«хм «Триада»

Филип Янси Молитва Триада Москва, 2008 Способна ли молитва изменить жизнь? Originally published in the USA by Zondervan Corporation under the title Prayer. All rights reserved. Translated and used by permission of Zondervan, Grand Rapids, Michigan.УДК 27-1 ББК 86.37Я 65 Янси, ФилипМолитва: Пер. с англ. / Ф. Янси. — М.: Триада, 2008. — 473 с. — пер. с англ. - ISBN 978-5-86181-387-7 (в обл.)О молитве написано много. О ней много прочитано, но на свете очень мало людей, удовлетворенных своей молитвенной жизнью. Автор берется исследовать вопрос: что такое молитва и кому она нужна прежде всего — нам или Богу?^ Книга обращена к широкому кругу читателей — как верующих, так и не верующих.УДК 27-1 ББК 86.372006 by Philip Yancey © Перевод на русский язык, оформление МРО ЕХ «ХМ «Триада», 2008 ^ Мы молимся лишь потому, что не можем не молиться. Вильям Джеймс Содержание Часть 1. Дружба с Богом Молитва 1 Содержание 3^ ДРУЖБА С БОГОМ 8 Глава 1 9 Чего жаждет всякая душа 9 Глава 2 19 Глава 3 37 Такие, как есть 37 Глава 4 57 Бог, Который всегда рядом 57 Разные образы Бога 59 Огромная разница 61 Непредсказуемость 65 Как услышать свою душу 68 Как услышать Бога? 69 Глава 5 73Быть вместе 73 Почему молился Иисус? 75 Дружба 77 Время с Богом 79 Непрестанный диалог 81 Союз, скрепленный страстью 85 Часть 2 92Тайны молитвы 92 Глава б 93Зачем молиться? 93 Суть вопроса 95 Молитва Иисуса 97 Размахивая кулаками 98 Есть ли смысл молиться? 101 У молитвы есть пределы 104 В поисках сокровищ 105 Молитвы, которых не было 109 Боль родительского сердца 111 Глава 7 114Богоборческая молитва 114 Торг с Богом 116 Ты даешь больше, чем мне нужно 118 Спор с Господом 118 Странная близость 121 Молитва после цунами 123 Они боролись с Богом 124 Противоположность равнодушию — любовь 127Сотрудничество 128 Великая перемена 130 Соприкосновение с Богом 132 Францисканская молитва 134 Этапы возрастания в молитве 135 Соработники Царствия Божьего 139 Сотрудничество ради справедливости 139 Двусторонняя деятельность 143Как молитва влияет на мир 146 Наше самое сильное оружие 147 Наконец-то мы свободны 148 Молитва и восстание 150 Умиротворяющая молитва 152 Угол покоя 155 Стимул к действию 157 Быть терпеливыми в невзгодах 157 Духовная дисциплина в условиях чрезвычайной ситуации 160Может ли молитва изменить 163Бога? 163 Обратимся к Библии 165 Глава 11 179 Просите, ищите, стучите 179^ ЯЗЫК МОЛИТВЫ 191 Глава 12 192 Я жажду молиться в совершенстве 192 Глава 13 241 Грамматика молитвы 241 Глава 14 258 «Человек я не речистый...» 258 Глава 15 276 Голос тишины 276 Часть 4 j 296^ ТРУДНЫЕ ВОПРОСЫ 296 Молитва без ответа — чья вина? 297 Опасность потерять веру 303 Проблема непостоянства 315 Что мы делаем неправильно? 329 Молитва проститутки 337 Молитвы, которые противоречат друг другу 345 Безответные молитвы — благословение Божье 353 Глава 17 368Безответная молитва: жизнь с тайной 368 А обещания? 371 Время ждать 373 Молитва о блудной дочери 374 Удивительные парадоксы 376 Ирония Бога 379 Бог действует через людей 380 Молитвы во время войны 382 Апостольская молитва 383 Молитвы пожилых людей 385 Глава 18 388Молитвы о физическом исцелении 388 Исцеление — в массы! 390 Чудо внутри нас 392 Частичное исцеление 395 Вмешательство в законы природы? 396 В чем разница? 400 Глава 19 413 О чем молиться? 413 Часть 5 431^ МОЛИТВА, МЫ И МИР 431 Глава 20 433 Молитва и я 433 Молитва и люди 454 Глава 22 470 Молитва и Бог 470 Примечание: 489 ДРУЖБА С БОГОММолитва существует. В этом нет никаких сомнений. Молитва это свойственная только человеку реакция на нескончаемое таинство изни, арующее ему блаженство и боль, ощущение высшей силы и Глава 1 Чего жаждет всякая душаКогда аспирант Принстонского университета спросил: «Остались ли еще в этом мире темы для диссертаций?», Альберт Эйнштейн ответил: «Исследуйте молитву. Кто-то же должен заняться ее исследованием».Неудачное время я выбрал для посещения Санкт-Петербурга. Я приехал туда в ноябре 2002 года — как раз когда город вовсю готовился к празднованию своего трехсотлетия. Строительные леса опутали все более-менее значимые городские здания. На старинных мостовых то тут, то там валялись булыжники, пре­вратившие мою обычную утреннюю пробежку в настоящее приключение. Я бежал в темноте — на этих широтах солнце встает достаточно поздно — и смотрел себе под ноги, старатель­но огибая груды кирпичей и кучи песка и выглядывая участки дороги, блеск которых сигнализировал, что впереди лед. Но все-таки я оказался недостаточно внимателен. Очнулся я, лежа на тротуаре. Мне было очень холодно. Я сел. Я по­мнил, как во время падения успел отдернуть голову, чтобы не напороться на торчащий кусок арматуры. Сняв перчатки, я дотронулся до правого глаза и почувствовал кровь. Вся правая сторона лица была в крови. Я встал, стряхнул грязь и хлопья снега со спортивного костюма и стал ощупывать себя в поис­ках других повреждений. Я шел медленно, наблюдая за ощу­щениями в пульсирующих болью коленях и локтях. Потом я почувствовал кровь во рту, а пройдя пару кварталов, обнару­жил, что у меня не хватает переднего зуба. Я вернулся назад, чтобы его найти, но в темноте ничего не сумел разглядеть. Выйдя на Невский проспект, я заметил, что люди как-то странно на меня посматривают. Русские редко смотрят в глаза незнакомцам, так что я, очевидно, представлял собой весьма жалкое зрелище. Прихрамывая, я добрел до гостиницы. По­пасть внутрь мне удалось лишь после того, как охранники окончательно удостоверились, что я не бомж. Я постучал в дверь своего номера и сказал: «Дженет, открой, я поранился». Мы с женой были напуганы страшными историями об ока­зании медицинской помощи в России. Нам говорили, будто прийти к врачу с небольшой ранкой, а уйти go СПИДом или гепатитом. Вот я и решил заняться самолечением. Совершив набег на минибар и разжившись несколькими крошечными бутылочками водки, мы начали обрабатывать ссадины на ли­це. Верхняя губа была рассечена пополам. Сжав зубы, я проде­зинфицировал ранения алкоголем и вытер грязь с лица осве­жающими салфетками, которые остались у меня еще с самоле­та. Мы скрепили рассеченную верхнюю губу лейкопластырем в надежде, что она сама заживет. За время, пока я лечился, у меня заплыл глаз, окрасившись в красивый пурпурный цвет. К счастью, сам глаз не пострадал. Я принял пару таблеток аспирина и немного передохнул. За­тем я вернулся на Невский, чтобы отыскать интернет-кафе. Я преодолел три лестничных пролета, знаками договорился о цене и уселся в кресло перед монитором. Мои пальцы остано­вились на клавиатуре с русскими буквами, все надписи на экра­не тоже были на кириллице. После десяти минут неудачных по­пыток мне все-таки удалось зайти на свой почтовый сервер. Ну, наконец, соединился! Я отправил письмо членам молитвенной группы из моей церкви в Колорадо, а также нескольким друзь­ям и членам семьи. Соединение то и дело пропадало. Каждый раз мне приходилось заново заходить в свой почтовый ящик и набирать текст письма. Мое сообщение было простым: короткий рассказ о проис­шествии и заключение: «Нам нужна помощь. Пожалуйста, мо­литесь». Я не знал, насколько серьезны мои травмы. Следую­щие несколько дней мне предстояло провести на Выставке христианской литературы, а затем ехать в Москву на встречи с читателями. Новостной баннер рассказывал, что вооружен­ные чеченские боевики только что захватили в Москве театр, в котором было полным-полно зрителей. Въезд в Москву вре­менно закрыли. Я закончил письмо и нажал кнопку «отпра­вить». Едва письмо улетело в необозримые просторы интерне­та, как на экране выскочило предупреждение: оплаченное время закончилось.^ Как же действует молитва ? Я размышлял об этом по доро­ге в гостиницу. Мы посылаем сигналы из видимого мира в не­видимый и надеемся, что Кто-то их услышит. Но как узнать, что сигнал получен? Впервые за этот день я почувствовал, как потихоньку отсту­пают страх и тревога, поселившиеся в моем сердце. Через не­сколько часов мои друзья и родные, люди, которые меня лю­бят, включат компьютеры и прочитают мое письмо. Они ста­нут молиться о моем выздоровлении. Я был не одинок1. Вселенская молитва В той или иной форме молитва присутствует в каждой рели­гии. Дикие племена совершали жертвоприношения и моли­лись о повседневных нуждах — здоровье, еде, дожде, детях, победах. Инки и ацтеки приносили в жертву людей, надеясь тем самым заслужить милость богов. Пять раз в день мусуль­мане отрываются от повседневных дел, будь то вождение авто­мобиля, обед или игра в футбол, и совершают намаз. Даже атеисты иногда прибегают к молитве. В советские времена почти во всех учреждениях были так называемы «красные уголки», в котрых висел портрет Ленина, как висят иконы в домах верующих. Хочу пересказать отрывок из пере­довицы газеты «Правда» начала пятидесятых годов. В ней чув­ствуется поистине религиозный настрой:Если во время работы вы столкнулись с трудностями или вдруг усомнились в своих способностях, подумайте о нем — о Сталине — и к вам вернется былая уверенность. Если вы чувству­ете усталость, думайте о нем — о Сталине — и работа начнет спо­риться. Если вы ищете правильное решение, подумайте о нем — о Сталине — и вы найдете ответ. Мы молимся, когда хотим поблагодарить за красоту и вели­колепие мира. Мы молимся, когда ощущаем себя маленькими и беззащитными. Мы молимся, когда нам страшно. Мы мо­лимся о прощении, об укреплении духа, о встрече с Создате­лем, о даровании знака, что мы не одни. Миллионы людей, которые ходят на собрания Анонимных Алкоголиков, еже­дневно обращаются к Высшей Силе с просьбой о помощи в борьбе с вредным пристрастием. Мы молимся, потому что не можем иначе. Само слово «молитва» происходит от латинско­го многозначного слова «ргесог» (молиться, настоятельно про­сить, умолять, взывать, выпрашивать, вымаливать, заступать­ся, призывать, желать). Ему родственно английское «precari­ous» — «вымоленный, полученный молитвой». (Интересно, что еще одно значение слова «precarious» — «случайный», «не­надежный», «шаткий»2.) В России, в Санкт-Петербурге, я мо­лился от безысходности — я был уверен, что кроме Бога, мне не к кому обратиться. Молитва — явление всеобщее, в ней человек озвучивает свои нужды. Как сказал американский поэт Томас Мертон: «Молитва — это квинтэссенция того, что мы есть... Мы — жи­вая неполнота. Мы — брешь, пустота, которая жаждет запол­нения». Молясь, мы подаем голос и нарушаем тишину. Слова молитвы исходят из сокровенных глубин нашего естества. Я помню, как после событий 11 сентября 2001 года я постоян­но твердил молитву: «Боже, благослови Америку». На самом деле я хотел сказать: «Боже, спаси Америку». Спаси нас. Со­храни нам жизнь. Дай нам еще один шанс». Согласно опросам общественного мнения института Гэлла- па, число американцев, которые на этой неделе обратятся к Богу с молитвой, превышает общее число тех, кто сядет за руль машины, сделает зарядку, займется сексом или пойдет на ра­боту. Девять из десяти американцев утверждают, что молятся регулярно. Трое из четырех говорят, что молятся каждый день. Чтобы понять, насколько популярна молитва, наберите слово «молитва» в любом интернет-поисковике. Экран запестрит миллионами ссылок. Но эти впечатляющие цифры таят в себе загадку. Когда я начинал исследовать тему христианской молитвы, я ходил по библиотекам и читал книги о величайших молит­венниках, каких только знала история. Один из самых выдаю­щихся христиан девятнадцатого века, истинный подвижник, Джордж Мюллер каждое утро по нескольку часов молился Бо­гу об устроении жизни опекаемых им сирот. Английский епи­скоп Эндрю Ланселот ежедневно уделял молитве пять часов, а его соотечественник священник Чарльз Симеон вставал в 4 ут­ра, чтобы совершить свое четырехчасовое правило. Монахини ордена «Неспящие» до сих пор молятся посменно, так что ни один час дня и ночи у них не остается без молитвы. Сюзанна Уэсли, многодетная мать, у которой ни на минуту не было воз­можности остаться одной, садилась в кресло-качалку, набрасы­вала на голову фартук и молилась за Джона и Чарльза (будущих лидеров духовного возрождения Церкви) и за всех остальных детей. Мартин Лютер, ежедневно молившийся по два-три часа, говорил, что молитва должна быть для нас столь же естествен­ным делом, как шитье обуви для сапожника или одежды — для портного. Джонатан Эдварде, один из вдохновителей «Вели­кого духовного пробуждения» в Северной Америке восемнад­цатого века, писал о «сладких часах», проведенных на берегах реки Гудзон, когда он чувствовал, будто «восхищен и погло­щен глубинами Божьего естества». Потом я стал расспрашивать о молитве обычных людей. Ре­зультаты были такие: Важна ли для вас молитва? Несомненно. Как часто вы молитесь? Каждый день. Как долго? Минут пять — ну, может, семь. Вы при этом чувствуете удовлетворение? Как сказать... А вы ощущаете присутствие Бога во время молитвы? Иногда, но не часто. Многим из тех, с кем мне довелось пообщаться на эту тему, молитва казалась скорее бременем, нежели удовольствием. Эти люди считали ее важным, даже первостепенным заняти­ем, но винили себя в том, что их молитвенная жизнь весьма и весьма поверхностна. Проблема современности Я слышал, как молятся верующие в евангельских церквях: они указывают Богу, что Ему делать, заодно тонко намекая брать­ям по вере, как следует себя вести. В более либеральных церк­вях молитвы скорее походят на призывы к действию. Создает­ся впечатление, что молитва — повинность, без которой, увы, невозможно приступить к труду на благо Царства Божьего. Богословский трактат крупного современного теолога доктора Ханса Кунга «О том, как быть христианином» состоит из семи­сот двух страниц. Но в нем нет ни одной главы или даже статьи алфавитного указателя, которые были бы посвящены молитве. На недоуменные вопросы Кунг отвечал, что сожалеет о столь досадном упущении. Мол, цензоры из Ватикана на него дави­ли, а установленные издателем сроки были жесткими, вот он и забыл о молитве. Почему все теоретически признают важность молитвы, а на деле мало кто получает от нее удовлетворение? Почему молит­вы Лютера и Чарльза Симеона, которые проводили на коленях по несколько часов кряду, столь сильно отличается от молитв современных христиан, которые уже через десять минут начи­нают ерзать на стуле? Я всегда замечал огромную разницу между тем, как о молит­ве говорят и как молятся на самом деле. В теории молитва — это важный шаг человека навстречу Творцу Вселенной. Одна­ко на практике оказывается, что молитва для нас — источник смущения и многих разочарований. Мой издатель проводил специальный опрос в интернете. Выяснилось, что из шестисот семидесяти восьми опрошенных лишь двадцать три полно­стью довольны своей молитвенной жизнью. Такое расхожде­ние в цифрах и побудило меня написать эту книгу. Несомненно, с развитием науки и техники мы придаем мо­литве все меньше значения. В стародавние времена земледель­цы обращали взоры к невозмутимым небесам, умоляя о дожде. Теперь же мы предпочитаем исследовать области низкого дав­ления, прокладывать оросительные каналы и вызывать осад­ки, наполняя облака крупицами йодистого серебра. Когда в прошлом ребенок заболевал, родители уповали на одного лишь Бога. В наше время они вызывают врача, а в экстренных случаях звонят в «скорую». В современном мире на пути молитвы встала самая боль­шая преграда под названием маловерие. Воздух, которым мы дышим, буквально пропитан сомнениями. Почему Бог не вмешивается? Разве Он не видит, что наш мир катится в без­дну? Что за польза от молитвы, когда нам грозят ядерная вой­на, терроризм, стихийные бедствия и глобальные изменения климата? Как писал в 1942 году Джордж Баттрик, священник Гарвардского университета, для многих людей молитва — не более чем «поток слов, растворяющихся во вселенском безраз­личии». Рост материального благосостояния также не способствует молитвенным подвигам. Во время путешествий я всегда обра­щаю внимание на то, что в более бедных странах христиане меньше времени проводят в теоретических размышлениях о молитве. Они просто молятся. Богатые люди полагаются на свои таланты и средства. Они решают мелкие повседневные проблемы самостоятельно. Гарантия будущего для них — это страховые полисы и пенсионные фонды. Едва ли можно ис­кренне просить: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день», когда холодильник ломится от запасов на месяц вперед. Хронический дефицит времени лишает молитву той не­спешности, которой требует это занятие. Все меньше времени мы отводим и на общение с людьми, а само общение все чаще походит на короткие шифровки — sms и msn-сообщения, эле­ктронная почта и «аськи». У нас почти не остается времени для беседы, а уж для размышлений — и подавно. Мы живем с постоянным ощущением нехватки: нехватки времени, отдыха, физических нагрузок, развлечений. Разве в жизни, которая постоянно отстает от расписания, найдется место Богу? Если мы все же решаемся заглянуть в глубь себя и обнажить душу перед людьми, нам тут же бросаются на помощь всевоз­можные психологи и группы поддержки. Они пытаются делать то, что раньше считалось прерогативой Бога*. А мы и рады: ведь молитва невидимому Богу не дает эффекта обратной свя­зи, который возникает при общении с консультантами или друзьями. Те, по крайней мере, могут в ответ сочувственно по­кивать головой. И вообще, кто-нибудь слушает, когда я мо­люсь? Как говорила гнусавая телефонистка Эрнестина, вопло­щенная на экране комедийной актрисой Лили Томлин: «Або­нент, с которым я сейчас разговариваю, вы меня слышите?» Для скептика молитва — самообман, пустая трата времени. А для верующего молитва, пожалуй, самое ценное времяпро­вождение. Как христианин, я согласен с верующими. Но поче­му молиться — это так трудно? Английский проповедник Мартин Ллойд-Джонс пришел к выводу: «Ни одно из христи­анских занятий не порождает столько недоумений и труднос­тей, как молитва». Паломник Я пишу о молитве как паломник, а не как знаток. Меня волну­ют те же самые вопросы, которые в определенные моменты жизни возникали и возникают у каждого верующего человека. Слушает ли меня Бог? С чего вдруг я должен быть Ему небез­различен? Если Бог все знает, то какой смысл молиться? Поче­му в ответах на молитвы нет логики? Почему эти ответы порой походят на каприз Бога? Правда ли, что человек, за которого молится много народа, имеет больше шансов на физическое исцеление, чем тот, кто так же сильно болен, но за кого молят­ся всего несколько человек? Почему иногда кажется, что Бог близко, а иногда — что далеко? В ком вызывает изменения мо­литва: в Боге или во мне самом? В других своих книгах я старался избегать темы молитвы. Наверное, из-за чувства вины и комплекса неполноценности. К своему стыду признаюсь, что я не веду дневника, не совету­юсь с духовным наставником и не вхожу в молитвенную груп­пу. Я не отрицаю, что порой смотрю на молитву глазами скеп­тика. Я гораздо чаще переживаю о молитвах, оставшихся без^ О негативном влиянии психотерапии на духовную жизнь человека рас­сказано в книге Лэрри Крабба «Целительная сила общения» М.: Триада, 2008. — Прим. ред. ответа, нежели радуюсь тем, на которые Господь ответил. Ко­роче говоря, я знаю лишь одно: я недостаточно сведущ в во­просах молитвы, чтобы уверенно писать эту книгу, но искрен­не хотел бы узнать больше. Больше всего в жизни я желаю познать Бога. Психиатр Джеральд Мэй заметил: «На протяжении двадцати лет я вы­слушивал, как люди жалуются, что у них болит душа. В резуль­тате я убедился, что каждый человек от рождения стремится к Богу. Неважно, осознана наша религиозность или нет., но именно стремление к Богу — вот самое сильное наше желание и самое ценное сокровище». А уж если мы созданы по образу и подобию Божьему, то Он наверняка знает способ ответить на наше стремление. И способ этот — молитва. По старой журналистской привычке я стал расспрашивать о молитве своих соседей, друзей-писателей, прихожан моей церкви, священников и просто обычных людей. Некоторые из собранных мною высказываний помещены в рамочках на страницах книги. Это — голоса из реальной жизни, которые не дадут мне отклониться от сути вопроса. Я буду указывать лишь имена людей, без фамилий. Некоторые из опрошенных хорошо известны в христианских кругах. Но мне не хочется, чтобы читатели обращали внимание на заслуги рассказчиков: по части молитвы мы все начинающие. Моя книга — не молитвенное руководство с подробными описаниями различных методик — например, поста, молит­венного уединения и прочих духовных дисциплин. Я смотрю на молитву как паломник, как путешественник, который раз­глядывает памятники, задает вопросы, все впитывает, взвеши­вает и обдумывает. Сознаюсь: я очень часто общался с христи­анами, которые говорили много, а размышляли крайне мало. Но пусть я лучше ошибусь, пусть ошибочно поверю, что люди говорили со мной искренне, нежели заподозрю в фальши не­винного. Так что я верю всему, рассказанному мне. И услы­шанные мною рассказы появятся на страницах книги. Тем не менее, пока я писал, я научился воспринимать молитву не как суровую обязанность, а как дар Божий. Этот дар предназначен всем — и каждому лично, в том числе и мне. Все, что идет че­ловеку во благо, требует дисциплины. И молитва — не исклю­чение. Но все же я уверен: отношения с Богом должны быть скорее дружескими, нежели основанными на чувстве долга. В молитвенной жизни бывают моменты воодушевления и безразличия, рассеянности и сосредоточенности, случаются вспышки радости и приступы гнева. Другими словами, для молитвы характерны основные черты любых серьезных отно­шений. Если считать молитву встречей человека с Богом, то, значит, я обязан узнать о ней как можно больше. Кстати ска­зать, большая часть проблем, возникающих в моей духовной жизни, неизменно связана с одним из двух вопросов: почему Бог не поступает так, как я того хочу, и почему я не делаю того, чего хочет от меня Бог. И именно молитва объединяет оба этих вопроса. Глава 2 Взгляд с высоты^ К чему следить за огнями проходящих мимо кораблей? Надежнее прокладывать курс по звездам Джордж Маршалл Если вы решили подняться на высоту 4270 метров — на одну из вершин Скалистых гор, — вам лучше встать пораньше, око­ло четырех утра, и по возможности отказаться от кофе: он вы­зывает обезвоживание организма, а на большой высоте обез­воживание и без того наступает быстро. И вот вы ведете маши­ну по разбитой дороге. Вы предельно внимательны — вдруг под колеса бросится какая-нибудь живность. На высоте при­мерно в два с половиной километра начинается пешеходная тропа. Дальше ваш путь лежит между голубыми елями, сосна­ми и лжетсунгами тиссолистными — проще говоря елями Ду­гласа. Под ногами пружинит опавшая хвоя. От земли исходит терпкий запах перегноя. Вы идете вдоль быстрого ручья, отли­вающего в предрассветном лунном сиянии белым серебром. Журчание воды останется единственным звуком до той поры, пока не проснутся лесные птицы. На высоте более трех тысяч метров деревья редеют, взгляду открываются пышные луга, усеянные дикими цветами. Встает солнце. Сначала оно окрашивает во все оттенки красного цве­та вершины гор, а потом роняет лучи в водоемы. По лугам в изобилии рассыпаны яркие созвездия цветов люпина, иван- чая, водосбора и лилейника. Растения с более экзотическими названиями — аконит северный, львиный зев, камнеломка, колокольчик, калужница болотная — селятся ближе к воде. Вы идете вдоль ручья, обходите участки каменистых высту­пов... И вот, наконец, оказываетесь там, откуда альпинистская тропа зигзагом устремляется вверх по поросшему травой скло­ну горы, который вы выбрали для восхождения. Сердце уже бьется, как у бегуна на короткую дистанцию. Спина под рюк­заком вспотела. Вы останавливаетесь, чтобы попить. И начи­нается подъем по крутой тропе. Главное теперь — выдержать. Раздается птичий гомон. Всполох индиго, яркий, как фейер­верк, — это целая стая синешеек взметнулась навстречу солнцу. Цветы, растущие на больших высотах, малы и низкорослы. Чтобы их разглядеть, приходится наклоняться очень низко. Местные жители в шутку называют туристов «брюхоногими ботаниками»: если не лечь на живот перед цветком, то его и не разглядеть. Горные сурки, братья сурков лесных, неспешно за­нимают наблюдательные посты. Наверное, передают друг дру­гу по цепочке весть о вашем приближении. Но вот участки, заросшие травой, остались позади. Вы про­бираетесь между валунами. Куски гранита размером с добрую тачку разукрашены лишайниками всех оттенков оранжевого, светло-зеленого, желтого. Нужно все время смотреть под но­ги, проверять ступней каждый камень перед тем, как на него встать. Через час таких горных плясок вы добираетесь до узкой тропы, которая, как вы надеетесь, приведет вас к вершине. Вы отшвырнули рюкзак и устроили передышку. Пьете воду, пере­кусываете. Звон пульсирующей в ушах крови перекрывает все остальные звуки. Оглянувшись на пройденный путь, вы чувст­вуете некую завершенность. Теперь вы уверены, что дойдете до вершины. Внизу, на краю леса, вы заметили крошечную точку. Нет, две точки. Животные или просто камни? Одно пятнышко пришло в движение. Нет, оно не может быть камнем. Сурок? С такого расстояния очень трудно определить размеры живого существа. Вторая точка вроде бы красного цвета. Может, тоже туристы? Вы смотрите на небо, пытаясь отыскать признаки грозы, которая по прогнозам ожидается еще до полудня. Если это туристы, они здорово рискуют: начали подъем, по мень­шей мере, на три часа позже вас. Кажется, что они ползут, как муравьи. Вот они уже достигли пешеходной тропы... И тут вас озаряет: три часа назад и вы отсюда казались та­кой же точкой, пылинкой человеческой жизни на фоне творя­щей по своему разумению погоду горной громады, которой до вас нет никакого дела. (Известный альпинист однажды сказал: «Горы не убивают людей, они просто стоят на месте».) Как тут не почувствовать себя маленьким, незначительным? Зато те­перь получаешь хоть какое-то представление о том, каким ви­дит мир Господь. Один из Псалмов (Пс 28:3-8) сравнивает гром с гласом Гос­пода, Который сокрушает землю сверканием молний. Конеч­но же, мы знаем, что молния — это электрический разряд, ко­торый возникает в результате того, что поток положительно заряженных частиц, стремительно поднимающихся от земной поверхности, встречается с отрицательно заряженными части­цами грозовой тучи. Каждую секунду около ста молний в раз­ных концах планеты достигают поверхности земли. Но мне не верится, что Бог планирует каждый из этих ударов. Мне дово­дилось попадать в сильные грозы вблизи вершины горы. По­мню тихое гудение металлического ледоруба, помню легкое пощипывание кожи головы. Ступни плотно прижаты друг к другу, чтобы обеспечить по возможности меньшую площадь соприкосновения с землей. Я стою достаточно далеко от моего товарища — так ниже вероятность, что молния убьет обоих. Чтобы вычислить расстояние до эпицентра грозы, считаю се­кунды между вспышками молний и ударами грома: три секун­ды — один километр. В таких условия понимаешь, каково твое истинное положение — ты беспомощное двуногое создание на поверхности гибнущей планеты. Меня не оставляет надежда, что мне удастся когда-нибудь научиться управлять своей жизнью. Мой стол усеян бумажка­ми, на каждой из которых списки важных дел: изучить инст­рукцию к упрямому принтеру, очистить сточную канаву от со­сновых иголок, починить унитаз, сменить зимние шины на летние, позвонить больному соседу. Вот если взять выходной, я успел бы сделать все дела... А здесь, наверху, в ушах неисто­вым грохотом отзывается один удар молнии, расколовший ва­лун на ближней вершине. Стихия полностью лишает иллюзий. Я понимаю, что не в состоянии ничего контролировать. На что я могу рассчитывать? Только на этот миг. Вполне может случиться так, что за ним уже ничего не будет. И мне остается повторять вслед за псалмопевцем: «Скажи мне, Господи, кон­чину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой» (Пс 38:5). Гроза в горах стала оглушительным, ошеломляющим отве­том на мои попытки всецело овладеть жизнью. Стихия нару­шила мои жизненные приоритеты, перетасовала все в моей жизни. Взгляд с земли Но вспоминается мне и другая точка обзора, вид с которой за­тмил даже увиденное с горы. Весенней ночью 1997 года я от­правился к озеру, расположенному недалеко от моего дома, чтобы посмотреть лунное затмение. На востоке, чуть выше горных вершин, в небе сияла комета Хейла-Боппа. Она была ярче любой звезды. Чтобы определить ее размер, я вытянул вперед и вверх сжатую в кулак руку. Кулак едва прикрывал све­тящуюся часть кометы. Потом я принялся рассматривать в би­нокль эту небесную странницу, путешествующую через глуби­ны Вселенной. И тут на лунный диск начал наползать серп земной тени. Цвет луны принял неестественно оранжевый оттенок. Марс, который тогда максимально приблизился к Земле, светился недобрым красным светом чуть выше Луны. Чем больше Луна заходила в тень Земли, тем ярче сияли звезды. Млечный Путь разлился по небу рекой мерцающей алмазной пыли. Я так дол­го стоял с задранной головой, что затекла шея. Но ушел я, лишь когда на небосклон наползли облака, скрывшие от меня звезды, и повалил снег. В ту ночь я тоже чувствовал себя соринкой. Только поду­майте: если условно предположить, что Млечный Путь равен по размеру североамериканскому континенту, то Солнечная система уместилась бы в кофейной чашке. Сейчас два «Вояд­жера» мчатся к окраине Солнечной системы со скоростью сто шестьдесят тысяч километров в час. Они стартовали с Земли почти тридцать лет назад и покрыли за это время расстояние в пятнадцать миллиардов километров. Команды с Земли, хотя иПокой дикой природы^ Уэнделл Берри Когда во мне нарастает отчаяние, И я пробуждаюсь в ночи от малейшего звука, Когда цепенею при мысли о том, Какие несчастья могут случиться Со мной и с моими детьми — Тогда я иду и ложусь у озера: По глади его грациозно скользят дикие утки, А на мелководье кормятся гордые цапли. Меня окружает покой дикой природы. Здесь никто не отягощает себя страхом Перед завтрашним днем. Я попадаю в мир тихих вод. Я ощущаю над собой Угашенные дневным светом звезды. Они ждут своего часа. Я затихаю, отдавшись на милость природы — И вот я свободен! перемещаются в пространстве со скоростью света, долетают до кораблей за тринадцать часов. Итак, Солнечная система, которая в нашей модели оказа­лась не больше кофейной чашки, вкупе с сотнями миллиардов других звезд со своими планетными системами составляют Млечный Путь. А сам Млечный Путь — лишь одна из ста мил­лиардов галактик Вселенной. Сообщение, летящее со скоро­стью света, достигнет противоположного конца Вселенной за пятнадцать миллиардов лет. «Когда взираю я на небеса Твои — дело Твоих перстов, на лу­ну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» — спрашивает псалмопевец (Пс 8:4, 5). Превосходный вопрос. Он не дает забыть о том, каково мое место в громадной Все­ленной. А я так часто об этом забываю! Люди — щепотка пы­ли, рассеянная по поверхности неприметной планеты. И в центре всего — Бог, источник силы и любви, который невоз­можно охватить разумом. Перед лицом такой действительнос­ти мы можем либо слиться с поверхностью планеты, как и по­добает ничтожному гуманоиду, либо поднять взгляд к небесам и произнести: «Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!» (Пс 8:10). Итак, после подобных размышлений, после воспоминаний о виденном в горах и в небесах я и приступаю к исследованию таинства молитвы. Оба взгляда — с высоты и с земли — позво­ляют уловить отблеск реальности, которую видит Бог. Словно вспышка молнии, молитва на доли секунды высвечивает то, на что я упорно закрываю глаза: я беспомощен и слаб. Дома копятся незавершенные дела, никак не разрешаются пробле­мы с семьей и родственниками, мучают соблазны, подводит здоровье, нужно строить планы на будущее. Но все свои забо­ты я несу в иную реальность — в ту, которая больше моей. И там они странным образом обретают иной смысл. Молитва — лекарство от близорукости. Она напоминает мне то, о чем я постоянно забываю. Я упорно стремлюсь поме­няться с Богом местами: хочу, чтобы Он служил мне, а не я Ему. Бог напоминал Иову, что у Господа Вселенной много дел. Неплохо было бы хоть на минуту перестать жаловаться на судьбу и взглянуть на происходящее глазами Бога:«Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости?» (Иов 38:4-7) Молитва заставляет меня оторвать взгляд от рутины — или, как в случае Иова, от трагедии — и хотя бы краешком глаза взглянуть на высшую реальность. Я осознаю: я мал, а Бог — велик. Я начинаю понимать, каково соотношение между мной и Богом. В Божьем присутствии я чувствую себя маленьким, потому что я и есть маленький. После того, как все жгучие богословские вопросы были за­даны, Бог открыл несчастному Иову глаза, и бедняга скло­нился перед Богом. «Я раскаиваюсь, — вот что по сути сказал Иов. — Я и сам не понимал, о чем спрашиваю!» Иов не полу­чил ни одного ответа на свои животрепещущие вопросы. Но это уже не имело значения. Иов признал, что Господь имеет полное право спросить о нем: «Кто сей, омрачающий Прови­дение, ничего не разумея?» И вот ответ Иова: «Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал» (Иов 42:3). Я до сих пор, брыкаясь и визжа, пытаюсь усвоить уроки Иова. Бог не нуждается в напоминаниях о том, какова приро­да вещей. А я нуждаюсь. Третья планета от Солнца — Земля — имеет, помимо всего прочего, и богословскую ось. Было время — об этом рассказы­вает книга Бытия, — когда Бог и Адам прогуливались по саду и вели дружеские беседы. Для Адама было самым естественным делом общение с Тем, Кто его создал, Кто вложил в него твор­ческое начало, Кто дал ему помощника — прекрасную Еву. И молитва была для Адама столь же естественным поступком, как для нас — разговор с коллегой или любимым человеком. Но после грехопадения Божье присутствие утратило свою реаль­ность и для Адама, и для всех его потомков. Бог отдалился — усомниться в Его существовании стало легче. И легче стало Его отвергнуть. Мое зрение ухудшается с каждым днем: я не вижу ничего, кроме материального мира. Лишь усилием воли мне удается вспомнить слова Павла, адресованные искушенным афин­ским слушателям: Бог — «Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем» (Деян 17:27, 28). Молитва может показаться действом странным, неловким, оторванным от реальной жизни. Но, согласитесь, еще более странно, что молитва кажется глупым занятием тем людям, для которых ориентирами служат модные журналы, где опи­сываются поступки, продиктованные суевериями, собствен­ными инстинктами, игрой гормонов, нормами общественной морали или даже расположением звезд. Чаще всего молитва не оставляет ощущения уверенности, что ты услышан. Мы молимся в надежде, что слова каким-то образом преодолеют пропасть между видимым и невидимым мирами, проникнут в запредельность, существование которой мы не в состоянии доказать. Мы вступаем в Божьи владения, в царство д