«Благодать высокой поэзии»(Анна Ахматова)Простите, дорогие друзья, что начинаю свои размышления об Анне Ахматовой с её последних дневниковых записей, больше того, с самой последней, сделанной буквально за день до кончины, 4 марта 1966 года в санатории «Домодедово»:«Лежу до 8-го (велел здешний врач). Здесь просто хорошо и волшебно тихо. Я вся в кумранских делах. Прочла в «Ариэле» (израильский журнал) о последних находках. Поражена, как, вероятно, все. Вместо 3-го века (см. Брокгауз – Эфрон о Новом Завете), время до 73 года нашей эры (т.е. до войны). Никакой ошибки быть не может. Точно описан Апокалипсис с редакторскими заглавиями и поведение первых мучеников… Почему-то евреев (не христиан) римляне вовсе не мучили. Они (римляне) были гениальными колонизаторами, а сам прокуратор Понтий Пилат выходил на улицу, чтобы разговаривать с Анной и Киафой, потому что, войдя в его дворец, они бы осквернились и не смели вкушать пасху, а римские императоры, если день (раз в году) раздачи подарков приходился на пятницу, велели оставлять подарки для евреев… Отчего же римляне так страшно мучили кротчайших христиан, ещё до 73 года, т.е. сразу после смерти Христа (33 год). Мы так много и подробно знаем о поведении первых христиан». На этом слове «христиан» обрывается дневник великой поэтессы, познакомившейся с недавно открытыми текстами кумранских рукописей. Вот что занимало мысли последних дней, а может быть, и часов Ахматовой, вот что волновало её… Впрочем, и всю её жизнь, когда она училась и христианской кротости, и терпению, и, главное, любви. И прошла через мучения, сохранив своё лицо! Ещё в 1945 году в стихах «Из сожжённой тетради» написала и о Христе, и об истории, и о благодати высокого слова:^ Кого когда-то называли люди Царём в насмешку, Богом в самом деле,Кто был убит и чьё орудье пыткиСогрето теплотой моей груди…Вкусили смерть свидетели Христовы,И сплетницы-старухи и солдаты,И прокуратор Рима – все прошли.Там, где когда-то возвышалась арка.Где море билось, где чернел утёс, -Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркойИ с запахом бессмертных роз.Ржавеет золото и истлевает сталь,Крошится мрамор – к смерти всё готово.Всего прочнее на земле печальИ долговечней – царственное слово. Царственное слово поэзии Анны Ахматовой воистину долговечно, ибо в нём воплотилось не только и не просто совершенство мастера, но и алчущее духа начало, стремление – через дружбу земную, через любовь земную – к дружбе высшей, к Любови высшей – как к чистой и совершенной Божьей Радости. Но на нашей грешной Земле радость даётся нелегко, ценой испытаний и мучений… Их немало выпало на долю великой женщины и поэта. В юности у неё был туберкулёз – в течение 15 лет. Уже тогда написала: «Я место ищу для могилы. Не знаешь ли, где светлей?» Болезнь скосила трёх её сестёр: Ирина прожила лишь 4 года, Ия – 28, Инна – 22. Когда Ане было только 10 лет, она тяжело заболела. Неделю пролежала она в беспамятстве, родные и близкие уже отчаялись, не надеялись увидеть её живой. Но к Ане вернулось сознание, и тут же её поразила глухота. Врачи растерялись: возможно, больная ещё и оспу перенесла? Именно тогда Аня Горенко (поистине сколько горя выпало ей на долю…) стала писать стихи, и её никогда не оставляло чувство, что начало её поэтического пути связано с этим таинственным недугом. Гораздо позже Анна Горенко, уже известная под псевдонимом Ахматова напишет ставшее знаменитым:«Когда б вы знали, из какого сораРастут стихи, не ведая стыда,^ Как жёлтый одуванчик у забора,Как лопухи и лебеда…» Но, думаю, сора для поэта не бывает. «Прозы пристальной крупицы», как сказал когда-то великий её современник и друг Борис Пастернак, будут сверкать во всём её творчестве. А тут, в 10-летнем возрасте, эта таинственная болезнь, да ещё широко раскрытые на мир детские глаза… Потом, через годы, подтвердит:^ Налево беру и направо,И даже, без чувства вины,Немного у жизни лукавойИ все – у ночной тишины. В детстве и юности много, конечно, взяла у матери Инны Эразмовны Стоговой, женщины глубоко религиозной. Быстро идёт процесс превращения языческой девочки из поэмы «У самого моря», написанной в 1913 году, в христианку, которая всё чаще обращается к Богу с молитвой. Особенно поражает её молитва, в которой выражена готовность пострадать ради того, чтобы была спасена родина. Вспомним, что это время Первой мировой войны. Молитва Ахматовой наполнена чувством жертвенности.^ Дай мне горькие годы недуга,Задыханье, бессонницу, жар,Отыми и ребёнка, и друга,И таинственный песенный дар –Так молюсь за Твоей литургиейПосле стольких томительных дней,Чтобы туча над тёмной РоссиейСтала облаком в славе лучей. Это стихи 1915 года. Молитва, обращение к Господу, разговор с Ним, точно Он рядом, как отец, не прерывается. В этих стихах и жалобы, и просьбы, и желание понять Божий промысел.^ В этой жизни я немного видела,Только пела и ждала.Знаю: брата я не ненавиделаИ сестры не предала.Отчего же Бог меня наказывалКаждый день и каждый час?Или это ангел мне указывалСвет, невидимый для нас? Поиск истинного друга, истинной любви, верности, чистоты нередко в юности приводит к разочарованиям. Но надежда не утихает. Может быть, Господь, Отец Небесный поможет? – часто наивно и невинно спрашивает юная поэтесса. Иногда ей кажется, что уже и не встретит… Вот стихотворение 1914 года:^ Я любимого нигде не встретила,Столько стран прошла напрасно.И вернувшись, я Отцу ответила:«Да, Отец, - Твоя земля прекрасна.Нежило мне тело море синее,Звонко, звонко пели птицы томные,А в родной стране от ласки инеяПоседели сразу косы тёмные.Там в глухих скитах монахи молятсяДлинными молитвами, искусными…Знаю я: когда земля расколется,Поглядишь Ты вниз очами грустными.Я Завет Твой, Господи, исполнилаИ на зов Твой радостно ответила,На Твоей земле я всё запомнилаИ любимого нигде не встретила». На её долгом пути встретился не один человек, к которому потянется искренне её душа. И будет ждать равнодушевного и равнодуховного ответа. Избранники будут значительными личностями: поэт Николай Гумилёв, учёный Владимир Шилейко, искусствовед Николай Пунин… Мечтала о любви, как о Песни Песней. Не случайно ещё в 1915 году написала:^ Под крышей промёрзлой пустого жильяЯ мертвенных дней не считаю,Читаю Посланье апостолов я,Слова псалмопевца читаю.Но звёзды синеют, но иней пушист,И каждая встреча чудесней, -А в Библии красный кленовый листЗаложен на Песни Песней. Учеба в Царскосельской Мариинской женской гимназии, затем в Киевской Фундуклеевской гимназии, которую окончила в 1907 году, вслед за этим – юридический факультет Высших женских курсов в Киеве, где приходилось изучать историю права и особенно латынь, различные юридические дисциплины. Переехав в Петербург, училась на Высших историческо-литературных курсах Раева. Но главной школой, безусловно, была сама жизнь, как это ни банально звучит, это были встречи или, как она сама сказала, «невстречи». Влюблённая, пишет: «Благослови же небеса, Ты первый раз одна с любимым». И снова предчувствие боли, разочарования… И снова надежды на Бога,^ Много нас таких бездомных,Сила наша в том,Что для нас, слепых и тёмных,Светел Божий дом.И для нас, склонённых долу,Алтари горят,Наши к Божьему престолуГолоса летят. Иногда смерть представляется Ахматовой выходом из невыносимой ситуации: «Ты знаешь, я томлюсь в неволе, о смерти Господа моля». Но смерть не страшна, когда к ней приходит возлюбленный! Поэтическое вдохновение для Ахматовой – стало неким даром. Здесь вдохновение даруется божественным прикосновением, которое приближает к Богу смертного человека, неспособного самостоятельно вознестись к Его престолу. ^ Так я, Господь, простёрта ниц:Коснётся ли огонь небесныйМоих сомкнувшихся ресницИ немоты моей чудесной? Ахматова называет свою немоту чудесной, признавая тем самым, что глагол принадлежит не ему, а Богу, и потому принимает её, слепо полагаясь на веру. Ахматова знает, что прикосновение Господа приблизит её к Нему. Так она сближает поэзию с молитвой. К этому присоединяется и надежда на избавление от любовных мучений, если посвятить себя поэзии. Настроение её сборника «Четки» - страдание женщины, униженной и оставленной, но ищущей и находящей свой собственный источник силы: поэзию - молитву. Но новые молитвы приходят с новыми испытаниями, с драмой жизни, истории, страны. Арестован единственный сын – Лев Гумилёв.^ И упало каменное словоНа мою ещё живую грудь.Ничего, ведь я была готова,Справлюсь с этим как-нибудь. Суровость стиха «ничего, ведь я была готова» свидетельствует о том, что Ахматова изучила науку выживания, науку одиночества. Но силами, нужными для того, чтобы выжить в этой жизни, в стране с безбожным сталинским тоталитарным режимом, убивающим лучших, поэта питает новый источник – сознание того, что сбылось всё предсказанное ей. И, безусловно, вера. Пленённый Христос говорил: «Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он не представит Мне более, нежели двадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так должно быть?» (Мтф. 26:53-54). Но как и Иисусу, понимающему, что должно сбыться речённое в Писании, не уйти от ощущения Своей покинутости Богом-Отцом, так и крестный путь Матери не становится легче от того, что когда-то много лет назад она его предвидела. Ахматова как бы проводит параллель материнскую между собой и Марией. В «Распятии», десятом стихотворении цикла «Реквием», среди стоящих у креста мы видим не только Мать, но ещё и Иоанна и Марию Магдалину. Два четверостишия стоят рядом.^ Хор ангелов великий час восславил,И небеса расплавились в огне.Отцу сказал: «Почто Меня оставил!»А Матери: «О, не рыдай Мене…»Магдалина билась и рыдала,Ученик любимый каменел.А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел. В стихах завершающего «Реквием» Эпилога Ахматова от образа одинокой в своём горе женщины, которая в слиянии с Марией, Матерью Христа, приобретает всечеловеческое звучание, вновь переходит к описанию тех многих Марий, которым она посвятила эти стихи. Кроме этой поэмы Анна Ахматова создала столь же сильные трагические стихи о времени насилия и произвола, о времени, не знавшем Бога.^ Все ушли, и никто не вернулся,Только верный обету любви,Мой последний, лишь ты оглянулся,Чтоб увидеть всё небо в крови.Дом был проклят, и проклято дело,Тщетно песня звенела нежней,И глаза я поднять не посмелаПеред страшной судьбою своей.Осквернили пречистое слово,Растоптали священный глагол,Чтоб с сиделками 37-гоМыла я окровавленный пол.Разлучили с единственным сыном,В казематах пытали друзей.Окружили невидимым тыномКрепко слаженной слежки своей.Наградили меня немотою,На весь мир окаянно кленя.Обкормили меня клеветою,Опоили отравой меня.И до самого края доведши,Почему-то оставили там.Любо мне, городской сумасшедшей,По предсмертным бродить площадям. Поэт показывает, что происходит со страной, где власть отвергла Бога, где людьми правил сатана в человечьем обличье. Порой Ахматова ощущала себя почти мёртвой. Своему другу Михаилу Лозинскому, поэту и переводчику «Божественной комедии» Данте, она подарила книгу, сделав на ней такую надпись: «Почти от залетейской тени в тот час, как рушатся миры…»^ Все души милых на высоких звёздах,Как хорошо, что некого терятьИ можно плакать. Царскосельский воздухБыл создан, чтобы песни повторять. Уже не противясь, как Магдалина, страданиям, составлявшим её судьбу, она оглянулась назад и в хаосе увидела некий смысл. И от обобщающего образа Марии у Креста Ахматова переходит к конкретным подробностям своей собственной судьбы, чтобы понять, принять и выстоять. А эта конкретность не заставила себя ждать. Я имею в виду травлю великой поэтессы и известное Постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград», доклад Жданова, унизившего и оскорбившего поэта и женщину. А до этого ещё в годы войны – замалчивание Ахматовой, её пребывание в Ташкенте, тяжёлая болезнь – тиф, нужда. Но Анна Андреевна, исполненная достоинства, говорила: «Поэту ничего нельзя дать, и у поэта ничего нельзя отнять. Уж у меня так отнимали! Всем государством. И ничего не отняли». Своим палачам и недоброжелателям отвечала строками:^ За меня не будете в ответе.Можете, друзья, спокойно спать.Сила – право, только ваши детиЗа меня вас будут проклинать. В Комарово, недалеко от домика «будки» Анны Андреевны стояла роскошная дача литературного критика, который в конце 40-х годов сделал карьеру на травле Ахматовой. Она говорила: «На моих костях построенная». И всё же укрепляла в себе дух христианского прощения и любви.^ Я всем прощение даруюИ в Воскресение ХристаМеня предавших в лоб целую,А не предавшего – в уста. Вот два момента, две цитаты, столь характерные для выявления облика Ахматовой. Борис Анреп, мозаичник, вспоминал: «Я говорил ей о своём неверии и тщете религиозности. Ахматова меня строго отчитала, указывая на путь веры как на залог счастья: «Без веры нельзя». И ещё: из заметок Ахматовой о Николае Гумилёве: «Он сказал: «…ты научила меня верить в Бога и любить Россию». Любовь и вера держали эту великую Женщину в жизни. «Deus conservat omnia» - «Бог сохраняет всё» - этот девиз графа Шереметьева сопровождал её повсюду: и когда жила в Фонтанном доме в Ленинграде, и когда лежала в больнице Боткина в Москве, и в санатории «Домодедово», ведь все эти здания некогда принадлежали Шереметьеву, и везде можно было прочитать этот девиз. И в здании Ленинградского Союза писателей, где был установлен для прощания гроб с телом поэта. Бог сохраняет всё. И великую поэзию – неповторимые слова Анны Андреевны Ахматовой.О, есть неповторимые слова,Кто их сказал – истратил слишком много.Неистощима только синеваНебесная и милосердье Бога. Ахматова, 1916 год.Лев Болеславский,член Союза писателей России© 2006 Лев Болеславский © 2006 Христианский Творческий Союз, www.christianart.ru