Эссе
Доклад М. Вебера«Наука как призвание и профессия»
Данная работапредставляет собой доклад, с которым М.Вебер выступил перед студентамиМюнхенского университета зимой 1918 года.
Программные речи университетскихпрофессоров, обращенные к своим юным слушателям, были традиционными дляГермании ХIХ – начала ХХ столетия. В них они всжатом виде формулировали свои теоретические и мировоззренческие позиции повопросам состояния науки, о ее социальной роли в обществе, о высоком призванииученого, о судьбах немецкой нации и судьбах человеческой культуры в целом. Этивыступления отличались высокой эмоциональностью, глубиной, критичностью, личнымне безразличием и внутренней убежденностью их авторов. Ни тени казенщины, ни заученных,«правильных» фраз и обращений. Только порыв, полет и глубина мысли,что не может не привлекать к ним внимания даже спустя сотни лет.
В этой связи хочется вспомнитьзнаменитые лекции И.Фихте «О назначении ученого», в которыхвыдающийся философ бескомпромиссно утверждал, что ученый – воспитательчеловечества, который учит не только словами, а и собственным примером. Ученый– искатель истины и ничего более. А чтобы таким оставаться, он должен «бытьнравственно лучшим человеком своего века, он должен представлять собой высшуюступень возможного в данную эпоху нравственного развития». «Это нашеобщее назначение, многоуважаемые господа, — обращается Фихте к слушателям, — это наша общая судьба». А вот каково содержание мысли, которую, по мнениюФихте, может иметь каждый слушатель, достойный своего назначения ученого: «имне в моей доле доверена культура моего века и следующих эпох, и из моих работродится путь грядущих поколений, мировая история наций, которые должны ещепоявиться. Я призван для того, чтобы свидетельствовать об истине. …Я – жрец истины,я служу ей, я обязан сделать для нее все – и дерзать, и страдать». Изаключает свое выступление великий философ словами надежды: " я хотел бы бытьуверенным в вас повсюду, где бы вы ни жили, как в мужах, избранница которых –истина, которые преданы ей до гроба, которые примут ее, если она будетотвергнута всем миром, которые открыто возьмут ее под защиту, если на нее будутклеветать и ее будут порочить…".
Не менее известна речьГегеля, выдающегося немецкого философа, произнесенная им при открытии чтений вБерлине 22 октября 1818 года.
Обращаясь к своимслушателям, которым он будет преподавать философию, Гегель с горечьюконстатирует: " С тех пор как философия начала развиваться в Германии, онаникогда еще не находилась в столь печальном положении, ибо никогда еще такоевоззрение, такое отречение от разумного познания не достигало столь широкогораспространения". И поясняет: " то, что искони считалось наиболеенедостойным и презренным – отказ от познания истины, – возведено нашим временемв высший триумф духа". И с негодованием продолжает: «Это мнимоепознание даже дерзнуло присвоить себе название философии, и ничто не могло бытьжеланнее для поверхностных умов и характеров, ничто не было столь охотнопринято ими, как это учение о незнании, благодаря которому их собственнаяповерхностность и пустота оказывались чем-то превосходным. …Что мы не знаем истиныи что нам дано знать одни случайные и преходящие, т.е. ничтожные, явления, – вот то ничтожное учение, которое …господствует теперь в философии».Заключительные слова гегелевского выступления, также как и у Фихте, пронизаныглубоким желанием и надеждой: «Я смею желать и надеяться, – говорит Гегель,– что мне удастся приобрести и заслужить ваше доверие. … Пока я могу требоватьот вас только того, чтобы вы принесли с собой доверие к науке, веру в разум,доверие к самим себе и веру в самих себя. Дерзновение в поисках истины, вера вмогущество разума есть первое условие философских занятий. Человек долженуважать самого себя и признать себя достойным наивысочайшего».
Доклад М.Вебера «Наукакак призвание и профессия» – не менее выдающаяся программная речь, котораястоит в одном ряду с выступлениями его великих предшественников, познакомитьсяс содержанием которой – обязанность каждого человека, желающего стать на путь научногопроизводства.
Начинает свое выступлениеМ.Вебер с констатации того факта, что современная ему наука вступила в такуюстадию специализации, какой не знала прежде, и что это положение сохраниться ивпредь. А поэтому, подчеркивает М.Вебер, «отдельный индивид может создатьв области науки что-либо завершенное только при условии строжайшейспециализации». «Завершенная и дельная работа в наши дни – всегдаспециальная работа», а раз так, то каждый, кто становится на путь научногопроизводства, избрав для себя науку как профессию, должен, по убеждениюМ.Вебера, быть способен на самоограничение, на полное погружение в предметсвоего исследования. Такое состояние М.Вебер характеризует как увлечениенаукой. Без полной самоотдачи, без страсти и убежденности в том, что «должныбыли пройти тысячелетия, прежде чем появился ты, и другие тысячелетия молчаливождут», удастся ли тебе твоя догадка, – без этого человек не имеетпризвания к науке, а значит должен заниматься чем-нибудь другим, но только ненаукой. Таков справедливый, на мой взгляд, вердикт Вебера.
Однако страсть,предупреждает Вебер своих слушателей, это лишь предварительное условие болееважного компонента научной деятельности – вдохновения. Новдохновение не вызывается по желанию, поэтому стали возникать мнения, что длязанятий наукой достаточно лишь аналитической, рассудочной деятельности. Средимолодежи, подчеркивает М.Вебер, стало распространенным представление о науке, како некой арифметической задачи, которая якобы решается одним лишь рассудком. Но «однимхолодным расчетом, – уверен Вебер, – ничего не достигнешь». «Человекунужна идея, и притом идея верная, и только благодаря этомуусловию он сможет сделать нечто полноценное». Каков источник идей уВебера?
Идея, подчеркивает Вебер,подготавливается только на основе упорного труда. Вместе с тем,предостерегает ученый, труд не может заменить или принудительно вызвать к жизниидею или догадку, так же как этого не может сделать и страсть. «Толькооба указанных момента – и именно оба вместе – ведут за собой догадку». Такимобразом, источником идей у Вебера является единство страсти и упорного трудаученого.
Последним элементомпроцесса научного производства, на который Вебер обращает внимание будущихученых и преподавателей, является риск. «Научный работникдолжен примириться также с тем риском, которым сопровождается всякая научнаяработа: придет „вдохновение“ или не придет?». И поясняет, чтоможно быть отличным работником, но ни разу не сделать собственного важногооткрытия.
Интересным представляетсязамечание Вебера относительно «вдохновения» как сути не тольконаучной или художественной деятельности, а и любой другой деятельности, котораяостанется мало результативной и лишенной новизны, без «коммерческойфантазии», «гениальной выдумки». И хотя математическая фантазияпо смыслу и результату, говорит Вебер, отличается от фантазии художника, психологическиони тождественны, «обоих отличает упоение и вдохновение».
Далее Вебер поднимаетвопрос о соотношении судеб научного и художественного творчества.Основополагающей в этом вопросе является идея Вебера о связи науки с прогрессом,а искусства с вечностью.
«Совершенноепроизведение искусства никогда не будет превзойдено и никогда не устареет»,– справедливо утверждает М.Вебер. Отдельный человек, конечно, может по–разномуоценивать значение того или иного произведения искусств, но никто никогда несможет сказать о художественно совершенном произведении, что его «превзошло»другое произведение, в равной степени совершенное. Что же касается науки, тоздесь, утверждает ученый, «каждый из нас знает, что сделанное им в областинауки устареет через 10, 20, 40 лет». Такова судьба и таков смысл научнойработы по М.Веберу. Более того, именно этим, считает ученый, наука отличаетсяот всех других видов культуры. И заключает, «быть превзойденными в научномотношении – не только наша общая судьба, но и наша общая цель. Мы не можемработать, не питая надежды на то, что другие пойдут дальше нас. В принципе этотпрогресс уходит в бесконечность».
С этим взглядом М. Вебераможно согласиться, но только в отношении конкретных естественных, общественныхили технических наук. Что же касается философии, то мне кажется, что здесьтакже как совершенные произведения искусства не устаревают и не могут бытьпревзойденными более поздними, так и, классические труды философов вне времении вне конкуренции. Так, «Политика» Аристотеля, «Левиафан»Гоббса, «Философия права» Гегеля остаются вне времени, а «Новыйорганон» Ф.Бекона нисколько не превосходит «Органон» Аристотеля ибокаждое из этих произведений совершенно, а потому необходимо человечествуразличных эпох и поколений.
Поднимает М.Вебер в своемвыступлении также и проблемы смысла науки и научного прогресса, проблему ценностинауки в жизни всего человечества. Рассмотрев иллюзорные восприятия науки как «путик истинному бытию», «пути к истинному искусству», «пути кистинной природе», «пути к истинному Богу», М.Вебер, ссылаясь наТолстого, констатирует, что теперь наука как профессия " лишена смысла,потому что не дает никакого ответа на единственно важные для нас вопросы: «Чтонам делать?», «Как нам жить?». И добавляет, что «тот факт,что она не дает ответа на данные вопросы, совершенно неоспорим».
Так, размышляет Вебер, естественныенауки считают само собой разумеющимся, что конструируемые наукой законыкосмических явлений стоят того, чтобы их знать. Но «достоин лисуществования мир, который описывают естественные науки, имеет ли онкакой-нибудь „смысл“ и есть ли смысл существовать в таком мире, обэтом вопрос не ставится» .
Такая же ситуация и сюриспруденцией, которая, по Веберу устанавливает то, что является значимым и заранееобязательным. А вот "должно ли существовать право и должны ли бытьустановленными именно эти правила – на такие вопросы юриспруденция не отвечает".Подобным образом рассматриваются медицина, исторические науки о культуре,искусствоведение.
Особый интерес у меня вызвалиразмышления М. Вебера о политике, которой, по мнению ученого, не место ваудитории. Ею не должны заниматься в аудиториях ни студенты, ни преподаватели.И если политически настроенных студентов, поднимающих шум и окружающих кафедру,М.Вебер характеризует как «примитивное явление», то использование в лекционнойаудитории преподавателем слов не как средства научного анализа, а как средствавербовки политических сторонников, он характеризует как преступление.
Подлинный наставник,говорит Вебер, будет очень остерегаться навязывать с кафедры ту или инуюпозицию слушателю. Ибо наставник – не пророк и не демагог. «Пророку идемагогу сказано: „Иди на улицу и говори открыто“. Это значит: идитуда, где возможна критика. В аудитории преподаватель сидит напротив своихслушателей: они должны молчать, а он – говорить. И я считаю безответственным, –заключает М.Вебер, – …пользоваться своими знаниями и научным опытом не длятого, чтобы принести пользу слушателям – в чем состоит задача преподавателя, –а для того, чтобы привить им свои личные политические взгляды».
Еще опаснее, подчеркиваетМ.Вебер, если всякий академический преподаватель задумает выступать в аудиториив роли вождя. «Ибо те, кто считает себя наиболее способным в этомотношении, часто как раз наименее способны». Профессор, который чувствуетсебя способным быть руководителем молодых людей, должен это делать вне учебнойаудитории. Это могут быть собрания, кружки, выступления в печати, говоритМ.Вебер. «Но было бы слишком удобно демонстрировать свое призвание там,где присутствующие – в том числе, возможно, инакомыслящие – вынуждены молчать».
Однако преподаваниеполитических наук никто не отменял, а значит, вопрос о том каким оно должнобыть остается. И Вебер дает на него ответ. Он объясняет будущим ученым ипреподавателям, что если, например, рассматривается вопрос о «демократии»,то следует представить ее различные формы, проанализировать их функционирование,а также раскрыть те последствия, которые возникают в результате ихфункционирования. Затем противопоставить им другие, недемократические формыполитической жизни и «по возможности стремиться к тому, чтобы слушательнашел такой пункт, исходя из которого, он мог бы занять позицию всоответствии со своими высшими идеалами».
И завершает своевыступление М.Вебер простой, но ёмкой мыслью: «В стенах аудитории не имеетзначения никакая добродетель, кроме одной: простой интеллектуальной честности».
Думаю, что это прекрасноеруководство для начинающих ученых и преподавателей, которое не утратило ни своейсвежести, ни актуальности спустя почти столетие.