Yoram gorlizki, oleg khlevniuk

YORAM GORLIZKI, OLEG KHLEVNIUKCdld Реaсе:STALIN AND THE SOVIET RULING CIRCLE 1945-1953OXFORD UNIVERSITY PRESS 2004ОЛЕГ ХЛЕВНЮК, ЙОРАМ ГОРЛИЦКИЙ Холодный МИРСталин и завершение сталинской диктатуры INCLUDEPICTURE "C:\\Users\\KRASNO~1\\AppData\\Local\\Temp\\FineReader11\\media\\image2.png" \* MERGEFORMATINET INCLUDEPICTURE "C:\\Users\\KRASNO~1\\AppData\\Local\\Temp\\FineReader11\\media\\image2.png" \* MERGEFORMATINET INCLUDEPICTURE "C:\\Users\\KRASNO~1\\AppData\\Local\\Temp\\FineReader11\\media\\image2.png" \* MERGEFORMATINET INCLUDEPICTURE "C:\\Users\\KRASNO~1\\AppData\\Local\\Temp\\FineReader11\\media\\image2.png" \* MERGEFORMATINET INCLUDEPICTURE "C:\\Users\\KRASNO~1\\AppData\\Local\\Temp\\FineReader11\\media\\image2.png" \* MERGEFORMATINET INCLUDEPICTURE "C:\\Users\\KRASNO~1\\AppData\\Local\\Temp\\FineReader11\\media\\image2.png" \* MERGEFORMATINET INCLUDEPICTURE "C:\\Users\\KRASNO~1\\AppData\\Local\\Temp\\FineReader11\\media\\image2.png" \* MERGEFORMATINET Москва УДК 94(47+57)(082.1)ББК 63.3(2)63 Х55Редакционный совет серии:Й. Баберовски (Jorg Baberowski), Л. Виола (Lynn Viola),А. Грациози (Andrea Graziosi), А. А. Дроздов,Э. Каррер д’Анкосс (Helene Carrere d’Encausse),В. П. Лукин, С. В. Мироненко, Ю. С. Пивоваров,А. Б. Рогинский, Р. Сервис (Robert Service),^ Л. Самуэльсон (Lennart Samuelson), А. К. Сорокин,Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. ХлевнюкХлевнюк О. В., Горлицкий Й.Х55 Холодный мир: Сталин и завершение сталинской диктату­ры / О. В. Хлевнюк, Й. Горлицкий ; [пер. с англ. глав 1,2,6 А. А. Пешкова]. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН) : Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2011. — 231 с.: ил. — (История сталинизма).ISBN 978-5-8243-1536-3На основании архивных документов в книге изучается система высшей власти в СССР в послевоенные годы, в период так называемого «позднего сталинизма». Укрепляя личную диктатуру, Сталин создавал узкие руководящие группы в Политбюро, приближая или подвергая опале своих ближайших соратников. В книге исследуются такие события, как опала Маленкова и Молотова, «ленинградское дело», чистки в МГБ, «мингрельское дело» и реорганизация высшей власти накануне смерти Сталина. В работе показано, как в недрах диктатуры постепенно складывались предпосылки ее отрицания. Под давлением нараставших противоречий социально- экономического развития уже при жизни Сталина осознавалась необходимость проведения реформ. Сразу же после смерти Сталина начался быстрый демонтаж важнейших опор диктатуры.Первоначальный вариант книги под названием «Cold Peace. Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945-1953» был опубликован на английском языке в 2004 г. Новое переработанное издание публикуется по соглашению с издательством «Oxford University Press».УДК 94(47+57X082.1) ББК 63.3(2)63ISBN 978-5-8243-1536-3 © 2004 by Oxford University Press, Inc.© Российская политическая энциклопедия, 2011^ Старой гвардии историков советского периода В. П. Данилову, Р. У. Дэвису, М. Л. ЛевинуВВЕДЕНИЕВ 1970-е годы, вспоминая о методах работы Сталина, один из наиболее верных и осведомленных его соратников, В. М. Молотов, рассказывал: «[...] Стоит вспомнить постановления Совета мини­стров и ЦК. В Совете министров их принимали очень много, в не­делю иногда до сотни. Все эти постановления Поскребышев (по­мощник Сталина. — Авт.) в большом пакете направлял на дачу на подпись. И пакеты, нераспечатанные, лежали на даче месяцами. А выходили все за подписью Сталина [...] Естественно, вопросы вы­яснялись, если они были неясными, но читать ему все эти бумаги, конечно, было бессмысленно. Потому что он просто стал бы бюро­кратом. Он был не в состоянии все это прочитать [...] Сталин спро­сит: Важный вопрос? — Важный. Он тогда лезет до запятой. А так, конечно, принять постановление о том, сколько кому дать на одно, на другое, на третье, — все это знать невозможно. Но централиза­ция нужна. Значит, тут на доверии к его заместителям, а то и нар­комам, членам ЦК»1. Эта практика принятия решений, отмеченная Молотовым, отражала одно из главных противоречий сталинской диктатуры. Укрепляя и оберегая от малейших угроз свою власть, Сталин стремился к максимальной централизации и тщательному контролю. Именно поэтому, несмотря на очевидную нелепость, он сохранял порядок обязательной посылки для согласования тысяч бумаг, которые в большинстве своем не читались и затем отправ­лялись в архив. Здесь был важен принцип, символический смысл и незыблемый ритуал. Ничто не могло пройти мимо вождя. Все, пусть и формально, подлежало его одобрению. Такой была для Сталина идеальная модель диктатуры. Практика была далека от этого идеала. Конверты оставались не­распечатанными, соратникам приходилось верить на слово, внешние обстоятельства оказывались сильнее вождей, даже наделенных са­мой невероятной властью. Однако диктатор не собирался безропот­но сносить эти оскорбительные ограничения. В его распоряжении было не мало мер (прежде всего, репрессивных), которые ослабляли потенциальные угрозы единоличному правлению и удовлетворяли психологическую потребность подозрительного диктатора в ощу­щении безопасности и всевластия. Применение этих мер, однако, лишь в некоторой степени поддерживало прочность диктатуры. В ее недрах, под слоем внушающего страх и поклонение единовластия неизбежно, под влиянием потребностей поступательного развития, формировались и фиксировались практики и устремления, объек­тивно отрицавшие диктатуру. Смерть диктатора открывала путь для их выхода на поверхность и воплощения в жизнь. История послевоенного, «позднего» сталинизма и демонтажа наиболее одиозных опор диктатуры сразу же после смерти Ста­лина дает богатую пищу для изучения перечисленных тенденций в различных областях социально-экономической и политической действительности. Объектом исследования в этой книге являются высшие эшелоны сталинской власти, взаимоотношения Сталина с его окружением, эволюция методов укрепления диктатуры и нарас­тание разлагающих ее «олигархических» тенденций в Политбюро. В книге показана история стареющего мнительного тирана, оза­боченного преданностью соратников и периодически унижавшего их с целью укрепления этой преданности. Такие действия, казалось бы, подтверждают широко распространенное мнение о Сталине тех лет, как о подозрительном, мстительном и непостоянном человеке, переносящем в окружавший его мир собственное душевное состоя­ние. В противовес такой точке зрения в данной книге выдвигается тезис о том, что поведение Сталина было подчинено определенной политической логике. Это была логика не только страдающего от хронических заболеваний диктатора преклонных лет, пытающегося удержаться у власти, но и логика лидера, полного решимости укре­пить свои позиции в мощном социалистическом лагере, сделать бо­лее эффективной в меру своего понимания в принципе негибкую, затратную и разрушительную систему диктаторской власти. Одна из целей данной книги — объяснение этой логики. Отношения Сталина с соратниками и эволюция диктатуры долж­ны рассматриваться в связи с событиями, происходившими в СССР и окружавшем его мире. Первая послевоенная реорганизация в По­литбюро произошла в связи с ухудшением отношений с бывшими союзниками и переориентацией Сталина на борьбу с «преклонени­ем перед Западом». Не успевший разгадать новые намерения вождя его первый заместитель Молотов в конце 1945 года подвергся рез­кой критике за «либерализм» и «заигрывание» с западными партне­рами. Вскоре последовала опала Г. М. Маленкова и Л. П. Берии, тех членов руководства, которые вместе с Молотовым укрепили свои позиции в годы войны. В Политбюро за счет возвращения в ближ­ний сталинский круг А. А. Жданова была создана новая руководя­щая группа — «шестерка». Проведение сталинской политики создания противовесов и уси­ления соперничества в высших эшелонах власти в конце 1946 года знаменовалось увеличением «шестерки» до «семерки» за счет еще одного деятеля, выпавшего из ближнего круга Сталина в годы войны, союзника и бывшего подчиненного Жданова, Н. А. Вознесенского. Это реорганизация сопровождалась атакой против А. И. Микояна, члена руководящей группы военного периода. Все это происходи­ло на фоне сложных процессов восстановления от военной разрухи и разразившегося в 1946-1947 годах страшного голода. Микояна, отвечавшего за продовольственное снабжение, Сталин в какой-то мере сделал «козлом отпущения» за нехватку хлеба. Рост международной напряженности и начало холодной войны в 1946-1947 годах облегчили развязывание кампаний против интел­лигенции, вдохновлявшихся Сталиным. Вслед за появлением горя­чих точек в международных отношениях, прежде всего конфликта вокруг Берлина, Советский Союз ввязался в настоящую войну, обе­спечивая советниками, вооружением и летными экипажами север­ную, коммунистическую, сторону в ходе корейского конфликта. Ко­рейская война наложила существенный отпечаток на внутреннюю политику, усилила гонку вооружений, привела к реорганизации со­ветских правительственных структур под военные нужды. Несмотря на все это, период, начавшийся с победы в войне и закончившийся смертью Сталина, был отмечен для советского ру­ководства ростом уверенности и чувства безопасности. Разгромив нацизм, Советский Союз предстал перед миром мощной и заставля­ющей уважать себя державой. «Война показала, — заявил Сталин на пленуме ЦК ВКП(б) 19 марта 1946 года, — что наш общественный строй очень крепко сидит»2. Это ощущение прочности должно было только усилиться в 1948 году, когда страна получила дополнитель­ную защиту от Запада, благодаря появлению буферной зоны, со­стоящей из восьми государств-сателлитов в Восточной Европе. Еще большее значение имело проведение первого успешного испытания атомной бомбы в 1949 году, почти совпавшее с окончательной по­бедой коммунистов в Китае. В результате, хотя Сталин пользовал­ся трениями с Западом, чтобы «завинчивать гайки» внутри страны, масштабы и жестокость репрессий против «врагов народа», отчасти реальной, но в большей мере воображаемой «пятой колонны» по сравнению с 1930-и годами уменьшились. Массовые репрессии до­поенного образца применялись преимущественно в странах, присо­единенных накануне войны, по-прежнему охваченных масштабной антиправительственной партизанской борьбой. В СССР в целом наблюдалось резкое уменьшение осужденных за так называемые «контрреволюционные преступления». На смену политическим репрессиям пришел огромный рост осуждений по «бытовым» ста­тьям. По этой причине размеры ГУЛАГа не только не сокращались, но росли3. Действительный выигрыш от относительной послевоенной по­литической стабильности получили советские номенклатурные чи­новники. Их численность неуклонно росла. Высшая номенклатура, номенклатура ЦК ВКП(б)-КПСС4, с декабря 1948 года до сентября 1952 года выросла с 40 868 до 52 788 должностей. Это были «сливки» советского общества — партийные и государственные чиновники высшего уровня, генералитет, руководители «творческих союзов» и т. д. Ступенью ниже располагалась категория номенклатурных работников, осуществлявших руководство важнейшими низовы­ми структурами, — номенклатура должностей обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик. На 1 июля 1952 года, также постоянно увеличиваясь, она составляла 352 669 должностей5. Во время чисток 1930-х годов эта привилегированная группа советско­го населения была одной из групп риска, подвергалась столь же бес­пощадному уничтожению, как и другие категории рядовых граждан. Однако в послевоенный период окончательно закрепилась наметив­шаяся перед самой войной тенденция стабилизации номенклатуры. Периодические чистки и аресты чиновников были ограниченными. Принудительная ротация кадров (чтобы не засиживались на одном месте) осуществлялась преимущественно «мягкими», бюрократи­ческими методами — перестановка с должности на должность, от­правка на учебу с последующим предоставлением нового кресла и т. д.6 Все это способствовало укоренению слоя номенклатурных работников, росту их чувства безопасности и корпоративной спло­ченности. В свою очередь, такая сплоченность также стимулирова­ла кадровую стабильность. Даже в случае совершения каких-либо проступков номенклатурный чиновник получал хороший шанс на привилегированное трудоустройство. Средний стаж руководящей работы в одной отрасли функционеров, входивших в номенклату­ру ЦК, достиг в 1951 году 10 лет7. Соответственно усилился про­цесс старения кадров. Если на 1 января 1941 года среди секретарей обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик 49 % со­ставляли работники в возрасте 31-35 лет, то на 1 июля 1952 года таких было только 5,2 %. Соответственно увеличился удельный вес секретарей в возрасте 46 лет и старше. В январе 1941 года их на­считывалось всего 0,7 %, а в июле 1952 года — 36,9 %8. Замедление ротации кадров и старение номенклатуры, ставшее бичом советской политической системы, начиналось, таким образом, при Сталине в послевоенные годы. Этот процесс нашел свое отражение также на высшем уров­не партийно-государственной власти, в том числе в отношениях Сталина с членами Политбюро. Хотя Сталин по-прежнему грубо третировал своих соратников (почти все известные случаи такого рода описаны в этой книге), он редко доходил до крайних мер. За исключением Н. А. Вознесенского, жертвы «ленинградского дела» 1949 года, все члены высшего руководства в целом сохраняли свои позиции. В каком-то смысле Сталин следовал прежней модели по­ведения. Даже в разгар террора Сталин не трогал костяк Политбю­ро, тех заслуженных руководителей, которые долгое время ассоции­ровались с самим Сталиным, и публичное опорочивание которых могло бы повредить его собственной репутации9. Кроме того, Ста­лин менее охотно избавлялся от руководителей высшего ранга, на­ходящихся в расцвете сил. Скорее всего, именно по этой причине молодые и энергичные выдвиженцы Сталина — Г. М. Маленков, Л. П. Берия, Н. С. Хрущев — также сохранили свои позиции. Относительная кадровая стабильность в высших эшелонах вла­сти была важной предпосылкой подспудной «олигархизации» По­литбюро, тренировки навыков «коллективного руководства» у ста­линских соратников. Этот процесс имел несколько аспектов. Важно отметить тенденцию усиления относительной сплоченности выс­ших советских лидеров. Хотя Сталин поощрял конкуренцию среди соратников, их действия в отношении друг друга были достаточно осторожными. Соперничая за близость к вождю и его благосклон­ность, что фактически определяло степень политического влияния, они опасались переходить ту границу во взаимном противостоя­нии, за которой могли последовать репрессивные действия Стали­на. Важным рубежом было «ленинградское дело» 1949 года, в ре­зультате которого были физически уничтожены член Политбюро Н. А. Вознесенский, секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Кузнецов и другие функционеры. Оно наглядно показало, как легко соперничество в верхах в результате вмешательства Сталина перерастает в новую волну насилия с непредсказуемыми последствиями. Каждый мог быть следующим. Инстинкт самосохранения, независимо от личных антипатий, заставлял сталинских соратников действовать осторож­но, сохраняя равновесие сил в руководящей группе. Общая угроза, исходившая от Сталина, объективно была фактором сплочения со­ветских лидеров на основе сдержанности и компромиссов. Еще одной важной предпосылкой усиления потенциала «кол­лективного руководства» была практика делегирования диктато­ром значительной доли полномочий своим соратникам. Причина этого очевидна: возможности Сталина охватить решение всех задач, в принципе не безграничные, еще больше уменьшались по мере уга­сания его физического здоровья. С целью рационализации процес­са управления был предпринят ряд структурных реорганизаций в высших эшелонах власти — в аппаратах Совета министров СССР и ЦК партии. Новые специализированные подразделения (например, отраслевые бюро Совмина, созданные в феврале 1947 года) возглав­лялись соратниками Сталина. Особенно активно заседали руково­дящие коллективные структуры Совета министров — Бюро, Пре­зидиум, Бюро Президиума Совета министров. Причем сам Сталин никогда не принимал участия в деятельности этих органов. Равным образом коллегиально и без Сталина работало Политбюро в перио­ды длительных сталинских отпусков. В 1950-1951 годах руководя­щая группа Политбюро «семерка» в отсутствие Сталина прибегала к использованию тех консультативных механизмов, которые на­поминали практику 1920-х годов. Все это создавало предпосылки для формирования системы руководства, реализовавшейся после Сталина. Хотя общая работа высших советских лидеров без Сталина в Со­вете министров и Политбюро, несомненно, способствовала укоре­нению принципов «коллективного руководства», этот процесс было бы неправильно абсолютизировать. При жизни Сталина политиче­ские тенденции, отрицавшие единоличную диктатуру, так же как и попытки повышения эффективности администрирования могли быть в любой момент подорваны. Консерватизм Сталина, его склон­ность к силовым методам управления, подозрительность и опасения за свою власть делали компромисс диктатора со своим окружением неустойчивым и непрочным. Как и в 1930-е года важнейшим рычагом власти Сталина оста­вались органы госбезопасности, находившиеся под его исключи­тельным контролем. Сталин назначал министрами госбезопасности полностью зависимых от него функционеров, таких, как В. С. Аба­кумов и С. Д. Игнатьев. Когда какой-нибудь член ближнего круга входил в слишком близкий контакт с органами госбезопасности, Сталин принимал решительные меры. В 1946 году со скандалом был снят с поста министра госбезопасности ставленник Берии В. Н. Меркулов. Соответственно, под ударом оказался и сам Берия. Наиболее важные материалы из МГБ поступали исключительно к Сталину. К ним не имели доступа остальные руководители. Моно­польное распоряжение органами госбезопасности обеспечивало контроль Сталину над правящей группой. Соратники Сталина никогда не сомневались в том, что их политическая судьба и фи­зическое существование зависело от воли хозяина. Именно Ста­лин нажимал на рычаги «ленинградского дела» и «дела Госплана», исход которых стал катастрофическим для двух руководителей высшего ранга. Круглосуточное наблюдение за членами Полит­бюро охранявшими их чекистами, исключало возможность каких-либо «сепаратных» действий высших руководителей. Несмотря на это, есть свидетельства, что Сталин приказал установить про­слушивающую аппаратуру в квартирах Ворошилова, Молотова и Микояна10. Проводя в 1945-1951 годах в среднем три месяца в год на раз­личных южных дачах, Сталин старался не выпускать из вида со­бытия, происходившие в Москве. Ежедневно он получал доклады и сообщения по всем интересовавшим его вопросам, принимал посе­тителей. Сталину направлялись проекты постановлений Политбю­ро и Совмина, требующих его одобрения. Он вел достаточно актив­ную, хотя и не такую активную, как в довоенный период, переписку с соратниками при помощи шифротелеграмм и телефонограмм по линии правительственной связи. Нередко именно в период отпу­сков Сталин предпочитал принимать наиболее суровые меры по ка­дровым вопросам и делать выговоры высшим руководителям. Зная это, бывший министр госбезопасности Абакумов, умоляя Берию и Маленкова о помощи, писал им: «Может быть, было бы лучше за­кончить всю эту историю (расследование дела Абакумова. — Авт.) до отъезда тов. Сталина в отпуск? Говорю это потому, что иногда в период отпуска некоторые вопросы решались острее»11. Приученное к непредсказуемым реакциям Сталина, его окружение проявля­ло сдержанность и осмотрительность даже тогда, когда хозяина не было в Москве. Как и в 1930-е годы, Сталин твердо требовал от своего окружения абсолютной преданности, периодически испытывая ее при помощи репрессий против друзей, сотрудников и даже близких родственни­ков членов Политбюро. Так он поступил, например, с Молотовым, арестовав его жену. Демонстрируя силу, Сталин мог передвигать со­ратников с должности на должность, отнимать у них определенные полномочия. Приспосабливая работу Политбюро к своим целям и ритму жизни, Сталин определял распорядок и место заседаний, соз­давал руководящие группы внутри Политбюро, отсекая от его дея­тельности формальных членов Политбюро, впавших в немилость. Антиподом регламентированной, действенной и предсказуемой си­стемы власти были сталинские политические кампании. Их целью, как правило, было усиление «дисциплины» или «бдительности», выявление «врагов». Конкретные мишени кампаний обычно были произвольными и неопределенными. Большинство таких кампаний, запускавшихся под фанфары пропагандистской машины, наносили значительный урон, в том числе расстраивали работу бюрократиче­ских систем. Позднесталинская система руководства и управления таким об­разом развивалась под воздействием двух противоречащих друг другу тенденций. Одна из них предполагала создание специализи­рованных и регулярных бюрократических структур, нацеленных на повышение отдачи советской экономики. Другая была связа­на с развитием диктатуры, исходила из приоритетности личной преданности функционера вождю и имела преимущественно ре­прессивный неформальный характер. Эта тенденция подрывала систему регламентированной бюрократии. Попытки Сталина со­вместить эти две тенденции характеризуются в данной книге как «неопатримониальные»12. Традиционная концепция патримониального государства осно­вывалась на представлении о том, что патриархальная власть — власть хозяина над своим хозяйством — может быть применена и в сфере управления большой политической общностью. Такого рода системы характеризовались такими формами бюрократического администрирования, которые в основных параметрах отличали их от «рационально-легальных» бюрократий. Вместо четко опреде­ленных сфер ответственности в патримониальных административ­ных аппаратах наблюдались постоянная смена задач и властных полномочий, произвольно даруемых правителем. При отсутствии четкого разделения сфер ответственности не существовало бю­рократического отделения частного от публичного. Отправление властных полномочий таким образом было дискреционным, рас­сматривалось как «частное» дело лидера13. Как мы увидим, стрем­ление Сталина облекать официальные заседания в форму личных встреч и тасовать подчиненных вполне вписывается в данную концепцию. Методы контроля Сталина над процессом принятия решений можно охарактеризовать как интервенции без правил. Подчиненные диктатора никогда не знали, какой вопрос и в какой момент может вызвать его интерес и непредсказуемую реакцию. Это позволяло Сталину держать аппарат и свое окружение в на­пряжении, заменять отсутствие детального реального контроля (не­возможного в принципе) перманентной угрозой такого контроля. Хотя не ограниченная правилами патримониальная власть Стали­на совмещалась с достаточно рациональными и предсказуемыми формами принятия решений на других уровнях управленческой иерархии, патримониальная и более современная бюрократическая составляющие системы постоянно входили в противоречие друг с другом. Огромная власть диктатора, его преклонный возраст и пошат­нувшееся здоровье были потенциально смертельно опасным сочета­нием. Ряд действий Сталина к концу жизни заставил строить пред­положения, что у него, возможно, появились проблемы с психикой. Широко известны, например, публичные и маловразумительные нападки Сталина на своих самых старых товарищей, Молотова и Микояна, в октябре 1952 года. Впрочем, несмотря на значительную долю иррациональности, у этих поступков была определенная ло­гика. На закате дней Сталин явно опасался своих старших соратни­ков, особенно Молотова, в качестве естественных преемников, спо­собных при определенных условиях перехватить реальную власть у стареющего вождя. Их открытая дискредитация на пленуме ЦК и разбавление высшего руководства более молодыми функционерами были способом решения этой проблемы. Избавившись от угроз более ранних периодов, Советский Союз после войны приобрел статус сверхдержавы. Впрочем, мир, который страна и ее руководство так отчаянно пытались обрести во время Великой Отечественной войны, оказался холодным и пугающим. Это был мир, постоянно балансировавший на грани острых между­народных конфликтов и массового государственного насилия вну­три страны. Постоянные политические кампании, призванные укре­плять бдительность, единомыслие и лояльность, в конечном счете преследовали цель укрепления страны в качестве сверхдержавы и сохранения во главе этой сверхдержавы диктатора, несмотря на его физическое дряхление. Для Сталина приверженность этим двум принципам была краеугольным камнем его политики. Эта книга — отнюдь не первая работа о сталинской диктатуре по­слевоенного периода. Уже несколько десятилетий назад появились ценные и информативные исследования, вынужденно основанные преимущественно на материалах советской прессы. По ряду вопро­сов в этих работах были сделаны важные и удивительно правильные наблюдения, подтверждаемые сегодня архивными источниками14. По мере открытия архивов советского периода начали выходить работы о высших эшелонах власти и сталинской внутренней по­литике, основанные на документах, а также публикации докумен­тов15. Значительно углубились наши представления о послевоенной международной ситуации, «холодной войне» и сталинской внешней политике16. Продолжая эти исследования, наша книга вместе с тем оспари­вает ряд положений, распространенных в литературе. Прежде все­го, мы не обнаружили свидетельств в пользу разного рода версий о заговорах соратников против Сталина, о фактическом устранении его от власти в последний период жизни17. Нам не удалось обнару­жить также следы деятельности устойчивых «фракций» соратников Сталина, связанных «умеренными», «либеральными» программа­ми или признаки самостоятельных действий членов Политбюро по принципиальным вопросам18. Там, где они не были обусловлены текущими «вермишельными» служебными делами, политические «позиции» членов высшего советского руководства неизменно фор­мировались как реакция на указания или намеки вождя. Это, конечно, не означает, что Сталин решал все, а его соратники не имели собственных (иногда даже отличавшихся от сталинских) представлений о неотложных решениях в отдельных сферах. Замет­ная технократическая тенденция, коренившаяся в желании повы­сить экономическую и военную мощь страны, нашла отражение в попытках рационализации управления и делегировании полномо­чий, прежде всего правительственному аппарату. Именно в таком контексте постепенно восстанавливалась практика «коллективно­го руководства», полностью реализованная только после смерти Сталина. К концу жизни Сталина, как показано в 5-й главе, члены высшего руководства под давлением объективных потребностей социально-экономического развития все больше осознавали необ­ходимость реформ в отдельных сферах и порочность консерватив­ной политики Сталина, направленной на предотвращение любых перемен. Однако пока Сталин был у власти, они избегали проявлять инициативу. В общем хотя некоторые исследователи, такие, например, как Т. Ригби, предполагали, что после войны «все институты постепен­но растворились в кислоте деспотизма» и что «были предприняты лишь минимальные усилия для того, чтобы обратить вспять атро­фию официальных органов власти и на партийном и на государ­ственном уровне»19, это было далеко не так. Рутинные и официаль­ные заседания различных структур во многом характеризовали этот период даже в высших эшелонах политической системы. В противо­положность исследованиям, в которых излагается тезис об общей радикализации политики в послевоенный период, в нашей книге предполагается, что в отношении управленческой практики и даже обсуждения ряда важных политических проблем это было время от­носительного равновесия и институциональной консолидации20. Наша книга основана на изучении архивных документов. В Рос­сийском государственном архиве социально-политической исто­рии (РГАСПИ) наши основные усилия были сосредоточены на исследовании материалов Политбюро, прежде всего протоколов его заседаний. В отличие распространенной до сих пор практики использования подписных протоколов — машинописных текстов, являвшихся конечным результатом подготовки и принятия реше­ний (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3), мы опирались в основном на под­линные протоколы (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163). Они гораздо лучше отражают динамику принятия решений, так как во многих случа­ях содержат проекты постановлений, отметки о голосовании, по­правки вносимые Сталиным или другими членами Политбюро. В РГАСПИ мы также изучали различные материалы и переписку в личных фондах Сталина и его соратников — Молотова, Микоя­на, Жданова, Маленкова, Кагановича. В Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ) мы широко пользовались фон­дами Совета министров — постановлениями и материалами к ним (ГА РФ. Ф. Р-5446). В Российском государственном архиве эко­номики (РГАЭ) мы получили информацию об экономическом раз­витии СССР в послевоенные годы и о работе ключевых экономи­ческих ведомств страны. Протоколы заседаний Президиума ЦК КПСС, созданного в октябре 1952 года, изучались в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ). Ценным источником для исследования деятельности руководящих струк­тур правительства были протоколы заседаний Бюро, Президиума, Бюро Президиума Совета министров СССР, хранившиеся в Архи­ве Правительства Российской Федерации. Некоторые материалы о структуре высших органов власти и организации делопроизвод­ства были изучены в Архиве Президента Российской Федерации (АП РФ). Мемуары и дневниковые записи, опубликованные в последние годы, позволяют исследовать некоторые неформальные взаимо­отношения в высшем советском руководстве, а также события, не получившие отражение в архивных документах, дополняя извест­ные воспоминания Н. С. Хрущева21. Дополнением к мемуарным ис­точникам стали интервью с сыном А. А. Жданова и одним из ру­ководителей аппарата ЦК ВКП(б) при Сталине Ю. А. Ждановым, помощником Г. М. Маленкова Д. Н. Сухановым, заведующим секре­тариатом Министерства юстиции СССР Н. Ф. Чистяковым. * * * Эта книга, выходящая теперь в серии «История сталинизма», подготовлена в результате переработки более раннего издания, вы­шедшего семь лет назад22. Как и любое исследование, построенное на документах, данное потребовало многолетней работы в архивах по выявлению и изучению источников. Значительная часть таких архивных изысканий была проделана в рамках проекта «Докумен­ты советской истории», созданного благодаря усилиям А. Грациози еще в начале 1990-х годов. Вместе с коллегами-архивистами Л. П. Кошелевой, Л. А. Роговой, С. В. Сомоновой, М. Ю. Прозумен- щиковым, М. И. Минюком был подготовлен сборник документов «Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет министров СССР. 1945-1953» (М., РОССПЭН, 2002). Большую помощь нам оказали Г. В. Гор­ская и Г. А. Юдинкова. Работа над книгой была бы невозможна без щедрой поддержки наших семей, друзей и коллег. Мы хотели бы сердечно поблагода­рить Джона Барбера, Дитриха Байрау, Алена Блюма, Дерека Ватсо­на, Клауса Геству, Александра Горлицкого, Пола Грегори, Алексан­дра Данилова, Елену Зубкову, Мелани Илич, Владимира Козлова, Эвана Модели, Александра и Дмитрия Мысливченко, Никиту Пе­трова, Арфона Риза, Якова Рой, Джереми Смита, Рона Суни, Робер­та Такера, Стивена Уайта, Дональда Фильтцера, Марка Харрисона, Южина Хаски, Владимира Хаустова, Джулию Хесслер. Питер Соломон сделал блестящие комментарии к ранней версии 2-й главы. Мы также чрезвычайно признательны Шейле Фитцпа­трик за поддержку на различных этапах нашей работы. В издатель­стве Оксфордского университета мы с удовольствием работали с Сюзан Фербер, чей энтузиазм и редакторский опыт немало спо­собствовали подготовке первой версии этой книги. Мы благодарны А. А. Пешкову, который перевел на русский язык разделы книги, первоначально написанные на английском языке. Г. Л. Бондарева, наш постоянный и доброжелательный редактор, провела нас по не­простому пути превращения рукописи в книгу. Мы рады, что русская версия книги выходит в издательстве «РОССПЭН», с которым нас связывает многолетнее сотрудниче­ство. Особую благодарность мы хотели бы выразить генеральному директору издательства А. К. Сорокину. Всегда и во всем мы ощущали тепло и надежность наших семей­ных очагов, неоценимую поддержку Веры и Ханны, Кати и Даши. Мы посвятили книгу Виктору Петровичу Данилову, Михаилу Львовичу Левину и Роберту Уильямовичу Дэвису, патриархам на­шего ремесла, которых связывала многолетняя дружба и сотрудни­чество. Они были и будут для нас образцом профессионализма и преданности науке. Глава 1. ВОССТАНОВЛЕНИЕ «ПОРЯДКА»Ежедневная нагрузка на Сталина во время Отечественной вой­ны превосходила даже самые тяжелые испытания 1930-х годов. У находившегося на пяти высших должностях Сталина23 не было иного выбора, кроме как делегировать ответственность за отдель­ные сферы управления своим коллегам по Политбюро. Эти лидеры, в особенности те, кто входили в Политбюро и созданный во время войны Государственный комитет обороны (ГКО)24, получили доста­точно широкие полномочия и могли решать многие оперативные военно-экономические вопросы по своему усмотрению. В резуль­тате соратники Сталина во время войны напоминали скорее полусамостоятельных лидеров начала 1930-х годов, чем запуганных и задавленных членов Политбюро периода террора конца 1930-х. Возросло также влияние советских военачальников, символом чего было особое положение маршала Г. К. Жукова, заместителя Сталина как Верховного главнокомандующего и наркома обороны СССР. Даже незначительное усиление позиций высших советских ру­ководителей, своеобразная тенденция «олигархизации» власти, противоречили принципам единоличной диктатуры. Подозри­тельное отношение Сталина к соратникам усиливали его субъек­тивные ощущения усталости и старости, а также многочисленные слухи о его болезни и предстоящем отходе от дел. В течение перво­го послевоенного года Сталин провел ряд жестких атак против всех членов советской руководящей группы. Эти атаки, целью которых было восстановление суровых патриархальных отношений конца 1930-х, еще раз заставили соратников присягнуть на верность Ста­лину. Оптимизируя практику своего участия в управлении стра­ной, Сталин осуществил административные реорганизации. Мно­гие вопросы оперативного руководства передавались различным инстанциям, в работе которых сам Сталин не принимал участия. Это позволяло ему сконцентрироваться на более узком круге по­литических вопросов — государственной безопасности, идеологии, внешней политике. Последняя, как обычно, оказывала заметное воздействие на вну­триполитический курс. Сравнительно узкие дискуссии, посвящен­ные проблемам отдельных стран, преобладавшие на Потсдамской конференции и последовавшей за ней встрече министров иностран­ных дел в Лондоне в сентябре 1945 года, к весне 1947 года перерос­ли в полномасштабный идеологический конфликт между двумя противоборствующими лагерями. Развязывание холодной войны оказало огромное влияние на характер принятия решений на выс­шем уровне, породило одержимость секретностью и антизападную истерию. Международные конфликты и прекращение помощи от союзни­ков, более того, необходимость материально поддерживать новых восточно-европейских сателлитов, ухудшали положение разрушен­ной войной страны. Наиболее трагическим проявлением страшной разрухи и страданий был голод 1946-1947 годов. От голода умерли более миллиона человек. Еще около 4 млн человек перенесли раз­личные эпидемические заболевания, вызванные голодом. Из них еще около полумиллиона умерли25. Война и голод вызвали увели­чение детской беспризорности, уголовной преступности и других отрицательных социальных явлений. В странах, вошедших в состав СССР накануне войны (Латвия, Литва, Эстония, Западная Украи­на и Белоруссия, Молдова), продолжались антиправительственные партизанские действия. Это сохранявшееся напряжение в стране не привело, впрочем, к кардинальным изменениям в высших эшелонах власти. Напротив, когда давление, вызванное войной, ослабло, Сталин выбрал бес­кровное возвращение к тому балансу си