ЧАСТЬ I. ФОРМИРОВАНИЕ МНОГОПАРТИЙНОЙ СИСТЕМЫГлава IПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ РОССИИ НА РУБЕЖЕ ХIХ – ХХ вековСложный и во многом драматичный процесс возникновения, ожесточенного соперничества, а затем распада и гибели российских политических партий после установления большевистской диктатуры заслуживает самого пристального внимания и изучения. Заслуживает потому, что короткая, но достаточно яркая история этих партий в начале XX в. – это неотъемлемая часть нашей истории, предостережение прошлого настоящему и будущему России, урок для современных политиков и всех болеющих за свою Родину россиян.Политические партии возникли в старой, императорской России намного позже, чем на Западе. Видимо, не случайно в “Толковом словаре живого великорусского языка” В.И.Даля, увидевшем свет в 60-х годах прошлого века и прекрасно отразившем русскую ментальность того времени, среди многочисленных значений слова “партия” еще отсутствует его толкование как определенной политической организации, отражающей интересы тех или иных общественных кругов. В лучшем случае под партиями понимали тогда лишь идейные течения, например, западников и славянофилов или придворные группировки, боровшиеся между собой за место у трона, а порой и менявшие одних царственных особ на другие. Характерно, например, что будущие декабристы создавали союзы и общества, а не политическую партию и лишь революционеры-народовольцы дали своей организации название партии.Процесс создания политических партий в России проходил под явным влиянием Запада, в чем-то повторял его, но вместе с тем имел и большую национальную специфику. Поэтому будет уместно в начале этого очерка рассмотреть вопрос о том, как возникли партии в более развитых в экономическом и политическом отношениях западных странах. [c.69]^ Как это было на ЗападеВ ведущих европейских странах процесс формирования политических партий занял очень длительный период (тори и виги – прообраз позднейших английских консерваторов и либералов – появились, например, еще в XVII в.). При этом партии демократической и социалистической ориентации повсюду возникали позже партий консервативных и либеральных. В основе этого процесса лежал переход [c.69] от традиционного, доиндустриального общества к обществу индустриальному, либерально-демократическому, развитие рыночной экономики, идеологического и политического плюрализма, гласности.Западные партии рождались на фоне острых сословных и классовых конфликтов, являясь одновременно и их продуктом, и активными участниками парламентской и внепарламентской политической борьбы. Буржуазные революции служили катализатором оформления различных партийно-политических группировок: так, например, в годы Великой французской революции конца XVIII в. на политической арене сражались партии фейянов, жирондистов, якобинцев. Трудно представить себе западные политические партии вне парламентских дебатов, избирательных кампаний, газетной и журнальной полемики, в ходе которых выдвигались и приобретали популярность их лидеры и ведущие публицисты. Не случайно парламентские фракции часто были руководящими центрами политических партий, которые стали принимать более или менее современный вид в XIX в. – веке расцвета парламентаризма и конституционализма, когда интенсивно шел процесс формирования гражданского общества.В некоторых западных странах основой их политической жизни было соперничество и попеременное пребывание у власти двух политических партий – либералов и консерваторов в Англии, демократов и республиканцев в США. В других – и их большинство – партийно-политическая система выглядела более пестрой и мозаичной. В Германии, например, с которой особенно часто сравнивали Россию на рубеже XIX и XX вв., одновременно существовали четыре консервативных, шесть либеральных, пять национальных, католическая и социал-демократическая партии. При этом в результате своеобразного естественного отбора выживали лишь самые социально укорененные, идеологически и организационно оформленные партии, сумевшие выдвинуть способных и авторитетных лидеров, приобрести популярность и поддержку тех или иных социальных слоев.В основе партийности лежит, как известно, определенная общность социальных, политических и национальных интересов. Поэтому любая партия в конечном счете социально ориентирована, хотя и состоит обычно из представителей нескольких социальных слоев, объединенных какой-либо внешне “надклассовой”, интегральной идеей (например идеей либеральной или социальной демократии, национальной независимости, принципами христианства и т.д.). Это находит, в частности, отражение и в названиях партий, которые очень редко открыто декларируют свою классовую ориентацию.Следует также учитывать, что для западных политических партий – может быть, за исключением социалистических – были характерны организационная расплывчатость, отсутствие четких критериев при приеме новых членов и жестких дисциплинарных норм, В итоге они часто напоминали политические или избирательные клубы, не сохранившие для истории даже сведений о числе своих членов. [c.70]^ Первые политические организации в РоссииВ то время как на Западе кипели политические страсти, российские самодержцы с помощью послушно исполнявшей их волю полицейско-бюрократической машины, наоборот, делали все, чтобы искусственно деполитизировать общественную жизнь страны, превратив политику, идеологию, искусство и даже историю в монопольную собственность императора и правительственных канцелярий. Поистине убийственно звучал вывод французского маркиза А. де Кюстина, посетившего Россию в 1839 г.: здесь нет свободы, а значит, нет жизни.Конечно, неверно было бы считать, что в России вообще не было никаких демократических традиций. Вспомним хотя бы о вечевых народных собраниях в Новгороде и Пскове, общинных демократических порядках в русской деревне, казачьем самоуправлении. На сословно-представительных Земских соборах XVI – XVII вв., где обсуждались важнейшие вопросы государственной жизни вплоть до избрания некоторых русских царей, правом голоса обладали не только бояре и дворяне, но и представители городской посадской верхушки и даже незакрепощенных крестьян. Не случайно идея созыва Земского собора была популярна в некоторых общественных кругах России вплоть до начала XX в., когда этот лозунг уступил место призывам к созыву Учредительного собрания. Однако нельзя отрицать, что самодержавная система либо уничтожила, либо сильно деформировала эти остатки былой демократии, которую пришлось воссоздавать в XX в. практически заново.А.И.Герцен очень верно заметил однажды, что у народа, лишенного свободы, литература – это единственная трибуна, с которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести. Именно литература заменяла в России в конце XVIII – XIX вв. политические партии, хотя в условиях, когда в стране существовала жесткая цензура, такая замена, конечно же, не могла быть равноценной. Для тех же немногих смельчаков, которые отваживались открыто говорить и писать о свободе, а тем более активно бороться за нее, оставались тогда лишь две дороги – в эмиграцию или в тайные антиправительственные общества со всеми вытекавшими отсюда последствиями вплоть до Петропавловской крепости, Сибири и даже виселицы.В подобных условиях реальная инициатива в проведении либеральных реформ могла принадлежать в России только самой власти, руководствовавшейся, однако, не интересами народа, а великодержавными амбициями, желанием не отстать от западных соседей, а также интересами узкого слоя дворян, составлявших главную социальную опору самодержавия и упорно цеплявшихся за свои права и привилегии. Вполне понятно поэтому, что так называемый “правительственный либерализм” начала XIX в., нашедший отражение в проектах М.М.Сперанского, сначала инициированных, а затем положенных под сукно Александром I, носил ограниченный и непоследовательный характер. Не решился на отмену крепостничества и следующий русский царь, Николай I, считавший, что хотя крепостное [c.71] право – это явное зло, но прикоснуться к нему в тогдашней России “было бы делом еще более гибельным”.Народ в России, по образному выражению Пушкина, в основном еще “безмолвствовал”, если не считать крестьянских волнений (в первой половине XIX в. их было около 3 тыс.), в ходе которых вопрос о кардинальном изменении общественно-политического строя в стране, однако, даже не ставился. Что же касается узкого слоя образованных, широко мыслящих дворян и разночинной интеллигенции, то все их попытки достучаться до власть имущих или поднять руку на существовавший в Российской империи порядок вещей оставались безрезультатными. Об этом свидетельствовала трагическая судьба декабристов, петрашевцев, Белинского, Герцена, Чернышевского и других передовых людей России, хотя за немногочисленными исключениями они не были сторонниками революционных потрясений и цареубийства.Можно до бесконечности спорить о том, готова или не готова была наша страна в XIX в. к радикальным экономическим и общественно-политическим преобразованиям. Одни считают, что самодержавие еще не изжило себя, а политическая свобода принесла бы народу лишь анархию и разорение. Другие, наоборот, полагают, что именно промедление с назревшими реформами в конце концов и погубило династию Романовых. Думается, что последние все же ближе к истине, хотя у нас нет никаких оснований идеализировать состояние тогдашнего российского общества.Так или иначе, после бесславного для России окончания Крымской войны жизнь заставила ее правящие “верхи” во главе с императором Александром II пойти в 60 – 70-х годах XIX в. на проведение целой серии реформ (их часто называют великими), резко ускорившими процесс модернизации страны. По российским меркам это был настоящий прорыв в направлении создания основ гражданского общества. Отмена крепостного права, земская, судебная, военная и ряд других реформ значительно продвинули Россию по пути прогресса. В стране быстрыми темпами пошел промышленный переворот, значительно ускорился процесс урбанизации, положительные сдвиги происходили в сельском хозяйстве, росла грамотность населения.Вместе с тем в России сохранялись многочисленные остатки крепостничества, сословные привилегии, дисбаланс между различными секторами экономики. Народные массы страдали от нищеты и бесправия. Острые формы принимал конфликт между властью и интеллигенцией. О конституции и парламенте по-прежнему можно было только мечтать.Революционеры попробовали подтолкнуть процесс модернизации России террористическими методами, убив 1 марта 1881 г. Александра II. Однако этот антигуманный акт не принес ожидаемого результата: он не всколыхнул народ и не испугал нового царя, Александра III. Скорее наоборот: в России началась корректировка великих реформ в консервативном направлении, хотя об их отмене не было и речи, а процесс адаптации к новым, посткрепостническим реалиям российской жизни успешно продолжался. Генеральная линия на модернизацию страны пересмотру не подлежала. [c.72]^ На рубеже вековНа рубеже XIX – XX вв. Россия была великой мировой державой, территория которой занимала шестую часть суши земного шара, а население составляло около 130 млн. человек (в 1913 г. оно превысило 160 млн. человек), причем примерно 90% из них жили в сельской местности. Население России отличалось чрезвычайной пестротой этнического (более ста наций и народностей) и конфессионального состава.В Российской империи сохранялся сословный строй, но бурно шел процесс “переплавки” дворянства, духовенства, купечества, крестьянства, казачества, мещанства в классы и социальные слои, характерные уже для нового времени (буржуазия, пролетариат, крестьянство, средние городские слои, интеллигенция). Особенно быстро рос при этом пролетариат: если к концу XIX в. индустриальный и транспортный пролетариат насчитывал около 2,5 млн. человек, то к 1913 г. его численность возросла уже до 4 млн. Общее же количество наемных рабочих, включая сельскохозяйственных, было в несколько раз больше. Для сравнения отметим, что торгово-промышленная элита российского общества в начале XX в. не превышала 5 тыс. человек.Россия была страной резких социальных и культурных контрастов, страной крайностей. Если на одно помещичье хозяйство в среднем приходилось 2300 десятин земли, то на один крестьянский двор – только 7 десятин. Поистине огромен был вклад нашей страны в мировую культуру, однако 80% ее населения в конце XIX в. не знало грамоты. Русские рабочие работали и жили в гораздо худших условиях, чем их товарищи за рубежом, а средний заработок у них был в 4 раза ниже, чем, например, в США. Не забудем также колоссальной разницы в уровне развития Европейской и Азиатской России, причем на долю последней приходилось в 1913 г. лишь немногим более четверти населения страны и меньше 10% ее сельскохозяйственной и промышленной продукции, хотя по площади она превосходит первую в 4 раза.Конечно, экономика России в XIX – начале XX в. прогрессировала. Достаточно сказать, что среднегодовой прирост валового национального продукта на рубеже веков составлял у нас 3,4% против 2,7% в странах Западной Европы. Россия замыкала пятерку наиболее развитых промышленных держав мира, однако по производству промышленной продукции на душу населения она находилась где-то между Италией и Испанией, пропустив вперед (и с большим отрывом) не только все ведущие страны, но и Австро-Венгрию, и Скандинавию.Сельское хозяйство, и прежде всего земледелие, было основным источником дохода для трех четвертей населения России и давало в 1913 г. чуть больше половины национального дохода, тогда как на долю промышленности приходилось лишь 27%. По валовым сборам пяти важнейших зерновых культур Россия прочно занимала второе место в мире после США. Однако в аграрном секторе российской экономики преобладали экстенсивные методы хозяйствования, крестьянство [c.73] страдало от малоземелья, а резервная армия труда в деревне достигала почти 30 млн. человек. Россия остро нуждалась в эффективной переселенческой политике, хорошо организованной системе сельскохозяйственного кредита, расширении крестьянских наделов за счет казенных, удельных, церковных и главное – помещичьих земель, о которых мечтали многие поколения российских крестьян.Гигантски раздвинув в XVI – XIX веках свои границы, Россия тем не менее не была колониальной империей классического типа (об элементах колониализма можно говорить лишь применительно к коренным народам Сибири, Дальнего Востока и Средней Азии). В массе своей русские, составлявшие менее половины населения империи, жили хуже нерусских народов, которые, как правило, сохраняли свои национальные традиции, отношения земельной собственности, веру, язык и культуру. Русификаторские тенденции в национальных районах усилились в основном со второй половины XIX в., хотя и позже царское правительство придерживалось традиционного для мировых империй курса на сотрудничество с местными национальными элитами, входившими в российское дворянство. Однако по мере развития буржуазных отношений и роста национального самосознания в империи стали возникать национальные движения, участники которых стремились, однако, в основном лишь к территориальной или чисто культурной автономии в составе единого Российского государства.В политическом отношении Россия в конце XIX – начале XX веков представляла собой монархию с неограниченным самодержавным царем. О свободе слова, собраний, печати не было и речи. Что же касается политических партии и организаций, то они могли возникать и существовать лишь нелегально, подвергаясь всяческим гонениям со стороны властей.Сам Николай II – тихий, благовоспитанный человек – по своим интеллектуальным и человеческим качествам меньше всего подходил на роль властелина такой огромной и сложной страны, как Россия, да еще в такую переломную эпоху, эпоху войн и революций, какой стало начало XX в. Достаточно образованный, трудолюбивый, исполненный сознанием своего долга перед державой, он был лишен, однако, того высокого полета мысли и силы воли, которые были необходимы в сложившейся тогда экстремальной ситуации. Идеалом Николая II была допетровская Русь XVII в., совсем не похожая на “перевернувшуюся”, по образному выражению Льва Толстого, после 1861 г. и еще не обустроенную на новый лад Россию. И эта новая Россия то и дело ставила царя в тупик и приводила в отчаяние. Каждую реформу жизнь вырывала у него с боем, каждого крупного реформатора, будь то С.Ю.Витте или П.А.Столыпин, он в конце концов отторгал. Все это еще больше запутывало и без того сложную ситуацию и приближало время революционных потрясений.Учитывая все сказанное выше, нетрудно понять и некоторые особенности процесса формирования политических партий в России. Он шел с явным запозданием по сравнению с западноевропейскими странами и США, причем западные и отчасти южные национальные окраины Российской империи обгоняли в этом отношении ее [c.74] центральные районы. Тон здесь задавали Финляндия и Польша. Своеобразные партийные группировки в Польше, например, оформились еще во время национальных восстаний 1830–1831 и 1863–1864 гг., а в 1890-х годах здесь возникли Социал-демократия Королевства Польского, Польская социалистическая партия, а затем и либеральная Национально-демократическая партия, В 1880–1890-х годах возникли армянские революционные партии “Гнчак” и “Дашнакцутюн”, Литовская социал-демократическая партия, Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России (Бунд).Наконец, в 1898 г. в Минске состоялся I съезд Российской социал-демократической рабочей партии, В нем приняли участие всего 9 делегатов от Союзов борьбы за освобождение рабочего .класса Петербурга, Москвы, Киева, Екатеринослава, а также от Бунда и киевской “Рабочей газеты”. Однако у РСДРП еще не было в то время ни программы, ни устава, ни центральных органов. Марксистская рабочая партия находилась пока в процессе своего становления и организационного оформления, завершившегося в 1903 г. на II съезде РСДРП.Таким образом, революционные партии закономерно стали возникать в России раньше либеральных и консервативных. Что касается законопослушных либералов, то они предпочитали использовать земства, научные общества (типа Вольного экономического, Географического и др.), различные культурно-просветительские организации, печать. Консерваторы же долгое время вообще не чувствовали потребности в создании собственных политических организаций, поскольку на них работали вся самодержавно-бюрократическая система и ее идеологический аппарат, а также Церковь, дворянские корпоративные организации, культурно-просветительское Русское собрание (1900) и т. д. Как известно, переломным для них стал только 1905 год. В итоге не будет преувеличением сказать, что процесс партийного строительства в России был напрямую связан с ростом освободительного движения, вступившего в начале XX в. в новый и чрезвычайно важный этап своего развития. При этом большое значение имели такие факторы, как уровень социально-экономического развития страны в целом и каждого региона в отдельности, степень остроты национального вопроса, традиции борьбы с самодержавием на предыдущих исторических этапах, масштабы массовых социальных движений и прежде всего движения промышленного пролетариата, на которое в первую очередь делали теперь ставку российские марксисты. [c.75]^ Первый общенациональный кризисНовое, двадцатое столетие Россия встречала в тревожном ожидании больших перемен и потрясений. Процесс модернизации страны, сделавший в XIX в. большие успехи, требовал нового и притом резкого ускорения либо за счет крупномасштабных реформаторских инициатив власти, либо за счет радикальных преобразований революционного характера. Аграрный, рабочий, национальный, студенческий [c.75] и многие другие насущные вопросы русской жизни требовали безотлагательного решения, а не туманных обещаний правящих сфер. Нужен был и решительный прорыв на политическом фронте, поскольку сохранение самодержавно-полицейского режима, ставшего к началу XX в. явным анахронизмом, вызывало протест и возмущение со стороны не только интеллигенции, но и значительной части имущих слоев населения, не говоря уже о политизированных рабочих. Иными словами, дело шло к общенациональному возмущению старым порядком, который уже не мог достойно ответить на вызов времени,В начале 1900-х годов в России впервые сложилась реальная предреволюционная ситуация. Налицо были и глубокое недовольство народных масс, и постоянно подогревавшие его революционные и оппозиционные движения и организации, и признаки явной неспособности власти контролировать обстановку в стране. Неудачная для России война с Японией 1904–1905 гг. еще больше дискредитировала царизм в глазах собственного народа и на международной арене.Особую активность проявлял в то время рабочий класс. Достаточно сказать, что в 1901–1904 гг. в России было зарегистрировано свыше полумиллиона забастовщиков, причем стачки все чаще сопровождались политическими демонстрациями, во время которых постоянно звучал лозунг “Долой самодержавие!”, ставший, по выражению современников, “народной поговоркой”.Переломным в настроении крестьянства стал 1902 год, когда против помещиков поднялись сельские труженики 14 губерний Украины, Центральной России и Поволжья. Усилилось брожение на национальной почве в Закавказье, Финляндии, Царстве Польском. В 1899–1902 и в 1904 гг. произошли сильные студенческие волнения, явившиеся ответом на репрессивные меры правительства в отношении учащейся молодежи.Выразителями общественного недовольства самодержавным строем и организаторами народного протеста стали радикальные революционные партии: социал-демократы (в 1903 г. они раскололись на большевиков и меньшевиков), возникшая в 1901–1902 гг. неонародническая партия социалистов-революционеров (эсеров), еврейский Бунд, польские социалисты и социал-демократы, армянский “Дашнакцутюн” и др. Более радикальную окраску стало принимать и либеральное движение, внутри которого оформились на рубеже 1903 г. либерально-демократический Союз освобождения и более умеренный, но тоже эволюционировавший влево Союз земце в-конституционалистов. Новые партии возникли в начале века и в национальных районах империи: Революционная украинская партия (1900); Белорусская революционная партия (1902), переименованная год спустя в Белорусскую социалистическую громаду; Литовская демократическая партия (!902); Партия социалистов-федералистов Грузии (1904); Партия активного сопротивления Финляндии (1904) и др.Все они так или иначе подрывали основы самодержавного строя, а марксистская “Искра”, эсеровская “Революционная Россия” и либеральное “Освобождение”, издававшиеся одновременно за границей, [c.76] немало сделали для того, чтобы русская революция стала в январе 1905 г, совершившимся фактом.После “Кровавого воскресенья” для самодержавия, дворянства и буржуазии наступил час расплаты за упорное нежелание поделиться с народом хотя бы частью власти, привилегий и богатства. В свою очередь трудящиеся массы получили шанс претворить в жизнь свои давние мечты о социальной справедливости, равенстве и свободе, как они их понимали. Главной движущей силой революции 1905–1907 гг. стал пролетариат: по далеко не полным официальным данным, в период революции, с января 1905-го по июнь 1907 г., бастовало не менее 4,6 млн. человек (многие рабочие участвовали в стачках по несколько раз). При этом удельный вес забастовщиков, поддерживавших те или иные политические лозунги, достигал в 1905 г. 50%, а в 1907 г. даже превышал 70%. Сама за себя говорит и такая беспрецедентная в истории России цифра, как 26 тыс. крестьянских, в основном антипомещичьих, выступлений, причем вполне вероятно, что историки выявили пока еще не все подобные случаи. Сотни волнений, доходивших до прямых антиправительственных восстаний, произошли в армии и на флоте. Поистине всероссийский размах приобрели студенческие забастовки 1905 г. Крупными очагами революции стали национальные районы: Прибалтика, Украина, Закавказье, Царство Польское, Финляндия и др., где развернулось, в частности, широкое движение за использование родного языка в школах, судах, органах местной власти, не говоря уже о массовых выступлениях под общедемократическими и социальными лозунгами.Несмотря на свое поражение, революция многое изменила в Российском государстве и в жизни самих россиян. Несколько улучшилось материальное положение рабочих и крестьян, условия труда промышленного и сельскохозяйственного пролетариата. Были узаконены профсоюзы, сокращены сроки военной службы, ограничена цензура, принят указ о веротерпимости. Значительно смягчена была русификаторская политика царских властей в национальных регионах. Правительство взяло курс на превращение крестьян в собственников своих земельных наделов, что должно было укрепить их доверие к существующему строю. Параллельно с этим имевшие землю крестьяне, а также рабочие крупных и средних промышленных предприятий получили наряду с высшими сословиями право участвовать в выборах в Государственную думу.Важные сдвиги произошли и в политической системе страны. Сохранив титул самодержца, царь вынужден был разделить свою власть с двумя законодательными органами – Государственной думой и реформированным Государственным советом (половина его членов теперь избиралась), которые обсуждали и принимали законы, контролировали большую часть бюджета, могли делать запросы министрам и т. д. Таким образом, Николай II перестал быть неограниченным монархом, хотя права его были по-прежнему поистине огромны. И хотя историки и правоведы до сих пор спорят о том, можно ли назвать государственный строй России после 1905 г. конституционной монархией, а Думу – настоящим парламентом или это был лишь [c.77] лжеконституционный режим, значение происшедших перемен трудно переоценить.Решающую роль сыграла революция и в процессе партийного строительства. [c.78]^ Взрыв многопартийности в 1905–1907 гг.Революция создала в России совершенно новую политическую атмосферу. Страна словно стремилась выговориться после многовекового молчания. Ослабление цензуры, появление сотен новых газет и журналов, созыв весной 1906 г. Государственной думы, публичное обсуждение самых острых политических вопросов – все это способствовало стремительной политизации российского общества и готовило благодатную почву для образования все новых и новых политических партий. Появившийся в разгар всероссийской стачки царский Манифест от 17 октября 1905 г. обещал даровать россиянам “незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов”. Последнее обещание можно было истолковать как завуалированное разрешение на создание не только разного рода профессиональных и профессионально-политических союзов, которые стихийно стали возникать после начала революции, но и политических партий как таковых, хотя никакого специального закона о них ни тогда, ни позже в России принято не было.Что касается партий революционно-социалистической ориентации, то они теперь могли хотя бы временно перейти на полулегальное положение и даже открыто выступать в 1906–1907 гг. с трибуны I и II Государственной думы. Либералов же и консерваторов к созданию партийных объединений подтолкнула именно революция. Первые хотели объединиться, чтобы противопоставить себя самодержавному режиму, с одной стороны, и отмежеваться от революционеров – с другой, вторые для того, чтобы защитить самодержавие и православие не только от революционеров и либералов, но и от колебаний самой власти, проявлявшей, по их мнению, излишнюю уступчивость по отношению к “смутьянам”.В последние месяцы 1905-го и в 1906 г. процессы партийного строительства проходили в России очень бурно. В октябре 1905 г. родились Конституционно-демократическая партия (кадеты) и Партия правового порядка, в ноябре – Союз русского народа и Торгово-промышленная партия, в декабре – Партия демократических реформ, в феврале 1906 г. прошел I съезд Союза 17 октября (октябристов) и т. д. Происходили определенные организационные подвижки и в уже существующих партиях. Так, весной 1906 г. объединились большевики, меньшевики, польские, литовские и латышские социал-демократы, а несколько позже к ним присоединился также Бунд. У эсеров, наоборот, от основного ядра партии откололся в 1906 г. левацкий Союз эсеров-максималистов, а с другой стороны, возникла более умеренная Народно-социалистическая партия реформистского толка (энесы). [c.78]Если учесть, что вновь создаваемые партии не должны были проходить официальной регистрации и создавались, по существу, явочным порядкам, удовлетворяя личные амбиции своих лидеров и тягу тех или иных социальных слоев и национальных групп к самоидентификации и самовыражению, то легко понять, почему процесс партийного строительства принял в России в 1905–1907 гг. такие необычные формы. По данным энциклопедии “Политические партии России” (1996), в период первой российской революции в стране действовало не менее 100 партий и 25 союзов, организаций и течений консервативной, либеральной и социалистической ориентации, что намного превосходило соответствующие показатели по другим странам.Чем объяснить эти поражающие воображение цифры? Во-первых, не будем забывать, что Россия была многонациональной империей. Поэтому значительная часть партий и союзов имела ярко выраженную национальную окраску: так, в Царстве Польском и на Украине было по 12 партий, в Литве – 11, Латвии – 9, Финляндии – 8, Эстонии – 5 и т.д. Существовало также около десятка еврейских партий и союзов, что отражало большую активность евреев в сопротивлении самодержавному режиму, ставившему их в особо унизительное положение по сравнению с другими национальными меньшинствами (“черта оседлости”, процентная норма при приеме в учебные заведения и т.д.). Во-вторых, многие партии и союзы носили эфемерный характер и исчезали столь же быстро, как и возникали, не оставляя даже следа в исторической памяти народа. В-третьих, существенную роль в возникновении российской супермногопартийности играли сложная социальная структура населения России и та гипертрофированная, по сравнению с другими странами, роль, которую играла в общественно-политической жизни России интеллигенция, доминировавшая во всех без исключения политических партиях. Наконец, нельзя не учитывать и специфику той обстановки, которая сложилась в России в 1905–1907 гг. и была связана с резким переходом от полного отсутствия политической свободы к некой полусвободе, когда у многих возникало вполне объяснимое желание как-то обозначить себя в политическом пространстве, найти свою нишу, завербовать сторонников, завести печатный орган и т.д. Причем если раньше путь от скромного политического кружка или группы до оформления партии растягивался на многие годы, то в обстановке революции он занимал часто месяцы, а то и недели.При этом самыми крупными, массовыми политическими партиями в период первой российской революции были следующие пять; Союз русского народа, Союз 17 октября (октябристы), Конституционно-демократическая партия (кадеты), Партия социалистов-революционеров (эсеры) и Российская социал-демократическая рабочая партия, в которой были две фракции – большевики и меньшевики. Была ли в этом внешне хаотическом конгломерате партий, союзов и организаций какая-то система, внутренняя логика их взаимоотношений? Безусловно, ответ должен быть утвердительным. Прежде всего, все партии можно подразделить на общероссийские, региональные и национальные. Если говорить об их программных установках, то [c.79] можно выделить партии консервативные, либеральные и социалистические. С точки зрения тактики их можно разделить на правых и левых радикалов, с одной стороны, и умеренных – с другой. В Государственной думе депутаты, открыто заявившие о своей партийной принадлежности или партийных симпатиях, образовывали правый и левый фланги и находившийся между ними “центр”, в который входили кадеты, а временами и октябристы. Иными словами, здесь все зависит от угла зрения, под которым рассматривается история политических партий, от критериев подхода к их деятельности.С известной долей условности можно говорить и о социальной ориентации отдельных партий. Так, социал-демократы открыто называли себя рабочей партией; эсеры, выступавшие от имени всего “трудового народа”, постепенно превращались преимущественно в крестьянскую партию. Само за себя говорит и название Совета объединенного дворянства. Связи же кадетов и октябристов с буржуазией носили уже более сложный, во многом опосредованный характер, так же как и связи Союза русского народа с помещиками. Так или иначе, социальные критерии при классификации политических партий нужно применять очень осторожно и ни в коем случае их не абсолютизировать, как это делали марксисты.Вместе с тем следует подчеркнуть, что вплоть до 1917 г. ни одна политическая партия в России не прошла испытания властью и не имела опыта конструктивной государственной деятельности. Все партии, даже самые консервативные, занимались в основном критикой правительства, причем за исключением очень короткого периода, когда октябристы поддерживали Столыпина, в стране вообще не было правительственной партии или партий. С декабря 1905 г. действовала инструкция, запрещавшая государственным чиновникам вступать в какие бы то ни было партии, а в 1908 г. Сенат официально отказал кадетам в легализации их партийной деятельности.По экспертным оценкам, в 1906–1907 гг. совокупная численность всех российских политических партий не превышала 0,5% населения страны (в 1917 г. она возросла примерно до 1,5%). Крестьянская Россия и российская “глубинка” были охвачены партиями очень слабо.Все эти многочисленные оговорки не меняют, однако, того факта, что в начале XX в. и особенно в 1905–1907 гг. политическая жизнь России вступила в совершенно новую фазу, одной из главных примет которой была оживленная деятельность и бешеная конкуренция различных партий, союзов и организаций. [c.80]^ На пути к новой революцииМежреволюционный период (1908–1916 гг.) не принес каких-либо принципиальных изменений в расстановку сил на партийно-политической арене, хотя за это время в России возникло не менее двух десятков небольших новых партий и союзов (в основном национальных), в том числе партия прогрессистов, занимавшая промежуточное положение между октябристами и кадетами и безуспешно [c.80] претендовавшая на роль чисто буржуазной организации, которая наиболее адекватно отражает интересы торгово-промышленной буржуазии.Время, наступившее после поражения первой российской революции, было отмечено резким спадом партийно-политической активности, кризисными явлениями в деятельности всех без исключения партий и движений, сокращением численности их рядов, финансовыми затруднениями, широким распространением провокаторства в революционной среде, внутрипартийными расколами, идеологическими дискуссиями и т.д.Что касается правящих “верхов”, то они проводили политику бонапартистского лавирования между различными социальными силами при усилении относительной самостоятельности властных бюрократических структур. III Государственная дума (1907–1912), избранная по новому, менее демократичному, чем прежний, закону о выборах, оказалась гораздо более законопослушной и сговорчивой, чем две ее предшественниГлава II. ЧЕРНОСОТЕННЫЕ СОЮЗЫ И ОРГАНИЗАЦИИСреди партий и движений, вышедших на политическую арену после Манифеста 17 октября 1905 года, значились и презрительно именовавшиеся “черной сотней”. Возможно, срабатывала ассоциация: черный – значит, темный и реакционный. Сами черносотенцы не отказались от названия, имевшего уничижительный оттенок в устах демократов, и отвечали своим противникам в стихотворной форме: Когда неистовой хулою Русь заливал крамольный вал,