ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ
ГОУ ВПО ТУЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Л.Н. ТОЛСТОГО
Кафедра документоведения и стилистики русского языка.
Курсовая работа на тему: «Лингвокультурные особенности русских былин». Тула 2009 Содержание: Введение…………………………………………………………………….3 Глава 1. Теория лингвольтурологии и былины: 1.1.Былины как эпические произведения………………………….6 1.2. Теоретические основы лингвокультурологии………………..8 1.3. Былины как исторический источник…………………………12 1.4. Художественное своеобразие былин…………………………15 Глава 2. Былины Новгородского цикла: 2.1. Былины Новгородского цикла и их историческое значение..17 2.2. Поэзия бунта: былины о Василии Буслаеве………………….19 2.3. Былина «Садко»………………………………………………..20 2.4. Поэтический язык былин Новгородского цикла……………..20 2.5. Культурные традиции в русских былинах……………………31 Заключение………………………………………………………………….39 Список использованной литературы……………………………………...40 Введение. Актуальность исследования. Былина -песня о старине, а старина в понимании человека того времени — основа основ, её реальность, какой бы фантастичной она ни представлялась, не вызывала сомнения. Не случайно на Севере, где сохранился народный эпос, былины назывались “старинами” (термин “былина” был введён исследователем фольклора Сахаровым). Былины сейчас актуальны, ведь по ним можно узнать историю нашей Родины, изучая лингвокультурные их особенности. Начиная с древнерусского периода слово выполняло большую общественную миссию и в качестве художественного явления жило в сознании людей как самостоятельный образ, воплощающий в себе многовековой опыт народа, заложенный в языке. Именно на этом основании обращение к древнерусской литературе, а в том числе и к былинам, есть возвращение к истокам духовности. Объектом исследования является отражение традиций, обычаев, языковых особенностей в русских былинах. Предметом исследованияявляется: во-первых, интерпретация былины в рамках культурно-исторического контекста. В центре нашего внимания находится интерпретация как феномен прочтения и осмысления былинных текстов в рамках русской историографической практики. Во-вторых, предметом исследования является комплекс работ, посвященных описанию былинного текста как части культуры. Цель работы– выявить лингвокультурные особенности в русских былинах на примере Новгородского цикла. Данная цель предполагает постановку и решение следующих задач: Рассмотреть былину как эпическое произведение; Выявить теоретические основы лингвокультурологии; Установить исторические источники былин; Определить художественное своеобразие былин; Выявить историческое значение былин Новгородского цикла; Исследовать поэтический язык былин Новгородского цикла; Рассмотреть отражение в былинах традиций, культуры, быта Древней Руси. Данная работа состоит из введения, двух глав и заключения. В первой главе, «Теория лингвокультурологии и былины», мы рассматриваем процесс возникновения былины, ход ее исторического развития, необходимые условия для изучения исторической бытовой обстановки по былинам, а также устанавливаем связь языка и культуры. Во второй главе мы переходим к подробному рассмотрению лингвокультурных особенностей былин. Для этого обращаемся к Новгородскому циклу былин, а именно к двум былинам о Василии Буслаеве и былине о Садко. Здесь мы рассматриваем историческое значение этих былин, а затем выявляем особенности поэтического языка, исследуем употребление различных предметов быта, традиции и обычаи Древнего Новгорода. В заключении подводятся итоги по проделанной работе. Для анализа данной темы были использованы описательный, аналитический, этимологический методы, интерпретационные методы, изучение и анализ литературы и документов. Методологическую основу составили работы Р.Липец, посвященные анализу местных мотивов в былинах с рассмотрением отражения в былине быта древнего Новгорода.
Теоретическая основа исследования включает работы В.П.Аникина, В.Я.Пропп с рассмотрением русского героического эпоса, работы Я.Фроянова и Ю.И.Юдины с изучением былинной истории. Поэтику древнерусской литературы рассматривал Д.С.Лихачев, чьи труды также были использованы при написании данной работы.
Научная новизна. Новизна в данном случае заключается в том, что исследуется реальная жизнь наших предков на основе былинных сюжетов, языка былин.
Практическая ценность работы.
Эпическая традиция не потеряла воспитательного значения сейчас. Несмотря на то, что былины давно закончили устное бытование, на них во многом основывается традиционная система воспитания культурологического опыта человека. Учитывая, что при анализе эпоса затрагиваются глубинные слои социального мировосприятия, можно вести речь об использовании данной работы в исследованиях по изучению менталитета и национального самосознания древних славян, правосознания, восприятия населением легитимности богатства и бедности.
Глава 1. Теория лингвольтурологии и былины. 1.1.Былины как эпические произведения.
Былины — эпические произведения эпохи раннего феодализма с установкой на историческую достоверность, воспевающие богатырей, монументальные образы которых являются воплощением лучших качеств народа, и их героические подвиги, которыми разрешаются конфликты.
Тематика, характер деятельности главных героев и художественные особенности былин не одинаковы. Существуют Новгородский, Киевский циклы и былины о старших богатырях. Русский эпос исторического времени складывался прежде всего как эпос воинский. Это закономерно, так как историческое самосознание народа определяется утверждением своего места и значения среди соседних государств.
Наиболее ранними былинами этого периода являются былины о Добрыне Никитиче. В них нашли отражение процессы, связанные со становлением и расцветом Киевской Руси. В большинстве воинских былин богатыри вынуждены вступать в схватку с противником, который в виде различных чудовищ захватывает Киев или несметными войсками окружает его и угрожает уничтожением народу и всему государству.
С развитием феодальных отношений начинает сказываться классовые противоречия, что находит отражение в эпосе. В былинах об Илье Муромце, Алеше Поповиче, Сухмане намечаются конфликты социального характера. Внутренняя жизнь древней Руси порождала и другие конфликты, разрешение которых требовало богатырских возможностей. Особенно бурной и насыщенной политическими событиями была жизнь Новгорода. Новгородские былины донесли до нас неповторимый колорит внутренней жизни древнего торгового города.
Гордость Новгорода своими людьми и богатством явно сказывается в былинах о Садко. В былинах о Ваське Буслаеве оживает бурная жизнь Новгорода с его внутригородскими распрями и политическими конфликтами, разрешавшимися побоищами на Волховском мосту, дальними смелыми походами по русским и нерусским водным путям, оживают рождаемые новгородской вольницей люди с буйным размахом русской души.
Эпическое творчество в период своего расцвета захватывает и бытовые темы. Торжественно и радостно звучит повествование о Соловье Будимировиче и Забаве Путятичне. Бытовые конфликты могли приводить и к трагическому концу. Такова былина о Дунае и Настасье. В былинах о старших богатырях — Святогоре, Волхе, Микуле Селяниновиче и Вольге Святославиче — прославлялись дела этих могучих людей, но их деятельность не имела отношения к решению государственных или общенародных задач. Обладатели великой силы становятся бесполезны в эпоху объединения восточнославянских племен и образовании государства. Им на смену приходят новые богатыри, не обладающие таким необъятным могуществом, но достаточно сильные, чтобы прославить родную землю, обеспечить им безопасность.
Без привлечения былинной поэзии не может быть построена ни история Киевской Руси, ни история русской общественной мысли, так как нельзя удовольствоваться лишь односторонними, классово-ограниченными оценками исторических событий, оставленными придворными летописцами и церковной литературой.
1.2. Теоретические основы лингвокультурологии.
Проблема связи языка и культуры является одной из наиболее актуальных в современной науке разработок.
Эта проблема занимает важное место не только в лингвистике как таковой, но и в смежных с ней научных дисциплинах, например, в культурологии, социологии, этнографии, фольклористике и т.п. Особое внимание исследователей обращено на функциональное взаимодействие феноменов «язык» и «культура» в ходе исторической эволюции этноса, роль языка как фактора этносоциального развития, его функционирования в разных этносоциальных и социокоммуникативных ситуациях. Эта проблема является центральной для многих направлений языкознания (психолингвистики, когнитивной лингвистики, этнопсихолингвистики, теории коммуникации и т.д.). Однако в научной литературе отсутствует единое представление о характере взаимоотношений языка и культуры. К. Леви-Стросс, например, указывал, что «употребляемый в обществе язык отражает общую культуру народа… Он представляет собой один из ее элементов, именно с помощью языка индивид обретает культуру своей группы», т. е. по мнению этого исследователя, язык может рассматриваться как:
1) продукт культуры;
2) часть культуры;
3) условие культуры.
Е.Ф. Тарасов в статье «Язык и культура: методологические проблемы» говорит о включенности языка в культуру и наоборот, а также отмечает, что «стремление рассматривать язык и культуру в их единстве, точнее, в их взаимосвязи основывается на их явно или неявно постулируемом онтологическом единстве. Для решения проблемы языка и культуры в общем виде или в форме частных задач необходимо установить формы объективного единства языка и культуры».
Ф. де Соссюр писал о том, что «обычаи нации отражаются на ее языке, а он — в значительной мере формирует нацию»
В.М. Шаклеин, рассматривающий различные точки зрения на эту проблему, делает следующий вывод: «Таким образом, культуру в широком социальном смысле можно понимать как совокупность специфических человеческих способов деятельности и ее результатов; что находится в прямой зависимости от языка и влияет на него».
В работах известного немецкого исследователя В. Гумбольдта изложены все основные положения о взаимодействии языка и культуры, которые развивались и конкретизировались последователями ученого в различных областях гуманитарного знания. Ученый выдвинул следующие фундаментальные положения: 1) язык как непрерывный осмысленный творческий процесс созидания есть выражение «духа народа», его национальной культуры, которая воплощается в языке и передается потомкам; «язык есть как бы внешнее проявление духа народов, в языке мы всегда находим сплав исконно языкового характера с тем, что воспринято языком от характера нации» и 2) язык играет важнейшую роль в познании действительности, в формировании вполне определенной «картины мира», которая создается под влиянием того или иного языка как отражения определенного способа, вида представления внеязыковой реальности, т.е. национальной внутренней формы языка, мировоззрения его народа. Таким образом, язык, с одной стороны, и духовная и материальная культура, с другой, оказываются соотносительными и неразрывно связанными. При этом первый является национальной формой выражения и воплощения второй.
звено между сознанием и языковой актуализацией.
Таким образом можно выделить несколько определений лингвокультурологии:
Лингвокультурология – это отрасль лингвистики, возникшая на стыке лингвистики и культурологии и исследующая проявления культуры народа, которые отразились и закрепились в языке.
Лингвокультурология изучает язык как феномен культуры. Это определенное видение мира сквозь призму национального языка, когда язык выступает как выразитель особой национальной ментальности.
Лингвокультурология – это комплексная область научного знания о взаимосвязи и взаимовлиянии языка и культуры.
Лингвокультурология представляет собой «целостное теоретико-описательное исследование объектов как функционирующей системы культурных ценностей, отражённых в языке, контрастивный анализ лингвокультурологических сфер разных языков (народов) на основании теории лингвистической относительности».
Определение В.А.Масловой:
Автор определяет лингвокультурологию как «отрасль лингвистики, возникшую на стыке лингвистики и культурологии», как «гуманитарную дисциплину, изучающую воплощённую в живой национальный язык и проявляющуюся в языковых процессах материальную и духовную культуру» или как «интегративную область знаний, вбирающую в себя результаты исследований в культурологии и языкознании, этнолингвистике и культурной антропологии».
Лингвокультурология определяется как «комплексная научная дисциплина синтезирующего типа, изучающая взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в его функционировании и отражающая этот процесс как целостную структуру единиц в единстве их языкового и внеязыкового (культурного) содержания при помощи системных методов и с ориентацией на современные приоритеты и культурные установления (система норм и общечеловеческих ценностей)».
Основным объектом лингвокультурологии автор называет «взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в процессе его функционирования и изучение интерпретации этого взаимодействия в единой системной целостности», а предметом данной дисциплины являются «национальные формы бытия общества, воспроизводимые в системе языковой коммуникации и основанные на его культурных ценностях», — всё, что составляет «языковую картину мира».
Изучение лингвокультурологических объектов предлагается проводить с помощью системного метода, заключающегося в единстве семантики, сигматики, синтактики и прагматики и позволяющего получить «целостное представление о них как единицах, в которых диалектичеки связаны собственно языковое и внеязыковое содержание».
Определение В. В. Красных:
Она определяет лингвокультурологию как «дисциплину, изучающую проявление, отражение и фиксацию культуры в языке и дискурсе, непосредственно связанную с изучением национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-лингвального комплекса»].
Предлагается использование лингво-когнитивного подхода к коммуникации, поскольку он позволяет проанализировать как её общелингвистический аспект, так и национально-детерминированный компонент. Однако автор не проводит чёткой границы между этнопсихолингвистикой и лингвокультурологией: утверждается общность их проблематики, теоретической предпосылкой возникновения и той, и другой считается гипотеза Сефира-Уорфа, не выявляются различия в методах исследований.
1.3.Былины как исторический источник.
Русские былины дают относительно отчетливую и полную картину исторической бытовой обстановки Киевской Руси, включая и реалии духовной культуры. Чтобы определить принадлежность бытовой обстановки конкретной эпохе, приходится проделывать очень кропотливую работу, выборочно рассматривая предметы и явления культуры, упоминаемые в былинах и группируя их.
Чтобы изучать историческую бытовую обстановку по былинам, надо ясно представлять себе, к какому периоду русской истории следует отнести сложение былин как жанра.
Эпос почти всегда возникает в ту эпоху, которую он воспевает.
Большинство исследователей правильно относит создание основной массы былин – в известной нам форме – к эпохе основания мощной Киевской Державы, считая их современными Владимиру 1.
Это направление было доминирующим в русской фольклористике за все время ее существовании. Исследование же былин в историческом плане закономерно связывалось с изучением древнерусского быта и общественных отношений.
Оптимизм, выраженный в былинах, уверенность в мощи и непобедимости русского народа, запечатленное в них богатство бытовой обстановки, живые черты военной демократии в социальных институтах – вот те черты, которые советские историки считают характерными для начального периода Киевской Руси.
Конечно, забывать о непрерывном процессе модернизации при передаче былин нельзя, но нельзя забывать и о поистине изумительном «чуде народной памяти», твердости предания.
Ядро сюжета эпоса остается неизменным, мало изменяется и его истолкование, не вводится почти новых персонажей, тем более эпизодов, да и бытовые черты лишь осовремениваются, а новых не появляется. В большинстве былин нет и исторических несообразностей в отношении основных ситуаций и образов.
Несомненно, что эпос, несмотря на верность в какой-то мере истории в идейном и бытовом плане, не признает обычной хронологии, смещая и соединяя события, персонажей и реалий разных эпох, а также преломляя их сквозь призму художественного творчества. Очевидно, от степени возможности разобраться во всем этом, как и в соотношении традиции и модернизации эпоса зависит, в какой мере можно признавать конкретное эпическое произведение историческим источником.
В изучении былин можно наметить два направления: их представляли, с одной стороны, ученые, безоговорочно или с теми или иными оговорками принимающие историческую достоверность былин и возможность приурочения их сложения к определенной эпохе, и, с другой стороны, ученые, отрицающие эту возможность из-за специфики художественной природы фольклора. Однако практически существует множество взглядов, переходных между этими крайними воззрениями.
Среди современных фольклористов точка зрения на сложение основного цикла былин в Киевской Руси была очень удачно сформулирована В.П.Аникиным. Считая. Что «в эпоху существования Киевского государства» был переработан архаический пласт мифов и преданий, он видит общий смысл изменений, происшедших в эпическом фольклоре более поздней эпохи, в «историзации прежних традиций», в воспевании воинской доблести.
Эпоху Киевской Руси он выдвигает в качестве «конкретной жизненной историко-социальной и бытовой основы эпоса», на которую опирался «творческий процесс». Древнейшее ядро былин образовалось в 10-12 вв.
Позднее, в тяжелые исторические времена, былины, рисующие «золотой век» Руси, ее независимость могли использоваться как моральная поддержка в борьбе с завоевателями. Действительно, концентрация богатырских дружин при дворе киевского князя, даннические отношения соседних земель, самоуправство при возмездии в семейно-бытовой сфере, бытовая обстановка – всё говорит о том, что в былинах нашел отражение начальный этап становления раннеклассового древнерусского государства.
Без учета же конкретной исторической обстановки в былинах становится легко произвольно перебрасывать их то на тысячелетия назад, то в 17 век. Русский героический эпос создавался, конечно, на основе тысячелетнего развития устного народного творчества, черпая оттуда и сюжеты в их общей форме, и художественные образы, и приемы, но как жанр он мог сформироваться только к концу 1 тысячелетия н.э. Основная методологическая опасность при изучении былин заключается как раз в подмене анализа их как жанра анализом архаических прасюжетов, использованных и модернизированных эпосом, происхождение которых теряется чуть ли не в первобытности, и традиционных элементов поэтики, которые существуют в нем наряду со многими другими компонентами.
Для выявления древних бытовых черт наиболее важны «общие места» в эпосе – устойчивые фрагменты повествования: развернутые сцены пира, отъезда богатыря и т.п., что сопровождается «широким описанием подробностей военной и мирной жизни, поединков, обстановки и быта».
«Общие места», как и постоянные эпитеты, сохранили по традиции самые архаичные и достоверные черты, так как новотворчество касалось их несравненно меньше, чем изменяющегося сюжета полотна былины. Подобно заставкам, концовкам и сюжетным миниатюрам в летописях, которые перенесены без изменений рисовальщиками-копиистами с более древних списков, «общие места» были зачастую значительно старше самого текста. Особое значение «общих мест» в эпосе состоит в том, что на них, как подсобных эпизодах, не сосредотачивалось внимание слагателя и исполнителей былин, и это способствовало механической консервации их содержания.
Одним из средств хронологизации былин может быть изучение реалий в них, позволяющих установить нижнюю границу, раньше которой былины не могли возникнуть в том виде, в каком они дошли до нас: особенно важны в этом отношении именно почти не изменяющиеся «общие места».
Археология позволяет с большей степенью установить «нижний горизонт» в памятниках эпоса. Если какое-нибудь понятие. Термин проникли в былины и при этом удержались прочно, то это значит, что былины сложены не позднее того времени, когда бытовал обозначаемый ими предмет или явление: лук, гридница, обычай захоронения в срубе. Случаи поздней словарной замены ничего не меняют; хотя в былины проникают новые образы, подменяющие старые (например, паровые машины на корабле садко), никто не станет утверждать, что былины сложены не ранее 19 века, когда был изобретен пароход. Для хронологизации важны наиболее древние термины и понятия, а не новейшие.
1.4. Художественное своеобразие былин
Былины созданы тоническим (его еще называют былинным, народным) стихом. В произведениях, созданных тоническим стихом, в стихотворных строках может быть разное количество слогов, но должно быть относительно равное количество ударений. В былинном стихе первое ударение, как правило, падает на третий слог от начала, а последнее – на третий слог от конца.
Для былин характерно сочетание реальных образов, имеющих четкий исторический смысл и обусловленных действительностью (образ Киева, стольного князя Владимира), с фантастическими образами (Змей Горыныч, Соловей-разбойник). Но ведущими в былинах являются образы, порожденные исторической действительностью.
Нередко былина начинается с запева. Он не связан с содержанием былины, а представляет самостоятельную картину, предшествующую основному эпическому рассказу. Исход – это концовка былины, краткое заключение, подводящее итог, или прибаутка («то старина, то и деяние», «на том старина и покончилась»).
Былина обычно начинается с зачина, определяющего место и время действия. Вслед за ним дается экспозиция, в которой выделяется герой произведения, чаще всего с использованием приема контраста.
Образ героя стоит в центре всего повествования. Эпическое величие образа былинного героя создается путем раскрытия его благородных чувств и переживаний, качества героя выявляются в его поступках.
Троекратность или троичность в былинах является одним из главных приемов изображения (на богатырской заставе стоят три богатыря, богатырь совершает три поездки – «Три поездки Ильи», Садко три раза купцы новгородские не зовут на пир, он же три раза бросает жребий и т. д.). Все эти элементы (троичность лиц, троекратность действия, словесные повторы) имеются во всех былинах. Большую роль в них играют и гиперболы, используемые для описания героя и его подвига. Гиперболично описание врагов (Тугарин, Соловей-разбойник), а также описание силы воина-богатыря. В этом проявляются фантастические элементы.
В основной повествовательной части былины широко применяются приемы параллелизма, ступенчатого сужения образов, антитезы.
Текст былины подразделяется на постоянные и переходные места. Переходные места – это части текста, созданные или импровизируемые сказителями при исполнении; постоянные места – устойчивые, незначительно изменяемые, повторяемые в различных былинах (богатырский бой, поездки богатыря, седлание коня и т. п.). Сказители обычно с большей или меньшей точностью усваивают и повторяют их по ходу действия. Переходные же места сказитель говорит свободно, меняя текст, частично импровизируя его. Сочетание постоянных и переходных мест в пении былин является одним из жанровых признаков древнерусского эпоса.
Уяснению художественного своеобразия русских былин, их поэтики посвящена работа саратовского ученого А.П. Скафтымова «Поэтика и генезис былин». Исследователь считал, что «былина умеет создать интерес, умеет взволновать слушателя тревогой ожидания, заразить восторгом удивления и захватить честолюбивым торжеством победителя».
Д.С. Лихачев в книге «Поэтика древнерусской литературы» пишет о том, что время действия в былинах относится к условной эпохе русского прошлого. Для одних былин – это идеализированная эпоха князя Владимира Киевского, для других – это эпоха новгородской вольности. Действие былин происходит в эпоху русской независимости, славы и могущества Руси. В эту эпоху «вечно» княжит князь Владимир, «вечно» живут богатыри. В былинах все время действия отнесено к условной эпохе русской старины.
Глава 2. Былины Новгородского цикла.
2.1. Былины Новгородского цикла и их историческое значение.
Былины о Садко вошли в общерусский эпос со своей своеобразной мифолого-исторической образностью. Летопись упоминает под 1667 году некоего Садко Сытинца (вариант Сотко Сытинич), который заложил церковь в каменном городе-детинце близ собора Святой Софии. Софийский временник называет этого храмосоздателя «Сотко богатым». Дело, разумеется, не в том, что былинный Садко тождественен летописному Сотко, а в том, что какие-то предания об историческом реальном лице могли повлиять на былинное повествование. Историзация местной мифологии (представлений о реках, морском царе и проч.), соединенная с некоторыми христианскими понятиями о святом Николае, дополнила демократическая тенденция былин. Они сделали своим героем простого гусляра, верного в своей преданности родной земле, а не богатея, для социального облика которого характерны стяжательство и корыстолюбие.
Не менее интересен и другой персонаж новгородских былин — Василий Буслаев. Столкновение Буслаева с богатым посадом и всеми, кто его в Новгороде поддерживал, воспроизводит борьбу новгородских политических партий в 12 — первой половине 13 веков. В Новгороде 12-13 веков была очень сильна суздальская партия, Василий Буслаев выступает против нее, против торгового посада и одновременно против великокняжеских претензий Суздальско-Владимирской Руси. Свою противосуздальскую направленность обнаруживает в образе могучего Новоторженина и старца-пилигрима — новгородского архиепископа. Идея независимости от власти тех, кто поддерживал владимиро-суздальских князей, была боевой на всем протяжении 12 века и в 13 веке до нашествия татаро-монголов.
В былинах о Садко, о Василии Буслаеве народ разработал сюжеты, тематически совершенно не связанные с Киевом и Киевским князем, а целиком взятые из исторической действительности 12-14 веков. Они, равно как и другие областные проявления этнического творчества вроде брянской песни о князе Романе (о нем упоминается в летописи того времени) и братьях Ливиках, были показателем сильной потребности песенно-эпического творчества отозваться на все то, что несла с собой действительность 12-19 столетий.
Таким образом, историзм русского эпоса состоит в том, что в былинах верно отражен общий характер эпохи с ее материальной и духовной культурой, военными и социальными конфликтами, бытом и обычаями, что в деятельности некоторых богатырей и содержании ряда былин отразились конкретные факты древнерусской истории. Русские былины упоминают около тридцати исторических лиц, известных нам по письменным источникам с 975 по 1240 года. Исторический подход к русским былинам показал, что былины X-XIV веков являются исключительно важными историческими источниками, рисующими нам на протяжении пяти столетий отношение народных масс к важнейшим событиям жизни Киевской Руси, ее героям и деятелям.
2.2. Поэзия бунта: былины о Василии Буслаеве.
Две былины о Василии Буслаеве – о его бунте против Новгорода и о его смерти – представляют собой вершину в развитии тех песен эпоса, содержанием которых служит социальная борьба. Былины о Василии Буслаеве – чисто новгородское создание. Так два новгородских героя, садко и Василий Буслаев знаменуют собой два разных этапа в развитии русского эпоса. Торговый Новгород, поэтически возвеличенный в былине о Садко, здесь подвергается попытке разрушения и уничтожения. Содержанием этих былин служит бунт Василия Буслаева против Новгорода.
Василий Буслаев – герой новгородский, но песни о нем имеют общерусский характер. Содержание и смысл его борьбы были понятны каждому русскому крестьянину, где бы и когда бы эти песни ни исполнялись.
Былина о Василии Буслаеве имеет весьма широкое распространение. Очень часто былина о борьбе его с новгородцами и былина о его смерти объединяются певцами в одно целое.
Первоначальная тенденция былины — осуждение Василия Буслаева, бесшабашного пьяницы и ушкуйника, вступающего в бой со всем Новгородом, нарушающего обычаи, сменяется любованием его широкой натурой, удалью, дерзостью, его свободомыслием, его «буйным озорством». Боярский сын в ранних вариантах былины, Василий Буслаев становится со временем выразителем стремлений новгородской вольницы, участником набегов, имевших целью добычу товаров и отвоевание земель для Новгорода. Былины о Василии Буслаеве содержат много бытовых подробностей из жизни той эпохи.
2.3. Былина «Садко».
Былина о Садко принадлежит к лучшим и интереснейшим в русском эпосе. В некоторых своих частях (встреча Садко с Морским царем) она весьма архаична, в других она отражает позднейшую реально-историческую обстановку древнего Новгорода.
В условиях исторического Новгорода былина приобретает исторические черты. Как мы увидим, древний торговый Новгород может служить материалом для специального историко-бытового исследования. Так создавался двойственный характер и стиль этой былины: сказочно-фантастический и ярко-реалистический, созданный древним историческим Новгородом.
Садко совсем не похож на киевских богатырей — у него нет их невероятной силы и он не совершает воинских подвигов. Но — подобно им — Садко живет под знаком чего-то неведомого, ему многое предсказано, и он успешно проходит чудесные испытания, которые выпадают на его долю.
В образе Садко преломилась вера людей Древней Руси в наличие таинственной власти над человеком и в то, что человек, поступая правильно, пройдет свою жизнь достойно.
2.4. Поэтический язык былин Новгородского цикла.
Поэтический язык былин настолько богат и разнообразен, что здесь могут быть указаны только наиболее общие и важные признаки его, разработка же их должна стать предметом специальных трудов. В данном случае будет рассмотрен поэтический язык былин в той его форме, в какой он известен русскому читателю из сборников былин, начиная со сборника Кирши Данилова и заканчивая современными записями.
В первую очередь установим специфические отличия поэтического языка эпоса от языка других видов народной поэзии.
Поэтическая система эпоса коренным образом отличается от поэтической системы народной лирики. Один из основных приемов художественной выразительности народной лирики состоит в метафоричности. Под «метафорой» обычно понимается «перенесение признаков с одного предмета на другой». Для народной поэзии метафоричность лучше следовало бы определить «метафоричность» как замену одного зрительного образа другим.
А вот язык эпоса практически лишен метафоричности. Это не значит, что певец не владеет искусством иносказания. Отсутствие в эпосе метафор не недостаток, а показатель иной системы. И метафоры и сравнения в эпосе есть, но они встречаются весьма редко и не составляют основного художественного принципа эпоса.
Наиболее яркое использование метафор наблюдается в тех случаях, когда выражается резкое негодование. Так, например, Василий Буслаев ругает своего крестного отца такими словами, как «корзина дертюжная», «шлея бросовая».
Метафора в эпосе имеет ограниченное хождение, применяется преимущественно в лирических местах, или для выражения гнева, негодования, осуждения, или она носит шуточный характер, но в этих случаях применяется редко.
Чем же объяснить такое ограниченное применение метафоричности в эпосе, тогда как лирическая поэзия насквозь пронизана метафорой?
Предметом лирики служат явления обыденной, чаще всего личной жизни. Индивидуальные переживания отдельных лиц сами по себе, хотя они могут вызывать глубокое сочувствие, обладают лишь ограниченным общим интересом. Интерес в значительной степени определяется формой их выражения. Так, любовь, разлука, смерть близкого человека в первую очередь затрагивают тех, кого они непосредственно касаются. Подобные чувства могут приобрести более широкий общечеловеческий интерес лишь тогда, если силой поэзии им будет придан обобщающий характер; иносказательность, метафоричность как один из способов поэтизации придает событиям личного порядка общечеловеческое значение, придает им глубокий интерес, вызывает сочувствие.
С эпосом дело обстоит иначе. Те предметы, те явления жизни, которые в нем воспеваются, созданные им герои и изображаемые им события настолько высоки, совершенны и прекрасны, обладают сами по себе настолько широким общенародным интересом, что не нуждаются ни в какой метафоричности. Они не требуют никакой подстановки, замены, соотнесения их с образами из других областей жизни, например – из природы. Наоборот, как будет видно, вся поэтическая система эпоса направлена к тому, чтобы из всего окружающего мира выделить и определить нужное с совершенной четкостью и точностью, так, чтобы созданный поэтическим воображением образ предстал перед слушателем во всей его зрительной конкретности: «рука прочь», «без души лежат»[8,51] — из былины о Василии Буслаеве.
Несколько большее распространение, чем метафора, имеет сравнение. Сравнение весьма близко к метафоре. При метафоре один образ заменяется другим, при сравнении исходный образ сохраняется, но сближается с другим по сходству. Сравнение не представляет собой явления, специфического для эпоса, хотя в нем и можно найти целый ряд прекрасных сравнений. Через сравнение, например, абстрактное превращается в конкретное, вернее – приобретает видимость.
Слово – средство отчеканки образа, и певец им дорожит в высшей степени. Этому стремлению к точности отвечает другой прием художественной изобразительности, а именно – эпитет. Можно сказать, что эпитет есть одно из основных изобразительных средств эпоса. В то время как метафорические обороты представляют редкое явление, эпитетами обильно пересыпана художественная речь решительно всех певцов.
Здесь необходимо внести терминологическое уточнение. Мнение, будто поэтический эпитет служит «украшению» речи, не может быть принято отечественным исследователем. Распространенное учение об эпитетах сводится к тому, что признается в основном два главных вида эпитетов. Один – это так называемые украшающие эпитеты; они же признаются собственно-поэтическими. Эти эпитеты не устанавливают для определяемого предмета нового признака, а фиксируют признак, который входит в понятие предмета (синее него, быстрый бег. Темный лес). Другой род – определяющие или необходимые, сообщающие о предмете нечто, не входящее в его понятие. Признается целый ряд промежуточных видов, но в целом это деление лежит в основе даже современных теоретических понятий.
Эпитет придает существительному точную зрительную или иную определенность, заставляя слушателя и читателя видеть или воспринимать предмет так, как этого хочет певец, как это нужно для данного повествования.
Многие из эпитетов имеют целью превратить неопределенное, аморфное представление в определенный зрительный образ. Когда говорят: камень, небо, цветы, зверь. Ворон, лицо, кудри, палаты, стул и т.д., то это – общие представления. Если же придать им, например, окраску, они превращаются в яркие зрительные образы: синий камень. Ясное небо, лазоревы цветы, белые палаты, русая коса. Мир вещей ожил и стал ярким и красочным:
«бел-горюч камень», «товара красного», «рыба — золоты перья», «буйну голову», «во своих палатах белокаменных», «хвастает добрым конем», «хвастает славным отчеством», «дружина хоробрая», «худые товары и добрые», «погода сильная» — эпитеты из былины «Садко»;
«Силушка великая», «добрые молодцы», «велик заклад», «сердце богатырское», «сила нарочитая» — эпитеты из былин о Василии Буслаеве.
Другой способ достижения тех же целей состоит в том, что указывается материал, из которого предмет сделан: кинжалище булатное, соболья шапочка; столы всегда бываю дубовые, паруса – полотняные. Иногда создаются слова, сразу обозначающие и материал и окраску: столики белодубовые, палаты белокаменные.
Эпитеты определяют предмет не только со стороны его окраски и материала, но со стороны любых других ярких отличительных признаков, приведение которых способствует мгновенному чувственному восприятию предмета: матушка – сыра земля, ясное поле, раздольице чисто пле, пашни хлебородные, сырой дуб, темный лес, ясный сокол, окатиста гора.
Подобные эпитеты, приложенные к явлениям природы, показывают, как тонко певец чувствует природу. Описаний природы в русском эпосе нет. Но певцу достаточно сказать два-три слова, и мы, как живую, видим пред собой русскую природу с ее бесконечными просторами, извилистыми реками, темными лесами, мягкими возвышенностями, хлебородными пашнями.
Подобными же меткими эпитетами характеризуется не только природа, но все, что окружает певца: люди, постройки, вся обстановка жизни, вплоть до таких деталей, как скамейки, окна, замки и т.д. Перечисление подобных эпитетов заняло бы целые страницы. Списки эпитетов и формальная классификация эпитетов существуют, но такого рода списки мало дают для понимания их художественного значения, которое состоит, как выразился молодой Добролюбов в одной из своих наиболее ранних статей, в «стремлении к изобразительности и живости впечатлений».
Но эпитет заставляет не только видеть предмет во всей его яркости. Художественный эпитет дает возможность выразить, например, чувства действующих лиц, их отношения друг к другу и тем самым характеризовать их. Так, например, в былине о Василии Буслаеве:
«Свет сударыня-матушка»[8,54]; «Да ты старушка лукавая.
Лукавая старушка, толковая!» [8,54]; «Уйми ты свое детище любимое»[8,53].
Эпитет выражает мировоззрение народа, его отношение к миру, его оценку окружающего. Народ или любит, или ненавидит. Средних чувств в поэзии не бывает.
Соответственно эпос знает только или ярко положительных героев, воплощающих наиболее высокие идеалы народа, его мужество, стойкость, любовь к родине, правдивость, выдержанность, жизнерадостность, или героев ярко отрицательных – врагов родины, захватчиков, насильников, поработителей. Соответственно есть правда и неправда. Своих героев народ любит восторженной любовью и уважает их, своих врагов он ненавидит активной ненавистью и всегда готов вступить с ним в решительную борьбу не на жизнь, а на смерть. Борьба в эпосе всегда приводит к победе или вскрывает правоту одних и моральную несостоятельность других. В этом – одно из выражений жизненной силы народа, его веры в непременную победу правого, народного дела.
Соответственно все, что певец в жизни любит и принимает, изображается как превосходное и лучшее; соответствующая группа эпитетов, которые можно назвать эпитетами оценочными, чрезвычайно богата. Свою родину, Русь, певец обозначает не иначе, как святая. Ее герои – святорусские могучие богатыри. Герой обладает великой силой, физической и моральной; о его сердце говорится, что у него сердце богатырское, неуимчивое; у него «ретивое сердучушко». Он поводит могучими плечами, вскакивает на резвы ноги, у него буйная головушка. Характерен эпитет «добрый», прилагаемый к слову «молодец», что означает не доброту, а совокупность всех тех качеств, которыми должен обладать истинный герой.
Соответственно у героя всегда лучшее вооружение: у него черкасское седло, седло кованое, причем седлание обычно описывается очень подробно. У героя всегда вострая сабля, тугой лук с шелковой тетивой и калеными стрелами, у него богатырский конь.
Неизмеримо беднее подбор эпитетов, которыми обозначаются явления отрицательного порядка. На них певец долго останавливаться не любит. Есть только неизменное и постоянное слово, которым певец обозначает и врагов своей родины и свое отношение к ним. Это слово – «поганый».
Употребляются также и так называемые окаменевшие эпитеты. Народ считает все определяемые им признаки не своими субъективными мнениями или впечатлениями, а признаками, объективно присущими определяемым предметам, лицам и явлениям. Так, в былине о Василии Буслаеве, честная вдова Амелфа Тимофеевна объективно, то есть во всех случаях жизни и всегда, есть честная вдова, и никакой другой она быть не может. Иного отношения к ней или иного изображения ее певец не допускает и представить не может, так как он не допускает никаких нарушений истины.
Русский язык дает широкие возможности выразить свое отношение – положительное или отрицательное – путем применения уменьшительных, ласкательных или, наоборот, уничижительных форм.
Обилие ласкательных форм выражает необычайную доброту народа по отношению ко всему, что достойно любви, признания, расположения. Вероятно, ни один язык мира не обладает таким богатством и такой гибкостью и выразительностью ласкательных и уменьшительных форм, как русский язык. В эпосе это сказывается чрезвычайно ярко. Народ называет ласкательными именами всех положительных героев, например Васенька Буслаев. У героя молодецкая головушка, он думает думушку крепкую, встает ранешенько, одевается скорешенько, умывается белешенько.
Обилие ласкательных и уменьшительных – одно из проявлений народного гуманизма. Способности к мягким и добрым чувствам по отношению к тем, кто эти чувства заслуживает.
Соответственно, гнев народа, его неодобрение, ненависть и насмешку выражают уничижительные формы, возможности которых в русском языке также достаточно богаты и красочны.
Васеньке Буслаеву противопоставляется Старчище Пилигримище, Игнатьище.
Изучение эпитета показало, что каждому слову придается определенность и вес. Стремлением увеличить удельный вес каждого слова можно объяснить одну из особенностей поэтического языка былин, которая на первый взгляд как будто не имеет художественного значения, но которая на самом деле встречается только в художественной стихотворной речи, преимущественно в эпосе. Эта особенность состоит в отличном от прозаического языка применении предлогов. В эпосе предлог может стоять не только перед всей группой слов, к которой он относится, но нередко повторяется перед каждым словом в отдельности.
Так, например, былина «Садко»: «В славном в Нове-граде…»[8,82]. Это не отдельные случаи, характерные для отдельных певцов или местностей, это общий закон былинного стиля. Предлог в таких случаях перестает играть роль только предлога. Как предлог он был нужен только один раз, и тот же певец в прозе не будет повторять предлогов так упорно и систематически, как это делается в стихах. Всматриваясь в эти случаи ближе, можно установить, что предлоги выполняют здесь разделительную функцию. Предлог отделяет определение от определяемого, разделяет два-три определения одно от другого и т.д. Этим достигается известная разрядка слов и тем повышается удельный вес каждого из слов в отдельности.
Было выдвинуто объяснение, что повторное применение предлогов будто бы продиктовано стремлением к замедленной речи, но такое объяснение сомнительно. Почему замедленная речь более художественна, чем обычная или ускоренная? Темп сам по себе не есть признак художественности, данный же прием встречается только в художественной речи.
В книге М.П.Штокмара по поводу повторения предлогов говорится следующее: « Очень заметную роль играют в народно-поэтичекой речи разнообразные повторы служебных слов и частиц, которые не несут самостоятельного ударения, вследствие сего такие повторы оказываются одним из факторов многосложности народного языка. Среди них в первую очередь необходимо отметить повторение предлогов»».
Один из способов подчеркнуть значение слова состоит в том, что нужное слово или группа их повторяется. Певцы широко пользуются этим приемом:
«На синем море сходилась погода сильная,
Застоялись черлёны корабли на синем море…»[8,83]
«Как тут-то в озере вода всколыбалася,
Тут-то Садко перепался…»[8,83]
«Стал Садко поторговывать,
Стал получать барыши великие».[8,83]
«На третий день ставал Садко раным-рано»[8,82]
Повторение усиливает значение и вес слова, придает резкость обозначаемому через повторение качеству или свойству. «Крепко-накрепко» обозначает полную ненарушимость данному слову при всех обстоятельствах жизни без всяких исключений; «на веки вечные» звучит сильнее, чем «навеки» и «навсегда», означает, что конца не будет никогда.
Повторение приобретает особую силу, когда повторяемые слова или группы их разделены по разным строкам. Конец строки создает естественную паузу, и, таким образом, между повторяемыми словами или словесными сочетаниями создается небольшая остановка. Повторяющиеся сочетания могут стоять в конце одной строки и начале следующей (так называемая палилогия), или оба повторяемых элемента стоят в начале строки (анафора). Повторение в конце строк (эпифора) как художественный прием русскому эпосу неизвестно.
От повторений, имеющих целью усилить удельный вес слова, следует отличать сочетания и соединения из слов, близких по значению или даже восходящих к одному корню, но имеющих уже иную цель.
Одна из разновидностей таких сочетаний состоит в том, что к глаголу добавляется дополнение одинакового с ним корня: думу думать, зиму зимовать, шутки шутить, торг торговать. Цель таких сочетаний состоит не в том, чтобы усилить значение слова, а в том, чтобы придать ему точность:
«Стал шутить он, пошучиватъ.
Шутить-то шуточки недобрые» (былина о Василии Буслаеве).
Другой тип подобного рода сочетаний состоит в том, что к слову прибавляется другое, весьма близкое к нему по значению: в тую пору-времечко, закручинился и запечалился, знаю-ведаю, идет путем да и дорогою и другие. Такие сочетания очень характерны для эпоса и весьма многочисленны и разнообразны.
В тех случаях, когда в конце строк повторяются не только слова, но синонимические группы слов, мы имеем уже не только явление смыслового порядка, но порядка организации стихотворной речи. Ритмика и метрика былинного стиха здесь не могут быть изучаемы. Они составляют предмет особой дисциплины, но некоторые отдельные явления, связанные с ритмическим употреблением слов, все же необходимо кратко рассмотреть.
На повторение словесных групп в конце строк обратил внимание Белинский и дал им иное и более правильное толкование, чем это впоследствии было сделано в трудах некоторых ученых. Белинский чрезвычайно смело и убедительно отнес их к области рифмы и истолковал их как смысловые рифмы. Он пишет: «В русской народной поэзии большую роль играет рифма не слов, а смысла: русский человек не гоняется за рифмою – он полагает ее не в созвучии, а в кадансе, и полубогатые рифмы как бы предпочитает богатым; но настоящая его рифма есть рифма смысла: мы разумеем под этим словом двойственность стихов, из которых второй рифмует с первым по смыслу. Отсюда эти частые повторения слов, выражений и целых стихов.
Приведем пример:
«Садка день не зовут на почестей пир,
Другой не зовут на почестен пир
И третий не зовут на почестен пир…»[8,82]
Рифма не есть явление, связанное только со звучанием. Рифма четко обозначает конец строфы и вносит вместе с ритмом в речь принцип некоторой организованности ее, создает некоторый словесный рисунок. Пара рифм создает некоторую симметрию. Такую же и более совершенную и полную симметрию создают приведенные параллелизмы, названные Белинским смысловой рифмой; закон симметрии есть один из законов народного искусства.
Основные особенности поэтического языка былин относятся к области лексики. Это и понятно, так как именно слово – тот строительный материал, из которого и создается человеческая речь и художественное произведение.
Но художественное значение имеют в эпосе не только явления лексики, но и некоторые явления морфологии и синтаксиса.
Так, например, обращает на себя внимание та свобода, с которой певцы обращаются с глагольными видами и временами.
Можно заметить, что в эпосе предпочитается несовершенный вид, и употребляется он там, где в общерусской речи или в прозе требовался бы совершенный. Несовершенный вид выражает не только незаконченность действия, но и его повторяемость, а также и длительность его. Однако законченность или незаконченность, единократность или многократность не имеют в эпосе того решающего значения, какое имеет длительность, протяженность действия. Несовершенный вид применяется для явно однократных и законченных действий, если только действие изображается как длительное:
«Как пошел Садко к Ильмень-озеру,
Садился на бел-горюч камень…»[8,82]
Несовершенный вид предпочитается потому, что он лучше соответствует всей эстетике эпической поэзии, чем совершенный. «Сказал», «вошел», «сел», «положил» и т.д. представляют собой простую констатацию факта; наоборот «говорил», «входил». «садился», «налагал» не только устанавливают факт, но рисуют его. Изображенное как длительное, действие лучше представляется воображению, чем краткое, оборванное, однократное, законченное.
2.5.Культурные традиции в русских былинах.
В былинах общественные пиры имеют важное архитектоническое и даже сюжетное значение, а в исторической действительности они представляли социальный институт, характерный для эпохи становления раннеклассового общества, именно в той форме, в какой эти пиры описываются в русском эпосе.
Все это дает возможность через рассмотрение эпических пиров собрать как в фокусе и показать различные стороны древнерусской культуры, как материальной, так и духовной. При анализе пиров в былинах неизбежно должны рассматриваться и постройки – гридницы, где происходят пиры, с их архитектурой, убранством, сложными функциями, и пиршественная утварь, вместе со всей обстановкой пира, музыкальные инструменты, употреблявшиеся при состязаниях и других увеселениях, сопровождающих пиры. При изучении эпических пиров ярко выступает социальный облик дружины, для которой, собственно, и устраиваются пиры. В описании пиров являются следы дохристианской ритуальной трапезы.
В обстановке эпических пиров вырисовывается и культура древнерусского народ, во многом знакомая по археологическим и историческим данным. Что очень существенно для понимания исторических условий возникновения в то время нового жанра былин.
Все это позволяет, опираясь на конкретный материал, поставить вопрос о времени и месте сложения русских былин как жанра и о специфике их историзма.
Каждое явление, отраженное в былинах, берется, по возможности, в его динамике, в борьбе старого и нового, которая могла иметь место только в одно определенное время, принимая, что это явление не исчезло в народной памяти и не могло быть выдумано позднее.
Изучение былин в таком плане по разным темам и обобщение результатов помогли бы определить нижнюю и позднюю хронологические границы былин. Установить, что в них исконное и что модернизация, выяснить историческую неповторимость, социальную обусловленность как жанра в целом, так и отдельных сторон его.
В сюжетах, мотивах, персонажах и образах былин можно прощупать обстановку Киевской Руси, в которую органически вписываются и сами былины, как часть древнерусской культуры.
Пиры-братчины в новгородских былинах о Садко и Василии Буслаеве известны хорошо, но можно напомнить два основных мотива, связанных с ними: участники их должны внести свою долю каждый; незваным на пир являться нельзя. Конфликт Василия Буслаева с устроителями пира-братчины вспыхнул именно из-за нарушения его дружиной последнего правила; даже «ссыпь немалая», внесенная им – видимо, насильно – за себя и за дружину ( что имеет местов некоторых вариантах), нигде не смягчает возмущения старейшин – «настоятелей»:
«Не малу мы тебе сыпь платим
За всякого брата по пяти рублев.
А и за себя Василей дает пятьдесят рублев
А и тот староста церковный
Принимал их во братчину в Никольщину...»[8,53]
В новгородских былинах эти «братские» городские пиры сохранились устойчиво. В Новгороде, где власть князя всегда была слаба, а затем ее сменил республиканский строй, естественно, сохранилась, как доминантная, древняя форма общинных пиров, с их «сыпью» и руководством «старцев», хотя сама община уже претерпела, конечно, радикальные изменения. В былинах запечатлелась и двойственность названия «братчина»: как наименование и объединения определенной группы горожан, обычно имевших уже свою патрональную церковь («братчина — никольщина» в былине о Садко, членом которой он стал), и самого пира (в былине о Василие Буслаеве).
Мысль о том, что в новгородских былинах «картина именно братского пира принадлежала к древнейшему составу былины», высказал И.Н.Жданов. Братчины, по-видимому, были архаической основой и княжеских пиров.
Архаичные корни пиров и братчин издавна пытались прощупать исследователи культуры Древней Руси.
А.А.Попов видел в братчинах и других общественных пирах древний социальный институт: «Такие пиры не были только случайными собраниями народа повеселиться без определенной цели и мысли; но составляют явление постоянное, соединенное с определенными понятиями, освященными обычаем. Долговечным и неизменным». Он видит в братчинах и пирах «такой обычай, который составлял некогда одно из важных явлений в общественной жизни времен давно минувших», и правильно утверждает их языческое происхождение.
Предметы быта:
Увлечение металлом, высокая его ценность для горожан, импорт предметов роскоши – поволок, золотых изделий – и наряду с этим «овощей разноличных» и вина характерны для переломного 10 века. До нас дошли и изображения древнерусских сосудов: в Сильвесторовом сборнике (начало 14 века), в миниатюрах Радзивилловской летописи, протограф которой относят к началу 13 века. Это чаши, рог в оправе на подставке, так часто упоминаемые в былинах, и прочие. Подлинные вещи, дтируемые эпохой Киевской руси, также известны по археологичеким находкам: знаменитые ритоны-рога в серебряной оковке из черниговской Черной Могилы, 10 в., серебряная чаша с резной надписью по краю, принадлежащая черниговскому же князю Владимиру Давыдовичу, 12 в., привозная серебряная братина.
Чаши и чары.
Упоминания о пиршественных чашах (или чарах) в былинах необычайно обильны. Чаши и чары в былинах на пиру и вообще в быту подразумеваются трех типов: круговые чаши, из которых пьют по очереди, передавая друг другу; сосуды, из которых черпают другими, меньшими («наливная чаша однозолотная»); индивидуальная чаша, отдельная у каждого участника пира и вообще принадлежащая ему. Однако с уверенностью можно говорить о первом и втором типе; чаша, из которой черпают, в былинах заменена бадьями, чинами и бочками.
Металлические чаши или чары не только велики, но и тяжелы, в чем сказалась, конечно, и обычная эпическая гиперболизация. Но величина чаш в былинах говорит и о том, что эти чаши были круговыми большей частью. Емкость чаши или чары в былинах чаще всего – «полтора ведра», но нередко она показана дифференцированно: и «в полтретья ведра», и «в полпята».
Однако обычная гипербола не так чрезмерна, если иметь в виду, что ведра в Древней Руси делались значительно меньшего размера, чем современные. В погребениях 9-11 вв.находят нередко остатки небольших деревянных ведер с железными обручами, ушками и дужками.
Судя по церковным поучениям, что в дохристианский период на Руси чаши на пиру пили в честь языческих божеств и лишь с введением христианства питье трех чаш стали связывать с христианским культом и молитвой за здравие государя. Поэтому питье трех чаш стало нормой употребления хмельных напитков, допускавшейся церковью. В одном из поучений чаши, выпитые сверх этого, называются «бес возвеселительными»; вероятно, помимо чаш в честь христианских божеств, заменивших древних славянских, продолжали пить чаши в честь последних, пишет Аничков.
Обычай петь гимнические песни в честь языческих богов был заменен, видимо, после введения христианства обычаем пить во время пира тропари, причем каждый раз осушалось по чаше. Против «тропарных чаш» и восставали проповедники новой религии, так как это слишком сближало ее с искореняемым язычеством. Как можно судить по поучениям, чаши в честь христианских и языческих божеств осушались вперемежку, и этому-то двоеверию и противилось высшее духовенство, а низшее колебалось, считая «тропарные чаши» победой благочестия.
Обычай пить на пирах «чаши бес» держался недолго. Питье чаш в честь славянских богов, вернее магическое заклинание их, хорошо известно по сообщению Гельмольда о прибалтийских славянах, которые на пирах обносят круговую чашу со словами заклинаний во имя добрых и злых богов. Добавим, что и сами чаши для пиров хранились в Щецине в храме Триглава, т.е. были сакральными и пили из них в особых зданиях при храмах – «континах».
Сопоставление языческого распития вина у славян с поучениями церковников в Древней Руси 11 века делалось многими исследователями. В первую очередь следует назвать И.И.Срезневского. Впоследствии это сопоставление развивали Фаминцын, Аничков, Ржига и др. «С распространением христианства на Руси, — писал В.Ф.Ржига, — давний обычай пить в честь языческих богов, с одной стороны, продолжал доживать в прежней форме, с другой – принял христианизованные оболочки».
Прилагая все выше сказанной к былинам, нетрудно понять, что гость на эпическом пиру, которого обошли такой обрядовой братской чашей, тем самым становился неполноценным членом братчины, исключался из участия в ритуальном течении пира; ведь пир, в сознании его участников, в недалеком языческом прошлом был серьезным социальным институтом, важным делом, а не простой попойкой.
Братина, братыня.
Менее часто, чем чаша, упоминается в былинах «братина», «братыня», по форме представляющая или обычную уплощенную древнерусскую чашу (сохранявшуюся в народном быту русских еще в начале 20 века), или близкую к шаровидной.
Как показывает сам корень слова, обозначающего этот сосуд, — «брат», она связана с общественными «братскими» пирами, «братчинами», восходящими еще к родовому строю. Питье из братин было связано с обрядовым распитием вина и пива на пирах, особенно на «канунных» праздниках, для которых варилось всей крестьянской общиной пиво.
Бадья, чан, бочка.
На пиру у князя Владимира эта утварь обычно не употребляется, но бадья, чан, бочка с вином, из которых пью чарой, — непременный мотив в былине о Василии Буслаеве, набирающем себе дружину из зависимых людей. Питье вина ими – тоже «чара искуса»: Василий принимает только тех, кто выпьет огромную чару.
В пересказе этой былины 18-го века Василий приказывает подготовить всё заранее: «привозят бадьи зелена вина и пива сыченого». В другом варианте он выставляет «чаны дубовые» у своих ворот и наливает в них вина и пива «по краям полны»:
«Он пускает в них золоты чары,
С теми камнями самоцветными,
В каждой чаре весу тридцать пуд».
Иногда чан заменен бочками, выставленными во дворе, из которых черпают ковшами.
Котел в былинах с их усложненным бытом уже упоминается не как пиршественная утварь, а только как предмет воинского походного быта, жизни на заставе.
Музыкальные инструменты в зеркале русских былин:
Если обратиться не к словесной, а к звуковой ткани русских былин, то она предстанет перед нами довольно насыщенной и насыщенной, прежде всего, гусельным звоном и гудением гудков. На первый взгляд партитура русской былины это партитура двух музыкальных инструментов: щипковых гуслей и смычковых гудков, в которой тема гуслей и гусельной игры является, к тому же, доминирующей. Но это только на первый взгляд. Правда, нельзя сказать, что словесная ткань русской былины изобилует инструментальной терминологией, но и сводить ее только к двуединству гусли-гудок было бы ошибочно, ибо при внимательном чтении былин перед нами неожиданно возникает целый клубок инструментальных образов, многие из которых наделены известной мерой таинственности.
В былинах скоморохи на пиры всегда являются с гуслями. При этом обычно они – скоморохи бродячие, в отличие от «оседлых» при дворе, и, по-видимому, получают плату каждый раз.
Игра на гуслях принята на эпическом пиру. Гусли, излюбленный музыкальный инструмент восточных славян, наиболее прочно вошли в русский эпос. Гусляров знают многие былины, и это не только скоморохи.
Эпитеты гуслей в былинах: «звончатые», «самоигручи», «яровчатые». Последний эпитет определяют обычно как происходящий от искаженного названия дерева «явор», из которого они якобы сделаны.
При раскопках Новгорода в 50-60-е годы было найдено около десятка экземпляров гуслей, из них два целых и две заготовки. Все они долбленые, ладьевидной формы, длиной от 20 до 70 см, доска тонкая, струн от трех до восьми.
Образ Садко, конечно, наиболее своеобразен и важен генетически для отражения древнерусской игры на гуслях в былинах. Вошедший в ряды своих собратьев – «гусельников» на древнерусских пирах и даже приглашенный Морским царем также запросто и за плату, как приглашали его на пиры новгородцы, Садко всё же несет черты древнего музыканта-чародея, завораживающего игрой стихии и духов:
«А прежде у Садка имущества не было:
Одни были гусельки яровчаты;
По пирам ходил-играл Садко…»
Песни и музыка составляли неотъемлемую часть языческих богослужений и празднеств у славян. Этим и объясняется, возможно, враждебное отношение к гуслям в церковной литературе, в то время как былины не содержат ни малейшего осуждения игры на гуслях, а, наоборот с любовью описывают виртуозное мастерство гусляров.
Заключение.
В данной курсовой работе были решены поставленные перед нами задачи:
Рассмотрев теоретические основы лингвокультурологии, мы установили связь языка и культуры, проследили, что язык выступает как выразитель особой национальной ментальности.
Был поставлен вопрос о времени и месте сложения русских былин и о специфике их историзма и выяснено, что в былинах отражена эпохи Владимира1. Была прощупана та историческая обстановка Киевской Руси, в которую органически вписываются сами былины.
И для выявления лингвокультурных особенностей в русских былинах мы обратились к Новгородскому циклу. Были исследованы три былины: «Садко», «Василий Буслаев и новгородцы» и былина о том, как Василий Буслаев молиться ездил. Рассмотрев поэтический язык данных былин, можно сделать вывод, что он богат и разнообразен. Былинам присущи многочисленные метафоры, разнообразные эпитеты и сравнения, огромное количество повторов, особая рифма, особые формы употребления глаголов.
Также были рассмотрены предметы быта, встреченные в тексте данных трех былин: это и чаши, чары, и братины, бадьи, чаны, а также один из самых значимых элементов былины о Садко – музыкальный инструмент – гусли.
Был поставлен вопрос о времени и месте сложения русских былин и о специфике их историзма
Всё это дало возможность рассмотреть различные стороны древнерусской культуры, как материальной, так и духовной. Данная работа полезна как сводка историко-бытовых реалий, запечатленных в былинах.
Реальные факты и легенды уживаются в былинном эпосе. Но можно с достаточной долей уверенности сказать, что толчком к созданию легендарно-фантастических повествований нередко являются вполне достоверные, идущие от жизни события.
Список использованной литературы:
Р.С.Липец «Эпос и Древняя Русь», издательство Наука, М.:1969.
В.П.Аникин «Русский богатырский эпос», Просвещение, М.:1964.
И.Я.Фроянов, Ю.И.Юдин «Былинная история», издательство Санкт-Петербургского Университета, 1997.
В.Я.Пропп «Русский героический эпос», Государственное издательство художественной литературы, М.:1958.
Р.С. Липец «Местные мотивы в былине о Садко», Летописи гос. лит. музея. М.: 1941, Т. 2, кн. 8.
Д.С.Лихачев «Поэтика древнерусской литературы», Л., 1971.
Б.А.Рыбаков «Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи», М.:1963.
Былины Севера. Записи А.М.Астаховой. М. – Л.: 1938–1951.
Ю.И.Смирнов и В.Г.Смолицкий, Новгородские былины, Наука, М.:1978.