ULGRAD.RU представляетБЕЛЯКИ НА ВОЛГЕВосстание зомби-мутантов 22009-2011Плюм и ВаранПосле III мировой войны, Ульяновская область вошла в состав исламского каганата. На территории всей бывшей России правят группировки исламских и выживших американских армий. С ними ведут информационную битву “евразийцы” – ура патриоты и партизаны. «Я – сын ЕвразииНе стал играть я в страхование»Плюм с ненавистью ткнул в кнопку выключения на магнитоле.-Заебали евразийцы эти со своими хорами генералов – проворчал Плюм. Но Варан на заднем сиденье всё хорошо расслышал.-Ты чо, Плюм, они же это, типа тоже против жидов этих черномазых – Варан попытался придать голосу как можно больше уверенности, даже наклонился чуток вперёд, так, что приклад калаша, упавшего с плеча, довольно заметно саданул по ноге.Плюм неприятно ухмыльнулся – то, что к Степану ему пришлось ехать с совсем ещё молодым Вараном, взятым по дружбе из-под бока умершей мамки в память об отце, полковнике Воронцове, ему не очень нравилось. Теперь вот оказалось, что Варан не понимает очевидных вещей. «Объяснить или спустить на тормозах?» – подумал про себя Плюм. «Объяснять долго, спускать – нехорошо, всё-таки старший, да и ехать долго ещё». Решил побазарить – всё лучше, чем в тишине ехать. Когда голова не забита разговором, смотришь по сторонам – а смотреть не очень приятно, более-менее нормальное настроение улетучивается сразу – ехали по бывшей русской резервации Поволжского Исламского Каганата. Когда вдоль дороги попадались деревни, то забываться не получалось – сожжённые по «древнему татарскому обычаю» трупы уларсолдеры складировали вдоль дороги. Планировали убрать, но что-то там с финансированием, а может, просто забыли. В итоге чёрные кучи обгоревших тел со стаями ворон поверх неприятно мозолили глаза и ноздри.- Да видишь что, Сёрёжик, – начал Плюм, ты вот что о тех, из Москвы, думаешь?- Ну, козлы они там всё и тема их гнилая со страхованием, и страну развалили, да и вообще уроды, – довольно невнятно пробурчал Варан, не зная к чему готовиться в базаре дальше. По его раскладам евразийцы были за них.- Ты бля, как те, кто ваучеры взяли, – сразу понял расклады в башке Серёжика Плюм. – Ты чо думаешь, они не так же базарят? Ещё как базарят во всю, ваучерами своими махая. А евразийцы – оппозиция. Ты же вроде на маркетолога обучался, должен знать, как дела такие делаются.- Я же не политолог, дядя Петь, – начал оправдываться Варан.- Я тоже не политолог, но тут расклад и бабке старой ясен – кто ваучеры взял они, чо думаешь, трупаков этих не видели или насоски? Даже татарва отвязная? Видели, и не хуже нас с тобой понимают, что дело гнилое, и к чему шло, понимали. А эти-то, генералы ёбаные, тоже оттуда.- Ну как так, дядь Петь? – попытался не съезжать Варан. – Они же типа воюют, частоты вон захватывают, пропаганду ведут. Люди говорят, в Уральской зоне и в СЯРе (Сибирская Японская Резервация) акции проводят за объединение, терракты всякие. Как они типа их-то могут быть?- Какие нах частоты, ты Серёжик мозгой вообще ну думаешь? Кто их к передатчику пиздосному пустит? Не глупи – вон гляди погремушек у нас сколько у города?- Ну, пяток видал, – промычал Варан.- Пяток, бля. А 25 не хочешь? А знаешь что 25 погремушек делают? Они, бля, весь диапазон частотный накрывают. Тут не только пулялка эта FM-ная работать не будет, но и даже движок заводиться не будет на инжекторе! А ты – захватывают! Какой им нахер мудак даст такую хуйню сделать?- Ну… – опять промямлил Варан.- Баранки гну, головой подумай, расклад ежу ясен. Кто против страховщиков чо имеет или вообще просто по жизни типа не как все ходит, как он считает, то чо делает из простой татарвы?- К евразийцам идёт, если близко они стоят или просто…- Ну, – прервал Плюм, и что тебе не понятно? Так всех и накрывают – кто по-доброму, с пониманием за ваучером пришёл – тот молодец, ему конфетку. Кто ерепенится, мозги ебёт, тому что – тому генералов этих по радио, оппозицией называют ебаной и всё в поряде! Недовольных нет, все типа при делах. Только кто за этими идёт два раза наёбывается – и ваучера не берёт и мозги ему похлеще полощат. Некоторые потом, как себя звать, не знают и руку, бля, чуть не сводит – «Слава России, Слава России!» так орут истошно.- Дык нет же уже России-то … – Варан решил съехать, понял, что ловить нечего, прав по всем статьям дядя Петя – как сам не допёр до очевидных, как оказалось, вещей – вообще не понятно.- России- то нет, а эти придурки всё «Слава России» орут. Ты догони мудизм концепции, – дядя Петя забывшись, чуть не перешёл на обычный разговор в духе чтения студентам лекции, но вовремя спохватился. «Так пацан может и авторитет чуять перестать», – подумал Плюм и поэтому продолжил в нормальном русле. – Заебали бля, хуету свою орут, а сами бля те же нахуй!Серёжик решил не отвечать, а подумать. «Подумать вредно не бывает» – так ещё отец учил. Правило неплохое, только благодаря ему Варан до сих пор и живой. Поэтому он решил ему не изменять и сейчас.^ Могила МатреныНе выдержав унижений и изменения уклада жизни, вызванных затоплением ложа водохранилища, Матрёна хоронит себя заживо на бывшем деревенском кладбище, которое медленно уходит под воду.Когда пришли взрывать церковь, люди стояли кругом. Из приехавшей «полуторки» вылезло три солдата. Их встретил неодобрительный гул. Хоть в деревне и осталось народу немного, те, кто постарше, в основном, да и кому ехать некуда, стояли они, как они сами считали, крепко. Бабка Зоя в цветастом платке в гнетущей тишине заголосила первой – «Креста на вас нет, нехристи!». Нестройно ей подпели ещё две-три бабки, но больше никто не поддерживал – всё молча смотрели на солдатов. Один разматывал шнур, второй вкладывал в ещё синеватые от побелки стены шашки динамита. Благо, вкладывать их было удобно и не надо было долбить шпунты в старинной кладке – церковь топилась из подвала по каналам в стенах и поэтому на уровне фундамента были проделаны сквозные отверстия – для доступа воздуха. В них-то и размещали приехавшие пьяные солдаты динамит. Когда подготовительные работы были готовы, стало понятно, что никто не будет пытаться разогнать деревенских – если они останутся стоять, то осколками старинного кирпича нафарширует каждого.- Где наша не пропадала, проживём и без Бога! – вдруг громко и с молодецкой удалью сказал Васятка – бирюк из крайнего дома. Радостный тон явно что-то переменил в толпе – ожесточённые взгляды сменились покорными, монолитная стена из тел вдруг перестала казаться единой и пошла волнами.- А ведь правда, бабоньки! – крикнула Машка –кладовщица – Нам ведь детёв ещё растить! По толпе прошёл вздох облегчения. Оказалось, что каждый только и жил той же мыслью, лишь боясь высказать её вслух. Теперь показаться трусом вроде как не казалось зазорным, да и трусом ли? Через несколько секунд толпы не стало – осталось только сборище деревенских жителей с озабоченными лицами.Комиссар довольно, хоть и немного нехорошо ухмыльнулся – другого он и не ждал, всегда всё проходило одинаково.- Так, товарищи, – начал он, – завтра начнёт работу лесозаготовительный отряд и дрова отпускаться не будут. Это – раз. Два – у вас осталась неделя, чтобы перевести дома из зоны затопления. Подводы вышлем завтра. Три, – твёрдо чеканя каждое слово рукой в воздухе, продолжил комиссар, – кладбище попадает в зону затопления, поэтому, если хотите, можете забрать с собой родных, – эта шутка, как считал комиссар, вошла у него уже в отработанную привычку, поэтому он сопроводил её довольной ухмылкой. Немного помолчав для солидности, он продолжил. – Если кто-то хочет остаться – неволить не будем, сами подохните. И ещё – если хотите печи топить, идите иконы собирайте – воровство дров будет караться расстрелом.Речь комиссара толпа встретила с энтузиазмом, сразу вернувшись из состояния оцепенения в состояние привычных жизненных хлопот. Все недавние сомнения и даже странное единение в стоянии перед церковью сменилось весёлым беззаботным состоянием. Никто даже не подумал возразить и даже на столь важную для каждого недавно церковь, которая испокон веков возвышалась на песчаной косе, все смотрели уже как на пустое место.Солдаты быстро распределили обязанности. Иконы выносили по трое и распределяли по домам. По прикидкам Егорыча, рачительного хозяина, сорока икон, доставшихся каждому двору, должно хватит на готовку дня на четыре. «Потом и кресты с кладбища в дело пойдут» – подумал он.Во всеобщем оживлении не участвовала только бабка Матрёна. Сразу после того, как толпа перестала быть толпой, она ушла к себе в избу, плотно закрыла все двери и долго молилась перед образами. Молитву прервали близкие взрывы. «Вот и всё», – подумала Матрёна.На следующее утро в бывшей деревне, а ныне на 7-ом участке гидроузла, царило небывалое оживление – разбирали срубы, готовили еду рабочим, щедро кидая в печи промасленные иконы. Матрёне как одинокой бабке разбирать дом было не надо – ей обещали отдельную квартиру в райцентре. Она пошла на кладбище, возвышающееся на Николином холме прямо напротив практически выбритой Волги – ни дубрав, ни ивняка, ни лугов уже не было – были только штабеля несортового леса, попиленного на дрова и лишь кое-где среди них торчали вековые дубы, спилить которые оказалось не под силу. На кладбище было пусто – лишь деловитый Егорыч пилил на дрова кресты – дом перевозить ему тоже было не надо. Ни одной могилы вскрыто не было и даже ни одной заупокойной свечки или венка положено нигде не было. Матрёна стала прибирать могилы – все подряд, без разбора. Так прошёл весь день.Следующий день прошёл так же и все остальные дни последней недели на старом месте. Всю неделю Матрёна ждала – может хоть кто-то придёт навестить отцов, матерей, братьев… Но за всю неделю никто так и не пришёл – не до памяти людям стало. Тем не менее, за эту неделю Матрёна прибрала все могилы.В понедельник приехала комиссия – проверить участок. Все уже переехали, и вместо недавно оживлённых деревенских дворов с радостными детскими криками и привычным мычанием коров сиротливо лежал пустырь, разделённый на клетки уцелевшими гнилыми заборами. Дворы тех, кто переехал в срок, уже успели зарасти и уже нельзя было найти никаких отголосков памяти о людях, которые жили здесь всего года назад – ловили рыбу в старицах, косили траву на пойменных лугах и собирали ягоды в богатых лесах. Лишь от дворов «упёртых», как называл их комиссар, остались щемящие душу Матрёны воспоминания. Проходя по бывшей улице, она про себя отмечала – здесь был Иванов дом, здесь жил Ванька – трубач, здесь рыбачка жила…. Ей казалось, что это сон и открыв глаза она снова увидит улицу в конце которой стоит синяя церковь и виднеется волжская даль. Матрёна и вправду решила закрыть глаза. Когда она их открыла перед ней стоял какой-то парень в кожанке по последней моде и в яловых сапогах, несмотря на жару.- А ты-то мать, что здесь делаешь? – довольно удивленно сказал «кожаный», как прозвала про себя его Матрёна.- Живу я тут…- Как ты мать тут живёшь-то, всё уже, через три недели море-океан тут будет – довольно миролюбиво продолжил парень.- Где родилася, там и помереть хочу, не поеду никуды.Парень не стал спорить, увидев в конце улице единственный целый дом – покосившейся сруб Матрёны. «Позову-ка старшего», – решил он, чтобы если что, было кому ответить.- Жди здесь, мать.- Ладно.Через пару минут подошёл «старший» – Василь Андреич, представился, инженер.- Что Вы, товарищ, приказов не выполняете? – сделав гневное лицо Василь Андрееч.- Какие приказы, милок, не поеду никуды.Видя, что спорить бесполезно, Василь Андрееч, решил просто действовать по инструкции.- День тебе мать собраться, завтра топографы приедут, с ними подводу дам – перевезём, – сказал он и сразу отвернулся и зашагал к груде ломаного кирпича, которая ещё неделю назад была церковью.На следующее утро Матрёна по пустым и неживым улицам пошла по обыкновению на кладбище. В этот раз захватив лопату и подобрав по дороге кусок ещё приличной доски. Работала долго. Лишь к обеду могила была готова – идеально ровные края закрывала сверху доска, на которую аккуратно была сложена вся вырытая земля. Помолившись и последний раз посмотрев на небо, Матрёна легла и вышибла доску. Земля быстро наполнила яму, и через минуту Матрёны не стало….ВасиличВасилич уехал в деревню незадолго до установления на территории бывшего Среднего Поволжья исламской диктатуры пресной воды. В деревне он встречается с мародерами, но благодаря трезвости и собственной реакции, убивает их из ружья, после чего грабит трупы.Василичу в тот, первый, год несказанно повезло. Ещё до того, как стали качать и было просто непонятно что да как, Василич по-умному слинял в деревню, отобрав по малолюдней. Так как думать Василич не брезговал, то весь расклад в общих чертах ему был ясен. Когда отрубился свет и перестали бубнить телевизор и радио, Василич понял, что в своём выборе он не ошибся. «Хорошо, семьи не заводил», – подумал он и стал готовиться к худшему. Он знал, что худшее впереди, поэтому не поскупился на патроны. Это и помогло ему продержаться. Целый год он не знал что да как, но знал, что без телевизора, газет и попсы по радио люди перестают быть людьми. Даже в деревне в десять дворов. Он не ошибся. Экспроприировать к нему пришли уже через месяц. Мрачные мужики в камуфлированных ватниках с 27-ми Ижами. «Охотники, снега мало, зверь не вязнет, вот они и пришли», – сразу определил Василич. Он брезговал убивать сразу, да и не доводилось до этого в людей стрелять, поэтому первый раунд был проигран вчистую – с мужиками он заговорил. - Чо мужики надо-то? – сказал Пётр в открытое окно.Мужики просто обернулись на звук и не сказали ничего. Пётр Василич сразу понял, что он дал промашку, заметив, что ружья у мужиков УЖЕ взведены. Говорить не следовало. Быстро упав на пол и перекатившись к боковому окну, Василич зарядился. Вообще не целясь выстрелил сквозь окно, успев подумать о том, чтобы не зацепило осколками. За окном наметилось определённое оживление. «Окружают», сразу догадался Василич. Действовать следовало решительно, поэтому Пётр отпер входную дверь, а сам встал за печь. - Входите мужики, дверь-то открыта, своих-то сразу не признал, – придав максимум уверенности голосу, сказал Василич. Опыт подсказывал, что за месяц из города никто дойти не мог, в деревне жратва какая-никакая есть, а мужики набухавшись просто решили побыковать, отбросив в связи с наметившейся ситуацией всякие предрассудки.- Входите, бля уже, разливаю, – повторил Василич. Входили, толкаясь. Рассчитывая, что по деревенской привычке в сени зайдут все сразу, чтобы не выстуживать, Василич не ошибся – за стенкой раздавалось пьяное кряхтение. Перехватив ружья, Василич стал ждать. Сектор обстрела был что надо и Василич надеялся, что первый упавший от картечи придавит собой остальных двоих. Не ошибся – выстрелил по ногам, мужик издал звук раненого медведя и стал падать. «Назад, сука бля, назад вались», – повторял про себя Василич. Всё казалось ему происходящим в замедленной съёмке. Кто-то там пытался стрелять, но дверной проём крепко завалило зимним мужиком в ватнике. В сенях явно не ожидали такого приёма и на секунду подвисли, пытаясь понять расклад – по пьяни не самое простое занятие. - Бля, валите его, он бля подстрелил бля меня, – законючил лежащий в дверях ватник.Не дав опомниться, Пётр разрядил второй ствол прямо в проём…Оценив расклад – всех троих вырубило, Пётр вышел в сени. Не торопясь и дивясь отсутствию лишних эмоций, собрал ружья, посмотрел на воняющих кровью, потом и самогоном мужиков и стал думать. Судя по одежде, рюкзакам в сенях и лыжам мужики уходили не на один день. «Значит, ещё день их не схватятся», – подумал Василич. Было понятно, что надо уходить. Добивать не стал, пожалел, собрал патроны, порылся в рюкзаках, связал, снял ватники и стал собираться. Через три часа всё было готово – из двух пар охотничьих лыж получились отличные сани. «Дом на отшибе, выстрелов не слышали, небо вон краснеет, снег будет, спешить надо», – подумал Василич, стремясь уйти до начала снегопада, чтобы следы от саней и лыж заметелило до того, как в деревне что-то прочухают и придут грабить. «Заодно и этих оприходуют», – подумал Пётр о мужиках. Забрав жрачку, патроны и ружья, с первыми звёздами он незаметно пошёл в сторону леса, волоча за собой самодельные сани… ^ Сережа ВоронцовСтудент Сергей Воронцов после покупки машины в кредит мечтает о новом на покупку плазменной панели. Сергей не подозревает, что вместо реалистичных цветов большого экрана ему в недалеком будущем предстоит окунуться в суровую правду настоящей жизни, где у него есть все шансы оказаться среди тех трупов, которые голодные мародёры расчленяют открывалками для консервов, чтобы накормить своих собак неостывшими внутренностями.Сегодня был вполне приятный день. Точнее, самый приятный за последний год. Несмотря на кризис, Сереже Воронцову дали кредит на машину и сегодня он в первый день поедет на ней в университет. С самого утра, невнятно глотая завтрак, Серёжа предвкушал, как вместе с «друзьями» – одногруппниками будет пихать ногами колёса, показывать, как работает кондиционер и демонстрировать главную гордость – проинсталлированную вчера систему с двумя сабвуферами, TFT монитором в панели и 3-мя усилителями. Особенно приятно было представлять лицо Алки, подруги. С таким звуком тачки нет ни у кого из друзей. «Врублю Korn», – подумал Серёжик. «Да, точно, Korn! Хоть и старьё, а Алке нравится». Заехав перед универом на работу, которой он решил теперь уделять гораздо больше внимания, чем посиделкам в универе («кредит ведь ещё пять лет платить», – думал Серёжик), он с перегазовками до отсечки втопил по центру. Впереди уже виднелся университет, и Серёжик чувствовал полнейшее блаженство, которое переполняло его так, что даже открытый до самых ушей рот не мог выблевать его наружу. Мысли уже носились вокруг плазменной панели нового поколения, которую он видел вчера в «Эльдорадо+». Сейчас казалось, что море по колено, и Серёжик уже размышлял о том, о чём вчера и думать боялся – о потребкредите. Удача с тачкой его вдохновила и он твёрдо решил завтра же попытаться купить и плазменную панель, условия кредита были «прикольными», как выражался в таких случаях его мозг. «Метр семь-десят!» – растягивая и смакуя каждую букву прошептал Серёжки себе под нос как заклинание. «Высооооокое разрешение, реалистиииииичные цвеееетааааа». Замечтался настолько, что чуть не проехал поворот, в котором он всенепременно решил чуток пожечь резину. Первые осенние утренние дожди давали надежду сделать это без особого ущерба для шин. Кудеяр60-е годы 20-ого века. В одной из поволжских деревень лекторша без лифчика читает лекцию по истории Партии восьмиклассникам. Сексуальная партсекретарь не знает, что через много лет двоим детям из аудитории предстоит сыграть важную роль в борьбе с зомби, восставшими в Среднем Поволжье.Прочитав в списке свою фамилию – Плюмаков, Пётр досадно поморщился. Это значило только одно – вместо вечерних танцев в клубе его ждёт нудная дундиловка в красном уголке. - Не ссы, Плюм, говорят лекторша красивая, – рядом стоял лучший друг Воронцов, – Посидим часок, может ещё и на танцы успеем.- Да хрен с два мы успеем… – проворчал Пётр.- Да ты гляди чо у меня есть, – Ворон достал из кармана сложенный в трубочку журнал с иностранным названием. С обложки глядела «бессовестная женщина», как называла таких полуобнажённых красоток мать. – Досуг обеспечен!Вечером в красном уголке собрались «сливки комсомольского актива», как назвал кучку парней Виталик – комсорг села. Лекторша правда была красивая – молодая женщина в очках с комсомольским значком на высокой груди. - Кажись без лифчика – шепнул Ворон.- Да, точно – ответно шепнул Пётр. Правда, ожиданий восьмиклассников лекторша не оправдала, сразу начав бубунить что-то про пятилетний план, решения двадцать второго съезда и прочее. Плюм и Ворон не слушали, их полностью занимал журнал. Девушка с обложки уже на третьей странице разделась полностью – это была, как поняли пацаны, реклама. На последних страницах тоже было много интересного. Картинки затягивали и нудный гундёж лекторшы уже не отвлекал. Так прошёл час, оставалось уже немного и даже был шанс ещё успеть в клуб, как вдруг Пётр услышал знакомое слово. Стал слушать. «Кудеяр….. Да, Вы все слышали сказки неответственных элементов общества о нем. Кудеяр, близкий нам всем герой, боровшийся с буржуазным игом. Преданный ленинец, настоящий коммунист он уже тогда и здесь, на этой земле, боролся против диктата империализма, воплощая в жизнь революционную тактику и стратегию. К сожалению, без руководящей роли партии, несмотря на своё пролетарское происхождение и следование ленинским идеалам, он не смог достичь успеха. А всё потому что, товарищи, великий Ленин сказал в томе 4-ом, на 324 странице, что «передовым борцом может быть только партия, руководимая передовой теорией». Даже …»Несмотря на не слишком грамотную речь лекторшы, Пётр понял, что Кудеяр – это какой-то древний народный герой. - Слышь, Лёха, слыхал про Кудеяра этого?- Ну, бабка чо-то брехала.- А что? – продолжил шептить Петро.- Да всякое люди говорили, говорят городок у него был тут недалеко, грабил мол, а награбленное бедным раздавал. Пётр крепко задумался – интерес к Кудеяру не пропадал. ДухоборыАгент оккультного отдела НКВД внедряется в секту хлыстов и занимается сексом с впавшими в экстаз женщинами во время “вещания”. Неожиданно из “вещания духа” он узнает такое, о чем спешит немедленно доложить в Москву своему непосредственному начальству.На Лену, бухгалтера 7-ого участка гидроузла, снизошёл дух. После двухчасового верчения только она могла похвалиться этим достижением. Стоявшим вокруг людям в белых одеждах из простыней со штампом, духовный прорыв Лены казался несомненным. Пётр Петрович, инженер с бетонного узла, даже прикрякнул – на него, партийца с двадцатилетним стажем, дух пока ни разу не нисходил. Это казалось обидным, и даже как-то противоречило ленинским идеалам, от чего Пётр Петрович ощущал изрядный дискомфорт. «Уж на кого, на кого, так на меня должен был дух спадать» – думал инженер с изрядной долей ненависти к Лене. Мысли других были другими. Большой мрачный мужик в шинели под простыней приготавливался записывать – НКВД не дремало, две молодые бабы с просвечивающими сквозь белое молодыми упругими телами о чём-то перешёптывались. Старший, Афанасий, молча стоял столбом и ждал когда у Лены пойдёт ртом пена. Это считалось явным признаком выхода духа. И дух, заполнив избу запахом блевотины, наконец вышел – Лена начала вещать. Белопростынщики тут же начали довольно стройно подвывать непонятное. Афанасий для видимости закатил глаза так, что бабам даже показалось, что они выскользнут из орбит и как мячики поскачут по полу. Одна даже задумалась, что глаза могут провалиться в щель на полу и тогда придётся лезть в подпол, чтобы вернуть Афанасию зрение. В голове клубилось, бухгалтер начала вещать:«В соответствии с планом ГОЭЛРО…» – заговорила Лена голосом партийного лектора Николая, который давал представление в клубе на прошлой неделе. «Мы готовы добиться новых свершений – ещё миллион тонн бетона будет залит в Волгу» – Афанасий закатил глаза ещё больше. «Стихия покоряется человеку» – шинельный мужик судорожно поёжился и отложил в сторону блокнот. Вдруг голос Николая изменился на ломаный фальцет. «Духи, духи» – запели присутствующие и встали в хоровод. Дух через Лену начал вещать. Афанасий закружился волчком и выкатил глаза почти на лоб, бабы скинули простыни и затрясли крепкими деревенскими грудями, шинельный устало сел на стул и расстегнул штаны, приготовившись слиться в экстазе с одной из девиц. «Сегодня ту, с большим выменем» – подумал он про себя. «Дух, дух, скажи своё слово» – хор хоровода тонул в вязком запахе пота, женских выделений и блевотины. Лена начала трястись, её массивное тело раскачивалось как студень и, наконец, дух заговорил. «Души, души, пропащие души, тела и трупы, не пропускает бетон души, помогите душам» – дух в теле Лены начал биться головой бухгалтерши об пол прямо в лужу пены. Шинельный оторвался от тела бабы и стал прислушиваться. «Агуда, шматра аварансис, гимадо аботар дер нихт» – вещал дух. «Опять хуйня» – устало подумал подполковник и схватил другую бабу за толстый зад. Но вдруг дух перешёл на осмысленное, и пришлось присушиваться снова. В этот раз он выбрал голос Левитана – «И когда скидываете Вы тела в жижь бетонную, то, затвердевая, души запечатывает, нет им выхода из крепости бетонной, выхода не ищут, стонут души, из растлевающихся тел вылетая и больно об бетон армированный ударяяся, ударяяся, шмак-шмак головой, шмак-шмак, иго-го-го!». На следующий день подполковник Ливченко трясся по грунтовке на заднем сиденье ЗИМа. Дорога от КунеевЛАГа до военного аэропорта была убита тракторами. Тем не менее, несмотря на тряску, думалось неплохо. Ливченко теребил в руках тесёмочную папку со штампом Четвёртого отделения. Появление беляков, бетон, вчерашнее собрание хлыстов – всё это наводило на неприятные размышления. И хотя ему не раз говорили, что подумать за него в Москве будет кому, подполковник никак не мог успокоиться. Выводы напрашивались сами собой – форсированное бетонирование и появление беляков несомненно связаны между собой. То, что в Жигулях творится странное, Ливченко узнал ещё в 32-ом, во время секретной экспедиции. Тогда он впервые увидел и мерцающий город. Беляков видели и тогда, но они всегда выходили только из города – никто и никогда не видел их выходящими из воды. «33. Почему-то их всегда 33» – думал подполковник. «И не работает заклинание полковника, не те беляки, правы были хлысты, бетон души экранирует». Додумав мысль, Ливченко сосредоточился на пейзаже, решив, что дальше выводы делать рано – нужны лабораторные исследования. За окном ЗИМа виднелся обычный осенний пейзаж, который несколько оживляла огромная статуя Сталина, которая была видна даже на расстоянии пяти километров от Волги. Упершись в статую взглядом, подполковник инстинктивно вытянулся на сиденье по струнке, за что получил по голове крышей – машину как раз подбросило на булыжнике. ЭнерджиПосле III Мировой Войны полностью уничтожены США и Китай, а на остальной территории введена общая универсальная валюта, служащая энергетическим эквивалентом. Россия проиграла борьбу за энергетический эквивалент Европе.Когда ввели энерджи, Воронцову-младшему было всего лет 15. Но момент запомнился – всех согнали в актовый зал, и перед старшими школьниками выступал мешковатый чиновник, постоянно смотрящий в пол. «Жизнь-то такова, что главное – энергия. Нефть, электричество, рабочие руки – неважно. Важна стоимость киловатта. От неё все жизненные прелести и пляшут. Решение евразийской комиссии решило закрепить эту данность в новой валюте. Бояться нечего – мир станет прозрачней и уже никогда не будет новой войны вроде той, Америки с Китаем. Понятно, что это и в российских интересах – нефть в реальном выражении дороже будет, да и газ не подкачает. Да вы уже взрослые парни и девушки, сами должны понимать, но пояснять надо – так решила комиссия. Если вопросы есть, задавайте». Воронцов точно помнил, что вопросы никто задавать не стал, но родители долго про это говорили, а телевизор бесконечно вещал о новой эре процветания «энергетической России». Пресса не отставала, вещая о наступившем всеобщем мире, который так все ждали после Третьей Мировой. Но забавней всего было читать разнообразные сопоставления. Оказалось, что наконец-то выяснена точная цена человеческой жизни в условиях средней полосы – 2 энерджи, что соответствует 2500 ккал. Назначали и прожиточный минимум – 50 энерджи. По этому поводу газеты активно стали перепечатывать таблицу соответствий. Серёжик, по дурости считавший себя бесценным хотя бы для своей шмары Маши, с удивлением узнал, что цена ему – малайзийская кофемолка или 5 километров движения на отцовском гибридном Лексусе. Но по сути ничего не изменилось, рубли продолжали принимать, хотя их курс постоянно менялся, и люди в общем и целом восприняли новую валюту вполне спокойно. Благо, почва была подготовлена – напуганные после войны, все были готовы на что угодно, лишь бы Россия не повторила судьбу США и Китая, от которых кроме названия и пары миллионов выживших, не осталось ничего. С энерджи России ничего не грозило – так заявил Президент, да и так это было всем очевидно. «Качать чёрную жижу на морозе дураков, кроме русских, нет. А жалкие 30 миллионов русских никому нахер не сдались – много не напиздят», – так говорил отец. И Серёжик пережил всё спокойно, как и все – ничего не изменилось. Изменения наступили лет через пять. Оказалось, что ушлые европейцы втихаря настроили атомных станций и, говорили, даже целые поля ветрогенераторов в океане. Нефтяные киловатты стали явно проигрывать, и в стране наступил кризис. Серёжу он не слишком волновал, а вот отец, смотря по телевизору успокаивающие новости с премьером, постоянно что-то повторяющим про внедрение инноваций и «выход из исторического тупика», с каждым разом становился всё мрачней и мрачней. «Уже слыхали такое мы с матерью, не доведёт это всё до добра», – ворчал отец. БелякиПо плану борьбы с кризисом энерджи была увеличена мощность Куйбышевской ГЭС, что привело к неожиданным последствиям в виде восстания зомби-мутантов, появившихся их бетона ГЭС.Через два часа ноги в лыжах начали отказывать – последний раз на лыжах Василич толково ходил в школе. Скинув ружья и рюкзак, Пётр завалился в снег. Над головой нависали утяжелённая снегом сосновая ветка и темнеющее небо без звёзд. Василич вспомнил, что последний раз в небо он смотрел ещё в другой жизни, когда отдыхал со своей бабой в Сочах. «Пивко холодненькое, винище…» – теперь эта мысль казалась ему из другой жизни. «Как будто с небес на землю спустился», – додумал Василич и стал размышлять над более приземлёнными вещами. «До Волги сегодня бы дойти, если не выкачали, то успею за ночь до Белого перейти, там у Суходола затаюсь на пару дней, а там поглядим. Да, бля, поглядим, главное – на беляков не нарваться». Беляки стали проблемой после увеличения мощности ГЭС в Тольятти по плану борьбы с кризисом. «Антикризисные меры, бля, сто тысяч энерджей в бюджет ежедневно, бля», – вспомнил Василич. Как только опорный уровень подняли, появились беляки. Их судорожные тени, не отражающие света, шли вдоль берегов с непонятной целью. Первыми, как вспомнил Пётр, их увидели в Новодевичьем. Прибыла комиссия, списали всё на массовое помешательство. Все вроде как успокоились, но через месяц целая колонна беляков дошла аж до Самары. «Полегло тогда народу, да…» – уже вслух сказал Василич, погружённый в воспоминания. Скрывать что-то было уже невозможно и стали разбираться. «Шаровые, бля, молнии, европейские, мать их, партизаны, тени спутников-разведчиков», – Василич даже ухмыльнулся. Когда стало ясно, что такое беляки, началась паника. «Волга наполнилась реками крови», «Трупы увозят Камазами» – вспомнил газетные заголовки Пётр. В одной Самаре за день полегло тысяч пятьдесят, в Тольятти тысяч тридцать, а Ульяновск остался вообще без жителей на левом берегу. Довольно скоро стало ясно, что боятся беляки лишь одного – ветра. Идти против ветра они не могли и люди стали спасаться вентиляцией. У серьёзных людей даже появились передвижные ветровые пушки с автономным приводом, а ментов оснастили аэродромными пылесосами. Но кучи горящих трупов почти не уменьшались – беляки ежедневно брали свою дань. Потом как-то всё успокоилось – стало понятно, что далеко от Волги беляки не ходят и установился определённый компромисс – белякам отдали двухкилометровую полосу вдоль Волги, назвали её «санитарным кордоном», а жителей выселили за зону отчуждения. Василичу же было чего бояться – от Волги его отделяла всего пара километров, поэтому очень скоро спокойные раздумья у него переросли в тревогу. «Тут-то ещё в лесу ладно, а на льду если увидят, то всё, пиздец. Хоть бы ветер что ли поднялся в харю», – невесело подумал Пётр. ^ Бункер для медитацийВ специальном бункере для медитаций оккультного отдела НКВД проводят экспериментынад беляками – зомби-мутантами, восставшими из бетона Куйбышевской ГЭС. Оказывается, что беляки боятся сильного ветра.«Что скажешь, Кузьма?» – генерал Курчагин напряжённо смотрел на Глеба Ивановича, сидящего напротив в тёмном бункере с герметичными дверями. Между ними на круглом столе с мастерски выложенным из змеевика руническим кругом лежала карта Жигулей и отчёт Ливченко. Начальник Четвёртого отделения молча смотрел на подпись Сталина на карте и молчал. Курчагин уточнил вопрос – «Что делать-то будем, Глеб?». Кузьма оторвал взгляд от карты и стал напряжённо смотреть в гнетущую темноту угла, в котором, накрытый простыней лежал расчленённый труп, залитый свежим бетоном.- Что тебе сказать Слава, сам всё видишь – наконец ответил Глеб.- Может арматуры ещё вставить, может она проводник?- Сам-то что думаешь?- Да бесполезно, нет надежды. Так, для успокоения…- По мне так дело решённое – никак иначе потом беляков не избежать этих…- Ну тогда и говорить не о чем, завтра Рижачу покажем и уже пусть Там решают, – слово «там» Курчагин сопроводил поднятием указательного пальца вверх и такой зверской гримасой, что Кузьма не смог удержаться от кривой усмешки.- Ладно, так и сделаем. На следующий день в бункере царило непривычное для его тёмных углов оживление. Вдоль стены лежал вчерашний труп, но сегодня он уже больше походил на противотанковый ёж – во все стороны торчали ржавые прутья арматуры. У Глеба это зрелище вызывало стойкие ассоциации с египетскими мумиями, сквозь оболочку которых пророс сталинский план индустриализации, дав свои всходы в виде арматурных прутков. Курчагин довольно ухмылялся, видя, что перед лицом гостей Глеб Иванович немного стесняется странной обстановки в своёй лаборатории. Рижач, мрачный мужик в генеральской форме, исподлобья разглядывал убранство комнаты – кроме трупа с арматурой там была ещё бочка с водой, огромный вентилятор и куча непонятных ему предметов, назначение которых он себе пытался представить. Это получилось только с руническим столом, который Рижач посчитал народным творчеством уральских мастеров по этническим мотивам. Тем не менее, это дало ему некую привязку к реальности, и он нашёл в себе силы начать первым.- Ну что, давайте начнём, товарищи, рассказывайте.- Ну, отчёт Вы читали, Игорь Николаевич – начал Кузьма.- Читал. Давайте к сути.- Суть проста, – продолжил рассказ Курчагин, – души выходят из бетона при контакте с водой, сейчас всё увидите сами.- А сколько душ-то там?- Ну, тысяч 10 лежит в бетоне точно, – ответил Кузьма. – Но, заметьте, что опасность представляют души верхнего уровня, которые лежат на уровне воды.- Почему?- Души там как в саркофаге в плотине, выйти не могут, бетон не даёт. Но их проекции, Вы в отчёте читали про это, могут материализоваться в беляков при контакте с водой. Знаете, бетон прочнее от воды становится, молекулярный уровень. Поры насыщаются, цемент твердеет. В общем, по воде проекции и выходят. Через молекулярную структуру бетона. Вода как бы их отражает, как фотокарточка получается, но только разумная.- Сейчас всё сами увидите, Игорь Николаевич, – прервал Курчагин.По его знаку двое красноармейцев с нашивками на рукаве в виде сдвоенных рун «Феху», подняли бочку с водой и начали