Абдурахман Авторханов ро­дился на Кавказе. По национальности чеченец. Был номенклатурным ра­ботником ЦК вкп(б). В 1937 г

ТЕХНОЛОГИЯ ВЛАСТИПосевАбдурахман Авторханов ро­дился на Кавказе. По национальности – чеченец. Был номенклатурным ра­ботником ЦК ВКП(б). В 1937 г. окончил Институт красной профессу­ры в Москве. Специализировался по русской истории.В 1937 г. был арестован как "враг народа". По распоряжению Верховно­го суда РСФСР был в 1942 освобож­ден, а в 1943 эмигрировал на Запад, где защитил докторскую диссертацию и стал профессором по истории Рос­сии. В СССР А. Авторханов издал шесть книг, главным образом, по истории Чечни и Кавказа. За границей он выпустил 9 книг, не­которые под псевдонимом А. Уралов (Авторханов). Исключи­тельный интерес вызвали его книги – "Загадка смерти Сталина (Заговор Берия)" и "Сила и бессилие Брежнева". Большой попу­лярностью пользуется и его книга "Происхождение партократии". Но самый известный – классический труд автора – "Технология власти" был написан им в 1955-1957 гг. и вышел в 1959 г."Переизданию" книга неожиданно подверглась дважды в СССР: в Самиздате началось ее размножение фотоспособом и путем пере­печатки, а для партийной элиты вышло закрытое издание в изд. "Мысль".В предисловии к первому изданию Авторханов пишет о книге: "Сталин войдет в историю не только как тиран и инквизитор, но и как феноменальный тактик, стратег и мастер власти. "Техно­логия власти" – такова сердцевина сталинизма. Значительная часть данной книги посвящена этой теме.Сама эта тема рассматривается исторически, то есть в связи и на основе анализа важнейших внутрипартийных событий послед­них тридцати лет (1928–1958). То был процесс образования пар­тии "нового типа", партии Сталина – КПСС. Этой теме посвящена книга в целом.Читатель сразу заметит, что я избрал необычный метод изложе­ния – синтез мемуаров и исторических очерков. Как историку, мне хотелось оставаться в рамках холодного академического ана­лиза, но, как современника и свидетеля, меня тянуло к свидетель­ским показаниям. Результатом этого я является мой "синтетиче­ский" метод.Что скажет об этой книге казенная критика диктатуры – мне безразлично, а на возможные упреки ученых скептиков в "при­страстии" к событиям и лицам можно ответить словами великого Гете: "Быть искренним я обещаю, быть безучастным – не могу". Ко второму изданию "Технологии власти" (1976) автор напи­сал развернутое Введение и добавил четвертую часть "От Хруще­ва к Брежневу", Предлагаемое 3-е изд. выходит без изменений.СОДЕРЖАНИЕПредисловиеI. Как была задумана эта книгаII. "Технология власти" под судом лжедиссидентовIII. "Технология власти" под судом кагебистов^ Часть первая. Бухарин против СталинаI. Начало концаII. "Теоретический штаб" ЦК ВКП(б)Кадры правыхСибирский план СталинаV. Первые аресты в ИКПVI. "Теоретическая бригада" ЦКVII. Партия в партииVIII. Разгром Московского КомитетаIX. На допросе в ЦКX. Рекогносцировка в стане бухаринцевXI. Сталин создает "правых"XII. Бухарин ищет "союзников"Политические комиссары над правыми^ Бухарин и ТомскийXV. Нелегальный "Кабинет Сталина"XVI. Сталин встречает Новый годXVII. Бухарин переходит в наступлениеXVIII. Сталин как "политик нового типа"XIX. Сталина объявляют "великим"XX. Подольское совещаниеXXI. Коминтерн – сектор "Кабинета Сталина"XXII. Капитуляция правой оппозицииXXIII. Случайности и закономерности в карьере Сталина ^ XXIV. Мое выступление в "Правде" по националь­ному вопросуЧасть вторая. Триумф СталинаI. Пропагандная лаборатория ЦК партии II. От партии Ленина к партии Сталина^ Группа СырцоваГруппа СмирноваV. "Национальная оппозиция" в партии VI. Генеральная чистка 1933 года и XVII съездVII. Великая чисткаVIII. ЕжовщинаIX. Л. БерияX. Процесс БухаринаXI. Итоги "Великой чистки" партииXII. Социальное лицо партии СталинаXIII. Сталин на войне и после нееЧасть третья. Падение СталинаI. Подготовка новой чистки и загадка смерти СталинаII. Хрущев против СталинаСталин и МакиавеллиРазоблачение исторических легенд о СталинеРазвенчание Сталина как классика марксизмаVI. Возврат к Сталину? VII. "Просвещенный сталинизм" VIII. Силуэты портретов "коллективного руководства"Эпилог. Революция в Кремле^ Часть четвертая (дополнительная). От Хрущева к БрежневуI. Свержение ХрущеваII. Режим в движенииОт Хрущева к Брежневу: проблемы и трудности коллективного руководстваПроблемы смены и преемственности в кремлевском руководствеV. Единство и противоречия в треугольнике диктатуры (партия, полиция, армия)^ ПРЕДИСЛОВИЕ К ИЗДАНИЮ 1976 ГОДА I. КАК БЫЛА ЗАДУМАНА ЭТА КНИГА У моей "Технологии власти" оказалась необыкновен­ная судьба: изданную на Западе для эмиграции, в СССР ее распространяет Самиздат в фотопленках, фотокопиях, рукописях. Кагебисты ею тычут в глаза инакомыслящим, прокуроры ее таскают, как "свидетельницу", по залам судебных заседаний Москвы, Ленинграда, Киева и других городов, а судьи за одно ее чтение приговаривают совет­ских граждан к предельным срокам заключения. Из-за нее же великорусские империалисты с партбилетами мне сочинили новую, совершенно фальсифицированную био­графию, намеренно подчеркивая, что я чеченец, чтобы напомнить, что Сталин правильно поступил, совершив геноцид над этим маленьким, но свободолюбивым наро­дом Кавказа. Вот этот полицейский ажиотаж незадачли­вых мракобесов, напоминающий танец людоедов вокруг их жертвы на костре, собственно, и сделал книгу извест­ной. Но если люди, рискуя даже тюрьмой, читают ее и дальше, а дикари из КГБ "по-брежневу" продолжают неистовствовать, значит есть в моей книге что-то такое, чего нет в советских книгах на данную тему: информация о путях и методах рождения сталинщины. Поэтому Сам­издат продолжает распространять "Технологию власти", а радиостанция "Свобода" за последние три года трижды передала ее полный текст на СССР. Готовившееся второе издание на Западе, на которое уже была израсходована значительная сумма, стала жерт­вой "детанта" – его запретили (рука КГБ не очень силь­ная, но очень длинная). Сейчас это запрещение снято. Еще во время действия запрета издательство "Посев" обратилось ко мне со следующим сообщением: "Из Рос­сии идут категорические требования переиздать "Техно­логию власти". Это считается настолько важным, что мы твердо решили, несмотря ни на что, ее переиздать..." Но самым странным в судьбе "Технологии власти" мне показалось другое: фарисействующие чистоплюи от идеологии, подписывая одной рукой судебные приговоры о наказании рядовых советских граждан за чтение ее под­польных изданий, подписывают другой рукой приказ об издании на деньги советского народа "Технологии влас­ти" в государственном издательстве. Так вышло ее спе­циальное закрытое бесплатное издание для партийной элиты в московском издательстве "Мысль". Этот част­ный пример блестяще иллюстрирует общий духовный закон страны: что можно партийной верхушке, то нельзя народу! Народ дитя, партия – нянька. Детям не по­ложено читать литературу для взрослых, но ее могут и даже хотят читать их взрослые партийные няньки. И это в нашу эпоху – в эпоху атома, электроники, ракет и кос­моса, когда люди в поисках информации побывали на Луне, для той же цели все увеличивающееся число спутни­ков рыщет по Вселенной, а мы, благодаря им, сидя у себя в гостиной, в эти же самые секунды живо переживаем у наших телевизоров мировую историю на всех пяти конти­нентах – присутствуем, как зрители, на заседаниях пар­ламентов, конгрессах культуры, демонстрациях народа, на состязаниях спортсменов. Вот в такую эпоху для со­ветского человека табу информация из его собственной истории – ему не положено знать, как 50 лет тому назад Сталин начал восхождение к уникальной тирании. Полу­вековая история страны объявляется государственной тайной, а интерес к ней – государственным преступле­нием. Партия, которая не верит в гражданскую зрелость и политическую лояльность народа великой страны, -есть партия обреченных. Партия, которой надо что-то скрывать от народа, есть партия заговорщиков. Партия, которая боится правды, есть партия лжецов и трусов одновременно. Если владыки Кремля не считают свою партию таковой, то они могут легко это доказать: дать стране, наконец, Конституцию с обеспеченными граж­данскими правами, гарантированными свободами слова, печати, совести и признанием права нерусских народов решать свою судьбу по-своему... Я обещал в предисловии к первому изданию не реагировать на казенную критику диктатуры. Свое обещание я сдержал хотя бы по той простой причине, что казенная печать не осмелилась под­вергнуть критике хотя бы один тезис книги, зато занялась критикой ее автора, как личности. Это вынуждает меня высказаться более подробно о методах, формах и целях "критического творчества" чернильных кули из КГБ. Сначала немножко об истории возникновения "Техноло­гии власти". Эта книга была написана не на задуманную тему. Вот как это случилось. Неожиданный успех моей первой книги о правлении Сталина ("Staline au pouvoir", Paris, 1951), сразу же пере­веденной на другие иностранные языки, вдохновил меня на продолжение взятой темы. Я начал писать новую кни­гу о становлении сталинского режима, но уже в мемуар­ном плане, исходя из двух пунктов наблюдения: Москвы и Кавказа. Едва кончил я одну треть новой книги, как в то исто­рическое утро 6 марта 1953 года диктор немецкого радио с холодным равнодушием, будто речь идет о каком-нибудь обычном смертном, известил своих слушателей: "В Москве умер генералиссимус Сталин". Странное дело, меня это сообщение тоже не "потряс­ло", ибо я почему-то считал, что Сталину назначена смерть с того дня, как объявили о его болезни. В тот же день я написал некролог в журнале "Свободный Кавказ", который я тогда издавал. Вопреки завету древних римлян я о покойнике говорил только плохое. Поэтому некролог вышел очень желчный: "Сталин, наконец, умер. Переста­ло биться волчье сердце и работать дьявольский ум. Ушел человек, в котором не было ничего человеческого – ни души, ни любви, ни жалости. Холодная жестокость про­фессионального палача и звериный инстинкт самосохране­ния роднили его больше со звериным племенем, чем с родом человеческим. Ушел человек, который обессмертил свое имя мил­лионами смертей самых человечных из людей в чекистских подвалах, сибирской тайге, колымских рудниках, среднеазиатских песках и кавказских горах. Ушел человек, который создал, укрепил и расширил беспрецедентную систему государственного рабства и черного мракобесия. Ушел человек, который вырастил по своему образу и подобию целый легион народных палачей, жадно ухва­тившихся за осиротелый трон. Ушел человек, который создал и вырастил перво­классную армию международных мастеров восстаний, революций и войн, готовых ввергнуть человечество в новую катастрофу за идеи системы усопшего полубога. Ушел человек, который на протяжении тридцати лет безнаказанно плавал в море крови наших отцов и братьев, в реках слез наших матерей и сестер. Ушел самый проклятый из всех проклятых людей, которые когда-либо шагали по этой земле... Осиновый кол в его могилу! Вечное проклятие его памяти!! Истребительная война его наследству!!! Таков приго­вор наших народов. Таков он будет и у будущих поколе­ний". (Журнал "Свободный Кавказ", № 3 (18), март 1953 г.) Вот так "попрощавшись" со Сталиным, я бросил писать книгу о мертвом тиране, которая теперь никому не нужна. Через три года, когда я прочел доклад Хрущева на XX съезде о преступлениях Сталина, в котором незадач­ливый первый секретарь противопоставлял Сталина Ле­нину, а сталинщину – советской системе властвования, я понял, что напрасно я бросил писать новую книгу, тем более, что умер Сталин, а не сталинская система. Мне было ясно, что осуждая Сталина за инквизицию, все же нельзя было ни противопоставлять его Ленину (сегодня это уже поняли и в Кремле), ни умалять его феноменаль­ные достижения как "технолога власти". Я решил "реа­билитировать" Сталина. Урывками, в свободное от служ­бы время, я писал эту книгу с мая 1956 по май 1957 года. При этом я отказался от первоначального чисто мемуарного плана, хотя сохранил первую мемуарную часть, чтобы показать атмосферу времени. Так родились мемуарно-исторические очерки "Технологии власти". Я по опыту знал, что книга дойдет до партийной элиты, но я никогда не думал, что она дойдет и до честных совет­ских граждан. Поэтому приятнейшим сюрпризом для ав­тора явился тот факт, что "Технология власти" нашла че­рез Самиздат дорогу и к советскому читателю. Это об­стоятельство не могло не озадачить партийных идеоло­гов. Как реагировать на книгу? Объявить книгу "клеветой на т. Сталина" после XX и XXII съездов было невоз­можно. Тогда пришлось бы объявить и эти съезды "кле­ветническими". Изобретательные жандармы от литера­туры нашли выход: дискредитировать книгу в подполье устами лжедиссидентов, дискредитировать автора в со­ветской печати, сочинив ему новую "биографию": автор – "враг народа" тридцатых годов, "фашист" и "кара­тель" сороковых годов, шовинист и русофоб семидесятых годов... Первую попытку сочинить мне такую биографию предприняла газета "Советская Россия" в самом разгаре судебных процессов над диссидентами. Советская печать – единственная печать в цивилизо­ванном мире, которая пользуется монопольным правом безнаказанности за любую клевету, за очевидную ложь, за беспардонную фальсификацию. Более того. СССР -единственная страна, где фабрикация лжи и фальшивок в пропаганде не только дозволена, но и возведена в сте­пень государственной доктрины. Исключительно бесцеремонно советская печать по­ступает, когда речь идет о политической эмиграции из СССР. Тут советские фабриканты клеветы прямо-таки лезут в виртуозы. На Западе человек, прежде чем собраться в поход против своего противника, должен тщательно взвесить свои обвинения и быть готовым подкрепить их докумен­тально, иначе за ложные обвинения он должен будет от­вечать перед судом. Ничто это не грозит советскому клеветнику. Его клевета поставлена под защиту совет­ского закона. На XX и XXII съездах партии приводились ужасаю­щие примеры государственно организованной, массовой клеветы на советских людей со стороны органов НКВД и его бесчисленной армии сексотов. Но заметьте: ни одного судебного процесса даже тогда, в хрущевское время, над клеветниками в СССР не было. Почему? Да очень просто: клевета была и остается непременным и постоянным ору­жием борьбы режима со своими подлинными или потен­циальными противниками. Сказанное здесь я хочу про­иллюстрировать на своем собственном примере. 13 июня 1970 года газета "Советская Россия" напеча­тала явно инспирированную ЦК КПСС статью секретаря Чечено-Ингушского обкома КПСС (замечу в скобках, что за все время советской власти первым секретарем Чечено-Ингушского обкома никогда не был чеченец или ингуш). Я не буду останавливаться на стиле автора. Хотя автор к своему официальному партийному чину присово­купляет еще и ученую степень – "кандидат исторических наук", но весь его ученый лексикон состоит из сплошной ругани. Это обычный прием советской публицистики, ког­да нет ни фактов, ни аргументов против противника. Обратимся к существу дела. Газета пишет: "В потоке передач на Северный Кав­каз день за днем мюнхенская радиостанция "Свобода" клевещет на советскую действительность, подло извраща­ет национальную политику КПСС. Клеветники лезут из кожи вон, пытаясь посеять вражду между народами на­шей страны. Они твердят о "советском колониализме", стремятся разжечь националистические чувства лживыми версиями "денационализации" и насильственной "русифи­кации"... Советская Чечено-Ингушетия является объек­том особенно оголтелой радиодиверсии... Кто же рас­пространяет радиоклевету? У микрофона радиостанции "Свобода" регулярно выступает "профессор" Авторханов". Вот это и есть целеустремленная ложь. Никогда за все время существования Северокавказской редакции ра­диостанции "Свобода" ни на русском, ни на кавказских языках я там не выступал. Так в чем же дело? Неужели резиденты КГБ на Западе и их вездесущие сексоты не знают об этом? Я слишком хорошо представляю себе масштабы возможностей КГБ, чтобы поверить в его "не­вежество". Значит причину фабрикации этой лжи надо искать в другом, что я и сделаю потом, а пока же продол­жу цитирование: "Советская Россия" пишет, что Авторханов – "тот самый Авторханов из Грозного, который в 30-е годы был судим за контрреволюционную деятель­ность. Позже он клялся, что "осознал" свои ошибки. Ему поверили. Но когда грянула Отечественная война, Авторханов примкнул к фашистам, стал карателем". Прежде всего бросается в глаза весьма обтекаемая формула: был судим за контрреволюцию "в 30-е годы". Почему же не быть точным? А вот почему: если назвать точные даты, то читатель сразу увидит, что я был жерт­вой не собственной "контрреволюционной деятельности", а массовой сталинской инквизиции в период ежовщины-бериевщины я сидел в НКВД с 1937 по 1942 год. Меня судили дважды – оба раза даже чекистский суд вынужден был оправдать меня, ибо в моем деле не было ничего, кроме клеветнических показаний на меня, взятых под пытками. На суде все свидетели против меня заявили, что они подписали сочиненную следователями НКВД кле­вету не только на меня, но и на самих себя под тяжестью невыносимых физических пыток – одним ломали ребра, другим выбивали зубы, третьим вводили иглы под ногти, четвертым пускали электрический ток по наиболее чув­ствительным местам тела, даже был и такой (председа­тель Шаро-Чеберловского райисполкома Х.У.), которого следователь в своем кабинете при "ассистентах"-сержантах самолично кастрировал, а мучить арестованных лише­нием сна целыми неделями считалось наиболее гуманным методом допроса. Если каждый отдельно взятый метод допроса не помогал, то арестованного пропускали через "конвейер", т. е. через всю систему "методов". Через эту систему "методов" прошел и я сам. Если при таких допросах я все же умудрился не быть "посмертно реабилитированным", то только потому, что предпочел лучше умереть от пыток на "конвейере", чем подписать ложь на себя и на других. "Советская Россия" говорит мне лишь комплимент, когда утверждает, что в то жуткое время я занимался "контрреволюционной деятельностью", то есть антисталинской деятельностью. Но это такая же ложь, как и другое ее утверждение, а именно: мне простили контрреволюцию из-за того, что я "осознал свои ошибки". Это утверждение безграмотно даже с точки зрения советского уголовного права: ведь контрреволюция, согласно этому праву, не "ошибка", а государственное преступление. За нее давали не свободу, а "вышку". Я никак не мог быть исключением. Я был оп­равдан приговором Верховного суда РСФСР в 1942 году по двум причинам – из-за отсутствия в моем деле моего личного "признания" и из-за недоказанности самой "кон­трреволюции". Правда, выпуская меня на волю, НКВД думал, что он использует меня как провокатора против чеченского народа; поэтому в обкоме партии мне торже­ственно сообщили, что я даже не исключался из партии за все эти пять лет моего сидения. Однако я принял реше­ние порвать с режимом тирании. Вот с этих пор я дей­ствительно занимаюсь "контрреволюцией", если контрре­волюцией называется борьба против существующей ныне в СССР сталинской системы властвования. Я хочу привести теперь одно поразительное место из разбираемой статьи, которое представляет собой класси­ческий образец того, как вообще происходит советская фабрикация фальшивок. Каждый знает, что Гитлер и Сталин, как инквизиторы, были не антиподы, а близне­цы. Чтобы доказывать эту истину, совершенно нет необ­ходимости заниматься фабрикацией фальшивых докумен­тов против Сталина и Гитлера. Практика инквизиции Гитлера так же, как и практика инквизиции Сталина, сама говорит за себя. Но вот "Советская Россия" на глазах все­го мира пускает в оборот "директиву" вермахта об уни­чтожении всего чечено-ингушского народа. Газета пишет, что 8 декабря 1941 года вермахт издал директиву, в кото­рой сказано: "Когда Грозный, Малгобек и другие районы будут в наших руках, мы можем ввести в горы необхо­димые гарнизоны и, когда в горах наступит относительное спокойствие, всех горцев уничтожить. Горского на­селения в Чечено-Ингушетии не так уж много, и десяток наших зондеркоманд может за короткое время уничто­жить все мужское население". Однако такого "докумен­та" в природе не существует. Эта безграмотная фальшив­ка сочинена не в вермахте, а в идеологической лаборато­рии ЦК КПСС. Каждый, кто имеет хотя бы самые эле­ментарные сведения о структуре власти Гитлера, знает, что подобные "директивы", если бы они и существовали, не могли бы исходить от вермахта, а только от правитель­ства и его особых органов и проводиться не через армию, а через специальные формирования (гестапо, СС). Это во-первых, а во-вторых, термин "уничтожить" гитлеровцы никогда не употребляли даже в отношении евреев в их сек­ретной внутриведомственной переписке, предпочитая го­ворить шифрованным термином – "окончательное реше­ние еврейского вопроса" (Endlosung). В-третьих, почему в одном и том же "документе", более того, в одном и том же предложении не сведены концы с концами: один раз сказано "уничтожить всех горцев", а другой раз – "уни­чтожить все мужское население"? В-четвертых, почему же это Гитлер решил, находясь под Москвой и еще не дав приказа о наступлении на Кавказ, уничтожить только один чечено-ингушский народ, тогда как на Кавказе име­ются десятки других таких же кавказских народов? Может быть, только потому, что как раз чечено-ингушский на­род вел в горах на протяжении четверти века перманент­ную партизанскую войну против Сталина? После всего сказанного встает вопрос: почему же со­ветская пропаганда сочинила эту грубую, примитивную фальшивку – "директиву" вермахта об "уничтожении" всех чеченцев и ингушей. Мораль фальшивки ясна: знайте, мол, чеченцы и ингуши, Сталин и советская власть вас только депортировали в Сибирь, а вот если бы пришли Гитлер и немецкая власть вместе с Авторхановым, то вы были бы поголовно уничтожены. Такой логике не хва­тает последовательности. Чтобы быть последовательной, "Советская Россия" должна была бы вложить в уста сек­ретаря Чечено-Ингушского обкома партии лозунг: "Спасибо т. Сталину за спасательную от Гитлера депортацию в тундры Сибири и пески Туркестана чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев, калмыков, крымских татар и немцев Поволжья"!^ II. "ТЕХНОЛОГИЯ ВЛАСТИ" ПОД СУДОМ ЛЖЕДИССИДЕНТОВ Скоро выяснилось, что газета "Советская Россия" разносит меня за не содеянные "преступления", чтобы за­клеймить за действительное – за "Технологию власти". По неведомым автору путям книга, написанная более пятнадцати лет назад, попала в страну как раз ко времени возникновения Самиздата, через который ее и начали дальше распространять. Пресловутые лжедиссиденты Медведевы сразу объявили книгу антисоветской, а ее ав­тора – гитлеровцем. Кагебисты включили ее в индекс запрещенных к рас­пространению в СССР зарубежных антисоветских книг. На ряде политических процессов ее прилагали к делам подсудимых как "вещественное доказательство". Но я категорически заявляю, полностью сознавая содеянное мною и полностью зная все советские законы: "Техноло­гия власти" не антисоветская книга. Да, она антисталин­ская, но она советская в смысле зашиты ею верховного суверенитета власти Советов против ее узурпаторов из партаппарата. Поэтому те, кто объявляют "Технологию власти" антисоветским произведением, – признают, что сталинская власть и советская власть – одно и то же. Первый известный мне судебный процесс, на кото­ром судили за распространение "Технологии власти", наряду с сугубо философскими произведениями Бердяева и знаменитым "Новым классом" Милована Джиласа, был Ленинградский процесс над Квачевским, Студенковым и Гендлером в 1968 году. Об этом процессе со слов Гендлера рассказывает Михаил Коряков: "У меня есть знакомый – Юрий Гендлер, юрист из Ленинграда. В декабре 1968 года его и еще двух таких же, как и он, инакомыслов судили в Ленинградском городском суде. Его обвиняли, в частности, в том, что он устраивал у себя на квартире какие-то "нелегальные сборища", на которых читались и обсуждались будто бы "антисовет­ские книги". Одной из таких книг была книга Абдурахмана Авторханова "Технология власти". Всего в приго­воре по "делу Гендлера" фигурировало 15 книг, в том чис­ле фотокопия авторхановской книги. Эту фотокопию Ген­длер получил от приятеля. Как вспоминает Гендлер, взве­сив фотокопию книги на ладони, он спросил у приятеля: "На пятерик потянет?" – "Пятерик не пятерик, а трояк весит", – сказал приятель. Так и вышло: 26 декабря 1968 года Гендлер был приговорен к трем годам лишения сво­боды..." ("Новое русское слово", 11 апреля 1976). Процесс этот вызвал решительный протест передовых представителей советской общественности. Так, Григоренко, Габай, Ким, Якир, Красин, Асанова, Каплан, Кожаринов, Краснов-Левитин, Телесин подали "Заявление прокурору РСФСР" от 22. 1. 1969 года. В нем говорилось: "Можно только поражаться, как мог советский суд дойти до того, чтобы признать философские произведе­ния ученого с мировым именем – Бердяева и видного общественного деятеля Югославии Джиласа или историко-социологические исследования А. Авторханова "Техно­логия власти" антисоветскими. Особенно возмутительна для советского человека такая квалификация в отноше­нии последней из названных книг. Ее автор, случайно вырвавшийся из застенков сталинской госбезопасности, ушел в эмиграцию и там, по материалам съездов КПСС, исследовал условия и способы установления единолич­ной диктатуры Сталина и причины ужасающего сталин­ского террора... Труд Авторханова является пока что единственным в этой области. С некоторыми положени­ями его можно спорить, но пока еще не нашлось никого, кто рискнул бы на это. Настолько этот труд аргумен­тирован и настолько проанализированы приводимые ав­тором факты. Однако суд в Ленинграде оказался столь "квалифицированным" в области всех общественных наук, что даже без специальной экспертизы и, более того, даже не читая представленных обвинением книг, "сразил" труд Абдурахмана Авторханова единственно доступным аргументом – "антисоветчина". Иными словами, суд по­ставил знак равенства между антисоветчиной и анти­сталинщиной... Выходит, Сталин и советская власть – одно и то же". Интерпретация книги коммунистом Григоренко и его единомышленниками, вполне лояльными советскими гражданами, борющимися за соблюдение советских же законов, означала ее легализацию и даже рекомендацию. Это поставило кагебистов перед новой проблемой: как дискредитировать книгу с фактической стороны, объявив ее произведением досужих сплетен и беспочвенных фанта­зий (как будто практика Сталина еще оставляет место даже для самой разнузданной фантазии). Но делать это нельзя было в печати, ибо, чтобы опровергать книгу, на­до было ее цитировать, а каждая цитата говорила бы сама за себя. И по этим, казалось бы, элементарным правилам спора с противником в мозгах идеологов КПСС бессмертно живет Сталин с тех пор, как он в тридцатых годах начал расстреливать историков партии (Волосевич, Невский, Н. Попов, Ванаг, Пионтковский, Дроздов, Лукин, Фридлянд и др.) кроме всего прочего и за то, что они в спорах с Троцким цитировали самого Троцкого. Такой метод критики противника Сталин объявил троц­кистской контрабандой антисоветских идей – под благо­видным предлогом критики они, советские историки, якобы протаскивали цитаты из Троцкого в советскую пе­чать. Вот этот сталинский закон тотально применяется и сегодняшней партийной печатью – ни в одной критике эмигрантских книг вы никогда не найдете ни одной ци­таты, если же вы все-таки какую-то цитату нашли, то будьте уверены, что ее в критикуемой книге нет, ее присо­чинила сама партийная печать, чтобы легче было распра­виться с противником. Приписав вам один раз такую ци­тату или просто присочинив вымышленные криминаль­ные преступления к вашей биографии, партийная печать в дальнейшем будет выдавать эту свою собственную фальшивку за установленный факт. Поэтому новые "разоблачения" против вас будут начинаться всем нам зна­комыми словами: "известно...", "как известно...", "как известно всем..." То и другое я не раз испытал на себе. Дискредитацию "Технологии власти" с фактической стороны не в партийной, в самиздатской печати и взяли на себя братья Медведевы, которых А. Солженицын на­зывает "допотопными коммунистами". Когда я впервые прочел их оскорбительный выпад против моей книги, я просто улыбнулся – "ну, что же, винить их не приходится, во время описываемых мною событий они были детьми, откуда им знать все изощрен­ности гениального мастера криминальных дел". Дальнейшие мои наблюдения за ними показывают, что мы действительно имеем дело с коммунистами по убеждению, хотя и "допотопными". Особенно это стало ясно после турне одного брата по Европе и Америке с дезинформацией западной общественности в отношении советских репрессий и нескольких выступлений другого брата как против Солженицына, так и против гумани­стических акций академика Сахарова, требовавшего свя­зать разрядку вовне с разрядкой внутри страны. Да, Мед­ведевы числятся в "диссидентах", но их действия льют воду на чекистскую мельницу. Причем "диссидентский" статус ставит их в привилегированное положение, кото­рым они злоупотребляют не во вред, а на пользу суще­ствующему режиму. Если бы, например, Андропов захо­тел выступить перед американским сенатом в защиту своего режима, ему сразу указали бы на дверь, если же он захотел бы протащить идеи своего ведомства на стра­ницах свободной печати, он не дошел бы даже до две­рей редакций. Медведевым обеспечен свободный вход во все двери Запада, пока они играют в "диссидентов". Пользуясь этим "диссидентским" статусом, они по­пытались дискредитировать "Технологию власти". Вот образцы их "критики": "В 1968-69 гг. я несколько раз встречался с П.Г. Гри­горенко. Особенно длительной и подробной была наша беседа в конце апреля 1969 г. Многие из высказываний и действий П. Г. Григоренко казались мне ошибочными, и я говорил об этом Петру Григорьевичу. Я не мог согла­ситься с его положительным отношением к книге А. Авторханова, полной всякого рода выдумок и искажений" (курсив мой. – А.А.) (Ж.А. Медведев, Р.А. Медведев. Кто сумасшедший? MacMillan, Лондон, 1971, стр. 157). Значит, Медведев настоятельно "просвещал" Григоренко в отношении никчемной книги буквально за не­сколько дней до его ареста. "Просвещение", видно, успе­ха не имело и тогда только власти прибегли к помощи "медицины" – Григоренко арестовали как сумасшедше­го, сначала спровоцировав его на поездку в провинцию, поездку, которая со стороны Григоренко была предпри­нята с весьма благородной целью – защищать на суде в Ташкенте несчастных крымских татар. Одновременно "Политический дневник" (главный редактор – Р. Медве­дев) в том же апреле 1969 года напечатал рецензию на мою книгу. В этой рецензии Григоренко прямо обвиняет­ся в рекламировании контрреволюционной антисоветской книги "Технология власти", обвинение вполне достаточ­ное, чтобы арестовать и осудить Григоренко. Рецензия озаглавлена: "О книге А. Авторханова "Технология вла­сти". Перепечатанная в книге "Политический дневник" (Амстердам, Фонд имени Герцена, 1972) в виде рецензии Самиздата, она занимает целых шесть страниц мелкого шрифта. Даже профан в чекистских делах заметит, что рецензия будет немедленно использована органами КГБ против Григоренко, Литвинова и их сторонников, широко рекламировавших в подполье данную антисоветскую книгу. При этом сообщается, что сама книга не только антисоветская, но и написана гитлеровцем. "Рецензия" написана вполне на уровне знаний из сталинского "Крат­кого курса". "Рецензия" скрыто выполняет и другую побочную роль. Она пугает читателей предательской "радиоактивностью"... книги. Приведем некоторые вы­держки из этой "рецензии": "Вот уже второй год (апрель 1969 г.) в Москве и некоторых других городах (Ленинград, Киев) распространяется книга А. Авторханова "Техноло­гия власти". На русском языке эта книга издана эмигрант­ским НТС-овским издательством "Посев" (намеренная ложь, книга издана ЦОПЭ. – А.А.). Распространяется она в фотокопиях, хотя имеются и машинописные копии. Некоторые из фотокопий оказались радиоактивными, если возле них держать счетчик Гейгера, то стрелка счет­чика заметно отклоняется в сторону. Одна из таких ра­диоактивных фотокопий книги А. Авторханова была изъята весной 1969 г... у критика С. (потом его фамилия была расшифрована – украинский критик Иван Светлич­ный. – А.А.). В этой связи высказывается предположе­ние, что некоторые из фотокопий данной книги изготов­лены органами КГБ для того, чтобы проследить пути распространения "самиздатской" литературы. А. Авторханов – в прошлом член ВКП(б). Он учился, а затем преподавал в Институте красной профессуры. Работал в аппарате ЦК. В 1942 году Авторханов, чеченец по на­циональности, перешел на сторону гитлеровцев... Его книга написана с откровенно антисоветских позиций, и она несомненно входит в список работ, запрещенных к распространению на территории СССР. Большую рекла­му этой книге проводит группа П. Г. Григоренко и П. Литвинова. В одном из своих писем П. Г. Григоренко называет работу А. Авторханова "классическим трудом по истории сталинизма" (стр. 509-510; весь курсив в ци­тате мой. – А.А.). Вот это утверждение КГБ оценил как донос не только на Григоренко, но и на тех, кого судили за чтение и рас­пространение антисоветской "Технологии власти" на разных процессах действительных диссидентов (см. "Хро­нику текущих событий" №№ 5, 7, 13, 26, 38, Самиздат, Москва, 1969—1975). Дальше идет расшифровка того, что Медведевы назвали "выдумками и искажениями". Вот эти "выдумки": "Книга А. Авторханова не яв­ляется, собственно, историческим исследованием. В под­заголовке указано, что это "историко-мемуарные очерки". Автор останавливается поэтому в первой и второй части на тех событиях, свидетелем и даже участником которых был он сам. Книга написана довольно живо и может произвести большое впечатление на неподготовленного читателя. Однако в целом работа А. Авторханова является не только антисоветской и антикоммунистической по своему духу (значит судьи и КГБ правы, осуждая людей за ее чтение. – А.А.), но и крайне недостоверной по своему содержанию. Автор допускает не только гру­бые искажения, но и сознательный вымысел" (стр. 510; курсив мой. – А.А.). В чем же, конкретно, состоят эти "вымыслы"? Вот один самый первый и, вероятно, самый важный "вымысел": "Так, например, книга начинается с описания "сим­волической казни" Сталина в ИКП. На большом портре­те Сталина в актовом зале ИКП незадолго перед выступ­лением Сталина с докладом "На хлебном фронте" была якобы отрезана голова и сделана надпись "Пролетариату нечего терять, кроме головы Сталина". Это вызвало, по словам Авторханова, большую панику среди руковод­ства ИКП. Весь этот эпизод полностью выдуман. В Москве живет несколько старых икапистов, которые учились и преподавали в ИКП вместе с Авторхановым и которые решительно опровергают описание последнего эпизода с портретом" (стр. 510). Если бы я не имел тут дела с политически грамотными людьми, то можно было бы воскликнуть: "о, святая простота, до чего ты темна!" Я рассказываю, что Сталин в действительности сносил головы миллионам людей, а меня хотят уличить в "вы­мысле" в отношении его бумажной головы, чтобы увести читателя в сторону от существа содержания книги. И кто же свидетели против меня? "Невинные" однокашники мои, "икаписты": Суслов, Пономарев, Поспелов, Митин, Ильичев, Минц, Константинов, по доносам которых все старые икаписты были арестованы и расстреляны за подготовку террористического акта против Сталина (дело Фридлянда и др.). Вот второй "вымысел": "А. Авторханов дает далее весьма тенденциозное описание кадров и слушателей ИКП, он пишет затем в расчете на невзыскательную западную публи