении княжества Нижегородско-Суздальского при Василии Дмитриевиче. Весьма вероятно, что и сами князья, как, например, мещерские, ростовские и ярославские продавали свои княжества Москве потому, что видели невозможность выполнять свои обязанности в отношении хана и своевременной продажей княжеств хотели только предупредить отдачу их Москве из-под неволи и таким образом хоть что-нибудь спасти для себя от надвигающегося крушения. Ханы, как мы видели, охотно санкционировали все подобные приобретения московских князей. Все это объясняется не чем иным, как богатством московских князей, которые могли больше и исправнее платить дань татарам, чем другие князья. Затем, в своей собирательной деятельности московские князья, как мы видели, встречали поддержку в местном населении. Так было, например, в Нижнем Новгороде, где бояре покинули своего князя и увлекли за собой население, которое предалось Московскому князю. Но это содействие местного населения, очевидно, стоит в связи с той же главной и основной причиной, как и содействие хана: Московский князь был богаче и сильнее местных князей и потому мог гарантировать населению больше безопасности от насилия татар и других врагов. Известно далее, что и сами князья в некоторых случаях отдавались со своими уделами-вотчинами на службу к Московскому князю. Так было, например, на верхней Оке. Здешние князья чернигово-северского рода, потомки св. Михаила Черниговского, до поры до времени служили со своими вотчинами великому князю Литовскому, который по договорам с ними обязывался блюсти под ними их отчины и боронить их от всякого недруга. Но с усилением Москвы великий князь Литовский оказался уже не в состоянии выполнять этих договорных обязательств, и потому «верховские» князья со своими вотчинами стали переходить на службу к более сильному Московскому князю. К этому присоединилось еще и то, что в последней четверти XV столетия верховские князья стали терпеть религиозные притеснения со стороны иноверного литовского правительства, задавшегося мыслью привести своих православных подданных к унии с римской церковью. Это обстоятельство еще сильнее толкнуло «верховских» князей в политические объятия Москвы. Сделавшись крупным политическим телом, Москва естественно стала притягивать к себе соседние более мелкие тела однородной национальной консистенции. Далее, успехам Москвы много содействовала дружная работа московского боярства. Московская политика собирания не прекращалась и не ослабевала даже в те моменты, когда в Москве были юные или не отличавшиеся особыми способностями князья. Так было, например, в малолетство Димитрия Донского и его сына Василия. Примыслы, и очень крупные, сделаны были Москвой именно в это время. Историки давно уже подметили тот факт, что при дворе московских князей образовался известный круг бояр, которые не отъезжали на сторону, тесно связали свои интересы с интересами московских князей и дружно работали с ними над общим делом собирания Руси. Этот круг бояр постоянно пополнялся пришельцами со стороны, которые приносили с собой новые силы и средства и не только нравственные, но и материальные. Некоторые из них, как, например, знаменитый киевский боярин Родион Несторович, пришедший на службу к Калите, привел с собой целый полк слуг в количестве 1700 человек. Но почему московские бояре так дружно жили и работали со своими князьями, почему к этим князьям льнули бояре со стороны? Очевидно, что в Московском княжестве боярам и слугам жилось лучше, чем в других княжествах, кормились они сытнее и лучше, чем где-либо. А этот факт объясняется не чем иным, как все той же основной причиной, о которой уже была речь, т. е. многолюдством и сравнительным богатством княжества. Но сплотившись вокруг московских князей, радея и промышляя сообща с ними над увеличением их владений, московские бояре таким образом усиливали и распространяли действие вышеуказанной основной причины. То же самое справедливо и относительно высшего духовенства. Известно, что глава русской иерархии митрополит покинул свою резиденцию во Владимире и поселился под крылом богатого и могущественного Московского князя. Этот высший иерарх русской церкви принял ближе всего к сердцу интересы Московского княжества и стал радеть о нем не меньше бояр. Когда умирал сын Калиты Семен Иванович, он наказывал своим братьям жить за один, не слушаться лихих людей, которые станут их ссорить: «слушайте, — писал он им, — отца нашего владыки Алексея да старых бояр, которые отцу нашему и нам добра хотели». Митрополит Алексей стоял во главе московского правительства при Иване Ивановиче и его сыне Димитрии и своим советом и нравственным авторитетом сильно влиял на тогдашнюю московскую политику. Наконец, и сами личные свойства московских князей, которым историки отводят известное место при объяснении объединительных успехов Москвы, несомненно, стоят в связи с вышеуказанной основной причиной. Личные свойства людей развиваются и укрепляются в известной жизненной обстановке. Обстановка московских князей была именно такова, что она должна была возбуждать в них стяжательные аппетиты, скопидомство и страсть к приобретениям. Вследствие прилива населения в их княжество быстро и непрерывно росли их военные и финансовые средства. Между тем вокруг них все беднело, худало и ослабевало. Чем дальше, тем все больше и больше открывались московским князьям перспективы купить выгодно или отнять силой то или другое село, ту или другую волость и, наконец, целые княжества. В такой обстановке естественно должны были создаться князья-собиратели, направившие все свои усилия на примыслы, на приобретения.