СтихотворениеА.А. Блока «Незнакомка»: символистскиеподтексты
Ранчин А. М.
Это знаменитоестихотворениеА.А. Блока истолковывалосьи анализировалосьмного раз; выявленыего общий смысли место в творческойэволюции автора, описана образнаясистема. Ключк пониманиюпроизведения«вручил»исследователямсам поэт в статье«О современномсостояниирусского символизма»(1910). «Незнакомка»обозначаетнегативныйпериод «антитезы»в русском символизме, когда символисты, в период «тезисы»утверждавшиевысшие эстетические(духовные) ценностибытия, не удержалисьи отступилиот предназначениятеургов, посредствомслова преображающихмир, и поддалисьсоблазну эстетизациипреходящегои ограниченного— себя и собственнойжизни. На языкесимволов стадия«антитезы», противостоящаястадии «тезы», описываетсятак: «Как быревнуя одинокоготеурга к Заревойясности, нектовнезапно пересекаетзолотую нитьзацветающихчудес; лезвиемеча меркнети перестаетчувствоватьсяв сердце. Миры, которые былипронизаны егозолотым светом, теряют пурпурныйоттенок ».Это стадияантитезы, утратыхудожникомвысшей целислужения; онгорделивовозжелал превратитьсобственнуюжизнь в искусствои прибегнулк помощи демонов.Но, когда художник«наконец, припомощи заклинаний, добывает искомое— себе самомуна диво и напотеху», это«искомое»оказывается«красавицейкуклой». «ПрекраснаяДама» блоковскойлирики первогопериода — воплощениеМировой Души— Софии, гностическая«Дева РадужныхВорот» — подменяетсяее опрокинутым, полутравестийным, демоническимдвойником:«Если бы я написалкартину, я быизобразилпереживанияэтого моментатак: в лиловомсумраке необъятногомира качаетсяогромный белыйкатафалк, а нанем лежит мертваякукла с лицом, смутно напоминающимто, котороесквозило срединебесных роз».«Падение» поэтаприводит кпоявлениюНезнакомки:«Итак, свершилось: мой собственныйволшебный мирстал ареноймоих личныхдействий, моим“анатомическимтеатром”, илибалаганом, гдесам я играюроль нарядус моими изумительнымикуклами . Иначе говоря, я уже сделалсобственнуюжизнь искусством(тенденция, проходящаяочень яркочерез все европейскоедекадентство).Жизнь сталаискусством, я произвелзаклинания, и передо мноювозникло наконец-тото, что я (лично)называю “Незнакомкой”: красавицакукла, синийпризрак, земноечудо.
Это венец —антитезы.
Незнакомка.Это вовсе непросто дамав черном платьесо страусовымиперьями нашляпе. Это —дьявольскийсплав из многихмиров, преимущественносинего и лилового.Если бы я обладалсредствамиВрубеля, я бысоздал Демона; но всякий делаетто, что емуназначено».(выделено Блоком.)
Символика цветау Блока, по-видимому, навеяна оккультнойлитературой; изменчивостьволшебных мировв представленииБлока (а ПрекраснаяДама, превратившаяся, в Незнакомку,«обернувшаяся»ей, — частныйслучай такойметаморфозы), вероятно, тожесоотнесен соккультнымипредставлениями.(См. об этом: Богомолов Н.А.К истолкованиюстатьи Блока«О современномсостояниирусского символизма»// БогомоловН.А. Русскаялитератураначала ХХ векаи оккультизм: Исследованияи материалы.М.: Новое литературноеобозрение,1998. (Новое литературноеобозрение.Научное приложение.Вып. 18). С. 195-196.) частныйслучай такойметаморфозы), вероятно, тоже(а Незнакомкаового.Если бы я обладалцветами сеевропейскоется огромныйбе
Необходимозаметить, чтоавторскаяинтерпретация«Незнакомки», конечно, значимапри пониманиистихотворения, но она все жеявляется позднейшей(отделеннойот временисоздания несколькимигодами) трактовкойтекста стихотворенияи не может бытьсочтена единственновозможнымистолкованием; для символистовже в целом былахарактернаустановка навчитываниеновых смысловв произведения.
«Незнакомка»построена нарезком семантическоми стилевомконтрасте слирикой первоготома «Собраниястихотворений»1911—1912 гг., «Стихово ПрекраснойДаме». Но образгероини стихотворенияне просто контрастенпо отношениюк ПрекраснойДаме; он амбивалентен, внутреннеедвойственен, ибо допускаеткак «негативную», так и «позитивную»интерпретации.Все это банальности, но напоминаниео них необходимодля того, чтобыследить заанализом подтекстовблоковскогостихотворения.Поэтому я вынужденпривести понеобходимостипространнуюцитату из разбора«Незнакомки», принадлежащегоЗ.Г. Минц: «Тричасти, на которыеотчетливоделится текст, дают три разныхответа на вопросо природе “высокого”поэтическогоидеала. Перваячасть — иронична. Ироническийэффект вызываетсястолкновениемпоэтическойлексики и символики“первого тома”со “сниженным”бытом и реалиями.Так, “вечера”в “Стихах оПрекраснойДаме” — символическоевремя мистическойВстречи с “ЗакатнойДевой”. В “Незнакомке”же они становятся“вечерами надресторанами”— временемдачного флиртаи весьма двусмысленныхсвиданий. Естьеще более “сниженные”образы, доходящиедо каламбура: мистическийпоэтизм “Дух”(“Как некийДух, закрывлицо”) превращаетсяв “тлетворныйдух”, “Единственная”Дама — в “дам”, гуляющих средиканав с “испытаннымиостряками”, а “друг единственный”— в собственноеотражение встакане. Впрочем, таких прямыхкаламбуровБлок в целомчуждается издесь, предпочитаястолкновениене столь очевиднонесовместимыхвнешне (хотяабсолютнонесовместимыхпо существу)слов и словосочетанийтипа “весенний↔ и тлетворный”,“вдали ↔ надпылью”, “чутьзолотится↔крендельбулочный”, “в«ндель булочныйетанийтипа стнестнимыхпо существусяи здесь, предпочитаястолкновениене столь очевиднонесовмумилостивитьег небе ↔ бессмысленныйкривится диск”и т. п. Тонкостьиронии здесьв том, что играна семантическии стилистическинесопоставимомведется не собщеязыковымизначениямислов, а с темивнутритекстовыми, окказиональнымизначениями, которые этислова приобрелив лирике “первоготома”.
Вторая часть— лирическая(хотя и включаетскептическиевставки типа:“Иль это толькоснится мне?”и др.). В ней нетсемантико-стилистическихсломов, а невозможнаяв лирике “первоготома” предметностьописаний (“Ишляпа с траурнымиперьями, / И вкольцах узкаярука” связанасо стираниемграней между“бытовизмами”и “поэтизмами”в блоковскойлирике этихлет.
И наконец, третьячасть (подготовленнаявставками втретьей частии полностьювыявленнаяв последнейстрофе) возвращаетнас, уже в формепрямой поэтическойдекларации, к мысли о нереальностипоэтическогоидеала (“Истинав вине!”). Переднами по крайнеймере три версииизображаемого(“Незнакомка”— “ПрекраснаяДама”; “Незнакомка”— одна из ресторанных“дам”; “Истина— в вине”). Ужесама возможностьтройной интерпретациипридает стихотворениюоттенок “релятивности”и скептицизма.Вместе с тем, однако, онаоставляетцентральныйвопрос открытым,“таинственным”и нерешенным.Поэтическая“версия”изображенногоне снимается, хотя и оказываетсяне единственной, а одной из многих»(Минц З.Г. К генезисукомическогоу Блока (Вл. Блоки А. Блок) // МинцЗ.Г. АлександрБлок и русскиеписатели. СПБ.: Искусство-СПб.,2000. С. 433-434).
Являясь символомотталкиванияи отторженияот настроений, мечтаний иупований стадиитезы, образНезнакомкивместе с темсоздаетсяпосредствомтипичнойсимволистскойпоэтической«стратегии».Во-первых, оннавеян «декадентским»символизмомВ.Я. Брюсова.Встреча стаинственнойНезнакомкойвстречаласьеще раньше вурбанистическойлирике В.Я. Брюсова, к Брюсову вблоковскомстихотворенииможно возвеститакой атрибутгероини, как«духи», и такоймотив, как любовноеопьянение (см.: ЖирмунскийВ.М. ПоэтикаАлександраБлока // ЖирмунскийВ.М. Теориялитературы.Поэтика. Стилистика.Л.: Наука, 1977. С. 208).Во-вторых, в«Незнакомке»посредствомтипичныхсимволистскихи вместе с тем(по своей конкретнойформе) индивидуальноблоковскихприемов метафорическогостиля происходит«преображениеземной действительностив романтическичудесную, земнойкрасавицы —в сказочнуюНезнакомку:“Девичий стан, шелками схваченный, В туманномдвижется окне”,“Дыша духамии туманами, Онасадится у окна”,“И веют древнимиповерьями Ееупругие шелка…”,“И очи синиебездонныецветут на дальнемберегу”» (Тамже. С. 208). И, наконец,«основным дляметода Блокаявляется образованиепроходящих, устойчивыхсловесныхсимволов, черпающихсвое значениев общей связиего творчестваи вносящих егов каждый новыйтекст. Блоковскаясимволика, сложившаясяуже в «Стихахо ПрекраснойДаме», не исчезаетиз его поэзиив дальнейшем»(Гинзбург Л.Я.О лирике. [Изд.3-е]. М.: Интрада,1997. С. 253). Сохраняетсяв трансформированномвиде этот наборобразов и в«Незнакомке».Трансформациясимволистскойпоэтическойтрадиции принимаетв блоковскомтексте разнообразныеформы: это усвоениемотива, ситуации, образа, но наделениеих новыми смысловымифункциями; этозамена ожидаемогообраза иным, контрастнымпо отношениюк нему; этокомбинированиеобразов и лексем, принадлежащихк символистскомупоэтическому«словарю», срезко диссонирующейобразностьюи лексикой. Новсе метаморфозы, которым поэтподвергаетсимволистскуютрадицию, значимытолько на неефоне, предполагаетощущение изнание этогофона, второгоплана. Анализунекоторых изэтих связейи посвящен мойтекст.
Открывающая«Незнакомку»строка «Повечерам надресторанами»на первый взглядимеет толькопредметныйсмысл, составляющиеего слова, казалосьбы, лишеныдополнительныхпоэтическихоттенков значения.Действительно, лексема «рестораны»— предметная, относящаясяк внеэстетической, бытовой сфере, отмеченнойв стихотворениикак воплощениепошлости. Впоэтическоммире Блокаресторан, ресторанноепространствоприобретутсимволическоезначение, ноэто индивидуальнаяблоковскаясимволизация(во многом заданнаяименно «Незнакомкой»), а не общесимволистская.
С «вечерами»сложнее. Конечно, это предметноеуказание навремя событий, но оно неизбежнопроецируетсяна характеристикивечера, вечернеговремени сутокв художественноммире символизма.В цитированномвыше разбореблоковскоготекста З.Г. Минцнапомнила овечере — «символическомвремени мистическойвстречи» с Неюв «Стихах оПрекраснойДаме» (1904). Этомотив общесимволистский: символизм«осуществляет культ вечернейзари, началокоторогопрослеживаетсяв стихах Соловьева» (Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическихмотивов: Мифопоэтическийсимволизм: Космическаясимволика /Пер. с нем. М.Ю.Некрасова.СПб.: Академическийпроект, 2003. (Серия«Современнаязападная русистика».Т. 48). С. 245, здесь жепримеры. (вчастности, ввечерней зареявляет себяБог в !1-ой симфонии»Андрея Белого)).В поэзии Блока«вечерняя зарявыступает такжекак “ПрекраснаяДама”, земнойпрообраз “Царевны”» (Там же. С.245, здесь же примеры).В.И. Иванов наделяетвечер, вечернееСолнце литургическойсимволикойи ассоциациямис КрестнойЖертвой ИисусаХриста; Солнцеобращаетсяк своему двойникуи alter ego — сердцу:«Весь ты — радость, ранним-рано,// Брат мой, — весьты кровь и рана// На краю вечеровом!»(В.И. Иванов, «ЗаветСолнца», опубл.1905). Вечер ассоциируетсяс КрестнойЖертвой ИисусаХриста и встихотворенииИвана Коневского«Жертва вечерняя»(1899).
В «Незнакомке»отсылка ксимволистскому«вечернему»контекступодчеркнутапосредствомтройного повтора— анафоры: «Икаждый вечер…», причем еслив первом изтрех стихов(в девятой строке)это выражениеобозначаетнеизбывнуюскуку однообразныхвечерних гуляний, то во втором(в семнадцатойстроке) и особеннов третьем (вдвадцать пятойстроке) приобретаетдвойственный, и иллюзорный, и мистическийсмыслы: «друг»нереален, ноон (отражениелирического«я») — его единственныйпосвященный;«она» можетбыть соннойи пьяной грезой, но «встреча»как будто быпредначертаннаясвыше («в часназначенный»).Анафора завораживаети преображаетлирическогосубъекта, поднимаянад скукойобыденщины,— но приподнимает, чтобы в финале, быть может, бросить ещениже, в мир «пьяницс глазами кроликов», твердящих тоже самое, чтои герой стихотворения.Сравнение с«кроликами»в соответствиис расхожимипредставлениямиоб этих зверькахпривноситоттенок значения«похотливость».
«Окрики пьяные»в третьей строкенамечают темупошлого мира.Однако мотивопьянения в«Незнакомке»развертываетсядалее в двухпланах: бытовоми метафорическом, отчетливосимволистском.В пятой строфевино перифрастическиназвано «влагойтерпкой итаинственной».Эпитеты «терпкая»и особенно«таинственная»придает винуособенныйценностныйсмысл, но приэтом вино, словноэто всего лишьнапиток, «оглушает», опьяняет вбуквальномсмысле слова.Предметны иотталкивающие«пьяницы сглазами кроликов».Но в одиннадцатойстрофе мотивопьяненияприобретаетвновь символистскийсмысл некоегопреображениядуши («И вседуши моей излучины// пронзило терпкоевино»), хотяощущаемоеоткровениепредставленоразмытым, неопределенными несколькосомнительным:«тайны» — «глухие», а «солнце» —«чье-то». Темне менее и эти«тайны», и «солнце»явно противопоставленыскучному пошломумиру. «Глухиетайны» контрастируютс диким и глухимвоздухом дачнойместности извторой строки, а «солнце» —с бессмысленнымкривящимся«диском» издвенадцатой.Соответственно, и финальноеутверждение«Я знаю: истинав вине» отнюдьне звучит какпростое согласиев возгласомпьяниц — пошляков«In vino veritas».
Л.К. Долгополовполагает, что«Незнакомка— лишь смутноевидение, возникшеев пьяном мозгупоэта, призрак, созданныйхмельнымвоображением»(ДолгополовЛ.К. АлександрБлок: Личностьи творчество.Л.: Наука, 1978. С. 62). Намой взгляд, такая однозначнаятрактовка неучитываетсимволистскогоподтекстамотива вина.Выбор слова«излучины»мотивирован, очевидно егофонетическимсходством с«уключинами»; сходство указываетна семантическийконтекстуальнообусловленныйконтраст двухлексем: скрипящие«уключины»принадлежатнеприятномуи постылому«дачному» миру,«излучины»относятся кдуше. Одновременноважно и этимологическоеродство «излучин»с «лучом». Солнечныйлуч — один изважных позитивныхобразов в мифопоэтикерусского символизма.(О луче какманифестациисвета в «мифопоэтическом»символизмесм.: Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическихмотивов: Мифопоэтическийсимволизм: Космическаясимволика. С.323-352.)
У символистоввино соотноситсяс солнцем, этоего метафора-символ, как бы егоманифестацияи энергия. Так, Андрей Белыйвыстраиваетв один семантическийряд солнце, золотое руноиз греческогомифа об аргонавтахи вино: «Вино// мировое // пылает// пожаром // опять:// то огненнымшаром // блистать// выплывает //руно // золотое,// искрясь» («Золотоеруно», 2 (1903)). --PAGE_BREAK--
Солнечное виноискрится встихотворенииАндрея Белого«На горах»(1903). В нем представленГорбун, который«в небеса запустил/ ананасом» —солнцем. Это«отмеченныйособой приметойжрец, заклинающийстихии и приводящийкосмическиесилы в динамическоесостояние(“Говорил // низкимбасом. // В небесазапустил //ананасом”), сочетающийнебо и землю, холод и огонь лирическийсубъект, предающийся“мистическомупьянству” ипребывающийв доверительно-игровых(“жизнетворческих”)отношенияхс “горбуномседовласым”:
Я в бокалы винанацедил,
я, подкравшисябоком,
горбуна окатил
светопеннымпотоком.» (ЛавровА.В. Андрей Белыйв 1900-е годы: Жизньи литературнаядеятельность.М.: Новое литературноеобозрение,1995. (Новое литературноеобозрение.Научное приложение.Вып. 4)… С. 154.).
Солнце и вино«взаимоперетекают»друг в другаи в поэзии В.И.Иванова: «Какстремительнов величье бегаСолнце! // Какслепительнов обличье снегаСолнце!»; «Какпьянительнокипит у брегаСолнце!»; «Солнце— сочностьгроздий спелых»( «Солнце», опубл.1906). Солнце обращаетсяк сердцу — своемуalter ego в мире людей:«Истекаешьнеисчерно, //Поникаешьстрастотерпно Весь ты —радость, ранним-рано,// Брат мой, — весьты кровь и рана// На краю вечеровом!»(В.И. Иванов, «ЗаветСолнца», опубл.1905). В образе винапросвечиваютлитургическаясимволика(таинство Причастия)и ассоциации(страстотерпчество)с КрестнойЖертвой ИисусаХриста.
Характерендля символистскойтрадиции имотив опьянениявесенним воздухом.Так, Иван Коневскойпишет: «Захмелеемже мы, // Словнодревние гуннылихие…» («Первозданнаясвежесть ирезкость весны…», опубл. 1899). Пьянитвоздух: «И хмелемпривольнымэфира волныпоят» («На лету», опубл. 1899)).
Действие в«Незнакомке»тоже приуроченок весне («весеннийвоздух»), хотя, по контрастус ожиданиями, питаемымисимволистскойтрадицией, весенний воздухне упоительносвеж, а «дик иглух».
А. Пайман категорическиутверждает, что блоковский«поэт сидитв прокуренномстанционномбуфете и туповглядываетсяв собственноеотражение надне стаканас лилово-краснымвином. Для тогочтобы появлениеНезнакомкипроизвелонадлежащийэффект, винообязательнодолжно былоиметь этототтенок “лиловыхмиров”» (ПайманА. История русскогосимволизма/ Авториз. пер.с англ. В.В. Исаакович.М.: Республика,1998. С. 271). Таким образом, исследовательницаинтерпретируетвино в «Незнакомке»однозначнокак атрибутнегативного«лиловогомира». Но поэтне случайноне упоминаето цвете вина, которое, кстати, в символистскойпоэзии обычнокрасное илизолотое (Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическихмотивов: Мифопоэтическийсимволизм: Космическаясимволика. С.272, здесь же примерыиз поэзии АндреяБелого).
Во второй строфепродолжаетсяописание скучнойобыденности, один из атрибутовкоторой — «пыльпереулочная».Ещев раннем русском«декадентском»символизме(у К.Д. Бальмонта, В.Я. Брюсова, З.Н. Гиппиус, Федора Сологубаи др.), которыйА. Ханзен-Лвеименует «диаволическим», земная «пыль»противопоставляласьлучам солнца, которые поглощалаи гасила: «Вблизиземли солнечныелучи тонут впыли и тумане»(Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическиймотивов: Раннийсимволизм /Пер. с нем. С.Бромерло, А.Ц.Масевича и А.Е.Барзаха. СПб.: Академическийпроект, 1999. (Серия«Современнаязападная русистика».Т. 20). С. 212, 221.). Так, уФедора Сологуба«И светилонадменное дня// Золотые лучидо земли // Предомною покорносклоняя, // Рассыпаетих в серой пыли»(«По жестокимпутям бытия…»,1890). У Блока жепейзаж петербургскогопригородаодномерен, иничто не противопоставлено«пыли», наделеннойпредметнымэпитетом«переулочная».В парном к«Незнакомке»стихотворении«Там дамы щеголяютмодами…» (1906—1911)Блок прибегаетк намеренномустилевомудиссонансу,«оксюморону»в строке «Надпылью солнечныхозер». Взаимоисключающиесмыслы — ‘пыльность’и ‘солнечность’— оказываютсясовмещенными.
Еще одна приметадачного пейзажа— «крендельбулочный»(вывеска булочной), который «чутьзолотится».Золотой цветприписан обыденномупредмету, а егоинтенсивностьминимальна(«чуть золотится»).
Так как винов блоковскомстихотворении, очевидно, обладаетблагодаряпосредничествусимволистскойтрадиции двойственной— утверждаемойвсерьез икощунственно«пародируемой»соотнесенностьюс вином Евхаристии, то не исключено, что «крендельбулочный»ассоциируетсяв свой чередс евхаристическимхлебом — ТеломХристовым (но— в отличие отвина и КровиХристовой —только как еголживое и кощунственноезамещение впошлом и пустоммире).
В символистскойже традициизолото и золотойцвет обозначаливысочайшуюинтенсивностьсолнечногосвечения, лучения, и обладалиустойчивымположительнымсмыслом.
К.Д. Бальмонтв стихотворении«Будем какСолнце! Забудемо том…» из сборника«Будем каксолнце» (1903) наделяетатрибутом«золотой» сон— мечту, уподобляяее солнцу. Поэтвосклицает:«Будем каксолнце всегда— молодое, // Нежноласкать огневыецветы, // Воздухпрозрачныйи все золотое».Поэзия — золотоносная:«И хоть струныпоэта звончейзолотого червонца,// Я не в силахисчерпать всювластность, всю чару твою»(«»Гимн Солнцу»,7).
По характеристикеА. Ханзен-Лве, на втором,«мифопоэтическом»этапе русскогосимволизма, к которомуотносятсяпервые сборникиБлока и АндреяБелого, «либозолото каккачество прямосимволизируетсолнечноеначало либосолнечноеначало объективируетсяв золотое»(Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическихмотивов: Мифопоэтическийсимволизм: Космическаясимволика. С.180, здесь же —примеры и иханализ (с. 180-196). АндрейБелый развивал«аргонавтический»миф о золотомруне: «“аргонавтический”миф воплощалсяв сознанииБелого в разновидностьмифа эсхатологического: искание “золотогоруна” уподоблялосьустремлениюк солнцу, в образесолнца, в своюочередь, символизировалосьдостижениеокончательногогармоническогопримирения“земного” и“небесного”начал. Такистолковываетантичный мифстихотворениеБелого “Золотоеруно” (октябрь1903 г.) — своеобразныйпароль “аргонавтов”и посвятительнаяклятва »(Лавров А.В. Андрейв 1900-е годы. С. 115).
Мир «Золотогоруна» полонзолота: «Золотея, эфир просветится// и в восторгесгорит»; «Закатилосьоно — // золотое, старинноесчастье — золотоеруно!»; у аргонавта«труба золотая»(«Золотое руно»,1). СтихотворениеАндрея Белого— один из ключевыхтекстов егопоэтическойкниги, в названиикоторой такжеприсутствуетзолото, — «Золотов лазури».
В письме Э.К.Метнеру от 19апреля 1903 г. АндрейБелый так разъяснялсозданным иммиф об «аргонавтах»:«Аргонавтырвутся к солнцу. Они подстереглизлатотканныесолнечные лучи, протянувшиесяк ним сквозьмиллионныйхаос пустоты— все призывы: они нарезалилисты золотойткани, употребивее на обшивкусвоих крылатыхжеланий. Получилисьсолнечныекорабли, излучающиемолниезарныеструи. Сияющиелатники ходяттеперь средилюдей, возбуждаято насмешки, то страх, тоблагоговение.Это рыцариордена ЗолотогоРуна. Их щит —солнце. Этовсе аргонавты.Они полетятк солнцу. Новот они взошлина свои корабли. И все улетели. Помолимсяза них: ведь имы собираемсявслед за ними.Будем же собиратьсолнечность, чтобы построитьсвои корабли»(цит. по кн.: ЛавровА.В. Андрей Белыйв 1900-е годы. С. 116-117).
ТрактовкаАндреем Белымантичного мифао путешествииаргонавтовбыла воспринятадругими символистами; не случайно, один из журналовэтого литературногодвижения былназван «Золотоеруно» (1906—1909). «Всев журнале уже начинаяс заглавия, избранногопод заведомымвоздействиемизвестногостихотворенияАндрея Белого“Золотое Руно”и образнойсимволикикружка московских“аргонавтов”,— было ориентированона готовыеобразцы и настойчивопретендовалона полноту изаконченностьих выражения»(Лавров А.В. «ЗолотоеРуно» // ЛавровА.В. Русскиесимволисты: Этюды и разыскания.М.: Прогресс-Плеяда, С. 461). Впрочем, название былоизбрано безсогласия московских«аргонавтов»(см.: Белый Андрей.Начало века.М.: Худ. лит., 1990. С.124).
Солнце — этозолотой огонь:«И вс ярчерассвет // золотогоогня. // И вс ближепривет // беззакатногодня» («Старец»,1900).
У Блока золотовстречаетсяне столь часто, как у автора«Золота в лазури», но у героиниблоковскогостихотворения«Мы встречалисьс тобой на закате»из книги «Стихио ПрекраснойДаме» «золотоевесло». «Стихио ПрекраснойДаме» проникнутывоздействиемфилософии ипоэтическоготворчестваВ.С. Соловьева, который поселилВечную Женственность, царицу в золотомдворце: «У царицымоей есть высокийдворец, // О семион столбахзолотых»; этотдворец такжеименуется«чертог золотой»(«У царицы моейесть высокийдворец…»,1875—1876).
В «Незнакомке»же, по характеристикеА. Ханзен-Лве,«все прежниеположительныесимволы приобретаютв присутствииНезнакомкиобратный смысл: весна тлетворна, лунный дискбессмысленнокривится внебе, дети плачути даже почудившеесяиздали золотооказываетсявсего лишьзолотящимсякренделембулочной »(Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическихмотивов: Мифопоэтическийсимволизм: Космическаясимволика. С.271).
Еще один признакотталкивающейприземленнойяви в «Незнакомке»— скрип (лодочных)уключин (тринадцатаястрока). Предметные«уключины»контрастируютс мистическимсимволическим«ключом», окотором говоритсяв последнейстрофе; совпадениекорня сочетаетсяс контрастностьюпоэтическихфункций этихдвух лексем.
В поэзии Блокапериода «тезы»лодка и весло— атрибутыПрекраснойДамы, исполняющийроль психопомпа, проводникадуши лирическогосубъекта виной, сверхреальныймир: «Мы встречалисьс тобой на закате,// Ты весломрассекалазалив», у героинистихотворения«золотое весло»(«Мы встречалисьс тобой на закате»).
Квинтэссенцияомерзительнойпошлости заключена.встроке, завершающейчетвертоечетверостишие:«Бессмысленнокривится диск».«Диск» — именованиесолнца в поэзииАндрея Белого:«В тучу прячетсясолнечный диск»(Андрей Белый,«Три стихотворения»,3); «И солнца дискпочил в огнях»(Андрей Белый»,«Преданье»,5 (1903). ПоэтомуутверждениеА. Ханзен-Лве, что в «Незнакомке»«диск» лунный, а не солнечный(Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическихмотивов: Мифопоэтическийсимволизм: Космическаясимволика. С.271), сомнительно.
Луна была однимиз ключевыхобразов в поэтическойсистеме раннего,«декадентского», доблоковскогосимволизма, в мифопоэтическомсимволизме, одним из творцовкоторого былсам Блок – автор«Стихов о ПрекраснойДаме», ночноесветило былопотесненосолнцем, причемэтот образ вотличие от луныобладал положительнымсмыслом. Еслибы Блок «заставлял»«кривиться»луну, такойлирическийжест был бывсего лишьвозвращениемк старому«декадентству», если же в «Незнакомке»так запечатленосолнце, этоисполненныйглубокогосмысла полемическийход по отношениюк собственномуболее раннемутворчествуБлока.
«Кривится», конечно, допустимопонимать какуказание на«кривизну»лунного серпа, месяца (в отличиеот солнечногокруга), но длясимволистскойпоэтики визуальная,«зрительная»мотивировкаметафоры совершеннонеобязательна.А вот такаядеталь, какзолотящийся«крендельбулочный»магазиннойвывески, указываетименно на солнечный, уже закатный, не сильный(«чуть золотится»)свет; будь лучи, подсвечивающиевывеску, лунными, крендель бы«серебрился».
В символистскойпоэзии, особеннона мифопоэтическойее стадии, солнце— один из главныхобразов — мифологем.Культ солнцапрослеживаетсяеще в предсимволистскойпоэзии. Таковобраз «солнцемира» у А.А. Фета:
И так прозрачнаогней бесконечность,
И так доступнався безднаэфира,
Что прямо смотрюя из временив вечность
И пламя твоеузнаю, солнцемира.
И неподвижнона огненныхрозах
Живой алтарьмирозданьякурится,
В его дыму, какв творческихгрезах,
Вся сила дрожити вся вечностьснится.
(«Измучен жизнью, коварствомнадежды…»,1864(?))
И.Ф. Анненскийпишет «Солнечныйсонет» (опубл.1904). Для НиколаяМинского солнце— «чистейшегосвета чистейшийродник» («Солнце(Сцена из поэмыо Мироздании»), опубл. 1880). В ужесобственносимволистскойлирике ИванаКоневскогосодержитсяпризыв-заклинание:«Внедряйсяв меня ты, о светпрославленный, горний!» («Налету», опубл.1899). Показателени цикл ИванаКоневского«Сын солнца»(опубл. 1899).
В раннем русском«декадентском»символизме(у К.Д. Бальмонта, В.Я. Брюсова, З.Н. Гиппиус, Федора Сологубаи др.), которыйА. Ханзен-Лвеименует «диаволическим»,«солнце возникаетлишь в негативно-деструктивномаспекте: еслииллюзорныймир луны неимеет реальнойполноты, то мирсолнца длялунного человекаисполнен чрезмернойжизненной силы, лунному человекуне вынести огнясолнца. Вблизиземли солнечныелучи тонут впыли и туманеи, таким образом, ослабевают, свету же луныэта опасностьне угрожает— недостатоктепла и силыкомпенсируется“четкостью”и “чистотой”». Развиваяэту мысль, исследовательпоясняет: напервой стадиисимволизма«роль солнечногоначала имеетили второстепенныйили отчетливонегативный, деструктивныйхарактер. Здесьпримечательносходство сгностическойкосмогонией, в которойклассическаягармония солнцаи луны деформируется»(Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическиймотивов: Раннийсимволизм. С.212, 221).
Естественно, А. Ханзен-Лвеотмечает, что«позднее Бальмонтв своем сборнике“Будем, каксолнце” с вызывающейостротой формулируетидею победынад луннойдиаволикойи вступлениена солнечнуюступень жизни». Однако, эта метаморфозаобъясняетсяученым тем, чтобальмонтовскиегимны Солнцупринадлежат(как и раннеетворчествоБлока) уже ковторому, «мифопоэтическому»этапу в историирусского символизма; впрочем, какпоказываетА. Ханзен-Лве, и на этой стадииу Бальмонта«следы диаволическогосолнца» неисчезают (Тамже. С. 213).
Бальмонтовскоепрославлениесолнца приобретаетхарактер программнойдекларации:«Я в этот мирпришел, чтобвидеть солнце…»;«Будем каксолнце всегда— молодое, // Нежноласкать огневыецветы, // Воздухпрозрачныйи все золотое»(«Будем каксолнце! Забудемо том…»); «Воти солнце, удаляясьна покой, // Опускаетсяза сонною рекой.// И последнийблеск по воздухуразлит, // Золотойпожар за липамигорит» («Голосзаката», I); «Жизниподатель, // Светлыйсоздатель, //Солнце, тебяя пою! Даймне на пирезвуком бытьв лире, — // Лучшегов мире // Счастиянет» («ГимнСолнцу», 1). Обращаяськ солнцу, поэтутверждает:«Выводишь вмир, томившийсяво мраке, // Ккрасивой цельностиотдельнойкрасоты» («ГимнСолнцу», 3). Кдневному светилуБальмонт обращаетсятак: «О мироздатель,// Жизни податель,// Солнце, тебяя пою» («ГимнСолнцу», 7).
Как писал Эллисв книге «Русскиесимволисты»о стихах Бальмонтана эту тему,«поэт молитсясолнцу, как сынземли, он видитясный лик золотогобога над собой» (Эллис(КобылинскийЛ.Л.) Русскиесимволисты.Томск: Водолей,1998. С. 90.).
О «Будем каксолнце» стихотворениион утверждал:« Подобнодревним жрецамМексики, онготов принестибез колебаниясвое бедноесердце ВеликомуЗолотому Богу, чтобы умилостивитьего и умолятьснова и сновапылать на небосводе.Земной мирисчез, все ближеи ближе сверкающийлик пламенногобога… Туда вэфир, в объятиянебесного огня, в золото новыхи вечно-живыхоткровений; должно отнынезабыть всеземное, каждыйпусть станетотражениемвеликого бога, его золотымотблеском »(Там же. С. 90). ПозамечаниюЭллиса, «ниодин из нашихпоэтов не отразилв таких ослепительныхсимволах мистическийкульт мировойдуши, Солнца…»(Там же. С 91).
В сборнике«Будем каксолнце» Бальмонтпредпринял«попытку выстроитькосмогоничкартину мира, в центре кйнаходитсяверховноебожество —Солнце» (АзадовскийК.М. БальмонтКонстантинДмитриевич// Русские писатели.1800—1917: Биографическийсловарь. М.: Советскаяэнциклопедия,1989. Т. 1. С. 150).
Тем не менее, по мнению А.Ханзен-Лве, бальмонтовскийкульт солнцаеще далек отмифопоэтикивторой стадиирусского символизма(О солярноммифе в «мифопоэтическом»символизме(наиболее полноон представлену Андрея Белогои В.И. Иванова)см.: Ханзен-ЛвеА. Русский символизм: Система поэтическихмотивов: Мифопоэтическийсимволизм: Космическаясимволика. С.166-180). Бальмонтовское«Я в этот мирпришел, чтобвидеть Солнце…»— «доминированиесолнца, еговитализующей(животворящей.– А. Р.) и иллюминирующей(светоносной.– А. Р.)силы провозглашеносовершеннооднозначно, но в отличиеот “чистой”мифопоэтикиимагинативный(образный. – А.Р.)мир поэта противопоставленсолярному миру:“видеть Солнце”,“петь о Солнце”и т. д. Художникпретендуетна то, чтобы вмире своей“мечты” царитьточно так же, как солнце вприроде, в космосе(поэтому не“будем солнцем”, а “будем какСолнце” »(Там же. С. 163. О мотиве«солнца любви»у Бальмонтасм.: Там же. С.167.).
«Мифопоэтический»символизмсоздает собственные, новые гимнысолнцу. АндрейБелый возвещает:
Солнцем сердцезажжено.
Солнце — к вечномустремительность.
Солнце — вечноеокно
В золотуюослепительность.
(«Солнце»)
Отдал щедруюдань солнечномумифу и В.И. Ивановв стихотворениях«Хор солнечный»(опубл. 1906), «Псаломсолнечный»(опубл. 1906).
Для поэтов этойстадии символизмахарактер символСолнце — Христос, навеянныйлитургическимименованиеИисуса Христа«Солнце Праведное».В «Псалме солнечном»В.И. Ивановасолнце — этои «полный, торжественныйгроб, // ОткудаВоскресший, очам нестерпимо, выходит вославе» («Псаломсолнечный», опубл. 1906) и символвоскресениялирическогосубъекта: «Я, забывший, я, забвенный, //Встану некогдаиз гроба, // Встречусвет в беломльне; // Лик явленный, сокровенный// Мы сольем, воскреснув, оба, // Я — в тебе, и ты — во мне!»«Солнце-двойник», опубл. 1905). Солнце— символ воскресенияХристова встихотворенииВ.И. Иванова«Путь в «Эммаус»(опубл. 1906).
В «Незнакомке»все мифопоэтическиесмыслы, аккумулированныесимволизмомв образе солнца, отброшены:«диск» бессмысленный, а кривится он, видимо, не будучив состоянииудержать гримасуот пошлостиобстающейжизни. Слово«кривится», по-видимому, значимо и своимродством с«кривизной»как криводушиеми неправдой;«диск» в «Незнакомке»— это солнценеправое инеправедное.
Излюбленнаявременнáяситуация вмифопоэтическомсимволизме— это вечер какпереход от дняк ночи, как моментзаката, заходасолнца. Вечер, время переходапредставалкак момент, изъятый изобычного теченияжизни, как периодоткровенийи преображений.У Блока свидетельствоэтому — стихотворение«Мы встречалисьс тобой на закате»из книги «Стихио ПрекраснойДаме». В «Незнакомке»заката нет, время словноостановлено,«диск» бессмысленновисит в небе.В мифопоэтическомсимволизмемотив остановленноговечернеговремени встречается.Таков невероятный, волшебно-чудесныйбеззакатныйзакат в циклеАндрея БелогоЦикл АндреяБелого «Закаты»(1902). А в стихотворении«Старец» поэтвозглашает:«И вс ярчерассвет // золотогоогня. // И вс ближепривет // беззакатногодня». Но такоепреодолениевремени полновысшего благаи смысла. Блокже, обращаяськ мотиву остановившегосявремени, подменяетутверждающийсмысл негацией, отрицанием: времени нет, потому что всеповторяетсяи пошлостьторжествует.
«Незнакомка»— стихотворение, очень сложным, нетривиальнымобразом соотнесенноес поэтическойтрадицией:«простое»отбрасываниеее сочетаетсяс «пародированием»и амбивалентнымотрицанием— утверждением.Это опыт осмыслениямифопоэтическимсимволизмомсвоего призванияи своей «неудачи».