На правах рукописиМАЛИНОЧКА Лариса НиколаевнаА.П. ЧЕХОВ И Н.С. ЛЕСКОВ: ПРОБЛЕМА ПРЕЕМСТВЕННОСТИСпециальность – 10.01.01 – русская литератураАВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наукТверь 2008 Работа выполнена на кафедре филологических основ издательского дела и документоведения ГОУ ВПО «Тверской государственный университет».Научный руководитель доктор филологических наук, профессор Светлана Юрьевна НиколаеваОфициальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Сергей Маратович Телегинкандидат филологических наук, доцент Александр Юрьевич СорочанВедущая организация Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАНЗащита состоится «^ 28» апреля 2008 г. в 13 час. 00 мин. на заседании диссертационного совета Д 212.263.06 в Тверском государственном университете по адресу: 170002, г. Тверь, пр. Чайковского, д. 70, ауд. 48 С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тверского государственного университета по адресу: г. Тверь, ул. Володарского, д.44а.Автореферат разослан «___»____________2008г.Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор С.Ю. Николаева Детальное изучение наследия Н.С. Лескова и А.П. Чехова, их личных и творческих связей представляет собой весьма важную отрасль современного литературоведения, так как способствует более глубокому проникновению в сущность историко-литературных процессов второй половины XIX – начала XX веков. За последнее десятилетие список диссертационных исследований, посвященных творчеству этих писателей, пополнился значительным количеством новых работ. Интересы ученых распространяются на различные грани мастерства Лескова и Чехова: исследования проводятся в области поэтики1, жанра2, социально-нравственных взглядов, философских и религиозных пристрастий3 писателей, лингвистических особенностей текстов их произведений, художественной концептологии4. Накопленный наукой о Лескове и наукой о Чехове потенциал знаний, осуществленная в новейшее время корректировка «литературных репутаций» писателей позволяет во многом по-новому осмыслить вопрос о творческой преемственности между ними, показать значимость этой линии литературного развития, ее типологию и генезис. Наличие общего для лескововедения и чеховедения круга литературоведческих проблем, в том числе возникших или актуализировавшихся в последние годы, позволяет предположить и наличие творческих перекличек, параллелей, диалога между Лесковым и Чеховым, которые были не просто современниками, но имели тесные дружеские отношения. Исследователи признают определенное родство Лескова и Чехова, обусловленное не только художественными приемами, но и самим положением писателей в отечественной литературе, уникальной исторической обстановкой, в которой каждому из них пришлось работать, своеобразным параллелизмом их общественных и литературных позиций. Лесков пришел в литературу в начале 60-х годов XIX столетия, когда в России накал борьбы противоположных общественно-политических и литературных направлений и школ был особенно острым. Тем не менее он сумел «встать над схваткой», не примкнуть ни к одному политическому движению или партии. «Критики не знали, как быть с Лесковым – с каким общественным направлением связать его творчество. Не реакционер (хотя объективные основания для обвинения его в этом были), но и не либерал (хотя многими чертами своего мировоззрения он был близок к либералам), не народник, но тем более и не революционный демократ»5. Независимость во взглядах, желание отстаивать свою точку зрения – все эти факторы отразились на своеобразном характере лесковского дарования. Историческую обстановку, сложившуюся к моменту прихода Чехова в большую литературу, можно охарактеризовать как обратную той, в которой формировалось писательское мастерство Лескова. Оживление общественной жизни сменилось периодом так называемого политического «безвременья», на смену эпохе активной общественной деятельности пришла эпоха «мысли и разума». В этой ситуации Чехов не пытается примкнуть ни к одному политическому кружку. Он, как и Лесков, старается идти собственным путем, упорно ищет «новые формы» для воплощения своих замыслов. И в этом отношении «любимый писака» Лесков оказывает глубокое влияние на художественный мир Чехова, поэтому возникновение вопроса о наличии преемственных связей между писателями представляется уместным и закономерным. Мысль о постановке в один ряд имен Лескова и Чехова существует в критике достаточно давно. Одним из первых писателей, обративших внимание на творческое родство двух классиков, был А.М. Горький. Не ставя перед собой специальной задачи сопоставлять художественные миры Лескова и Чехова, Горький на уровне писательской интуиции уловил их типологическую и генетическую близость и в своих высказываниях, касающихся литературы в целом и некоторых частных ее аспектов, часто сополагал фамилии своих знаменитых предшественников. В литературоведении характеристика Чехова как лесковского ученика, преемника формируется довольно долгое время, но все еще далека от своего окончательного вида: исследования этой проблемы носят фрагментарный характер. Большинство работ, входящих в это число, направлено на вычленение влияния Лескова на чеховское творчество. К ним можно отнести труды И.П. Видуэцкой6, Л.П. Гроссмана7, С.Ф. Дмитренко8, Е.В. Тюховой9. В последнее время появляются статьи, имеющие целью обнаружить чеховские отголоски в произведениях его старшего современника. Таковыми являются работы И. Винницкого10 и Б.С. Дыхановой11. Обращает на себя внимание тот факт, что в основном эти труды значатся «по ведомству» лесковских штудий и в меньшей степени затрагивают интересы чеховедов. Возможно, это связано с тем, что вопрос о литературной традиции, сформировавшей Чехова, вообще долгое время оставался дискуссионным. Литературоведы спорили, обусловлен литературный генезис Чехова принадлежностью его к «высокой» литературе или же влиянием «малой прессы». Затем, когда полемика об этом несколько редуцировалась, на первый план вышли такие литературные связи Чехова, как диалог с Л.Н. Толстым, Ф.М. Достоевским, И.С. Тургеневым, и лесковское начало в чеховском наследии, казалось, находится на периферии этого диалога. Данное диссертационное исследование представляет собой попытку восполнить пробел, восстановив истинный масштаб лесковско-чеховской линии в истории русской литературы.^ Цель диссертационного исследования состоит в том, чтобы рассмотреть проблему литературной преемственности Чехова по отношению к Лескову, изучить место и значение лесковского наследия в творческом сознании Чехова, уяснить, насколько весомой в творческой судьбе Чехова была роль тех уроков, которые дал молодому Чехову маститый Лесков, определить, какими способами и в каких формах реализовывалась в художественном мире Чехова лесковская традиция, как происходило притяжение и отталкивание двух писателей. Для создания целостного представления о творческой преемственности между Чеховым и Лесковым, о наследовании Чеховым определенных принципов литературной работы Лескова необходимо рассмотреть ряд конкретных вопросов, затрагивающих проблемно-тематические переклички в творчестве писателей, индивидуальные стилевые манеры в части их пересечения, общую часть жанрового репертуара лесковских и чеховских произведений. Поэтому в диссертационном исследовании предполагается решить следующие задачи: – показать преемственность между Лесковым и Чеховым на уровне проблематики их произведений и рассмотреть взгляды писателей на вопрос о народе, на проблемы церковной жизни и кризис религиозного сознания в русском обществе, сопоставить их отношение к нигилизму; при этом акцент предполагается сделать на аксиологии двух художников, на их ценностных ориентирах; – выявить черты сходства и различия в области чеховской и лесковской поэтики, определить особенности соотнесения точки зрения автора и персонажа, специфику категории комического, а также характерные приемы бытописания; – проанализировать жанровые особенности творчества писателей, опираясь на анализ драмы Лескова «Расточитель» и водевилей Чехова, календарной прозы в ее «святочной» разновидности, притч и легенд.^ Актуальность диссертационной работы обусловлена тем, что, несмотря на большое разнообразие публикаций, так или иначе освещающих заявленную тему исследования, они не вполне отражают глубину и многогранность творческих связей Лескова и Чехова. Лесковские традиции и их переосмысление в творчестве Чехова слабо изучены как чеховедами, так и лескововедами, поэтому их детальная проработка позволила бы более точно и глубоко понять связь Чехова с его предшественником.^ Научная новизна работы состоит в выявлении новых, а также уточнении и критической оценке уже имеющихся в литературоведении положений о значении творчества Лескова для формирования писательского сознания и индивидуальной авторской манеры Чехова. В работе впервые предпринимается попытка целостного анализа лесковских традиций в чеховском творчестве, выявления общности и различий идейно-художественных целей писателей, предопределивших сходство и различия их эстетических принципов и особенностей поэтики.^ На защиту выносятся следующие положения: В круге чтения и в творческом сознании Чехова Лесков занял особое место – как в силу биографических обстоятельств (тесное личное знакомство с «живым классиком»), так и в силу объективных причин (ни Лесков, ни Чехов не были ангажированы какой-либо политической силой или партией, оба стремились к объективности в оценках). Проблематика творчества Чехова и Лескова обнаруживает ряд отчетливых пересечений, что обусловлено общностью мировоззрения и мировосприятия писателей, их аксиологии. В решении и художественном воплощении вопросов о народе, религии, нигилизме Чехов оказался ближе именно к Лескову, который осмысливал эти проблемы не с социально-политической, как казалось современной ему критике, точки зрения, а с философской, нравственно-этической, национально-исторической. Обращение к теме народа привело Чехова, вслед за Лесковым, к утверждению особого мнения относительно дальнейшего пути развития России. Выход из критической для народа ситуации видится писателям в поднятии общего уровня просвещения и культуры. Не менее значимым условием для развития общества является его духовная составляющая. Очевидно, что кризис института официальной церкви, кризис религиозного сознания в русском обществе ощущали и Лесков, и Чехов. Вместе с тем оба писателя признавали необходимость для общества духовной опоры. Разница состояла в том, что Лесков видел эту опору в возрождении евангельских истин, а Чехов на место церковных канонов ставил культурные ценности и просвещение. Нигилизм на разных этапах его развития нашел отражение в разных жанрах творчества и в разных типах героев Лескова и Чехова. Преемственная связь между Чеховым и Лесковым существовала не только на проблемно-тематическом уровне, но и в области поэтики: в использовании несобственно-прямой речи и приемов комического, в сфере бытописания и детализации. Влияние Лескова на мастерство Чехова заметно и на уровне жанровой составляющей, прежде всего в области малых жанров: водевиля, рассказа-притчи, «святочного» рассказа. В творчестве обоих писателей малые жанры наполнились глубоким социальным и нравственно-философским содержанием. Жанровое новаторство Лескова и Чехова проявилось прежде всего в том, что этим писателям удалось создать широкую панораму русской жизни не в жанре традиционного романа, а с помощью множества небольших рассказов и повестей, сложившихся в целостную повествовательную систему.^ Теоретической и методологической основой диссертационной работы стали сравнительно-исторический, системно-типологический и историко-генетический методы, труды М.М. Бахтина, А.Н. Веселовского, В.В. Виноградова, А.А. Потебни, а также исследователей творчества Н.С. Лескова (И.П Видуэцкой., Л.П. Гроссмана, Е.В. Душечкиной, Б.С. Дыхановой, П.Г. Жирунова, А.А. Кретовой, В.А. Туниманова, Е.В. Тюховой, В.Е. Хализева и др.), А.П. Чехова (Г.А. Бялого, М.П. Громова, Ю.В. Доманского, Н.И. Ищук (Фадеевой), В.Б. Катаева, С.Ю. Николаевой, З.С. Паперного, Э.А. Полоцкой, А.П. Чудакова), литературоведов, работающих над проблемами литературной преемственности. Материалом диссертационного исследования служат произведения Чехова и Лескова, относящиеся к различным периодам их творчества.^ Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов и результатов в учебных курсах по истории русской литературы XIX века, а также при подготовке специальных курсов и спецсеминаров по творчеству А.П. Чехова и Н.С. Лескова.^ Апробация результатов исследования. Основные аспекты и результаты исследования были представлены в докладах на общероссийской конференции «Чеховские чтения в Твери» (2004), межвузовских научных конференциях «Актуальные проблемы филологии в вузе и школе» (2004), «Книга в истории русской культуры» (2005), международной научной конференции «Межкультурная коммуникация в современном славянском мире» (2006). Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего в себя 236 наименований. Объем диссертации 179 страниц.^ Основное содержание работы Во введении диссертационного исследования обоснована актуальность выбранной темы, ее научная новизна, определяются цели и задачи работы. На основе обзора литературно-критических материалов анализируется история изучения данного вопроса.^ В главе первой «Аксиология А.П. Чехова и наследие Н.С. Лескова» предпринята попытка анализа системы нравственных ценностей обоих писателей, определяется круг наиболее значимых общественных вопросов и отношение к ним знаменитых авторов. В первом параграфе «Проблема народа в творческом сознании А.П. Чехова и Н.С. Лескова» на основе изучения высказываний двух писателей по проблеме народа, которые сохранились в мемуарных источниках, в публицистике, эпистолярном наследии Чехова и Лескова, делается вывод об общности их взглядов и позиций. Вторая половина XIX века – это время в истории России, характеризующееся стремительными изменениями в общественной жизни страны. Начальный этап творчества Лескова приходится на 60-е годы – период наиболее значительных реформ общественного устройства (судебная реформа, отмена крепостного права). В 1861 г. был создан Петербургский комитет грамотности. В 1862 г. открылась первая Публичная библиотека в Москве. Все эти шаги привели к демократизации российского общества. Аналогично общественным развивались и литературные процессы. На страницах литературных произведений стали появляться герои, принадлежащие к самым разным общественным слоям. Одним из первых авторов, «раздвинувших рамки русской литературы», стал Лесков. Писатель изображал повседневную жизнь обыкновенных людей, интересуясь всеми сторонами их жизни. Обращение Лескова к теме крестьянства не является случайным, так как в 1860-е годы крестьянский вопрос стоял в центре внимания всего просвещённого общества. Однако проблема народа, ставшая одной из наиболее значимых в русской литературе XIX века, по широте ее охвата и глубине подхода к ней отличает Лескова от современников. Лесков никогда не разделял убеждений Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, испытывавших чувство вины перед народом, преклонявшихся перед мужиком, верящих в единственную возможность спасения через сближение с ним. О жизни низов в своих произведениях рассказывали Н.Г. Помяловский, В.А. Слепцов, А.И. Левитов, Ф.М. Решетников, Г.И. Успенский, но их подход был остро-социальным. В отличие от них, Лескову удалось не только показать социальный срез народной среды, но и отразить влияние российской действительности на формирование национального русского характера. Наконец, лесковская концепция народа отличалась и от той, которую разрабатывали писатели «этнографического» направления: С.В. Максимов, П.И. Мельников-Печерский, П.И. Якушкин и др. В реферируемой работе отстаивается мысль о том, что именно Чехов стал преемником Лескова во взглядах на народ. Созвучна лесковской была позиция Чехова, ясно сформулированная в словах: «Я с детства уверовал в прогресс, и меня не удивишь мужицкими добродетелями». А.П. Чехов пришел в литературу, как уже говорилось, в период политического затишья, когда закончилась эпоха «толстых журналов», многие демократические издания, в том числе «Отечественные записки» М.Е. Салтыкова-Щедрина, были закрыты, но проблема народа оставалась животрепещущей. Народническая идеология находилась на излете, и позднее, создавая образ Пети Трофимова в «Вишневом саде», Чехов включит в его монологи иронически переосмысленные, комически сниженные пространные рассуждения Н.К. Михайловского, лидера литературного народничества, об исторической вине интеллигенции перед народом. Чеховская ирония будет адресована не самому Михайловскому, не народу, а российской интеллигенции в целом, которая ставит перед собой высокие цели, но «в жизни хватает так невысоко». В 1880-е годы Чехов и Лесков понимали, что, несмотря на все изменения, проблемы российского общества продолжают оставаться прежними. «Прославленные шестидесятые годы», по словам Чехова, не оправдали надежд, вот почему в творчестве обоих писателей проблема народа остается актуальной. Сопоставление таких произведений, как «Язвительный» (1863), «Житие одной бабы» (1863), «Продукт природы» (1893), «Загон» (1893) и др. Н.С. Лескова и «Злоумышленник» (1885), «Мужики» (1897), «В овраге» (1900) и др. А.П. Чехова, позволяют сделать вывод о том, что их авторов беспокоила отсталость российской деревни, становившаяся все более заметной на фоне возрастающего уровня просвещения. Реформы 60-х годов касались в первую очередь городского населения, оставляя деревню далеко позади. Вместе с тем и Чехов, и Лесков, в отличие от многих других писателей, уходили от социологизированных трактовок категории «народ», придавая этому понятию новый смысл и масштаб. «Все мы народ, и все лучшее, что мы делаем, есть дело народное», – вот программное суждение Чехова, который вслед за Лесковым видел в современном русском народе скорее залог будущего развития, нежели осуществленный и воплощенный идеал. Проведенный в диссертационном исследовании анализ позволяет сделать вывод о том, что разные по содержанию и поэтике произведения обоих писателей отвечают общей цели – живого, непредвзятого, объективного отражения современной действительности. Стремление показать народную жизнь во всей ее полноте, понять процессы, развивающиеся внутри общества, – вот главная задача писателей. В то же время ни Лесков, ни Чехов не стремились давать какие-либо рецепты, определять формы и способы движения России по пути прогресса, но то, что достижения культуры и цивилизации необходимо внедрять в народные массы, не вызывало у них сомнений.^ Второй параграф «Кризис религиозного сознания в изображении А.П. Чехова и Н.С. Лескова» поднимает не менее значимый для писателей вопрос – отношение к религии и церкви. В начале этого раздела дается обзор литературоведческих статей, освещающих проблему религиозного сознания писателей, который позволяет заключить, что у исследователей нет единодушия в данной области. Относительно Лескова большинство ученых сходятся во мнении, что он был глубоко верующим человеком, и его разрыв с официальной церковью обусловлен не утратой веры в Бога, а разочарованием в людях, называющих себя его служителями. Отношение Чехова к институту церкви исследователи решают по-разному. Автору диссертационного исследования наиболее близка позиция М.М. Дунаева и о.Йосифа (Затеишвили), считающего Чехова верующим человеком, но осознающим кризис института церкви. Общность взглядов писателей отразилась на общности проблематики их произведений. Сделанные в диссертации наблюдения дают возможность убедиться в том, что оба писателя являются истинными знатоками бытовой стороны жизни духовенства, церковных обычаев, духовной литературы, тонкими ценителями красоты обрядов богослужения. Как Лесков, так и Чехов признают важную роль церкви, но ее значение каждому писателю видится по-своему. Детальный анализ произведений («Соборяне»(1872), «На краю света» (1875), «Епархиальный суд» (1880) Н.С. Лескова и «Святая простота» (1882), «Ведьма»(1886), «Письмо»(1887), «Степь» (1888), «Дуэль» (1891), «Архиерей» (1902) А.П. Чехова) позволяет определить то место, которое отводят Лесков и Чехов церкви в жизни современного общества. Самое значительное произведение Лескова на эту тему – роман-хроника «Соборяне». Анализ образов главных героев хроники, жителей «старгородской соборной поповки», свидетельствует о том, что в их религиозных убеждениях отразились христианские воззрения самого автора, целью которого было создать собирательный портрет лучшей части русского духовенства. Используя портретные описания, различные приемы и принципы характерологии, воссоздавая бытовые, житейские ситуации, Лесков рисует реальную картину жизни «духовенных». Вместе с тем хроника «Соборяне» дает читателю не только представление об идеале священнослужителя, каким он видится автору, но и намечает круг наиболее серьезных социально-нравственных проблем, существующих внутри церковной организации: это и бедность низшего духовенства, и нежелание верховных властей справляться с возникающими трудностями, и замена духовных ценностей материальными благами. Те же проблемы возникают в произведениях Чехова. В его рассказах герой, имеющий духовный сан, встречается довольно часто, но, в отличие от Лескова, персонажи которого обычно являются носителями самого высокого церковного звания («На краю света» (1875), «Мелочи архиерейской жизни»(1878), «Архиерейские объезды»(1879)), Чехов рисует персонажей, которые стоят на низшей ступени церковной иерархии и вызывают несомненное сочувствие автора, так как решают трудные жизненные вопросы, мучаются и страдают так же, как и весь народ. Чехова в большей мере интересует человеческая сущность священника, поэтому он большее внимание уделяет его психологии, внутреннему миру. Несмотря на то, что Чехов питал явную симпатию к лицам духовного сословия, в его произведениях отсутствует идеальный образ святого отца. Большинство чеховских священников описаны в комическом ключе, подчас со значительной долей иронии. Таковы о. Христофор Сирийский («Степь»), о. Анастасий и дьякон Любимов («Письмо»), благочинный о. Федор Орлов, дьячок Савелий Гыкин («Ведьма»), о. Савва Жезлов («Святая простота»), дьякон Победов («Дуэль»). Ирония Чехова обращена не столько на самих героев, сколько на те социальные условия и жизненные ситуации, в которых они оказались. Так, например, о. Христофор явно импонирует Чехову искренностью своей веры, добротой, любовью к миру Божьему, внутренней духовной и душевной свободой – свободой от власти обстоятельств, денег, сильных мира сего. Но жизнь объективно складывается так, что окружающие (маленький Егорушка) видят в герое не пастыря, а кого-то похожего на Робинзона Крузо. В «Дуэли» дьякон Победов нравственно выше и чище других героев, он едва ли не alter ego автора благодаря своей доброте и любви к людям, но он не в силах предотвратить тот конфликт, который развивается между фон Коренном и Лаевским. Именно в этом проявляется типично чеховская трактовка кризиса религиозного сознания: современный русский человек нуждается в вере и Боге, но ищет и обретает его заново, и церковь, к несчастью, не может ему в этом помочь. Несмотря на то, что роль церкви на современном этапе каждому писателю представляется по-своему, недостатки, существующие внутри церковного устройства, видятся им одинаково. Отсюда возможное соотнесение их произведений на уровне церковной проблематики. Таким образом, сделанные в диссертации наблюдения позволяют говорить о пристальном внимании обоих писателей к церковной жизни и религии в современном обществе. Для Лескова священник, а вместе с ним и сама церковь, – это прежде всего пастырь, наставник, учитель, стоящий в своей любви, великодушии, смирении на ступеньку выше обычного человека. Для Чехова институт церкви и люди церкви есть нечто милое, родное, трогательное, бесконечно доброе, но постепенно, по крайней мере на какой-то период времени, уходящее в прошлое.^ В третьем параграфе «Нигилизм как явление русской общественной жизни в осмыслении А.П. Чехова и Н.С. Лескова» рассматриваются взгляды писателей на широко распространенное в XIX веке идеологическое течение. Лесков и Чехов застали это явление на разных этапах его эволюции: Лесков – на самом пике, Чехов – на излете, когда феномен нигилизма стал скорее историческим воспоминанием. Поэтому и формы отражения этого феномена в творчестве писателей оказались различными. Отношение Лескова к этому движению определяется прежде всего его антинигилистическими романами «Некуда» (1864) и «На ножах» (1872). Являясь концентрацией негативного отношения автора к массовому увлечению нигилизмом, эти произведения имели в творчестве Лескова предшественников, к числу которых можно отнести рассказ «Овцебык» (1863), а также ряд публицистических статей («О переселенных крестьянах», «О найме рабочих людей», «О влиянии различных видов частной собственности на народное хозяйство»), где выражались сомнения относительно возможности скорейших изменений в обществе, а также полезности и правильности идейного движения подобного рода, в котором участвовали и искренние, «истинные» нигилисты, по-человечески близкие писателю. Отголоски неприятия Лесковым нигилизма обнаруживаются и в «Соборянах», где персонажи, представляющие модное направление (Борноволоков и Термосесов), приобретают карикатурный характер. Настороженное отношение к нигилистическому движению Лесков сохранит на протяжении всей жизни. Недоверие к людям, поддерживающим это общественное направление, оборачивается у писателя сатирическими уколами в их адрес («Путешествие с нигилистом» (1882)). Чехов вошел в литературу на два десятилетия позднее Лескова, но, вопросы о революционной перестройке общества волновали и его. Проблема нигилизма, унаследованная русской мыслью от шестидесятников, не оставили писателя равнодушным. И в этом смысле его позиция, в своих основных положениях, совпадает с позицией старшего классика. Подобно тому как Лесков не видел будущего в нигилистическом движении, Чехов считал невозможным следование новейшим революционным призывам, которые являлись отголосками нигилизма: «Что же касается человека 60-х годов, то в изображении его я старался быть осторожен и краток, хотя он заслуживает целого очерка. Я щадил его. Это полинявшая, недеятельная бездарность, узурпирующая 60-е годы; в V классе гимназии она поймала 5-6 чужих мыслей, застыла на них, и будет упрямо бормотать их до самой смерти. Это не шарлатан, а дурачок… Вы бы послушали, как он во имя 60-х годов, которых не понимает, брюзжит на настоящее, которого не видит; он клевещет на студентов, на гимназисток, на женщин, на писателей и на все современное и в этом видит главную суть человека 60-х годов. Он скучен, как яма, и вреден для тех, кто ему верит, как суслик»12. Скептическое отношение Чехова к этому направлению общественной мысли неизменно отражалось на страницах произведений. Наиболее показательны в этом плане «На пути» (1886), «Попрыгунья» (1891), «Рассказ неизвестного человека» (1893), «Дядя Ваня» (1897), «Вишневый сад» (1903), «Невеста» (1903). Героев этих произведений роднит непохожесть на представителей окружающего их общества, они одиноки в мире пошлости и мещанства. Каждый из них стремится сделать жизнь лучше. Но, несмотря на общность идей, чеховских нигилистов, как и героев Лескова, можно разделить на два типа. Первый представляют персонажи более ранних произведений: Лихарев в свои молодые годы, Осип Степанович Дымов, Михаил Львович Астров, Неизвестный человек. Эти герои осознают значение труда в жизни общества и не боятся его, считают труд на благо общества главным средством его изменения к лучшему. Этот тип чеховских нигилистов можно соотнести с «безупречными и чистыми нигилистами» Лескова (Райнер, Помада, Лиза Бахарева), названных Л. Гроссманом «независимыми тружениками» и подлинными организаторами «гармонии взаимных отношений». В чеховском повествовании о таких героях усиливаются лирическое и трагическое начала. Другой тип нигилистов появляется у Чехова в произведениях конца 1890-х – начала 1900-х годов (Петя из «Вишневого сад», Саша из рассказа «Невеста»). В это время в стране разворачивается новое революционное движение, участниками которого становятся прежде всего очень молодые люди. Юный возраст, незнание жизни, неумение трудиться, фанатичное следование идее – все это вызывает у писателя скептическую оценку. Таким образом, очевидна эволюция чеховских нигилистов. Из умных, деятельных, честных, осознающих пошлость и застой в обществе и стремящихся собственными усилиями изменить старые порядки, чеховские нигилисты трансформируются в не знающих жизни, не способных к труду, так и не закончивших университет людей, фанатично преданных красивой, но иллюзорной идее. Признавая искренность их убеждений, Чехов вместе с тем иронизирует над ними и комически снижает их образы. Таким образом, родство Чехова со взглядами Лескова на нигилистическое движение проявляется прежде всего в отношении к нигилизму как к «всеобъемлющей системе взглядов, определяющей всю жизнь человека в целом, а не только его политическую активность»12. Несмотря на то, что писатели признают наличие в нем честных людей, искренно верящих в революционные идеи, будущее страны видится им не в отрицании прежних норм жизни, а в развитии культуры, науки и просвещения.^ Во второй главе «Лесковские начала в поэтике А.П. Чехова» делается попытка охарактеризовать влияние творчества Лескова на некоторые тенденции в поэтике Чехова. Здесь рассматриваются специфические особенности повествования у Лескова и Чехова, категория комического и, наконец, специфика бытописания. В первом параграфе «Особенности несобственно-прямой речи в прозе А.П. Чехова и Н.С. Лескова» рассматривается такой важнейший для обоих писателей художественный прием, как несобственно-прямая речь, позволяющая приблизить читателя к персонажу, проникнуть в его внутренний мир, усилить эффект психологической и жизненной достоверности повествования. Известно, что к работе над языком собственных произведений Лесков относился очень серьезно. Большой жизненный опыт, общение с людьми различных социальных групп, национальностей, вероисповеданий в большой мере обогатили лексический запас писателя. Помимо этого, значительную роль сыграл интерес Лескова к книгам. В его библиотеке присутствовали современные и старинные издания художественного, научного, богословского характера. Пристальный интерес к наследию известных предшественников позволял Лескову сохранять традиции литературного языка, а общение с наиболее талантливой литературной молодёжью давало возможность оставаться современным и понятным новому поколению читателей. Все усилия писателя в совокупности помогли ему снискать признание своего лингвистического дара еще при жизни. На виртуозное владение Лесковым русской речью одним из первых обратил внимание Горький. Он же в рассуждениях об искусстве слова рядом с фамилией Лескова почти всегда ставил фамилию Чехова. И это справедливо, так как наблюдение за работой старшего товарища по собиранию и сохранению авторского словаря во многом способствовали формированию писательского мастерства самого Чехова. В диссертации высказана мысль о том, что языковые изыски Лескова и Чехова типологически близки. Одним из излюбленных приемов Лескова была «народная этимология», применявшаяся в речевой характеристике героев: «мелкоскоп», «долбица умножения», «популярный советник», «вексельбанты», «непромокабли», «укушетка», «верояции». Чехов использовал этот же прием в подобной функции: «эгоистицизм», «малодушная психиатрия», «Истинная ученость не любит фигурировать», «Позвольте вам выйти вон». Безусловно, и Лесков, и Чехов смогли обнаружить собственную оригинальность, обращаясь в некоторых случаях к одинаковым языковым средствам. Наблюдения, проведенные в этой области, подтверждают, что для создания многоплановости собственных произведений оба автора часто прибегают к использованию в изложении мыслей персонажей к несобственно-прямой речи. Мастером, широко использовавшим этот прием, был Чехов. В его произведениях очень часто встречаются примеры лингвистических конструкций подобного рода, но не исключено, что началом тщательной разработки этой особой формы речи послужило её использование в произведениях Лескова. На материале лесковских обработок сюжетов, заимствованных из «Пролога» («Скоморох Памфалон», «Невинный Пруденций», «Прекрасная Аза»), в данном разделе диссертации анализируются примеры использования подобных лингвистических конструкций. В творчестве Чехова несобственно-прямая речь как особый прием обогащается новыми возможностями. С ее помощью писателю удается создавать нестандартные сюжетные ходы. В качестве иллюстрации к этому утверждению в параграфе дается анализ рассказа Чехова «Без заглавия», близкого по жанру к лесковским проложным легендам. Здесь несобственно-прямая речь дает возможность двупланового изображения событий – глазами автора и героя. Также в этой части работы рассматривается повесть Чехова «Три года» (1895), которая может служить примером введения в основное повествование несобственно-прямой речи. На страницах этого произведения, являющего собой образец большой эпической формы – повести, интересующие нас конструкции встречаются достаточно часто. Обращает на себя внимание то, что подобные элементы здесь характерны для ключевых, переломных, наиболее важных моментов излагаемой истории, когда писатель стремится передать душевное состояние героев. В итоге делается вывод о том, что несобственно-прямая речь в повествовании Чехова и Лескова обнаруживает ряд преимуществ. В первую очередь оба писателя обратили внимание на ее двойственность, то есть способность выражать не только психологическое состояние героя, но и авторскую точку зрения, что, в свою очередь, помогает более глубокому, целостному пониманию произведения. При этом Лесков сумел расширить возможности несобственно-прямой речи, заключающиеся в одновременной передаче мыслей и чувств героя и повествователя из народной среды. Отличие Чехова от Лескова в этом аспекте обусловлено тем, что использование несобственно-прямой речи позволило ему перевести настроения и п