На правах рукописиИВАНАЙНЕН Ольга Викторовна«АЗЪ» ЛЕТОПИСЦА В «ПОВЕСТИ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ», ЕГО ВАРИАНТЫ И СПОСОБЫ ВЫРАЖЕНИЯСпециальность 10.01.01 Русская литератураАвторефератдиссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наукОрёл – 2010 Работа выполнена на кафедре истории русской литературы ХI – ХIХ вв. филологического факультета ГОУ ВПО «Орловский государственный университет»Научный руководитель: Шайкин Александр Александрович, доктор филологических наук, профессор^ Официальные оппоненты: Конявская Елена Леонидовна, доктор филологических наук, профессорПервушин Михаил Викторович, кандидат филологических наук, доцентВедущая организация: ГОУ ВПО «Тверской государственный университет»Защита состоится 20 января 2011 года в 12.00 часов на заседании диссертационного совета Д. 212.183.02 при Орловском государственном университете по адресу: 302026, г. Орёл, ул. Комсомольская, д. 95.С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Орловского государственного университета.Автореферат разослан «___» декабря 2010 года.Учёный секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент А.А. Бельская^ ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ Общетеоретические исследования по проблеме «автора» базируются, как правило, на творчестве писателей Нового времени (М.М. Бахтин, В.В. Виноградов, Б.А. Успенский, Ю.В. Манн, Б.О. Корман, В. Шмид), поэтому разрабатываемый понятийный аппарат оказывается плохо применим к литературе Древней Руси. Достаточно указать на разграничение между древнерусской и новой литературами по категориям вымысла/достоверности, чтобы осознать, что такие термины, как «сюжет», «образ героя», «образ автора» имеют в этих типах литератур разное наполнение.В аспекте авторства специфика древнерусских произведений не только в том, что значительная их часть анонимна, но и в том, что древнерусскому автору не свойственно индивидуальное авторское сознание, известное нам по литературе нового времени. Но это обстоятельство должно не снимать проблему, а направлять исследование к изучению иных форм авторского сознания. Между тем, в установившемся представлении «о едва ли не полном отсутствии авторского самосознания у древнерусских писателей» Е.Л. Конявская видит причину того, что вопросы «авторского комплекса» «принадлежат к наименее изученным в современной медиевистике»1. Не способствует решению проблемы отсутствие общепринятой терминологии, разнотолки в определении ключевых понятий авторского комплекса и в их соотношении. С.С. Аверинцев, выясняя лексическую этимологию слова «авторство», приходит к заключению, что «у истоков» его значение смыкается с понятием «авторитет», т.е. для архаического сознания имя «автора» есть знак «авторитета»2.Применительно к «Повести временных лет» (далее ПВЛ) сложно решаемым остаётся сопряженный с авторством вопрос о целостности летописного текста как литературного произведения, как и вообще его отнесённости в числе других древнерусских памятников собственно к «литературе». «Сводный» характер летописей, «жанровая пестрота», отсутствие «единого» автора обусловили то, что господствующими в науке остаются историческое и текстологическое направления (иногда объединённые в историко-текстологическое). Текстологи пытаются отыскать, реконструировать реальные летописные своды или слои и, по возможности, атрибутировать их, определение сводов делается на основе всякого рода стыков, вставок, перестановок. «Шахматовский метод» имеет многочисленных прямых последователей (Д.И. Абрамович, Н. Серебрянский, М.Д. Присёлков, Д.С. Лихачёв, Б.А. Рыбаков), но даже и критики тех или иных конкретных шахматовских построений (С.А. Бугославский, В.М. Истрин, Л.В. Черепнин, А.Н. Насонов, А.Г. Кузьмин, Л. Мюллер, А.В. Поппэ) используют метод А.А. Шахматова как базовый. Новые методы определения авторства, в рамках всё того же текстологического («реконструктивистского») направления, предлагают современные исследователи. Л.В. Милов берёт за основу формально-количественную методику. А.А. Гиппиус использует лингвистический аспект – архаичные или новые грамматические формы. Методика стратификации текста, опробованная А.А. Гиппиусом, легла в основу гипотетических построений С.М. Михеева. С позиции «идеологии» летописца осуществлял отбор и атрибуцию текстов М.Х. Алешковский. А.Л. Никитин в поисках очередного соавтора ПВЛ исследует индивидуальные особенности его стиля, излюбленные «словечки» и манеру полемизировать с невидимыми оппонентами.Одним из первых с собственно литературной стороны подошёл к изучению ПВЛ М.И. Сухомлинов. Ему принадлежат существенные наблюдения над стилистикой летописного текста, в сравнительно-типологическом аспекте ученый исследовал особенности литературной манеры древних писателей (русских летописцев, Григория Турского, Ламперта Херсфельдского, Козьмы Пражского); его замечания о жанровых формах летописных статей были развиты в исследованиях И.П. Хрущова, И.П. Ерёмина, О.В. Творогова. Литературоведческий подход, предполагающий изучение ПВЛ как реально существующего «целого» текста, исследование «автора» как литературной, текстовой категории были продолжены А.А. Шайкиным3. По его мнению, прежде чем появится возможность категориальной характеристики древнерусского автора, необходимо провести немало эмпирических исследований, выявляющих типовые случаи авторских экспликаций, их идеологию, способы и формы авторского присутствия в древнерусских текстах. Попытки объединить традиционную текстологическую методику с собственно литературоведческим подходом впервые наметились в исследованиях Д.С. Лихачёва и И.П. Ерёмина. Между тем, абсолютизация «погодного принципа» привела учёных к выводам о «допрагматическом», «фрагментарном» мышлении летописцев, проявившемся в характере и способах оценки летописных персон и событий. Отталкиваясь в своих построениях от теории «фрагментарности», концентрируясь на «противоречиях», «швах», «загадках» летописного текста, ни И.П. Ерёмин, ни Д.С. Лихачёв так и не смогли оторваться от традиционных текстологических подходов. Выражая неудовлетворённость сегодняшним состоянием медиевистики, нерешённостью многих вопросов «авторского комплекса», Е.Л. Конявская обращается к изучению особенностей авторского самосознания и выявлению форм авторского присутствия в летописных текстах. С точки зрения этнического самосознания древних авторов анализируют летописные сообщения ПВЛ Н.И. Толстой и В.М. Живов. Вопрос о специфике авторского самовыражения в ПВЛ был поднят в работе В.Ф. Харпалёвой. Исследовательница предлагает рассматривать некоторые типы авторских ремарок как своеобразный способ организации структуры летописного текста в единое целое. В последнее время возрастает интерес к герменевтическому направлению в изучении древних текстов и их авторов. В ряду таких исследователей назовём С.Я. Сендеровича, Р. Пиккио, И.Н. Данилевского, которые предлагают рассматривать текст ПВЛ в контексте Священной истории. С точки зрения эсхатологизма объясняются «характерные черты древнерусского летописания», авторские интенции. В работах А.С. Дёмина актуализируются особенности повествовательной манеры летописцев. Попытки систематизации текстовых сообщений ПВЛ, помеченных авторским присутствием, предпринимались ещё с конца XIX века (см., например, работы И.И. Срезневского) и продолжаются по сей день (в частности, в исследованиях П.П. Толочко). Но цель таких научных разысканий – определение времени написания летописных статей и имени их составителя. В своём исследовании мы стремимся уйти от атрибутирования пластов текста ПВЛ тому или иному летописцу и предпринимаем попытку изучения «автора» как литературной категории, т.е. изучению того, в каких формах, в каких экспликациях предстаёт автор летописи; в каких ситуациях преодолевается безличность летописного изложения, и текст окрашивается той или иной авторской оценкой, пронизывается субъективизмом. В стремлении к «размежеванию» наслоений и выявлению индивидуальных особенностей того или иного летописца учёные-текстологи несколько преувеличивают их «разность», в то время как средневековая литература ориентирована на традиционность, повторяемость. Актуальность нашего исследования продиктована назревшей в науке необходимостью категориальной характеристики древнерусского автора, которая невозможна без системных исследований литературоведческой направленности по проблеме автора-летописца. ^ Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые осуществляется анализ, систематизация и классификация разных форм авторских проявлений в тексте ПВЛ. ^ Объект исследования – способы выражения авторских экспликаций в ПВЛ.Предмет исследования – авторские экспликации в ПВЛ.Материалом для нашего исследования послужил текст ПВЛ в издании: Повесть временных лет. Ч.1. Текст и перевод. Подготовка текста Д.С. Лихачёва и Б.А. Романова / Под ред. чл.-корр. АН СССР В.П. Адриановой-Перетц. – М.-Л., 1950.^ Цель диссертации – выявление и классификация типовых случаев авторских экспликаций в тексте ПВЛ, их осмысление в контексте идейно-художественного строения произведения.В соответствии с целью диссертации определены основные задачи: выработать методику обнаружения и фиксирования авторских экспликаций; произвести отбор и анализ текстовых сообщений в соответствии с классификационными требованиями; классифицировать авторские экспликации по способам и формам выражения.^ Методологическая база работы складывалась на основе трудов М.И. Сухомлинова, И.И. Срезневского, И.П. Ерёмина, Д.С. Лихачёва, О.В. Творогова, Е.Л. Конявской, А.С. Дёмина, С.Б. Чернина, А.А. Шайкина и ряда других учёных, а также монографий, научных сборников, словарей, статей, вводящих в научный оборот используемые нами литературоведческие термины и понятия. В работе используются историко-литературный и теоретико-литературный методы анализа.^ Теоретическое значение диссертации состоит в том, что её материалы и результаты делают более полными и точными наши представления о литературном облике создателей ранней русской летописи, а также могут послужить основанием для дальнейших научных исследований по проблеме автора в текстах древнерусской словесности. ^ Практическая значимость исследовательской работы заключается в том, что её основные положения могут быть использованы при разработке лекционных курсов, учебных пособий, спецкурсов и семинарских занятий по курсу древнерусской литературы. ^ Положения, выносимые на защиту:Для определения способов обнаружения, фиксирования авторских экспликаций разработан метод семантического и лексического отбора текстовых сообщений, обладающих признаками оценочности, субъективности, включённости авторской позиции в структуру повествования. В качестве вспомогательного методологического приёма использован метод «аналогов-контекстов» (А.С. Дёмин). В ходе анализа текста ПВЛ обнаружены прямые (очевидные) формы авторских экспликаций, объединённые в группу «очевидческих» текстов; косвенные (неявные) формы, выявленные в оценках, интонациях и составившие группу «аксиологических» текстов; внешние (словесные) формы. На основе разных форм авторских экспликаций выделены две классификации: а) семантическая; б) внешних (словесных) форм. «Очевидческие» тексты характеризуются рядом признаков: прямыми сообщениями автора о себе; высказываниями от 1-го лица; личностной позицией («аз-позицией»); субъективно-эмоциональными откликами на происходящее; полемической запальчивостью; апелляцией к свидетелям для утверждения достоверности/ложности факта; «художественным настоящим» как формой авторского присутствия. Проявление эмоционального авторского начала соответствует в «очевидческих» текстах переключению рассказа в план 1-го лица, сменой пространственно-временных точек зрения (от внешнего наблюдателя к непосредственному участнику), употреблению бытовой лексики, эмоциональной реакции на события, усиленной детализации изображения, увеличению заимствований из Священного Писания, служащих для выражения личных чувств.«Анонимность» как специфическая черта древнерусских памятников есть следствие более широкого явления – некоего коллективного авторского сознания, позиции не столько «аз», сколько «мы». Такая коллективная точка зрения, или «мы-позиция» в большей степени свойственна «аксиологическим» текстам, характерной чертой которых является наличие безусловной оценочности, внутренней авторской сопричастности. Наряду с характерными способами комментирования должно констатировать приёмы, не укладывающиеся в рамки «традиционалистского типа художественного сознания» (выражение Е.Л. Конявской), как то: изображение «психологического состояния» персонажей, переключение внимания с «поступка» как конечного результата на «процесс», на «путь к поступку» (выражения А.А. Шайкина). К числу внешних (словесных) авторских проявлений отнесены авторские ремарки, цитации, пояснения, которые выполняют в тексте пространственно-временную, информативную, соединительную функции, служат для актуализации знаковых событий и явлений, решают задачи художественного плана. Летописная система оговорок позволяет говорить о целостном авторском восприятии текста, умении «сопрягать события разных лет», сочетать повествование по источникам с личными наблюдениями. Выявлены основные формы выражения авторского сознания в ПВЛ: автор-повествователь, автор-очевидец (участник) описываемых событий, автор-комментатор. Представлены следующие варианты авторской позиции: «аз-позиция» («личностная» позиция), «мы-позиция» (коллективная позиция), «общая позиция-оценка» (автор=герой), позиция «внутри события», «минус-позиция». Апробация работы. Основные положения исследования, главы диссертации обсуждались на аспирантских семинарах и на заседаниях кафедры истории русской литературы XI – XIX веков Орловского государственного университета, были представлены в докладах на региональных, всероссийских и международных конференциях в гг. Москве, Санкт-Петербурге, Омске, Костроме, Орле, изложены в семи публикациях. ^ Структура диссертации подчинена системному принципу в рассмотрении проблемы. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения. Объём работы – 236 страниц, библиография содержит 165 наименований. ^ ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫВо Введении обосновывается выбор темы, её актуальность, научная новизна, обзорно излагается история вопроса, определяются цели и задачи исследования, методологическая база, теоретическое значение, практическая значимость и структура работы.В главе первой «Летописец – очевидец» рассматривается разряд «очевидческих» текстов ПВЛ, их структура, характерные признаки.В § 1 – «Прямые сообщения автора о себе» – анализируются экспликации, содержащие авторские самоупоминания.Тексты с прямым сообщением автора о себе встречаются в ПВЛ в летописных статьях 1051, 1091, 1093 и 1110 гг., связаны в основном с Киево-Печерским монастырём и именем Феодосия Печерского. Свою причастность к описываемым событиям летописец отмечает в отступлении о казнях Божьих 1093 года, осознаёт «авторские права» в отношении рассказа о Печерском монастыре и Летописца в целом. Для авторских самоупоминаний характерно использование самоуничижительных топосов: худый и недостойный рабъ; азъ грhшный; грhшный твой рабъ и ученикъ. Рассматривая подобные формулы в контексте проблемы авторского самосознания в литературе Древней Руси, Е.Л. Конявская отмечала глубокие традиции такой «скромности» и предостерегала от чрезмерного доверия к авторскому самоуничижению: «традиционный образ автора – «недостойного» и «неразумичного» – нельзя воспринимать слишком буквально и отождествлять с внутренним самосознанием древнерусского писателя»4. Наиболее характерна для ПВЛ ориентированность самоуничижительной формулы на духовную незрелость, проистекающую от неопытности, юного возраста. Крайне редко авторская «скромность» соотносится с профессиональным несовершенством. В некоторых случаях наблюдается трансформация авторской «греховности» в «корыстные» самоупоминания. Элементы авторского эгоцентризма содержатся в заключительных словах хвалебной речи Феодосию (1091 г.), где книжник просит своего духовника помолиться не за всех христиан, а только за себя, и в авторской приписке игумена Сильвестра (1110 г.). Колофон Сильвестра, в котором «нет ни одной формулы, приличествующей скромному труду копииста», позволяет А.П. Толочко отнести его в разряд летописателей5. Проведённый анализ экспликаций, содержащих авторские самоупоминания, делает предположение А.П. Толочко заслуживающим внимания. В § 2 – «Летописец – очевидец, участник событий» – анализируются летописные рассказы, написанные с позиции непосредственного очевидца (участника) событий.«Очевидческие» тексты показательны с точки зрения авторского самовыражения. Большинство из них обнаруживаются в печерских известиях: в рассказе о жизни киево-печерских подвижников (1074 г.); о перенесении мощей Феодосия Печерского (1091 г.); о нападении половцев под предводительством Боняка на Печерский монастырь (1096 г.), а также в Повести об ослеплении князя Василька Теребовльского (1097 г.). Документальность рассказам, написанным по личным впечатлениям, придают событийные подробности, фактологические нюансы, бытовые детали, доступные непосредственному наблюдателю и участнику. Привлекаются свидетельства других лиц. ^ Характерные признаки таких текстов: прямое выражение авторской позиции («аз-позиция»); использование местоимений и глаголов в форме 1-го лица ед. и мн.ч.; наличие разноплановых точек зрения (реального участника, самовидца, внешнего, стороннего наблюдателя); переходы от беспристрастного повествования (от 3-го лица) к эмоциональным рассказам (от 1-го лица); субъективная реакция на происходящее; оценки дидактического характера. В § 3 – «Информаторы летописца» – рассматриваются тексты, основанные на свидетельствах исторических лиц.Возникавшие в процессе летописания информационные пробелы восполнялись за счёт различных источников, в частности свидетельств информаторов. Доказательную принадлежность к летописным известиям обнаруживают только информаторы, самолично названные автором: Ян, Исакий, Гурята Рогович, ладожский посадник Павел и другие ладожане (без указания конкретных имён). Наиболее ценными и самыми упоминаемыми в ПВЛ информаторами представлены Вышата и его сын Ян. Последний выступает на страницах летописи в числе мужей смышлёных, дающих князю правильные, с точки зрения летописца, советы; обнаруживает знакомство с Феодосием; удостаивается некрологической похвалы. Функции персонажа ПВЛ и информанта совмещает печерский черноризец Исакий. Тексты, основанные на свидетельствах исторических лиц, имеют устное происхождение, а их включение в летопись обусловлено стремлением автора к безусловно достоверной информации. Установлены следующие характерные признаки таких текстов: прямые сообщения автора о себе; использование местоимений и глаголов в форме 1-го лица ед.ч.; указание на реальных информантов; ссылки на авторитетные источники; полемическая запальчивость; субъективизм, эмоциональные реакции; выражение авторских позиций «послуха», самовидца; применение полярных точек зрения (всезнающего повествователя, некомпетентного читателя). В § 4 – «Летописец – возможный очевидец, участник событий» – анализируются летописные рассказы, написанные с позиции вероятного очевидца (участника) событий. Выделенная группа текстов аргументирована подробным изложением летописного материала; авторской позицией включённости; наличием примет практической одновременности события и его письменной фиксации при отсутствии высказываний от первого лица, прямых сообщений автора о себе, удалённости большинства известий от времени работы средневекового книжника на несколько веков, наличии фольклорных истоков. Тематически такие экспликации объединяются в группы текстов о завоевательных походах, военных битвах, междоусобных конфликтах, захоронении князей, перенесении мощей святых. К ранним летописным сообщениям, обладающим признаками «очевидческих» текстов, применимо понятие «художественное настоящее», или «изобразительное настоящее», когда «действие, происходящее в прошлом, изображается, как происходящее сейчас» (наблюдения А.А. Шайкина). С позиции живого свидетеля описаны: убийство самозваных князей Аскольда и Дира 882 г.; смерть Олега 912 г.; поход Игоря на Византию 941 г.; мщения Ольги 945 г.; осада Киева печенегами 968 г.; первое братоубийственное междоусобье 977 г. и т.д. Из более поздних летописных известий отметим убийство половецких послов во главе с Итларем 1095 г., гибель Мстислава 1097 г., перенесение мощей святых Бориса и Глеба 1072 и 1115 гг. Кроме обозначенных, к характерным признакам «очевидческих» текстов отнесем, выражение авторской позиции «внутри события»; наличие разноплановых точек зрения (реального участника, самовидца, внешнего, объективного наблюдателя); фактологическую точность, детализацию изображаемого; субъективные реакции на происходящее; оценочность. В § 5 – «Знамения как свидетельства очевидца» – анализируются сообщения об экстремальных природных явлениях, описанные с позиции непосредственного наблюдателя.Летописцы, уделявшие пристальное внимание документированию событий, вносили в летопись сведения об экстремальных природных явлениях, основанные, как правило, на собственных наблюдениях или полученные от информаторов из других земель. К ним относятся рассказы о затмениях, кометах, полярных сияниях, грозах, жаре, голоде, граде, землетрясениях, нашествиях саранчи, необычном поведении животных и птиц. Все явления фиксировались либо по горячим следам, либо по истечении небольшого промежутка времени, на что указывают устойчивые формулы «В си же времена». Летописец отдаёт предпочтение лично наблюдаемым природным явлениям, которые требуют повышенного внимания и осмысления. При этом к предсказаниям волхвов летописец-христианин не питает доверия.Личные впечатления самовидца находят подтверждение в свидетельствах иных лиц, и автор стремится подчеркнуть общедоступность, а, следовательно, реальность знамений. Заметно стремление описать знамение как можно точнее, понятнее, и в этом помогают образные сравнения.К характерным чертам «очевидческих» текстов о природных явлениях отнесем следующие: выражение авторской позиции самовидца; подробности при описании природного явления; точные указания на время и длительность «проявлений»; апелляция к свидетелям для утверждения общеизвестности факта: яко видhти всей земли, и весь миръ видh, яко мнози слышаша; эмоциональные отклики, выраженные предикативными наречиями состояния: и бh видhти страшно.Таким образом, анализ «очевидческих» текстов демонстрирует высокую степень авторского присутствия в ПВЛ. Эпизоды, содержащие прямые сообщения автора о себе, написанные участником и очевидцем происходящего, с использованием свидетельств информаторов, характеризуются авторской позицией включённости, субъективности, или «аз-позицией». Структура очевидческих текстов обусловлена степенью авторской включённости в повествование и представляет собой, как правило, чередование (или взаимопроникновение) текстов автора-повествователя и автора-очевидца (участника). Основная масса «очевидческих» текстов встретилась на отрезке от середины до конца ПВЛ, где описаны события XI – начала XII вв., что может свидетельствовать о времени работы летописца, близком изложенным событиям, и механизме летописания по горячим следам, или по принципу дневника. Большинство авторских экспликаций обнаруживает связь с Киево-Печерским монастырём и именем Феодосия Печерского, показывает повышенный интерес автора к различным чудесам (в Ладоге и Новгороде) и экстремальным природным явлениям. Очевидные противоречия летописных текстов с прямым сообщением автора о себе и в связи с трактовкой знамений представляется возможным объяснить результатом работы разных летописцев, а также следствием многократных переписок текста ПВЛ в течение XII – XV вв. По отношению к ранним летописным известиям, отражающим авторскую позицию «внутри события», следует оговорить особенность изложения материала: события прошлого описываются, как происходящие сейчас, в настоящем. В главе второй «Летописец – комментатор» рассматривается разряд «аксиологических» текстов ПВЛ, авторские экспликации осмысляются в контексте идейно-художественного строения произведения.В § 1 – «Комментирование событий» – выявляется отношение летописца к прошлым событиям и к событиям, отмеченным провиденциальными знаками.а) комментирование прошлых событий. В центре внимания летописца – событие. В изображении событий прошлого в летописи имеет место своеобразная модернизация, выраженная введением христианского критерия в оценку языческих этносов, объяснение событий с точки зрения религиозного провиденциализма, опора на «двойственное самосознание» (определение В.М. Живова), а также способность адаптировать греческую схему и методологию для оценки своих реалий. Древнерусские летописцы не просто фиксировали те или иные события, которые в рамках погодного изложения превращались в «механическую» компиляцию «изолированных» друг от друга «фрагментов», а стремились к объяснению, комментированию былого. Аргументированность в представлении событий как свойство именно древнерусских авторов подчёркивал ещё М.И. Сухомлинов: «…при всем достоинстве западных летописцев у них нет такой последовательности в объяснении событий сомнительных, какою отличается наша древняя летопись»6. В изображении и толковании событий древние авторы проявили самостоятельность и трезвый прагматизм, способность к широкому охвату событий, к установлению причинно-следственных связей между ними. б) комментирование со ссылкой на высшую волю. По мере приближения летописных сообщений к авторскому времени увеличивается количество комментариев-ссылок на Божественное волеизъявление. Единичные замечания переходят в развёрнутые рассуждения в духе христианского провиденциализма, открытое проявление чувств. С этой точки зрения характеризуется центральное событие ПВЛ – крещение (988 г.), междоусобные конфликты (1073 г.), договорные обязательства (1097, 1103 гг.), печерские события (1051 – 1075 гг.), нашествия иноплеменников, победы русских князей (1096, 1103, 1107, 1111 гг.). В поучениях о казнях Божьих 1068, 1093 гг. авторская позиция облекается в форму прямого морализирования, и текст может быть рассмотрен как прямое выражение личной (при учёте коллективистского «мы») позиции летописца. Маркирующими признаками таких текстов выступают ссылки на высшие силы, выполняющие функции комментариев к событиям (по Божью повелhнью, по дьяволю наущенью и бhсованью), оценки (грhхъ ради наших), предварение цитаты вводящими словами в форме 1-го лица ед. и мн.ч. (Мы же възопьемъ к Господу Богу нашему, Реку же съ Давыдомь), субъективно-эмоциональные высказывания «от себя» в форме риторических вопросов и восклицаний (О тмами любве, еже к намъ!; Гдh бh в насъ въздыханье?), появление специальных художественных средств: сравнений, метафор, гипербол.В § 2 – «Комментирование персон» – рассматриваются характерные способы изображения летописного человека. а) комментирование князей. Киевоцентристская позиция, соответствующая в авторском представлении общерусской, обусловила повышенное внимание к великим киевским князьям. Исследование способов изображения летописных князей подтверждает доводы учёных о наличии двух ведущих способов: «эпического» (Д.С. Лихачёв) и «религиозно-дидактического» (А.А. Шайкин). Первый способ, в основном, используется в изображении князей довладимирова периода и характеризуется нейтральным освещением фактов и событий, авторским взглядом, приемлющим мир, косвенным характером оценок. В изображении князей послевладимирова периода, появляются «императивные» интонации, речь становится пристрастной и взволнованной, авторское отношение и оценки прямыми. Эти традиционные, этикетные принципы изображения персон, характерные для летописного повествования, дополняются «исключениями», выходящими за рамки канона. В них центр тяжести переносится с внешних, подвижных проявлений героя на внутреннюю, скрытую сторону поведения, т.е. с «поступка» как конечного результата на «процесс», «путь к поступку». И такой литературный «прорыв» в новое имеет место, по наблюдениям А.А. Шайкина, в описании психологического состояния Святополка Окаянного в момент безумного бегства от невидимых преследователей, в изображении душевной борьбы, охватившей Святополка Изяславича в ответ на предложение Давыда, в передаче психологического дискомфорта Давыда Игоревича, вызванного уединённой встречей с Васильком незадолго до его ослепления. Проведенные в работе наблюдения побуждают нас внести коррективы в выводы И.П. Ерёмина и Д.С. Лихачёва об «однолинейности» в изображении летописного человека, «немотивированных перевоплощениях», «раздвоении героя». «Однолинейность» с некоторыми оговорками проявилась в изображении «трафаретного злодея» Святополка, мучеников-«страстотерпцев» Бориса и Глеба, идеального князя Владимира Мономаха. Авторское отношение к персонам не замыкается рамками погодной статьи, оно выстраивается по ходу жизнеописания князя в соответствии с существовавшими морально-этическими нормами при учёте реальных качеств исторических деятелей. Изображение летописного человека имеет многоуровневый характер, нередко отличается немалой сложностью, черты личности могут иметь смешанный характер. Цельность изображения достигается устойчивыми идеологическими, нравственными и эстетическими критериями, выражающими авторскую позицию.Автор-летописец демонстрирует объективный взгляд на события и действующие лица, говорит от лица «истины» (Ю. М. Лотман) и «с позиции общественной морали своего времени» (В.В. Кусков). Идеология летописца-христианина формирует определённую шкалу ценностей. Отрицательной оценки заслуживают братоубийцы, предатели, те, кто нарушают крестоцелование, действуют обманным путём, хитростью, «по дьявольскому наущению», возвышаются в гордыне, пренебрегают интересами своей отчины, не способствуют процветанию Русской Земли. И, наоборот, высоких хвалебных оценок заслуживают князья-праведники, князья-просветители, готовые пожертвовать личными интересами во благо государственным, следовать заветам отцов и дедов, способствовать консолидации усилий в борьбе с внешними врагами и внутренними распрями. Анализ авторских экспликаций в текстах о князьях выявил различные формы авторского самовыражения. Летописец редко прямо и декларативно заявляет об отношении к персонам. Открытое проявление чувств находим в эпизодах, характеризующихся отношением князей к вопросам государственной безопасности и феодального сюзеренитета, а также к религии. Прямого осуждения заслуживает Святослав, не желающий принимать христианства и пренебрегающий интересами Киева. Открытый упрёк звучит в адрес Владимира, охваченного грехом прелюбодеяния. Яркой эмоциональностью отличается статья 1037 года, возвышающая Ярослава – просветителя христианства. Прямые инвективы звучат в адрес Святослава Ярославича – виновника изгнания Изяслава. Специальное отступление о любви Владимира Мономаха к духовенству ещё плотнее приближает его к разряду князей идеальных. Авторский голос бывает слышен даже в нейтральных, на первый взгляд, сообщениях, и здесь его особый тембр позволяют различить выстраиваемые им же внутритекстовые связи (например, упоминание о пожаре в церкви в связи с приходом в Киев Ярослава). Наиболее употребительными в ПВЛ являются непрямые формы выражения авторской позиции. В таких случаях средствами характеристики героев выступают: указания на происхождение князя; описание заслуг, поступков персоны; описание ситуации и поведения в ней героев; описание смерти; диалоги, монологи, реплики персонажей; тонкие штрихи и намёки; испытания; тайные помыслы и реакции; детали события; словоупотребление; описание внутреннего состояния персоны; отождествления с библейскими персонажами; цитаты из Священных книг; обобщённые описания; внешний портрет; указания на связь с «первыми» князьями, с высшими силами, народом, Печерским монастырём, Феодосием.^ Некрологи как средство характеристики князей. Летописные некрологи могут быть рассмотрены как «обобщающие характеристики личности человека» (А.А. Шайкин), в которых наряду с этикетными чертами выделяются индивидуальные особенности. Анализ некрологических материалов свидетельствует о постепенном переходе от нейтральных (Рюрик), идеологически заряженных (Олег, Игорь, Святослав) сообщений к обобщённым, слабо индивидуализированным характеристикам (Ольга, Владимир, Борис, Глеб) и, наконец, к портретным, более конкретизированным описаниям, учитывающим свойства реальной личности (начиная с Ярослава Мудрого). Основными критериями оценки выступают: «ратные подвиги князя», «христианские добродетели», «книжная образованность» (определения А.А. Пауткина). В качестве характеризующих признаков выделяются следующие: объём статьи, степень распространённости, «портрет, т.е. описание внешнего облика» (И.П. Ерёмин), обстоятельства смерти, реакция людей на неё, контекстуальное окружение. Об авторском отношении к персонам свидетельствует также сам отбор материала, последовательность в перечислениях личностных черт и их акцентировка. Умолчание о качествах и заслугах князя следует рассматривать как форму негативного к нему отношения. Выразительный пример – некролог Святославу Ярославичу. В сообщении о его смерти нет традиционного плача, похвалы, не идёт речь о заслугах. Это тем неожиданнее, что Святослав был великим киевским князем, а им, как правило, посвящались объёмные некрологи, где вспоминались доблестные поступки и прощались былые грехи. При отсутствии маркированного автора здесь имеет место ярко выраженная «минус-позиция».б) комментирование лиц духовного звания. «Аксиологические» тексты о лицах духовного звания обнаруживают тесную связь с Киево-Печерским монастырём, что даёт веское основание для отнесения их на долю автора-печерца. Не углубляясь в проблему атрибуции печерских известий, отметим, что наши наблюдения совпадают с гипотезой А.А. Шайкина о принадлежности печерских эпизодов летописцу (составителю ПВЛ), работавшему после 1110 года. Авторские экспликации рассматриваемой группы встретились в летописных статьях 988, 989, 1018, 1051, 1074, 1089, 1091 гг. Наиболее авторитетно и многогранно представлен в ПВЛ образ Феодосия Печерского. Не всякий князь удостоился столь возвышенных прижизненных оценок и восторженных посмертных похвал. С большим пиететом и уважением отозвался летописец об Иларионе как основателе Печерского монастыря, его первом духовном пастыре Антонии, игумене Варлааме. Несколько противоречиво изображён преемник Феодосия Стефан. Сохранила ПВЛ сведения, бросающие тень на игумена Никона. Неодобрительная оценка проявилась в отношении первого духовника, названного по имени, Анастаса Корсунянина. Ярко индивидуализированы портреты трёх митрополитов (Иоанна I, Иоанна II, Ефрема), в оценке которых определяющим свойством выступила книжная образованность и строительная деятельность. Яркой эмоциональностью и личными чувствами пронизаны обобщённые характеристики чернецов Печерской обители, чертами индивидуальности наделены её самые выдающиеся представители. ^ Средствами характеристи