--PAGE_BREAK--
Суд над Даниэлем и Синявским
В Москве10 февраля1966 г. перед Верховным судом России предстали писатели Юлий Даниэль и Андрей Синявский. В течение десяти лет они под псевдонимами тайно печатали свои повести и рассказы на Западе. Когда это раскрылось, их обвинили в антисоветской агитации. В газете «Известия» в январе1966 г. была опубликована статья «Перевертыши», в которой сообщалось обо всём этом. В зал суда допускали только по особым билетам, хотя процесс считался открытым. Из-за этого друзья обвиняемых не могли попасть в зал. Это был первый публичный политический процесс за последние20 лет. Но ещё больше поражало другое. Впервые после «процесса эсеров» в1922 г. обвиняемые на показательном суде отказались каяться и признавать свою вину.
Особое негодование вызвала повесть Ю.Даниэля «Говорит Москва», в которой он писал о том, что власти объявили «День открытых убийств». По этому поводу на суде писатель говорил: «Мне говорят: мы оклеветали страну, народ, правительство своей чудовищной выдумкой о Дне открытых убийств. Я отвечаю: так могло быть, если вспомнить преступления во время культа личности, они гораздо страшнее».
А. Синявский вспоминал: «Наше «непризнание» сыграло определённую роль в развитии диссидентского движения, хотя мы прямо с этим движением никак не были связаны, а действовали в одиночку. Мы были изолированы и не могли думать, что это вызовет какие-то «протесты» в стране и за рубежом и поведёт к какой-то цепной реакции. Мы просто были писателями и стояли на своём».
«Цепная реакция» действительно была ошеломляющей. В 1958 г. никто в стране не выступил в защиту Бориса Пастернака, которому было предъявлено аналогичное обвинение. На этот раз 62 писателя обратились с просьбой разрешить им взять арестованных коллег на поруки. К этому моменту их уже осудили: Синявский получил семь лет лагерей, Даниэль— пять.
НаXXIII съезде партии с речью против Даниэля и Синявского выступил писатель Михаил Шолохов, Он совсем недавно, в 1965 г., получил Нобелевскую премию по литературе. На съезде Шолохов сказал: «Мне стыдно не за тех, кто оболгал Родину и облил грязью всё самое светлое для нас. Они аморальны. Мне стыдно за тех, кто пытался и пытается брать их под защиту. Вдвойне стыдно за тех, кто предлагает свои услуги и обращается с просьбой отдать им на пору- ки осуждённых отщепенцев» (Бурные аплодисменты). Писатель обратился к делегатам съезда от Советской армии с вопросом: «Как бы вы поступили, если бы в каком-нибудь подразделении появились предатели?».
«И ещё я думаю об одном,— продолжал М. Шолохов.— Попадись мне эти молодчики с чёрной совестью в памятные 20-е годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а «руководствуясь революционным правосознанием» (Аплодисменты), ох, не ту меру получили бы эти оборотни! (Аплодисменты) А тут, видите ли, ещё рассуждают о «суровости приговора».
Демонстрация на Пушкинской площади
Вскоре после ареста Ю. Даниэля и А. Синявского возникла идея провести демонстрацию протеста. Это предложение выглядело очень необычно. Более35 лет в Москве не проводилось независимых политических демонстраций. Последней была демонстрация троцкистов в1927 г.
Автором идеи стал математик и поэт Александр Есенин-Вольпин. Он считал, что надо обратиться к властям с требованием: «Соблюдайте собственные законы!». «Алик был первым человеком в нашей жизни,— рассказывал Владимир Буковский,— всерьёз говорившим о советских законах. Но мы все посмеивались над ним. Знали бы мы тогда, что таким вот нелепым образом, со смешного Алика Вольпина с кодексом в руках, начинается наше гражданско-правовое движение— движение за права человека в Советском Союзе».
Вольпин написал «Гражданское обращение». Вместе с несколькими друзьями он отпечатал его на машинке и распространил. В нём он прежде всего призвал потребовать от властей «строгого соблюдения законности». «Невероятно, чтобы творчество писателей могло составить государственное преступление»,— говорилось в обращении. Завершалось оно так; «Ты приглашаешься на «митинг гласности»5 декабря сего года в шесть часов вечера в сквере на площади Пушкина у памятника поэту. Пригласи ещё двух граждан посредством текста этого обращения».
Наступило5 декабря— день Сталинской конституции. В назначенное время на Пушкинской площади собралось около двухсот человек. «Многие пришли на площадь потому, что не могли не прийти. Кое-кто— просто поглазеть, из любопытства»,— вспоминал А. Вольпин. Были, конечно, и чекисты, пришедшие по долгу службы.
Сначала толпа стояла в отдалении, потом, набравшись смелости, стянулась к памятнику. Над ней поднялись плакаты: «Уважайте Советскую конституцию!», «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!». В ту же минуту чекисты выхватили эти лозунги из рук демонстрантов и задержали примерно20 человек. «Тут, в наступившем замешательстве,— писал В. Буковский,— на подножие памятника взобрался Юрий Галансков и крикнул: «Граждане свободной России, подойдите ко мне...». Граждане свободной России в штатском тотчас же бросились к нему, сбили с ног и уволокли в машину». Однако на этот раз с задержанными обошлись весьма мягко: всех отпустили через два часа. Правда, участвовавших в демонстрации студентов позднее исключили из вузов. В сентябре1966 г. появился ещё один, более серьёзный ответ властей на декабрьскую демонстрацию. В уголовный кодекс внесли новую статью(190-3). Слова «демонстрация» в ней не было, речь шла о «групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок». Но применяли её именно к демонстрантам.
Демонстрация протеста5 декабря1965 г. произвела сильное впечатление на людей как в Советском Союзе, так и во всём мире. С этого дня она стала традиционной. Каждый год5 декабря (а потом10 декабря, в День прав человека) на Пушкинской площади собирались диссиденты, снимали шапки и так молча стояли несколько минут. Порой их собиралось несколько десятков, порой— более сотни человек. Приходили сюда и чекисты, и милиция. Иногда они разгоняли толпу, иногда— только наблюдали, не вмешиваясь. Эта традиция не прерывается уже около30 лет.10 декабря1965 г. считается днём рождения правозащитного движения.
«Процесс четырех»
После суда над Ю. Даниэлем и А. Синявским двое диссидентов— Александр Гинзбург и Юрий Галансков— составили и распространили «Белую книгу» об этом процессе. В неё вошли советские и зарубежные газетные статьи о суде, письма протеста, последнее слово подсудимых и многие другие материалы.
В1967 г. составителей книги и двух их «сообщников» (Веру Пашкову и Алексея Добровольского) арестовали, В январе1968 г. состоялся суд— «процесс четырёх», как его тогда окрестили. Гинзбург получил пять лет заключения, а Галансков— семь лет. Ему так и не довелось выйти на свободу:2 ноября1972 г. он скончался в лагере от язвы желудка.
Именно этот второй публичный политический процесс вызвал самые широкие общественные протесты. Письма протеста подписали около тысячи человек— совершенно небывалое прежде количество. Многие ещё не вполне понимали, чем это им грозило. Теперь их увольняли с работы, тем самым полностью выталкивали из привычной жизни.
Последствия этого были двоякими. С одной стороны, столь массовые протесты больше не повторялись. С другой— сотни людей окончательно примкнули к диссидентам. В результате движение твёрдо встало на ноги.
«Хроника текущих событий»
Вскоре после «процесса четырёх» произошло ещё одно событие, очень важное для диссидентского движения в СССР.30 апреля 1968 г. вышел в свет первый выпуск бюллетеня «Хроника текущих событий».
А. Сахаров назвал «Хронику» «самым большим достижением» диссидентов. Это была своеобразная летопись общественной жизни страны. Тираж каждого её номера составлял всего три десятка машинописных копий. Но, конечно, он ещё многократно увеличивался за счёт огромного количества перепечаток. «Хронику» читали во всём Советском Союзе. Если в первом номере сообщалось только о событиях в Москве и Ленинграде, то через год в выпуск пришли вести уже из34 городов (позднее их число возросло до140).
Адреса и имена редакторов в «Хронике» не указывались, хотя власти нередко их знали. Сообщения стекались в издание совершенно необычным путём. В пятом выпуске описывалось, как это происходило: «Каждый легко может передать известную ему информацию в распоряжение «Хроники». Расскажите её тому, у кого Вы взяли «Хронику», а он расскажет её тому, у кого он взял… Только не пытайтесь единолично пройти всю цепочку, чтобы Вас не приняли за стукача».
Обычно «Хроника» лишь беспристрастно сообщала о событиях, не давая никаких оценок от себя. Но в нескольких принципиальных случаях она сочла необходимым нарушить своё обычное правило. Однажды это произошло в связи с «делом Фетисова». В1956 г. А, Фетисов вышел из партии в знак протеста против осуждения «культа личности». Он высоко оценивал деятельность И. Сталина и А. Гитлера. Весной1968 г. А. Фетисова и трёх его последователей арестовали и поместили в психиатрические больницы. Кто-то из диссидентов написал в связи с этим статью «Своя своих не познаша», где иронизировал над Фетисовым и одобрял его арест.
«Хроника» так ответила на эту статью: «Этот документ дважды порочен. Во-первых, вместо серьёзной критики автор ограничивается насмешками над „очевидной глупостью фетисовских идей". «Хроника» считает, что столь радикальная антидемократическая программа заслуживает столь же радикальной, но абсолютно серьёзной научной критики. Во-вторых, выражать удовлетворение по поводу того, что власти отправили твоего идейного противника в «жёлтый дом»,— безнравственно. Это значит уподобиться тому же Фетисову, который считал, что Синявского и Даниэля следовало бы расстрелять...».
Благодаря «Хронике» страна и мир узнавали о положении в советских лагерях, тюрьмах, психиатрических больницах, сотнях арестов, судов, приговоров по политическим обвинениям, о национальных и религиозных движениях.
Мало кому из редакторов «Хроники» удавалось долго оставаться на свободе. Первого редактора, Наталью Горбаневскую, арестовали через год, в1969 г. Несмотря на аресты, «Хроника» выходила целых15 лет.
Все эти годы продолжались аресты редакторов: в1979 г. арестовали Татьяну Великанову, в1980 г.— Александра Лавута, в 1983 г.— Юрия Шихановича. Издание «Хроники» прекратилось в1983 г. Всего за полтора десятка лет вышли64 выпуска.
Самиздат
Очень важной частью диссидентского движения стала самодельно размноженная литература— «самиздат». Это название полушутливо расшифровывали так: «Сам пишу, сам издаю, сам распространяю, сам и отсиживаю за это».
Литературный самиздат появился ещё в конце 50-х гг. Прежде всего это были стихи неофициальных поэтов— М. Цветаевой, О. Мандельштама и др. Затем последовали переводы, рассказы, лагерные воспоминания. В1958 г. в самиздат попал роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Таким образом распространялись произведения более трёхсот авторов.
В конце 60-х гг. наряду с литературным возник новый, политический самиздат. Это были бюллетень «Хроника текущих событий», правозащитные сборники, позднее журналы «Вече», «Поиски», «Варианты», «Поединок» и др.
Перепечатывали самиздатовские произведения чаще всего на пишущих машинках. Передавали из рук в руки друзьям и знакомым. Правозащитница Людмила Алексеева вспоминала: «Все знали, что надо при этом быть осторожными, но редко кто действительно был осторожен. Обычно люди сами смеялись над своими конспиративными потугами. Ходил тогда в Москве анекдот о телефонном разговоре приятелей, обменивающихся самиздатом: «Ты уже съел пирог, который тебе вчера дала моя жена?»— «Съел».— «И жена твоя съела?»— «Да».— «Ну тогда передай его Мише— он тоже хочет его попробовать».
Открытые диссидентские группы
Во время «процесса четырёх» число писем в защиту подсудимых невероятно возросло. Коли- чество подписей достигло тысячи. Это вызвало немалое беспокойство властей. К «подписантам», как их называли, стали применять жёсткие меры— увольняли с работы, исключали из партии.
После этого количество писем протеста заметно уменьшилось. Диссиденты раздумывали, как придать таким письмам больший вес. Прежде всего они решили изменить их адресатов. Письма стали направлять не властям, а международной общественности, что вначале выглядело дерзко и непривычно. Затем родилась мысль об организациях— не подпольных, как прежде, а открытых, гласных.
Такие открытые диссидентские группы стали совершенно новым явлением 70-х гг. Первая из них, под названием «Инициативная группа защиты прав человека в СССР», возникла28 мая 1969 г. В неё вошли15 человек (Т. Великанова, Н. Горбаневская, А. Лавут и др.). Первый опыт имел очень большое значение. Как ответят власти? Может быть, немедленно арестуют всю группу целиком? Вскоре стало ясно, что власти предпочитают выборочные, постепенные аресты. К1972 г. из пятнадцати человек были арестованы восемь.
Конечно, и после этого «успешного опыта» в каких-либо группах состояло лишь меньшинство диссидентов. Но зато количество групп стало расти. В ноябре1970 г. появился Комитет прав человека, в который входили академик А. Сахаров, В. Чалидзе и др.
В1975 г. в Хельсинки был принят Заключительный акт совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Западные страны признали раздел Германии и послевоенные границы в Европе. В обмен Советский Союз обязался соблюдать права человека.
Многие диссиденты отнеслись к этому событию неодобрительно, как к новой победе советских властей. «Но вдруг среди нас,— вспоминал П. Григоренко,— нашёлся человек, взглянувший на Заключительный акт иначе, чем смотрели все мы». Это был профессор-физик Юрий Орлов.
Он предложил создать Московскую Хельсинкскую группу и следить за тем, как СССР выполняет свои обязательства по правам человека.12 мая1976 г. была создана группа в составе11 человек. В течение года возникли Украинская, Литовская, Грузинская и Армянская Хельсинкские группы.
Аресты их участников начались в феврале1977 г. В частности, Ю. Орлова приговорили к семи годам заключения. К1982 г. в заключении оказались47 участников Хельсинкских групп. Несмотря на аресты и суды, деятельность Московской Хельсинкской группы продолжалась до осени1982 г. (и возобновилась в1989 г.).
Перечисленные группы были далеко не единственными. Например, в1979 г. возникла группа «Выборы-79», попытавшаяся выдвинуть кандидатами на выборах А. Сахарова, Р. Медведева и других диссидентов. В июне1982 г. возникла пацифистская группа «Доверие», действовавшая до1989 г.
Политзаключенные
До середины 60-х гг. интеллигенция даже не подозревала о том, что в стране имеется большое количество политзаключённых. Впервые об этом стало известно в1967 г. из книги рабочего Анатолия Марченко «Мои показания». Он попал в политический лагерь после неудавшейся попытки побега за границу.
В своей книге Марченко приводил такой характерный случай. Писатель Юлий Даниэль, с которым он оказался в одномлагере, вспоминал свои размышления по дороге туда: «Куда же, думаю, меня повезут? Как в песне поётся: „Куда, куда меня пошлют?". С кем сидеть придется? Политических-то всех десять лет назад выпустили. Слышал я, правда, что одного киевского еврея посадили то ли за связь с Израилем, то ли ещё за что-то в этом роде. Он да мы с Андрюшкой Синявским— трое; ну, может, ещё десяток-другой наберётся вроде этого еврея. А в Рузаевке-то, говорят, тысячи политических. Здорово нас оболванивают, ничего не скажешь». А. Марченко впервые рассказал о лагерях эпохи «оттепели», об условиях жизни политзаключенных. Его книга стала настоящим открытием для интеллигенции, да и для всего мира. После выхода в свет этой книги диссиденты начали собирать деньги на помощь политзаключённым и их семьям. В лагеря стали посылать продукты, книги, тёплую одежду и т. п. Сотни людей, оказывающие эту помощь, простую и не грозящую арестом, вовлекались в диссидентское движение.
Конечно, власти не могли терпеть такого положения и в 1970 г. резко ограничили посылки в лагеря. Теперь можно было посылать только одну продуктовую посылку в год, да и то лишь заключённым, отбывшим половину срока. Посылать книги запретили. Тем не менее деятельность фондов помощи политзаключённым продолжалась в течение 70-х гг. Всерьёз преследовать эти фонды начали лишь в начале 80-х гг. Тогда же в Уголовный кодекс ввели новую статью. За «нарушение режима» в лагере (например, за голодовку) теперь могли добавлять новые сроки заключения.
30октября1974 г. диссиденты впервые отметили День советского политзаключённого. В последующие годы это стало традицией. В политических лагерях родилась ещё одна традиция: ежегодно10 декабря, в День прав человека, проводить однодневную голодовку.
О размахе диссидентского движения можно судить по следующим данным. Председатель КГБ В. Крючков заявил в1990 г., что всего за «клевету на общественный строй» и «антисоветскую агитацию» осудили7250 человек. При этом речь шла только о России, только о60—70-х гг. и только о двух статьях уголовного кодекса. Общее количество осуждённых диссидентов, конечно, значительно превышало названное.
Сахаров Андрей Дмитриевич
(1921—1989), физик-теоретик, общественный деятель, академик Академии наук СССР (1953). Один из создателей водородной бомбы (1953) в СССР. С конца 50-х гг. активно выступал за прекращение испытаний ядерного оружия. С конца 60-х — начала 70-х гг. один из лидеров правозащитного движения В работе “Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе” (1968) Сахаров рассмотрел угрозы человечеству, связанные с противостоянием социалистической и капиталистической систем (ядерная война, голод, экологическая и демографическая катастрофы, дегуманизация общества, расизм, национализм, диктаторские террористические режимы). Альтернативу гибели человечества Сахаров видел в демократизации и демилитаризации общества, утверждении интеллектуальной свободы, социальном и научно-техническом прогрессе, ведущих к сближению двух систем. После публикации этой работы на Западе отстранён от секретных работ. Протестовал против ввода советских войск в Афганистан, в январе 1980 был лишён всех наград, в том числе звания Героя Социалистического Труда (1954, 1956, 1962), и сослан в г. Горький, где продолжал правозащитную деятельность. Возвращён из ссылки в 1986, в 1989 избран народным депутатом СССР; предложил проект новой Конституции страны. Автор “Воспоминаний” (изд. 1990). Нобелевская премия мира (1975).
Инакомыслящие в 70 – 80-е годы жестоко преследовались, многие из них долгие годы провели в тюрьмах, лагерях и в психиатрических больницах. Многие погибли в заключении, среди них Юри Кукк, замечательный украинский поэт Василь Стус, учитель Алекса Тихий, рабочий и писатель Анатолий Марченко. Особо жестоко социально опасной являлась практика использования в политических целях психиатрии .
Справедливости ради надо сказать, что масштаб политических репрессий в «годы застоя» был несравнимо меньше сталинского.
Эпоха тоталитаризма, пришедшая в историю в 20в. с тем, чтобы раз и навсегда доказать приоритет политики, идеологии над искусством, наукой, философией, духовной жизнью; над человеческой личностью и ее неповторимым духовным миром; над вечными вопросами и общечеловеческими ответами на них, неожиданно для себя натолкнулась на противодействие своим замыслам и планам всей предшествующей культуры, исторического прошлого, аккумулированного в традициях и человеческой памяти выдающихся творческих индивидуальностей, вставших на защиту вечных ценностей. Поэтому культурно-исторический урок, преподанный тоталитаризмом 20в., заключался в том, что культуру невозможно политизировать, идеологизировать, унифицировать даже средствами беспрецедентного насилия и террора; культуру невозможно переделать в соответствии с идеологическими установками и субъективными убеждениями тех или иных государственных деятелей, даже очень сильных и влиятельных; культура не может стать в 20в. монистической и «одностильной», а творческая индивидуальность не может быть без остатка интегрирована в безличное массовое движение, в аморфную толпу.
3.Конформизм
Конформизм – податливость личности реальному или воображаемому давлению группы. Конформизм проявляется в изменении поведения и установок в соответствии с ранее не разделяемой позицией большинства. Различают внешний и внутренний конформизм, а также нонконформизм.
Конформизм(от позднелат. conformis — подобный, сообразный), морально-политический термин, обозначающий приспособленчество, пассивное принятие существующего порядка вещей, господствующих мнений и т. д. К. означает отсутствие собственной позиции, беспринципное и некритическое следование любому образцу, обладающему наибольшей силой давления (мнение большинства, признанный авторитет, традиция и т. п.), бездумное следование общим мнениям модным тенденциям.
Явление конформизма связано с группой. С тем, как может группа влиять на отдельного человека. Если человек согласен с мнением большинства, с мнением или убеждением группы – он получает поддержку и одобрение. Наоборот – если он идет против течения, то встречает недовольство, отвержение, ненависть. Таких людей называют нонконформистами. По большей части они лидеры, генераторы идей, новаторы. Если человек является лидером в коллективе – то ему будет позволено небольшое отклонение от общего поведения. Нонконформист предлагает новые идеи, идет нехоженой тропой. Подобный образ мыслей не приносит популярности. Сначала его не воспринимают, или считают идиотом, но через некоторое время люди принимают новые решения и спокойно пользуются всеми благами цивилизации. Так устроен мир: Сначала ненависть, насмешки, негодование, потом любопытство, а следом — бурный восторг и почитание. Нонконформист сталкивается с непониманием и отвержением со стороны общества. Конформистов большинство и скорей всего, человек просто боится менять жизнь, стремиться к новому, забывать старое. «Иногда несгибаемая позиция — результат паралича» (Станислав Ежи Лец).
Явление конформизма исследовалось многими учеными. Были проведены эксперименты по выявлению группового давления. Например, эксперименты про отрезки, когда человек под влиянием группы давал заведомо ложный ответ. Вспомним «третью волну» — сила в единстве. Группа дает своим членам защиту и одобрение. В группе человек получает поддержку, но как только он отклоняется от нормы поведением или высказываниями – так сразу попадает в опалу и может быть исключен из группы. Конформное поведение играет двойную, как положительную, так и отрицательную, роль в социализации личности: с одной стороны, конформное поведение способствует исправлению ошибочного мнения или поведения, если более правильным оказывается мнение большинства. С другой стороны, конформное поведение мешает утверждению собственного независимого поведения или мнения. Но с другой стороны человек не может быть только конформистом или нонконформистом. Это зависит от ситуации и решаемого вопроса. Хотя встречаются и упертые, которые придерживаются своего мнения всю жизнь, а также товарищи, готовые свою правду отстаивать кулаками. Также человек не склонен к конформизму, если проблема касается его, затрагивает важные аспекты, особо значимые моменты. Тогда человек будет отстаивать свои позиции. Управление подразумевает работу в группе и с группой. Члены группы отличаются друг от друга личностными, физическими и умственными способностями. У каждого свои интересы, возможности и таланты. При решении любого вопроса возникают варианты решения. Каждый волен согласиться или не согласиться с принимаемым решением. Но кто-то примет самостоятельное решение, а кто-то проголосует, как и большинство. «Как все» – основное оправдание, как писал Лев Толстой. В тоже время при обсуждении иного вопроса, человек голосовавший «как все» предложит иной вариант. Основы конформизма закладываются в детстве. Такие «истины» как: «не высовывайся, живи как все». Общество навязывает нормы и установки. Я считаю, что должен быть выбор и решение человека – это его решение. Если правильно воздействовать на человека, – то даже навязанные решения он будет считать за свои. Иногда хватает небольшого намека, маленькой детали – и человек принимает навязанное решение. Конформисты помогают принимать коллективные решения, но они никогда не станут лидерами, генераторами идей, чемпионами.
Если кто-то продавался, то не за добро и не за комфорт: таковых не имелось в наличии. Продавался он по душевной склонности и знал это сам. Предложения не было, был чистый спрос. И. Бродский О конформизме в СССР.
Нередко приспособление к новым ценностям имело и отчетливо выраженный принудительный характер.
Необходимо отметить несколько этапов сотрудничества интеллигенции с властями, на каждом из которых отчетливо проявились тенденции ее конформизации. Первый этап условно можно было бы назвать «технократическим». Он предполагал передачу интеллигенцией знаний и опыта в рамках государственных учреждений, учебных и научных заведений, фабрично-заводских технико-управленческих структур – в соответствии с государственной политикой, но без какой-либо существенной поддержки политическому курсу. Такой подход уже изначально в силу своей двойственности должен был стать элементом приспособления интеллигенции к современным политически реалиям. Он оставлял прежним содержание научной, образовательной и бюрократической деятельности, предоставляя ей лишь отчасти новое обличье, обязательное для ретуши неприятного интеллигенту «сосуществования», но никчемное для повседневной интеллигентской практики.
Следующий этап сотрудничества интеллигенции и властей условно можно назвать «идеологическим». Теперь передача знаний и опыта интеллигентов стала и одним из элементов политической поддержки. Отметим основные предпосылки этого явления. Традиционная иерархичность структуры управления тех учреждений, где работал интеллигент – независимо от того, сколь широкой групповой автономией могли там пользоваться – ставила в одинаково подчиненное положение и конформиста, и протестующего. Человек начинал подчиняться, еще не признавая этого – посредством исполнения установленных старым режимом, но подтвержденных режимом новым уставов и регламентов, обращаясь с прошением по деловым вопросам, участвуя в профессиональных или общих собраниях. Находившиеся у руля управления «красный директор» и «красный профессор» неизбежно придавали административной деятельности определенный политический вектор, а прошения все отчетливее ориентировались на логику тех, кто в своих оценках широко пользовался политическими штампами. Вовлекаясь в «деловые отношения» с режимом, интеллигент должен был в значительной степени и заимствовать его язык, коды поведения, ритуалы – но последние были пропитаны именно политическим содержанием. Обычная техника функционирования учреждений и заведений оказывалась, таким образом, в силу ряда факторов тем условием, которое определяло конформистские тенденции.
Конформизм практически всей массы людей, причисляющих себя к интеллигенции или традиционно рассматриваемых как таковая, сыграл свою роль в формировании негативного к ней отношения. Но если у инженера и техника, военнослужащего или врача (при условии профессиональной компетентности) социальный и культурный конформизм как-то оправдан стремлением делать свое дело, то у людей, как говорили в старину свободных профессий он легко трансформируется в рептильную приспособляемость и рабскую потребность.
Лицемерное притворство, лживость фразеологии, какая-то скользкая фальшивость чувствуется и народными массами, и властями предержащими, что уважения к интеллигенции, упрощенно и безосновательно рассматриваемой как нечто цельное, не прибавляет. Неинтеллигентность интеллигенции, ее несоответствие собственной идее – вот что лежит в основе скверного к ней отношения. Свойство слепо следовать авторитету оказалось пагубным, когда в попытке уйти от себя самой наша интеллигенция обратилась к нонконформизму, но, поняв новое как простое, прямое, незамысловато линейное отрицание старого, опять пришла к обычному конформизму. Порождая власть, в свое время царскую, впоследствии советскую, а еще позднее так называемую демократическую, интеллигенция каждый раз в порыве антиконформизма переходила к оппозиции, простой незамысловатой. Вместо того чтобы кропотливо работать, адиабатически медленно улучшая ситуацию, она просто вставала на путь голого отрицания.
Как целое, интеллигенция, к сожалению, оказалась неспособной подняться над обыденным сознанием, которому чужда в принципе постановка сложных, многомерных, многосторонних, многопараметрических проблем общего, абстрактно характера. Более того, сама мысль о многозначности связи причин и следствий, многовариантности решений, о возможности правоты оппонента хоть в чем-то для такого сознания совершенно неприемлема, злит, выводит из себя. продолжение
--PAGE_BREAK--