Литературное творчество, проявившееся в столь разнообразных формах, свидетельствует о значительном подъеме духовной жизни в Киевской Руси рассматриваемого времени. Обращаясь к существу тех идей и воззрений, которые дают себя выследить по этому литературному творчеству, мы видим, с одной стороны, отражение в них общехристианских представлений жизни, в частности византийских аскетических идеалов, с другой стороны — пробудившееся национальное самосознание. Помыслами о Русской земле, о ее благе наполнены и сказания о русских святых, и повествования летописцев, и такие произведения, как «Слово о полку Игореве». В какой мере эти новые идеи и воззрения определяли жизнь русского общества, превращались в деяния, в поступки? Можно сказать вообще, что это были только поставленные сознанием русской интеллигенции того времени идеалы, к которым стремились и приближались немногие в своей жизни. Летописи с особым сочувствием отмечают христианскую доброту некоторых князей и частных лиц, их богобоязненность, кротость, милосердие к ближним. Но по всему видно, что это были выдающиеся люди, исключения из общего правила. Та же самая летопись полна известиями о жестокостях, своекорыстии, клятвопреступлениях и других пороках князей и их дружинников. Языческое господство страстей и животных инстинктов в изображении летописи выступает в резких и сильных чертах. Даже в такой области, как богослужение, культ, христианские воззрения сплошь и рядом оставались без практического осуществления. С одной стороны, летопись сообщает о благочестивых князьях и княгинях, строивших монастыри, церкви, украшавших их сосудами, облачениями и иконами; с другой стороны, тогдашние свидетельства говорят о полном равнодушии русских людей к церкви. «Ha игрищах, — говорит одно из таких свидетельств, — видим множество людей: как начнут бороться друг с другом, то сбегаются смотреть на дело, от дьявола замышленное, а церкви стоят пусты: в час молитвы мало найдешь народу в церкви». Выше приведено свидетельство некоего «Христолюбца» о долгом переживании языческого культа на Руси, о молениях в рощах и на воде, о требах, которые приносились языческим божествам и после принятия христианства. Христианские воззрения оставались часто без действия и в таких сферах жизни, как брак, семья. Летописцы с особой похвалой отзываются о таких князьях, которые воздерживались от похоти, соблюдали чистоту телесную. Видно, что эта добродетель была не частая среди князей. Княжеские гаремы не прекратились с принятием крещения Владимиром, наложницы были и у его преемников, например, у Святополка Изяславича, Юрия Долгорукого и др. И среди высших классов, и среди простонародья было немало людей, имевших по две жены. Незаконные связи с рабынями были обычным явлением, и законодательству, как мы уже видели, пришлось позаботиться о «робьих детях», о робичичах. Простонародье, особенно глухих сел и деревушек, не брало для брака и благословенья церковного, считая обряд венчания в церкви установленным только для князей и бояр и довольствуясь языческим обрядом плескания. Основание семидесяти монастырей в различных областях Русской земли свидетельствует об известных успехах аскетических воззрений в русском обществе. Патерик Печерский и другие жития подвижников монахов свидетельствуют, что так или иначе люди шли в монастырь для обуздания плоти, для борьбы со страстями. Но в духовных посланиях XII века наряду с этим встречаем указания, что в монастыри шли люди и для покойной, сладкой жизни. Послания укоряют монахов, которые милуют свое тело, часто меняют платье, под предлогом праздников учреждают особую трапезу с пивом и долго сидят за нею, ищут над старейшими взять свою волю, собираются вместе не Бога ради, не для того, чтобы рассуждать о пользе, но для яростных споров, для бесстыдных нападений на эконома и келаря, устраивают в монастырях пиры, на которые собираются мужчины и женщины и т. д.
Все это в общей сложности убеждает, что общехристианские представления и аскетическая идеи, вошедшие в духовный оборот русского общества, были только известными идеалами его верхнего слоя, его интеллигенции, идеалами, которым далеко не соответствовала русская действительность того времени. То же самое приходится сказать и о национальной идее, которой проникнуты литературные произведения эпохи. Эта национальная идея, одушевлявшая писателей, отдельных князей вроде «доброго страдальца за Русскую землю» Владимира Мономаха и его сына Мстислава, в общем мало определяла деяния как князей, так и местных обществ. В жизни над этой идеей возвышались партикуляризм, своекорыстие князей и местных обществ. «Слово о полку Игореве», одушевленное национальной идеей, и представляет поэтическую элегию, выражающую скорбь от полного несоответствия тогдашней русской действительности с национальным идеалом. В художественных образах певца «Слова о полку Игореве» страдает от этого несоответствия либо вся Русская земля, по которой тоска разлилась, либо Киев, который «вестона тугою», либо великий князь Киевский, который роняет золотые слова, со слезами смешанные. Причина этой скорби все одна и та же: усобица князей парализовала успехи в борьбе с погаными; князья начали про малое «се великое» говорить, ковать сами на себя крамолу, а поганые со всех сторон стали приходить с победами на землю русскую, стали уже брать дань «по беле от двора».
Певец «Слова о полку Игореве» оказался в известном смысле пророком. Высокое национальное чувство, которым одушевлено было мыслящее общество Киевской Руси, оказалось лишенным жизненного фундамента в виде надлежащей государственной организации, настроения правителей и широких общественных кругов, и потому не спасло Русь от новой победы поганых, которые не в воображении уже поэта, а в действительности обложили всех русских людей данью, и не с двора, а с каждой головы.
* * *
Пособия:
Д. И. Иловайский. История России. Т. 1. 2-е изд. М., 1906.
Е. Е. Голубинский. История русской церкви. Т. 1, половины 1-я и 2-я. М., 1901; 1904. 2-е изд.
Н. Д. Полонская. Историко-культурный атлас по русской истории. Вып. 1. Киев, 1913.
Н. П. Кондаков, И. И. Толстой. Русские древности в памятниках искусства. Вып. 5- 6.
И. Грабарь. История русского искусства. Т. 1.
М. Н. Сперанский. История древней русской литературы. 2-е изд. М., 1914.