Возникновениепапства
Христианствов I в. н.э. не знало церковной организации, должностных лиц, культа,клира, догматов; вместо института священства были пророки, учители, апостолы,проповедники, выходившие из рядовой массы верующих и, как считалось, обладавшиехаризмой, т.е. способностью, «даруемой духом», пророчествовать,учительствовать, совершать чудеса, исцелять и т.д. Любой христианин могназывать себя харизматиком и заниматься учительством-пророчеством; если он имелдостаточное число приверженцев, то фактически зачастую руководил делами общины.
О деятельномучастии в общинных делах пророков-учителей говорится в «Пастыре» Гермы,относящемся к середине II в. С течением времени, в особенности со второйполовины II в., руководство общинами сосредоточивается, однако, все болеев руках пресвитеров – старейших членов общины по возрасту либо по времени ихвступления в общину. Руководство это носило в значительной степенихозяйственный характер и на первых порах было связано с совместными трапезамихристиан, с так называемыми агапами, вечерями любви. Обслуживались члены общинво время этих трапез диаконами, а по мере роста общин, необходимости накоплениядля них денег и увеличения запасов для трапез появились кладовщики, кассиры инадзиратели-епископы. Последними становились обычно старейшие, наиболеезажиточные члены общины, которые отвечали за сохранность денег и припасов,необходимых для совместных трапез.
Епископы,игравшие роль в общине не в силу своего «пророческого дара», а вследствие своейзажиточности и степенности, внесли новое начало в христианскую общину,вызывавшее естественное недовольство харизматиков, этих первых учителейхристианства, в огромном большинстве случаев вербовавшихся в течение 100–150лет из городской бедноты, рабов, вольноотпущенников, разоренных ремесленников,полупролетариев. Зажиточные элементы каждой общины стремились прежде всегооттеснить пророков-учителей, не поддававшихся ни надзору, ни регламентации, ипередать полноту власти епископам. Так возникла церковная организация сепископом во главе. Его задачей было в первую очередь положить конецпророчествам, содержавшим нападки на богачей, предсказывавшим неизбежную гибельстарого греховного мира и близкое торжество царства божьего. Эти пророчества сих чаяниями, надеждами, проклятиями и ненавистью особенно ярко выражены в «Апокалипсисе»Иоанна, написанном в 68–69 гг. н.э. в фантастической форме «видений».
Несмотря нанепримиримую ненависть к «вавилонской блуднице» (Риму) и к господствующим вмире «злу и несправедливости», эти пророчества звали не к борьбе, а лишь к «духовномуосвобождению» от земной доли страданий. Близкого «царства Христа» они ждали неот боевого выступления своих приверженцев, а от грядущего чуда, верили в то,что небесное возмездие каждому воздаст по его заслугам. «Горе вам, богатые! ибовы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне ибо в зачете» (Лука,VI, 24–25); «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войтив царствие божие» (Марк, X, 25).
Этотдемократический революционный дух обездоленных, бесправных, угнетенных ипорабощенных масс мировой державы не сопровождался уже теперь революционнымиподвигами и действиями, так как рабовладельческий и давно уже разлагавшийся Римне знал подлинно революционного класса. Римский «пролетариат» жил за счетобщественных и частных щедрот и представлял собою босяцкую, люмпен-пролетарскуюмассу с противоречивыми зачастую интересами. Вот почему идеи первоначальногохристианства, хотя и делали его «одним из революционнейших элементов в духовнойистории человечества» 3, оказались совершенно непригодными для переустройствамира в интересах народных масс.
Вскоре начинаетсяпроцесс приспособления христианства к интересам господствующего класса империи.Зажиточные слои общества, принимавшие во все большем числе новую религию,энергично вытравляли «анархические и индивидуалистические бредни» раннихпоследователей христианства. Верующим внушалось, что епископ обладаетунаследованной от апостолов «благодатью божьей», что он один ею распоряжается ичто он – опора церкви. Эта новая идея отчетливо звучит уже у «апостольскихмужей». Игнатий Богоносец провозглашает, что «нет церкви без епископата».Церковь сменила пророческое учение о ненависти к богатым и угнетателямпроповедью о непротивлении злу и любви к врагам; она уничтожила представление оравенстве людей, господина и раба, провела резкую грань между клиром имирянами, устранила братские отношения внутри общины и отменила совместныетрапезы. Христианство перестало отпугивать правящие круги империи. К тому жехарактер организации христианских общин, требование слепой покорности, угрозатяжких наказаний за ересь – все это делало новую религию удобным орудием длягосударства, которое в союзе с епископатом, могло распоряжаться христовым «стадом»в интересах еще большего закрепощения и угнетения народных масс.
Епископыстали бесконтрольно распоряжаться имуществом общины и даже сумели использовать «языческие»представления и законы о «божественной собственности». Согласно действовавшим вдохристианской Римской империи законам, боги имели право приобретать всякогорода имущество, достававшееся им в силу дарений, завещаний и т.д. Принадлежащее«богу» имущество считалось священным, не могло становиться предметом извлечениявыгоды, и отчуждение его обставлялось рядом формальностей, сильноограничивавших владетельные права «бога». В некоторых местах «боги» получалипривилегию более или менее свободно распоряжаться своим имуществом. Такобстояло дело в Галлии, в Северной Африке. Фактически, разумеется, в качествеюридического лица, представлявшего интересы того или иного бога, выступалижрецы. По мере того как изменялись представления о богах, менялось ипредставление о «божеской собственности»: она делалась в качестве предмета,служившего культу, принадлежностью той ассоциации, которая содержала за свойсчет культовое учреждение и которая приобретала все права юридического лица.
Аналогичноепредставление о собственности «бога» было перенесено и на христианскоецерковное имущество. Так, например, когда антиохийский епископ ПавелСамосатский, удаленный со своего поста, отказался в 272 г. передать своему преемнику церковь со всем ее имуществом и жители Антиохии принесли на негожалобу императору Аврелиану, император, как сообщает церковный историк Евсевий,постановил, что имущество должно быть передано тем, кого епископы Италии, вчастности римский епископ, считают христианской общиной (Евсевий, VII, 30, 19).Но для епископов понятие «христианская община» или «христианская совокупность»давно ушло в область прошлого. Вместо общины налицо был самодержавный епископ,который неограниченно распоряжался всем церковным имуществом. В его рукахнаходилась общинная касса.
По мере ростаотдельных общин епископы окружали себя разными должностными лицами, в кругобязанностей которых входила и проповедническая деятельность, наряду с работойпо улаживанию финансовых, судебных, полицейских и иных вопросов. Будучи главойвсей общины, епископ взял на себя роль наставника в вероучении.
Постепенноепископское понимание вероучения выкристаллизовалось, и определенные догматыверы стали обязательными для всей массы прихожан, и никто из общины, все чаще ичаще сравниваемой со стадом овец, не смел выступать против епископа – пастыря(pastor), невозбранно стригущего свою покорную паству.
Эта эволюциясказалась и в слове «церковь» (ecclesia), под которым сначала понималасьобщина, совокупность христиан, а затем определенное учреждение. Имуществоцеркви из рук общины перешло в руки учреждения – вернее, того епископа, которыйстоял во главе этого учреждения и «представлял интересы бога». Церковноеимущество принадлежало епископу не как частному лицу, а как «божьемупредставителю»: он не имел права передавать его по наследству, и после егосмерти оно переходило к его преемнику по епископской кафедре, а не к частномулицу, сыну или родственнику епископа.
Получив правоприобретения как движимого, так и недвижимого имущества, церковь или, вернее,епископы широко пользовались этим правом, и уже в IV в. светская властьпредупреждала, что будут приняты меры против тех представителей церкви, которыеэксплуатируют для своей выгоды «религиозные чувства мужчин и слабости женщин».Согласно этому предупреждению, в 370 г. лицам духовного звания было запрещенополучать дома сирот и вдов, и все завещания и дарения, сделанные вдовами иженщинами при деятельном участии и увещевании представителей духовенства,объявлялись недействительными. Через 20 лет император Феодосий I усилил этозапрещение и резко осудил всякое его нарушение как благочестивый обман ихитроумный обход запретительного закона.
Однако этидекреты не имели практического значения: императорская власть была слаба, и снею мало считались; кроме того, закон говорил не о церкви вообще, а оботдельных ее представителях, и потому запрещение толковалось в оченьограниченном смысле. В 455 г. были отменены даже и эти мало соблюдавшиесяограничения, и церковь смогла свободно приобретать движимость и недвижимость.Она получила от правительства значительную часть того огромного имущества,которым раньше «владели» языческие боги. По мере увеличения христианских общинросло и богатство отдельных епископских церквей, в силу чего церковь сделаласьмогущественным земельным собственником. Из всех епископств наиболее богатымстало римское.
Столицаогромного государства – Рим – еще до императорского периода представляла собою «осколоквселенной», торговый центр, стягивавший и людей, и товары, и идеи, а такжемножество религий и еще большее количество самых разнообразных богов.Победитель – Рим, разумеется, считал своих богов сильнее и могущественнее боговпобежденных им народов, но и боги последних не были в глазах римлян лишеныопределенной мощи. Недаром при осаде неприятельского города римскиевоеначальники стремились склонить на свою сторону покровительствовавшихосажденному городу богов и после победы остерегались разрушать их храмы, боясьих мести.
Былоестественно, что и христианская община мировой столицы стремилась придатьименно римскому епископу особое значение. Кружево легенд плелось о самомпроисхождении этой общины. Позднее, примерно с IV в., появилось утверждение,что сам апостол Петр основал римскую общину и был первым ее епископом, а потомуримской церкви надлежит считаться главнейшей в христианском мире, а римскомуепископу дан примат, т.е. высшее иерархическое положение.
Против этихпритязаний римского епископа выступали более ранние большие восточные общины, вчастности Александрии, Иерусалима и Антиохии. Так, Александрийская хроникаписала: «В первый год царствования Веспасиана (69 – 79) умер апостол ииерусалимский патриарх Якобус, которого Петр при отъезде в Рим назначил вместосебя епископом Иерусалима». На этом основании возникла легенда, будто Петросновал иерусалимскую общину. Право считаться творением Петра, быть «скалой»(petra – по-гречески означает «скала») церкви и владеть ключами небесного царстваоспаривал у Рима с особенным упорством Иерусалим, а позже – г. Пелла, атакже общины восточного берега Иордана. Папа Каликст I (217–222) ссылался наевангельский текст (Матфей, XVI, 18–19) как на «доказательство» того, что «князьапостолов» – Петр, в качестве «наместника Христа», построил на «скале» христовуцерковь и получил «ключи от царства небесного». Каликст и следовавшие за нимепископы Рима (в дальнейшем их стали называть «наместниками бога на земле»)доказывали, что им принадлежит первенство не только почетное (primatushonoris), но и юридическое. Последнее выражалось, между прочим, в том, чтоключи от всех «семи небес», по их уверению, могут, по усмотрению римскогоепископа, открывать перед любым смертным царство небесное и люди, даже совершившиесамые ужасные преступления, на этом основании могут быть очищены от грехов ивпущены прямо в рай. Вместе с легендой о «Петре-скале» распространялась идругая легенда, гласившая, что земля Рима была особенно сильно пропитана кровьюмучеников и что среди последних были апостолы Павел и Петр, которые своейсмертью сделали «навеки» Рим святейшим городом вселенной.
Легенда огибели мифического Петра в царствование Нерона (54–68) гласила, что наВатиканском холме среди разных языческих могил была якобы найдена через многолет после гибели Петра и его могила. На этом будто бы месте Константин I (306–337)построил базилику в честь обоих апостолов.
Для Иринея иКиприана Рим точно так же является «матерью и корнем всей христианской церкви».Римские епископы претендовали на особый титул, который выделял бы их из средыдругих епископов. Марцеллин (296–304) заимствовал этот титул с Востока и первыйиз римских епископов стал называть себя папой, греческим словом «pappas» – «отец»,«батюшка» – как обычно называют епископа на Востоке. Однако лишь с начала VI в.этим именем назывался один только римский епископ.
Римскийепископ стремился стать «епископом всех епископов», главою всемирной,вселенской католической церкви.
В качестветакового он пытался установить во «всем мире» религиозные обряды, церемонии,молитвы, догмы, правила поведения и нравственности, которые в силуразнообразных причин считались римскими епископами наиболее «угодными богу».Так, Виктор I (189–199) настаивал, чтобы христианская пасха не была связана севрейской. Он угрожал малоазиатским общинам исключением из христианского мира,если они будут праздновать первый день пасхи совместно с евреями 14-го числамесяца нисана, а не в первое воскресенье после этого числа. В целях единого дняначала празднования пасхи он созвал в Риме синод, на котором присутствовалипредставители и Запада, и Востока. Защитником «непокорных» восточных общин былПоликрат из Эфеса, ссылавшийся на «великие светочи», похороненные в Азии, ивсегда придерживавшиеся празднования пасхи в день 14 нисана. Он, между прочим,указал, что существование «разнообразных обычаев в характере ипродолжительности постов» не вызывало никогда ни с чьей стороны осуждения, ибыло бы несправедливо «отсечь от христианского мира» старейшие малоазиатские общины.Единодушие Востока против Запада, отражавшее наличие социально-экономическихпротиворечий между отдельными частями империи, не дало Виктору I возможностинавязать свое решение всему христианскому миру: в течение свыше 100 летпразднование пасхи совершалось разновременно в христианском мире, и Востокпродолжал считать 14 нисана первым днем христианской пасхи. Более успешнойоказалась борьба римского епископа с монархистами, отстаивавшими абсолютноеединство бога и отвергавшими идею троицы; одни из монархиан отрицалибожественность Христа и видели в нем человека, в котором действовалабожественная сила. Этих монархиан называли динамистами (впоследствии – адопцианами);другие монархиане видели в Христе бога и признавали его воплощением самогобога-отца. Так как этим учением бог оказывался как бы пониженным в своем ранге,уравненным сыну и, следовательно, пострадавшим, то эта часть монархиан получиланазвание патрипассиан (patris-passio‑умаление отца).
В дни ВиктораI в Риме пропагандистом динамистических идей был кожевник Феодот,собиравший вокруг себя, повидимому, немало последователей. Виктор,придерживавшийся строго, без внесения элементов «от разума», формулы о троице(тринитарной формулы), исключил из римской общины Феодота. Этот шаг, однако,вызвал недовольство среди части духовенства Рима, так как во время борьбы сгностиками упрощенная формула троичности многих перестала удовлетворять. Послесмерти Виктора преемником был избран Зеферин (199–217), часть духовенствапровела в римские пресвитеры Ипполита. Он противопоставлял тринитарной формулеВиктора и Зеферина идею о соподчинении лиц внутри троицы. Преемник ЗеферинаКаликст I при своем избрании встретил в лице Ипполита серьезного соперника:часть римского духовенства избрала даже Ипполита в епископы, но большинствостояло за Каликста. Тринитарная формула в духе Виктора I восторжествовала надвсеми другими формулировками, так что Ипполит вместе с некоторыми приверженцамиочутился в лагере еретиков. Эта победа рим ского епископа была закрепленаКаликстом I провозглашением формулы крещения, признанной вскоре во всех странаххристианского мира. «Таинство крещения» заняло исключительное место вхристианской религии. По учению церкви, крещение «есть духовное рождение;вторичное рождение, баня возрождения, воскресение». Евангелие Иоаннаприписывало самому Иисусу слова: «Кто не родится свыше, не может увидетьцарствия божия». А когда фарисей из синедриона Никодим недоуменно вопрошал: «Какможет человек родиться, будучи стар? неужели может он в другой раз войти вутробу матери своей и родиться? Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе,если кто не родится от воды и духа, не может войти в царствие божие» (Ин. 3: 4–5).По-видимому, введение во всеобщее употребление римской крещальной формулы иустройство Каликстом специальной исповедальни, получившей почти такое жеширокое применение, послужили основой для создания легенды о Петре, построившемна «скале» свою церковь и ставшем первым епископом Рима. Пользуясь своим «правом»отпущения грехов, Каликст особенно снисходительно относился к священникам и,ссылаясь на то, что в «Ковчеге Ноя рядом находились чистые и нечистые твари»,разрешал духовенству и конкубинат, и многоженство.
«Мягкость»Каликста в немалой степени способствовала распространению христианства. Многиеиз отпавших возвращались в лоно церкви, однако становились предметом нападок состороны строгих блюстителей старины. Их протесты сливались с недовольствомеретиков и язычников. «Поток слов, писаний и посланий», хлынувший по адресуКаликста, отчасти и послужил поводом к точному установлению священных книг,содержание которых было объявлено каноническим. Необходимо было положить конецбеспрестанному и произвольному толкованию «божьего слова». До Каликстасвященной книгой считался лишь Ветхий завет. Новая религия в борьбе сгностицизмом и другими восточными учениями должна была найти опору в другом «завете»столь же священном, как и израильский. В Новый завет были включены четыреевангелия, соборные послания Павла, Петра, Иоанна и другие писания. Новыйзавет, служа как бы продолжением своего предшественника, считался, подобно ему,«боговдохновенным», а потому все его предписания с конца IV в. так жесчитались каноническими.
Письменноезакрепление этого нового вероучения, вытесняя устное слово, усиливало в христианскойсреде роль ученых, в большинстве своем людей из зажиточных элементов, иоттесняла на задний план «нищих духом», т.е. обездоленную массу. По существу, «книга»возобновляла старую борьбу против пророков-энтузиастов, вещателей грядущегоцарства божьего. В ней заключены были новые по духу, канонизированные тексты: «Рабы,во всем повинуйтесь господам вашим по плоти, не в глазах только служа им, какчеловекоугодники, но в простоте сердца, боясь бога» (Послание Павла кколоссянам, 3: 22). «Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не толькодобрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно богу, если кто, помышляя о боге,переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите,когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, этоугодно богу» (Первое послание Петра, 2: 18–20). Так рабство, утверждавшееся спомощью палки в дни господства языческого Рима, теперь, с распространениемхристианства, было возведено в нравственную обязанность, и раб заковывался вдвойные цепи: железные и религиозные, становясь покорным орудием в рукахгосподствующего класса и служившей ему церкви, ставшей теперь уже епископской.Союз государства с церковью означал отныне союз с епископами, которым вынужденабыла подчиняться паства.
Это не былиединичные голоса отдельных скептиков. Безверие охватило с I в. до н. э.сравнительно широкие слои римского общества, в особенности его интеллигенцию.Варрон, знаток языческой религии, не без чувства боли и страха начинает своюкнигу «Религиозные древности» грозным предупреждением, являющимся в то же времяи предсказанием, что в Риме скоро религия погибнет «не от нападения внешнеговрага, а от пренебрежения к ней граждан», в особенности высшего общества, накоторое обрушатся многочисленные бедствия, неизбежные спутники гибели религии; «крушениерелигии – факт не только неоспоримый, но и давнишний». Еще Катон утверждал, чтодва авгура без смеха не могут смотреть друг другу в глаза и что эта древняядолжность уже давно находится в полном упадке. В театрах и народных собранияхнападки на гадателей всегда встречали шумный успех. Бесчисленные комедииПлавта, в которых плуты, жулики и воры приносили повелителю богов щедрыежертвоприношения за его покровительство их «подвигам», собирали полный театр, изрители награждали восторженными аплодисментами каждую выходку Плавта по адресубогов. Не был религиозен и Цицерон. В одном из своих последних писем онговорил: «В счастье мы должны презирать смерть; в несчастии мы должны желатьее, потому что после нее не останется ничего». Так мог писать даже не скептик,а лишь неверующий, эпикуреец, смотревший на жизнь как на «молнию между двумябезднами бытия» и руководившийся девизом: «sibi vivere» (живи, пока живется).
Безвериеобразованного римского общества в годы зарождения империи сдерживалосьсоциальным, классовым страхом перед плебейской толпой. Описывая тяжелоеположение Рима при вступлении Августа во власть, когда народ представлял собою «скопищевольноотпущенников и чужеземцев», Светоний утверждает, что при таком положениидел Август вынужден был прибегнуть к своеобразной поддержке государственногоздания – к религии.
Религия ужедавно не удовлетворяла духовных и умственных потребностей образованногообщества, однако все более насущной ее задачей было – служить опорой господствовавшемуклассу для обуздания народного недовольства, народных страстей.
Плебеи вдолгой борьбе, которую они вели за гражданское равенство, видели богов всегдана стороне своих противников, и в религии плебеям отводилось так же мало места,как в правовой области в целом. В течение долгого времени они были лишены праваучастия в общественном богослужении; им предоставлялась лишь возможностьмолиться дома, в кругу близких.
Неудивительно,что плебеи в массе не были особенно привязаны к старой римской религии,служившей их угнетателям. Так притуплялся и выпадал из рук правившего Рима тотбожественный меч, который должен был обеспечить ему дальнейшую эксплуатациюшироких масс народа.
Империясменила республику. Религиозная мешанина из греческих и восточных боговоттеснялась смутным divinitas (верховное существо), местопребывание которогопереносилось все чаще с Олимпа на небо.
Единойогромной державе должен был соответствовать единый всемогущий бог. Соседствомножества богов в Риме, который считался не только политическим центром, но исвятым городом, подготовляло и практически, и идейно почву для сближенияразличных богов между собою, для их отождествления и слияния. Естественно было,что Юпитер Капитолийский выдвигался Римом на пост всеблагого, величайшего,всеимперского и всемирного бога. Теряясь между множеством богов и намечавшимсямонотеизмом, римляне зачастую из массы богов выбирали любимцев в количествеодного-двух десятков и им поклонялись. Но выбирать было не так легко, и главаязыческой партии в сенате Претекстат поклонялся всем богам мира: боясьмогущества каждого из них, он искал расположения сразу всех их вместе, а смутноперед ним проносилась мысль, не представляют ли все боги в сумме, несмотря насвое многообразие, чего-то единого, которое он, подобно Константину I, готовбыл назвать divinitas (божество). Так сквозь политеизм пробивал себе дорогумонотеизм, который в христианской форме к IV в. охватил значительныенародные массы, следовательно, представлял собою силу. Сила эта потеряла свойпервоначальный боевой демократический дух, подчинившись епископальной верхушке.
В 249 г. солдаты в Мезии (ныне Болгария) провозгласили императором полководца Деция. Победой над готамиДеций укрепил внешний мир; путем же усиления влияния старой римской религии онстремился упрочить и внутренний. Рост христианского населения,группировавшегося вокруг клира, он считал опасным для Рима. Деций начал борьбус ним. Все христиане, без различия пола, возраста и положения, должны былипринести жертву в честь государственных богов и получить об этом специальноеудостоверение (libellus). Христиане, религиозный пыл которых к этому времениуже значительно остыл, вследствие социальной эволюции новой религии,приспособлявшейся к интересам господствующего класса, массами повалилиприносить требовавшуюся жертву. Былой энтузиазм первоначальных общин исчез: «продолжительныймир создал дремлющую веру» (Киприан). Послушных императорскому указу называлипадшими (lapsi). Среди последних, однако, оказались разные группы: однипринесли жертву с соблюдением всего языческого ритуала; другие «ладанщики» – сопущением многих церемоний, в глазах христиан особенно «одиозных»; третьи,наконец, путем подкупа чиновников ограничивались получением квитанции, неисполнив фактически императорского приказа; их стали называть квитанционнымихристианами (libellati).
Вопрос оботношении к падшим вызвал раскол среди духовенства: епископ Фабиан (236–250)колебался, можно ли принять обратно в лоно церкви падших, если они раскаются; другиестояли за «милосердие», опасаясь ослабления христианских общин; третьи, воглаве с епископом Новацианом, боролись против допущения в лоно церквипровинившихся. Деций, который в первую очередь направлял свой удар против «верхушки»,арестовал «колеблющегося» Фабиана, который и умер в 250 г. в тюрьме. Во время выборов нового римского епископа боролись между собою «строгие блюстителистарины», группировавшиеся вокруг Новациана, и шедшие на уступки в вопросе опадших. Избранным оказался Корнелий, столь же «колеблющийся», как егопредшественник Фабиан. Отныне Новациану как «схизматику» (раскольнику) былзакрыт путь к дальнейшей деятельности. Его писания выходили под чужим именем, вчастности главную его работу «О троице» в IV в. приписывали тоТертуллиану, то Киприану. Продолжатель политики Фабиана подвергся той жеучасти, что и он: Корнелий был вскоре арестован, выслан императором вЧивитавеккиа, где в 253 г. умер. Избранным оказался опять «колеблющийся» Луций,который, по-видимому, был немедленно арестован, но вскоре снова стал епископом.Через несколько месяцев, 5 марта 254 г., Луций умер. Его преемник Стефан I (254–257)отличался той же примиримостью к падшим, что и его предшественники. Однаковопрос этот потерял свою остроту с прекращением преследований христиан.Впрочем, они повторялись при императоре Валериане, когда в 258 г. были убиты епископ Сикст II с шестью диаконами во время богослужения в катакомбах. Подвпечатлением этой расправы епископская кафедра в течение почти года пустовала,и только в июле 259 г. епископом был избран Дионисий.
Во второйполовине III в. римские епископы сумели использовать эти гонения винтересах усиления своей власти, распространяя среди верующих лживые измышленияо «мученической» смерти не только Сикста II, но и его предшественников ипреемников. Римский епископ возглавил все епископства Апеннинского полуостроваи близлежащих островов. Он присвоил себе право не только отлучать епископов, нои назначать. Вскоре его власть распространилась на значительную часть Галлии иИспании, а также Северной Африки, причем в одной только Италии к концу III в.насчитывалось свыше 160 епископств, составлявших так называемый синодальныйсоюз под контролем главной – римской – церкви (ecclesia principalis).
ЦарствованиеДиоклетиана (284–305) ознаменовалось новым преследованием христиан.Императорская власть нуждалась в едином для всех народов империи объектепоклонения и обоготворения в лице императора. Еще Август объявил умершегоЦезаря богом Юлиусом и посвятил ему особый храм с жрецами. Западная частьимперии не мирилась с идеей живого богочеловека; и император объявлялся богомлишь после смерти, когда сенат устраивал торжественную консекрацию (посвящение)и отправлял умершего императора в сонм небожителей.
Диоклетиан непожелал ждать смерти, чтобы стать богом, и потребовал, чтобы перед ним падалиниц и чтобы ему при жизни отдавали божеские почести. Бюст императора занялместо под орлами легионов, и у алтаря его имени приводили воинов к присяге. Нов римской армии находились люди – и их становилось все больше и больше, – которымих религия запрещала признавать божественность императора и вообще какого-либобога, кроме одного. Конфликт был неизбежен, и Диоклетиан в 302 г. исключил из армии офицеров и солдат, исповедовавших христианство. Вслед за этим он в 303 г. запретил христианские собрания, приказал разрушать церкви, уничтожать богословские книги ипотребовать отречения от христианской религии под страхом лишения гражданскихправ. Когда в Сирии и Каппадокии, в ответ на эти меры, начались военные бунты,Диоклетиан приказал арестовать все духовенство и держать его закованным до техпор, пока заключенные не принесут жертву богам Юпитеру и Геркулесу, воплощениемкоторых считались Диоклетиан и его соправитель Максимиан. Наконец в 304 г. был издан четвертый эдикт, в силу которого все городское христианское население должно былопринести богам жертвы под угрозой длительного тюремного наказания, пыток и дажесмертной казни.
Жестокие мерыДиоклетиана проводились далеко не везде. В Галлии, например, где цезарем былКонстанций Хлор, они фактически не применялись; в Риме было совершено несколькоказней, число которых позднейшие легенды чрезвычайно увеличили. Так, былисочинены легенды о мученической гибели трех пап, сменивших один другого:Марцеллина (296–304), Марцелла (308–309) и Евсевия (309–310). Что касаетсяМарцеллина, то известно, что «мучеником» он не был. Даты же понтификатовМарцелла и Евсевия свидетельствуют о том, что они никак не могли быть жертвами «диоклетиановыхгонений». Если и верно, что Марцелл и Евсевий были императором Максенциемвысланы из Рима, то в этом нельзя видеть акта преследования со стороны «врагахристиан». Максенций встречал оппозицию как раз со стороны язычников (вчастности, центром агитации против него был сенат и шедшие за ним элементыстарой аристократии), ставивших ему в вину «измену» диоклетиановскойантихристианской политике. Высылка им двух епископов объяснялась раздорамимежду группировками христианского населения Рима. Как всегда послепреследований, вопрос о падших и о раскаявшихся принимал острый характер, и «снисходительный»епископ делался предметом таких же ожесточенных выпадов со стороны «ревностныхи строгих». При таких обстоятельствах «тиран-узурпатор» Максенций прибег крешительной мере – высылке главных зачинщиков столкновений. Это не было актомнетерпимости, а просто мерой общественной безопасности.
По прошествиипочти двух лет, когда страсти несколько улеглись, произошли выборы новогоепископа – Мильтиада (311–314).
30 апреля 311 г. в Никомидии, где начались в 302 г. преследования христиан, был опубликован эдикт оверотерпимости в отношении христианского населения. Обычно этот эдикт называютэдиктом Галерия, хотя его подписали и соправители императора – Константин иЛициний. Акт о веротерпимости предоставлял христианам «снова возможностьсуществовать» и устраивать собрания «без нарушения, однако, общественногоспокойствия». Формально и фактически христианство объявлялось «разрешеннойрелигией». В эдикте не говорилось о возвращении конфискованного у христианимущества, но общая тенденция эдикта была такова, что и в этом отношенииделались поблажки христианам. Максенций, например, вернул Мильтиадуконфискованное в Риме имущество, хотя в других частях империи «цезари» и «августы»этого не делали, за исключением Африки, где на имя проконсула Анумена былоопубликовано специальное распоряжение Константина.
Перваяподпись на эдикте принадлежала Галерию – вдохновителю антихристианской политикиДиоклетиана и ярому противнику христиан, и это свидетельствовало о том, чтодаже Галерий убедился, что «упрямство и глупость» христиан не могут бытьсломлены насилием. «Христиане не служат нашим богам, потому что мы этого им непозволяем», – заявлял престарелый император и нашел выход в эдикте 311 г. Возможнотакже, что безнадежно больного Галерия толкала на путь веротерпимости мысль,что нет ведь бога, который не мог бы повредить или помочь. Вот почему, говоря о«безумии христиан», он в этом же эдикте просит их «помолиться богу о егоздоровье и о благе государства».
Вскоре послеэдикта о веротерпимости политическая обстановка изменилась: Галерий умер,Константин вместе с Лицинием вступил в борьбу с Максенцием и Максимианом. Исходборьбы между Константином и Максенцием решался на западе. Максенций располагалхорошей преторианской армией, составлявшей римский гарнизон. У Константинаармия была вдвое меньше. Свое положение он считал тем более серьезным, чтоауспиции были неблагоприятны и гаруспики были против его похода. Наоборот,Максенцию все благоприятствовало, и он принес богам множество жертв, предвкушаясладость близкой победы. Оба противника не вели антихристианской политики,дорожили христианскими солдатами и считались со все растущей силойхристианского населения. Но от Константина боги отворачивались, и он, типичныйримлянин своего времени, невольно искал помощи у чужого, но все же, как онполагал, обладающего силой бога. В этот момент стало известно, что мост невыдержал тяжести армии Максенция и что «он вместе с ней погиб в водах Тибра,как некогда фараон в Красном море». Все видели в этом руку какого-то бога.Христиане приписывали «чудесное спасение» Константина своему богу; язычники,провозглашая императора любимцем Аполлона, утверждали, что у него было тайноесоглашение с богами. Сенат, в котором язычники имели большинство, воздвигКонстантину триумфальную арку с надписью, что император действовал по внушениюбожества. Все были уверены, что победа Константина дело рук бога, и самКонстантин верил в это. Однако за Константином укрепилась репутация защитникахристиан: ведь он даже в годину диоклетиановских преследований христианстарался не участвовать в них. Сам Константин стал говорить, что «бог христианнаказывает строго тех, кто оскорбляет его культ, и осыпает благодеяниями тех,кто ему служит». После поражения Лициния, когда Константин остался единственнымгосподином всей империи, он неоднократно повторял эту мысль и иллюстрировал ееличным примером.
Еще в 313 г. Константини Лициний опубликовали в Милане «эдикт о веротерпимости», гораздо болееширокий, чем эдикт 311 г. В «Миланском эдикте» говорилось: «Мы постановилидаровать христианам и всем другим право исповедания той веры, которую онипредпочитают, чтобы божество, царящее в небе, было милостиво и благосклонно какк нам, так и к живущим под нашим господством. Нам кажется, что будет хорошо иблагоразумно не отказывать никому из наших подданных, христианину илинехристианину, в праве следовать религии, которая ему наиболее подходит. Этунашу волю мы излагаем письменно, чтобы по устранении всех ограничений,содержавшихся в более раннем указе и являвшихся весьма недобрыми инесообразными с нашей кротостью, это было уничтожено и чтобы отныне каждыйхристианин мог свободно и беспрепятственно исповедовать свою религию. Видя, чтонами дарована христианам полная и неограниченная свобода в содержании религии,твоя светлость поймет, что и другим подданным предоставлена, ради спокойствиянашего времени, такая же свобода, так что каждый имеет право свободно избрать ипочитать, что ему угодно». Относительно христиан эдикт специально упомянул, чтоим немедленно должны быть безвозмездно возвращены церкви, кладбища и вообщевсе, что у них было отнято. Это относилось не только к казне, но и к частнымлицам, которые купили или получили в дар церковное имущество. «Во всем этомтвоя светлость должна оказывать содействие обществу христиан… и божественное кним благоволение, уже нами испытанное в великой степени, пребудет всегда,содействуя нашим успехам и общему благополучию».
«Миланскийэдикт» ликвидировал «тяжелое диоклетианово наследие». Но совершенно новым вуказе Константина и Лициния было опущение термина «государственные боги»; малотого, многобожие было фактически устранено; речь шла о «божестве, сидящем нанебесном троне», безличном, абстрактном, не о Юпитере, Митре, а о высшембожестве (deus summus). Формально «Миланский эдикт» свидетельствовал орелигиозном нейтралитете Константина; однако общая тенденция его явно говорилао сочувствии императора христианству. Стремясь к образованию единого, сильногогосударства, Константин высоко ценил централизующую силу церкви и считал ее,наравне с войском, бюрократией и законодательством, могущественным фактором вделе создания сильной императорской власти. Выражая благосклонность к христианам,Константин содействовал расширению власти и богатства епископата, крепкодержавшего паству в своих руках, в частности римского епископа, сделавшегосяфактически главою Рима, который со времен Максимиана перестал быть резиденциейимператора и вместе с тем утратил значение административного центра империи.Несомненно, что после победы над Максейцием Константин, как суеверный римлянин,начал склоняться на сторону христианского бога, откладывая решительный шаг – крещение– до «последнего часа».
В какой мереКонстантин дорожил государственной ролью церкви, свидетельствует его энергичнаяборьба с донатистами, угрожавшими расколом церкви. Донатисты (по имени епископаДоната) не признавали карфагенского епископа Цецилиана, так как он былрукоположен епископом, заподозренным в мягком отношении к «падшим». На этойпочве возник раскол в Карфагене, угрожавший принять большие размеры.Константин, убеждаясь, что с христианством нельзя не считаться, и видя вединстве церкви залог могущества своей власти, оказывал давление на епископаМильтиада, требуя, чтобы «донатистская ересь» была ликвидирована. Созывалиськомиссии и синоды, причем члены их объявлялись прибывшими сюда «по воленабожнейшего императора». Решения собраний носили примиренческий характер, нодонатисты, как ярые ревнители «чистоты церкви», остались недовольны иобратились за помощью к Константину. Так как донатисты, считая себяпреследуемыми, стали поддерживать крестьянские движения, направленные противкрупных землевладельцев, то Константин пошел по пути преследования донатистов,причем Донат не только был отлучен, но и сослан. С другой стороны, императорвознаградил послушные ему христианские церкви в Риме, предоставив различныедоходы от земель Константиновской базилике (в Латеране) на сумму в 1390 солидов16,крестильнице Fons sanctus (там же) – 10234, церкви св. Петра – 3710, церкви св.Павла – 4070, церкви св. Петра и Марцеллина – 3754, другим церквам – 2665солидов. Доходы эти церкви получали от земель, расположенных в разных частяхимперии: в Галлии, Египте, на Евфрате и т.д. Отовсюду потекли в Римдрагоценности, восточные пряности, предметы изысканной роскоши, фрукты, овощи,хлеб. Огромные суммы были пожертвованы Константином на строительство дворцовдля епископов и церквей; в частности, папа получил Латеранский дворец вкачестве резиденции. До этого времени христианское богослужение в Римепроисходило в частных домах. Новые огромные храмы как бы подчеркивали признаниехристианства со стороны язычника – императора.
В то же времяКонстантин освободил духовенство от государственных повинностей, приравняв егок прочим чиновникам, заявляя в письме к карфагенскому епископу Цецилиану, чтоэта привилегия дается церкви, признающей в Карфагене своим епископом толькоего, Цецилиана. Этим Константин не только заключал союз с «алтарем», но ипоставил себя в положение судьи в вопросах законности действий и властиепископов и положил начало созданию христианской государственной церкви сведущей ролью императора (цезарепапизм). Церковь в правление епископаСильвестра (314–335) шла под попечение Константина тем охотнее, чем щедреераздавались высшим представителям церкви юридические и финансовые, а такжевсякого рода почетные привилегии; бесцветный Сильвестр без колебаний принималэти дары, обязывавшие папу к признательности. Позднее (в конце V в.) быласоздана легенда, что Сильвестр излечил Константина от слепоты в той крестильнойцеркви, которой император пожертвовал самую значительную земельную ренту.
Между темКонстантин в 324 г. одержал победу над Лицинием, правителем Востока,проводившим, вопреки «Миланскому эдикту», враждебную христианам политику. Этапобеда сделала Константина единым правителем всей империи в тот момент, когда вее восточной половине шла ожесточенная борьба между александрийским пресвитеромАрием и епископом Александром. Арий отрицал тождественность, единосущностьбога-отца и бога-сына; сын не существовал до рождения, не может быть изначален:творение не может равняться творцу. По существу, Арий стоял на той монархианскойпозиции, которая была уже признана ересью и осуждена. Когда епископ Александросудил Ария и поддерживавших его 11 диаконов и пресвитеров, Сильвестр не толькоодобрил это решение, но и известил о нем все епископии Запада. Однако Арийнашел много сторонников на Востоке, притом очень влиятельных, и Константин,опасавшийся, что раскол церкви может вызвать отпадение отдельных частей отимперии, отправил в Египет близкого ему епископа Осия для восстановленияединства церкви. Осий вместе с епископом Александром выработали специальныйтермин для определения отношения между богом и сыном – «единосущный»(homousios). Осии удалось убедить Константина в том, что этот термин долженбыть признан во всем христианском мире путем провозглашения его вселенскимсобором.
Таковы былипредпосылки созыва Никейского собора 325 г. и принятия им, по требованию Константина, догмата о троичности бога – «един в трех лицах». Сильвестр играл приэтом совершенно незначительную роль. Среди членов собора (более 250) было всегочетыре представителя Запада (не считая Осии); Рим послал лишь двух пресвитеров:
Так какникейский «символ веры» был продиктован императором, то все христиане обязаныбыли, под страхом оказаться государственными преступниками, ему повиноваться.После этого значительно усилились религиозные преследования ариан и всех тех,кто не соглашался в точности исповедовать принятую государственной властьюформулу. Ариане противопоставляли «единосущности» (homousios) отца и сына их «подобосущность»(homojusios): буква йот, разделявшая сторонников никейского догмата и ариан,стала как бы причиной раскола церкви.
Однако вАлександрии цезарепапизм, сказавшийся на Никейском соборе, вызвал недовольство,так как епископ Афанасий увидел в нем «смертельный удар» церковнойнезависимости, что дало возможность арианам использовать «никейца» Афанасия вборьбе против Константина. Император Константин, который подходил к религии сточки
зренияполитической, как главной опоре общественного порядка, испугался роста недовольстваего политикой и перешел на сторону ариан. Отныне преследованиям сталиподвергаться сторонники «свободной и независимой» от государственной властицеркви; ариане же очутились в лагере приверженцев императора. Созвав арианскийсобор 335 г. в Тире (Финикия), осудивший никейский символ веры и принявшийформулу «подобия» сына и отца, Константин получил возможность менять основныеположения христианского вероучения по собственному произволу. Сам он считалнужным засвидетельствовать перед всей империей свою приверженность новомусимволу веры. Перед смертью он принял христианство из рук арианца Евсевия,известного церковного историка, сначала находившегося в ссылке за арианство, азатем ставшего интимным советником императора. При преемниках Константина,когда сразу стало три императора, о всеимперском цезарепапизме не могло быть иречи: западная половина империи с ее двумя императорами поддерживала никейскийсимвол. Восток с сыном Константина – Констанцием II защищал арианство. Задачапримирения обеих группировок выпала на долю римского епископа Юлия I (337–352),созвавшего в 343 г. собор в Сердике (ныне София). На этом соборе большинствопринадлежало Западу, и естественно, что никейский символ был принят в качествеединственного христианского догмата, арианство же было осуждено иквалифицировано как еретическое учение. Произошел раскол между Западом иВостоком. Сердикский собор постановил, что недовольные епископы моглиобращаться с апелляцией к папе Юлию I. Хотя это постановление носило частныйхарактер, последующие папы толковали его как исключительную и навсегда даннуюсобором 343 г. привилегию римскому папе. С этого времени папа стал претендоватьна верховенство, на примат, который считался отныне освященным Сердикскимсобором. Претензия эта, однако, была совершенно неосновательна: решения этогособора могли касаться лишь Запада. Восточные епископы ушли с собора иобразовали свой в Филиппополе, где были вынесены постановления в арианском духеи где о прерогативах римского епископа не могло быть и речи.
ИмператорКонстанций не соглашался на предоставление особых прав главам важнейшихепископий. Объявив, «моя воля – вот канон», он отвергал Сердикский собор, таккак вождем на нем был епископ Афанасий, борец за «независимость» церкви отимператорской власти. При таких обстоятельствах папой стал Либерии (352–366),который получил приказ от императора о созыве в 355 г. собора в Милане. На этом соборе должно было быть строжайше осуждено поведение «независимца»Афанасия и тех, кто не согласился бы на репрессии против него. Несколько членовМиланского собора были отправлены в ссылку. Среди них был и Либерии, сосланныйво Фракию. Вместо него был избран арианин Феликс II (355–365). Однако, кактолько Либерии раскаялся и согласился стать послушным орудием императора, емувернули римскую кафедру, тем более что он и в догматическом отношении обнаружилне меньшую уступчивость. Формула никейцев «единосущность» и противопоставлявшаясяей «подобосущность» были фактически ликвидированы заявлением Либерия о том, чторазуму человеческому недоступно постичь тайну рождения сына и что об этом «ничегоне сказано в св. писании». Так восторжествовало «единство» христианской религии,ценой явного нарушения никейского символа веры. «Наступило тяжелое время, –писал Иероним, – когда весь мир исповедовал арианство».
Тогда-тоимператор Констанций издал указ: «Мы требуем, чтобы сознавшихся в принесениижертв и служении идолам наказывали смертной казнью». Таким образом, от «Миланскогоэдикта» о веротерпимости и никейского символа веры не осталось ничего, кромепровозглашения «единой христианской религии». С этого момента (за исключениемдвухлетнего царствования Юлиана Отступника в 361 – 363 гг.) язычество стало повсей империи преследоваться с особой жестокостью. В 416 г. язычники были лишены права занимать государственные должности, в 423 г. язычники упоминались так, как будто бы их уже не существовало, в 448 г. было проведено сожжение антихристианских книг, а при Юстиниане I язычникам было запрещеновладеть имуществом и была закрыта их философская школа в Афинах (529). Всядеятельность церкви характеризовалась суровейшей нетерпимостью и кровавымипреследованиями.
Победившееарианство стало распадаться на множество сект. Папа Дамасий, большерассчитывавший на императора, чем на самого себя, в разрешении бесконечныхбогословских споров, обратился к императору Феодосию I (379–395). В 381 г. император созвал в Константинополе новый собор, на котором были обсуждены разнообразныесимволы веры. Император осудил все символы, которыми признавалось разделениетроицы, и одобрил только веру в «единосущность». Одобрение это приняло формуимператорского указа, нарушение которого влекло за собой самые тяжелыенаказания. Те из христиан, кто не разделял взгляда, принятого императором, былиобъявлены, наравне с
язычниками,врагами государства и подлежали строгому наказанию. За пролитую кровь и замассовое разрушение храмов, библиотек и арианских церквей несут ответственностькак император Феодосии, так и папа Дамасий, благословлявший деятельностьимператора, как создателя единой, всеимперской, обязательной, государственнойрелигии. Феодосии создал единую церковь, а Дамасий признал единственноправильным перевод Библии на латинский язык, сделанный Иеронимом (такназываемую вульгату), и требовал уничтожения всех других переводов Библии, несовпадавших полностью с переводом его друга и соратника.
В 401 г. вестготский король Аларих вторгся в Италию и вскоре подошел к Риму. Городом овладела паника.Хотя римскому полководцу Стилихону, вандалу по происхождению, и удалось в 402 г. нанести поражение Алариху, последний тем не менее стал взимать ежегодную дань с Рима в размере4 тыс. фунтов золота и был даже провозглашен наместником Западной империи. С408 г. Аларих трижды осаждал Рим и наконец овладел им в 410 г. Послеухода Алариха римский папа Иннокентий I (401–417) стал героем дня. Известныйхристианский поэт Пруденций прославлял папу как спасителя Рима и много сделалдля поднятия папского авторитета. Одновременно с Пруденцием Иннокентию курилфимиам и епископ гиппонский (Северная Африка) Августин (350–435), крупнейшийцерковный авторитет. Фигура Иннокентия I превратилась чуть ли не в героическую.Пользуясь этим, он расширял свою власть и в отношении провинциальных епископов.Буря у берегов Сицилии, поглотившая корабли Алариха и часть его войска, ещеболее сгустила туман легенд вокруг имени Иннокентия I.
Славу «спасителяРима» от грозного предводителя гуннов Аттилы снискал и папа Лев I (440–461). Пораспространенному впоследствии церковью преданию, он будто бы отправился спосольством во вражеский лагерь после того, как Аттила в 452 г. предал мечу и огню Венецию и Лигурию. Неподалеку от Мантуи произошла якобы встреча междуАттилой и Львом I, вручившим предводителю гуннов многочисленные подарки иуговорившим его уйти из Италии. Впрочем, отказ Аттилы от нападения на Рим могдействительно иметь место, поскольку как раз в это время император Маркианударил в тыл армии гуннов. Через несколько лет, в 455 г., папе Льву I, ловкому дипломату, удалось спасти Рим от полчищ вандальского короля Гейзериха,угрожавшего городу поголовной резней: за огромный выкуп король согласился «ограничиться»14-дневным разгромом Рима, оставить в живых его население, не сжигать церкви ине допускать грабежа главных храмов столицы. Имя Льва I стало благословлятьсяво всей Западной империи. Стремясь к усилению папства, Лев I добился отимператора Валентиниана III издания декрета о подчинении епископов папскомусуду и о придании решениям папы силы закона. Все это способствовало превращениюримского епископа в главу церкви на Западе.
Возвышениепапы в качестве защитника государства от внешней опасности шло параллельнопадению авторитета римских императоров, быстро чередовавшихся на престоле. Этотпериод сопровождался усиленной эмиграцией крупных землевладельцев в Византию.Покинутые поместья нередко отдавались папе – «естественному и единому»защитнику западной половины империи. Так росла, вместе с политическим престижемпапства, и его материальная база.
Церковь наЗападе еще более окрепла, когда франкский король Хлодвиг (481–511), стремясьпривлечь на свою сторону христианское население Галлии в целях созданиябольшого франкского королевства, принял христианство по обряду римской церкви иобъявил себя ее защитником. Франкский король щедро одаривал землями высшихпредставителей церкви. Так укреплялся союз алтаря и трона в общих целяхподчинения народных масс господствующему классу.
Ростэкономического и политического могущества церкви сопровождался усилениемнравственной распущенности духовенства, оправдывавшегося «немощью человеческойприроды» перед неодолимой силою греха. Уже в начале V в. монах Пелагий свозмущением отзывался о римском клире и утверждал, что «неодолимого греха» не бывает:если он – дело необходимости, то он не грех; если совершение греха зависит отчеловеческой воли, его можно избегнуть; человек «сам спасется, как и сам грешит».Пелагий отрицал учение церкви о первородном грехе. Он решительно отвергал идеюо переходе греха на потомков Адама. Он видел в грехе лишь сознательныйиндивидуальный акт, который поэтому не мог быть причиной смерти человека.Лишение греха реальной силы неизбежно вело и к отрицанию «благодати»,ниспосылаемой на человека свыше. Учение Пелагия вело к ереси. Это сталоочевидным, когда за его распространение взялся честолюбивый патриций Целестий,вскоре вместе с Пелагием бежавший в Карфаген. Резко формулируя положенияПелагия и не скрывая расхождений с учением церкви, Целестий во всеуслышаниезаявлял: Адам умер бы и в том случае, если бы и не согрешил; его грех есть еголичный поступок и не может быть вменен всему человечеству; младенцы рождаются втом состоянии, в каком был до своего падения Адам, и не нуждаются в крещениидля вечного блаженства; до Христа и после него были люди безгрешные и грешные;закон ведет в царство небесное так же, как евангелие; как грехопадение неявляется причиной смерти живущих, так и воскресение Христа не есть причинагрядущего воскресения мертвых. Под влиянием Августина шесть тезисов Пелагия – Целестиябыли в 412 г. Карфагенским собором признаны еретическими, и оба «учителяереси» бежали на Восток. Привлеченный собором в Лидде в 415 г. к ответственности за то, что он утверждал, будто каждый человек может быть безгрешным. Пелагийбыл оправдан, но его «дело» было послано папе, которому таким образом былопредоставлено последнее слово. Тем самым авторитет папы получал признание нетолько на Западе, но и на Востоке.
Римскомуепископу, становившемуся фактически и светским правителем, необходимо былосломить претензии на мировое господство Константинополя, этого «выскочки»,гордо называвшего себя Новым Римом. Это казалось делом нетрудным, так какЕгипет, Сирия и Палестина тяготились владычеством Константинополя, и папство,опираясь на византийское монашество и находившееся под его влиянием разоренноегородское население и крестьян, могло рассчитывать на создание грозного дляКонстантинополя союза Рима с провинциями Восточной империи, стремившимися к сепаратизму.Недовольство народных масс империи гнетом Константинополя находило своеотражение в религиозной форме, в учении об единой природе (mone physis) Христа,о едином его естестве. Это учение и получило название монофизитства. Онопротивостояло учению церкви о двойственной (богочеловеческой) природе Христа.
Наиболееранним представителем монофизитства обычно считают лаодикийского епископаАполлинария (310–390), которому приписывали заявление: «если бы Христос принялестество человека, то он несомненно имел бы и человеческие помыслы; вчеловеческих же помыслах невозможно не быть греху». Вывод был таков: в Христеесть только божественное естество.
Прямопротивоположную монофизитам позицию занимали ариане, настаивавшие начеловеческой природе Христа. Оба эти учения были равно неприемлемы для церкви,которая объявила их еретическими. Церковь обрушилась на еретиков жестокимигонениями. Причиной этих преследований были не столько догматические споры,сколько страх правящих кругов, в том числе церковного руководства, передволнениями в народных массах империи, выражавших свое недовольство участием вэтих еретических движениях.
Гонениямправящей церкви подверглись также и сторонники низложенного в 431 г. константинопольского патриарха Нестория, развивавшего критику христианской догматики в духерационалистических идей. Несторий выдвигал положение о «самостоятельносуществующей» человеческой природе Христа. Он будто бы говорил: «разве богимеет мать?.. Нет, Мария родила не божество, потому что рожденное от плоти естьплоть. Сотворение не могло родить творца, а (только) человека, орудие божества».Позднейшие «поправки» Нестория не могли все же спасти его от религиозной опалы,и он умер в 451 г. в далекой ссылке. Несторианство было особенно распространеносреди духовенства восточных провинций, главным образом Сирии, Месопотамии иЕгипта, настроенных сепаратистски по отношению к Константинополю.
Религиозныераспри на Востоке были использованы Римом. В 448 г. к папе Льву I обратился с апелляционной жалобой на константинопольского епископа Флавианаархимандрит Евтихий, лишенный сана за то, что он заявил: «Исповедую, чтоХристос состоит из двух естеств до соединения, а после соединения исповедуюодно естество».
Евтихий,таким образом, отрицал две природы в Христе и являлся еретиком-монофизитом. В 449 г. был созван собор в Эфесе по приказу императора Феодосия II (408 – 450). Папа Лев I отправил наимя этого собора специальное послание, в котором осудил Евтихия и председателясобора александрийского епископа Диоскора. Диоскор не допустил оглашенияпапского послания, из собора были удалены 40 епископов, отлучен был и Флавиан,которого при этом Диоскор жестоко избил, отчего тот через три дня умер. УчениеЛьва I о «двух природах в одном лице» было осуждено под предлогом, чтоникейский символ «не терпит» добавлений. Была сделана попытка отлучить отцеркви самого Льва. Собор 449 г. получил прозвище «разбойничьего» – вооруженныесолдаты силою выталкивали непокорных членов его. Так александрийская партияодержала победу не только над константинопольской, но и над Римом.
Этотпровинциальный сепаратизм, получивший столь резкое отражение в религиозныхраспрях, побудил императора Маркиана (450–457) к принятию энергичных мер длявосстановления «религиозного престижа Константинополя», для укрепления единствавнутри империи. Этой политикой ловко сумел воспользоваться папа Лев I, на сейраз оказавшийся «другом» императора. В 451 г. в Халкидоне был созван новый собор, в котором приняло участие до 600 представителей духовенства. Почти все онибыли против «нововведений», сделанных после Никейского собора 325 г. и Эфесского 449 г. Те, кто выступал обвинителями на соборе 449 г., очутились в 451 г. на скамье обвиняемых. Диоскор был низложен за отлучение папы Льва I, ипослание последнего от 449 г. было теперь торжественно оглашено при криках: «Это–вераотцов-апостолов! Анафема тем, кто не так верует! Апостол Петр говорит черезЛьва! Почему послание Льва не было оглашено в Эфесе?» Так Халкидонский соборзакончился триумфом римского папы. Через 100 лет Кассиодор, знаменитыйгосударственный деятель Остготской Италии, назвал Льва «апостольским доктором»,а издатели его сочинений в XVIII в. прибавили еще титул «доктора церкви»,и его имя сопровождалось эпитетом «Великий».
Однаконастоящего триумфа Лев I не познал. Победителем в споре между церквами Египта иВизантии, к которой на этот раз примкнул Рим, оказался император Маркиан,явившийся на Халкидонский собор и объявивший «окончательной истиной» новуюформулу веры, под которой подписалось 355 членов собора. Император против волипапских делегатов провел через собор постановление о том, что всякое первенство(omnis primatus) и особый почет (honor principius) признаются за архиепископомРима, но что такое же первенство и такой же почет признаются и за архиепископомНового Рима (Константинополя), рукополагающего митрополитов Азии, Понта иФракии. Это решение императора давало фактически особые праваконстантинопольскому первосвященнику и епископу, рассеивало легенду об апостолеПетре, якобы предоставившем Риму исключительные привилегии. С «сердечной болью»узнал Лев I об этих соборных постановлениях, которые прокладывали путь «константинопольскомупапству». Он протестовал против умаления «петроапостольского Рима».
Так послеНикейского собора церковь превратилась в орудие, с помощью которогоимператорская власть тщетно пыталась укрепить гибнущее рабовладельческоегосударство. Церковь приспосабливалась к изменяющимся общественно-политическимусловиям и шла на сближение с варварами. Гибель же империи была ею использованав своих интересах.