Джина УилкинсСтранная парочкаГлава 1– …И в заключение я хотела бы высказать несколько предложений в связи с вашей системой сбыта. Я прослушала несколько спецкурсов по компьютерному маркетингу и обучалась самым современным технологиям в области… Кивая с достаточно серьезным видом, Рис Вейкфилд изображал дежурный интерес к болтовне юной претендентки на должность, но самом деле он принял решение почти в тот же момент, как хорошо одетая молодая женщина вошла в комнату. Нет. «Нет» ей, «нет» серьезному молодому человеку в роговых очках и с пятисотдолларовым дипломатом, предшествовавшему ей, «нет» – мужчине до него и «нет» женщине до… Шайка свежеиспеченных университетских пижонов, полагающих, что четыре-шесть лет лекций и диплом в рамочке делают их специалистами в мире бизнеса. В мире, в который Рис пришел с самого низа и который завоевал ценой неимоверных усилий, нечеловеческой работоспособности и полной самоотверженности. Он по уши залез в долги, чтобы приобрести дышащий на ладан машиностроительный заводик, переименовал его в «Вейк-тек индастриз» и за десять лет превратил его в компанию федерального масштаба. Это была его компания, его жизнь, и черта с два он возьмет заместителем университетского молокососа, намеренного поучать его, Риса, как улучшить работу. До сих пор все претенденты начинали собеседование с изложения чудесных планов, составленных ими для компании, надеясь произвести впечатление своими блестящими идеями. С чего, черт возьми, они взяли, что Рис нуждается в их советах? Он хотел… Нет, ему не нужен был помощник, а не партнер. Ему виделся некто лояльный, работящий, преданный и… да, и скромно-услужливый. Конечно, ум – необходимое условие, но формальное образование не имеет значения, равно как и пол, раса, сексуальная ориентация и вероисповедание. Так почему же не нашелся до сих пор человек, хоть приблизительно отвечающий требованиям? Оставалось только радоваться, что он не поддался настояниям своей завкадрами доверить ей самостоятельно нанять этого заместителя, что, собственно, входило в ее прямые обязанности. Бог знает, при каком самоуверенном хлыще он бы остался. Уж лучше поработать без заместителя, пока не найдет то, что ищет. Воспользовавшись паузой, пока женщина набирала воздух в легкие, он твердо перебил: – Спасибо, мисс… – ему пришлось остановиться и опустить глаза на заявление, чтобы вспомнить имя, – Бейкер, но боюсь, вы не подходите на эту должность. Я передам ваши документы в отдел кадров для хранения в банке данных на случай, если откроется подходящая вакансия. – Слова лились устало и монотонно; от многочисленного повторения он выучил текст наизусть. Не вполне поверившая своим ушам мисс Бейкер еще раз попыталась доказать, что без ее услуг он долго не протянет, и удалилась, явно уверенная в том, что доселе преуспевающая компания обречена. Оставшись снова один в кабинете, он провел ладонью по будто высеченному грубым резцом лицу и застонал от усталости и тоски. На сегодня еще один претендент. Боже, как ему это надоело! Зачем только он дал уговорить себя нанять заместителя? – Следующего, – сказал он в телефон с краткостью, обязанной – на этот раз – его разочарованию и усталости. Джун безропотно выполнила приказ, за шесть лет работы секретарем она успела привыкнуть к грубоватой лаконичности своего работодателя. Рис открыл последнюю папку, на потрудившись поднять глаза на вошедшего. Анжелика Сен-Клер, согласно аккуратно заполненному бланку. – Садитесь, мисс Сен-Клер, – предложил он, обойдясь без вежливой преамбулы. Боковым зрением отметив, что приказ выполнен, он просматривал заявление, поднимая брови по мере роста интереса. Насколько он мог понять из кратких ответов на стандартные вопросы, у этой особы не было никакой подготовки для должности, на которую она претендовала. Двадцатишестилетняя выпускница гуманитарного факультета дорогого восточного колледжа, утверждавшая, что имеет опыт работы секретарем по связям с общественностью у непоименованного финансиста, Анжелика Сен-Клер не представила никаких рекомендаций и не привела списка своих головокружительных достоинств. Рис был определенно заинтригован. Он поднял сузившиеся серые глаза, чтобы рассмотреть молодую женщину, совершенно неподвижно сидящую в глубоком кожаном кресле перед его массивным столом. Первой мыслью было, что она чересчур хороша собой. Второй – что она выглядит еще моложе, чем утверждается в заявлении. Возможны проблемы. Хрупкая блондинка, чего доброго, разрыдается при первом его рыке. А без рычания не обойдется. Он никогда не утверждал, что является самым деликатным работодателем в мире. Потом он всмотрелся в широко расставленные ясные фиалковые глаза, храбро встретившие его взгляд, и заметил в них не слишком хорошо скрытый огонек, который мог означать упрямство. Возможно, признак характера. Впрочем, это не важно. У него самого достаточно упорства и более чем достаточно характера, чтобы одержать верх над самым сильным оппонентом, не то что над юной смазливой блондинкой, ростом ему до подбородка. И слизняки его никогда не привлекали, несмотря на требование от подчиненных абсолютного послушания. – Скажите, почему я должен нанять вас своим заместителем, мисс Сен-Клер? – резко спросил он, не отводя взгляда. Анджи набрала полные легкие воздуха, твердо намеренная не показывать этому человеку, как сильно он заставляет ее нервничать. Она рассчитывала встретить более пожилого и чуть менее грозного босса. Увидев склоненную над бумагами седую голову, она решила, что все так и есть. Но потом он поднял глаза, и она увидела, что ошиблась. Рано поседевшему Рису Вейкфилду вряд ли было больше сорока. Матерый, сухощавый, несколько побитый временем, но все же лет на пятнадцать моложе того, что она ожидала встретить. «Тот еще фрукт», – говорили ей. Железный бизнесмен, непреклонно рвущийся к вершине в своей области, трудоголик, по-видимому, обладавший минимумом потребностей, свойственных простым смертным: еда, сон, развлечения и тому подобное. Человек, управляющий своим многочисленным высокооплачиваемым персоналом одним движением брови. Это ей удалось выяснить в процессе предварительных расспросов, но никто не упоминал о том, что Рис относительно молод, грубовато красив и столь же привлекателен, сколь грозен. Голос у него был глубокий, речь отрывистая и чуть резковатая. Акцента заметно не было, что показалось ей достаточно странным после нескольких недель, проведенных ею в Бирмингеме среди тягучего выговора глубокого Юга. Она чувствовала, что этот человек не потерпит околичностей и не простит блефа. Прищуренные серые глаза определят ложь прежде, чем она раскроет рот. Вскинув подбородок, Анджи решила выложить карты на стол. Все равно она особо не рассчитывала получить эту работу. Но может быть, если удастся произвести впечатление, он найдет ей какое-то место в своей структуре. – Я понимаю, что формально не имею ни подготовки, ни опыта, чтобы стать заместителем генерального директора такой компании, как «Вейк-тек», – прямо признала она. – Но уверяю вас, мистер Вейкфилд, что, если вы возьмете меня на работу, я буду самым самоотверженным, лояльным и усердным сотрудником вашего персонала. Я быстро учусь, четко выполняю инструкции, знаю, когда придержать язык, и не стремлюсь к власти и званиям. Мне нужна работа, и я не совершу ничего такого, что будет угрожать ее потерей. Черт, подумал Рис, тщательно скрывая впечатление. Эта определенно имеет шансы, несмотря на хрупкую внешность и чуть слышный высокомерный бостонский акцент. – Вы не приложили к заявлению рекомендаций и автобиографии, мисс Сен-Клер. Могу я поинтересоваться, почему? Вот оно. Отказ представить рекомендации и скрытность в отношении прошлого стоили ей всех предыдущих мест, которые она уже в течение месяца пыталась получить в Бирмингеме. Подавляя желание скрестить пальцы или помолиться, она не опускала глаз под пронизывающим взглядом. Ответ прозвучал предельно четко: – У меня нет рекомендаций, мистер Вейкфилд, а мое прошлое не имеет отношения к данному вопросу. Рис молча и, кажется, очень долго смотрел на нее, потом закрыл папку. – Я не легкий босс, мисс Сен-Клер. Я справедлив, но требователен. Я хорошо плачу, но вам придется отрабатывать каждый грош. Рабочие часы будут долгими и напряженными, а выходные дни – редкими. Я не рассыпаюсь в комплиментах за хорошо сделанную работу, но не пропускаю ни единой ошибки. Я не люблю обучать новичков и потому спрашиваю сразу, намерены ли вы упорхнуть, если придется слишком туго? – Я не летун, мистер Вейкфилд. И, повторяю, мне нужна эта работа. – Она постаралась не выдать вспышки оптимизма. – Тогда будьте здесь завтра в восемь утра. И постарайтесь хорошо выспаться. Вам понадобятся силы. Она даже не улыбнулась. – Да, сэр. Что-нибудь еще, мистер Вейкфилд? – Это все. Зайдите в отдел кадров по дороге отсюда, и вам дадут бланки страховки и все остальное, что надо заполнить. Да, и, мисс Сен-Клер… Она уже встала и направилась к двери. При последних словах остановилась. – Да, сэр? Он улыбнулся. – Добро пожаловать в «Вейк-тек».– Благодарю вас, мистер Вейкфилд. Вы не будете сожалеть, что взяли меня на работу. – Она повернулась и вышла из кабинета, высоко неся золотистую голову, расправив хрупкие плечи. Строгая серая юбка мягко колыхалась вокруг идеальных ножек, казавшихся не правдоподобно длинными для ее пяти футов пяти дюймов роста. [1]Глядя на эти ноги, пока не закрылась дверь, Рис подавлял желание откашляться. – Надеюсь, нет, – пробормотал он, отвечая на ее последние слова. – Искренне надеюсь, что не пожалею. * * * – Ну и как? – спросила секретарша Риса Джун Хейли, когда Анджи проходила мимо ее стола. Здесь южный выговор был налицо – теплый, дружелюбный, откровенно любопытный. – Я получила работу, – поделилась девушка, не в силах скрыть избыток чувств. Но тут же подавила широкую улыбку, заменив ее более профессиональным, более отстраненным выражением. Она не искала дружбы с Джун или с кем бы то ни было в новой фирме, хотя и надеялась установить хорошие рабочие отношения со всеми сотрудниками. Ее прежняя жизнь рухнула, самоуважение лежало в руинах. Не скоро наступит время, когда она решится подпустить кого-то близко к себе. Сейчас ей нужны были только работа, независимость и убежище в маленьком, удобно обставленном доме, полученном в наследство от бабушки. Может быть, придет день, когда она захочет большего. Но до этого ей очень многое нужно доказать себе. Ответив на теплые поздравления Джун довольно коротким кивком, Анджи широким, уверенным шагом направилась в отдел кадров. И постаралась убедить себя, что улыбка Риса Вейкфилда не произвела на нее сокрушительного впечатления. * * * В течение последовавших недель Рис был вполне доволен своим новым заместителем. Первому испытанию ее характер подвергся почти сразу же, как только она начала работать. Она не правильно написала в отчете его имя, как это случалось со многими, – Рисе. Он поправил излишне резко, но, если не считать смущенного вида, она стойко перенесла критику. Она много работала, быстро училась, не паниковала, когда Рис срывался, и держала свое мнение при себе, пока им не интересовались. И на нее было очень приятно смотреть – факт, оказавшийся, однако, довольно неудобным. Слишком уж часто он замечал, как она отбрасывает золотистые волосы, как передергивает изящными плечиками, как падает блик на ее скрещенные ноги, когда она его слушает, делая пометки в блокноте. Он обнаружил, что помнит эти детали, оставаясь один в кабинете или дома – в редких случаях, когда вечера проводились не в кабинете. У него и раньше работали красивые женщины, но ни одна не производила такого впечатления, как Анжелика Сен-Клер. Мысли об Анжелике не покидали его. Ее редкие улыбки были отстраненными, вежливыми, очень профессиональными. Он никогда не слышал ее смеха. Если у нее и появились друзья в компании, то ему об этом не было известно. Она никогда не протестовала против его требований задержаться на работе или приехать раньше, или поработать в выходные, если случалась горячая пора, так что если у нее и был любовник, то очень непритязательный. Почему-то Рису казалось, что любовника нет. А у него за многие годы выработалось чутье на людей. В Анжелике Сен-Клер было гораздо больше, чем она позволяла увидеть. Чувство юмора, характер, темперамент – он был убежден, что все это проглядывает сквозь тяжелую крышку, которой она накрыла себя. Когда и почему она решила возвести этот холодный, равнодушный барьер? Почему женщина, выросшая, очевидно, в высших кругах бостонского общества, оказалась в Бирмингеме, штат Алабама, в качестве его заместителя? Он говорил себе, что лезет не в свое дело. Ее частная жизнь достойна такого же уважения, как его собственная. Ведь он тоже поддерживает дистанцию в отношениях с другими людьми, по причинам, которые полагает достаточно серьезными. Радоваться надо! Была у него как-то секретарша, возомнившая, что влюбилась в него. Это вызвало массу неудобств, и в конце концов пришлось ее уволить. Рис до сих пор морщился, вспоминая эту сцену. Слава Богу, с мисс Сен-Клер можно не опасаться чего-либо подобного. Слишком хорошим она была заместителем, чтобы так глупо терять ее. И он перестал думать о том, каково было бы погладить эти длинные стройные ноги. Перестал гадать, каковы на вкус эти чуть припухлые губки. Перестал воображать это изящное тело под своим. Неловко переменив позу в кресле, он сердито уставился в подборку информации, совершенно не в силах сосредоточиться. Черт! Вероятно, он слишком долго не был с женщиной. Остается только пожалеть, что под рукой нет никого, кто интересовал бы его хоть на сотую долю так, как его загадочная заместительница. * * * Развернувшись с креслом к окну, Анджи повесила трубку и скорчила гримаску, которую ни за что не позволила бы себе, будь кто-нибудь в кабинете. Она только что закончила разговор с партнером из Калифорнии, который из кожи вон лез, чтобы вписаться в жизнерадостное лос-анжелесское клише. С чуть кружащейся от усталости и голода – в этот день она пропустила и завтрак, и ленч – головой, она задрала нос и презрительно передразнила: «Фан-тас-тика, дорогуша. Решено и подписано. Ваши люди непременно должны отобедать с моими. Чао!» И тихо рассмеялась над собственным дурачеством. – Дайте-ка угадаю… Вы говорили с Гендерсоном из Лос-Анджелеса, – сказал глубокий голос из двери за ее спиной. Анджи зажмурилась. Надо же было именно мистеру Вейкфилду застать ее за эдакой не частой вольностью! Приведя в порядок выражение лица, она развернула кресло. – Да, – признала она, задержав взгляд на серых глазах. Что-то в них было незнакомое. Отблеск разделенной шалости? Неожиданное понимание, что она – человек, а не только наемный работник? Нет, конечно, сказала она себе, опуская глаза. – У меня здесь данные, о которых вы спрашивали, мистер Вейкфилд. Они почти полностью таковы, как вы предсказывали. Она подала отчет, который закончила перед этим, заметив, что его глаза уже стали обычными. И мысленно обругала себя за мгновенное сожаление об утраченном взаимопонимании. Весь остаток дня она особенно следила за тем, чтобы сохранять еще более, чем обычно, официальный вид. Если работодатель и заметил какое-то изменение в поведении заместителя, комментариев не последовало. Впрочем, он никогда этим не занимался. * * * Анджи сидела в отдельной кабинке модного ресторана неподалеку от офиса и, доедая салат, просматривала «Уолл-стрит джорнэл». Ленч был для нее редкой роскошью. Рис – в те времена она только мысленно могла называть его по имени – обычно загружал ее так, что на подобное расслабление просто не хватало времени. Двухдневная деловая поездка в Даллас дала ей передышку – одну из очень немногих за четыре месяца работы в компании. То есть она, разумеется, не бездельничала в офисе. Просто без постоянных инструкций Риса она могла и выполнять работу, и выкраивать время для ленча. Работая так напряженно последние месяцы, она все же еще не приобрела двужильности своего работодателя. Ей иногда требовался отдых. Ему, по всей видимости, – нет. Ее внимание привлек знакомый голос из-за цветного стекла, отделявшего кабинку от соседней. Дала, одна из секретарш, говорила достаточно громко. – Ты слышала, новый инженер сегодня закинул удочку к заместителю диктатора? Ответный смех был ей тоже знаком – Гей Вебстер из вычислительного центра. – Бедняга. От него что-нибудь осталось? – Совсем немного. Говорят, он еще трясется. И уже никогда не приобретет прежний цвет лица. Белый как мел. – Обморозился, наверно. Как можно быть такой роскошной снаружи и такой ледяной и жесткой внутри – это выше моего понимания. – Хочешь посмеяться? Когда мистер Вейкфилд взял ее, я подумала, что она его любовница. Мало ли девочек получают официальное жалованье за неофициальные труды? Но тут я дала промашку. Похоже, ни Вейкфилд, ни Сен-Клер не испытывают нормальных человеческих чувств. Они холодны друг к другу так же, как ко всем остальным. Они вообще, наверно, сексом не занимаются. Ни с кем. Гей снова рассмеялась. – Думаю, так оно и есть. Но если возможно существование идеальной пары – они бы ее составили. Железобетонные зануды-одиночки. И ведь не скажешь, что они так уж неприступны. Оба вполне любезные с сотрудниками, если, конечно, все в порядке. Но… брр. Одно слово – лед. На тарелке оставалась, наверно, еще треть салата, но у Анджи вдруг пропал аппетит. Отодвинув тарелку, она взяла сумочку, аккуратно сложила газету и встала. Движение привлекло внимание женщин за стеклом. Анджи заметила, как испугались обе сотрудницы, узнав ее. Она холодно кивнула. – Привет, Гей. Привет, Дала. Приятного аппетита. И ушла, не дожидаясь ответа, неторопливо и с высоко поднятой головой. Ей доставляло некое удовольствие сознание того, что никто не догадался бы по внешнему виду, как больно ей сейчас. Железобетонная. Одиночка. Лед. И это ведь о ней. В памяти проснулось эхо голосов из прошлого. – Эй, Анджи-Бражница! Где твоя чудная улыбка? – Анджи, ты такая шутница! Ты когда-нибудь бываешь серьезной? – Анджи, что-то скучно стало. Выдай что-нибудь из своих баек. Посмеяться охота. – Господи, Анджи, как я тебе завидую. Красивая, богатая, все тебя любят. Везет же людям! Везет же людям! Анджи сдержала злой, неженский смех, загоняя старенький седан в свою личную парковку на автостоянке «Вейк-тек». Как все изменилось. Как изменилась она! Поворачивая ключ в дверце помятого старенького автомобиля, она мимолетно вспомнила красную спортивную машину-леденец. Да, все сильно изменилось. До конца дня она очень старалась не думать об обидных словах сотрудниц. День перешел в вечер, а она все шуршала бумагами, изучала цифры, штудировала корреспонденцию. Уйдет она не раньше, чем подготовит все к завтрашнему возвращению Риса. Рис. Если может существовать идеальная пара – они бы ее составили. Слова Гей беспрестанно колотились в мозгу. Последние месяцы Анджи так старалась не признаваться себе в непреодолимом влечении к своему работодателю. Не всегда это было легко. Не раз встретившиеся глаза, случайное прикосновение, краткий момент сопереживания ослабляли защиту, заставляли ее трепетать от совершенно ненужного восприятия Риса Вейкфилда как мужчины. Да, ей всегда удавалось сохранять дистанцию. Не настолько она еще оправилась от старых ран, чтобы позволить себе даже намек на другие отношения. Нет, она не намерена становиться любовницей своего сложного, блестящего, непостижимого шефа. Не то чтобы здесь следовало чего-то опасаться, мрачно подумала она. Временами она задавалась вопросом, замечает ли Рис вообще, что она женщина, – хотя так вроде бы оно и лучше. Просто она была избалована общим восхищением, как благодаря своей внешности, так и благодаря богатству и положению в обществе. Ее непоследовательное женское «я» получало известное удовольствие от попыток ухаживания со стороны некоторых сотрудников-мужчин, хотя вскоре ледяные отказы отвадили самых пылких ловеласов. Теперь разве что какой-нибудь новичок осмеливался сделать попытку. А ей так этого хотелось. Хоть причины, по которым сама она стремилась к одиночеству, были вполне объяснимы, Анджи никак не могла понять, отчего о таком привлекательном и вроде бы вполне здоровом мужчине, как Рис, говорят, будто он ведет почти монашеское существование. Он всегда приходил в офис первым и уходил последним – в будни, выходные и праздники. Если он и встречался с кем-нибудь, Анджи просто не могла вообразить, когда. Она с излишней энергией захлопнула папку. Ей нет никакого дела до жизни и друзей Риса Вейкфилда, сурово напомнила себе она. У нее есть масса работы и еще больше собственных проблем. Покончив с делами, она взяла сумочку, готовясь уходить. Ощущая изрядную растрепанность чувств, достала зеркальце, чтобы проверить скупой макияж и аккуратно подколотые волосы. Что-то заставило ее долго всматриваться в неулыбающееся лицо. Но когда у отражения задрожала полная нижняя губа, она этого не заметила, потому что глаза заволокла пелена неожиданных и ненужных слез. Сунув зеркало в сумочку, она уронила лицо в ладони и разрыдалась. * * * Рис стоял в дверях и, хмурясь, смотрел на печальную фигурку за столом. Она не услышала, как открылась дверь, и он уж было подумал, не уйти ли так же незаметно. Впервые за четыре месяца совместной работы он видел Анжелику Сен-Клер беззащитной и даже несчастной. И впервые в жизни Рис Вейкфилд боролся с желанием взять женщину на руки и просто держать, бормоча какие-то успокоительные слова. Это было настолько непривычно и дико, что он растерянно нахмурился. Какие успокоительные слова? Если бы даже хватило глупости попытаться, он просто не знал бы, что сказать. А она решила бы, что он сошел с ума. Она не из тех женщин, что любят поплакаться в мужское плечо. Она сама сумеет справиться со своими проблемами. Разве нет? Он кашлянул. Анджи вскинулась и развернулась к нему, инстинктивно потянувшись рукой ко рту. Но тут же опустила руку. – Ой, я… вы меня испугали, – довольно бессмысленно пролепетала она. Потом заставила лицо сложиться в обычное бесстрастное выражение, так что лишь в фиалковых глазах остались следы печали. – Я ожидала вас только завтра. – Я хотел захватить кое-что домой по дороге из аэропорта, – ответил он и неловко спросил: – Что-то… гм… что-то случилось, мисс Сен-Клер? Ее улыбка была ослепительной и явно фальшивой. – Разумеется, нет, мистер Вейкфилд! Что вы хотели взять? – Папку Гарвера. Она у вас? – Да, сэр. Что-нибудь еще? Принимая папку, он продолжал рассматривать ее. Высоко подняв голову, она встретила его взгляд с ничего не выражающим бледным, но спокойным лицом. – Нет, это все, – сказал он, помолчав. – Уже поздно. Почему вы не идете домой? – Я как раз собиралась, – сказала она, вставая и беря сумочку. – Доброй ночи, мистер Вейкфилд. До завтра. – Доброй ночи, мисс Сен-Клер. Спокойного сна, – вырвалось у него. Если необычное пожелание и удивило ее, это никак не проявилось. – Благодарю вас, мистер Вейкфилд. Именно этим я и собираюсь заняться. Уже под утро Рис поймал себя на том, что думает: может, хоть она спит спокойно. Ему-то это не светит. Лежа на спине и уставившись в потолок – привычная поза во время бессонницы, – он никак не мог стереть из памяти маленькую фигурку в большом офисном кресле и хрупкие плечи, согнувшиеся под тяжким грузом. Что гнетет Анжелику Сен-Клер? Какая травма превратила живую и прекрасную девушку в холодный рабочий механизм? Узнает ли он это когда-нибудь? И хочет ли на самом деле узнать? Или не зря он опасается, что чрезмерное сближение с прекрасной светловолосой заместительницей может перевернуть всю его жизнь?Глава 2Была суббота в начале мая, прекрасного, теплого, благоухающего. У Анджи был выходной – какая роскошь! Утром она управилась с еженедельной уборкой, аккуратно протерла мебель и безделушки, все еще расставленные повсюду, как и до смерти бабушки Нил, около года назад. Лучшие воспоминания детства были связаны у Анджи с редкими визитами к маминым родителям, у которых всегда было маловато свободных денег, зато в избытке любви. Дом, который они завешали ей, был маленький, требовал ремонта и ни в коей мере не претендовал на роскошь, но Анджи было хорошо в нем, особенно сейчас, когда она уже начала откладывать деньги из жалованья в «Вейк-тек». Первые месяцы в Бирмингеме она отчаянно искала работу, беспомощно наблюдая, как тают скудные средства, оставшиеся после ареста отца. Первые полученные в компании чеки ушли на то, чтобы оплатить просроченные счета и приличным образом одеться, взамен сверкающих и переливающихся платьев и авторских костюмов, оставленных в Бостоне. Она очень гордилась своим новым гардеробом. Пусть не такая стильная и дорогая, новая одежда была куплена ею самой на собственные, честно заработанные деньги. Доходный теневой бизнес отца позволил ей до двадцати шести лет жить в роскоши, но теперь она не испытывала к нему благодарности. Отец отбывал срок, пустая меркантильная толпа людей, которых она некогда называла своими друзьями, давно покинула ее, и Анджи оказалась в полном одиночестве. Она испытала все ужасы следствия, подозрений в сознательном соучастии в темных делишках отца, поскольку пять лет после окончания колледжа работала его секретарем по связям с общественностью. Она поморщилась. Секретарь по связям с общественностью. Он дал ей эту должность, чтобы оправдать экстравагантное жалованье. На самом деле она разве что переворачивала листки на календаре да исполняла обязанности хозяйки, принимая людей, которых он считал нужными ввиду их общественного положения. Все ее имущество было продано для уплаты штрафов и налогов, от которых Нолан искусно уклонялся многие годы. Все, что она приобретала на свое так называемое жалованье, все его щедрые подарки. Ушло все. Но она справляется, черт возьми, несмотря на часто высказывавшиеся сомнения отца по поводу того, что она сможет прожить без руководства с его стороны или со стороны какого-нибудь молодого человека из морально ущербной великосветской черни, среди которой он подыскивал для нее женишка. Так-то, папочка! Что-то внутри у нее смягчилось, когда она вытирала пыль с фотографии дедушки с бабушкой в серебряной рамке, стоявшей на темном столике с тех пор, как Анджи помнила себя. Они бы в нее поверили, подумала она, рассматривая волевые лица, запечатленные на фото. Хотя дед умер много лет назад, она хорошо помнила этого скромного, честного работягу, с равным жаром цитировавшего Библию и Эзопа. У него на любой случай жизни находилась какая-нибудь ободряющая прописная истина. Бабушка, которой Анджи искренне восхищалась, была доброй, любящей, веселой женщиной; она до самой смерти изумлялась тому, что мать Анджи ставила богатство выше чувств. Маргарет была красивая, довольно избалованная женщина, в молодости она отправилась на Восток в надежде стать звездой и окончила тем, что вышла замуж за честолюбивого дельца, который обещал ей все и всю жизнь выполнял обещание, не стесняясь средствами. Анджи часто задумывалась, знала ли умершая десять лет назад мать, что бизнес Нолана часто выходил за рамки закона. И так же часто корила себя за слепоту, с которой предавалась беззаботной и роскошной жизни, впервые осознав существование суровой действительности только после ареста отца. Все еще скорбя по бабушке, умершей за месяц до ареста, Анджи окинула взглядом свою жизнь в тяжелые месяцы расследования – это было отвратительно. И вот теперь она пытается доказать, что является чем-то большим, нежели хорошенькой куколкой. – Как мне тебя не хватает, бабушка, – пробормотала она, глядя в милое лицо на фотографии. – Если бы ты была со мной… Временами одиночество тяготило ее. Но как заводить друзей, если сама еще не знаешь, стоишь ли чьей-то дружбы, настоящей дружбы? Не тех легкомысленных игр, в которые играло ее окружение в Бостоне, лживо-приятельских соревнований за самый большой шик, самый вызывающий и бесшабашный. Анджи не была уверена, что знает, как быть другом, не говоря уже о более прочном чувстве, таком, как любовь. Звонок в дверь заставил ее вернуть фотографию на место и недоуменно нахмуриться. Кто мог нанести ей визит? За пять месяцев в Бирмингеме она не приобрела ни одного знакомого, близкого настолько, чтобы заявиться без предупреждения. Идя к двери, она с удивлением поймала себя на мысли о Рисе. И с еще большим удивлением обнаружила, что от этой мысли стало трудно дышать. Она уверила себя, что не была разочарована, обнаружив на крыльце веснушчатого мальчишку лет семи с крошечным черно-белым котенком в довольно грязных руках. Анджи узнала соседского сына, часто игравшего на пешеходных дорожках спокойного района среднего класса. – Что-нибудь случилось? Мальчик обезоруживающе улыбнулся, продемонстрировав несколько пустых мест, где должны были появиться новые зубы. – Моя кошка родила котят, и мама велела мне раздать их. Это – последняя. Возьмете, мэм? – Ой, я… – Она хорошая кошечка, мэм, – серьезно заверил мальчуган, округлив глаза от искренности. – Ее даже выпускать не нужно, если у вас найдется ящик, и вообще вы с ней подружитесь. Она здоровая, у нее даже все прививки сделаны. И она ничего не будет вам стоить… ну, кроме еды и ящика. Она, правда, девочка, так что придется сделать операцию. Моей кошке делают операцию завтра. А то мама не разрешит ее держать. «Вы с ней подружитесь». Эти слова выпрыгнули из торопливого монолога. Анджи посмотрела на мяукающего котенка. – Ну… Чувствуя, что победа близка, мальчик с еще более невинным видом протянул кошку Анджи. – Хотите подержать? Она такая мягонькая. Не успела Анджи опомниться, как котенок был у нее в руках. Прижав к щеке пушистое тельце, она улыбнулась мягкому рокоту из крошечной грудки. – Как ее зовут? – Еще никак. Можете назвать, как хотите. Но мне нравится «Цветик». – Цветик? – Анджи удивленно подняла брови. – Ну да, потому что она черно-белая, как скунс. Помните «Бемби»? – спросил он, не дождавшись реакции Анджи. – Бемби подумал, что скунс – это цветок, и назвал его «Цветик». В этом был свой таинственный смысл. – Цветик, – задумчиво повторила Анджи. Нелепое имя для кошки. Но ведь она никогда и не думала заводить кошку. – А как зовут тебя? – спросила она у мальчика. – Микки. – Что ж, Микки, спасибо за кошку. Я буду хорошо о ней заботиться. И ты можешь проведывать ее, когда захочешь, – повинуясь неожиданному импульсу, добавила она. Круглое лицо Микки расплылось в улыбке от уха до уха. – Вот спасибо вам, мэм. Мама будет так рада, что я за один день пристроил всех четырех котят. Ну, я пошел. Пока. Анджи закрыла дверь и озадаченно посмотрела на новоявленного питомца. Первый друг, подумала она с неопределенной улыбкой. Потом отнесла Цветика в спальню и переоделась. Нужно было отправляться в магазин за кошачьим приданым. * * * В понедельник утром Анджи бросила сумку на свой рабочий стол и улыбнулась, снимая с юбки несколько кошачьих волосков. Она чувствовала себя немножко виноватой, оставляя Цветика в одиночестве, хотя и убедилась перед уходом, что ящик, еда, вода, мягкая постелька и любимые игрушки на месте. Приятно было сознавать, что кто-то обрадуется твоему возвращению с работы. Может быть, из-за этих мыслей у нее на лице была улыбка, когда осторожный стук в открытую дверь кабинета заставил Анджи повернуться. Впрочем, улыбка потухла, когда она увидела на пороге явно нервничающих Далу и Гей. Гей, рыжик из вычислительного центра, заговорила первой. – Можно поговорить с вами, мисс Сен-Клер? Сожалея, что не может отказать, Анджи кивнула. – Да, конечно. Заходите. Дала, чуть полноватая секретарша, шагнула в кабинет и набрала побольше воздуха, впечатляюще подняв объемистую грудь. – Мисс Сен-Клер, нам с Гей очень неудобно от того, что вы услышали в пятницу за ленчем. То, что мы говорили, не лезет ни в какие ворота, и мы приносим свои извинения. Анджи бесстрастно кивнула. – Считайте, что все забыто. Гей, вошедшая вслед за Далой, помотала головой. – Как же забыть. Мы понимаем, как больно вам сделали. Нам самим теперь не по себе. – Вы вовсе не… – машинально начала Анджи и остановилась. – Да, вы сделали мне очень больно, – призналась она, помолчав. – Но ведь вы говорили то, что думаете. Дала виновато прикусила губу, большие карие глаза радостно встретили неожиданную весть о том, что и у Анджи бывают человеческие чувства. – У нас просто не было возможности узнать вас, мисс Сен-Клер. То, что мы сказали, непростительно, но мы… мы просто злословили. Дурачились, понимаете? Конечно, она понимала. Сколько раз Анджи с «друзьями» по загородному клубу веселились на чужой счет в такие вот часы за ленчем. – Я понимаю. Пожалуйста, не думайте об этом больше. Снова заговорила Гей. – Мы хотим попробовать новый итальянский ресторанчик. Хотите присоединиться к нам, мисс Сен-Клер? Первым импульсом было вежливо отказаться. Второй оказался более честным. Ей, черт возьми, хотелось принять это предложение. Надоело есть в одиночестве, постоянно быть в одиночестве. Если Рис не соизволит отпустить ее, она заявит, что заслужила обед так же, как и все остальные. – С удовольствием. Спасибо за приглашение. И, пожалуйста, называйте меня Анджи. Обе женщины выглядели слегка ошарашенными согласием, но поспешили заверить, что очень рады. Сказав, что будут ждать внизу, они вернулись к работе, оставив Анджи с довольно растерянной улыбкой на лице. Немалая понадобилась им храбрость, чтобы зайти, думала она, вспоминая злые сплетни, которые не раз приходилось слышать после ареста отца. Никто из так называемых друзей, попавшись на этом, не извинился и не попытался загладить вину приглашением пообедать вместе. Опозоренное имя отца сделало ее более чем нежелательным членом привилегированного круга. У нее возникло подозрение, что заходившие к ней сотрудницы обладают большей глубиной чувств и более сильными характерами, чем богатые повесы, с которыми она общалась прежде. Только ей очень хотелось знать, настолько ли охотно они приняли ее в свою компанию, если бы знали об ее отце. * * * Почти месяц спустя после случая с Далой и Гей, в пятницу утром, Анджи оторвал от работы голос из дверей: – Извините, мисс Сен-Клер. Анджи подняла взгляд от заваленного письменного стола. – Да, Джун? Секретарша Риса с ворохом бумаг в руках виновато поморщилась. – Извините, что отвлекаю вас, но вы случайно не знаете, где мистер Вейкфилд? Уже начало двенадцатого, а он еще не давал о себе знать. Может быть, он говорил, что не придет с утра, но я не помню. Анджи нахмурилась. Она уже и сама удивлялась, что Рис не звонил ей, как обычно, раз десять в это утро, но решила, что он слишком занят. – Он не приходил с утра? – Нет. И я не знаю, что делать с этими бумагами. Нужна его подпись. – Но он вчера говорил, что прежде всего надо взяться за лондонское дело. Я все утро ждала, что он меня вызовет. Джун пожала плечами. – Не знаю, что и сказать. Такого с ним раньше не случалось. По крайней мере, за те шесть лет, что я здесь работаю. Анджи работала у Риса только пять месяцев, но не хуже, чем Джун, знала, что не в его обыкновении просто не явиться на работу, не предупредив хотя бы по телефону. Десяток возможных причин пронеслись в мозгу. Ощущая пустоту под ложечкой, она сняла трубку и набрала его домашний телефон. Слушая гудки вызова, она уверяла себя, что слишком серьезно относ