АнтропологияИнтернет: самоорганизация «человека кликающего»
В своей работе я попытаюсь проанализировать спектр возможных направленийгуманитарного описания сети Интернет. Первое можно обозначить термином«Интернет как медиа», т.е. как коммуникативная среда, воздействующаяна человеческую ментальность. Понятие «медиа» было детально изучено вработах канадского социолога М. Маклюэна [I]. В работах Ж. Бодрийяра [2], К.Келли [З], Ш. Теркль [4] разрабатывается концепция медиа как коллективногопродолжения человеческого сознания, формирующего новые культурные горизонты.
Второе направление, на мой взгляд, является частным случаем первого иего можно обозначить «Интернет как язык». Глобальная сеть формируетновые языковые системы — знаки, символы, гипертексты без конца и начала,«языковые игры», требующие анализа. С этой точки зрения интересныработы С. Буккатмана [5], Т. Нельсона [б].
Наконец, третье направление связано с исследованиями Интернета какспецифического сообщества людей — со своими ценностями, смысловыми интенциями,культурными парадигмами, историей развития.
Эти исследования логически соотносятся с двумя внешне различными тенденциямимышления. С одной стороны, можно вписать развитие сети во вполне академическуюконцепцию постиндустриального общества1, с другой стороны, могутбыть интересными нонконформистские направления мышления, связанные с движениямихиппи, калифорнийской идеологией2, киберпанком. С этой точки зренияочень интересны исследования Т. Лири3, Р. Барбрука, работы которыхможно прочитать в бумажных и электронных версиях российского журнала«www.zhumal.ru» — первого в нашей стране издания, специализирующегосяна гуманитарных исследованиях Интернета.
Несомненно, что предъявленными перечислениями не исчерпывается списоквозможных точек зрения на Интернет, однако с методологической точки зрения я быусловно пометил два «аттрактора», к которым, на мой взгляд, тяготеютсуществующие попытки описания сети гуманитариями. Один из них можно обозначитькак системно-концептуальный, другой — как образно-метафорический.
В первом случае строится некая концепция, и сеть рассматривается каксистема: например, перцептивно-лингвистическая (средство коммуникации,обладающее системными свойствами). Во втором случае ищутся метафоры, образы,«языковые игры», раскрывающие и прогнозирующие феномены сети.
Мне не хочется противопоставлять эти описания утверждениям о паллиативностиконцепции или о ненаучности метафоры. Все средства описания хороши, если авторумеет ими пользоваться. И в этой позиции меня укрепляют методологическиеособенности современных описаний сети.
Прежде всего, описание сети Интернет, на мой взгляд, культурно согласовано среалиями поиска новых парадигм рациональности в современной культуре и науке.Можно, в духе Ж.-Ф. Лиотара, обозначить эту ситуацию как «ситуациюпостмодерна».
Классические типы рациональности и связанные с ними социальные структуры,легитимирующие те или иные описания, рушатся и деструктурируются. Попыткиописания Интернета гуманитариями явно демонстрируют эту культурную ситуацию,т.е. упомянутые выше «аттракторы» деконструируются в некий сложный«странный аттрактор», формирующий постнеклассическую рациональностьописания сложного предмета.
Категории классической, неклассической и постнеклассической рациональностидостаточно подробно исследованы в современной философии и методологии науки4.Наличие универсальной концепции, объективность рассмотрения, предположения овозможной элиминации познающего субъекта, о снятии познающим разумомслучайностей и хаоса мира в современной ситуации оказались методологическимииллюзиями классического рационализма, от которых приходится отказываться,вырабатывая новые критерии рациональности.
Трудности описания сети связаны и с тем, что само культурное поле сетиразмыто и неоднородно — оно не порождает в современной культурной ситуацииустойчивых концепций и ассоциаций с понятиями или метафорами.
И эту ситуацию следует принять как данность — надо учиться выстраивать схемыпонимания нелокализуемых сетевых предметностей. Интернет требует особого«сетевого мышления», поиска новых образов и языков описаний. Вкачестве одного из возможных языков может быть использована синергетика(подробнее об этом см. [7]).
Еще одной методологической особенностью описания Интернета я бы назвал«готовность исследователя к событиям». Поясню этот тезис подробнее.Одна из возможных концептуальных схематизации Интернета связана спредставлением сети как сложной, самоорганизующейся эволюционирующей системы.
Действительно, количество компьютеров, емкость винчестеров, быстродействиепроцессоров постоянно увеличиваются, развивая связи и отношения в сети. Сетьусложняется. Это усложнение образует направленность развития, «стрелувремени» -эволюционную анизотропию Интернета. Сеть связна — существуютвозможности для согласования различных ее частей, поэтому можно говорить осистемности сети.
С этой точки зрения концепция, описывающая сеть как сложную эволюционирующуюсистему, вполне корректна и обоснована. Говоря об описании подобного родасистем, И. Пригожий и И. Стенгерс [8] вводят три минимальных методологическихтребования.
Во-первых, необходим учет необратимости усложнения. Эволюция сложнойсистемы на макроуровне необратима.
Во-вторых, для описания сложности следует ввести понятие события.Событие. по мнению Пригожина и Стенгерс, это происходящее, которое необязательно должно происходить. Например, это скачки, катастрофы, случайности.
В-третьих, необходимо учитывать, что некоторые события должныобладать способностью изменять ход эволюции всей сложной системы.
Эти положения становятся парадигмальными при оценке механизмовсамоорганизации Интернета.
Я ясно понимаю, что эта парадигма не может и не должна быть единственной,что существует множество методологических оснований для анализа глобальнойкомпьютерной сети, но я принимаю ее без претензий на универсальность ивсеобщность. Я сам не исключаю события, которое может перестроить всю моюконцепцию.
Цель данной статьи не методологическая, а социально-антропологическая. Яхочу сформулировать социально-антропологические проблемы исследования Интернетаи вписать их в декларированную выше парадигму самоорганизации, учитываяобозначенные методологические особенности гуманитарных исследований сети.
Антропология пальца. Руко-водство
Человек — существо ручное. Прирученное. Он водит руками — руководитподручным миром и собой. И приручает себя, окружающих и мир.
Человек начинается с пальцев и рук. Палец умнее, чем мозг. Палец быстрееосваивает предлагаемое ему новое действо, а разум плетется за пальцем, создаваявозможные концепции и схемы объяснения.
Палец анонимнее, чем разум. Ему не надо решать проблему собственного«Я» и идентифицировать себя с чем-либо. Палец самопрезентативен иостенсивно презентативен: он направляет за собой взгляд и разум, заставляя нассмотреть в указанном им направлении. Именно палец создает анизотропиюпространства и времени — он выделяет и иерархизирует наши коммуникации,создавая из хаоса порядок.
Палец креативен своими беспрестанными движениями (глаза боятся, руки делают-плетут, гладят, лезут в дырочку, жмут на кнопочку). Палец, человеческие рукивынуждают человека творить. Человек несется вслед за своими пальцами иудивляется тому, что выходит из-под них. Пальцы указывают на события и плетутгоризонты событий.
Палец полифункционален и полистиличен — в зависимости от контекста онсексуален или дидактичен, поэтичен или деструктивен. В прагматике указующейостен-сивной телесности нет проблемы поиска универсального стиля или функции.
Стили, культурные функции впитываются и осваиваются пальцами. Пальцы-культурные пограничники, культурные поверхности на границе человеческого телаи вещи.
Палец, как и рука, очень пластичен в своей культурной полистиличности.Пластичность руки не объясняется жизненной биологической необходимостью.Блестящую культурную реконструкцию возможного появления пластики руки с точкизрения эволюции мифа произвел А. Лобок [9]. Движение руки, как это ни странно,тоже артефакт. В разных культурах у людей руки двигаются по-разному.
В результате движений появляются «бриколажи» — ручные поделки,синпрактичные и конгениальные текущей культурной ситуации, но неотрефлексированные в концепциях объяснения.
Бриколажи собираются из того, что под рукой, под пальцами — и подручный мирпреобразуется. Вот тогда в этих преобразованиях рождается новая целостность,новый мир со всеми его коммуникациями. Бриколаж постепенно становится не толькофактом жизни отдельного человека, но культурной нормой, читающейся сообществом.
Это становление событийно — оно связано с отдельной личностью, с егоприручениями, руко-водствами. Его могло и не быть. Точнее, могло быть что-тосовершенно другое.
Это становление преобразуют социальные прагматики. Я вижу в нем ренессансноедвижение, движение возрождения культуры. По блестящей характеристикеРенессанса, принадлежащей В. Бибихину, культура находится в состоянииповторяющихся со-бытий-ренессансов, обновлений [10].
Мне интересно связать две вещи — телесные обновления «на кончикахпальцев» и коммуникативные изменения в мире. Это как бы два уровнярассмотрения. Пальцы для меня — хаотический микроуровень человека. Мир (еслиговорить некои-цептуально) или система (если предлагать концепцию) — этомакроуровень целостности, уровень эволюции и необратимости.
Для прояснения специфики обновлений использую еще два образа, представленныеВ. Аршиновым в его новой книге [II]. Первый образ почерпнут из знаменитойкартины М. Эшера — образ рук, рисующих сами себя. Рука с карандашом, рисующаяруку с карандашом, которая рисует эту руку с карандашом — образ становления,самодостраивания, самостоятельного выстраивания целого человеком, руко-водствакультурного само-приручения человека. Реальность выползает, становится,образовывается в образах из пальцев.
Второй — две встречающиеся руки Адама и Бога — на знаменитой фрескеМике-ланджело. Рождение нового, встреча рук происходит в пространстве встреч ссобытиями. И для этих встреч нужно некоторое усилие, некоторое синхронное,выделенное, нехаотичное, согласованное движение навстречу. Нужна коммуникация,организующаяся в шуме.
Кнопка, палец и " человеккликающий"
Теперь посмотрим, что пальцы делают с культурой, а культура — с пальцами сточки зрения культурных и телесных прагматик Интернета.
Во многих культурах пальцы «клюют» на прагматику утилитарности.Человек делает то, что ему хочется, — то, что удобно, практично. Эти удобствафиксируются, то есть образуют устойчивые культурные связи. Из хаоса движенийпальцев вычленяются структуры утилитарности.
Сильным допущением в моих антропологических спекуляциях являетсяпредположение о фундаментальности артефакта кнопки в компьютерной культуре,культуре Интернета.
Изобретена некая структура утилитарности, которая предполагает, что нашипальцы должны ей подчиняться или действовать с ней согласованно, — базоваяидея, архетип кнопки. С этой точки зрения кнопка — рыночное изобретение,которое на протяжении некоторого числа лет имеет рыночную стоимость.
Вместе с тем, в кнопке мы имеем дело с изобретением некоего нового положениятела (как минимум пальца, руки) в пространстве. Доведение этого новогоположения до уровня утилитарности влечет совершенно новые культурные и телесныепрактики, причем в момент изобретения прагматика нового отнюдь не являетсяочевидной.
Почему кнопка утилитарна? Поспешный ответ состоит в том, что она расширяетвозможности пальца. Более пристальное рассмотрение заставляет говорить о том,что эволюция телесных артефактов постепенно готовит событиевозникновения утилитарности.
Так или иначе, но то, что раньше палец учинял с перцептивными образами передносом человека (сюда смотри, а сюда — не смотри), он начал вытворять с образамина экране монитора.
С кнопкой человек начал по-новому руко-водить. К размышлениям на эту темуменя подтолкнули мысли А. Гениса: «Высшим достижением демократии называют пультдистанционного управления, который позволяет переключать каналы, не вставая скресла. Благодаря этому маленькому аппарату зритель вернул себе контроль надголубоглазым монстром. Он, например, не позволяет подвергать себя демонстрации «коммершлс»,перепрыгивая с рекламы на другой канал, которых уже сейчас в Америке сполсотни, а скоро будет с полтысячи. Вот на этом бескрайнем видеополе резвитсязритель с пультом в руках. Это называется «зэппинг» — порхать сканала на канал, нигде надолго не задерживаясь.
В безумии «зэппинга» есть своя система: вместо реки с сильнымтечением зритель как бы погружается в океан, в море, обтекающее его со всехсторон. Так зритель вырывается из рук автора — зрелище отобрали у егосоздателя. Произошел демократический переворот, и истинным автором программыстал ее зритель. Манипулируя переключателем каналов, он из обрывков ифрагментов собирает сам себе персональное развлечение.
Конечно, тут важен не результат, который вряд ли будет вразумительным, а самбунт против чужой, авторской, воли, важен протест против насилия формы.
«Зэппинг» в литературе — чтение ста книг разом, что, в сущности,равнозначно толстой газете, вроде воскресной «Нью-Йорк тайме». Другойвариант — книга, которая задумана так, что ее можно и нужно читать не подряд, акак попало. Все тот же Павич, недаром уже названный писателем XXI века, сумелпревратить роман в самый подходящий объект для читательского«зэппинга», написав «Хазарский словарь», книгу без конца иначала» [12].
Затормозимся. Итак, человек-с-кнопкой очень сильно отличается от человекабез оной. Дабы закрепить эти различия на терминологическом уровне, я ввелпредставление о «человеке кликающем»5 как о жителеособого мира людей, нажимающих своими пальцами на кнопки, мира блужданий посети Интернет.
С помощью этого термина я пытаюсь ответить на вопрос о том, что являетсятипичным для человека в среде Интернета. Существует ли специфический признак,по которому можно отличить человека мира Интернета от человека, не живущего вэтом мире? Можно ли помыслить общее между этими людьми? Любопытно было быпопытаться ответить и на следующий вопрос: а что нас ждет в случае тотального«переселения» в Интернет? Каким станет человек?
Надо заметить, что попытки осмысления специфики человека, особенностей егоизменений не новы. Г. Фоллмер [13] систематизирует следующие типичныехарактеристики и названия человека у разных мыслителей: Homo erectus, Homosapiens (биология, К. Линней), Homo faher (M. Фриш, антропология). Homopoliticus (Аристотель), Homo sociologiciis (P. Дарендорф), Homometaphysicus (А. Шопенгауэр), Homo religiosus (теология), Homoloquens (философия языка). Homo grammaticus (Пальмер), Homoludens (И. Хейзинга), Homo symholicus (Э. Кассирер), Homoexcentricus (Г. Плеснер).
Но я бы вначале сопоставил «человека кликающего» с двумяего ближайшими «родственниками» — «человеком читающим»и «человеком пишущим на бумаге».
В современной физике есть представление о том, что элементарная частицаокружена облаком виртуальных частиц. Некое подобие, на мой взгляд, можнообнаружить, исследуя культурные практики человека.
«Человек читающий» и «человек пишущий»также окружены облаками культурных (в том числе и телесных) артефактов иархетипов. Вокруг того, что я сейчас сижу и пишу этот текст, навороченомножество невидных мне в акте письма положений тела. Я выдерживаю эти положенияне произвольно, а согласно тому, как меня научили. Анализируя эти положения,можно нечто сказать о культуре, образующей практики чтения и письма.
Когда ребенка учат читать и писать, то учат и правильно сидеть, держатьруки, голову, спину.
С точки зрения, условно говоря, «здорового организма» переход кчтению и письму — это телесная инвалидизация индивида. Вместо того, чтобы пойтии что-то непосредственно выразить в акте коммуникации через разговор, песню,танец, запах, прикосновение, человек создает коммуникативные протезы — бумагу,ручку, книжку, вытесняя ими непосредственные запахи и звуки, танцы иприкосновения. Он пользуется ими, уменьшая свою телесную подвижность, становясьинвалидом с точки зрения наблюдателя, не владеющего прагматиками чтения иписьма.
В нашей культуре освоение коммуникативных практик чтения и письма — насилие.Прежде всего — физическое. Человека заставляют менять свои положения и позы,вырабатывать новые и фиксировать их. Тем самым заставляют его подчиняться,адекватно реагировать на власть и управление.
Дети интуитивно или явно сопротивляются тому насилию, с которым происходиткультурное освоение практик чтения и письма. Чтение и письмо понижают«степени свободы» тела, уменьшают горизонты телесных событий.
Поменяю точку зрения наблюдателя. Если наблюдатель владеет прагматикамичтения и письма, то он скажет об уменьшении одновременности протекания событий(об одновременности — разговор особый чуть ниже), увеличении скоростикоммуникаций, в конце концов о де-инвалидизации.
Аналогичные, на мой взгляд, процессы вытеснения происходят в случае переходаот «человека читающего» к «человеку кликающему».
Переход к компьютерной коммуникации телесен, инвалидизирован (с точки зрениятрадиционных бумажных практик чтения и письма — вспомним многочисленные крики о«дебилизации» компьютерного поколения) и сопровождается появлениемновых практик социального управления и принуждения.
По-видимому, есть общность, роднящая педагогические переходы в культурныхпрактиках кнопочной культуры и культурных практиках мифопоэтического мышления.
Абориген знает десятки тысяч названий растений, насекомых, особенностейместности. Эскимос очень точно следует сложнейшим шаманским обрядам. Заметим,что никто их специально не обучает этому, они не тратят время на зубрежкуназваний растений или последовательность ритуалов. Все приходит как-то«само».
Можно предположить, что в данном случае культурные артефакты и архетипы«пролезают» не через разум, а через тело, резонирующее ценностныммифопоэти-ческим практикам. Нечто похожее происходит в практиках компьютернойкультуры. Обучение «зэппингу» отсутствует.
Архетип выстраивается в процессе, казалось бы, хаотичного блуждания.
В чтении есть нечто, что можно назвать «архетипом листания».Чтение романа, как и его написание, подразумевает нарратив, последовательноеповествование, листание от первой страницы к сотой — наличие направления,анизотропию пространства листания.
На первый взгляд кажется, что «зэппинг» Интернета создаетизотропное пространство — хронотоп равновероятных перескоков — блужданий междустраницами. Нажатиями, перескоками человек формирует свои точки встреч синформацией, и эти все встречи равновероятны. В этом предположении человекуподобляется обезьянке, печатающей на пишущей машинке, из знаменитогомысленного эксперимента К. Шеннона.
В данном случае антропологическая проблема состоит в следующем вопросе — скем в случае «человека кликающего», занятого«зэппингом», мы имеем дело — с шизофреником, полностью иррациональнымсуществом, находящимся вне какой-либо культуры (как выделенное™ из хаосаравновероятных возможностей), или с новой культурой, с новым типом человека,создающего и транслирующего новую культуру и новые культурные практики.
Я склонен выбирать второй вариант ответа. В том-то все и дело, что человекпочему-то всегда выстраивает, самоорганизует анизотропию, неравновероятностьсвоих коммуникативных блужданий. Хотя эта анизотропия имеет гораздо болеесложную структуру, чем анизотропия архетипа листания.
Культура не терпит изотропии. Структура коммуникаций, интеракций становитсянастолько сложной, что спланировать ее, жестко определить (например, задавсразу какой-нибудь культурной практикой или концепцией «архетиплистания») практически невозможно. Но тем не менее анизотропия,выделенность направлений на макроуровне образуется, самодостраивается по типуобраза эшеровских рук.
Ситуация культурного перехода к «зэппингу», к архетипам «человекакликающе-го» - это ситуация перехода от последовательных нарративов ктому, что я попытался обозначить термином «Фрактальный нарратив»[14].
Этот термин предложен мной для того, чтобы объяснить сложное коммуникативноедвижение, самоорганизацию «человека кликающего» ассоциацией сметафорами и образами фрактальной геометрии.
Фрактальный нарратив " человекакликающего"
Почему нарратив именно «фрактальный»? Я считаю, что используемое всовременных концепциях самоорганизации представление о фракталах вполнеадекватно для передачи сложноорганизованной формы такого рода блужданий.
В качестве примера-аналогии фрактальной структуры можно предложить образвидеообратной связи. Простейшим примером видеообратной связи служит структура,получаемая в зеркале, которое отображает зеркало, стоящее напротив.Наблюдатель, помещенный между двух зеркал, видит то, чего вне этих зеркал нет,- бесконечность изображающих друг друга изображений. Другим примеромвидеообратной связи может быть изображение, полученное в результате наведениявидеокамеры на монитор телевизора, порождающее совершенно фантастические посвоей красоте картины6.
Эти примеры, кстати, неплохо ассоциируются с описываемым выше образом Эшера.
Фрактальный нарратив по аналогии с фрактальными структурами видеообратныхсвязей можно рассматривать как некоторую коммуникативную макроструктурудвижений, образованную через итерации, нажатия, щелчки, засечки «человекакликающего» между познавательными «зеркалами» страниц сети,танцами с другими представителями рода себе подобных. " Человеккликающий" формирует фрактальный нарратив своими перескоками.Фрактальный нарратив, перескоки формируют «человека кликающего».
Сам «человек кликающий» не имеет никакого содержания безэтих встреч, перескоков и засечек. Он гуляет перескоками по миру и строитперескоками мир.
В этом смысле происходит нечто подобное тому, что американский социолог-основатель институционализма Т. Веблен — называл кумулятивной причинностью (cumulativecausation)7, а немецкий физик-теоретик, один из основателейсинергетики Г. Хаксн [17], циклической причинностью. Эти понятия связаны спредставлениями о положительной обратной связи, которую визуализируют описанныевыше примеры видеообратной связи.
Перескоки, взаимодействия с миром- фрактальные нарративы «человекакликающего» - могут разворачиваться до бесконечности. В процессеинтеракций меняется и предполагаемая цель интеракции-кликания и предполагаемаяпричина. Жесткое причинно-следственное или телеологическое описание в данномслучае некорректно. Своим взаимодействием «человек кликающий»меняет мир, изменившийся мир в свою очередь меняет его, и эти изменения опятьпровоцируют изменения мира.
Вернусь опять к осмыслению «антропологии нажатия», чтобы выяснить,как «кли-канье» и «зэппинг» стали возможными в нашейкультуре.
Есть несколько аспектов рассмотрения этого вопроса. Во-первых, как яписал выше, кнопка, нажатие на нее — это новая структура утилитарности,формирующаяся в результате сложных взаимоотношений телесного и культурного.
Во-вторых, «кликание-зэппинг» как телесная практика можетбыть в частном случае связана с сексуализацией коммуникации, а в более общем — с появлением культурных механизмов управления (желание, власть, насилие).
Это известный культурный ход, когда архетипы того или иного (например,сексуального) влечения ассоциативно связываются в культуре с архетипами чтения,письма и в нашем случае — «зэппинга». Ручной «человеккликающий» бежит за своими пальцами в желанное пространство случек,разворачиваемое на его нажатиях.
В-третьих, хочется подробнее рассмотреть культурные практикисамоорганизации пространства и времени через коммуникации «зэппинга».
" Человек кликающий":пространство и время в коммуникации
«Человек кликающий» выстраивает кнопочными интеракциямистановящееся перед ним пространство и время, т.е. пространство и времясвязываются в целостность, структурируются через человеческие коммуникации.
Разные исторические эпохи демонстрируют нам разные способы, приемы подобногосвязывания. Чтобы это понять, достаточно рассмотреть такое понятие, какодновременность.
Оценить одновременность мы можем только через коммуникацию как согласованиецелостности системы. Именно коммуникация представляет нам те или иные событиякак одновременные или разновременные. Однако скорость коммуникации конечна изависит от специфики рассматриваемой системы. Тем самым коммуникацияструктурирует время, задает особенность течения времени в системе.
Причем это рассуждение распространяется как на физические системы (вкачестве примера можно привести знаменитый мысленный эксперимент А. Эйнштейна снаблюдателями в различных системах отсчета), так и на социокультурные.
Блестящий анализ социокультурного пространства-времени России конца XVIII-начала XIX века с точки зрения скорости коммуникаций дает Н. Эйдельман впервой части своей книги «Грань веков». Одновременности историческихсобытий в России XVIII века могут длиться месяцами, а то и годами из-за оченьмедленных, с нашей точки зрения, скоростей коммуникаций: «В то время непридавали значения «мелким делениям» — минуте, секунде: у большинстважителей, ложившихся с темнотой, поднимавшихся с рассветом, ни стенных, нидругих часов не было в помине. В тех же домах, что жили по часам, знали толькосвое время: в самом деле, как сверить, согласовать стрелки, маятник в столице,на Волге, в Сибири, на Камчатке — не по радио же?.. Одновременность была в тупору растянутой; то, что происходило сей час на другом краю планеты, плоховоспринималось как синхронное, и, скажем, накануне рождения Пушкина«Московские ведомости» от 25 мая 1799 года печатали столичныеизвестия от 19 мая, из Италии — апрельские, из Нового Йорка — мартовские, опредполагаемых же совместных действиях Буонапарте с Типу-султаном сообщалосьеще в течение многих недель после гибели знаменитого индийского правителя всражении с англичанами» [18].
Структура пространства и времени мира, его целостность зависят откоммуникативных возможностей, от того, с какой скоростью я могу согласоватьсобытия, а не наоборот. Мир, в котором от Москвы до Якутска надо ехать ровнотри года, принципиальным образом отличается от мира, в котором из Москвы вЯкутск можно позвонить или добраться за 8 часов.
Пространство и время — это коммуникативные возможности, зависящие отскоростей коммуникаций. Пространство и время неоднородны, анизотропны,изменчивы.
Один из разделов книги Пригожина и Стенгерс «Порядок из хаоса»[19] называется «От Евклида к Аристотелю». В нем авторы говорят опереосмыслении понятий пространства и времени в современной науке в сторону ихнеустойчивости, нарушения симметрий, анизотропии. Это переосмысление авторысвязывают с возрождением и переосмыслением пространственно-временных интуицииАристотеля, Г. Гегеля, А. Бергсона.
Целое играет главенствующую роль в формировании системы любой природы. Новедь целостность всегда коммуникативна — целостность достигается путемкоммуникаций, синергии между частями. Следовательно, разные возможности длякоммуникации могут порождать различные пространственно-временные целостности.
И теперь становится ясно, что «человек кликающий» появилсяне как чертик из табакерки. Он есть результат коммуникативной эволюции медиа — эволюции, рождающей пространственно-временную анизотропию мира.
«Человек кликающий» (как «человек читающий»или «человек пишущий») - это частный случай «человекакоммуницирующего» в целостном пространственно-временном мире. Интернетзаставляет нас это понять и переосмыслить появление новых возможностей длякоммуникации в виде новых скоростей.
Изменения коммуникаций (языков, способов создания и трансляции знаков исимволов, средств передвижения человеческого тела) меняют мир, перенормируютего целостность. С этой точки зрения, например, паровоз — это колоссальныйкультурный феномен, грандиозный артефакт, полностью изменивший пространство ивремя Российской Империи, изменивший отношение одновременности между событиями.Интернет с социокультурной точки зрения подобен паровозу или печатному станку.Он меняет целостность мира, вводя новые пространственно-временные порядки.
Возвращаясь к моим антропологическим спекуляциям, замечу, что это изменениекоммуникативных возможностей через артефакты присуще только человеку. Каждыйвид животных живет на уже заданных и закрепленных естественным отборомскоростях коммуникаций. Если принять гипотезу эволюции, то появление новыхвидов должно быть связано с изменением скоростей коммуникации — изменениемсистемы сигналов между животными, площади контролируемой территории, скоростейпередвижения.
У животных эти появления необходимы, а у человека — нет. Он их делаетнеобходимыми постепенно, через изменение прагматики своих культурных практик.
Еще десять лет назад встречались программисты, сетующие на бесполезность иглупость такой вещи, как графический интерфейс. Сегодня представить себекомпьютер без такого интерфейса достаточно сложно. Инновация прижилась, сталапрагматичной, срослась с рукой, стала продолжением тела человека, поселившисьна коммуникативных границах, на встречах тела, зрения и пространства-времени. Авот компания, рекламирующая шлемы «виртуальной реальности» ивложившая большие деньги в их разработку, почему-то разорилась. Хотя ожиданиябыли очень большими.
Итак, коммуникации «человека кликающего» с точки зренияпоявления артефактов событийны. Согласованность, появление целостности незапрограммировано, а наоборот — часто случайно.
Очень трудно сказать, какой артефакт будет резонировать с развитиемкоммуникаций и создавать новые целостности, какое новое положение тела впространстве-времени можно будет культурно и технически эксплицировать.Интернет создает новые одновременности, новые топологии событий и тем самымменяет человека. Меняет его незаметно, исподволь, делая для нас событиями самоэто изменение. Впрочем, до сих пор есть большое подозрение, что Интернет — этобриколаж, ручная поделка, созданная «человеком кликающим»«на кончиках пальцев». Ручная поделка, пока еще, к счастью, неприрученная разумом человека.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. McLuhan U. Understanding Media: The Extension of Man. New York,1964.
2. Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995.
3. Kelly К. Out of Control: The Rise of Neo-Biological Civilization.New York, 1992.
4. Turkic Sh. The Second Self: Computer and Human Spirit. 1984.
5. Bukatman S. Virtual Textuality // Artforum. 1994. № 1.
6. Nelson Т. Computer Lib/Dream Machins. 1974.
7. Аршинов В., Данилов Ю., Тарасенко В. Методология сетевогомышления: феномен самоорганизации // Онтология и эпистемология синергетики. М.,1997.
8. Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994. С. 53.