Анатолий Самарин. Духовный кризис постсоциалистического общества. Проблемы и конфликты.Предметом нашего обсуждения будет панорама духовно-культурных последствий глобализации и системного кризиса, охватившего общество России (и в той или ной степени - других стран Восточной Европы). Среди этих последствий: формирование активной субкультуры насилия в стране, экспансия криминального сознания, происходящий геноцид российского народа, духовное обнищание, фрагментация и общая деградация культуры. На духовной и культурной ситуации в России и в мире существенно отразились те макросоциальные глобализационные процессы, что в течение последних двух десятилетий развертывались в планетарных масштабах. Они выразились в разрушении «второго мира», включавшего в себя мировую социалистическую систему, в распаде СССР, многих других многонациональных государств, в последовавшей затем экономической и социокультурной деградации региона Восточной Европы, включая и нашу страну, наконец, – в серии локальных войн. Обращает на себя внимание то важное обстоятельство, что силовая составляющая изменений с течением времени только возрастает. Проф. З. Видоевич (Белград, Сербия и Черногория) подчеркивает, что стремление Запада установить мировую гегемонию и имперские амбиции США выливаются в глобализацию насилия и страха, главным орудием которой выступает ныне стальной кулак НАТО. Именно к этому источнику восходит культ изощренного насилия, которым уже охвачены многие страны, ставшие жертвами гегемонии или попавшие в зависимость от нее. Этот автор выдвинул также положение о том, что глобализация неолиберального капитализма пронизывает международные отношения, как структурным насилием, так и прямым военно-силовым подавлением. В этом контексте может быть воспринято и глубокое замечание А. Зиновьева: «Холодная война имела целью не столько разгром коммунизма, сколько завоевание региона бывшего Советского Союза. На Западе это понимают все мало-мальски образованные и трезво мыслящие люди. Поразительно, что в России упорно не хотят этого понимать. Более того, это намерение Запада осуществляется на средства самой России и силами русских». Прямым следствием неоколониальной модели глобализации стала прогрессирующая утрата национально-культурной идентичности в первую очередь в кругах господствующего компрадорского слоя, который отныне рассматривает себя представителем Запада в собственных странах. Вместе с тем, в силу установленной им монополии на воспроизводство культурных смыслов (в данном случае – скорее, псевдокультурных и асоциальных), этот процесс, подобно эпидемии, затрагивает все более широкие слои, представляя собой растущую угрозу не только для национальной идентичности масс, но также и для самого будущего наших народов. Путь зависимого компрадорского, периферийного полукапитализма, выбранный российскими «элитами», сильно напоминает латиноамериканский путь социального изменения с концентрацией основных ресурсов в руках ничтожно малого компрадорского слоя и латифундистов, с нищетой и вырождением масс, с консервацией социальной отсталости, из которой большинство стран этого континента не могут вырваться столетиями. Инволюция высокоразвитой страны в подобном направлении делает сразу же излишними индустрию, современную науку и образование (их уничтожение уже идет полным ходом), исключает перспективы экономического роста и подъема культурного уровня населения. Да и сами эти массы в глазах компрадоров, распродающих национальное достояние, выглядят теперь нежелательными конкурентами возле природных ресурсов, которые достойны лишь вымирания. Этим мотивам сегодняшних российских неолибералов позавидует из гроба даже А. Гитлер. Так называемый «демократический транзит» в нашем обществе, как и предполагали наиболее проницательные наблюдатели, оказывается переходной формой от одной разновидности подавления масс – к другой, еще более реакционной, жестокой и изощренной, о чем гласит и полуофициально утвердившийся за годы «реформ» культ насилия. В реальности за «демократическим» фасадом рождается колониальное общество периферийного полукапитализма, сильно осложненного патриархальными и раннеклассовыми отношениями, не исключая и быстро распространяющихся рабских. Вряд ли социальный регресс, который своим важным элементом имеет явное подавление масс и хроническое снижение их жизненного уровня (вплоть до искусственной депопуляции), может развиваться в формах политической демократии. Противоречат подобному социальному выбору также и хорошо известные диктатуры развития. И лишь классические компрадорские авторитарно-тоталитарные хунты, эти диктатуры отсталости и деградации, режимы разграбления национального богатства вполне адекватны социальной сути рождающейся системы. Номинально демократические режимы на постсоциалистическом пространстве, которые на деле отстаивают интересы лишь тончайшего слоя номенклатурно-олигархической буржуазии, в силу узости своей социальной базы обнаружили явную тягу к авторитарной тирании и даже к новому тоталитаризму. Последнее ярко проявляет себя, как в продолжающемся снижении жизненного уровня масс ниже границ выживания (обеспечивая многим социальным группам «ГУЛАГ – на дому»), так и в практике силовой экспроприации собственности, являвшейся или все еще остающейся общенациональным достоянием. В этом же ряду стоят поступательная отмена социальных гарантий и свертывание демократических процедур в политическом процессе. В связи с обозначенными выше негативными процессами проф. З. Видоевич (в цит. соч.) указал на крайне опасную неототалитарную тенденцию современных либеральных режимов. Он подверг критике отретушированный образ либеральной демократии, который тиражируется в странах Восточной Европы. За ним в реальности скрывается власть верхов номенклатурной буржуазии – власть, которая воспроизводит себя отнюдь не демократическими средствами. На различных уровнях государственной и социальной системы утверждается режим клептократии и коррупции. И все больше проявляет себя связь между криминализованным богатством и властью. Сужение реального демократизма (иногда даже по сравнению с небезоблачным прошлым), разрыв подобной «демократии» с социальной справедливостью чреваты проявлениями неофашизма или либерального тоталитаризма. Все это не может не порождать общекультурную деградацию. В том случае, если радикальное социальное и политическое изменение затронет ткань культуры, саму способность субъектов к социальному созиданию, – отмечает проф. А. В. Глухова, – могут возникнуть продолжительные и дисфункциональные для общества последствия: раздвоение, раскол, противоречивость, конфликт внутри культуры . Бросаются в глаза именно такие черты духовной обстановки в России. С учетом того, что направленность «радикальных изменений» у нас находилась изначально в вопиющем конфликте с национально-государственными интересами страны и задачами ее развития, глубина и интенсивность духовного раскола общества достигли предельной степени, какая обычно в истории предшествует возникновению массовых движений и смене социальной системы. Линии водораздела пролегают, как между социально-статусными культурными ориентациями, так и между региональными субкультурами. В ходе злокачественных «реформ» в России разрушению подвергаются далеко не только производственно-технологический этос или ресурсы нашей цивилизации вместе с внешними приметами ее быта, но глубинная матрица последней, ее своеобразный культурный код, обеспечивающий самотождественность национального бытия. Обращают внимание на себя те огромные опасности, которые порождает разрыв единого культурного пространства страны на все более обособленные, а то и замкнутые в себе культуры и субкультуры. Духовно-культурное раздробление общества по социально-территориальной «горизонтали», как и зримое противостояние субкультур, связанных с различными этническими группами или социальными пластами общественной пирамиды, заключают в себе мощный потенциал размежевания страны. На фоне рефеодализации, расцвета патриархальщины и локализма под вопросом оказывается общенациональная культурная интеграция. На почве ценностной и институциональной ломки всего и вся в постсоветский период, а также под влиянием травматичного раздела страны и расчленения национального тела русского народа, в нашей духовной жизни обозначилась жесткая идейно-культурная поляризация. Возникло противостояние, с одной стороны, доминирующего космополитизма верхов, настроенных зачастую на эмиграцию и культурную интеграцию за рубежом. С другой стороны - ему противостоит отступающее оборонительное национальное и патриотическое самосознание «низов» и интеллигенции, которое, хотя и не обеспечено необходимыми материальными ресурсами, но обладает мощным потенциалом морально-духовного сопротивления. Тем не менее, на стороне компрадоров есть не только институциональные или финансовые преимущества, но и значительные зарубежные союзники, которые создали в России собственную развитую инфраструктуру СМИ, особенно на радио и телевидении, не говоря о возможностях Интернета. За счет этого перевеса безграничная вестернизация первых, сопровождается культурной регрессией и «истернизацией» вторых. Имеют место попытки низвести рядовых сограждан до статуса международных рабов. Здесь - в сопротивлении созидателей против расточителей, патриотов против продажных ренегатов, выступающих в союзе с криминалом и выдающих себя за культуртрегеров, сосредоточен главный духовный конфликт нашего времени. Его исход во многом зависит от позиции в этой борьбе «культуротворцев», ученых, работников образования, а также от самосознания представителей национального капитала. Только этому социальному и духовно-нравственному блоку, если он укрепится, под силу остановить далеко зашедшие разрушительные тенденции. На наших глазах осуществляется радикальное сокрушение культурно-исторической матрицы российской цивилизации, которое развернулось формально под флагом преодоления тоталитаризма. На деле оно сопровождалась отказом не столько от антидемократического наследия прошлого, сколько разрывом с национальной культурной традицией в целом и с ее подлинно демократическими элементами в особенности. Критика советского коммунизма обернулась атакой на все русское. Усилиями компрадоров в России духовно-культурная сфера превратилась в настоящее искоренение собственной национальной исторической традиции, в масштабную попытку мутации русского духа. Успех последней, который наметился, стал бы началом, поистине, трагических событий. Солидаристские и коллективистские начала, без которых немыслимо выживание народа в наших суровых условиях, либеральные фундаменталисты стремятся вытеснить гибельной проповедью безудержного индивидуализма, которая ведет лишь к атомизации и распаду социальных ориентиров, когда даже национально-государственная общность становится излишней. Вместе с тем, агрессивная либеральная чистка всех официальных коммуникаций от наследия русской культуры встречает растущее неприятие, которое рано или поздно приведет к обратным результатам. Нынешний социальный порядок, как показала проф. Панфилова Т.В., еще более обращен против развития человеческой личности, нежели лицемерно осуждаемый тоталитарный, что нет ничего эфемерней декларируемых им свобод. Она подвергла острой критике распространенные в «элитных» кругах представления о толерантности, которые заключают в себе фактически концепцию «репрессивной толерантности», знакомую всем по анализам Г. Маркузе. Такая «толерантность» предлагает нам примирение с активным социальным злом, предлагает терпимо относиться к расширению рядов бомжей, безработных, беспризорных и уж никак не оказывать сопротивления нарастающему насилию. Неприемлема «толерантность», которая ставит на одну доску насильника и жертву насилия, лишая жертву права на защиту. Двойственные итоги эпохи перемен в нашей стране можно охарактеризовать следующими яркими «мазками», которые принадлежат С.Г. Кара-Мурзе. За последние 15 лет либеральным силам удалось подорвать культурную гегемонию советского строя, расчленить СССР, сменить политическую систему России, демонтировать большинство несущих конструкций общественного строя, подорвать хозяйство, армию и системы жизнеобеспечения. Все эти годы «силы традиционной России» находились в отступлении. Однако решительного поражения они избежали, и установилось неустойчивое равновесие. «Человек советский» контужен, изранен, но жив и залечивает раны. * * * Итоги криминальной приватизации имеют важное духовное и даже нравственное измерение. Они продолжают подтачивать не только шаткие основания постсоветского режима в России, но и всю духовно-культурную жизнь нашего общества. Вполне справедливым также выглядит утверждение некоторых авторов о том, что международная холодная война сменилась ныне гражданской холодной войной, которая ныне идет в самой России, пронизывая и повседневное бытие людей, и толщу народного сознания, и культурную жизнь. Зреющие у нас духовные конфликты, поляризация общественного сознания представляют собой ее продолжение. Речь идет о войне правящей номенклатурной олигархии против собственного народа на стороне его давних противников, которые не отказались от своих прежних целей, состоящих в уничтожении нашего Отечества. Одна из главных линий этой острой борьбы пролегает сквозь все культурное поле. Ныне идет прямое столкновение несовместимых ценностей, культур и образов жизни: компрадорского, асоциально-криминального - против национально-суверенного и продуктивного. Первый образ жизни связан только с расточением общесоциального достояния и амортизацией отечественных духовно-культурных институтов и традиций, с интеграцией его носителей в иные культурные миры, тогда как второй воодушевляется строительным порывом, обладает потенциалом созидания, будучи нацеленным на восстановление отечественного производства, национальной культуры, социальной солидарности и на укрепление государственности. За этой борьбой просматривается определенная политико-экономическая подоплека. Хищническая приватизация, имевшая место в широких масштабах в постсоциалистических обществах стала главным рычагом дезорганизации и деградации не только экономики, но и распада высших ценностей, коллективных смыслов человеческого существования с заменой их суррогатами крайнего индивидуализма, клановых или корпоративных установок. Асоциальная, паразитическая ориентация постсоветских элит, лишь хищнически эксплуатирующих и перераспределяющих в интересах корпоративного потребления не ими созданные ресурсы, является главным внутренним источником социальной напряженности, которая выливается в насилие и терроризм, мощно проявляя себя и в культурной сфере. Все это, объясняет феномен невиданного духовно-нравственного разложения постсоветского социального порядка, корни которого кроются в изначальном предательстве высших интересов народа и страны. Именно в нем, в конечном счете, один из важнейших источников нынешней тотальной аномии, которую источает из себя «элитное» сознание и которая подобно опасной болезни поражает также другие слои. Российские «элиты» давно интересует не развитие производства, не созидание страны, не подъем культуры, а только сокращение конкурентов и клиентов возле нефтегазовых «труб», проложенных Советской властью, и других сырьевых источников. Таким конкурентом рассматривается и народ с его материальными потребностями и культурой, достойный, по мысли многих идеологов «реформ», если не исчезновения, то «сжатия» во много раз. Наблюдаемое хроническое вымирание народа представляет собой прямое воплощение этой установки. Вымирание народа (по миллиону человек в год) есть самый отчетливый признак культурной деградации, особенно «элит» и лидерского корпуса. В ближайшее десятилетие печальная ежегодная квота убыли увеличится более, чем вдвое, а несколько позднее ожидается вымирание уже трех и пяти миллионов человек ежегодно. Но, как показал Н.А Гундаров, рост смертности, был вызван не только резким ухудшением питания масс, вплоть до появления миллионов голодающих, но самой общественной атмосферой бездуховности, ценностным вакуумом, когда хроническое гиперстрессовое состояние масс, распространяющаяся социальная депрессивность - «смертельная тоска», становятся действенным демографическим фактором и, вместе с тем, массовым диагнозом. У вымирания и духовного обнищания народа – одни и те же корни и вдохновители. Вместе с тем враждебная культуре деятельность последних в перспективе может вылиться в новый, непоправимый массовый геноцид. «Кривая смертности», четко зафиксированная проф. Б.И. Искаковым, продолжает свой трагический рост в течение всей эпохи «реформ». Однако кривая культурного обвала опережает и ее, что сулит мрачные исторические перспективы, если зло не будет пресечено в самом корне. Хотя происхождение богатства отечественных нуворишей для всех более чем очевидно, не имея ни малейшей общественной легитимности, олигархические группировки не только владеют основными общенациональными ресурсами и хищнически присваивают государственную собственность, оставляя за собой пустыню, но оказывают, поистине, тлетворное влияние на всю информационную среду, культуру и даже эстетические оценки. Нет такой патологии, которую бы не воспели бы олигархическая пресса и их «искусство», нет такой низости, которую бы последнее не возвело в образец. Их пропаганда делает вполне сознательную ставку на самое низменное в человеке, сводясь в конечном счете к апологии деструктивности, утверждению морали насильников и мародеров. Насквозь криминальный репертуар российских телеканалов представляет собой наилучший автопортрет их хозяев, отражая излюбленный ими род занятий. О вызванной ценностным переворотом трагедии духовного обнищания, с которой столкнулась Россия, и масштабы которой нам только предстоит осознать, - говорится в интересной публикации О.В. Мониной . Бездуховностью оказались поражены, хотя и в разной степени, все слои столь дифференцированного российского общества, находящегося на сложном пути выживания в условиях кризиса. Бездуховность - емкое понятие. Прежде всего, оно означает массовую утрату высших смыслов и личной, и коллективной деятельности. Обрушилась не только грандиозная утопия, вместе с ней рухнула идея коллективного усовершенствования общества, которая заключала в себе великий созидательный смысл. На смену этой идее пришел реформаторский агитпроп, который не смог предложить ничего, кроме идеологии «массового потребления» c ее примитивным гедонизмом. Квинтэссенцией ценностного сдвига стал подлинный культ насилия, постепенно становящегося нормой существования в рамках современного российского общества. Философ и редактор «Искусства кино» Д. Б. Дондурей был вынужден однажды сделать кричащее признание: «Мы сталкиваемся просто с дикими явлениям. Ведь не может быть, чтобы государственные каналы с утра до ночи транслировали всей нации насилие в самых разных формах – от кинофильмов и сериалов до криминальной хроники и сводок новостей, а затем и обсуждений этих тем в различных ток-шоу. Однако это происходит![…] Это свидетельство колоссальной цензуры, только другого рода, противоположной той, от которой мы ушли. Но, если представители властей, к которым регулярно ездят консультироваться топ-менеджеры главных телеканалов, не реагируют на эту ситуацию, это говорит о том, что они мыслят в категориях социально-политического агрегирования и не считаются с тем, что имеют дело с живыми, сомневающимися, по-разному думающими людьми». Автора следует поблагодарить за обозначение дирижеров этой вакханалии насилия и не только экранного. В живых людях они, похоже, действительно не нуждаются. Особую черту нынешней «либерально-авангардной» субкультуры составляет интенсивное гниение, жажда к прожиганию жизни, которая напоминает канун краха. Бурно развивается элитарная «индустрия злачных мест», скромно именуемых развлечениями. Нет ни одного порока или скотского наслаждения, которое бы там не культивировалось: от наркомании и порнографии до педофилии, изощренного садизма или групповых оргий. По оценке С. Баймухаметова, «мы имеем богачей и сверхбогачей, которые предаются такому разгулу, какой и не снился никому в 1917 году. Причем как будто нарочно свои рауты и приемы со жратвой и бриллиантами транслируют по ТВ в глухие города и поселки, где нет тепла, света, работы, денег, будущего»! Гигантские состояния, возникшие из расхищения государственного пирога, впустую прожигаются и омертвляются, указывая, прежде всего, на зияющие провалы компрадорского духа. В глазах остального общества все это оправданно сливается в образ слоя - «коллективного Распутина», что не может не вызывать определенных исторических аналогий. Абсолютно негативное воздействие номенклатурно-олигархического криминалитета на ценностный и психологический облик новых поколений очевидно. Здесь кроются корни происходящего обвала всей системы воспитания, ибо успех ее работы совершенно невозможен при следовании асоциальным образцам, на которые ориентирует господствующий олигархический агитпроп. И без того драматичный процесс крутого слома ценностных представлений, а, вместе с тем, и реальных человеческих судеб был обращен в самое неблагоприятное русло злонамеренной, откровенно асоциальной, имморалистической пропагандой вседозволенности, льющейся грязным потоком из центральных СМИ. Немало ими сделано для того, чтобы юное поколение относилось к своей Родине, как только к стране проживания – «к этой стране», как зовут ее «реформаторы». Всё мыслимое свершили они для того, чтобы жажду обогащения, ажиотаж корысти и насилие молодежь путала с вершинами духа, чтобы вместо осмеиваемого ими высокого благородства русской культуры утвердилась убогая психология мародерства, чтобы не беспокоила людей «химера, называемая совестью». Им удалось основательно искалечить сознание большинства юношества, тем не менее, вопреки всему довольно устойчивое и авторитетное в молодежной среде меньшинство сохраняет прочный иммунитет к такой пропаганде. Удельный вес этой группы колеблется во времени (и по разным индикаторам), составляя от 10% и до одной четверти молодежной аудитории. Процессу атомизации коллективистского общества способствовала не только «идейная» борьба официоза со всеми солидарными объединениями и с самой идеей солидарности, где важное место отведено проповеди радикального индивидуализма и эгоистической марали. Наибольшую роль в подлинном распаде социальности в России сыграл намеренный подрыв мощи основополагающих общественных институтов, деятельность которых последовательно нейтрализовалась деструктивными экономико-политическими группировками, нацеленными на дележ государственной собственности. Целенаправленный удар наносился по всем нормативно-правовым и ценностным табу, а также по олицетворявшим их структурам. Знаменем этого подрыва стала либеральная идеология «слабого государства», перечеркнувшая и право, и мораль, и все социальные гарантии для масс, которые были предусмотрены законами. Именно она освятила криминальную приватизацию и, позволив отбросить все институциональные препятствия, стимулировала уничтожение реального сектора экономики. А ведь он создавал основу не только для могущества государства, но для повседневного жизнеобеспечения его граждан. В результате преднамеренного развала этого сектора у людей в массовом порядке возникло оправданное ощущение «оставленности», призванными их защищать институтами, государством, лидерами. Между властями и гражданами разверзлась пропасть недоверия и враждебности, которая, несомненно, будет иметь роковые последствия, как и сама утрата объединяющих ценностей. Под вопрос ставится сплоченность народа и государства перед лицом растущих угроз их существованию. Затронутую тему терминальных ценностей хорошо подытоживает соображение В. И. Толстых «Мы являемся свидетелями того, как страна, отринувшая, потерявшая прежнюю идеологию, ничего не сумела предложить взамен и потому духовно и морально распадается. Я пришел к другому, еще более жесткому выводу, …но я выносил его своим сердцем и умом: не получилась эта система, которую пытаются насадить и укоренить, и не получится не потому, что допущена несправедливость, что не так как надо провели приватизацию, что много вокруг вранья и берут взятки и так далее. Не получается и не получится потому, что она строится, воздвигается на ложных основаниях, где рынок - не рынок, а демократия - не демократия. И знаете, почему? Мой ответ чисто идеологический: нет у этого распадающегося социума общих интересов, общего дела и общего блага». Но может ли сохраниться надолго такое, лишенное внутренних скреп общество? * * * В институциональном аспекте культурный профиль перемен в России характеризуется, прежде всего, тем, что существенно нарушилось воспроизводство пришедших ныне в упадок основных сфер культуры: от науки и школы до кинематографа и библиотек, а также тем, что ослабленная культура утрачивает свой общенациональный интегрирующий и созидательный потенциал, чему особенно угрожает агрессивная, вульгарная вестернизация и американизация этой области. В частности, деградация нашей науки и развал системы образования, которые происходят непосредственно вследствие «реформ», определенно означают закрытие возможностей инновационного роста российской экономики, ликвидацию всякой социальной почвы для него. А без сохранения и развития научного потенциала страны, без воспроизводства высококвалифицированных кадров любые разговоры о модернизации общества вообще останутся пустым блефом. Не менее полутора триллионов долларов за годы реформ было пущено по ветру: главным образом на подкормку паразитической олигархии и на финансовую поддержку стран Запада. Но денег нет - и двадцать лет уже в бюджете «не хватает» - на нужды реального сектора российской экономики, на укрепление отечественной науки, на внедрение новых технологий. Вместо этого в полном противоречии с лозунгами модернизации предлагается двадцатикратное свертывание нашего научно-образовательного потенциала, что представляется логичным только, если исходить из необратимости состоявшихся деиндустриализации и развала ВПК. Но отказаться от восстановления оборонной промышленности могут лишь те, кто ни при каких обстоятельствах не собирается защищать Родину, готовя тем самым ее уничтожение. В исследованиях, касающихся современного реформирования науки, с полным основанием указывается, что «под лозунгом реформы-перестройки РАН скрывается активное стремление 'приватизировать' ее собственность, т.е. провести очередное ограбление, в результате которого наука в России как социальный институт исчезнет навсегда. Это может произойти так же неожиданно, как произошел распад СССР» (проф. А.М. Кулькин). И как уже произошла в начале 90-х гг. деиндустриализация России. Практически гибель науки, тем более, вместе с разрушением образования, означала бы необратимую демодернизацию страны, а затем и неизбежный ее коллапс. Те, кто атакует сегодня науку, сознательно метят в будущее России. В результате прежнего крушения производства и последовавшего за ним упадка науки, образования, культурных учреждений, мы столкнулись, кроме всего прочего, с ускоренной маргинализацией, люмпенизацией и «раскультуриванием» многочисленных групп, с утратой ими не только национальной, но и социальной идентичности. Из жизни уходят наиболее высокопроизводительные слои и классы нашего общества, замещаясь, как высокостатусными паразитическими элементами из кругов расхищающей бюрократии, так и псевдобуржуазными или откровенно криминальными кланами. Криминализация охватила не только периферию, но затронула основные управленческие структуры общества, породив впервые в нашей истории криминальное, асоциальное государство, которое не способно к конструктивному осуществлению своих важнейших функций: от безопасности граждан и до защиты национальной культуры. Обвал последних очагов культуры в лице науки и образования, в результате насквозь мародерских «реформ» не будет ли концом нашего государства вообще? В целом складывается впечатление, что ведущие «реформаторы» намеренно и, надо полагать, небескорыстно подыгрывают конкурентам нашей науки, образования, производства, содействуя всеми силами утечке умов из страны, ее провинциализации и социальному упадку. Все чаще и все деловитее говорят они о вероятности летального исхода для больного Отечества. Уж не составляют ли иные из них самодеятельную комиссию по его ликвидации, выступая в качестве непрошеных «душеприказчиков» имущества больного! Пожалуй, только эта гипотеза и позволяет объяснить всю совокупность реформ в их безумной, разрушительной последовательности. Даже в тяжких условиях Великой Отечественной войны страна не сталкивалась со столь значительным культурным провалом, какой породили убогие умы «реформаторов», а также их деструктивная, антинациональная практика. Их «стратегическое мышление» состоит только в поиске того, что еще можно похитить, распродать или «распилить» между собой, как изящно выражаются в этих кругах. Детально о том повествует «Белая книга. Экономические реформы в России. 1991-2001 гг.», в которой показано С. Г. Кара-Мурзой, С. Ю. Глазьевым и др., что экономический ущерб, нанесенный России реформаторами, «уже в несколько раз превысил ущерб от гитлеровского нашествия в годы Отечественной войны», не компенсируясь никакими реальными достижениями. Любая «отреформированная» отрасль тут же превращалась преобразователями в руины, но обогатившихся «титанов» отечественного реформизма (как и органы юстиции) это нисколько не смущает и они вновь смело берутся за другую. Одна и та же «приватизационная методология» разрушения использована ими во всех сферах общественной жизни, включая и духовную. И, поскольку основные материально-производственные активы общества уже основательно разорены, то свои взоры «преобразователи» обращают теперь одновременно на остатки «оборонки», культурные учреждения и объекты здравоохранения, которые в равной мере жизненно важны для самосохранения страны и народа, как последний их оплот. Не поэтому ли хотят пустить их ныне с молотка те, кто, поставив крест на судьбе России, полагает, что все издержки потом можно будет списать на иностранное вторжение и на распад страны? Вопрос сегодня стоит так: либо мы защитим сегодня свою культуру (в самом широком смысле) любыми средствами, либо очень скоро, буквально в течение считанных лет уйдем в национально-государственное небытие. Здесь, в этой области сегодня – предпоследняя линия обороны Отечества, а следующей за ней линией может оказаться уже вооруженный отпор иностранной интервенции. Если мы хотим сохраниться как народ, то пришло самое время действовать. Промедление – смерти подобно. Мы уже слышали, например, дивные суждения г. М. Швыдкого, что у государства де нет средств для содержания крупнейших художественных музеев и что назрело будто бы время для их передачи в частные руки. Поэтому не удивимся, если скоро зайдет речь о приватизации Кремля, Эрмитажа, Третьяковки, а там, глядишь, дело дойдет и до других святынь народа – хоть до Троице-Сергиевой Лавры, если грабительская рука не будет остановлена. Точно такие же криминально-реформаторские толки идут об объектах науки и высшей школы. Речь идет не только о приватизации важнейших объектов культуры, ее материальной базы, но об активном разрушении всех социально-значимых ее институтов, включая экономические и организационные структуры, обеспечивающие духовное производство: от средней и высшей школы, до науки и театров, что предусмотрено правительственными проектами и решениями 2004-2005 гг. Заниматься уничтожением нашей выдающейся системы образования, великого русского театра, изобразительного искусства, истреблять имеющие мировое значение научные школы, другие культурные достижения нашего Отечества могут только те «элитарии», кто поставил крест на будущем России, кто давно порвал с ней духовную связь, вступив в сговор с заведомыми врагами. Готовясь к предстоящей эмиграции, они жаждут напоследок обогатиться на распродаже культурных ценностей, на разрушении инфраструктуры духовного и интеллектуального производства. «Расчленение или даже исчезновение их страны трагедией для них лично не будет», - выразительно характеризует позицию этих «элитных деятелей» С. Г. Кара-Мурза. Масштабы их нынешнего не лишенного предусмотрительности обустройства за рубежом общеизвестны. По словам того же автора, для этих убогих духом отщепенцев «в любом Париже готов и стол, и дом». Не понимать трагичных последствий своих «реформ» руководящие российские деятели не могут, как не могут не догадываться о том, что вопрос об их персональной и групповой ответственности за постыдные итоги «преобразований» встанет во весь рост в самом скором времени. Не потому ли в последнее время одни из них – в количестве нескольких сот тысяч – так энергично обживаются в Европе и Америке, отправляя туда семейства и капиталы, в то время, как другие с той же энергией готовят поджог собственного Отечества, рассчитывая, что на таком масштабном пожаре будет не до них. Духовно-культурная колонизация общества на американский лад, которая сопровождается систематическим ослаблением русской культуры, составляет одно из центральных звеньев, организованного ими «транзита» Родины в небытие. С помощью последней сознательно производится эффективное отключение юных поколений от своей традиции и истории, чем блокируется естественное чувство патриотизма. Благодаря злонамеренной деятельности высшего руководства СМИ, и, тем более, их хозяев, абсолютное большинство молодых людей уже сегодня не готово защищать Родину, полагая вслед за «электронными наставниками», что патриотизм де – «последнее прибежище негодяя». Нам, правда, думается, что в сегодняшней России подлинным прибежищем негодяев всех мастей стала именно борьба с патриотизмом, которая пролагает путь к государственно-политической катастрофе нашего народа. Целостность российского общества и его духовного пространства систематически разрушается настоящим социальным расизмом либеральных элит. Правящий слой и словом, и делом творил все для распада коллективных ценностей, для воспитания обездоленных поколений, лишенных чувства Родины. Ограбленные, оскорбленные и униженные государством они действительно находятся во враждебных отношениях с властью, нередко перенося это свое отношение и на страну в целом. Социальный апартеид новых пролетарских страт, чей удельный вес только возрастает, является мощной социально-психологической предпосылкой для дезинтеграционных процессов. Носители подобной (во многом сепаратистской) психологии зачастую говорят о своей стране: «Не мы ее, а она предала и продает нас»! Они часто испытывают злорадные чувства в отношении взлета чеченского терроризма. Более того, имеющаяся статистика показывает, что именно эти слои стали важным поставщиком кадров для террористов, что без русских соучастников, без их настроений социальной мести он давно бы задохнулся. Такие настроения и подобные кадры были выпестованы властью, царящим в ней духом продажности, корпоративным эгоизмом, неуважением к собственным гражданам и их жизни. Известное представление о масштабах явления дают следующие данные. Если к концу советской эпохи во всем восточноевропейском регионе было выявлено лишь 14 миллионов людей, проживающих за чертой бедности, то сегодня на этом