Движущие силы и условия развития личности

--PAGE_BREAK--Антропоцентристская парадигма мышления. Сущность человека ищется либо в самом человеке, либо в воздейству­ющей на него среде (биологической, социальной или физической).
Абсолютизация филогенетических, социогенетических, он­тогенетических закономерностей развития человека. Из антропоцентрической парадигмы мышления о человеке вытекает либо взгляд на человека вне истории его разви­тия, либо абсолютизация закономерностей какого-либо этапа одного процесса эволюции человека.
Человек — существо социально-генетическое не толь­ко потому, что он родился в обществе. За его появлением на свет стоит сложнейший процесс преобразования эво­люционных закономерностей образа жизни в истории фи­логенеза, антропогенеза и социогенеза.
В связи с этим, по мнению Асмолова А.Г., постановка вопроса о «степени живот­ности» и «степени человечности» человека в обществе некорректна в самой своей основе. Она, во-первых, изо­лирует человека из системы общества, в которой он толь­ко и существует; во-вторых, абстрагируется от истории преобразования образа жизни человеческого вида в антропогенезе и социогенезе, игнорирует специфику ис­тории человеческого вида в эволюции, смену законо­мерностей этой эволюции.
Поэтому, например, бихевиористы, изучающие чело­века как «стимульно-реактивное» существо, взаимодей­ствующее с той же средой, что и животные, допускают не только определенную абстракцию от закономернос­тей развития человека в истории общества. Они допуска­ют также и абстракцию как биологи, отождествляя закономерности развития вида «человека» с закономерностями развития других видов. Аналогичную двойную абстракцию проделывает и социобиология, перенося за­кономерности развития «общественных» насекомых на закономерности человеческого вида и общества.
Своего рода образцом скачка из филогенеза и эмбрио­генеза в область изучения типологии личности служит кон­ституционная концепция личностиУильяма Шелдона. Беря за основание своей концепции понятие «соматотония» (тип телосложения), У.Шелдон из трех слоев зародышевых ли­стиков в эмбриогенезе — эндодермы (из эндодермы обра­зуются внутренние органы), мезодермы (из мезодермы образуются мышечные и костные ткани) и эктодермы (из эктодермы развиваются кожа и нервные ткани) выводит разные соматотипы, из них — типы темперамента, из них — характер личности, а затем и закономерности развития общества. Закономерности эмбриогенеза организма, при­сущие самым разным биологическим видам в филогене­зе, абсолютизируются и возводятся в ранг закономерностей развития общества. На место закономерностей развития об­щества становятся закономерности филогенеза и эмбрио­генеза, присущие разным биологическим видам.Концепция У.Шелдона не только не учитывает социального происхождения личности. Она еще в большей степени, чем концепции бихевиористов, погружает процесс раз­вития человека в самые глубокие пласты биологической эволюции, не учитывая биологическую специфику вида Homo sapiens.
Примером абсолютизации закономерностей социоге­неза и их прямого переноса на онтогенез личности явля­ется концепция рекапитуляцииСтенли Холла. Согласно С.Холлу, подобно тому, как эмбриогенез в сжатом виде воспроизводит филогенез, онтогенез в сжатом виде про­ходит основные исторические этапы социогенеза. С.Холл устанавливает отношения равенства между тремя раз­ными периодами развития человеческого вида — эмбрио­генезом, социогенезом и онтогенезом. Так, ребенок в индивидуальном развитии воспроизводит все фазы раз­вития общества (животная фаза, фаза охоты и рыболов­ства, конец дикости и начало цивилизации и т.д.), как эмбрион проходит основные этапы филогенеза.
За этими примерами стоит абсолютизация тех или иных частных реальных закономерностей эволюционного про­цесса и изолирование процесса становления личности из антропогенетического, социогенетического и онтогенети­ческого историко-эволюционного процесса развития че­ловечества. Развитие личности опосредствовано историей антропогенеза и социогенеза человеческого вида, а по­этому вопрос о существовании животного, «низшего» начала в человеке и т.п. как с точки зрения философской методологии, так и с позиций системной и конкрентно-научной методологии упускает из виду тот факт, что че­ловек родится человеком в мире человека.
«Искусственные миры» вместо «мира человека в обществе».
Парадоксальность различных представлений о «среде», «культуре» и т.п. заключается в том, что так называемые «среды», например «физическая среда» в понимании Ньютона, «геометрическое пространство» Эвклида, «система координат» Декарта, являются человеческим изобретением, как и любые другие системные проявления предметного мира.
В.И. Вернадский называл научную деятельность человечества тем геологическим фактором, который приводит к возникновению ноосферы. В ноосфере и обитают многочисленные «лабораторные миры», «искусственные среды», «абстрактное время и пространство», открытые наукой, а потом принятые за реальность, подчиняющуюся универсальным законам.
Искусственные миры, неявно выдаваемые за особенности образа жизни в данном обществе, приводят к возникновению не только «психологических миров», «физической среды», «биологической среды», но и не в меньшей мере к «искусственным мирам» культуры (А.Г. Асмолов).
Гипертрофия культуры может привести  к тому, что «среда» обернется «миром безличных социальных норм», которые подчиняют социальным шаблонам антропологические характеристики разных индивидов, их природные мотивы и  потребности.
Из реальных фактов существования социальных норм в «мире человека» исследователь, оказавшийся под влия­нием схем двухфакторной детерминации развития лично­сти, вынужден сделать выводы о существовании двух изолированных миров — «мира социальных норм», при­сущего некоей типичной личности в данной культуре («ба­зовой личности»), и «психофизиологического мира» индивида, от индивидуальных естественных особеннос­тей которого зависит в незначительной степени адапта­ция к этим социальным нормам.
Гомеостатическая модель развития психики человека. За схемами двухфакторной детерминации развития личнос­ти стоит гомеостатическая модель, выводящая любые про­явления активности организма в ходе эволюции из стремления к достижению равновесия. Именно эта модель была исходной для психоанализа З.Фрейда, его метапси-хологических построений. Впоследствии на гомеостатическую модель опиралось большинство теорий психического развития человека, в том числе и теория швейцарской школы генетической психологии Ж.Пиаже. Ж.Пиаже провел скру­пулезный анализ разных вариантов гомеостатических объяснений эволюции в биологии и психологии, рас­сматривающих процесс взаимоотношения организма со средой.
По мнению Ж.Пиаже, могут быть выделены неэволю­ционистские и эволюционистские подходы к пониманию адаптации. К числу самых распространенных неэволюци­онистских подходов относится преформизм, сводящий адаптацию к актуализации изначально заложенных в орга­низм наследственных структур и нивелирую­щий роль внешней среды в процессе эволюции. Среди эволюционистских взглядов на взаимоотношение организ­ма и среды Ж.Пиаже выделил три варианта:
а) объясне­ние адаптивных изменений организма исключительно влиянием среды (ламаркизм);
б) объяснение адаптации эндогенными внутренними мутациями с последующим отбором;
в) объяснение адаптации прогрессирующим вли­янием внешних и внутренних факторов.
Свою теорию по­знавательного развития Ж.Пиаже относит к третьему варианту — к концепции двухфакторной детерминации познавательного развития ребенка.
При всем своеобразии теории генетической психологии Ж.Пиаже она в понимании адаптации процесса развития сходна с представлениями психоанализа об ассимиляции и диссимиляции, обеспечивающими стремление организ­ма при взаимодействии со средой к состоянию равновесия. Поэтому идеи психоанализа о развитии, о двухфактор­ной детерминации личности ни в коей мере не следует считать только достоянием истории психологии.
Правомерны ли представ­ления о развитии организма в эволюции как адаптивном процессе? Из принципов анализа человека как активного «элемента» развивающейся системы следует, что обяза­тельным условием развития является возникновение преадаптивных неутилитарных проявлений поведения человека, возникающих в системе и обеспечивающих ее историческую изменяемость, особенно в непредвиденных критических ситуациях. Подобное понимание развития систем в историко—эволюционном подходе к пониманию человека резко расходится с пониманием развития в пси­хоанализе. Само ядро данного понимания может быть пе­редано следующим образом: «Процесс жизни есть не уравновешивание с окружающей средой… а преодоление этой среды, направленной не на сохранение статуса или гомеостаза, а на движение в направлении родовой программы раз­вития и самообеспечения» (Бернштейн Н.А., 1966).
Из принципов гомеостатического понимания развития человека вытекает ряд прикладных направлений изуче­ния динамики поведения организма. Встает вопрос, су­ществуют ли конкретные факты, которые рассогласуются с гомеостатической моделью развития. Так, из схемы кон­фронтации двух факторов в частности следует, что орга­низм, стремящийся к удовольствию, при встрече с неблагоприятными обстоятельствами или барьерами на пути достижения объекта, испытывает отрицательные эмо­ции, которые им подавляются или, если есть возможность, сводятся к минимуму. Эта схема З.Фрейда получила ши­рокое распространение в психосоматике — направлении психологии и медицины, изучающей влияние психологи­ческих факторов, психотравмирующих ситуаций на мно­гие соматические заболевания. В психосоматике как общепризнанный факт принимается положение о том, что неотреагированные отрицательные эмоции (тревога, страх, гнев) приводят к вредным соматическим последствиям.
Основываясь на идеях З.Фрейда, Ф.Александер пред­ложил свою схему действия на организм отрицательных эмоций у человека. Адаптивное значение отрицательных эмоций в регуляции поведения организма заключается в том, чтобы оценить смысл для организма неблагоприят­ной ситуации. После эмоциональной оценки ситуации как неблагоприятной могут быть осуществлены два типа по­веденческих реакций — бегство или борьба. У животных отрицательная эмоциональная оценка ситуации приводит к таким физиологическим изменениям организма, кото­рые призваны обеспечить либо борьбу, либо избегание неблагоприятной ситуации (повышение мышечного то­нуса, учащение пульса, повышение артериального давле­ния и т.п.). Вслед за такой психофизиологической преднастройкой у животных разворачивается поведенчес­кий акт. По-иному происходит адаптация у человека. В силу многих социальных запретов при эмоциональной оценке ситуации как опасной он далеко не всегда может отреаги­ровать бегством или агрессией. Между тем механизмы физиологической мобилизации, выработанные в ходе эво­люции, срабатывают, что и приводит в начале к стойкому вегетативному возбуждению, а затем и к органическому поражению внутренних органов, например к гипертони­ческой или язвенной болезни.
Из схемы «разрядки» эмоции в поведении, предложен­ной Ф.Александером, следуют три вывода:
1)  отрицательные эмоции вредны организму, причем если они подавлены, то их вред возрастает;
2) эмоционально-нейтральная ситуация предпочтитель­нее для адаптации организма, чем отрицательные эмоции;
3)  позитивные эмоции полезны для организма, так как дают возможность более полно проявиться принципу удовольствия (В.С.Ротенберг).
Здравый смысл, а также некоторые факты из области психосоматики на первый взгляд подтверждают гомеостатическую схему «разрядки» эмоций Ф.Александера, а тем самым концепцию конфронтации двух факторов З.Фрейда.
Схема «разрядки» Ф.Александера была проанализирова­на В.С. Ротенбергом — одним из последователей создателя «физиологии активности» Н.А.Бернштейна. В.С.Ротенберг приводит две группы фактов, которые не только проти­воречат схеме Ф.Александера, но и показывают ограни­ченность концепций детерминации двух факторов.
Первая группа фактов основывается на наблюдениях врачей за поведением людей, их подверженностью раз­личным заболеваниям во время экстремальных критичес­ких ситуаций, массовых катастроф, войны, блокады. Во время войн падает процент психосоматических заболеваний (язва двенадцатиперстной кишки, гипертония). Далее, в эк­стремальных условиях повышается устойчивость к инфекционным заболеваниям, например у борющихся с эпи­демиями врачей; у матерей, которые являются единствен­ными кормильцами детей. В указанном круге ситуации резкое ухудшение условий жизни, порой совершенно не­человеческие ее условия приводят к возрастанию отрица­тельных эмоций, которые не только не влекут за собой предсказанные З.Фрейдом и Ф.Александером последствия, а приводят при одном обязательномусловии к прямо про­тивоположным эффектам. В качестве такого условия выс­тупает активное вовлечение людей в экстремальных ситуациях в ратную или трудовую деятельность, за кото­рую они несут ответственность и ради которой преодоле­вают самые различные препятствия. При отказе от деятельности и при возвращении в нормальные ситуации, несмотря на положительные эмоции, как это ни пара­доксально, процент психосоматических заболеваний вновь возрастает.
Вторая группа фактов, рассогласующихся со схемой «раз­рядки» эмоций Ф.Александера, касается «болезней дости­жения»,или, как их удачно называет В.С.Ротенберг, «синдрома Мартина Идена».Для «болезней достижения» ха­рактерно то, что резко выраженные психосоматические за­болевания возникают у людей на гребне успеха, то есть при достижении той цели, к которой они стремились и наконец достигли. Человек стремится завершить любимое дело, не­утомимо борется за истину, в общем, ставит перед собой сверхзадачи, разрешает их и… возникают «болезни достиже­ния» (инфаркты и т.п.), вызванные психогенными причи­нами. В основе «болезней достижения» лежит та же самая причина, которая вела к повышению сопротивляемости человека к психосоматическим заболеваниям, — поисковая активность, деятельность по преодолению подобных ситуаций. Однако при «болезнях достижения» резкий отказ от поис­ковой активности влечет за собой утрату смысла существо­вания, что может привести и приводит порой к тяжелым соматическим последствиям, в том числе и к смертельному исходу. Данные две группы фактов не укладываются в тра­диционные представления психосоматики, а тем самым в стоящую за психосоматикой гомеостатическую модель раз­вития личности.
Они также свидетельствуют о том, что без учета целе­направленной деятельности, снимающей оппозиции «че­ловек — среда», «личность — общество», картина представлений о развитии личности не просто обедняет­ся, а искажается, приводя к противопоставлению челове­ка и его жизни в человеческом мире.
Дуализм схем двухфакторной детерминации развития личности, устойчиво поддерживаемый антропоцентричес­кой парадигмой мышления о человеке, помещением че­ловека в «искусственные миры» среды и культуры вместо анализа образа жизни человека в обществе, абсолютиза­цией закономерностей развития, а также гомеостатической моделью развития психики человека преодолеваются в системном историко-эволюционном деятельностном подходе к изучению человека.
3. Схема системной детерминации развития лич­ности.
 В качестве отправной точки при анализе проблемы природной и социальной детерминациичеловека, а также связанных с ней вопросов о роли социальной среды в развитии личности, движущих сил развития личности, ее жизненного пути, структуры личности, твор­чества, личностного выбора и, наконец, характера и спо­собностей личности может быть дана следующая методологическая характеристика психологии личности: «Личность это не индивид; это особое качество, которое приоб­ретается индивидом в обществе, в целокупности отноше­ний, общественных по своей природе, в которые индивид вовлекается» (А.Н. Леонтьев, 1983).Иначе говоря, личность есть системное и поэтому «сверхчувственное» качество, хотя носителем этого качества яв­ляется вполне чувственный, телесный индивид со всеми его врожденными и приобретенными свойствами. Они, эти свойства, составляют лишь условия (предпосылки) формирования и функционирования личности, как и вне­шние условия и обстоятельства жизни, выпадающие на долю индивида (А.Н. Леонтьев).                                          
С этой точки зрения проблема личности образует но­вое психологическое измерение: иное, чем измерение, в котором ведутся исследования тех или иных психических процессов, отдельных от свойств и состояний человека; это — исследование его места, позиции в системе, кото­рая есть система общественных связей, общений, которые открываются ему; это — исследование того, что, ради чего и как использует человек врожденное ему и приобретен­ное им (даже черты своего темперамента и уж, конечно, приобретенные знания, умения, навыки… мышление). То же относится и к внешним условиям, к объективным воз­можностям удовлетворения потребностей человека» (А.Н. Леонтьев).
    продолжение
--PAGE_BREAK--Данная А.Н.Леонтьевым характеристика психологии личности представляет собой конкретную страте­гию психологии личности как самостоятельного направ­ления психологической науки, которой присущи, во-первых, определенные ориентиры, задающие общую логику изуче­ния развития личности: разведение понятий «индивид» и «личность», «личность» и «психические процессы», а также выделение новой схемы детерминации развития личнос­ти. Во-вторых, конкретные области психологии личности, высвечиваемые этими ориентирами. Основная особенность данной характеристики психологии личности состоит в том, что она является выражением полисис­темного видения личности.
Первый ориентир — это разведение понятий «индивид» и «личность», а также выявление различных качеств «инди­вида» и «личности», отражающих специфику их развития в природе и обществе.
При выделении понятия «индивид» в психологии лич­ности отвечают, прежде всего, на вопрос, в чем данный че­ловек подобен всем другим людям, то есть указывают, что объединяет данного человека с человеческим видом. По­нятие «индивид» не следует смешивать с противополож­ным по значению понятием «индивидуальность», с помощью которого дается ответ на вопрос, чем данный человек отличается от всех других людей. «Индивид» обо­значает нечто целостное, неделимое. Этимологическим истоком этого значения понятия «индивид» является ла­тинский термин индивидуум. Характеризуя личность, также имеют в виду «целостность», но такую «целостность», которая рождается в обществе. «Индивид» выступает как преимущественно генотипическое образо­вание, а его онтогенез характеризуется как реализация определенной филогенетической программы вида, дос­траиваемой в процессе созревания организма. В основе созревания индивида лежат в основном адаптивные при­способительные процессы, в то время как развитие лич­ности не может быть понято исключительно из приспособительных форм поведения. Индивидом рождают­ся, а личностью становятся (А.Н.Леонтьев, С.Л.Рубинштейн).
В обыденном сознании «индивид» и «личность» неред­ко отождествляются между собой. Истоки отождествления этих понятий восходят еще к мифологической антропо­логии Древнего Египта, откуда идея телесно инкапсули­рованной личности перекочевала в христианскую мифологию, а затем проявилась в таких психологических течениях, как психоанализ, персонология и гуманисти­ческая психология. Это понимание «телесности» личности нашло, в частности, выражение в том, что некоторые персонологи, прослеживая этимологию термина «лич­ность», указывают не только на греческую или латинс­кую этимологию этого термина «персона» — маска, а затем «роль артиста», но и на удобное для разведения различ­ных психологических течений разграничение в немецком языке терминов «Personlichkeit» и «Регsonalitat». Первый немецкий термин близок по значению к латинскому «персона» и отражает то социальное публичное впечатле­ние, которое данный человек производит на других лю­дей. Термин «личность» в этом смысле сводит понятие «личность» к внешним публичным проявлениям человека. В данном значении термин «личность» используется пре­имущественно в ролевых подходах к пониманию социаль­ного поведения человека.
Термин «личность» в значении второго немецкого термина отражает ядро, сердцевину, неповторимую глубинную природу человеческого существа, которая может быть врожденной, приобретенной, но, главное, телесно инкапсулированной. С помощью этого термина подчеркивается устой­чивость личности, ее автономность от изменяющихся со­циальных ситуаций, общества в целом. В этом значении термин «личность» как правило, употребляется психоана­литиками (З.Фрейд, К.Юнг), представителями гуманисти­ческой психологии (А.Маслоу, К.Роджерс), а также создателем теории неповторимости индивидуальной лич­ности Г.Мюрреем. В персонологии Г. Мюррея пространством обитания личности считается мозг человека. В указанных течениях личность выступает как нечто «единичное», уни­кальное, резко отличающееся от периферийного соци­ального фасада, то есть социальной маски, персоны, «социального индивида».
Если различие реальностей, обозначаемых понятиями «индивид» и «личность», упускается из виду, сущность личности размещается в пространстве «индивида», а ис­следователи опираются на схему двухфакторной детерминации развития личности и многочисленные био­логические типологии личности, опирающиеся при построении этих типологий на те или иные свойства индиви­да, например, на особенности его внешнего или внут­реннего телосложения (Э.Кречмер, У.Шелдон, Г.Айзенк и др.). Игнорирование несовпадения реальностей, обозначаемых понятиями «индивид» и «личность», влечет за собой две крайности: либо развитие личности подменяется разви­тием индивида, вследствие чего появление различных психических новообразований механически приурочива­ется к тому или иному возрасту по чисто хронологическим и биологическим критериям; либо процессы созревания индивида не учитываются вообще в социологизированных подходах к изучению личности.
Разграничение понятий «индивид» и «личность» имеет не только методологические, но и эмпирические основа­ния. Если представить шкалу с противоположными точ­ками «индивид» и «личность», то на одном ее конце окажется «личность без телесного индивида», вроде различных ми­фических личностей, а на другом — «индивид без личности», вроде детей, выращенных животными (фено­мен Маугли).
Трагическую картину процесса превращения личности в индивида, возникающего при выпадении личности из системы социальных связей, приходится иногда наблю­дать в домах-интернатах для престарелых (В.Ф.Болтенко). В.В.Давыдов, приводя пример из известной повести Л.Н.Толстого «Смерть Ивана Ильича», проводит грань между биологической смертью «индивида» и порой опе­режающей ее смертью самосознания личности. Иван Иль­ич знал, что умирает, но никак не мог принять этого. «Возможно, это и покажется парадоксальным, но люди порой «умирают» задолго до биологической смерти. Умирают, ибо все ими сделано и исчерпана до конца та воз­можность выразить себя в мире, которая дается каждому лишь раз. И у «роковой черты» остается только одно — сказать себе правду о своей жизни. Остается только испо­ведь как форма самораскрытия изнутри. И эта правда, ко­торую должен сказать себе человек, является последним, что ему остается сделать в жизни. Иван Ильич сказал себе эту правду, и ему было легко умирать, так как он уже фактически похоронил свою душу — эту, по меткому вы­ражению М.М.Бахтина, последнюю смысловую позицию личности» (Давыдов В.В., 1979). Самосознание личности оставляет человека, а жизнь индивида в системе социальных отношений еще продолжается, что ставит перед медиками порой немало трудноразрешимых этических проблем.
При разграничении понятий «индивид» и «личность» и эмпирическом плане самого пристального внимания заслуживает обнаруженный психогенетиками феномен «мы-самость» — существование одной личности у однояйцевых близнецов, не могущих существовать друг без друга ни во времени, ни в пространстве. Одна личность тем самым как бы обслуживается двумя индивидами.
Наряду с разграничением понятий «индивид» и «лич­ность» в отечественной и зарубежной психологии при характеристике личности используют различные триа­ды: «организм», «социальный индивид», «личность» (М.Г.Ярошевский, Ром Харре); «индивид», «личность», «ин­дивидуальность» (С.Л.Рубинштейн). Б.Г.Ананьевым было введено представление об «индивиде», «личности», «субъекте деятельности» и «индивидуальности». Через по­нятие «индивид» он обозначил «индивидные» природные свойства человека; через понятие «личность» — социаль­ное положение человека в обществе, общественные фун­кции — роли, цели и ценностные ориентации, определяющие социальную биографию человека. Под «субъектом деятельности» Б.Г.Ананьев понимал человека, обладающего сознанием и активно преобразующего мир в познании, труде и т.д., а под «индивидуальностью» — интегративное целостное объединение «индивида», «лич­ности» и «субъекта деятельности». Сходных взглядов на индивидуальность придерживался В.С.Мерлин, разраба­тывающий концепцию «интегральной индивидуальности».
И.С. Конвыделил несколько ориентаций изучения личности. Биогенетическая ориентация исследования развития человека в онтогенезе приводит исследователей к изучению, прежде всего фенотипических особенностей созре­вания организма. Социогенетическая ориентация побуждает исследователей к разработке представлений о закономер­ностях развития «социального индивида» или «личности» в понимании Б.Г.Ананьева. Персоногенетическая ориента­ция приводит к анализу преимущественно формирования са­мосознания личности, проявлений ее «индивидуальнос­ти». Выделяя эти ориентации изучения личности, И.С.Кон отмечает: «Поскольку каждая из этих моделей (реализа­ция биологически заданной программы, социализация и сознательное самоосуществление) отражает реальные сто­роны развития личности, спор по принципу «или—или» не имеет смысла. «Развести» эти модели по разным «носи­телям» (организм, социальный индивид, личность) так­же невозможно, ибо это означало бы жесткое однозначное разграничение органических, социальны^ и психических свойств индивида, против которого выступает вся совре­менная наука».
При анализе соотношений «индивида», «личности» и «индивидуальности» как «элементов» эволюционирующей системы анализируются их взаимосвязи в филогенетичес­ком, антропогенетическом, социогенетическом, онтоге­нетическом и функциональном аспектах их развития, а также ставится вопрос о преобразовании закономернос­тей историко-эволюционного процесса в ходе истории вида.
Появление человеческого индивида в «мире человека» опосредствовано всей историей его вида, которая прело­милась в наследственной программе индивида, подготав­ливающей его к специфическому для данного вида образу жизни. Так, только человеку присущи рекордная продол­жительность периода детства; возможность пребывать при рождении в состоянии крайней «беспомощности»; раз­мер веса мозга ребенка, составляющий всего лишь около четверти веса мозга взрослого человека. Последний факт станет еще более красноречивым, если вспомнить, что вес мозга большинства обезьян при рождении составляет более двух третей взрослой особи и достигает веса мозга взрослой обезьяны уже к концу первого года жизни.
Беспомощность человеческого индивида при рождении — яркое свидетельство того, что закономерно­сти биологической эволюции потеснились, преобразова­лись, а на первый и крупный план вышли закономерности историко-эволюционного процесса развития ребенка. За­коны биологической эволюции давно перестали быть дви­жущим фактором прогрессивного развития человечества. «Но такие явления, как спонтанные аборты (15% от всех беременностей), мертворождения (1% от всех родов), оп­ределенное количество бесплодных браков, повышенная смертность мальчиков в первый год жизни, — все они… должны рассматриваться как элементы естественного от­бора против определенных генотипов» (Бочков Н.П.).
Образ жизни человечества, как это вытекает из тео­рии А.Н. Северцова, приводит к конкретной перестройке за­кономерностей историко-эволюционного процесса, но именно к перестройке этого процесса, а не к его полной отмене. Закономерности эволюции не просто отмирают, а ради­кальным образом преобразуются, в корне меняется логи­ка причин и движущих сил эволюционного процесса. Индивидные свойства человека выражают, прежде всего, тенденцию человека как «элемента» в развивающейся си­стеме общества к сохранению, обеспечивая широкую адап­тивность человеческих популяций, особенно когда речь идет о филогенетически наиболее древних уровнях орга­низации индивида. Однако биология онтогенеза — инди­видного развития человека, несмотря на большое количество фактов, по мнению классика современной биологии Б.Л.Астаурова, в сущности, еще отсутствует. И главные ее трудности как раз в том и заключаются, что индивидное развитие чело­века осуществляется в контексте социального образа жиз­ни, который не просто накладывается на природный «субстрат» человека, а и в антропогенезе, и в социогенезе, и в жизненном пути личности приводит к преобразо­ванию этого природного «субстрата». В связи с этим на индивидное развитие человека в онтогенезе не могут быть перенесены закономерности биологической эволюции, разработанные на материале филогенеза в биологии. Воп­рос о природе и характере этих закономерностей, в том числе и о влиянии жизненного пути личности на онтоге­нетическое развитие индивида, еще не разрешен. В методологическом плане, с какого бы уровня мето­дологии вопрос о соотношении биологического и соци­ального в человеке не рассматривался, его решение расходится не только с фактами социо­логии и психологии, но и биологии. Индивид по способу жизни в среде коренным образом отличается от любых других биологических видов. «Никто не возражал бы иметь глаз орла, желудок кашалота, сердце ворона и т.д., то есть обладать звериным здоровьем и «зверской» физичес­кой работоспособностью. Но человеческое общество не могло бы сложиться, если бы у людей сохранились животные отношения к вещам и друг другу; звериные отно­шения к миру разрушили бы и общество, и человеческое в нас самих. У человека нет «биологического» в простом и основном значении этого термина — животно-биологи­ческого. Биологические особенности человека состоят именно в том, что у него нет унаследованных от живот­ных инстинктивных форм деятельности и поведения»(П.Я. Гальперин, 1976).
Таким образом, при разведении понятий «индивид», «личность» и «индивидуальность» в контексте историко-эволюционного подхода к изучению развития человека не происходит подмены этими понятиями терминов «био­логическое» и «социальное». Сама постановка вопроса о животно-биологическом в человеке, навязанная антропоцентристской парадигмой мышления, теряет смысл. Глав­ными вопросами становятся вопросы о преобразовании закономерностей биологической эволюции в историчес­ком процессе развития общества и о системной детерми­нации жизни личности, способом существования и развития которой является совместная деятельность в со­циальном конкретно-историческом образе жизни данной эпохи.
Второй ориентир — системная схема детерминации раз­вития личности.
Основаниемэтой схемы является совместная деятель­ность, посредством которой осуществляется развитие лич­ности в социально-историческойсистеме координат данной эпохи. «Мы привыкли думать, что человек представляет собой центр, в котором фокусируются внешние воздей­ствия и из которого расходятся линии его связей, его интеракций с внешним миром, что этот центр, наделен­ный сознанием, и есть его «Я». Дело, однако, обстоит вовсе не так… Многообразные деятельности субъекта пере­секаются между собой и связываются в узлы объективны­ми, общественными по своей природе отношениями, в которые он необходимо вступает. Эти узлы, их иерархии и образуют тот таинственный «центр личности», который мы называем «Я»; иначе говоря, центр этот лежит не в индивиде, не за поверхностью его кожи, а в его бытии.
… Анализ деятельности и сознания неизбежно при­водит к отказу от традиционного для эмпирической психологии эгоцентрического, «птолемеевского» пони­мания человека в пользу понимания «коперниканс-ского», рассматривающую систему взаимосвязей людей в обществе. Нужно только при этом подчеркнуть, что включенное в систему вовсе не значит растворя­ющееся в ней, а, напротив, обретающее и проявляю­щее в ней силы своего действия» (А.Н. Леонтьев, 1977).
Во избежание односторонней интерпретации представ­лений о совместной деятельности как основания разви­тия личности необходимо подчеркнуть, что «центром» личности являются не столько сами по себе «узлы» или «иерархии деятельностей» личности в социальном мире, а то, что порождается в многообразных деятельностях, то, ради чего и как человек использует приобретшие для него личностный смысл социальные нормы, ценности, иде­алы, в том числе и индивидные свойства, в своей жизни.
На определенном этапе развития личности взаимо­отношение между личностью и порождающим ее деятельностным «основанием» изменяется. Совместная де­ятельность в конкретной социальной системе по-прежнему детерминирует развитие личности, но личность, все более индивидуализируясь, сама выбирает ту деятельность, а по­рой и тот образ жизни, которые определяют ее развитие. Иначе говоря, в ходе жизни обозначается переход от ре­жима употребления, усвоения культуры — к режиму кон­струирования различных социальных миров.
Вне анализа многообразных совместных деятельностей как оснований развития личности возникают серьезные трудности при реализации в психологии принципов раз­вития и историзма. Вопросы о том, как индивид вовлека­ется в общественные отношения, каким образом приобретается системное «сверхчувственное» качество, позволяющее характеризовать индивида как «личность», как зовут ту силу, которая не только может породить лич­ность, но и определить закономерности ее функциониро­вания и развития, через что личность выражает свои отношения к миру и преобразует мир, — остаются без ответа. Путь к решению этих вопросов открывается в том случае, если в качестве системообразующего основания в схеме детерминации развития личности берется совмест­ная деятельность. Индивидные свойства человека и соци­альная среда не являются чем-то внешним по отношению к целенаправленной деятельности, не понимаются как два «фактора», варьируя которыми по принципу «больше-меньше» таинственный кукольник определяет судьбу личности, ее поступки. Они как бы погружены в много­образные деятельности, и их преобразования, влияющие на развитие личности, неотделимы в жизни личности от преобразований «потока деятельностей».
    продолжение
--PAGE_BREAK--