Г.П.Щедровицкий«Языковое мышление» и методы его анализаМ.: ННФ «Институт развития им. Г.П.Щедровицкого», 2010Издание осуществлено при финансовой поддержке ОАО «ОПК "ОБОРОНПРОМ"»Редколлегия: П.Г.Щедровицкий (гл. редактор), В.Л.Данилова (зам. гл. редактора), Г.А.Давыдова, В.Г.Марача, А.В.РусаковРедактор-составитель А.В.РусаковКорректор Ю.А.ПузырейКомпьютерный набор Е.Н.Кошелева© ННФ «Институт развития им. Г.П.Щедровицкого, 2010 © Русаков А.В., составление, предисловие, комментарии, именной указатель, предметный указатель, библиография, 2010 © Давыдова Г.А., библиография, 2010^ Предисловие составителяВ этом томе впервые публикуется диссертация Г.П.Щедровицкого на соискание степени кандидата философских наук – по копии оригинала, хранящегося в отделе диссертаций Российской Государственной библиотеки. Диссертация была защищена автором в июне 1964 г. в Государственном институте народного хозяйства им. Г.В.Плеханова. Судя по заметкам автора и на основании имеющихся материалов в личном архиве Г.П.Щедровицкого, работа над диссертацией началась в 1956 г. В результате – в 1960 г. им была подготовлена рукопись объемом более 900 с. Г.П.Щедровицкий планировал защитить диссертацию в Институте философии АН СССР, но в таком объеме ее там не приняли. Для защиты в 1964 г. автор сократил объем основного текста диссертации – был полностью исключен раздел «О способах и приемах исследования системных исторически развивающихся предметов» (см. [23: 185-271]), существенно сокращен и переработан раздел «Опыт анализа отдельного текста, содержащего решение математической задачи ("Аристарх Самосский")» (см. [23: 286-359]), а ряд материалов был вынесен в приложения. В состав шести приложений к диссертации вошли результаты исследований Г.П.Щедровицкого, начиная с 1953 г. Часть из них в более развернутом виде была опубликована еще до защиты, часть в последующие годы (в переработанном виде), а часть публикуется впервые в данном издании в других томах. Поэтому составитель посчитал целесообразным исключить из состава данного тома эти приложения. В качестве приложения в данный том включен «Автореферат диссертации», который ранее не публиковался. В разделе «Литература» полностью приводится список (306 источников) использованной автором литературы при написании диссертации. Библиографические описания списка уточнены, исправлены и дополнены в соответствии с принятыми в современных научных изданиях стандартами, а также в соответствии с задачами цитирования (см. ниже). Ссылки на работы автора даются по «Библиографии Г.П.Щедровицкого», размещенной в конце книги в виде: [номер работы: стр.]. Ссылки на работы других авторов, использованных в диссертации даются по разделу «Литература» в виде: [автор (или название), номер тома (если есть), год издания: стр.]. По возможности цитаты сверены и исправлены по источникам, а ссылки даются на новейшие издания. В этом случае в квадратных скобках дается ссылка на соответствующее издание. В других случаях сведения о новейших изданиях и переводах на русский язык не приводятся. Схемы пронумерованы редактором. Повторяющиеся в тексте схемы удалены. Ссылки на уже представленные схемы даются в виде «(см. рис…)». Также редактором введен в обозначение пунктов текста диссертации знак «§» и все ссылки автора на эти пункты унифицированы как ссылки на «параграфы», а в «Оглавлении» названия глав и подглав дополнены указанием на входящие в них параграфы. Имена собственные даются в соответствии с общепринятым в настоящее время написанием. В именном указателе иноязычные имена сопровождаются написанием на языке оригинала. Редакторские вставки в тексте диссертации заключены в квадратные скобки. Ссылки на комментарии редактора отмечены знаком «*». ОГЛАВЛЕНИЕВведение. Задачи и проблемы теории мышления (§§ 1-3)Глава первая. «Языковое мышление как особый предмет исследования. Первые схемы I. Исходный предмет исследования – «языковое мышление» А. «Языковое мышление» – предмет эмпирического исследования (§§ 4-5) Б. Абстракции «языка» и «мышления» не могут быть получены независимо друг от друга путем сравнения непосредственно данных объектов (§§ 6-7) II. «Языковое мышление» нельзя понимать как составленное из языка и мышления А. Язык и мысль нельзя рассматривать отдельно друг от друга (§§ 8-10) Б. Мышление не может быть субстанциальным элементом «языкового мышления» (§§ 11-12) III. «Языковое мышление» есть взаимосвязь субстанциональных элементов языка и действительности А. Главное в языковом выражении – это связь между знаком и означаемым (§§ 13-14) Б. Специфически-мысленное означаемое языковых выражений есть сама «действительность» (§§ 15-16) В. Мысленное значение языкового выражения есть связь между его субстанциальными элементами и «действительностью» (§§ 17-20) IV. Структура «языкового мышления» может быть отражена в понятиях «содержание» и «форма» А. Элементы взаимосвязи «языкового мышления», взятые функционально, могут быть определены как «содержание» и «форма» (§§ 21-25) Б. Предлагаемое употребление понятий «форма» и «содержание» в применении к мышлению основано на марксовом понимании категории «содержание – форма проявления» (§ 26) V. «Языковое мышление» и язык, взятый в функции мышления, – одно и то же эмпирическое целое, только рассматриваемое в различных ракурсах А. «Языковое мышление», представленное в виде «материала», несущего на себе «функции» отражения и коммуникации, есть язык (§§ 27-29.1) VI. Выделенная структура «языкового мышления» не может служить «клеточкой» при исследовании его методом восхождения (§§ 30-31)Глава вторая. Принцип параллелизма формы и содержания мышления в традиционных логических исследованиях и его следствия I. В основе формальной логики лежит принцип параллелизма формы и содержания мышления А. Мышление – двухплоскостное движение (§ 32) Б. Практические основы принципа параллелизма (§ 33) В. Теоретическое осознание и формулирование принципа параллелизма (§§ 34-37) Г. Принцип параллелизма – теоретическое основание формальной логики (§ 38) Д. Противоречие между интуитивным «пониманием» языкового мышления и способом сознательного изображения его (§ 39) II. Следствия принципа параллелизма в логике А. Понятия формальной логики описывают не языковое мышление в целом, а одну лишь его знаковую форму, да и ту неполно (§§ 40-43) Б. В понятиях формальной логики не учитывается зависимость строения и правил преобразования знаковой формы «языкового мышления» от его содержания (§§ 44-46) В. Понятия формальной логики не отражают различия между мыслительной деятельностью как таковой и ее продуктами – мысленными знаниями (§§ 47-52) Г. Понятия формальной логики не могут объяснить образование сложных мысленных знаний (§ 53) Д. Исходные принципы и понятия формальной логики делают невозможным исторический подход к исследованию мышления (§§ 54-56) III. Основные требования к новой логике (§ 57)Глава третья. Общий план построения теории «языкового мышления» I. Нисходящее функционально-генетическое разложение А. Основания и исходные принципы содержательного функционального анализа (§§ 58-61) Б. Опыт анализа отдельных текстов, содержащих решения задач (§§ 62-71) В. Итоги функционально-генетического разложения (§§ 72-73) II. Строение мыслительных операций (§§ 74-80) III. Восходящее генетическое выведение А. Задачи и предмет генетического выведения при построении теории «языкового мышления» (§§ 81-86) Б. Происхождение «языкового мышления» а. Категория происхождения. Зависимость ее строения от строения исследуемого предмета (§ 87) б. Можно ли исследовать происхождение «языка»? (§§ 88-91) в. Происхождение «языкового мышления». Схема разложения его структуры (§ 92)Приложение. «Языковое мышление» и методы его исследования. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наукЛитератураИменной указательПредметный указательБиблиография Г.П.Щедровицкого^ ВВЕДЕНИЕ. ЗАДАЧИ И ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ МЫШЛЕНИЯ § 1Для современного этапа развития науки характерно увеличение удельного веса и значения дисциплин – их можно было бы назвать «методологическими» в широком значении этого слова, – предметом изучения которых является не сам по себе «вещный» мир, а процесс взаимодействия с ним человека. Важнейшее место в этой сфере научного исследования занимают дисциплины, рассматривающие: 1) способы получения и использования знания, 2) его организацию и строение, 3) способы хранения и, наконец, 4) передачу его другим людям, в частности, подрастающим поколениям, и способы усвоения или овладения им. Указанные дисциплины всегда имели важное значение в системе науки, но в последнее время их роль неизмеримо возросла, и не будет, по-видимому, преувеличением, если мы скажем, что сейчас они имеют первостепенное народнохозяйственное значение. Первое место в ряду этих дисциплин занимает методология научного исследования, то есть процессов выработки и систематизации научного знания. В настоящее время в ее положении происходят важные перемены. Прежде всего, это проявляется в том, что все большее число ученых – представителей специальных наук осознают неразрывную связь своих исследований с теорией познания или логикой. Если в XIX веке положение об этой связи высказывалось лишь немногими диалектически мыслящими исследователями и противоречило настроениям и мыслям большинства естествоиспытателей, то сейчас его выдвигает и обосновывает уже сравнительно широкий круг ведущих ученых – математиков, физиков, химиков, биологов, лингвистов. Это изменение во взглядах исследователей не является случайным, оно отражает объективные изменения в характере самой науки. Первоначально предметом исследования в большинстве наук были отдельные объекты и явления, рассматривавшиеся с разных, но не связанных между собой сторон, или простейшие связи двух сторон или предметов. В этих условиях специфически логическая, теоретико-познавательная постановка вопроса тоже была необходимым моментом всякого научного исследования. Но она возникала только на весьма ограниченном участке этого исследования – при столкновении нескольких независимо друг от друга выработанных образов одного и того же объекта, – занимала исследователя сравнительно короткое время, и поэтому ей, естественно, придавалось мало значения. Начиная с XVIII века в некоторых отраслях, например, в механике, а в XX веке уже повсеместно наука переходит к исследованию объективных систем связей. В этих условиях специфически логические постановки вопроса оказываются необходимой стороной всякого специального исследования, элементом каждого его шага. Без специфически логического анализа становится невозможным даже приступить к исследованию системного объекта, а вместе с тем становится дальше невозможным не замечать его. Именно этим объясняется та перемена во взглядах исследователей, о которой мы сказали: они все больше внимания начинают уделять логическим вопросам своего исследования, осознанию «техники» –приемов и способов – мышления. Так постепенно мы все ближе и ближе подходим к осуществлению программы, намеченной К.Марксом и Ф.Энгельсом 85 лет назад: естествознание и исторические науки впитывают в себя диалектику, тем самым превращая учение о мышлении – логику – в положительную науку [см. Маркс, Энгельс, 1961, 20: 525]. Второе и не менее важное место в ряду методологических дисциплин занимает методика обучения, исследующая процессы передачи и усвоения научных знаний и овладения соответствующими мыслительными навыками. В настоящее время значительную часть своего времени и сил человечество должно тратить на обучение подрастающих поколений. Примерно треть жизни всякого человека уходит на то, чтобы «присвоить» те знания, которые накоплены человечеством в ходе развития и без которых он не может включаться в качестве полноправного члена в процесс производства. Чем быстрее развиваются науки – а темп этого развития сейчас неимоверно возрос, – тем большую сумму знаний и навыков должен осваивать человек и, соответственно, тем больше времени ему придется на это затратить. Но уже сейчас затраты времени на подготовку высокообразованного человека очень велики. Подавляющее большинство людей не имеет этого времени, и поэтому все более увеличивается разрыв между средней и верхней границами образования. Бурные темпы развития науки создают в этом отношении буквально угрожающую перспективу и заставляют человечество искать какие-то средства рационализации процесса обучения и воспитания, с тем чтобы значительную массу знаний и навыков можно было «давать» за сравнительно короткие промежутки времени. Противоречие между [тем] объемом знания, который надо усвоить, и тем временем, которое общество может на это отвести, проявилось в какой-то мере и в ходе осуществляемой в настоящее время перестройки системы образования в СССР. Учебная программа новой школы, предусматривающая сочетание политехнических дисциплин с производительным трудом при сохранении гуманитарного образования, неизбежно связана с увеличением материала, подлежащего усвоению. Вместе с тем хорошо известно, что уже при прежней программе наблюдалась перегрузка школьников учебными занятиями. Вопрос о необходимости сужения программы не раз поднимался в нашей печати, но опыт показал, что ни один из существующих предметов не может быть выброшен или существенно сокращен. Теперь же к ним прибавились еще новые предметы. Выход из этого затруднительного положения может заключаться только в изменении характера самого учебного процесса, в предельной его рационализации. Главным средством такой рационализации является переход к «активным» методам обучения и воспитания, которые позволили бы учащимся в более короткие сроки и с меньшими усилиями овладеть всеми необходимыми знаниями и умениями. Одной из причин, почему при существующих методах имеется перегрузка учащихся, является то, что эти методы пока еще плохо используют скрытые возможности развития умственных способностей детей и почти не обеспечивают сознательной и систематической работы учителя по их формированию. Новые методы, напротив, должны быть рассчитаны прежде всего на воспитание способностей учащихся, причем особое внимание при этом должно быть обращено на формирование у них навыков самостоятельного умственного труда: умения самостоятельно планировать свою работу, анализировать ее состав, намечать этапы и т.п. Недостатком существующих методик, в частности, является то, что при построении отдельных учебных задач и определении порядка их расположения в учебниках и задачниках учитывается в основном только предметное содержание этих задач и усложнение [этого] содержания и, как правило, не учитывается сложность тех действий, которые учащиеся должны проделать, чтобы решить задачу. Между тем главным фактором, определяющим развитие мыслительных способностей в ходе решения задач, является именно характер и структура той мыслительной деятельности, которую осуществляет учащийся, и последовательность усложнения этой деятельности в ходе обучения. Поэтому построение рациональной системы обучения, формирующей у учащихся мыслительные способности, основывается на системе логических и психологических знаний о структуре мыслительной деятельности, а также об условиях и закономерностях ее формирования. Не меньшее значение в системе хозяйственной жизни общества имеет методика обработки и передачи научной информации, документалистика в широком смысле. Но и она, точно так же, может основываться только на исследованиях строения и принципов «уплотнения» и систематизации научного знания, то есть предполагает обширную систему логических знаний. Отсутствие рационально построенной методики систематизации и хранения человеческого опыта приведет к тому, что новые поколения должны будут вновь и вновь повторять элементы уже пройденного, с трудом будут справляться с неимоверно разросшейся, неорганизованной громадой знаний, а все это, в конечном счете, приведет к замедлению прогресса. Наконец, нельзя не упомянуть инженерных проблем, связанных с разработкой методологических дисциплин. Вставшая уже реально в настоящее время задача моделирования определенных человеческих функций и деятельностей, в частности, некоторых формальных мыслительных процессов, может быть решена только на основе соответствующих знаний об этой деятельности, о процессах мышления. Перемены, происходящие в наши дни во всех сферах науки и техники, стали настолько ощутимыми, а основные тенденции этих перемен – настолько очевидными, что это позволило ученому-физику Дж.Томсону сказать, что «наш век знаменует собой начало науки о мышлении» [Томсон, 1958: 161]. Если иметь в виду только тенденции научного развития, то это положение абсолютно правильно. Если же говорить о достигнутых результатах, то придется признать, что, несмотря на значительные перемены, происшедшие в последние три десятилетия, несмотря на известные достигнутые успехи, темпы разработки методологических дисциплин остаются до сих пор явно неудовлетворительными, и сами эти дисциплины до сих пор не могут занять в системе наук того места и положения, которое соответствовало бы стоящим перед ними задачам. На сегодняшний день является фактом, что во всех этих дисциплинах существует резкая диспропорция между объемом и значением стоящих перед ними практических задач, с одной стороны, и степенью теоретического осознания средств решения этих задач, с другой. В частности, автоматизация некоторых процессов умственного труда, осуществляемая кибернетикой (например, машинный перевод, механизация поисков информации), наталкивается не столько на технические проблемы, сколько на трудности понимания природы и механизмов автоматизируемых процессов. Точно также и в педагогике практическая задача разработки новых «активных» методов обучения замедляется, прежде всего, из-за отсутствия четкого понимания природы и механизмов тех интеллектуальных способностей, которые должны быть сформированы у учащихся. В то же время исследования, уже проведенные во всех этих дисциплинах, все более убеждают в том, что во всех них выступает на передний план одна и та же проблематика, а именно, проблематика, связанная с изучением мышления. Поэтому можно сказать, что развитие всех методологических дисциплин упирается, прежде всего, в разработку теории мышления.§ 2То, что мы называем мышлением, изучается целым рядом наук, прежде всего – логикой, психологией, теорией познания и, в значительной мере, языкознанием. Каждая из них имеет свои особые принципы и методы исследования; каждая сложилась и развивалась иногда в большей, иногда в меньшей связи с другими, но, в общем и целом, обособленно и относительно самостоятельно. Достижение этой самостоятельности было огромным успехом в развитии каждой науки, сохранение ее – залогом нормального существования в дальнейшем. Поэтому в какой-то мере оправданны и борьба с «логицизмом» в психологии, и борьба с «психологизмом» в логике, оправданны и устремления структурализма к созданию своего, «собственно лингвистического» метода исследования. Но вместе с тем именно в последние 50 лет как в психологических и логических, так и в лингвистических исследованиях с особой остротой встал вопрос о тесной связи тех сторон действительности, которые рассматриваются в этих науках. Исследования Вюрцбургской психологической школы по так называемому «безóбразному» мышлению показали исключительно важную роль речевого знака в процессах мышления и фактически привели к выводу, что мышление есть отражение посредством языка. Одновременно была показана тесная связь того, что называют мышлением, с процессами общения (Л.С.Выготский, К.Бюлер). Примерно в эти же годы в языкознании наметилась сильная линия, соединяющая лингвистическое исследование с исследованием мышления (В.Порциг, Х.Амманн, Й.Л.Вайсгербер и у нас, в иной форме, Н.Я.Марр). Осознавая давно сложившееся и устоявшееся положение вещей, многие логики в эти же годы приходят к выводу, что предмет истинного логического анализа есть не что иное, как язык. Ж.Пиаже, начиная примерно с 1938 г., постоянно подчеркивает связь психологии и логики, а созданный им центр по так называемой генетической эпистемологии пытается провести эту связь и во всех конкретных исследованиях. Все чаще и чаще делаются попытки создать «синтетические науки», объединяющие логику, психологию, лингвистику и теорию познания. Самым важным обстоятельством во всем этом движении, на наш взгляд, является даже не столько выяснение того, что стороны действительности, изучаемые в логике, психологии, языкознании, связаны между собой, – это было очевидным и раньше, – сколько выяснение того, что понимание сторон, изучаемых в каждой из этих наук, зависит от понимания сторон, являющихся предметом изучения других [наук]. Этот факт позволяет нам сделать не только тот вывод, что указанные науки имеют один объект исследования, но и другой, значительно более радикальный, – что этот объект может быть представлен в виде одного сложного, внутренне дифференцированного структурного предмета исследования, который будет содержать в качестве своих сторон и элементов то, что раньше составляло предмет изучения логики, психологии, языкознания, а также в значительной мере и теории познания. При этом оказывается, что этот предмет никак не может быть представлен в виде составленного, «сложенного» из предметов указанных выше наук, что он совсем не похож на трех- или четырехгранник, в котором каждая грань – предмет особой науки. Скорее он напоминает многогранник, в котором отдельные кусочки и грани, к примеру, традиционно психологического характера, с одной стороны, непосредственно примыкают к логическим, лингвистическим или теоретико-познавательным, окружены ими, а с другой – не связаны непосредственно между собой, разбросаны по разным частям этого многогранника. Но это означает, в частности, что существующее расчленение наук о мышлении носило случайный, несистематический характер, что сейчас оно, по сути, уже устарело, перестало соответствовать практике научного исследования. Появление новых дисциплин (теории коммуникации, теории информации, кибернетики) и развитие традиционных наук (логики, психологии, языкознания) совершенно перепутало установленные ранее взаимоотношения между дисциплинами, границы их предметов. Поэтому возникает задача пересмотреть существующее понимание этих вопросов, составить общее представление или схему изучаемого объекта (она задаст нам тот или иной «синтетический» предмет изучения) и на основе этого выяснить более точно взаимоотношение (координацию и субординацию) существующих (и еще не существующих, но возможных) планов исследования. Но каким должен быть этот предмет? И в какой, собственно, сфере действительности нам его искать? Что это – знаковые системы и связывающие их отношения «образования» и «преобразования», поведение отдельного человека с его психическими переживаниями или же производственная деятельность общества? Мышление искали в каждой из этих сфер, и в каждой находили. В настоящее время мы имеем как логицистские и психологистические, так и социологические теории мышления. И каждая из них в достаточной мере оправданна. Вероятно, мышление лежит на «стыках» того и другого, и третьего или, точнее, входит и в то, и в другое и в третье. Но признание этого не может означать ничего другого, кроме того, что методы, которыми мы до сих пор изучали мышление, неадекватны самому объекту, и нужно найти какие-то новые методы, которые представили бы все эти стороны в единой системе. Продуктивное решение этой задачи возможно только на основе сознательного логического или методологического подхода. Нужно уяснить себе, что мышление в логике, в психологии, в языкознании, в теории познания и в социологии – это всё разные предметы исследования, введенные в связи с решением различных задач, и как механическое объединение их в одно суммативное целое, так и прямое отождествление того и другого не могут соответствовать реальным отношениям в объекте исследования. Все эти представления есть не что иное, как проекции одного объекта, снятые в разных ракурсах. Наглядно-схематически отношения между ними можно выразить так (рис. 1):Рис. 1Одни и те же части и стороны объекта нередко воспроизводятся (по-разному) в разных проекциях, а другие не попадают ни в одну. Чаще всего задачу построения единого синтетического изображения мышления пытаются решить, либо просто отождествляя друг с другом эти проекции, либо же механически «приставляя» их друг к другу. Это так же ошибочно, как пытаться воспроизвести производственную деталь в целом, наложив проекции друг на друга или механически «сложив» их. Но даже и в тех случаях, когда между этими проекциями устанавливают более сложные связи, как правило, все равно допускают грубые ошибки: различные проекции одного объекта выдают за объективно разные явления, а формальную связь их сосуществования в системе знания (наук) – за объективную связь пространственно отграниченных друг от друга явлений. По смыслу, если говорить грубо, это напоминает интерпретацию предложения «береза – белая» как связи двух отграниченных друг от друга явлений «березы» и «белизны». Логически правильное решение должно строиться по совсем иной схеме: нужно исходить из того, что существует один целостный объект, а все «мышления», представленные в различных науках, выделены в нем как абстракции в разных ракурсах. Логический анализ самих способов (или процедур) абстракции поможет нам выяснить отношение этих абстракций к исходному объекту, а на основе этого – построить структурную модель этого объекта и таким путем выяснить действительное объективное отношение всех этих абстракций друг к другу. Схематически этот путь решения проблемы можно изобразить так (рис. 2):Рис. 2Но тогда, очевидно, на передний план должны выдвинуться проблемы анализа тех способов абстракции, которые были произведены в каждой из названных выше наук. Анализ этих способов будет главным и узловым моментом в реконструкции общей синтетической модели мышления. И это, по-видимому, общий принцип. Если какой-то объект зафиксирован в ряде различных системных представлений, то путь к реконструкции модели самого объекта лежит через анализ способов и процедур построения этих представлений. Кардинальный смысл работ Маркса в политэкономии заключался именно в этом, и в этом же – истинный смысл работ А.Эйнштейна в теории относительности.§ 3Но, помимо уже названных методологических проблем, связанных с критическим анализом исходных абстракций в науках, касающихся мышления, есть еще ряд общих методологических проблем, которые необходимо решить, чтобы мы могли строить общую синтетическую модель мышления. Здесь мы, опять-таки, забегаем вперед, но это, по-видимому, необходимо для лучшего понимания всего дальнейшего.Первая проблема. Мышление, каким бы мы его ни выделили и ни изобразили, представляет собой элемент более сложного целого – производственной деятельности общества. Главная его характеристика поэтому – функции внутри этого целого, а значит, необходимо такое выделение и изображение мышления, которое учло бы эти функции (еще до исследования структуры всего целого), не преобразовало бы и не изменило бы их. Эта задача есть задача правильного включения науки о мышлении в науку о производственной деятельности. Вместе с тем это есть вопрос о языковом мышлении как особом предмете исследования. Обсуждению этого круга вопросов посвящены первая и вторая главы работы.Вторая проблема. Мышление представляет собой деятельность определенного рода. Но непосредственно схватить его как деятельность мы не можем. Для нас оно выступает, в лучшем случае, в виде продуктов этой деятельности. Отсюда важнейшая методологическая задача: разработать систему приемов, позволяющую на основании определенных знаний о продуктах мыслительной деятельности реконструировать саму эту деятельность, ее основные характеристики, ее строение. Эта проблема обсуждается на протяжении всей работы, особенно в третьей главе.Третья проблема. Как в виде самой деятельности, так и в виде продуктов этой деятельности мышление не только является элементом, частью сложного структурного целого, но и само по себе, взятое изолированно, представляет собой структуру с множеством элементов и связей между ними. Чтобы исследовать и воспроизвести его как такую сложную структуру, нужно применить особые, очень сложные и изощренные приемы и способы исследования. Так как структуры такого рода только совсем недавно стали предметом научного изучения, то эти приемы и способы исследования остаются почти неразработанными, а там, где они уже возникли, – не отделены от частного эмпирического материала и не формализованы. О какой-либо общей теории подобных приемов и способов исследования до сих пор не может быть и речи. Поэтому на протяжении всей работы приходится одновременно и параллельно обсуждать как специальные вопросы логического содержания, то есть относящиеся непосредственно к мышлению, так и вопросы методологии структурного исследования, то есть относящиеся к способам анализа и изображения мышления.Четвертая проблема. Мышление является не просто сложным структурным целым, а целым исторически развивающимся или, как говорил Маркс, «органическим». В этом отношении оно подобно такому объекту, как буржуазные производственные отношения. Методы исследования органических объектов разработаны значительно лучше, чем методы исследования неорганических, неразвивающихся объектов. Основная заслуга в этом принадлежит Марксу. Исследовав структуру функционирования и развития буржуазных производственных отношений, он создал образец необходимого в таких случаях способа мышления – метод восхождения от абстрактного к конкретному. Но Маркс не только разработал этот метод, двигаясь в конкретном политэкономическом материале, но и во многих моментах осознал его, сформулировав целый ряд общих методических положений. Это значительно облегчает дальнейшее осознание и вычленение закономерностей метода восхождения как общего метода исследования структурных объектов. В последнее время решению этой задачи было посвящено несколько специальных исследований1. Мы делаем попытку применить метод восхождения в исследовании мышления. Фактически, это – тема всей работы.^ ГЛАВА ПЕРВАЯ. «ЯЗЫКОВОЕ МЫШЛЕНИЕ» КАК ОСОБЫЙ ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ. ПЕРВЫЕ СХЕМЫ I. ИСХОДНЫЙ ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ – «ЯЗЫКОВОЕ МЫШЛЕНИЕ» ^ А. «Языковое мышление» – предмет эмпирического исследования § 4Как реальность и как объект исследования «мышление» составляет какую-то сторону или элемент сложного органического целого – всей общественной деятельности человека или, если брать ýже, – его психической деятельности. Мышление неразрывно связано с другими сторонами (элементами) этого целого: с процессами труда, с чувственными, волевыми, эмоциональными процессами, с процессами общения и т.п.; с одними из них – прямо и непосредственно, с другими – косвенно и опосредованно. Существовать отдельно от этих других сторон мышление не может, точно так же как и эти другие стороны существуют только совместно с мышлением. Поэтому отделить мышление от этих других сторон общественной деятельности человека можно только в абстракции. Кроме того, мышление является такой стороной общественной деятельности человека, которая сама по себе, как таковая, недоступна непосредственному восприятию. Мы можем наблюдать трудовую деятельность человека, слышать его речь, и эти процессы всегда сопровождаются мышлением, но само мышление при этом мы не можем наблюдать, его мы уже не видим и не слышим. Мы можем читать научную и художественную литературу, можем понимать чертежи, графики, математические выкладки, живопись, кинокартины, музыку, и все это представляет собой продукт мышления, во всем этом аккумулировано человеческое мышление, но, опять же, и здесь мы имеем перед собой и воспринимаем не само мышление, а лишь его продукты и притом – в какой-то внешней форме выражения. Точно так же, читая научную и художественную литературу, мы мыслим, но это не значит, что мы воспринимаем мышление. И как бы мы ни изощрялись, мы никогда и нигде не обнаружим такого явления, в котором бы мышление как таковое было дано как непосредственно доступное чувствам. В то же время, хотя мышление как таковое и недоступно непосредственному восприятию, знание о мышлении, как и всякое другое знание, возникает и может возникнуть, очевидно, только из чего-то непосредственно данного, непосредственно воспринимаемого. Таким непосредственно данным материалом, по которому можно исследовать мышление, служат все внешне выражаемые элементы поведения людей, но самыми удобными среди них для такого рода исследований являются речь и ее продукт – различные языковые выражения. Это не значит, что исследование мышления должно начинаться обязательно с исследования речи и языковых выражений и ими ограничиваться. Отнюдь. Но речь есть одна из тех форм, в которой мышление осуществляется, – с этим согласятся все, – а следовательно, исследование мышления можно начать с исследования речи и ее продукта – языковых выражений, поскольку они непосредственно даны. Во всяком случае, – и именно это мы хотим подчеркнуть, – чтобы выделить и исследовать мышление как особый предмет, надо начать с чего-то другого, данного нам непосредственно, надо проделать затем определенный мыслительный процесс, чтобы перейти от того, что нам дано непосредственно, но не является мышлением как таковым, к мышлению как таковому, которое непосредственно нам не дано. Мы в качестве такого другого явления выбираем речь и ее продукты – языковые выражения. Так же как и мышление, речь составляет какую-то сторону (элемент) общественной деятельности человека и не может быть отделена от ряда других сторон этой деятельности, в частности, от мышления и процессов общения. Определенные звуки, письменные изображения, движения могут быть и являются знаками речи и языковыми выражениями лишь в том случае и тогда, когда в них выражены определенные мысли и они служат целям взаимного общения. Вне этой связи эти звуки, изображения и движения не являются знаками речи. Таким образом, с этой стороны речь ничем не отличается от мышления: она не может быть реально отделена от других сторон общественной деятельности человека, не переставая быть тем, что она есть. Но в то же время в отличие от мышления речь, во всяком случае с какой-то одной стороны, как система субстанциальных знаков, как языковое выражение представляет собой нечто, доступное непосредственному восприятию, и поэтому может служить исходным материалом в исследовании. Но если мы будем исследовать только эту сторону саму по себе, языковое выражение как таковое исчезнет. Исследовать языковые выражения можно только в неразрывной связи с процессами мышления и общения, лишь как форму проявления того и другого2. В силу этого, приступая к исследованию мышления, мы не можем взять уже в исходном пункте отделенные друг от друга язык и мышление, а должны взять единое, выступающее какой-то своей стороной на поверхность и внутренне еще нерасчлененное целое, содержащее в себе язык и мышление в качестве сторон. Мы будем называть это целое «языковым мышлением», подчеркивая тем самым его внутреннюю целостность и нерасчлененность. Язык и мышление как оп