А.Я. ФлиерНАБРОСКИ К ПОСТРОЕНИЮ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ КАРТИНЫ МИРА В ГРАНИЦАХ КУЛЬТУРОЛОГИИ1Социокультурная картина мира – это комплексное и системное представление об основных структурных, динамических и функциональных параметрах наблюдаемой социальной реальности и культурных формах, в которых она воплощается. Под социальной реальностью здесь понимается совокупность порядков и продуктов коллективной жизнедеятельности людей и их взаимоотношений по поводу этой жизнедеятельности. Как представляется, композиционно социокультурная картина мира может быть выстроена из трех компонент: - структура социокультурной реальности, - динамика социокультурной реальности, - системообразующие функциональные результаты, достигаемые в процессе развития социокультурной реальности. 1. ^ Структура социокультурной реальности может быть представлена как группировка трех основных модальностей человеческой деятельности и культур, обслуживающих эти модальности. Это: - производство (в любых областях: материальное, интеллектуальное, символическое, социально-организационное, социально-обслуживающее и пр.), что организуется, регулируется и обеспечивается преимущественно социальной культурой; - потребление (также в любых областях: материальное, символическое, информационное, витальное и пр.), что организуется, регулируется и обеспечивается в основном политической культурой; - обмен (столь же многообразный по содержанию: материальный, символический, информационный и пр.), что организуется, регулируется и обеспечивается в первую очередь этнической культурой. Разумеется, каждая из перечисленных здесь культур – социальная, политическая, этническая – является более или менее полифункциональной и обеспечивает все модальности деятельности. В данном случае речь идет о приоритетных областях социальной практики, где каждая названная культура проявляет себя наиболее эффективно, а другие играют вспомогательную роль. Постараюсь развернуть и аргументировать намеченную схему. 1.1. Под производством (в наиболее широком смысле этого слова) понимается целенаправленная деятельность людей, в ходе которой создаются продукты или достигаются результаты, имеющие социальное значение. Такие уточняющие оговорки нужны потому, что какие-то продукты и результаты рождаются случайно (не целенаправленно), а какие-то из них могут обладать теми или иными интересными качествами, но быть социально неприемлемыми (непригодными) или малозначимыми. По основной сущности получаемых продуктов (результатов) производство может быть структурировано в трех группах: - материальное производство (еда, вещи, инструменты, оружие, сооружения, транспорт, обустроенная территория и пр.), - интеллектуальное и символическое производство (знания и представления, информация и средства ее передачи и фиксации, искусство, религия, идеология и пр.), - социальное производство (организационные структуры, социальный порядок, власть и т.п.)1. Люди, занятые в этом производстве, так или иначе, организуются в какие-то формальные (производственные коллективы) и неформальные (социальные классы, специальности, профессии, квалификационные группы и др.) общности. Такого рода организация типологически может быть определена как социальная (социально-функциональная), обеспечивающая в первую очередь именно производственную (порождающую) модальность жизнедеятельности людей, а остальные функции присутствуют здесь уже сопутствующим образом. Разумеется, на практике имеют место как организационные структуры функционально чисто производственные (например, трудовые коллективы), так и полифункциональные, которые одновременно выполняют несколько функций, но в том числе и производственную (например, семья в крестьянском хозяйстве). В перечень производственных общностей совершенно сознательно не включены социальные сословия (дворянство, духовенство), поскольку в их спецификации решающую роль играет не столько особое производство (хотя и это в той или иной мере имеет место), сколько специфическое потребление и образ жизни, обеспечиваемые особыми юридическими правами. А вот принадлежность человека к социальному классу детерминирована по преимуществу именно его местом в системе производства. Традиция квалифицировать работников интеллектуальной и символической деятельности (философов и ученых, священнослужителей, писателей и художников) в качестве участников «духовного производства» уже сложилась в нашей науке. Особое место в этой систематизации занимает группа людей, занятых в социальном производстве. Это люди, производящие порядок – важнейший элемент социальной жизни общества. Имеются в виду политики, юристы, военные, полицейские и пр. Процедуры и результаты их деятельности обычно не принято относить к феномену производства, но в рамках предлагаемой типологизации такая деятельность является именно производственной по своим социальным результатам. В своей производственной деятельности человечество производит материальные продукты (обеспечивающие прежде всего биологическую жизнь людей и разные технические аспекты их коллективного существования), информационные продукты (обеспечивающие знания о мире и социальную коммуникацию) и организационные структуры (обеспечивающие социальный порядок). При этом нужно не забывать о том, что практически все виды человеческой деятельности (особенно в наше время) являются в большей или меньшей мере полифункциональными, решающими одновременно многие задачи, и их жесткое разделение на типы, предлагаемое здесь, является условным, осуществляемым в сугубо научных, аналитических целях. Таким образом, выстраивание систематизированного представления об организации человечества по производственным функциональным задачам дает общую картину его социокультурного структурирования, которое можно назвать системой социальных культур. 1.2. Потребление является еще одной важнейшей модальностью человеческой жизни, воплощенной в определенных организационных структурах и представляющее собой очень значимый компонент социальной культуры людей. Потребление здесь также подразумевается материальное, информационное, символическое и др. Социальной регуляцией процессов потребления занимается особый тип культуры – политическая культура1. Политическую культуру традиционно принято связывать с феноменом власти и правом власти на применение насилия, но при этом не затрагивается вопрос о том, ради чего нужно осуществлять власть и применять насилие. Фактически все это делается преимущественно ради упорядочения процедур общественного и личного потребления (это называется внутренней политикой) и ограждения своего национального потребительского интереса от внешних посягательств (это называется внешней политикой). Т.е. прежде всего это нужно для регулирования конкуренции на рынке потребления. Важнейшим инструментом упорядочения внутреннего потребления исторически являлась сословная структура общества, которая устойчиво поддерживала порядок «доступа к столу» и того, чтобы «за обедом не было толкотни», что обеспечивалось разными юридическими правами представителей разных сословий и насильственными способами отстаивания их интересов. Внешняя политика (в том числе военная) в существенной мере выполняла функции охраны собственного рынка потребления от посягательств извне или его расширения. Сейчас порядок в потреблении принято поддерживать средствами «мягких» социальных конвенций, что называется «демократией», но и прежние насильственные методы регуляции еще своего значения не потеряли. Естественно, все это имеет смысл только в ситуации большей или меньшей дефицитности предметов (продуктов) потребления, что вызывает конкуренцию за доступ к ним1. В бездефицитной ситуации политический способ социального упорядочения просто становится не актуальным; «толкотни за обедом» не возникнет естественным образом. Т.е. политика – это «дитя дефицита» – дефицита еды, вещей, денег, дефицита информации, дефицита власти и пр. Как мы знаем, общность в возможностях, структуре и типологии потребления очень сплачивает людей, играет значимую роль в оформлении их социальной солидарности, а порой и идентичности. Например, одежда, продукты питания, обстановка дома и пр. нередко являются маркерами социальной принадлежности человека. Да и такое понятие, как богатство, состоятельность, имущественный ценз означают именно потребительские возможности человека. Это для экономики человек значим прежде всего как производитель, а для политики – как потребитель. Систематизированное представление о политической структуре человечества и основных принципах осуществления политической организации жизни людей, как средствах упорядочения процедур потребления, является важнейшей составляющей общей социокультурной картины мира. 1.3. И, наконец, третья основная модальность коллективной человеческой жизнедеятельности – это обмен. Обмен тоже может быть материальным, информационным, символическим и пр., иногда по предмету самого обмена (вещами, знаниями) или же целям (дары, жертвования). Обмен играет существенную роль в обеспечении социокультурного порядка на Земле, особенно в сфере межкультурных коммуникаций. Обменную функцию с большей или меньшей интенсивностью обеспечивают все типы культуры, но исторически более иных в этом была задействована этническая культура. Именно этническая культура в наибольшей мере опосредована ситуацией непосредственного соседства проживания людей, и обмен между ними (горячими пирожками и горячими сплетнями) был самым существенным образом включен в процедуру комплементарных соседских отношений. Разумеется, современный мировой рынок торговли не столь явно, как прежде, связан с проблемами функционирования этнических культур, но исторически все это начиналось именно с форм этнического соседства. Вместе с тем, не следует сводить всю современную мировую систему торговли только к решению экономических задач. Функция культурных контактов при торговом обмене на этническом/национальном уровне при этом не очень бросается в глаза, но на самом деле она необычайно важна для поддержания комплементарных отношений как внутри этноса, так и между разными этносами. И все представления об этнической структуре человечества получают подлинный социальный смысл (а не только академический) именно в ракурсе внутренних этнических и межэтнических отношений, так или иначе связанных с проблемой обмена (материального, информационного, символического). Разные предметы обмена выполняют свои частные задачи. Материальный обмен делает соседей утилитарно полезными друг для друга. Информационный обмен стимулирует процедуры и интенсивность их коммуникации. Символический обмен способствует лучшему пониманию и возрастанию доверия друг другу. Существует известная сентенция, гласящая, что «доверие – главные деньги экономики». Это на самом деле сказано о социокультурных возможностях обмена и его роли в налаживании социального взаимодействия между людьми. Понимание такой функции обмена, как обеспечение добрососедского (в самом расширительном смысле) общежития на планете, является очень важным для выстраивания общего системного представления об актуальной социальной реальности. 2. ^ Динамика социокультурной реальности представляет собой процесс изменчивости этой реальности во времени. Она рассматривается здесь в четырех своих векторах:- сохранение системы (воспроизводство традиции); - разрушение системы (деструкция традиции); - развитие системы (модернизация и трансформация традиции); - обновление системы (преодоление традиции и создание новаций, не обусловленных предшествующей традицией). В основу выстраивания динамики социокультурной реальности как системного процесса мною кладется феномен традиции. Она является «нулевой точкой отсчета» в рамках предлагаемой модели. Под традицией здесь понимается неоднократный и систематический повтор каких-то действий, неоднократное совершение какого-то действия в одном и том же алгоритме и получение одного и того же функционального результата. Причины к тому могут быть самыми разными: - успешность, утилитарная эффективность именно этого действия, приносящего желаемый результат, - символическая важность этого действия (как повтор психологически значимого образца), - привычность этого действия и его техническая легкость по сравнению с иными (экономия усилий) и пр. Так или иначе, но в качестве культуры (действия, совершенного «культурным» образом) мы обычно рассматриваем только действие, которое по тем или иным причинам повторяет какой-то образец, воспроизводит какое-то действие уже совершавшееся подобным образом ранее. С этой точки зрения можно утверждать, что «культура есть повторение». Вопрос о «культурности» какой-либо новации, еще не имевшей прецедентов, всегда спорен. Но повтор, особенно неоднократный и систематический – всегда культурен. Таким образом, есть все основания полагать, что традиция – это и есть базовая форма культуры (тех действий и их результатов, которые могут быть охарактеризованы как «культурные»), а остальное является уже вариантами точного соблюдения традиции, ее угасания, ее модернизации или же ее сознательного и намеренного преодоления. На этом основании и выстраивается система основных векторов социокультурной динамики. 2.1. Воспроизводство традиции представляет собой любую деятельность, которая по своим формам, порядку осуществления и преследуемым целям повторяет некоторые образцы. Такой повтор может носить осознанный и целенаправленный характер, а может быть просто автоматическим стереотипизированным поступком, вошедшим в техническую привычку. В любом случае лицо, осуществляющее это действие (актор), не преследует цель что-либо и как-либо сделать по-новому, а только технически повторить уже известный алгоритм по его более или менее каноническому образцу. Другое дело, что внешние условия, в которых осуществляется такой повтор, могут от случая к случаю разниться, что вызывает необходимость какой-то адаптации производимого действия к изменившимся условиям и порой приводит к результатам, уже заметно отличающимся от канонического образца. Но это вынужденная адаптация; специальных целей обновления применяемого алгоритма и получаемого результата сам исполнитель не преследует. И задачи творческой интерпретации совершаемого действия (по причинам собственного желания исполнителя, а не потому, что его вынудили к этому изменившиеся внешние обстоятельства) в данном случае не актуальны. Здесь, разумеется, очень важно определить причины, по которым происходит воспроизводство традиции. Можно предположить, что в древние эпохи утилитарные причины (техническая невозможность решить поставленную задачу по-иному) преобладали или, по крайней мере, не уступали символическим. Но по ходу истории символическая причина исполнения традиции стала, безусловно, преобладать над утилитарной. Действие повторяется потому, что сам факт повтора имеет особый символический смысл (как правило, социально-регулятивный), независимо от степени его практической полезности и эффективности. С этим связано и появление наказаний за нарушение традиции, обычая. Т.е. социально-регулятивная функция традиции решительно вышла на первый план, даже в тех случаях, когда она откровенно мешает функции утилитарной. Это стало особенно очевидным в индустриальную, а тем более в постиндустриальную эпохи. 2.2. Деструкция традиции с учетом оговоренной выше ее исключительной символической значимости означает, что в семиозисе рассматриваемой культуры произошли изменения, приведшие к утрате данной традицией своей символической значимости. Такая деструкция бывает чаще намеренной (скажем, отказ от каких-то традиций свергнутого политического режима, осуществляемый как намеренная политическая акция), реже стихийной, осуществляемой населением без явного «нажима сверху». Деструкция традиции по прагматическим причинам (по соображениям ее утилитарной неэффективности) в принципе тоже встречается, но не очень часто и, как правило, такое бывает только в утилитарно очень важной сфере жизни. Например, в системе практического жизнеобеспечения, когда какая-то традиционная технология решения каких-то первостепенных витальных задач фактически утрачивает свою функциональность в изменившихся условиях, от нее иногда приходится отказываться и заменять ее какой-то новой более эффективной технологией. Такая деструкция традиции почти всегда бывает стихийной. 2.3. Трансформация и модернизация (модификация) традиции обычно является компромиссным решением в ситуации, когда по своей функциональной эффективности или символической актуальности исполняемая традиция уже явно не соответствует решению стоящих перед ней задач, но и абсолютный отказ от нее по тем или иным идеологическим соображениям не желателен. В таком случае общество идет на разные варианты изменения традиции, при котором с одной стороны, повышается ее утилитарная эффективность, а с другой, сохраняются ее символически значимые атрибутивные признаки и черты. В принципе имеют распространение два варианта такого изменения: трансформация и модернизация. ^ Трансформация традиции осуществляется тогда, когда нужно «обновить» смысловое наполнение традиции, не меняя эту акцию по форме. Хорошо известным историческим примером такой трансформации является эпизод в процессе крещения Руси в конце X – XI веках, при котором многие языческие календарные обряды восточных славян были включены в систему церковных христианских праздников, сохранив свои основные процедурные формы, но получив при этом новую религиозную интерпретацию своих смыслов. ^ Модернизация (модификация) традиции преследует диаметрально противоположную цель. Сохраняется символически значимый смысл традиции, но в той или иной мере корректируется ее форма. Пример из нашей же истории – церковная реформа патриарха Никона в XVII веке, которая практически ничего не изменила в существе русского православия, но осуществила некоторые изменения в формах религиозного обряда. И мы знаем, что даже такое сугубо детальное изменение традиционной формы вызвало массовый протест населения. Это лишний раз свидетельствует о том, что в традиции функционально важна прежде всего форма, играющая значимую социально-регулятивную роль. И трансформация, и модернизация традиции – это варианты ее развития, что может быть инициировано как внешними, так и внутренними причинами. Трансформация, как правило, обусловлена внешними причинами. Она детерминирована тем, что в изменившихся условиях соблюдение прежних сущностных параметров данного действия теряет свою актуальность и практическую эффективность, но при этом привычную форму необходимо сохранить, чтобы не нарушать социальную устойчивость всей ситуации в целом. Модернизация, касающаяся болезненного для населения вопроса изменения формы, обычно происходит по внутренним причинам, она является в большей степени «социально опасной» и может осуществляться лишь при очень высокой политической устойчивости инстанции, осуществляющей такую реформу. Отдельным вопросом является феномен творческой интерпретации канонической формы, имеющий место, например, при художественном исполнении в музыкальном и сценическом искусстве или при интерпретации канонических изобразительных образов (в средневековой церковной живописи Европы). Такое встречается и в других областях символической деятельности. Здесь тоже имеет место интерпретативное изменение формы (нередко просто изменение акцентов при воспроизводстве канонического образца) при сохранении неизменного содержания, но допустимое в очень ограниченных пределах. Это является очень сложным вопросом для искусства, и на протяжении всей его истории ведутся постоянный споры о допустимых исполнительских модификациях канонического «текста». Таким образом, мы видим, что традиция – это в первую очередь устойчивость формы. А отсюда возникает очень важный вопрос о том, что в культуре в целом устойчивость формы играет более значимую социально-регулятивную роль, нежели стабильность содержания. Но это уже сюжет для самостоятельной дискуссии. 2.4. Преодоление традиции – это сознательный отказ от имевшей место до сих пор традиции в осуществлении какого-либо действия (его технологии и результатов) и замене его некоторой функционально аналогичной, но более эффективной новацией, по своему происхождению не являющейся развитием местной традиции и обычно даже не имеющей к ней отношения. Нередко этот процесс начинается с попытки незначительной модификации или трансформации традиции, в ходе развития которой становится понятным, что данную традицию ни по существу, ни по форме уже не сохранить. Наиболее показательный для нас пример – перестройка 1980-х. гг. в СССР. Все начиналось с незначительных трансформаций существующей практики («ускорение», «гласность»), а кончилось падением политического режима, что, безусловно, не входило в изначальные цели инициаторов перестройки. Таким образом, на смену традиции приходит новация, которая, как правило, по своим социальным целям и функциям аналогична отвергаемой традиции, но гораздо более эффективна в решении данных задач. Новация бывает либо оригинальным местным изобретением, либо заимствуемым извне более удачным образцом по осуществлению какой-то актуальной социальной функции. Это в равной мере часто встречается в самых разных областях культуры: науке и технике, политике, искусстве. Такого рода новационное обновление может иметь многосторонний комплексный характер или быть совершенно локальным. Примером комплексных социокультурных новаций могут служить как масштабные реформы общенационального масштаба (петровские реформы рубежа XVII-XVIII веков в России, реформы эпохи «Мэйдзи» середины XIX в. в Японии, реформы Кемаля Ататюрка в начале ХХ в. в Турции), так и социальные революции (Французская революция конца XVIII в., Октябрьская революция начала ХХ в. в России). При таких реформах и революциях происходит обновление всей социокультурной организации как системы и выстраивание новой системы на иных социальных основаниях (по иной модели «социальной справедливости»). Естественно, что при таком масштабе обновлений число «преодолеваемых традиций» может исчисляться сотнями. Прежняя традиционность отвергается как система, хотя, разумеется, какая-то существенная часть традиций, относительно нейтральных по отношению к новым порядкам или социально малозначимых, сохраняется. В качестве локальных новационных обновлений может выступать появление и введение в социальный оборот любых новых социальных и культурных форм, иногда местного происхождения (но при этом не являющихся развитием местной традиции), чаще позаимствованных извне. При этом возникает интересный эффект двойственности новой формы. У себя дома (в культуре-доноре) эта форма может являться продуктом развития местной традиции, а в культуре-реципиенте выступать в качестве новации. Могут иметь место и различные синтетические варианты, когда заимствуется принципиально новое содержание, но из политических соображений ему придается адаптированная к местным традициям форма, или заимствуются формы, авторитетные по самому источнику заимствования, но в принципе имеющие и местные функциональные налоги, часто даже не уступающие заимствуемым по своей эффективности. Причин для «преодоления традиций» может быть очень много: и утилитарные, детерминированные наблюдаемой низкой функциональной эффективностью отвергаемой традиции, и идеологические, апеллирующие к несоответствию местной традиции международным стандартам, и пр. Таким образом, социокультурная динамика, по сути, представляет собой ведущееся в человеческих сообществах бесконечное соревнование между «привычным», хотя и малоэффективным, однако более приемлемым психологически, и «непривычным», но более эффективным и продуктивным. В древние эпохи в этом соперничестве в основном побеждало «привычное», и темп развития (во всех областях социальной жизнедеятельности) был очень низким. Со временем (особенно, начиная с индустриальной эпохи) фактическая полезность «непривычного» стала признаваться более значимой, и социальная психология общества начала постепенно привыкать к этому. Как всегда это очень показательно выразилось в искусстве. Если раньше прекрасным являлось нормативное (соответствующее исторически сложившимся каноническим образцам), то ныне прекрасное – это оригинальное. Мне кажется, что этим все сказано о векторе социокультурной динамики. 3. ^ Функциональные результаты динамики социокультурной реальности (процесса ее самоосуществления), обладающие сколь-либо выраженной общественной значимостью, проявляют себя в четырех модальностях: - социокультурная интеграция; - социокультурная дифференциация; - социокультурная устойчивость; - социокультурная изменчивость; - культурная стандартизация. 3.1. Социокультурная интеграция. Это явление можно понимать как такое состояние общества, в котором чувство социальной солидарности в сознании населения доминирует над разного рода дифференцирующими интенциями. Это социально солидаризирующее чувство может иметь разные основания, быть собственно социальным (классовым), этническим (этно-конфессиональным), политико-сословным или политико-национальным. Оно может иметь и временный, ситуативно инициированный характер (порыв патриотизма во время войны). Естественно, что это чувство социальной солидарности сопровождается и соответствующим чувством социальной идентичности. С кем человек солидарен (чувствует свою общность), с теми он себя и идентифицирует. Как правило, разным эпохам и стадиям развития общества свойственны свои специфические стадиальные типы социальной солидарности и идентичности. Мои исследования показывают, что на первобытной стадии развития наибольшей актуальностью пользовались кровнородственная солидарность и идентичность. В аграрную эпоху, на ее раннем (рабовладельческом) этапе – этнокультурная/цивилизационная, а на позднем (феодальном) этапе – конфессиональная и сословная1. Для индустриальной стадии развития более характерны национально-политическая и социально-классовая солидарность и идентичность. Вопрос о преобладающем типе солидарности и идентичности в постиндустриальную/информационную эпоху пока еще является дискуссионным. Я предложил назвать эти типы доминантными идентичностями2. По тому, какой тип доминантной идентичности преобладает в общественном сознании всякого конкретно изучаемого общества, можно достаточно точно определить стадию его настоящего исторического развития и то, заметна ли в его рассматриваемом состоянии тенденция к переходу на следующую стадию развития. Социокультурная интегрированность обеспечивает должный уровень социокультурной устойчивости общества, стабильности процессов его функционирования, его исторической культурной воспроизводимости. Измерение уровня социальной интегрированности может дать очень много важного материала для выстраивания адекватных характеристик изучаемого общества. Другой вопрос связан с тем, насколько эти интегрирующие интенции выражены и актуальны в текущей социальной жизни общества. Вот это уже в большой мере определяется частными обстоятельствами исторической судьбы данного общества. Но, так или иначе, изучая ту или иную эпоху, можно составить таблицу распределения доминантных идентичностей по разным обществам, что очень многое может объяснить в особенностях политического поведения этих обществ, направленности их интересов, в темпах их развития и пр. 3.2. Социокультурная дифференциация – явление, безусловно связанное с социокультурной интеграцией, как его функциональная альтернатива. Речь идет о тех аспектах состояния общества, которыми обусловлено его внутреннее социальное дифференцированное состояние (и степень остроты внутренних социальных противоречий) и состояние его внешних противоречий с ближними и дальними соседями. Изучая всякое общество, можно выстроить модель сочетания социокультурных интегрирующих и дифференцирующих интенций, свойственных ему. Но точно так же можно изучать и все человечество по тем или иным вариантам его социальной (национальной, политической, религиозной и пр.) дифференцированности. Культурное единство общества имеет не только практический, но еще и психологический характер, и это в существенной мере поддерживается его культурными отличиями от иных обществ. Сама по себе социокультурная дифференциация в обществе может принимать формы собственно социального (классового) противостояния, этнических, религиозных, политических и иных противоречий. Наличие их в любом обществе совершенно нормально и даже необходимо, поскольку это и является главным стимулом к изменчивости, развитию. Вопрос лишь в остроте этих противоречий. Общество, активно расколотое такими противостояниями, обычно называют «фрагментированным». Поэтому существо проблемы не в самой социокультурной дифференцированности, а в степени ее остроты и параметрах ее соотнесенности с одновременной социокультурной интегрированностью этого общества. Социокультурная дифференциация в целом представляется важнейшей компонентой социального бытия, обеспечивающей многообразие вариантов, в которых может осуществляться человеческая жизнедеятельность. В ее основе я усматриваю способность человеческих сообществ к адаптации к конкретным условиям (природным и социальным) своего существования, которая затем закрепляется во всей полноте их культурного разнообразия. Существует известное положение о том, что на свете не может быть никакой одной культуры, а может быть только множество различных культур (национальных, социальных и т.п.). Но это и есть результат социокультурной дифференциации человечества. С этих позиций социокультурная дифференциация – это и есть причина культуры, если понимать под последней локальный способ жизнедеятельности всякого конкретного человеческого коллектива в конкретных природных и исторических условиях1. Но помимо адаптации к внешним природным и историческим условиям социокультурная дифференциация отражает и внутренние процессы разделения людей по профилям их деятельности и уровням специализации этой деятельности. А чем они выше, тем более развитой можно считать культуру. Так что социокультурная дифференциация может выступать и как критерий уровня развития культуры. 3.3. Социокультурная устойчивость – состояние, характеризуемое постоянным и последовательным воспроизводством основных атрибутивных черт культуры общества из поколения в поколение. Такая устойчивость может являться стабильностью основных системообразующих конструкций культуры общества, в рамках которых ведется более или менее активная модернизация более частных культурных компонентов, что поддерживает всю систему в сравнительно динамичном состоянии. По существу при этом происходит постоянная модернизация форм при сохранении стабильных содержаний и смыслов культуры. Но устойчивость может превратиться в стагнацию, в рамках которой никакой модернизации составляющих компонентов не происходит, а имеет место накопление застойных явлений на всех уровнях (содержательном и формальном), что в целом приобретает деструктивную направленность и ведет к общей системной хаотизации социокультурных параметров общества. Последнее связано с эффектом естественного торможения динамики системы за счет сопротивления среды, который не преодолевается посредством постоянной модернизации ее составляющих. Характерным признаком активизации стагнирующих тенденций является ориентация общества на культурный изоляционизм и возрастание уровня локального своеобразия местной культуры. Нужно отметить еще один тип социокультурной устойчивости – гомеостаз со средой. Такой тип устойчивости характерен для сообществ, находящихся на очень низких уровнях развития – на том или ином этапе первобытности. Суть его заключается в достижении сообществом очень высокой степени равновесия с природной средой и низкой интенсивности внешних социальных контактов. Сейчас это наблюдается в основном у народов, живущих в сложных экологических условиях (так называемые «экологические культуры») – на крайнем Севере, в высокогорных районах, в пустынях, в тропиках и пр. Следует отметить, что этот тип устойчивости является наиболее характерным для большинства первобытных коллективов, что позволяет предположить, что именно гомеостаз со средой является непременным условием жизнеспособности такого общества. Но он же одновременно и препятствовал поступательному развитию сообщества (не давал стимула к такому развитию). Гомеостаз начал нарушаться лишь на очень поздних этапах первобытности, в период так называемого «варварства» и начинавшейся на этом этапе борьбы за расширение территорий кормления. Важнейшим результатом проявления социокультурной устойчивости является высокая эффективность исторического воспроизводства культуры такого сообщества от поколению к поколению, но одновременно и низкий темп собственного социального развития. 3.4. Социокультурная изменчивость – состояние, характерное активным развитием (модернизацией) основных системообразующих свойств культуры общества, их фундаментальных содержательных характеристик, наряду с обновлением форм ее частных компонентов. Высокий темп изменчивости, как правило, проявляется в активном социальном развитии сообщества, наблюдаемом одновременно во всех или в большинстве сторон его жизни – экономической производительности, военно-политическом укреплении, развитии науки и культуры. Он может иметь внешние причины – активное влияние со стороны соседних сообществ, находящихся на более высокой стадии развития. Одной из форм такого влияния является внешняя военная угроза, требующая модернизации оборонных возможностей общества. Но могут быть и внутренние причины изменчивости – разного рода социальные противоречия, преодоление которых ведет к конструктивному результату в виде социального, экономического, научно-технического, культурного и иного развития. Вместе с тем нужно учитывать и то, что наряду с положительным эффектом от возрастания динамики развития такая тенденция несет в себе и опасность утраты части самобытных черт культуры, поскольку за ускорение темпа социального развития обществу, как правило, приходится платить снижением уровня своего локального культурного своеобразия. Это представляется одной из фундаментальных закономерностей социального развития. Но социокультурная изменчивость может и иной вектор динамики, направленный на деградацию и деструкцию, ведущий к гибели культуры. Как правило, такая гибель имеет внешнюю причину – масштабное стихийное бедствие или внешнее завоевание. Но эта внешняя причина почти всегда подкрепляется и внутренней деградацией сообщества, что