Дневник З.Г.ФоздикАМЕРИКА1922 — 192310.VII.22ПонедельникМы уже четвертый день на острове Монхиган (штат Мэн). Рерихи и старший сын их, Юрий Николаевич, уже три дня здесь. Я хочу записывать все касающееся Рерихов, ибо думаю, что через несколько лет мне придется написать воспоминания о Николае Константиновиче и Елене Ивановне. Слишком великие и необыкновенные они люди, чтобы мир о них не знал, да и, кроме того, они — ученики М.М. и избраны Им для большой миссии в Америке, Индии и России, как мне сегодня говорила Е.И. Она еще не может мне сказать, что это за миссия.Мы с ними совершили несколько прогулок по здешним скалам и холмам. Оба они просты, как дети, и мудры, как избранники Божии. Например, мы взобрались на какой-то холм, а Юрий Николаевич издали кричит: «Сюда идите, тут много земляники!» Н.К., услышав, мрачно говорит: «Значит, он ее всю и съест».Когда мы все сидели на веранде и говорили о войне, Н.К. сказал: «Первая великая война была между Каином и Авелем, причем один убил другого — тесно им было обоим на земле».Сегодня мы все, кроме Е.И., отправились на прогулку. Между прочим, Н.К., говоря о художниках и школах, рассказывал, что такой великий художник, как Куинджи, предоставлял ученикам самим создавать приемы и технику рисования, вырабатывая прежде всего свой глаз, ибо выработанный глаз создает потом свои собственные приемы и технику. И тот художник не велик, который ученикам своим говорит, как начинать картину, вообще как ее писать, и от такого учителя истинно талантливый ученик должен уйти. Н.К. рассказал, как однажды Айвазовский пришел в мастерскую Куинджи, где Н.К. учился. Ему дали кисть и полотно, и Айвазовский за час написал довольно большую картину. Произошел следующий диалог. Куинджи спрашивает: «А где же волна?» — «Ах да, — говорит Айвазовский, — вот сейчас». — «А пароход?» — «Да вот», — пара приемов, и готов пароход. «Ну а флаг на пароходе?» — «Ах, забыл», — раз махнул, вот и флаг. И так своими уже заученными приемами написал картину, но без всякого вдохновения.Сегодня за столом Н.К. рассказал пару анекдотов из русской народной жизни, он их чудно рассказывает. Е.И. рассказала, как они ездили на Валаамский остров на Ладоге, где Н.К. написал дивные одиннадцать этюдов, и она его просила не посылать их в Россию, а везти с собою. А он не послушался и отослал их, и, конечно, во время революции они пропали в России. Тут она добавила: «Мастер сказал: слушайся духа Урусвати. Я скажу раз, два, настаивать не стану, а потом и выйдет нехорошо».Какая это дивная женщина, как она вдохновляет Н.К.! Как она понимает краски, цвета, природу, как любит ее! Ходили мы по скалам, и я обратила ее внимание на один камень, на котором было три цвета: голубой, зеленоватый и бирюзовый. Е.И. пришла в восторг и залюбовалась этим камнем. А я обратила внимание на этот камень потому, что она раньше рассказывала, какие разнообразные цвета имеют камни в Финляндии. Вообще Рерихам здешняя природа напоминает Финляндию.Интересную мысль высказала Е.И.: когда человек думает исключительно о своем духовном очищении, то есть старается перестать грешить, делается святым или, вернее, «святошей», то, помимо величайшего акта эгоизма, он [становится] не нужен для теперешней жизни. Мир не удивишь теперь святостью и чистотой жизни, а удивишь именно борьбой, силой духа и силой чудес. Нужны борцы, а не святые. Людей надо ошеломлять, как это и делала Блаватская вначале, да и почти всю свою жизнь, чудесами и оккультными знаниями.Е.И. мне сказала, что у человека есть семь центров, которые при известных упражнениях можно пробудить и развить. Главный центр — огонь кундалини, который начинается в конце позвоночного столба и идет наверх к затылку. Этот центр развивают йоги. Потом — между бровями — третий глаз. Один — в центре груди, два — в желудке. Остальные — не помню где. Благодаря им человек при тренировке и упражнениях может стать ясновидящим, начинает слышать и даже может овладеть силами природы.11.VII.22После ужина, вечером, Н.К. просил меня прочесть вслух два письма: одно — от Хёкнера, председателя Кор Арденс, а другое — от Местровича, известного художника из Югославии, который по приглашению Н.К. присоединился к Кор Арденс, причем он пишет, что из циркуляра не понял [основной] идеи и не знает, что за цели у общества, но присоединяется, ибо Н.К. там. От Хёкнера письмо очень интересное. Он пишет, как это печально, что многие присоединяющиеся художники ищут престижа и личных выгод.Потом — удивительный факт. С неким Вайзеборном, художником, членом Кор Арденс, который глумился над обществом и был его противником, вдруг произошло крупное несчастье — у него случился пожар, сгорели все его картины, он сильно обжег руки и лишен на время возможности работать. Так всегда случается с людьми, враждебными идеям Мастера. Вспомнили Кристелей с болезнями семьи, Хиллера со смертью матери и неприятностями в делах, неприятностями и нарывом у Саминского перед его отъездом в Европу, неудачами у Муромцевых и болезнями у них.Вечером в этот же день мы имели сеанс у Н.К., причем все стояли за столиком вчетвером, а Ю.Н. записывал. После сеанса, на котором нам было, между прочим, велено стоять самим четыре раза в неделю и развивать силу, я и Нуця пробовали писать автоматически*, но ничего не вышло. Ю.Н. пробовал писать, и вышло «Мориа» и разные рисунки. Потом сел [за стол] Н.К. и нарисовал автоматически дивный знак для Корона Мунди с числом 11.VII.1922 и надписью: «Я даю, да, да, да». Потом, по просьбе Юрия, Н.К. опять сел и нарисовал автоматически будущий русский герб на горностаевой мантии с челноком и парусом, двумя восьмиконечными звездами и одним крестом на куполе.Курьезный эпизод — перед нашим уходом Ю.Н. стал пить воду из кувшина для мытья. Н.К. брезгливо махнул рукой и говорит: «Поганая вода». Юрий выпил и отвечает: «Я уже выпил». Тут Н.К. говорит: «Ну и опоганился».Интересна пара эпизодов, рассказанных Н.К. о Витте. Он как-то был в его канцелярии и, уже выходя, увидел у двери несколько картин Врубеля на стене. Он и говорит Руманову, чиновнику Витте: «Да ведь так нельзя, все-таки Врубель». Через пару дней его встречает Руманов и говорит: «Николай Константинович, что вы наделали! Ведь я эти картины из столовой довел до передней, хотел купить их дешево, а теперь благодаря вам они перешли в гостиную на первое место».Два эпизода о Боткине, плохом художнике и известном коллекционере, богатом и хитром человеке. Увидел он у графа Строганова в зале небольшой бюст Леонардо да Винчи и повел такую политику. Говорит дворецкому: «Ведь его полотеры разобьют, уберите лучше». Тот убрал. Через пару дней Боткин приходит к Строганову и говорит: «Граф, у вас тут, кажется, какой-то бюст стоял между окнами, где он?» — «Да унесли его на чердак, — говорит граф, — чтобы полотеры не разбили». — «Да, — говорит Боткин, — он и там разобьется, продайте его лучше мне». — «А сколько вы дадите?» Тут Боткин говорит: «И жаль что-либо давать за него, да вещь бесценная». Закрыл глаза и говорит: «Пятьсот рублей». — «Ну, — говорит граф, — давайте пятьсот пятьдесят, и бюст ваш». Так и купил миллионную [по цене] вещь. К этому же самому Боткину пришла раз старушка и принесла старинный сосуд. Он вынимает двугривенный и дает ей. Она говорит: «Что ты, батюшка, я никак не могу, понесу к Анненкову, он больше даст». А Боткин ей: «К Анненкову? Царство ему небесное, три дня тому назад помер!» Тут она ему сосуд отдала, а Анненков и до сих пор еще жив.12.VII.22Пошли все, без Е.И., гулять и собирать землянику. Н.К. необычайно прост, и все его советы полны мудрости. Например, говоря о Школе*, советует, чтобы Грант написала Кристелю благодарность за данные им две тысячи долларов и запросила его, на какие отделы он хочет устроить стипендии по искусству. Также [посоветовал], чтобы Грант, если придут Саминский, Ярмолинский и им подобные, заявила им, что ввиду отсутствия у них интереса к работе Школа поняла, что они больше не желают быть преподавателями, и потому исключила их. Также он советовал приглашать тех учителей, которые будут читать лекции даром, причем не обидятся, если будет мало слушателей. Таким образом Школа не будет нести затрат на эти лекции.За завтраком говорили о России, Н.К. рассказывал о Горьком. «Похож он, — говорит Н.К., — на преступника; на вас никогда не смотрит в разговоре, глазами бегает по комнате». Когда ему Н.К. указал, что у него секретарь — жулик, человек известный своей нечестностью, Горький смолчал и ничего не ответил.Гуляли мы с Н.К. и Ю.Н., собирали и ели массу ягод. Н.К. сделал два наброска карандашом со скал. Принесли Е.И. ягоды в корзинке.Интересные беседы имели вечером после ужина, на веранде. Много рассказывала Е.И. о своей родне — какие были между ними чудовищные самодуры и жестокие люди.Одна тетка никогда не ходила, а вставая с кровати, переходила на софу, на которой и лежала вся в черном, с веером в одной руке, а другой рукой — на подушке, и все подходили и целовали эту руку.Другая тетка, поразительная красавица, из-за которой много людей стрелялось и погибало на дуэлях, решила надеть белую маску и так провести одной всю свою жизнь, чтобы из-за нее больше не гибли люди.Дядя Е.И. был женат, его жена рано умерла, и он, безумно любя ее, провел три года в ее комнате, окруженный ее портретами, не выходя оттуда, потом его женили насильно на некой помещице, чрезвычайно жестокой, по фамилии Дерен. Она истязала ужасно своих крестьян и своего мужа тоже. Однажды случилось ужасное происшествие: она натыкала полную простыню булавок, и когда вечером муж пришел, стала его гладить и предложила ему лечь и отдохнуть. Он, ничего не зная, лег, и все булавки вонзились ему в тело. Тут он не выдержал, убежал из дому и подал на свою жену в суд. На суд съехалась масса народу, вся их родня, и когда он начал рассказывать о ее жестокости, его жена, которая была красавицей, драматическим жестом сбросила с себя верхнюю часть платья и встала, показав всю грудь и спину в синяках, говоря: он говорит о моей жестокости, а посмотрите, до чего он жесток! Тут, конечно, ее оправдали, и они вместе поехали домой, а она всю дорогу над ним издевалась: «битый небитого везет». Когда этот дядя наконец с горя и страданий умер, она, придя в церковь, где он лежал в гробу, потеребила его еще последний раз за нос.Бабка Е.И. была известна своей гордостью. Жила она при Екатерине Великой. Однажды к ней приехал осмотреть ее владения капитан-исправник, назначенный для этого императрицей. После его отъезда она написала Екатерине личное письмо: «И что я за преступница такая, что Вы ко мне назначили приехать исправника для осмотра!» Сыновья при ней не садились, а все окрестные помещики приезжали как к государыне на поклон и толпились в передней. Она была очень красивой, с тонкими суровыми чертами лица. Одна ее дочь, очень молодая девушка, в чем-то провинилась. Та ей сказала, что высечет ее при офицерах, чей полк стоял в этом местечке. Девушка, зная свою мать, отравилась.Курьезный эпизод рассказал Н.К. У них был служитель Максим. Однажды Н.К. видит, что тот бьет по телефону кулаками. Он его спрашивает: «В чем дело?» — «Да не отвечает», — говорит Максим. «Он дошел до сути дела», — добавил Н.К.13.VII.22Читая о жизни Блаватской и слушая рассказы Е.И. о себе, прихожу к убеждению, что между ними масса сходства. Е.И. в детстве была страшно горда, не особенно послушна, любила играть в индейцев, играла и воспитывалась со своими кузенами в имении, где у них бывали чудесные приключения, отличалась большим воображением, любила чудесное и верила в него. Имела видения: видела мальчика дивной красоты; дивные глаза, часто обращенные на нее; однажды, когда была больна, видела двух высоких людей в восточных одеяниях, стоявших возле кровати и указывающих на нее. Это, оказывается, были Мастера М. и К.Х.Всю жизнь она любила уединение. Даже выйдя замуж, каждое утро приказывала часа два никому ее не беспокоить, говоря, что одевается, а сама сидела в это время — читала, а главное, думала. Видела руку, которая показывала ей цифры, а она потом передавала их Н.К., и если он покупал известные бумаги по этим цифрам, то всегда выигрывал. Но о теософии она ничего не знала вплоть до Лондона и к спиритизму относилась равнодушно. Любила всегда Индию и вообще Восток и много читала.«Аура* — это кладовая духа», — сказала Е.И. Мы говорили об одном оккультисте, докторе, который заставлял одного субъекта подчиняться его воле. Этот доктор велел ему выделить астрал* и пойти в чужой дом, где он никогда не был, и тот подробно описал комнату, человека, сидящего в ней, и как он, чувствуя его присутствие, но не видя его, начал зажигать лампы, а потом вскочил и пошел в другую комнату к жене. Все это затем было проверено и оказалось фактом. Затем этот же оккультист увидел у Рерихов ауры двух из их картин и одной драгоценности, подвески черного опала, и сказал, что на ней масса крови, и велел ее продать, а картины увезти.14.VII.22Много беседовала с Е.И. Это дивная женщина. Она — вдохновение Н.К. Он без нее картину не напишет, всегда просит ее выбрать ему место, где писать, и запоминать увиденные краски. Если место или выбранный им сюжет не понравится ей, он там ни за что писать не будет. М.М. ей говорил: «Учи мужа писать картины. Твой вкус — Мой вкус». Любовь к краскам у Е.И. с детства. Отец ее всегда звал, когда что-либо рисовал, чтобы она помогала выбирать краски. Она сама хотела рисовать красками, но отец посадил ее вначале за гипс, а так как она этого не любила, то сказала, что больше рисовать не будет.Рассказала Е.И. курьезную вещь, что кушала, когда была беременна Юрием, только молоко (по пять бутылок в день), супы из зелени и салаты, больше ничего, и все время изучала географию. А когда была в положении Светиком, ела все, но сама починяла свои старые сапоги — все над ней смеялись и говорили, что сын будет сапожником.Много она мне говорила про М.М. и Его Указания ей, но я не должна об этом писать.15.VII.22Сегодня все немного прогулялись перед завтраком. Е.И. рассказала, что всегда безумно любила музыку, страшно увлекалась красками (с раннего детства) и понимает, почему ей не было дано развить ни то ни другое. Если бы она избрала профессию, то всецело отдалась бы ей и не могла бы так воспитать детей, быть такой женой, и вся ее теперешняя миссия погибла бы. Значит, этого не должно было быть, а так, как все случилось, было необходимо для исполнения ее теперешней миссии. А краски ей нужно было понимать ради мужа и воспитания детей. Е.И. говорит, что сильный духом ищет и выбирает себе назначение в жизни, но таких — очень мало. В большинстве люди не слушаются голоса своего духа, потому столько исковерканных жизней.Интересная подробность: с раннего детства Е.И. смазывала себе нос каплей вазелина. Недавно она прочла, что это делают все йоги перед сном.Сегодня провели дивный день. Утром все работали, писали письма, а днем пошли гулять на скалы, рвали землянику, много ходили. Пошли в лес, заблудились, но к шести часам дня пришли домой, поужинали и пошли на веранду. Нуця и Юрий сели играть в шахматы, но потом Н.К. попросил их пойти поснимать чаек на скале. Они ушли, и он предложил мне продолжить их партию. Мы оба не играем, — конечно, сделали невероятные ходы и ужасно смеялись, ибо Н.К. сказал: «Ну, светлые силы ушли, темные пришли». Мы все ужасно хохотали, потом Нуця и Юрий вернулись обратно, а мы сели по своим местам как ни в чем не бывало. Но, конечно, все сразу раскрылось.Вечером у нас был дивный сеанс, все главным образом для Книги*. А потом Н.К. сел писать автоматически, и пришло дивное послание от М., потом — рисунок гробницы, где они все будут делать раскопки (в Азии, в будущем, с Ю.Н.). Потом писал Юрий. У него чудно идет карандаш, но очень смешно двигаются пальцы — вот мы и опять хохотали. Вообще вечер прошел прямо среди чудес. Е.И. тоже пробовала, и у нее получается, но еще слабо. Н.К. говорит: «Мы еще безграмотны».16.VII.22После завтрака утром гуляли. Е.И. сравнивала здешнюю природу с Финляндией и очень метко сказала: «Тут видна сила воды над сушей, а там — сила земли над водой».Рассказала она два своих сна в 1910-1912 годах.Первый сон: едут они с Н.К. в колымаге по России, все черно, мрачно, гроза, пусто кругом, и вдруг взвивается на небе огромный змей и падает на землю, причем его хвост разделяется пополам и покрывает двумя ветвями небо. Под влиянием этого сна Н.К. написал картину «Крик змия».А второй сон был через пару дней после этого. Опять они оба едут в колымаге по России, все кругом пусто и серо, словно вымерло, такой скучный серый день без всяких красок. Вдруг перед ними — холм. Е.И. выходит из колымаги и подходит к этому холму, желая взойти на него и посмотреть кругом. И видит, что это не холм, а громадный жирный змей, который свернулся множеством колец и спит. Она удивилась и ушла.Е.И. хочет после смерти своей быть кремированной. Вчера говорили о том, чтобы нам всем постараться запомнить одно общее событие и вспомнить его в будущем воплощении, когда встретимся, и напомнить друг другу. Вот было бы чудесно! Много интересного мне сегодня рассказывала Е.И. и была очень рада, узнав, что я записываю. Детство ее было очень интересным, она была ужасно непокорной. Когда ей было около шести лет, ей взяли гувернантку, генеральскую дочь, которая была очень неопытна в воспитании детей. Девочка как-то в чем-то провинилась, и гувернантка ее заперла в ванную. Е.И. говорит ей: «Если вы меня сейчас же не выпустите, я напущу в ванну холодной воды, войду и простужусь, а потом вам достанется». Гувернантка не поверила, но все-таки взобралась на стол у верхнего окошечка посмотреть. Она увидела, как девочка начала снимать чулки и полезла в ванну. Тут она скорее открыла дверь. Сбежался весь дом, девочке начали растирать ноги спиртом, а она хохочет, ей весело, что все беспокоятся.Также в очень раннем детстве Е.И. усвоила привычку ругаться. И вот раз она стояла и ругала какую-то прислугу: «Лизка-подлизка, дрянь». А та говорит: «Хорошо, барышня, хорошо». Тут ей стало безумно стыдно, и она говорит, что как рукой сняло, и она с того дня совершенно перестала ругаться*.Она всегда могла предсказать смерть всех своих родственников, зная про это заранее (как и Блаватская в детстве). Всегда видела огромную руку во сне и наяву. Во время сильной болезни в детстве видела у своей кровати двух огромных людей, которые тянули из ее бока к себе какие-то серебряные нити, как бы притягивая ее к себе. Позже она поняла, что это были Мастера М. и К.Х., а в руке узнала Руку М.М.Всегда предчувствовала пожары. Девяти лет говорила всем в доме: «Скоро у нас будет пожар». Мать всегда на нее страшно сердилась. Вот раз вечером мать уехала в театр, а Е.И. осталась одна с француженкой, и в доме начался ужасный пожар — сгорело пять квартир, но до них не дошло.Горда была страшно, не признавала ничьего авторитета, любила уходить одна играть в свои игры, думать или же играть с кузенами в дикие воинственные игры (американских индейцев).Видела во сне женщину, пролетевшую над ней со странным каким-то звуком. Это случилось перед смертью ее сестренки.Н.К. своего детства абсолютно не помнит, только один сон, который повторялся три дня подряд, когда ему было около тринадцати лет. Он увидел во сне высокую белую фигуру с закрытым лицом, которая подошла к нему вплотную и через покрывало смотрела на него, чем он был очень напуган.Характерный эпизод был сегодня вечером: мы смотрели из комнаты через окно на заход солнца, а на веранде сидели Нуця с Ю.Н. и играли в шахматы. Мы стали смотреть на них и смеяться их движениям при игре. Н.К. подошел к окну и показал сыну язык. Тот очень смутился, а Е.И. спрашивает мужа, в чем дело. А Н.К. говорит: «Я хотел Юшу подвести, чтоб он мне ответил тем же, вот бы удивился Мор[ис] Моис[еевич], ибо принял бы это, наверно, на свой счет».Интересный случай произошел этой зимой с Н.К. в Метрополитен-музее. Подошел к нему вдруг в вестибюле какой-то человек и говорит: «Вы кого-то ожидаете, давайте присядем. Ваш интеллект намного превосходит интеллект всех присутствующих здесь людей. Вы сейчас нуждаетесь в деньгах, но однажды станете очень богаты. До свидания», — помахал ему рукой и исчез*.Бедная Е.И. мне сегодня жаловалась, что всю свою жизнь мечтала иметь огромный письменный стол, принадлежащий только ей. В Петрограде был куплен стол — его взял Н.К., еще один, красного дерева, — дети забрали. «А я, — говорит, — работала, читала и писала в одном кресле».Забавный случай рассказал Н.К. про известного парижского антиквара Зельмайера. Он заказал одному художнику копию с Рембрандта за 250 франков. Потом велел ему подписать своим именем и дал ему еще 500 франков. Затем отправил эту картину в Америку, но перед этим написал на себя донос, что Зельмайер отправляет в Америку старую картину Рембрандта, но под другой подписью, и послал донос в таможню. Там картину задержали, пишут ему и назначают большой штраф. Зельмайер клянется, что картина не Рембрандта, а вот того художника. Таможня ему говорит: «Нет, картина [подлинная] — настоящий Рембрандт». Заставили заплатить огромный штраф и дали удостоверение. А в Америке он ее продал за громадную сумму.Массу подробностей из своего детства рассказала мне Е.И. после ужина, когда мы сидели на веранде.Мать начала ее вывозить в свет на балы с самого раннего возраста, чуть ли не с семи лет. Она ее повсюду брала с собой. В тринадцать лет Е.И. раз высчитала, что за декабрь и январь была на тридцати двух балах, и ей все это было ужасно противно. Балы оканчивались к шести или семи часам утра, она ложилась спать на пару часов, а потом надо было идти в гимназию, где она изучала все предметы, кроме танцев, рисования и рукоделия (была от них освобождена, ибо просто не имела сил). Вообще Е.И. с детства страдала малокровием и нервами, и это у нее до того обострилось, что, когда она была барышней, ее повезли за границу лечить душами Шарко от острого малокровия и нервного состояния.С семнадцати лет она начала увлекаться музыкой, а мать ее все настаивала, чтобы она ходила на балы, и у них происходили ужасные драмы. Бывало, мать, которая чудно ее одевала, приготовит для нее туалет, а Е.И. в душе знает, что на бал она не поедет, и вот за пару часов до бала она говорит: «Мама, а я на бал не поеду». Мать начинала сердиться, а однажды даже набросилась на нее в гневе с кулаками, и бедной Е.И. пришлось спасаться под роялем.Когда Е.И. стала невестой Н.К., она и мать жили с ее тетей (это было уже после смерти отца). Бедный Н.К., когда ездил к ним, чтобы никого не обидеть, всем кузинам и тетушкам привозил конфеты, коробок десять, так что приезжал к ним, бывало, весь нагруженный. Барышней Е.И. была поразительно хороша: тоненькая, стройная — считалась красавицей. За ней многие ухаживали, и много людей любили ее всю жизнь.Когда ей было около тринадцати лет, она приехала погостить к своей тете. А было это под Ивана Купалу. Тут ей тетя говорит: «Вот тебе и приснится твой будущий муж». Е.И. приснился следующий сон: будто она в громадной пустой церкви, стоит на коленях в подвенечном платье перед иконой Божией Матери, а за ней в темноте стоит мужчина. Она видит только его профиль: гладкие черные откинутые со лба волосы, громадные глаза, а вся остальная фигура — в тумане. И вот он ей говорит: «Помолись, моя дорогая». Она только позже узнала в нем М.М. А этой зимой Он им сказал на сеансе: «И тогда узнала Мой профиль, когда приходил к тебе».Вечером у нас был общий сеанс. Потом Юрий писал автоматически и получил дивные послания по-английски, а Н.К. — по-русски.18.VII.22Дивный разговор имела с Е.И. о ее жизни, когда она вышла замуж. Она мне много рассказала о себе, своих мечтаниях, о том, как много читала и как много дала своему мужу, уведя его из школы старых форм на новый путь, развив в нем стремление читать [книги] по духовным и религиозно-философским вопросам и потом направив его мысли на то, чтобы он начал писать статьи, стихи.В тридцать лет Н.К. был уже директором Школы [Общества Поощрения] Художеств. Пришлось ему перенести много интриг и неприятностей. Бывало, на собраниях [совета] директоров он сидел и молчал, все слушал, все переносил, а как приходил домой — ей до трех часов ночи приходилось его успокаивать, пока он ей все рассказывал, не скрывая перед ней своих огорчений и волнений. Приходилось ей зажигать его дух, направлять мысли, создавать новый путь, и он шел за нею, понимая ее дух и чуткость. Мудр он был всегда, но была в нем нерешительность, иногда человеческая слабость, и много пришлось побороть Е.И. Без нее, его жены, не было бы Рериха как великого художника и человека.Сегодня, после завтрака, Юрий рассказывал о своих и Светика проделках в гимназии и университете. Е.И. говорит, что Светик пошел в нее всеми своими проказами. Когда она была девочкой, очень любила устраивать разные пакости, например, раз вошла в комнату гувернантки, влезла в корзину от грязного белья и взяла в руки гармонику. Гувернантка вечером пошла спать и вдруг видит, что корзинка медленно идет на нее и издает очень странные звуки. Та — в крик, убежала, а когда все сбежались, корзина стояла среди комнаты пустая. Потом Е.И. с кузеном зашли в сарай, где стригли овец, подкрались сзади и открыли дверь. Все овцы разбежались, и их около недели пришлось искать. Набросали немке-гувернантке шиповнику в кровать, та вечером легла спать и, конечно, подняла крик. [Домашние] всегда знали источник этих проделок и ее с кузеном Степой* примерно наказывали.Е.И. вчера ночью ясно слышала голос Мастера, который ей сказал: «Пора, пора уже вам податься из чужой Америки». Она мне рассказывала видение-сон, которое видела пару месяцев тому назад в Нью-Йорке. Обстоятельства у них были, между прочим, довольно затруднительные. Она увидела, что стоит в громадном Храме, в котором [находилось] несколько людей и между ними — М.М., стоящий с нею рядом у Алтаря. Над Алтарем струится дивный свет из радужных лучей. Вот М. отходит от нее, подходит еще ближе к Алтарю, делает какие-то знаки (не то заклинания), свет еще усиливается, наполняет весь Храм, и раздается дивная, грандиозная музыка. Когда она потом проснулась, то у нее дней пять вся душа пела.Потом [Е.И.] рассказала другой сон, как она очутилась у подножия башни, где живет М.М. Башня очень высокая, из желтого камня, как бы песчаника, с черными железными скобами вроде буквы «Т» в ней. Башня сужалась кверху, Е.И. подошла к ней вплотную и верхушки ее не видела. А за башней виднелось ярко-синее небо. Этот сон был в Лондоне.Было у Е.И. еще несколько поразительных снов. Один ей приснился, когда ей было особенно тяжело, она была тогда невестой Н.К. Мать и родня были против [этого брака] и хотели, чтобы она с ним рассталась. Раз она легла спать и перед сном подумала: «Господи, хоть бы папа пришел и помог мне решить». Ей приснился отец, который пришел к ней и говорит: «Успокойся, Ляля, все будет решено к Вознесению». Потом отец пошел на высокую гору, она — за ним и видит, оглядываясь, что вся их огромная семья идет за ними. Пришли они на гору, на ней — высокий шест. Отец ухватился за этот шест и вдруг провалился вниз — в бездну. Е.И. чувствует, что ей надо прыгать за ним и спасти его, но вместе с тем сознает, что если она прыгнет, то умрет, а ей умирать не хочется. Она оглядывается — за ней идут мать и дядя. Она и говорит: «Дядя, прыгай за папой». Тот прыгнул, она проснулась. Действительно, вскоре всё в семье пошло на лад в отношении Н.К., и его признали женихом. А дядя этот вскоре умер, а за ним и ее мать.Потом, уже когда она была замужем, ей приснилось, что сидят они за столом, а рядом с нею тетя Стася, [которая] вся как бы фосфорически светится, будто разлагающийся труп, и говорит ей: «Ляля, как тяжело мне всех оставить». Она утром просыпается, вызывает эту тетю по телефону, а дядя подходит и говорит: «Тете этой ночью было очень плохо, мы уже доктора позвали». А через пять дней та умерла. Раз мать Е.И. ехала с ней на извозчике, потом вышла и пошла вперед, а Е.И. за ней. И она ясно почувствовала, что мать — уходящая тень. Та действительно через неделю захворала и, проболев несколько месяцев, умерла.Перед смертью отца Е.И. зашла на кухню к старой прислуге, жившей у них около двадцати лет, и говорит: «Лиза, папа умрет». Так и случилось через пару дней. Между прочим, отец Е.И. приходит [к ней] во сне перед какими-нибудь событиями и дает советы и указания. Тяжело было Е.И., когда за ней ухаживал Н.К. Мать и родня были против. Тогда же ухаживал за ней видный, богатый человек из прекрасной семьи, гусар, и мать хотела, чтобы Е.И. вышла за него. Но она чувствовала, что ей нужно выйти [замуж] за Н.К., человека более чистого из всех, с которым она будет истинно счастлива. Ей не позволяли с ним встречаться, следили за ней. Наконец, когда она уже была его невестой, пытались все между ними расстроить. Увезли ее за границу, а он за ними ездил в Ниццу, оттуда в Милан, наконец их с матерью вызвали в Россию. Н.К. получил в это время должность секретаря при Великой Княгине. Имя его уже тогда стало очень известным в России, картина его была куплена для Третьяковской галереи. Конечно, семья уже ничего не говорила [против], и они повенчались. Но много тяжелого ей пришлось перенести: борьбу с матерью и родней.Она спросила М.М.: отчего она должна была готовить и делать всю черную работу, которую она делала зимой? М.М. ответил, что это важно для других, которые увидят, что у них [Рерихов] были не только богатство и обеспеченность, но часто и лишения, и критические положения, но они не отступили от пути.Вчера вечером Е.И., Н.К. и я пошли гулять и пришли к пастбищу быка, а перед нами через калитку прошли две барышни. Н.К. и говорит: «Масенька (или «мамочка», как он называет Е.И.), не ходи туда, пожалуйста, там бык». Е.И. отвечает: «Да ведь быка нет». Н.К. говорит: «Он сейчас выйдет из-за той горки, как только мы зайдем». Е.И.: «Но неужели тебя не манит? Смотри, там чудесные скалы». Н.К.: «Нет, нисколько не манит, там бык». Е.И.: «А вот прошли же барышни там». Н.К.: «Так это скотницы, наверно». Так мы ушли и хохотали ужасно.На прогулке они всегда держат друг друга за руку. Так прекрасно [они] любят друг друга, такая нежность в обращении, такая чуткость в понимании и столько преданности во взгляде, когда смотрят друг на друга. Более прекрасной и гармоничной любви между мужем и женой я не видела. 21.VII.22Этой ночью перед сном Е.И. видела М. Руки Его — в венце вокруг нее, как она всегда видит. Из глаз (в особенности из правого) струились синие с серебром лучи. И бросал Он на нее какие-то стрелы, а с [Его] Рук на нее струились лучи. И голос Его сказал: «Возрадуйся».Е.И. жалуется, что организм ее настолько утомлен, что когда она слышит голос М., то не может запомнить, что Он ей говорит, тогда как в Нью-Йорке она каждый день видела Его, целые картины, слышала и помнила фразы.Н.К. рассказал забавный факт. Директора гимназии, где он когда-то учился*, на Пасху поздравляли: «Христос воскресе, поздравляю, Карл Иваныч!» А он обычно отвечал: «И я тоже».Вчера вечером мы все пошли гулять и видели со скал дивный закат. Было довольно трудно подойти к берегу, и мы хорошо попрыгали по мокрой земле и скалам, но наконец пришли почти к самой воде и стали наблюдать закат, причем Н.К. набрасывал рисунок на листке бумаги.У Е.И. поразительное воображение, она видит целые картины в облаках и так сообщает о них другим, что и все начинают их видеть. Благодаря ей мы видели и замки, и горы, и две широкие дороги, ведущие в дальний город, и высокую фигуру в остроконечной шапке, а потом два солнца. Мы наслаждались всем этим.Е.И. учит всех наблюдать цвета на камнях: серые, лиловые, розовые — у нее учишься видеть природу в красках.22.VII.22Я, Нуця и Н.К. пошли сегодня утром гулять и сделали несколько снимков, много ходили по скалам. Н.К. сделал набросок одной скалы карандашом. Между прочим, он говорит, что художник обыкновенно рисует [с натуры] прибой, небо, скалы, и часто получается фотография, то есть то, что лишь слепой не увидит. А главное — это подметить в природе настроение и передать его на полотне.Н.К. попросил меня записать, как однажды этой зимой он ехал в подземке и напротив себя на скамейке увидел такую картину: М. около Своей башни, вдали горы, снег, и на нем даже оттенок синего цвета. Прямо, говорит, мог бы эту картину написать. Продолжалось это видение довольно долго.Н.К. нравится морской прибой, но рисовать его он не будет, потому что выйдет слащаво, как фотография.Читаю теперь о раджа-йоге. Е.И. дала мне ряд указаний, как делать дыхательные упражнения. Надо вдыхать в правую ноздрю, отсчитывая пять, задерживать дыхание, отсчитывая пять, и выдыхать через левую ноздрю, отсчитывая пять. Делать это [надо] на воздухе утром перед завтраком четыре раза подряд, а через две недели — и вечером, а через месяц — направлять дыхание вначале на кундалини, соединяясь мысленно с этим центром и представляя его себе в виде треугольника, потом — на центр в желудке, представляя себе человека, потом — на солнечное сплетение в груди, представляя себе его в виде солнца, потом — на два центра в затылке, представляя их как двуконечное пламя, потом — на третий глаз, представляя его в виде пламени. Но Е.И. говорит, что прежде надо спросить М., можно ли мне это делать.23.VII.22Мы сегодня вечером спросили М., и мне с Нуцей было позволено сделать пранаяму* по известным указаниям. У нас был прекрасный сеанс и очень интересное послание, данное автоматически через Ю.Н.Сегодня мы гуляли, и Е.И. с восхищением припоминала Финляндию, ее дивные цветы и природу и говорила, что, благодаря двум годам, прожитым там, у нее накопился такой запас здоровья и праны*. Этим она и объясняет свои необыкновенные видения в Лондоне. Теперь же, после Нью-Йорка, она жалуется на усталость и говорит, что ей трудно видеть отчетливо, все [как бы] в тумане, и слышит она не очень ясно из-за усталости в организме.Н.К. удивительно мил и прост в жизни. Сегодня за завтраком мы потребовали чай из новых машин — перкуляторов, а прислуга говорит: «Чай кончился». Н.К. заявляет: «Чай умер, надо требовать молока». Между прочим, он сегодня почти закончил картину у себя наверху (он работает в башне дома, где мы живем) и говорит: «По быстроте — вроде Айвазовского».З.Г.Фосдик. Остров Монхиган, 1922Сегодня он нам рассказывал, как Государь со всей семьей ездил осматривать их музей*, а он и Е.И. с остальными работниками музея его принимали. Вдовствующая Государыня очень много беседовала с Н.К., а Государь первым разговора вообще не начинал. Всегда приходилось самому начинать разговор, нарушая этикет (ибо первым должен заговорить Государь), поскольку он обычно не знал, о чем говорить, и разговора бы вообще не было.Завтра приезжают Хорши и Грант, и наши сеансы, конечно, на неделю будут прекращены, только будем писать автоматически каждый вечер у Рерихов.24.VII.22Утром, за завтраком, Нуця рассказал смешную историю из своего детства. Он привязывал на ниточку кошелек и из окна опускал на улицу, а потом следил, как прохожие, согласно своим индивидуальным чувствам, бросались на кошелек и потом ругались, когда кошелек взлетал у них под носом наверх. Н.К. это ужасно понравилось, он пошел к себе, записал эту историю в виде новеллы и назвал ее «Святой рыбак», обратив Нуцю в монаха Джованни, который со стен монастыря проделывал это с кошельком на нитке, думая так спасать души жителей городка. В результате все об этом узнали, и никто, видя кошелек, к нему больше не подходил, говоря: «Опять этот сумасшедший монах выбросил на дорогу кошелек». А монах, сидя наверху, радовался, что все стали идеальными. Мы все очень смеялись этой истории.Приехали Хорши, и мы сегодня провели пять часов, обсуждая дела. Хорши дают деньги на рекламу и на перегородки для Школы. Очень хорошие люди, и Школа дорога их сердцу. Нас теперь семь человек. М.М. уже давно сказал нам про семерых. Вечером много писали автоматически Н.К., Юрий и Грант.25.VII.22Хорш дает семь с половиной тысяч для Школы и несколько тысяч для Корона Мунди. Поразительно, как [активно] они и Грант взялись за дело, [удивительна] их любовь к Школе. Во всем Рука М., Его любовь и забота о Школе. И как трогательно отношение Рерихов к этой поддержке. Они э