А.А.Новиков
«Мыпознаем истину не одним разумом, но и сердцем… Смешно со стороны разума требоватьу сердца доказательств его основных начал, чтобы согласиться с ними, какодинаково смешно было бы сердцу требовать у разума чувствования всех делаемыхим заключений, чтобы принять их».
Б.Паскаль
«Рационализместь состояние человеческого духа, а не гносеологическая доктрина».
Н.Бердяев
Известнаянеопределенность, точнее — семантическая неоднозначность понятия рациональностиесть, видимо, первое явное проявление той «хитрости» ratio, окоторой упоминал еще Гегель. Поэтому продуктивное обсуждение соответствующейтемы требует согласованности как в отношении понятия рациональности, так и вотношении существа самой проблемы. Последнее вряд ли возможно при радикальномразличии, скажем, сциентистского и теологического значений термина«рациональное». В то же время едва ли будут плодотворными дискуссии опонятии рациональности без уяснения исторических причин и условий рождения этойособой проблемы европейской философии. В самом деле — рациональность (впредельно широком ее понимании) не имеет достаточно отчетливых границ впрактической и духовной деятельности людей, позволяющей достичь в конечномсчете поставленной цели. В этой ситуации позиция тех, кто связывает рождениефеномена рациональности с радикальной реформой европейской философии в Новоевремя, выразившейся в ее решительной сциентизации и методологизации, представляетсяв известной мере оправданной. Пионером этой реформы принято считать Декарта, побудившегочеловеческий разум «встать на собственные ноги», освободив его нетолько от оков мистики и откровения, но и от схоластической ограниченностирассудка. Стратегическая цель идеологов рационализации философии и человеческойкультуры в целом состояла в утверждении науки (прежде всего математики иматематизированного естествознания) в качестве ее безоговорочного иединственного лидера. Культ веры и авторитета (Библии и Аристотеля) должен былуступить место культу критической рефлексии, точного расчета и идеологическойнепредвзятости. Этот всплеск «естественного света» разума, несущий всебе не только критический, но и конструктивный заряд, получил впоследствиинаименование «классической» или собственно философскойрациональности. Если вслед за «классиками» принять жесткосциентистскую экспликацию рациональности, то вопрос о возникновении и сущностиданного философского направления можно считать решенным. Между тем многиефилософы прошлого и настоящего времени указывают на неправомерностьотождествления философской рациональности с рациональностью научной с еечеткими и стабильными критериями логичности, дискурсивности, системности и т.п.Особая опасность по их мнению содержится 27 в «очищении» философскойрациональности от нравственного контекста, как не имеющего отношения кустановлению объективной истины. В отчетливом виде это вслед за Кантом осудилапостклассическая философия XIX века, предпринявшая попытку раздвинутьузко-рассудочные границы сциентизированной философии и повернуть ее лицом к, идущимеще из античности, социально-гуманистическим ценностям.
Подлиннорациональный, действительно разумный путь человеческого развития — это нетолько глубоко продуманный и оптимально сбалансированный, но прежде всегонравственный путь, при котором долг, альтруизм, милосердие и прочие архаичные и,строго говоря, нерациональные факторы не вытесняются холодной расчетливостью ибезупречной логикой, и где истина не довлеет над совестью. Формально истиненвсякий здравствующий, но воистину истинен, как утверждал еще Сократ, лишь тот, ктоблизок идеалу человечности, отличающему Homo Sapiens от прочих мыслящих существспособностью употребить свой разум во благо всего человеческого рода. Всякоерафинирование рациональности (культ «чистого разума») есть в сущностипротивоестественное выхолащивание духовного мира человека. Это не толькоантигуманно, но и элементарно неразумно, ибо человеческая разумность состоиткроме всего прочего в том, чтобы понимать, принимать и ценить то, что лежит заее пределами и что в конечном счете определяет условия ее собственногосуществования и функционирования. За игнорирование этой объективной, но, ксожалению, не всегда очевидной истины человечеству приходится платить слишкомвысокую цену, которая, увы, неотвратимо растет с каждым новым поколением. Кпечальным итогам привело нас, к примеру, насильственное очищение духовного мирачеловека от такого нерационального фактора, как вера. Разумеется трудно житьлишь верой и довольствоваться только ею, но без веры, как выясняется, вообщежить нельзя. У веры есть реальные рациональные противовесы, но ей в сущностинет альтернативы. Сознательно или невольно опустошенную духовную нишу, занимаемуюверой, нельзя заполнить ничем иным кроме веры и там, где ее нет — там духовнаяпустота. Максимально рационализированный и прагматизированный мир XX-го векаоказался, в известном смысле, в иррациональном тупике: парадокс, который имеетсвои объективные причины.
Решительноотклоняя сугубо сциентистский вариант трактовки рациональности, как единственноверный и корректный, многие исследователи справедливо указывают на тот факт, чтознание (в том числе и научное) не складывается и не развивается в рамках узкопонимаемых рациональных критериев в обход неформализованных, нерациональныхдуховных реалий.
Сциентистскаяконцепция рациональности при всей своей привлекательности и ясности целей, таки не смогла окончательно избавить философское и научное мышление от тогонерационального шлейфа, который всегда тянется за ними. Отсечь от этого шлейфанить веры в ее христианской интерпретации оказалось несложно. Но вот что делатьс «нитями» интуиции или врожденной истины? Их запредельный длястрогой науки 28 исток неоспорим, но именно их рационализм Нового времени вплелв свою ткань, подтвердив тем самым хорошо забытую истину: самые роскошные плодыкультуры вырастают лишь на почве «нечистого мышления». Разум снеобходимостью покоится на не-разуме; логика — на не-логике (Unlogik).«Чистый» разум никогда не должен забывать, что без внешней опоры его«собственные ноги» повисли бы в воздухе.
Разум,втиснутый в прокрустово ложе рассудочности, не только ущербен, но и опасен.Современная прогрессивная философская мысль все более склоняется к убеждению вмногообразии форм рациональности, их исторической обусловленности, определяемойв значительной мере личностью мыслителя и особенностью эпохи, настаивает напересмотре и расширении границ «классической» ее доктрины, с позицийкоторой невозможно понять и объяснить многие культурные феномены раннихцивилизаций и тем более их сохраняющееся влияние на всю последующую культуру.Вместе с тем абсолютно иррациональными могут оказаться самые изящные научныепроекты и не по причине технических или теоретических просчетов, но в силупросчетов социокультурных.
Сказанноеотнюдь не имеет целью дискредитировать концепцию классической рациональности.Нелишне еще раз повторить, что она была необходимой и оправданной реакцией нагнет узурпировавшей разум, известной духовной силы, подлинной интеллектуальнойреволюцией.
Такимобразом проблема типов (или форм) рациональности не только реальна, но и весьмаактуальна. Вместе с тем заслуживает внимания и концепция единстварациональности, понимаемая, однако, как диалектическое единство многообразияпроявлений разума. Рациональность научная, философская, религиозная и т.д. — неальтернативы, но грани единого и многоликого человеческого разума. Все дело вакцентах, приоритетах: научных, нравственных, художественных и т.д., сменяющих,но не отменяющих друг друга в силу объективных условий исторического илогического развития человеческой культуры. Выявляя специфику этих особенностейрациональности, вполне допустимо использовать понятия «форма» или«тип» рациональности тем более, что сама рациональность имеет целыйряд критериев, ни один из которых не обладает абсолютной значимостью.Ценностный критерий рациональности не менее актуален, чем, например, критерийлогический.
Вконтексте сказанного представляется неправомерным скептическое отношение к«доклассическим» типам (формам) рациональности, рассматриваемым лишьв качестве подготовительного материала становления рационалистической доктриныНового времени. На самом деле платоновская или, скажем, эпикуровскаяэкспликации рациональности не менее содержательны и классичны, чемрационалистические концепции Декарта, Ф.Бэкона, Лейбница, Мальбранша. Все это — особые типы рациональности, отличающиеся не только различными критериями, но иразличными названиями.
***
Вопрособ истоках рационализма (рациональности) — в известной мере вопрос об истокахсамой философии как истори-29чески первой отчетливо рационалистической формыобщественного сознания. И хотя отдельные элементы рациональности (в частностивопрос о смысле) достаточно явно обнаруживают себя уже в мифологии ипервобытном искусстве, оба эти явления мировой культуры абсолютно не нуждалисьни в доказательности, ни в аналитическом рассудке, ни в критическом разумевообще — подлинных и необходимых, как принято считать, критериях истиннойрациональности. Вот почему мнение о том, что философия (античная философия вчастности и прежде всего) является лишь «рационалистическистилизованной» мифологией, представляется по меньшей мере спорным.Философское мышление изначально отличается от мифологического и религиозного ипо целям, и по методам. Влияние мифологии на философию (и не только на нее)конечно огромно и исторически объективно. Оно на столетия проникло в тканьпозднейших типов мировоззрения. Мифология, равно как и религия, будет, видимо, сопровождатьчеловечество до конца его истории, оказывая определенное влияние на все формыобщественного сознания. Однако качественная граница между ними останетсянеустранимой. Что касается взаимосвязи античной философии и древнегреческоймифологии, то правильнее, пожалуй, будет говорить о мифологическойстилизованности и соответствующем традиционализме раннефилософского мышления.Для последнего это было столь же естественным и неизбежным, насколько опаснымдля классической мифологии и языческой религии была философическая ихрационализация: превращение, например, античных богов в философские категории, «рациональныевещи». Таким образом, при всей насыщенности мифологией, античная философиярешительно переключает свое внимание к истинно сущему и апеллирует к понятию, логике,факту. У философа, свидетельствует один из первых историков философии Альбин, изначальнопроявляется природная склонность к наукам, т.е. сфере умопостигаемого, интереск объективному и закономерному, а не случайному и изменчивому. Это ясно поняли,хотя и по разному интерпретировали, уже Филолай, Парменид, Зенон, Гераклит, Анаксагор.Философия, утверждал Сократ, начинается с изумления и требует логическогоразрешения проблем. При всем мифологизме платонизма (а от элементов мифологии идаже мистики объективный идеализм не смог освободиться даже в своем«абсолютном» варианте) приоритет его основоположником безусловноотдавался доказательству. Философ, считал Платон, лишь тот, кто готов«отведать от всякой науки», кто ненасытен в учебе и истине. Мифы жеполезно знать и использовать как инструмент нравственного регулированияобщественной жизни, как устрашение неизбежной расплатой в потустороннем мире засовершенное при жизни зло и потому мифотворчество — удел художников и поэтов, ноне философов и не государственных мужей.1 ____________________ 1 Неоднозначноеотношение Платона к мифологии находит у историков философии разные объяснения.Это, видимо, и нежелание порывать с культурными традициями Эллады, иневозможность найти научное объяснение многих явлений и процессов, и, наконец, элементарнаяосторожность 30 В пользу изначальной и сознательной рационализации, зародившейсяв лоне мифологии, но отпочковавшейся от нее новой формы общественного сознания,говорит и тот факт, что введение Пифагором самого понятия «философия»(свидетельство Аэция) совпало с рождением античной математики. Число, как«орган суждения Бога», оказалось и самой рациональной из всехизвестных людям чуственно-воспринимаемых и умопостигаемых «вещей». Сего помощью «мудрейший из эллинов» впервые обнаружил объективнуюреальность иррационального (пифагорова теория иррациональных величин).Арифметика и особенно геометрия оказались не только стимулами и средствомразвития естествознания, но стали, как образно выразился Диоген Лаэртий, «двумярукоятками» древнегреческой философии. По убеждению многих историков наукии историков философии первые философские программы античных мыслителей былипрограммами математическими. Опираясь на пифагорейское учение о числах ибезоговорочно отдавая ему приоритет в науке и воспитании, Платон не толькосоздал свое знаменитое учение об Идеях2, но и попытался объяснить с их помощьювсе многообразие природной и общественной жизни. Во всяком случае эта новая дляантичности чисто теоретическая (умозрительная) «числовая мудрость»своей аналитической и конструктивной потенцией существенно раздвигала границычеловеческого познания и возможности общественной практики. Без искусства счета,как самой «изощренной мудрости», не могут, утверждал Платон, обойтисьдаже политики. По его мнению человечество вообще разделилось однажды на двалагеря: тех, кто причастен к математике и тех, кто не пользуется еемогуществом3.
Итак,Новое время — эпоха не зарождения, но возрождения философского рационализма — преждевсего как высочайшей культуры и самодисциплины разума его исторически новаяинтерпретация. Картезианская математизация знания лишь восстанавливала одну изранних традиций античной философии, воплотившуюся в том, что принято называть«научным духом», традицию чрезвычайно значимую, но не единственную и,пожалуй, не главную. Новый («классический») рационализм оказалсясвоего рода «снятием» рационализма античного, но «снятием»,увы, не диалектическим. К некоторым, утраченным позднейшей европейскойфилософией и культурой ценностям античной экс-
(печальныйопыт учителя и друга) в отношении к доктринам официальной мифо-идеологии.
2Во избежание возможной двусмысленности, условимся в дальнейшем в написанииэтого термина использовать заглавную букву, дабы отличать его от широкоиспользуемого понятия «идеи» как мысли о чем-либо.
3Оценивая значение математики и ее роли в развитии человеческой культуры, Ницшевпоследствии назовет ее средством «высшего человековедения», ибо математика,по его мнению, представляет собой не столько орудие познания, сколько орудиеочеловечивания познаваемого. Думается, что под этой чрезвычайно значимой иизящно сформулированной мыслью подписались бы многие античные философы.
31пликации рациональности, имеет смысл вернуться не только ради восстановленияисторической справедливости, но прежде всего с целью лучшего понимания существаи границ этого феномена.
***
Характернойчертой античного рационализма, определившей и суть первой европейской интеллектуальнойреволюции, следует, видимо, считать формирование культуры дефиниции, которуюначали еще досократики (в первую очередь софисты) и завершили представителигреческой философской классики. Этот первый тип европейского рационализма, отмечаетС.С.Аверинцев, от всех предшествовавших ему состояний мысли и познавательныхформ, в которых предмет полагается не через определение, но главным образомчерез уподобление (мифы, притчи), «резко отделяло наличие методологическойрефлексии, обращенной, во-первых, на самое мысль, во-вторых, на инобытие мыслив слове. Рефлексия, обращенная на мысль, дала открытие гносеологическойпроблемы и кодификацию правил логики; рефлексия, обращенная на слово, далаоткрытие проблемы „критики языка“ и кодификацию правил риторики ипоэтики»4.
Превосходствокритической рефлексии над обыденным сознанием, понятий над чувственнымиобразами, умозаключений над впечатлениями и мнениями, дедукции над индукциейлучше и раньше других уловил и использовал Сократ — первый «теоретическийчеловек». И хотя в его известном признании относительно того, что сам онничего не знает, но лишь стремится говорить «всего… только правду»и иметь «самые общие понятия», содержится известная доля показногопростодушия, общая ориентация предложенного им нового стиля философствованиябыла безусловно наиболее прогрессивной и перспективной.
Ничутьне умаляя роли софистики как «античного просвещения» винтеллектуальном прорыве древнегреческой культуры из классической мифологии ицеликом мифологизированной гомеровской и гесиодовской поэтики в сферусамосознания духа, следует признать, что именно Сократ начинает кардинальныйповорот всей философии в сторону переосмысления природы разума и основанийдостоверного знания. Более того, выросший и сформировавшийся в лоне софистическойкультуры, он решительно разводит истинную философию, как высшую форму умозрения,и с традиционной мифологией, и с «суетным многознанием» софистов.Философия не всезнайство и не цветистая риторика, но знание сущего и причины, пониманиезаконов становления явлений, торжество разума и справедливости. Этопереосмысление возможностей и целей философии, было, по мнению А.Ф.Лосева, окончательнымпрощанием с дорефлексивным мифологическим сознанием и переходом к«доподлинному рационализму», к «восторгу теоретическогомышления».
4Аверинцев С.С. Два рождения европейского рационализма // Вопр. философии. 1989.N 3. С. 10.
Однимиз важнейших принципов разума Сократ считал принцип целесообразности иобъективной нормативности. Софистический релятивизм относительно понятий и нормжизнедеятельности для него абсолютно неприемлем. Разумеется, нельзя стать нестановясь, но вещи не только изменчивы, но и устойчивы, иначе они были бы впринципе не познаваемы. В любой из них, даже находящейся в стадии становления, естьнекоторое объективное и устойчивое ядро, фиксируемое в имени (понятии). Имя нетождественно вещи, но зная его, имея понятие вещи, и, тем самым, выходя за еепределы, можно постичь ее сущность. Имя не случайно и не субъективно, какполагали софисты; в нем есть «какая-то правильность от природы»5.Именно имена-понятия выполняют роль посредников между божественным разумом иразумом человеческим, делая вещь интеллектуально зримою. Критическипереосмысливая мифопоэтическую концепцию природы и статуса древнегреческихбогов, Сократ интерпретирует последних в качестве телеологических принциповразума и родо-видовых сущностей всех вещей и процессов. Не человек, как уверялПротагор, а Бог-разум есть мера всех вещей6.
Подостоинству оценив объективную значимость и рациональный смысл имен-понятий, Платонсоздает свою философскую систему прежде всего как систему понятийную. В этойситуации даже слово, как материальная оболочка имени-понятия, способно исказитьсмысл и значение последнего. «Всякий, имеющий разум: никогда не осмелитсявыразить словами то, что является плодом его размышления и особенно в такойнегибкой форме, как письменные знаки»7. Истинно понятийное мышление — всущности «беззвучная беседа» души с собой. Но, чтобы убедить в этомдругих, Платон, поясняют его античные биографы и толкователи, вынужден былнарушить провозглашенную им заповедь, взяв на душу маленький грех во имявеликого блага. И потомки, надо признать, по достоинству оценили эту«жертву» и безоговорочно простили великому мыслителю его литературные«прегрешения». Более того искусство устной и письменной речи, доведенноеСократом и Платоном до совершенства, по праву отнесено человечеством к высшимдостижениям античной культуры.
5Исходя из идеи природного (объективного) статуса понятий, Сократ и Платонпервыми сформулировали концепцию Анамнесиса (знания-воспоминания), оказавшуюколоссальное влияние на всю европейскую философию и предвосхитившую, вчастности, известную картезианскую теорию врожденных идей, как одного изосновополагающих начал «классического рационализма».
6Вряд ли следует считать совершенно беспочвенным мнение о Сократе, как«первом истинном христианине» (если, конечно, не понимать егобуквально). Однако не теологическая, но рационалистическая (квазирелигиозная)интерпретация Бога стала характерной чертой сократоплатоновской философии ибыла унаследована классическим рационализмом Нового времени.
7Платон. Соч. М., 1972. Т. 3(2). С. 544.
33В истории становления и развития культуры речи и рационального мышления вообщетрудно найти более значимое звено, чем то, что древние греки называлидиалектикой. При всей неоднозначности понимания и оценки этого феноменарационального мышления, Платон считал его подлинным «венцом наук», «царскимискусством». Лишь диалектика, как способность «чистого мышления»проникать в сущность вещей и процессов, высвобождать из «варварской грязизарывшийся туда взор нашей души»8 и направлять его «ввысь», моглапретендовать на право именоваться подлинной наукой, поскольку имела дело не спреходящим и изменчивым, но с «божественным и постоянным», умела«видеть все сразу». Демонстрируя и развивая потенциальные возможностидиалектики в системе рационального мышления, Платон первым ввел особыйдиалектический род суждения, дополнив им широко практиковавшиеся в античной философииэтический, эстетический, эротический и другие виды суждений. Искусство«хитросплетения речей», ведущих к истине через поиск и разрешениепротиворечий, особенно наглядно проявилось в знаменитых платоновских диалогах — прекраснейших видах словесности, изобретенных отнюдь не Платоном, но доведенныхим, по мнению Диогена Лаэртия, до совершенства9.
Критическиоценивая сенсуализм ионийцев и субъективизм софистов, решительно настаивая натрактовке философского мышления как умозрительного искусства, Платон, также каки его «старший друг» Сократ, вовсе не отрицал значения человеческихчувств и страстей и отнюдь не считал наличие «воска в ушах» — условиемистинного философствования. В ряде своих сочинений он говорит о естественной инеобходимой гармонии чувственного и рационального. Ни жизнь в одних лишьчувственных удовольствиях, ни жизнь рассудительная, лишенная этих удовольствий,не достойны человека именно в силу своей неразумности. Удовольствие, игнорирующеерассудок — иррационально и пагубно; разум, не приносящий наслаждения иподавляющий страсти — ущербен. Достойна и оправдана, утверждал Сократ10, лишь«смешанная» жизнь, где разум 8 Платон. Соч. М., 1971. Т. 3(1). С.545.
9Платоновские диалоги стали впоследствии предметом особых лингвистических, филологических,этических, логических и прочих исследований. Известны и различные виды ихсодержательно-структурной классификации.
10При вполне естественном различии взглядов великого реформатора античнойфилософии и его гениального последователя по целому ряду обсуждаемых имивопросов, их философские воззрения столь близки по духу и аргументации, чторазделить их порой не представляется возможным.
Последнееусугубляется и тем обстоятельством, что с мыслями Сократа мы знакомы в основномпо их платоновским интерпретациям. И хотя Диоген Лаэртий уверяет, что всеизлагаемое Платоном от лица Сократа, есть его собственные взгляды, сам Платонутверждает обратное: «нет и не будет никакой платоновской записи; а то, чтотеперь читают, — это речи Сократа...» (Платон. Соч. Т. 3(2). С. 513.)Отдавая 34 разбавлен «примесью» чувств, а чувства — «примесью»разума «перед нами, точно перед виночерпиями, текут две струи; одну из них- струю удовольствия — можно сравнить с медом, другая — струя разумения — отрезвляющаяи без примеси вина, походит на суровую и здоровую воду. Вот их-то и нужнопостараться смешать как можно лучше»11. Речь идет именно о рациональной«смеси» (а не «беспорядочной массе» контролировать которуюдолжен все-таки Ум (или Разум). «Существует лишь одна правильная монета — разуми лишь в обмен на нее должно все отдавать»12.
Итак,чувства и разум имеют различную природу и ведут к различным результатам. Вещи(явления), конечно, доступны чувствам, но их сущности постигаются толькоразмышлением. К становлению человек приобщается телесно и чувственно, кподлинному же бытию — лишь с помощью разума. В первом случае он приобретаетмнение и веру, во втором — обогащается истинным и прочным знанием. Мнения(равно как и вера) могут совпадать с истиной, но в любом случае они нуждаются врассудочной рефлексии. Не связанные последней и не основанные, таким образом, напонимании, они походят на слепцов, ощупью бредущих по проторенной дороге. Сутратой физического зрения усиливается «зрение рассудка». Последнееследует беречь пуще тысячи «телесных очей». Таким образом, при всейпривлекательности и неизменной силе чувств и естественных страстей человек с ихпомощью не достигнет в жизни многого. И истинный любитель мудрости, если онхочет чего-то достичь своим учением, должен взять власть над удовольствиями ивожделениями, найти на них своеобразную узду. Такую узду Платон видит преждевсего в рассудочности, как основе могущественного разума.
Известнаяограниченность роли чувств в познавательной деятельности становится абсолютнойпри столкновении субъекта познания с вещами «безвидными», бестелесными,реальность и значимость которых превосходит, однако, реальность и значимостьвсех чувственно воспринимаемых природных и искусственных объектов и явлений.Речь идет об Идеях — наиболее, пожалуй, ярком и загадочном феноменеплатоновской, да и античной философии вообще, оказавшем огромное влияние наформирование всей мировой философской и, отчасти, научной мысли.
Термин«Идея», означающий «вид», «род», «форму»,«образ», «начало», «причину», «цель» ит.п. широко использовался не только в обыденном и поэтическом языке древнихгреков, но и в раннеантичном философском лексиконе, в частности — ученииДемокрита, где он фигурирует в качестве единого и неделимого элемента — атома.Однако особый категориальный статус этот термин впервые приобретает в философииПлатона. Именно Идея____________________________________________________________ должное скромности(или разумной осторожности) Платона, примем во внимание оба эти заявления ибудем персонифицировать те или иные идеи там, где это уместно и правомерно сточки зрения истории философии.
11Платон. Соч. Т. 3(1). С. 79.
12Платон. Соч. М., 1970. Т. 2. С. 28.
35оказалась, пожалуй, исходной ступенью становления философии как метафизики — особойи самостоятельной формы общественного сознания, отличающей себя и от мифологии,и от науки.
Почтивсе платоноведы сетуют на то обстоятельство, что одни и те же понятия имеют унего множество терминологических вариантов и смысловых значений. Не составляетисключения и понятие Идеи. И все же основной ее платоновский смысл достаточнопрозрачен. Идеи представляют собой феномены субстанциального характера, эксплицируемыекак сугубо рациональные (смысловые) предпосылки всех чувственно воспринимаемыхвещей и олицетворяющие собой закон и основу их природного и искусственногоконструирования. Платон убежден, что Идеи пребывают в природе как бы в видеобразцов, парадигматических причин всех вещей13. Идея — носитель и хранительвечных и неизменных свойств и характеристик последних, она — их родоваяквинтэссенция. Когда Платон говорит, что каждая вещь имеет свою собственнуюИдею, то имеется в виду родо-видовое состояние вещи, а не отдельные ееэкземпляры. И тот, и другой стол (стул) есть продукт единой и общей Идеи стола(стула), т.е. Идеи «стольности» («стульности»). Идея, такимобразом, — это единство многого, познать которое можно лишь познав это единое.
Руководствуясьобъективно существующей и от него не зависящей Идеей какой-либо вещи, как бы«вглядываясь» в нее, мастер изготавливает те или иныечувственно-материальные предметы с максимально возможным соответствием ихсобственным Идеям. Аналогичным образом поступает и природа. Все, что она творит,есть подражание соответствующим сверхприродным Идеям. Природа, следовательно, непричина самой себя, как полагали атомисты. В ней все изначально озаренобожественным Разумом. Весь космос создан Богам с оглядкой на Идею космоса. Идея,таким образам, и порождает вещь и наполняет ее смыслом, никогда, однако, нерастворяясь в ней до конца, как, впрочем, и в какой угодно сумме вещей-копий.Вещь, как явление, доступна органам чувств; вещь со стороны ее сущности (Идеи)воспринимается лишь «очами разума».
Рассматриваявещи как продукты «истечения» Идей, Платон, вместе с тем, осознавалнедостаточность одних лишь идеальных средств в создании всего многообразиявнешнего мира. Идеи, содержащие в себе сущностные начала конкретных вещей, должныв чем-то воплощать эту сущность, овеществлять ее, «истекая» накакую-то реальную почву. Идея, как «разумная необходимость», какабсолютно «рациональная вещь», нуждается для своей реализации внекоем нерациональном компоненте — материи. В своем философско-категориальномоформлении Идея предстает под именем «Одного», а материя под именем«Иного». «Иное» — это «чистая» или«первая» материя, т.е. «материя вообще». Чувственные жевещи, будучи конкретно оформленной ____________________ 13 Характеризуясоотношение платоновских Идей и чувственного мира, русский философ П.Д.Юркевичсравнивал их соответственно с законодательной и исполнительной властями.
36материй, сохраняют природу последней, но предстают уже в качестве«второй» или низшей материи.
Платоновскаяэкспликация Идей в качестве родовых сущностей сыграла, безусловно, важную рольв формировании одного из важнейших направлений философского рационализма — реализмас его культом общих понятий. Вместе с тем понятийный статус Идей не имел ещеярко выраженного логико-категориального звучания и уж тем более неабсолютизировался Платоном. На Идеях, как априорных формах сущего, нисходящихна землю из «занебесной области» и представляющих собой в конечномсчете вечные и самодовлеющие акты божественного мышления, отчетливо виднапечать мифотворчества, теологии и языческого пантеизма. Отягощенная этимархаичным грузом, Идеалогия14 еще не обеспечивала понятиям самостоятельногодвижения и потому не представляла собой действительную «диктатурупонятий». Именно в этом Аристотель и особенно Гегель видели слабость илогическое несовершенство платоновских Идей. Последние, по мнению — Гегеля, былиеще крайне наивны, абстрактны и бессодержательны, что делало Идеалогию слишкоммало идеалистичной, но вместе с тем чрезвычайно мистичной и мифологичной.
Чтокасается мистики и мифологии, то тут Гегель прав. С мнением же обессодержательности и абстрактности платоновской Идеи вряд ли можносогласиться. На самом деле она не менее содержательна, чем Абсолютная идеяГегеля, но совершенно в ином, отличном от гегелевского пониманиясодержательности, смысле. Идея в ее интерпретации абсолютным идеализмом — чистологическая конструкция. Что же касается Платона, то свою Идею он рассматривалпрежде всего через призму ее прагматической, аксиологической и нравственнойфункций. Отсюда — и два различных типа философской рациональности, сложившихсяв рамках системы объективного идеализма. Идея — это объективный природный исоциальный (нравственный, эстетический, эротический, политический и т.п.) закон,идеал для подражания. По законам пользы, справедливости, красоты, содержащимсяв Идеях-нормативах, творит и природа, и человек. Критерий совершенства (идеала)есть первый и подлинный критерий и принцип Идеи. Отстаивая эту мысль, Платонготов даже признать возможность, так сказать, без-Идейного, беспредпосылочногосуществования природных и социальных реалий. Основной участник большинстваплатоновских диалогов — молодой Сократ в «Пармениде» теряется и неможет дать вразумительного ответа на вопрос о возможности (или невозможности)существования Идей-идеалов грязи, мусора и прочей бесполезной и неэстетичнойдряни. Идея, таким образом, не гносеологический абстракт и не чистое понятие(хотя бытийность ее и фиксируется понятием) ____________________ 14 Термин«Идеалогия» является, на мой взгляд, более точным, адекватнымобозначением системы платоновских воззрений на Идею. Употребляемый для этойцели термин «эйдология» не вполне корректен, тем более, что всовременной психологии он приобрел конкретное и специфическое значение.
37но имманентная основа всего сущего, всей реальной жизни с ее радостями, проблемамии противоречиями. Не случайно Платон допускал возможность и даже неизбежность«вражды» между Идеями. На эту очевидную «заземленность»Идеалогии и самого платонизма обратил в свое время внимание Гельвеций. ЕслиДемокрит шел, по его выражению, от земли к небу, та Платон, напротив, спускалсяс неба на землю. Это предопределило и характер платоновского рационализма, егосвоеобразную интерпретацию.
Идеалогия,положившая начало одному из главных направлений развития мировой философии и посуществу отождествленная сознанием последующих поколений с платонизмом вообще, отнюдьне занимала абсолютно главенствующего положения в философских воззрениях самогоПлатона, за что его, кстати сказать, упрекал Гегель. Упрек в недостаточнойидеалистичности Идеалогии с позиций абсолютного идеализма был и объективен, исправедлив, ибо Платон (и А.Ф. Лосев в этом, пожалуй, прав) по существу несоздал никакого особого учения об Идеях, как последовательной системы взглядов.При всей условности и подвижности платоновской иерархии мировых ценностей, Идеяникогда не возводилась им на вершину соответствующей пирамиды, но представляласобой лишь средство реализации божественных замыслов. Бог, Ум, Единое неизменноставились Платоном выше Идеи и предопределяли в конечном счете ее назначение исудьбу15.
Развиваяи отчасти пересматривая взгляды своего друга, Платон оставляет неизменным иглавенствующим сократовское кредо духовно-нравственного начала и«добротворчества» истинной философии. Первой и основной ее заповедьюдолжно быть не всезнание, но знание, различающее Добро и Зло; знание, несущеелюдям не только и не столько необходимую им информацию, но прежде всего — благость.Именно Благо становится центральным понятием платоновской философии и ееабсолютной ценностью. Избегая четкого определения этого абсолюта16, Платонтвердо убежден, что Благо есть первая ____________________ 15 Завершая разговоро платоновской Идее, хотелось бы обратить внимание на весьма распространенноезаблуждение относительно возможности (а тем более правомерности) еематериалистической интерпретации. Последней она не подлежит принципиально.Фактически имеет место лишь полная подмена предмета обсуждения. ПлатоновскаяИдея, как трансцендентная сущность, как вечный абсолют и «движительмира», если и имеет какое-то отношение к «человеческой голове», тотолько отношение образца и копии. В качестве единственного носителя истины Идея,в отличие от идеи, ни в каком отношении и ни при каких обстоятельствах не можетбыть субъективной. Она объективна в абсолютном смысле. Абсолютно объективен иее рациональный характер, свободный от каких бы то ни было человеческих качестви способностей.
16Платон полагает, что Блага, как божественного свойства, трудно достичь, но ещетруднее объяснить. В чисто человеческих измерениях оно может быть и«душевным», и 38 истинная причина и «владычица» всех формбытия, как видимого, так и умопостигаемого, главенствующая и над Умом, и наддушой17. Благо выше истины, а добродетель имеет приоритет над рассудком.
Отчетливонравственно-аксиологическая тенденция, положенная Сократом в основание истиннойфилософии, безоговорочно сохраненная и конкретизированная Платоном, сформировалаособый тип философского мышления. Это бесспорно. Но прямая связь его сфилософской рациональностью представляется многим по меньшей мере сомнительной.С позиций рационализма XVII века какая-либо позитивная связь здесь вообщеисключена. Благость в принципе нерациональна; благостная рациональность — такаяже нелепость, как круглое тепло. И тем не менее, если не абсолютизировать«классическую» концепцию рациональности и не считать еебезальтернативной, то платоновскую социальную (моральную, правовую, политическуюи проч.) философию правомерно расценивать как в высшей степени разумную (длясвоего времени во всяком случае) а, следовательно, рациональную доктрину.
Вчем же состоит рационализм платоновской социальной философии?
Преждевсего в том, что все нравственные, правовые, эстетические, политические ипрочие социальные ценности рассматриваются Платоном через призму Разума и жаждызнания. Есть одно Благо — знание и одно Зло — невежество. Зло человек совершаетисключительно по незнанию, в силу иррационального отношения к действительности.Последовательно раскрывая перед своими слушателями самоценность справедливости(«первого Блага»), чести, достоинства, мужества, бескорыстия и прочихистинно философских добродетелей, настаивая на необходимости их культивированияради сохранения и развития самого человеческого рода, Сократ — основнойпроводник платоновских идей в его произведениях — показывает, что реальную ценностьи объективную значимость они приобретают лишь будучи оплодотворенными Разумом.Мужество без разумного начала — потенциальное зло. Первая же и главная чертасамого мужества — стремление к знанию. Не обладая знаниями и не доверяясьсобственному разуму, человек не сможет достичь ни счастья, ни свободы. Отвергаяобывательские представления о Благе как удовольствии, Сократ решительно встаетна позиции людей «более тонких», для которых Благо есть прежде всего____________________________________________________________«телесным», и «сторонним», каждое из которых имеет в своюочередь собственную иерархию.
17Что касается платоновской иерархии высших ценностей, то в ней бесполезно искатьстрогость и последовательность — отличительная особенность всей платоновскойфилософии. В этом отношении Платон гораздо ближе к Сократу, чем к Аристотелю.Одни герои его философско-литературных повествований находят согласие в том, чтоДуша — причина Блага и Зла и что именно она правит всем миром. Другиеутверждают, что Душа может быть и порочной, когда, например, «пьянеет»от чувств. Благо же абсолютно беспорочно, ибо само есть Абсолют.
39«понимание» и «разумение» высших ценностей. Нельзя житьприятно, не живя разумно — согласится впоследствии с Сократом Эпикур.Удовольствия и наслаждения вовсе не противопоказаны человеку, но они должныбыть не самоцелью, а помощниками в благих деяниях. А это возможно лишь при ихразумной, рациональной интерпретации. Разумный человек наслаждается именно всилу самого разумения.
КогдаСократ почитает за Благо дате смерть и предпочитает ее жизни ради сохранениясобственной чести и достоинства; когда он советует оценивать свои заслуги нижеобщего мнения о них, а чужие — выше этого мнения; когда призывает завещатьдетям не золото, но совестливость; когда предпочитает терпеть несправедливостьот других, нежели творить ее самому, то сторонником рационального подхода кжизни назвать его трудно. Но Сократ менее всего связывает рациональность сузко-житейской расчетливостью. Вместе с тем и Сократ, и Платон предстают какистинные рационалисты и прагматики, когда в основания и практической иинтеллектуальной деятельности закладывают принцип общественной пользы. Вработах многих исследователей творчества Платона давно и настойчиво проводитсямысль об абсолютной несостоятельности обывательского мнения о платонизме какрафинированном эстетстве и «чистой незаинтересованности». Впрочем, оприроде, статусе и предназначении прекрасного — одного из важнейших понятий идаже принципов платоновской философии — дискуссии продолжаются и средиспециалистов. То, что прекрасное у Платона существует «само по себе»,безотносительно к соответствующим конкретным вещам — не предмет спора. Спор одругом: возможна ли ситуация, когда между прекрасным (или благостным) иполезным можно поставить знак равенства. Разумеется и Платону и любомуздравомыслящему человеку понятно, что не все практически полезное можно назватьпрекрасным в узкоэстетическом понимании этого слова. Но в чисто человеческомизмерении разве не может считаться прекрасным абсолютно любая вещь или любоедеяние, имеющее утилитарное измерение и идеально соответствующее своемуназначению? В свою очередь все, что прекрасно в каком-либо отношении не можетбыть абсолютно бесполезным. Именно Платон, по свидетельству Диогена Лаэртия, первымдал определение прекрасного как полезного, похвального, разумного.«Уполовник» из смоковницы куда более удобен, полезен, безопасен и темсамым прекрасен, чем «уполовник» из золота. Таким образом прекрасное- это «иное имя» Разума. Ореол «чистойнезаинтересованности» Платон снимает даже с высшей ипостаси своейглобальной космологии — Блага. Последнее благостно именно в силу своейнеобходимости и полезности. Абсолютно чужда, наконец, Платону и надуманнаяпотомками идея так называемой «платонической» «чистой» ибесплотной любви. Не углубляясь в эту весьма интересную и значимую для Платонатему, обратим внимание на его отчетливо рациональный подход к ней. Любовь, какни кощунственно это звучит для сторонников ложно трактуемого платонизма ипоклонников чистого эстетства, и для Сократа, и для Платона — предмет особой«небольшой науки» — науки, имеющей 40 отчетливо философские контуры, ибосама любовь, в конечном счете, философична.
Однойиз характернейших черт платоновского рационализма является его в высшей степениположительное отношение к вопросу о профессионализме в человеческойдеятельности, как материальной, так и духовной. Прежде всего он полностьюразделяет сократовский скептицизм относительно всезнания и всеумения, коими, поего мнению, отличались «мастера на все руки» софисты. Подобная«всерукость» не только иррациональна, но и не достойна истинногопредставителя человеческого рода. Последнего отличает от животногожизненно-целевая ориентация, сознательный выбор (с учетом объективных условий изадатков) рода общественно-полезной деятельности и ее неуклонноесовершенствование. Своего рода культ профессионализма — отнюдь не отказ от идеигармонического развития свободной личности18, но разумная оптимизация еевозможностей во имя собственного совершенства и, самое главное, общественногоблага. В контексте этой установки и рождается одна из самых рациональных ипрагматичных идей в истории обществознания — идея разделения труда. Возможностьдобиться в своей профессии высшего совершенства не только приносит огромноеудовлетворение субъекту деятельности, но, в конечном счете, закрепляетэкономические и политические основы государственного строя. Особое вниманиевопросу профессионализма Платон уделяет в контексте анализа политики иполитической деятельности. Его широко известный скепсис относительно прямойдемократии, воспринимаемый современными ее сторонниками весьма пренебрежительно,был обусловлен именно обеспокоенностью последствиями непрофессиональных решенийгосударственных вопросов, принимаемых не людьми знающими и ответственными, нона основании мнения толпы, руководствующейся нередко групповыми эгоистическимиинтересами и эмоциями.
Предприниматьответственные шаги, затрагивающие порой судьбу самого государства, путемголосования тех, кто в силу своего социального положения и общественногостатуса не несет ответственности за последствия — не только неразумно, но иопасно. Прямая демократия — это прямой путь к тирании — ____________________ 18Платоновская идея о разумном и целенаправленном формировании особых групп(пород) людей для выполнения определенного рода деятельности, поддержанная иразвитая впоследствии Аристотелем, выглядит с позиций современного гуманизмавесьма реакционной. Однако для самого Платона и его сторонников, знавших лишьодин и единственный тип сознательного общественного устройства (варварство — нев счет) — рабовладение, эта идея, надо признать, была в высшей степенирациональна и не дискредитировала принципы общечеловеческой морали, тем более, чтораб официальной тогдашней идеологией (а через нее — общественным сознанием)квалифицировался как говорящее орудие. Впрочем, сам Платон, коего по правусчитают одним из идеологов античного рабовладения, далеко не во всем разделялофициальное мнение на этот счет. Но это — особый вопрос.
41наихудшей форме государственности. Поэтому самая справедливая и разумная формавласти — власть царственного мужа, правящего, однако, не по закону прямогонаследования, но «лишь в силу авторитета, доблести и разума». И ужесли это невозможно по каким-либо причинам, то предпочтение следует отдатьаристократии, как правлению наиболее компетентных, справедливых и достойных.Истинный аристократизм основывается не на происхождении, но на природноймудрости и воспитании19.
Наиболеехарактерной чертой социально-политических воззрений Платона является, конечно, ихрационализм, причем рационализм абсолютный, обусловленный как безоговорочнымприоритетом научно ориентированного интеллекта, так и разумной оптимизациейнорм общественной жизни. И даже некоторые очевидные издержи платоновскойкультурологии, выразившиеся в стремлении досконально регламентировать буквальновсе стороны общественной деятельности людей и их повседневного быта20, неумаляют определенной ценности и исторической значимости его социологии и политологии21.
Основополагающейсоциально-политической идеей Платона следует, пожалуй, считать идею приматаобщественного над личным, проистекающую из его исходнойфилософско-мировоззренческой установки приоритета общего над единичным, роданад видом, Идеи-идеала над ее реализованными копиями-отпечатками. В социальнойпрактике реализация этой идеи приведет впоследствии к формированию того, чтобудет названо социалистическими общественными отношениями, а сам Платонудостоился титула «типичного социалиста „
Идеяприоритета общественного, как исходного условия человеческого общежития, естественнымобразом подводит Платона и к мысли о рациональной организации совместной____________________ 19 Настоящими аристократами разума Платон, как известно, считалпрежде всего философов, рассматривая последних не как представителей частнойпрофессии, но как синтезаторов всех видов мудрости — государственной, житейской,культовой и т.д.
20В этом отношении показательны платоновские предписания порядка проведениянародных и культовых празднеств, сопровождаемых танцами, играми, употреблениемвина и т.п. Наиболее любопытен и симптоматичен, однако, предлагаемый им“Закон о любовных утехах».
21Социально-политические взгляды Платона, оказавшие огромное влияние наформирование политологии и теории права древнего Рима, Нового и Новейшеговремени, претерпевают определенное возрождение и в наши дни в обличии весьмаоригинальных с точки зрения массового сознания идей. Воистину: все новое — хорошозабытое старое. Но дело в конце концов не в приоритетных, а в объективнойценности и рациональности этих идей. Примером подобного рода некриминального«плагиата» может служить эссе Александра Солженицина «Как намобустроить Россию», в котором многократно не только опосредованно, но ибуквально прочитывается Платон.
42жизнедеятельности. Наиболее разумной, оптимальной и даже единственно возможнойцивилизационной формой ее осуществления является государство, как инструмент, обеспечивающийгарантированный выход человечества из варварского состояния. В государство людиобъединяются по велению разума и для взаимной пользы. И здесь Платон подводитокончательную философскую и нравственную базу под известную еще досократикамидею общественного договора и, соответственно, договорного государства.Примечательно и симптоматично в платоновской концепции государственности то, чтогосударство воспринимается не как самоцель, но лишь как средство разумногоустройства и регулирования общественной жизни. Отсюда и сущность самогочеловека видится им не через политическую призму (что станет характерным дляАристотеля), но через призму разумно-нравственную. Не случайно общественнымнравам и обычаям он отводит заметное место в формировании устоев самойгосударственности, важнейшей основой которой считал семью и закон о браке.Вместе с тем Платон прекрасно понимал, что государство, будучи продуктомобщественного договора, становится аккумулятором, хранителем и защитником общих,в известной мере отчужденных от личных, интересов. Справедливое государство, основанноена добровольном согласии, а не насильственном объединении людей, становитсяносителем человеческой справедливости в условиях первой цивилизационной формыобщежития. Оно оказывает огромное обратное воздействие не только на разум своихчленов, но и на их психологию. Отсюда — видов душевного склада людей столько, скольковидов самого государства.
Принимаягосударство как неизбежный и необходимый элемент цивилизации и считаясправедливым то, что соответствует интересам государственной власти, Платон вто же время осознавал ее определенную нравственную и гуманистическую ущербность,эгоистическую направленность. Политик (как, впрочем, и философ, причастный кполитике), борющийся за справедливость, долго не проживет. За этим горькимпризнанием Платона стоит и трагическая судьба Сократа, свой печальный жизненныйопыт и опыт многих государственных мужей, входящих в круг друзей великогофилософа. Это, впрочем, не делает Платона абсолютным скептиком и он искренневерит в возможность честной и справедливой политики, в возможность разумногоформирования и функционирования государственной системы. Во всяком случае рядего соображений на этот счет отличается несомненной мудростью и рационализмом, нискольконе утратившим своей ценности за прошедшие столетия. К таковым строгообязательным и в высшей степени благим функциям государства следует, кромеупоминавшегося уже внимания к семье, отнести заботу о земле и собственнойцелостности22. Однако на первое ____________________ 22 Всякое государствозаинтересовано в расширении и укреплении собственной территории, но небеспредельно.
Пределом,по убеждению Платона, является такое географическое и политическое пространство,в котором оно 43 место Платон безоговорочно ставит заботу государства одуховном развитии обществе, о воспитании в гражданах чувства собственногодостоинства, а, главное — его реального обеспечения. Последнее возможно лишь вусловиях, исключающих чрезмерную социальную и имущественную поляризацию гражданполиса. Бедность и богатство (так же как и рабство) не следует доводить докрайности. Первая ведет к низости и злодеяниям, второе — к иррациональнойроскоши и нравственной деградации. «Самые благородные нравы… возникают втаком общежитии где рядом не обитают богатство и бедность»23.
Видимо,первым в истории Платон вводит понятие нормированного предела бедности, устанавливатьи следить за которым должно все то же государство, если уж оно не способноликвидировать бедность как таковую.
Необходимостьвыработки надежного и рационального механизма выполнения государством своихфункций и обязанностей перед обществом логически подводит Платона еще к однойважной социально-политической идее — идее законотворчества и законодательства.Эти виды политико-правовой деятельности он считал самыми важными независимо оттого, как им решался вопрос об иерархии форм власти. Как убежденный законник, Платон,однако, справедливо полагал, что при всей необходимости и авторитете законы немогут предусмотреть множества нюансов общественных отношений24 и потомуформальное их использование и тем более слепое подчинение им могут принестилишь вред. Закон — не догма (недаром у каждого политического строя свои законыи свой правовой язык), но лишь инструмент разумного (рационального)регулирования отношений субъектов права в руках верховной власти. Эту позициюПлатон отстаивает и творчески развивает в «Политике», эксплицируясоответствующий феномен как высшее искусство управления, неподлежащее, однако, абсолютнойрегламентации и формализации. Разум выше рассудка и потому «прекраснеевсего, когда сила не у законов, а в руках царственного мужа, обладающегоразумом»25. Последнее — в высшей степени желательно, но, увы, не всегдавозможно. Видимо, учитывая это, Платон в итоге приносит искусство возможного вжертву строго нормативной регламентации общественной и частной жизни.
Большойжизненный опыт и природная мудрость Платона, глубокий анализ практическойполитики древнегреческих полисов посеяли зерна сомнения в его представления обидеальной модели власти, которую он заново переосмысливает в своемпо-____________________________________________________________ еще способносохранить себя как единое целое. Всякого рода государственный конгломерат — залогполитической нестабильности и неизбежного распада.
23Платон. Соч. Т. 3(2). С. 148.
24Не случайно кроме законов писаных существуют и так называемые не-писанныезаконы (обычаи, традиции и т.п.), к которым Платон относился с должнымпочтением и вниманием. Так же как и Сократ он различает естественное право ипрактическое законодательство.
25Платон. Соч. Т. 3(2). С. 59.
44следнем (или одном из последних) сочинении — «Законах». Само названиетрактата симптоматично с точки зрения изменений в шкале политико-правовыхценностей, намечаемых автором в его приближении к будущей европейскойосновополагающей правовой идее — идее верховенства Закона. Закон, приходит квыводу Платон, — это Разум, «ставший общим установлением государства»,и потому не следует быть мудрее Закона. Это не отказ от мысли об объективнойограниченности всяких законов, но понимание того, что будучи, как правило, плодомколлективного разума или одобренный последним, Закон способен оградить обществоот политического субъективизма и волюнтаризма властителей26. Там, «гдезакон — владыка над правителями, а они — его рабы… спасениегосударства»27.
Закон,разумеется, может быть несовершенен и даже несправедлив, но это обстоятельствоне может стать причиной его неисполнения. Вместе с тем граждане вправетребовать его отмены или пересмотра. Разумеется, добровольное подчинениезаконам лучше насильственной власти последних, ущемляющих свободу. Поступать жесвободно — значит поступать разумно, а разумности всегда сопутствуютограничения.
То,что социально-политические воззрения Платона по своему логичны и рациональны — факт,не подлежащий сомнению. Сомнение вызывает их нравственная состоятельность. Всамом деле, можно ли считать нравственными убеждения великого мыслителя впользу войн, оправдания рабства, остракизма, насильственной смерти и многогодругого, в корне противоречащего принципам истинного, как принято считать, гуманизма?Эти сомнения перерастают в растерянность при попытках объяснить: как все этомогло сочетаться с панегириками Добру, Разуму, Справедливости, да и самойжизненной линией и общественной практикой Платона? Действительно — этоудивительный парадокс (но не абсурд и не иррационализм!), но парадокс вполнеобъяснимый, если подходить к его разрешению с конкретно-исторической точкизрения. Платону вовсе не требуется вся его философская и жизненная мудрость, чтобыпризнать «войну вообще» великим злом. Но конкретные войны, ведущиесяэллинами — это борьба за национальное самовыживание. Остракизм жесток, но он — ответнаяреакция властей (Закона) на то зло, которое несет в себе подрывающаяобщественные устои и нравы деятельность объекта остракизма.
Умерщвлениефизически неполноценных и обреченных новорожденных — дикость, но одновременно изабота о физическом и духовном здоровье общества, охрана генофонда нации. А это,по Платону, и есть гуманизм (социальный реализм — во всяком случае), в которомлюбовь и сострадание к индивиду приносятся в жертву общенациональным интересам,____________________ 26 В своей критике законопротивного политиканства Платон, порой,проявляет удивительную прозорливость. «Кто проводит своего ставленника нагосударственную должность, не считаясь с законами, и заставляет государствоподчиняться партиям, того… надо считать самым отъявленным врагом всегогосударства в целом» (Платон. Соч. Т3(2). С. 341.) 27 Там же.
45коли соблюсти обоюдные интересы сторон принципиально невозможно. Именно этосуровое обстоятельство заставляло философа делать столь нелегкий выбор. Чточувствовало при этом его сердце мы не знаем. Что же касается доводов разума, тов числе прочих бесспорным было одно: абстрактного гуманизма, абстрактнойнравственности, абстрактной истины, абстрактного рационализма — нет. Это Платонпонял значительно раньше своих учеников и идейных последователей.
***
Спустядва тысячелетия после смерти Платона Лейбниц посетует (не вполне, однако, справедливо)на то, что потомки оставили без внимания все ценные в научном отношении идеивеликого мыслителя, но сохранили устойчивый интерес ко всему тому в платонизме,что загадочно и неоднозначно. «Великой загадкой человечества» будетназван впоследствии и Сократ.
Философские«загадки» великих мыслителей и реальны, и серьезны. Они долго ещебудут держать в полезном напряжении человеческий разум. Вместе с тем нельзя необратить внимание на мнимость многих «загадок», ибо авторы их щедроподелились с человечеством и отгадками, оставшимися им как бы незамеченными. Кподобным псевдозагадкам можно отнести ряд уже упоминавшихся идей в областисоциологии и политологии. Заняв, не без умысла, близорукую позицию, «хитрый»разум потомков не способен решать серьезные человеческие проблемы, но вполнеспособен перехитрить самое себя.
Соблюдениеважнейших социальных норм и законов, гарантирующих обществу достойноесуществование, требует от него определенных жертв — в частности сознательногосамоограничения своих потребностей и желаний. Вот этого абсолютно разумного(рационального) требования оно и не захотело принять, расценив его как«социальную смирительную рубашку». Проще было отнести его к заумнымголоволомкам, оставленным мудрецами в наследство потомкам. ПредупреждениеПлатона о том, что социальная анархия — худший вид деспотии и общественнойдеструкции, что абсолютная свобода — такое же зло, как и рабство, быловоспринято как ограниченность старого моралиста. А мораль тиранична. Кто жезахочет добровольно подчиниться тирану? Впоследствии, правда, великийантиморалист, антихрист и циник Ницше вынужден будет признать, что без этоготирана «зверь в нас» неминуемо «растерзает нас».Аналогичные признания делались независимо друг от друга многими, виднымимыслителями, но так и остались в основном невостребованными обществом.
Далеконе все социально-философские идеи Платона можно расценить как рациональные инравственные. Вместе с тем нам необходимо постоянно помнить о том, что уплатоновской эпохи, как это ни печально, куда больше объективных претензийинтеллектуального и нравственного характера к нашему просвещенному и, одновременно,«одинокому, изуродованному и осужденному», по горькому признаниюСартра, веку. И чтобы не отказать самим себе в способности к самокритичному ирациональному мышлению, попытаемся все же 46 понять, почему Гегель именноПлатона назвал «учителем человечества». Не потому ли, что тот, кромевсего прочего, ясно осознал то, что с таким трудом дается нам: спасение Разумане в «хитрости», но в мужестве и мудрости.
Платон(как, впрочем, и вся древнегреческая философия) не использовал и не мог, поизвестным причинам, использовать термин «рациональность». Но он, междупрочим, не пользовался и термином «идеальность»(«идеализм») В этой ситуации, встав на формальную точку зрения, несоставило бы труда доказать, что основоположником философского идеализма егосчитают по недоразумению. Дело, конечно, вовсе не в термине, а в существе самойконцепции рациональности, в основе которой в конечном счете лежит гениальнаядревнегреческая философская конструкция, именуемая Логосом.
Ratioи rationalis не были и не могли быть особой проблемой античной философскойклассики по меньшей мере по двум причинам. Во первых, как уже отмечалось, ониявлялись исходным условием самого философствования. Во-вторых, не-разум ииррационализм были еще достаточно далеки от претензий на статус особойфилософской доктрины. Именно философия оказалась исторически первой формойобщественного сознания, положившей ratio в основание собственного«здания». В этом и состояло ее принципиальное отличие от своих«старших сестер»
— искусства, мифологии, религии. Последним отнюдь не была чужда разумность, норазум никогда не был главным и тем более единственным средством ихсамореализации. Таким он стал именно в философии, которая, однако, избежаласоблазна превратить средство своего существования в единственную цель.Благодаря этому она и сохранила себя, не растворилась в науке, не превратиласьв чистую рациософию. Христианство устами Апостола Павла призвало к безумию воимя мудрости, Рационализм Нового времени, в свою очередь, предложил принести нажертвенный алтарь чистого разума весь нерациональный человеческий«хлам». Культ Веры был заменен культом Науки. Так с рождестваХристова человечество разделило свои симпатии и молится двум «богам»,забыв предостережение Платона: тем, кто не обладает собственным разумом, опаснопользоваться молитвами.
Преимуществовеликих античных любителей мудрости перед будущими их последователями иподражателями, почитающими себя поклонниками Разума, состоит, кроме всегопрочего, в их умении и желании сохранить в себе то, что Ницше впоследствииназовет «толикой чокнутости». «Чокнутый» Сократ, испытывавшийматериальную нужду, отказывался от денег за свой просветительский труд.«Чокнутый» Диоген ходил средь бела дня с зажженным фонарем в поискахчеловека в толпах афинских насмешников. «Чокнутый» Платон лелеялмечту пробудить чувство справедливости и милосердия у тирана. Да мало ли былотаких «чокнутых» мудрецов среди древних греков! Но эта«чокнутость» отнюдь не была насмешкой над разумом, напротив — егоспасением. Величайшую опасность для последнего философы видели в соблазнесамоизоляции, самодостаточности, в иллюзорности его попыток освободиться отвсяких «помощников», по выражению Платона. Но если разум не желает 47мириться с такими не-разумными спутниками как справедливость, порядочность(даже космический порядок Сократ воспринимал как производное от порядочности), мужество,воздержанность и т.п., то он обречен. Разумно, рационально то, что духовно, полезно,справедливо.
Рафинированнаяпифагорейская рассудочность в своей абсолютности столь же ущербна, скаль ибезграничная гомеровская «сладость». Величие Платона в том, что онраньше других отыскал разумную («золотую») середину на этой жизненнойдистанции, превзойдя, по мнению своих античных поклонников, поэтов — рассудительностью,а ионийцев — вдохновением. Платон, конечно, не раскрыл всех тайн и возможностейразума, но он попытался помочь человечеству понять его силу и его слабость. Аэто уже немало.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.gumer.info/