А. Е. Левинтов (к.г.н. г. Монтерей, США, Лаборатория региональных исследований и муниципальных программ)Региональная интерпретация новой парадигмы образования Образование по понятию Современное общество стоит на пороге, отделяющем проективный этап цивилизации от образовательного. Смена базового процесса в полипроцессе социо-культурного воспроизводства еще слабо ощутима в фактуре и организации жизни, но необходимые предпосылки для этого перехода уже созданы. И важнейшей такой предпосылкой является исчерпание проективного, включая предпринимательский, потенциала воспроизводства: мы более не в состоянии управлять порожденными нами реальностями и контролировать реализации собственных проектов, эти техно-природные креатуры (экологическая проблематика), проектная обеспеченность территорий близка к насыщению (инфраструктурная проблематика), за счет множественности порожденных миров мы утеряли онтологическое единство человечества и единство понимания мира (экзистенциальная и герменевтическая философская проблематика), компьютеризация проектирования все более приводит к его перерождению в конструирование и комбинирование (собственно проективная проблематика). В историческом ряду смен объектов владения и власти (человек в эпоху рабства, земля - в эпоху феодализма, деньги - в капиталистическую эпоху) образование осуществляет прежде всего владение интеллектом и власть над ним. Образование, будь то, по Платону и Гадамеру, build -образование (классическое, мусическое, онтологическое) или form -образование (гимнасическое, формальное, логическое), представлено тремя основными процессами: просвещением (знания как основа мышления), воспитанием (ценности и нормы как основа поведения) и обучением (навыки практических действий).Соответственно и продукты, результаты триединого процесса образования различны: просвещение порождает искусство (и искусства), воспитание - волю, обучение - мастерство. Триединство процесса образования обуславливает и возможности «выворачивания» продуктов и результатов: возможно, например, освоение мастерства в искусстве и искусства мастерства. Все зависит от потенциала образовательного процесса и интенций (наклонностей) образуемого материала. Особо следует сказать о воспитании воли: о приобретении способности и укрощать собственную волю и проявлять, изъявлять ее. Современное «дисциплинированное общество» делает все возможное для укрощения индивидуальной воли и все невозможное - для подавления способности волеизъявления, калибруя личности и воли средствами массовой информации. Таким образом понимаемая воля (воля какпродукт и результат воспитания) есть индивидуальная проекция свободы и индивидуальная сопричастность свободе.Сочетание воли и мастерства порождает шедевральность как феномен деятельности (шедевральность как равноценность работам признанных мастеров, но не повторение их) прежде всего, конечно, профессиональной деятельности. Сочетание воли и искусства приводит к виртуозности исполнения или выполнения (виртуозность как духовный прорыв, откровение).Переход из просвещения в искусство, воспитания в волю, обучения в мастерство представляет собой необходимый и обязательный экстремум любого воспроизводственного процесса, в том числе и процесса социо-культурной трансляции: в этом экстремуме социальная (и личностная) адаптация к существующей культурной парадигме сменяется социальным (и личностным) формированием новых культурных образцов и норм, новой культурной парадигмы на шедевральном и виртуозном уровнях.Проблемными являются все три процесса.Просвещение резко меняет свое содержание: современная доступность знаний и информации обессмыслило его предметную и знаниевую организацию; легкость, с которой ныне восполняются пробелы в знаниях и информационном обеспечении, делает виртуозность искусств ненужной прежде всего среди носителей искусств, интрогенно. Кроме того, не знания, но их восприятие все более рассматриваются пользователями не системно, а как некий информационный фарш. Знания перестают быть в употреблении знаниями, превращаясь в инструкции 1ою\у ПОУУ. Воспитание, раздираемое между семьей, школой, церковью и «улицей», пребывает в состоянии полнейшей дезориентации и воспитателей и воспитуемых: социальные изменения стали столь частыми и быстрыми, что ни одной генерации теперь не удается прожить свой срок в неприкосновенности поведенческой культуры (здесь достаточно упомянуть о смене отношения к однополой любви и семейным парам, о коммунистической морали и рыночной этике и т.п.); воля, расслабленная омнипотентностью любых представлений, перестает быть импульсом для самовыражении и в мастерстве и в искусстве.Обессмысливается и обучение: практические действия все более сводятся к манипуляциям на кейборде или набору самых примитивных операционно-процедурных движений; современная практика все более напоминает шумерскую культуру и бесконечные законы-регламентации Хаммурапи. Мастерство приобретает, главным образом, количественный характер, что противоречит сути самого мастерства.Образование, таким образом, меняет свою основную функцию со ввода социальных элементов в культуру на консервацию социального движения в достигнутой культуре. Пропедевтическая роль образования становится все более сомнительной, в противоположность использованию его как средства интеллектуального закабаления и манипулирования. Продуктами и героями наступающего образования будут не прогрессисты и озабоченные проблемами будущего, а консерваторы, оберегающие интересы настоящего и прошлого. Будущее образование покончит с идеей и идеологией будущего, вплоть до грамматической казни этого времени. Канонизация и иконизация прошлого и настоящего - вот тяжкий гнет предстоящего обществу образования. И трудносказать, что более мучительно - иконизация коммунистического будущего или то, что нам еще предстоит.В новой образовательной парадигме произойдет окончательное распрограммирование образовательных процессов. Образование перестанет быть цельным и вместе с тем окончательно исчезнет процедура целеполагания внутри самого образования и у образователей и у образуемых, так как все цели окажутся вынесены за предела и рамки собственно образования. Эта разноположенность целевых установок (у образователей в направлении удовлетворения заказа на образование, у образуемых - карьерные целеу стремления), а также неизбежная в этом случае потеря самоопределения, приведут с необходимостью к отчуждению обоих позиционеров образовательного процесса, к их несовместимости в единой деятельности, к выхолащиванию коммуникациии образования до простой трансляции знаний, сведений, приемов, правил и норм. Это в свою очередь, по цепочке логических последствий, уничтожит основания рефлексивности образования. Иными словами,образование будет поглощено су дородной ситуатизацией на потребу и злобу дня: нечто вроде новой версии строительства Вавилонской башни.Одним из свидетельств предстоящих крутых изменений в сфере образования и шире - в глобальном изменении места образования в процессе социо-культурного воспроизводства является смена лидера в образовании. Давно миновали времена, когда таким лидером был философ, обеспокоенный ценностями образования. Его сменил в конце 19-начале 20 веков психолог, основной заботой которого был педагогический процесс. С середины 20-го века лидером стал автор учебника (как правило, не педагог, но профессионал в той или иной предметной сфере), для которого наиважнейшую роль играет сам предмет, учебный материал, а вовсе не тот, кому предстоит осваивать этот материал. Ныне на первую роль реально претендует тестер, составитель экзаменов, эквилибрист крючкотворства и иллюзионист знаний. Тестера не волнует ни во имя чего дается и существует образование, ни получаемые знания, ни способ их получения. Ни даже сам получатель. Его интересы - интересы составителя кроссворда и головоломки. Тесты (и именно поэтому их составление держится в строжайшей тайне) не имеют никакого отношения к знаниям как системе. В настоящее время в Америке доктрина приоритета теста и тестера является неоспоримой и безусловной. В кильватер американской идеи спешат выстроиться и почти все остальные, за исключением уж особо отсталых.^ Образование как власть Уже сейчас становится очевидным: образование есть важнейший и мощнейший рычаг власти. Над умами и сердцами людей властвуют учителя. Они не только и даже не столько вкладывают предметно-содержательный материал, сколько навязывают обществу свой, по принципу консервативный способ мышления. Сегодня мы получаем в системе образования, прежде всего в системе просвещения, более или менее систематизированные научно-предметные знания и лишь в малой степени - историю и теорию (методологию) самой науки: мы, например, знаемосновные физические теории, но теории самой физики не получаем даже на университетской скамье.Когда методология, история и социология науки и научного знания (или их суррогаты вроде курса «как сдавать тест») станут основным содержанием просвещения (что и будет основным средством консервации, канонизации и иконизации), учитель не метафорически, а вполне реально станет властителем дум, будет осуществлять реальную власть над интеллектом. Генерализуя и гиперболизируя эту идею, можно утверждать: власть захватят «старейшины», знающие «как надо жить» независимо от того, знают ли они это «научно» или «практически» или это знание им «дано свыше», вменено. Это будет образование глухими учителями немых учеников.Образовательные системы, построенные поверх и безотносительно к предметным знаниям, - явление более тотальное, чем существующие ныне и ориентированные на науку и научные знания системы.Образование перестает быть заботой власти и само превращается во власть, диктуя строй мыслей а, стало быть, практику. Если сегодня власти диктуют учителям, как, кому и что надо преподавать, то завтра, может случиться. Учителя начнут говорить властям, как и над чем надо властвовать, как и кем управлять.^ Образование и политика Долгое время образование пребывало одним из излюбленных плацдармов политических действий, камланий, инсинуаций и декламирования. В борьбе за голоса избирателей образовательные мотивы и мотивы преобразований в системе образования, - пожалуй, самые притягательные и сиреноидальные. Насильственная идеологизация и\или насильственная ориентация образования были и остаются средствами политического вмешательства и в культуру, и в образование, и в социум. В одном ряду этих вмешательств: размежевание русского языка и логики на два самостоятельных предмета (первая половина 19 века, с этого началось техническое и инженерное отставание России), фото «Адольф Гитлер - лучший друг советских детей» в букваре 1940 года, политехнизация образования для латания демографических дыр и дыр ГУЛАГа в сфере занятости (начало 60-х), нынешнее навязывание культа личности Христа и президента. Политическое вмешательство в образовательный процесс столь же пагубно для идеи образования, как и социальный заказ на практищенскую ориентацию знаний:чем ближе арифметическая задача «к жизни», тем она дальше от математики. Тем не менее, абстрагирование образования от политики и редукция в нем «злобы дня» становятся все более неосуществимой утопией. В условиях реальной политики, то есть многопартийности и многофокусности управления политическая насыщенность системы образования, в пределе, превращается в самопародию: либеральная физика отличается от консервативной физики, а республиканская - от демократической настолько, насколько различны платформы и программы всех этих партий. В этом утверждении нет ничего парадоксального: достаточно сравнить учебники по анатомии человека или всемирной истории, написанные под влиянием феминизма, дарвинизма, коммунизма, национализма или любого иного достаточно тотализированногополитического течения, чтобы убедиться в «партийности» образования и его перенасыщенности политикой, идеологией и обожанием действующих властей(последнее, если воспринимать всерьез, превращает людей в пожизненных неверно верноподданых).^ Образование как интеллектуальное рабство Привычный для современного образования хаос процессов, когда и образователь и тем более образуемый материал (субъект и объект образования) не различают просвещение, воспитание и обучение, в новой парадигме образования станет еще более очевидным из-за отсутствия горизонта будущего. В известной мере повторится ситуация Древнего Египта, где введение запрета на развитие и деятельностей, обеспечивающих развитие (прежде всего, торговли, мореплавания и войн), привело к переходу на образование в повелительном наклонении: чем жестче запрет на развитие, тем повелительней тон образования. В современных и будущих условиях это будет разыграно, очевидно, в системе подготовки учителей, которым буду не столько преподавать те или иные предметно-ориентированные знания, сколько запреты на разглашение этих знаний, не столько знания, сколько систему их проверки, не столько методику преподавания, сколько методику испытаний: если бомбить всех подряд, то вероятность уничтожения виновного растет по мере уничтожения неповинных - собственно, на этой несложной идее и держится ныне многое, и не только в образовании..^ Образование как культурное рабство Культурное рабство выражается не только в стереотипах, привычках, обычаях, табу, традициях и догмах. Гораздо важнее то, что культурное рабство предполагает запрет на творчество, оно подавляет креативные способности человека и оставляет за ним только право бунта против культуры, Сорбоннского бунта на рубеже 60-70-х годов, бунта девиатов и маргиналов. Образование, подразумевающее только освоение и усвоение культурного наследия, выращивает паразитов культуры, «книжных червей» и потребителей «растущих культурных и духовных потребностей», желудочно неудовлетворенных чтивом, зрелищем и чувствищем.^ Образовательная политика и политическое образование на региональном уровне Политическое образование на региональном уровне означает прежде всего формирование регионально значимых проектов и проектировщиков, создающих эти проекты, региональных субъектов, носителей ответственности за свой регион, его развитие и воспроизводство, его существование и процветание. Политическое образование - сфера деятельности науки, проектирования, управления, но не самого образования. Оно, образование как сфера профессиональной деятельности, обеспечивает образовательную политику, в том числе и в первую очередь на региональном уровне.Что может и должно противостоять глобальным тенденциям и изменениям в образовании? -Формирование образовательных регионов, обладающих собственными траекториями развития, собственной философией, а не адаптацией и интерпретацией глобальных веяний в одной и к одной отдельно взятой. В этом смысле образовательный регион, как бы мал он ни был (школа, учебный округ, университет), равнозначен и равномощен национальным и даже глобальным системам. Разумеется, чем больше таких образовательных регионов, оазисов сопротивления, будет, тем лучше, однако даже наличие и существование одного - серьезный и честный вызов будущему без будущего.В этом смысле региональное образование и образовательный регион ( к которым можно отнести, в качестве примера, педагогический центр «Эксперимент») есть прямая антитеза и противопоставление глобальным и имперским течениям и тенденциям. Образовательный регион задается и очерчивается границами своей программности или, в крайнем случае, концептуальности. Региональное образование - это, прежде всего, противостояние глобальнымтенденциям и общему потоку, попытка, необязательно удачная, успешная и победная, но все же попытка задания собственного вектора развития этому миру. И это означает, помимо всего прочего, что региональное образование есть избегание и противопоставление: региональное по контрасту с миром - программно или хотя бы концептуально, требует внутреннего самоопределения и целеполагания, оно коммуникативно и проблемно, на каждом шаге и на всем ходу своего программного существования и развития.В заключение - несколько иллюстраций программного и концептульного образования.Концептуальны вальдорфская школа (концепция социальной адаптивности в программе антропософии Р. Штайнера) и воспитательная система Монтесорри (концепция взаимодействия детей и взрослых на правах помощников детей). Программны почти все религиозные школы мировых религий. Программна была реформа образования в России в начале 19 в., когда вся страна была разделена, по числу университетов, на 17 учебных округов, в результате чего все среднее (гимназическое) образование оказалось целенаправленным на университетское образование. Программным было также образование Вильнюсского университета, благодаря которому был сформирован феномен литовского народа.